Омар хайям о жизни рубаи: Омар Хайям. Стихи о мудрости и смысле жизни

Содержание

Омар Хайям — Рубаи Омара Хайяма о жизни

Бегут за мигом миг и за весной весна;
Не проводи же их без песни и вина.
Ведь в царстве бытия нет блага выше жизни, —
Как проведёшь её, так и пройдёт она.

Безгрешными приходим — и грешим,
Весёлыми приходим — и скорбим.
Сжигаем сердце горькими слезами
И сходим в прах, развеяв жизнь как дым.

Будь жизнь тебе хоть в триста лет дана
Но всё равно она обречена,
Будь ты халиф или базарный нищий,
В конечном счёте — всем одна цена.

Будь милосердна, жизнь, мой виночерпий злой!
Мне лжи, бездушия и подлости отстой
Довольно подливать! Поистине, из кубка
Готов я выплеснуть напиток горький твой.

Вереницею дни-скороходы идут,
Друг за другом закаты, восходы идут.
Виночерпий! Не надо скорбеть о минувшем.
Дай скорее вина, ибо годы идут.

Влекут меня розам подобные лица
И чаша, чтоб влагой хмельной насладиться;
Хочу всем усладам земным причаститься,
Пока не настала пора удалиться.

Вот и эта минута земная пройдёт, —
Так пускай хоть, печали не зная, пройдёт.
Что ещё на земле нам дано, кроме жизни?
Как её проживёшь, так она и пройдёт!

Вот снова день исчез, как ветра лёгкий стон,
Из нашей жизни, друг, навеки выпал он.
Но я, покуда жив, тревожиться не стану
О дне, что отошёл, и дне, что не рождён.

Все ароматы жадно я вдыхал,
Пил все лучи. А женщин всех желал.
Что жизнь? — Ручей земной блеснул на солнце
И где-то в чёрной трещине пропал.

Всех, кто стар и кто молод, что ныне живут,
В темноту одного за другим уведут.
Жизнь дана не навек. Как до нас уходили,
Мы уйдём; и за нами — придут и уйдут.

Дай мне влаги хмельной, укрепляющей дух.
Пусть я пьяным напился и взор мой потух —
Дай мне чашу вина! Ибо мир этот — сказка,
Ибо жизнь — словно ветер, а мы — словно пух.

Долго ль спину придётся мне гнуть или нет,
Скоро ль мне суждено отдохнуть или нет —
Что об этом вздыхать, если даже вздыхая,
Я не знаю: успею вздохнуть или нет?

Если б мог я найти путеводную нить,
Если б мог я надежду на рай сохранить, —
Не томился бы я в этой тесной темнице,
А спешил место жительства переменить!

Если будешь всю жизнь наслаждений искать:
Пить вино, слушать чанг и красавиц ласкать —
Всё равно тебе с этим придётся расстаться.
Жизнь похожа на сон. Но не вечно же спать!

Если жизнь всё равно неизбежно пройдёт —
Так пускай хоть она безмятежно пройдёт!
Жизнь тебя, если будешь весёлым, утешит,
Если будешь рыдать — безутешно пройдёт.

Жизни стыдно за тех, кто сидит и скорбит,
Кто не помнит утех, не прощает обид,
Пой, покуда у чанга не лопнули струны!
Пей, покуда об камень сосуд не разбит!

Жизнь — волны рек в минутном серебре,
Пески пустыни в тающей игре.
Живи сегодня — а вчера и завтра
Не так нужны в земном календаре.

Жизнь — мираж. Тем не менее — радостным будь.
В страсти и опьянении — радостным будь.
Ты мгновение жил — и тебя уже нету.
Но хотя бы мгновение — радостным будь!

Жизнь — то шербет на льду, а то отстой вина.
Плоть бренная в парчу, в тряпье ль облачена —
Всё это мудрецу, поверьте, безразлично,
Но горько сознавать, что жизнь обречена.

Жизнь короткую лучше прожить не молясь,
Жизнь короткую лучше прожить веселясь.
Лучше нет, чем среди этой груды развалин
Пить с красоткой вино, на траве развалясь!

