Омар хайям о жизни: Омар Хайям — Стихи о жизни: Читать мудрые, философские рубаи о смысле жизни

Содержание

Омар Хайям — Стихи Омара Хайяма о смысле жизни

Омар Хайям о смысле жизни


Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?
В чем нашей жизни смысл? Он нам непостижим.
Как много чистых душ под колесом лазурным
Сгорает в пепел, в прах, а где, скажите, дым?

Будь беспечен — печали не будет конца!
Будут звёзды на небе сиять для глупца.
Из подножного праха, что был твоим телом,
Люди слепят кирпич для постройки дворца.

Будь весел — всё равно не переждать невзгоды
И в небе не собрать звёзд бесконечных всходы.
А прах твой в кирпичи замесят, выйдет срок, —
В домах других людей держать поможешь своды.

Будь волен я — зачем мне приходить?
Будь волен я — зачем мне уходить?
Не лучше ль было бы — в руины эти
Не приходить — не уходить, не жить.

В ветвях надежды я ищу последний плод —
Который нить моих желаний разорвет.
Доколе мне искать в тюрьме существованья:
Где дверь, которая в Небытие ведет?

В мир пришел я, но не было небо встревожено,
Умер я, но сиянье светил не умножено.
И никто не сказал мне — зачем я рожден
И зачем второпях моя жизнь уничтожена?

В постройке кольцевой без окон, без дверей,
Скитальцы, узники бессмысленных путей,
Мы все беспомощны, как птицы средь сетей,
Мы жертвы времени, и страхов, и страстей.

В чертогах, где цари вершили суд.
Теперь колючки пыльные растут.
И с башни одинокая кукушка
Взывает горестно: «Кто тут? Кто тут?»

В чертоге том, где пировал Бахрам,
Теперь прибежище пустынным львам.
Бахрам, ловивший каждый день онагров,
Был, как онагр, пещерой пойман сам.

В этом замкнутом круге — крути не крути —
Не удастся конца и начала найти.
Наша роль в этом мире — прийти и уйти.
Кто нам скажет о цели, о смысле пути?

В этом мире ты мудрым слывешь? Ну и что?
Всем пример и совет подаешь? Ну и что?
До ста лет ты намерен прожить? Допускаю,
Может быть, до двухсот проживешь. Ну и что?

Вглядись, коль ты не слеп, во мрак могильной ямы.
Потом взгляни на мир, бушующий страстями.
Какие грозные им правили цари!..
Любой из них, смотри, растоптан муравьями.

Взгляни же: я жил во Вселенной.
Но выгод не ведал мирских.
Я мучился жизнью мгновенной,
Но благ не познал никаких.
Горел я, как светоч веселья.
Погас, не оставив следа.
Разбился, как чаша похмелья,
В ничто обратясь навсегда.

Вижу: птица сидит на стене городской,
Держит череп в когтях, повторяет с тоской:
«Шах великий! Где войск твоих трубные клики?
Где твоих барабанов торжественный бой?»

Вместо солнца весь мир озарить — не могу,
В тайну сущего дверь отворить — не могу.
В море мыслей нашел я жемчужину смысла,
Но от страха ее просверлить не могу.

Возник я на земле без пользы для небес,
Их не украсило и то, что я исчез.
Пригнать меня сюда, прогнать меня отсюда —
Хоть намекнул бы кто, какой им интерес?

Вообрази себя столпом наук,
Старайся вбить, чтоб зацепиться, крюк
В провалы двух пучин — Вчера и Завтра…
А лучше — пей! Не трать пустых потуг.

Во-первых, жизнь мне дали, не спросясь.
Потом — невязка в чувствах началась.
Теперь же гонят вон… Уйду! Согласен!
Но замысел неясен: где же связь?

Вразуми, всемогущее небо, невежд:
Где уток, где основа всех наших надежд?
Сколько пламенных душ без остатка сгорело!
Где же дым? Где же смысл? Оправдание — где ж?

Вращения небес не разгадал я, нет.
Ни крохи из того, о чем мечтал я, нет.
И вот свои труды проглядываю с болью:
Постигшим этот мир за век не стал я, нет.

Все этого пестрого мира дела, — как я вижу —
Презренны, никчемны, исполнены зла, — как я вижу.
Что ж, слава творцу! Этот дом, что я строил всю жизнь,
Невежды сожгут и разрушат дотла, — как я вижу.

Все, что в мире нам радует взоры, — ничто.
Все стремления наши и споры — ничто,
Все вершины Земли, все просторы — ничто.
Все, что мы волочем в свои норы, — ничто.

Все, что видишь ты, — видимость только одна,
Только форма — а суть никому не видна,
Смысла этих картинок понять не пытайся —
Сядь спокойно в сторонке и выпей вина!

Все, что есть — только вымысел, сном улетает.
И не избранный тот, кто о том не узнает.
Сядь, испей эту чашу и развеселись!
Пусть тебя сожаленье потом не терзает.

Все, что ты в мире изучил, — ничто,
Все, что слыхал и говорил, — ничто,
И все, чему свидетель был, — ничто,
Все, что так дорого купил, — ничто.

Где высился чертог в далекие года
И проводила дни султанов череда,
Там ныне горлица сидит среди развалин
И плачет жалобно: «Куда, куда, куда?»

Где мудрец, мирозданья постигший секрет?
Смысла в жизни ищи до конца своих лет:
Все равно ничего достоверного нет —
Только саван, в который ты будешь одет…

Где польза от того, что мы пришли — ушли?
Где в коврик Бытия хоть нитку мы вплели?
В курильнице небес живьем сгорают души.
Но где же хоть дымок от тех, кого сожгли?

Где польза, что придем и вновь покинем свет?
Куда уйдет уток основы наших лет?
На лучших из людей упало пламя с неба,
Испепелило их, — и даже дыма нет.

Где прежде замок высился надменно
До самых облаков,
Куда в чертоги шли цари смиренно
С покорностью рабов,
Я видел: горлица нахохлившись сидела
И, нарушая сон,
Кричала, словно вымолвить хотела:
Где он? Где он?

Гонит рок нас по жизни битой, как мячи,
Ты то влево, то вправо беги — и молчи!
Тот, кто бешеный гон в этом мире устроил,
Он один знает смысл его скрытых причин.

Дар своевольно отнятый — к чему?
Мелькнувший призрак радости — к чему?
Потухший блеск и самый пышный кубок,
Расколотый и брошенный, — к чему?

Дворец, где царь Джамшид пиры давал,
Прибежищем лисиц и ланей стал.
Бахрам разил онагров на охоте,
Смотри, он сам, сраженный смертью, пал.

Для тех, кто умирает, Багдад и Балх — одно;
Горька ль, сладка ли чаша, мы в ней увидим дно.
Ущербный месяц гаснет — вернется молодым,
А нам уж не вернуться… Молчи и пей вино!

Для чего бытие, раз уход предрешен?
Для чего алчный путь в жизни определен?
Если место предписано это оставить,
Для чего покой нам, кто на миг лишь рожден?

Доколе жизнь свою ты будешь посвящать
Гордыне суетной и самообожанью?
Иль, одержим больным стремлением к