Жизнь мгновенная, ветром гонима, прошла,
Мимо, мимо, как облако дыма, прошла.
Пусть я горя хлебнул, не хлебнув наслажденья, —
Жалко жизни, которая мимо прошла.

Жизнь пронесётся, как одно мгновенье,
Её цени, в ней черпай наслажденье.
Как проведёшь её — так и пройдёт,
Не забывай: она — твоё творенье.

Жизнь с крючка сорвалась и бесследно прошла,
Словно пьяная ночь, беспросветно прошла.
Жизнь, мгновенье которой равно мирозданью,
Как меж пальцев песок, незаметно прошла!

Жизнь твою режут острой косой ночи и дни.
Но не владычат пусть над тобой ночи и дни!
С полною чашей радуйся, пой — ночи и дни.
Смертен ты. Вечной идут чередой ночи и дни.

За мгновеньем мгновенье — и жизнь промелькнёт.
Пусть весельем мгновение это блеснёт!
Берегись, ибо жизнь — это сущность творенья,
Как её проведёшь, так она и пройдёт.

Как долго пленными нам быть в тюрьме мирской?
Кто сотню лет иль день велит нам жить с тоской?
Так лей вино в бокал, покуда сам не стал ты
Посудой глиняной в гончарной мастерской.

Налейте мне вина, хочу забыть тревогу,
Хочу залить любовь, хочу залить мечту,
Какую б на земле, не выбрал кто дорогу,
Он выберет всегда: не нужную, не ту!

Когда б я властен был над этим небом злым,
Я б сокрушил его и заменил другим,
Чтоб не было преград стремленьям благородным
И человек мог жить, тоскою не томим.

Меняем реки, страны, города.
Иные двери, новые года.
А никуда нам от себя не деться,
А если деться — только в никуда.

Мне одна лишь отрада осталась: в вине,
От вина лишь осадок остался на дне.
От застольных бесед ничего не осталось.
Сколько жить мне осталось — неведомо мне.

Мне, господь, надоела моя нищета,
Надоела надежд и желаний тщета.
Дай мне новую жизнь, если ты всемогущий!
Может, лучше, чем эта, окажется та.

Мы чистыми пришли и осквернились,
Мы радостью цвели и огорчились.
Сердца сожгли слезами, жизнь напрасно
Растратили и под землёю скрылись.

Мы чистыми пришли, — с клеймом на лбах уходим,
Мы с миром на душе пришли, — в слезах уходим,
Омытую водой очей и кровью жизнь
Пускаем на ветер и снова в прах уходим.

На происки судьбы злокозненной не сетуй,
Не утопай в тоске, водой очей согретой!
И дни и ночи пей пурпурное вино,
Пока не вышел ты из круга жизни этой.

На сцену Бытия чуть опоздали мы,
Ступенькой ниже всех смиренно встали мы.
У жизни свой расклад, ей не до наших жалоб.
Скорее бы конец. А то устали мы.

Надо жить, — нам внушают, — в постах и труде.
Как живёте вы — так и воскреснете-де!
Я с подругой и с чашей вина неразлучен —
Чтобы так и проснуться на Страшном суде.

Налей вина, саки! Тоска стесняет грудь;
Не удержать нам жизнь, текучую, как ртуть.
Не медли! Краток сон дарованного счастья.
Не медли! Юности, увы, недолог путь.

Наполнив жизнь соблазном ярких дней,
Наполнив душу пламенем страстей,
Бог отреченья требует: вот чаша —
Она полна: нагни — и не пролей!

Нас учит жизнь пройти дорогу чести,
Не искушаясь на моменты лжи,
Чтоб различить смогли б мы дифирамбы лести,
Чтоб не налили сами яд в сосуд души.

Не завидуй тому, кто силён и богат.
За рассветом всегда наступает закат.
С этой жизнью короткою, равною вздоху,
Обращайся как с данной тебе напрокат.

Не молящимся грешником надобно быть —
Веселящимся грешником надобно быть.
Так как жизнь драгоценная кончится скоро —
Шутником и насмешником надобно быть.

Не смерть страшна.
Страшна бывает жизнь,
Случайная, навязанная жизнь…
В потёмках мне подсунули пустую.
И без борьбы отдам я эту жизнь.

Небесный свод жесток и скуп на благодать,
Так пей же и на трон веселия воссядь.
Пред господом равны и грех и послушанье,
Бери ж от жизни всё, что только можешь взять.

Немолящимся грешником надобно быть —
Веселящимся грешником надобно быть.
Так как жизнь драгоценная кончится скоро —
Шутником и насмешником надобно быть.

Нет другого рая, кроме рая — жить
Весело и праздно, петь, любить и пить.
Жизнь связалась жизнью на одно мгновенье,
И само мгновенье — только сновиденье.
Нет другого рая, кроме рая жить!
Так умейте, люди, этот рай любить!

О глупец, ты, я вижу, попал в западню,
В эту жизнь быстротечную, равную дню.
Что ты мечешься, смертный? Зачем суетишься?
Дай вина — а потом продолжай беготню!

Один припев у мудрости моей:
Жизнь коротка — так дай же волю ей;
Умно бывает — подстригать деревья,
Но обкорнать себя — куда глупей.

От безбожья до Бога-мгновенье одно.
От нуля до итога — мгновенье одно.
Береги драгоценное это мгновенье:
Жизнь — ни мало, ни много — мгновенье одно!

От бездны неверья до веры – мгновенье.
Мгновенна и жизнь, как мгновенен и путь,
Которым нас к правде приводит сомненье…
Ты это мгновенье ценить не забудь.

От веры к бунту — лёгкий миг один.
От правды к тайне — лёгкий миг один.
Испей полнее молодость и радость!
Дыханье жизни — лёгкий миг один.

От сомненья до веры — мгновенье одно.
От любви до измены — мгновенье одно.
Посвяти это краткое время веселью,
Ибо жизни размеры — мгновенье одно!

Под этим небом жизнь — терзаний череда,
А сжалится ль оно над нами? Никогда.
О нерожденные! Когда б о наших муках
Вам довелось узнать, не шли бы вы сюда.

Приходи — и не будем о прошлом тужить,
Будем пить и минутой сегодняшней жить.
Завтра, вслед за другими, ушедшими прежде,
Нам в дорогу пожитки придется сложить.

Прочь мысли все о том, что мало дал мне свет.
И нужно ли бежать за наслажденьем вслед!
Подай вина, саки! Скорей, ведь я не знаю,
Успею ль, что вдохнул, я выдохнуть иль нет.

Пусть я плохо при жизни служил небесам,
Пусть грехов моих груз не под силу весам —
Полагаюсь на милость единого, ибо
Отродясь никогда не двуличничал сам!

Свою слепить бы жизнь из самых умных дел,
Там не додумался, тут вовсе не сумел.
Но Время — вот у нас учитель расторопный!
Как подзатыльник даст, ты малость поумнел.

Сей жизни караван не мешкает в пути:
Повеселившись чуть, мы прочь должны уйти.
О том, что завтра ждет товарищей, не думай,
Неси вина сюда, — уж рассвело почти.

Сомненье, вера, пыл живых страстей —
Игра воздушных мыльных пузырей:
Тот радугой блеснул, а этот серый…
И разлетятся все! Вот жизнь людей.

Тайн вечности, мой друг, нам не постичь никак.
Неясен каждый звук, расплывчат каждый знак.
Жизнь – света пелена меж прошлым и грядущим.
Рассеется она – и мы уйдем во мрак.

Так как смерть все равно мне пощады не даст —
Пусть мне чашу вина виночерпий подаст!
Так как жизнь коротка в этом временном мире,
Скорбь для смертного сердца — ненужный балласт.

Те, кому жизнь полной мерой дана,
Одурманены хмелем любви и вина,
Уронив недопитую чашу восторга,
Спят вповалку в объятиях вечного сна.

Трясу надежды ветвь, но где желанный плод?
Как смертный нить судьбы в кромешной тьме найдет?
Тесна мне бытия печальная темница, —
О, если б дверь найти, что к вечности ведет!

Ты едва ли былых мудрецов превзойдешь,
Вечной тайны разгадку едва ли найдешь.
Чем не рай тебе — эта лужайка земная?
После смерти едва ли в другой попадешь.

Ты измучен, мой друг, суетою сует,
А забот тебе хватит на тысячу лет.
Не горюй о прошедшем — оно не вернется,
Не гадай о грядущем — в нем радости нет.

Ты скажешь эта жизнь — одно мгновенье.
Ее цени, в ней черпай вдохновенье.
Как проведешь ее, так и пройдет,
Не забывай: она — твое творенье.

И теперь живу под гнетом страха:
Я боюсь, что время, время злое
Уловить мне случай помешает,
Увенчать наградой хоть былое.

Ужели бы гончар им сделанный сосуд
Мог в раздражении разбить, презрев свой труд?
А сколько стройных ног, голов и рук прекрасных,
Любовно сделанных, в сердцах разбито тут!

Ходил я много по земле, она цвела,
Но в гору, нет, увы не шли мои дела.
Доволен я, что жизнь, хотя и огорчала,
Но иногда весьма приятно шла.

Хорошо, если платье твое без прорех.
И о хлебе насущном подумать не грех.
А всего остального и даром не надо —
Жизнь дороже богатства и почестей всех.

Хоть мудрец — не скупец и не копит добра,
Плохо в мире и мудрому без серебра,
Под забором фиалка от нищенства никнет.
А богатая роза красна и щедра!

Что есть счастье? Ничтожная малость. Ничто.
Что от прожитой жизни осталось? Ничто.
Был я жарко пылавшей свечой наслажденья.
Все, казалось, — мое. Оказалось — ничто.

Что жизни караван! Он прочь уходит.
Нам счастья удержать невмочь — уходит.
О нас ты не печалься, виночерпий,
Скорей наполни чашу — ночь уходит.

Что жизнь — базар, там друга не ищи.
Что жизнь — ушиб, лекарства не проси.
Сам не меняйся — людям улыбайся!
Но у любдей улыбок — не ищи.

Что за утро! Налей-ка, не мешкая, мне
Что там с ночи осталось в кувшине на дне.
Прелесть этого утра душою почувствуй —
Завтра станешь бесчувственным камнем в стене.

Что меня ожидает — неведомо мне,
Скорбь рождает раздумье о завтрашнем дне.
Пей, Хайям! Не пролей ни глотка этой влаги,
Этой жизни, которой все меньше на дне.

Я во сне увидал мудреца — старика,
Он сказал: «Что ты спишь? Жизнь и так коротка!
Пробудись, ибо сон есть подобие смерти,
Отлежать и в могиле успеешь бока».

Я повествую только о своём:
Что в жизни много разного, и в нём
Мы усмотреть должны все краски бытия и быта,
Чтоб не остаться у разбитого корыта.

Рубаи о жизни Омара Хайяма: стихотворения со смыслом

Омар Хайям — Не завидуй тому, кто силен и богат

Не завидуй тому, кто силен и богат,
за рассветом всегда наступает закат.
С этой жизнью короткою, равною вдоху,
Обращайся, как с данной тебе напрокат.

Омар Хайям — Я повествую только о своём

Омар Хайям — Я во сне увидал мудреца

Омар Хайям — Что меня ожидает, неведомо мне

Омар Хайям — Что за утро

Омар Хайям — Что жизнь

Что жизнь — базар, там друга не ищи.
Что жизнь — ушиб, лекарства не проси.
Сам не меняйся — людям улыбайся!
Но у людей улыбок — не ищи.

Омар Хайям — Что жизни караван

Омар Хайям — Что есть счастье

Омар Хайям — Хоть мудрец не скупец и не копит добра

Омар Хайям — Хорошо, если платье твое без прорех

Омар Хайям — Ходил я много по земле, она цвела

Омар Хайям — Ужели бы гончар им сделанный сосуд

Омар Хайям — И теперь живу под гнетом страха

Омар Хайям — Ты скажешь эта жизнь одно мгновенье

Омар Хайям — Ты измучен, мой друг, суетою сует

Омар Хайям — Ты едва ли былых мудрецов превзойдешь

Омар Хайям — Трясу надежды ветвь, но где желанный плод

Омар Хайям — Так как смерть все равно мне пощады не даст

Омар Хайям — Тайн вечности, мой друг, нам не постичь никак

Омар Хайям — Сомненье, вера, пыл живых страстей

Страница 1 из 41234»

Рецензия: «Рубайат Омара Хайяма» Фитцджеральда

Версия Фитцджеральда «Рубайат Омара Хайяма» — одно из величайших достижений английской поэзии. Он внес в язык больше фраз и общих цитат по сравнению с его размером, чем любое другое произведение литературы, включая Библию и Шекспира. «Фляжка вина, книга стихов и ты»… «Шагающий Перст пишет; и имея запись // Идет дальше»… и так далее.

Фитцджеральд выпустил пять изданий Рубаи (пятое было посмертным), с 75 четырехстрочными строфами в первом издании, затем возился с ним до конца своей жизни: добавлял еще 30 строф, снова вычитал и постоянно изменение слов, фраз и знаков препинания. У первого издания есть несколько достоинств: краткость, огонь и цельность оригинальной работы.

Эдвард Фитцджеральд был странным персонажем. Его личная жизнь была долгим поиском дружбы двух типов: интеллектуалов со страстью к литературе (Теннисон, Теккерей, Карлайл) и неинтеллектуальных мужчин, намного моложе его, отличавшихся «мужественной» внешностью. Его жизнь и поиски были трудными, так как викторианская Англия не облегчала жизнь гомосексуалистам.

С творческой стороны этот поиск дружбы проявился как потребность быть сотворцом: проявился в искусстве, где у него была пожизненная привычка покупать картины, сокращать их до лучшей композиции и подкрашивать работу. улучшить его; в музыке, где он аранжировал чужие произведения для своих друзей; и в литературе, где он нашел свою гениальность в работах других, переводя Эсхила, Кальдерона и Хайяма с греческого, испанского и персидского оригиналов, стремясь отождествиться с первоначальным автором и воспроизвести на английском не их точные слова, а суть их мысли и эмоции. И с Рубаи он, похоже, преуспел во всех отношениях. Пять версий, опубликованных между 1859 г.и 1889 составляют единственную самую продаваемую книгу стихов на английском языке.

Из сотен изданий, опубликованных после смерти Фитцджеральда, два моих любимых: за пышность иллюстрировано Эдмундом Дюлаком; и, для предыстории и понимания, тот, с предисловием Дика Дэвиса и опубликованный Penguin в 1989 году. с полным списком всех других вариантов, найденных в промежуточных версиях. Но — «Рубайат» Фитцджеральда состоит всего из 300 или 400 строк, в зависимости от версии — все это едва занимает 50 страниц. Предисловие Дика Дэвиса, почти такое же длинное, по-видимому, было сделано для того, чтобы сделать эту книгу популярной. И именно его вступление придает ему полную ценность.

Дэвис рассказывает о жизни и том, что можно узнать о личности Омара Хайяма, а также — в сочетании с обзором жизни, личности, агностицизма и скрытого гомосексуализма Фитцджеральда — о влечении, почти идентичности, которое Фицджеральд испытывал к нему. Он также исследует и подтверждает глубину переводческих навыков Фитцджеральда и анализирует использование им схемы рифмовки и размера. Первоначально Фитцджеральд начал переводить Хайяма парными куплетами ( aabb ), прежде чем увидел пользу рубайата Хайяма ().0015 aaba ) – учитывая эпиграмматический характер стихов, каждое четверостишие представляет собой самостоятельное философское высказывание, а возвращение в четвертой строке к рифме первых двух строк усиливает ощущение неизбежности в каждой строфе.

Возможно, самая интригующая мысль, прозвучавшая во Введении Дэвиса, заключается в том, что чувственные иллюстрации полуобнаженных женщин, столь распространенные в нашей коллекции рубаев, совершенно неверны. Судя по лингвистическим и культурным подсказкам как на персидском, так и на английском языках, Саки, молодой виночерпий, Ты из фляги с вином и книги стихов, должен быть привлекательным молодым мужчиной с его первыми усами, начинающими расти. in. Другими словами, несмотря на то, что я отдаю предпочтение Дюлаку, версия Рубаи Омара Хайяма Фитцджеральда прекрасно поддерживает пышные, богато украшенные, веселые иллюстрации; и это, вероятно, то, что Фицджеральд — и сам Хайям — предпочли бы.

Нравится:

Нравится Загрузка…

Рубаи Омара Хайяма, Саламана и Абсала Вместе с жизнью Эдварда Фицджеральда и эссе о Persian Poetry By Ralph Waldo Emerson by Jami, Edward FitzGerald, Omar Khayyam — Ebook

Ebook216 pages1 hour

Rating: 0 out of 5 stars

()

LanguageEnglish

PublisherArchive Classics

Release dateNov 26, 2013

Рецензии на Рубайат Омара Хайяма, Саламана и Абсала Вместе с жизнью Эдварда Фицджеральда и эссе о Персидская поэзия Ральфа Уолдо Эмерсона

Рейтинг: 0 из 5 звезд

0 оценок

0 оценок0 отзывов

Предварительный просмотр книги

Рубайат Омара Хайяма, Саламана и Абсала Вместе с жизнью Эдварда Фицджеральда и эссе о Персидская поэзия Ральфа Уолдо Эмерсона — Джами

Электронная книга Проекта Гутенберга Рубайят Омара Хайяма и Саламана и

Абсала Омара Хайяма и Ральфа Уолдо Эмерсона и Джами

Эта электронная книга предназначена для бесплатного использования кем угодно и где угодно. с

почти никаких ограничений. Вы можете копировать, отдавать или повторно использовать

в соответствии с условиями лицензии Project Gutenberg, прилагаемой

к этой электронной книге, или онлайн на сайте www.gutenberg.org

Название: Рубайат Омара Хайяма, Саламана и Абсала

Вместе с жизнью Эдварда Фицджеральда и эссе о

Персидская поэзия Ральфа Уолдо Эмерсона

Авторы: Омар Хайям и Ральф Уолдо Эмерсон

Джами

Переводчик: Эдвард Фитцджеральд

Дата выпуска: 7 сентября 2007 г. [Электронная книга № 22535]

Язык: английский

*** НАЧАЛО ЭТОГО ПРОЕКТА ГУТЕНБЕРГ ЭЛЕКТРОННАЯ КНИГА РУБАЙЯТ ОМАРА ХАЙЯМА ***

Автор: Автор:

и онлайн

Распределенная команда корректуры по адресу http://www.pgdp.net

Фитцджеральд Столетие Столетие

Рубайя

66999998 9008 из

169998

Omar Khayyám

AND

Salámán and Absál

RENDERED INTO ENGLISH VERSE

EDWARD FITZGERALD

TOGETHER WITH

A LIFE OF EDWARD FITZGERALD

AND AN

ОПЫТ О ПЕРСИДСКОЙ ПОЭЗИИ

РАЛЬФ УОЛДО ЭМЕРСОН

ПИКОК, МЭНСФИЛД энд Ко. , Лтд.

ПАТЕРНОСТЕР РОУ, ЛОНДОН

MCMIX

Boyle, Son & Watchurst

Принтеры и т.д.

Warwick Square, London, EC

СОДЕРЖАНИЕ.

Э. ФИТЦДЖЕРАЛЬДУ.

Старый Фитц, который из твоего пригородного усадьбы

Где однажды я задержался на некоторое время,

Взгляни на вращающуюся Сферу перемен

И приветствуй ее доброй улыбкой;

Кого еще я вижу, когда ты сидишь

Под твоим укрывающим садовым деревом,

И смотри, как порхают вокруг тебя голуби

И садят на плечи, руки и колени,

Или на твою голову свои розовые лапки,

Как будто они знают, что твоя диета щадит

Что бы ни шевелилось на этом листе

Пусть к Петру за его молитвами;

* * * * *

Но никто не может сказать

Эта великопостная пища заставляет задуматься,

Кто читает вашу золотую восточную песенку,

Чем я не знаю ни одной версии

На английском более божественно хорошо;

Планета, равная солнцу;

Который бросил его, этот большой неверный

Ваш Омар: и ваш Омар привлек

Полные аплодисменты от наших лучших

В современных письмах. …

Альфред, Лорд Теннисон.

ЖИЗНЬ ЭДВАРДА ФИТЦДЖЕРАЛЬДА.

Эдвард Фитцджеральд родился в 1809 году в Бредфилд-Хаусе, недалеко от Вудбриджа, Саффолк, и был третьим сыном Джона Перселла, который после женитьбы на мисс Фитцджеральд принял имя и герб, соответствующие семье его жены.

Сен-Жермен и Париж, в свою очередь, были домом его ранних лет, но в 1821 году его отправили в гимназию в Бери-Сент-Эдмундс. Во время своего пребывания в этом древнем фонде он был соучеником Джеймса Спеддинга и Дж. М. Кембла. Оттуда он отправился в 1826 году в Тринити-колледж в Кембридже, где познакомился с У. М. Теккереем и другими менее известными людьми. Его школьной и студенческой дружбе суждено было оказаться прочной, как и всем тем, которые ему еще предстояло сформировать.

Одной из главных черт Фитцджеральда было то, что его можно было бы почти назвать гением дружбы. Он, конечно, не прятал свое сердце на рукаве, но однажды возникшие узы никогда не развязывались из-за неудачи в милосердной и нежной привязанности с его стороны. Никогда в течение долгой жизни раздражительность и беспорядочная раздражительность (проявляемые, правда, временами переводчиком

Из Оксфорда Фитцджеральд удалился в «пригородную усадьбу» в Вудбридже, о которой упоминал Теннисон. Здесь, сузив свои телесные потребности до пределов пифагорейской пищи, он вел поистине простую жизнь в окружении книг и роз и, как всегда, нескольких верных друзей. Ежегодные визиты в Лондон в весенние месяцы поддерживали союзы прежних дней и обеспечивали ему еще новых близких, особенно братьев Теннисон.

Среди языков испанский, кажется, был его первой любовью. Его перевод Кальдерона, благодаря повиновению руководящему импульсу профессора Коуэлла, показал его миру как мастера редчайшего искусства — передачи английской аудитории света и тени стихотворения, впервые написанного на иностранном языке. .

По настоянию того же наставника он позже обратил свое внимание на персидский язык, и первыми плодами его труда стала анонимная версия в милтоновских стихах «Саламана и Абсала» Джами. Вскоре после этого сокровищница Бодлеанской библиотеки дала ему жемчужину его литературных стараний, стихи Омара Хайяма, жемчужину, чье ослепительное очарование прежде было открыто лишь немногим, и это благодаря посредству версия опубликована в Париже мсье Николя.

Поспешный и опрометчивый союз Фитцджеральда с Люси, дочерью Бернарда Бартона, поэта-квакера и друга Лэмба, был недолгим и не требует комментариев. Они согласились расстаться.

В более позднем возрасте большую часть лета поэт застал на борту своей яхты Скандал (так называемый основной продукт района) в компании с «Шикарным», как он называл Флетчера, рыбака из Альдебурга, чья переписка с Фитцджеральдом недавно было дано миру.

До конца он любил море, свои книги, свои розы и своих друзей, и этот конец пришел к нему, когда он был в гостях у своего друга Крэбба, со всей добротой внезапной смерти 14 июня 1883 года.

Помимо уже упомянутых работ, Фитцджеральд был автором Euphranor [1851], Платонического диалога о молодежи; Полоний : Сборник мудрых пил и современных экземпляров [1852 г. ]; и переводы Агамемнона Эсхила [1865]; и Эдип Тиранн и Эдип Колоней Софокла. Из этих переводов Агамемнон , вероятно, стоит рядом с Рубайатом по достоинству. К шести драмам Кальдерона, изданным в 1853 г., добавились еще две в 1865 г. Из этих пьес Vida es Sueno и El Magico Prodigioso обладают особыми достоинствами.

Его « Рубаи Омара Хайяма » впервые были изданы анонимно 15 января 1859 года, но не вызвали большого шума и, полузабытые, были вновь представлены вниманию литературного мира в следующем году Россетти, и, в связи с этим любопытно отметить, до какой степени Россетти играл роль литературной Лючины. Фитцджеральд, Блейк и Уэллс в долгу перед ним за своевременную помощь в реанимации отпрысков, которые, казалось, были обречены на выживание, но на короткое время родили их муки. Мистер Суинберн и лорд Хоутон также были впечатлены его достоинствами, и его слава медленно распространялась. Однако до публикации второго издания прошло восемь лет.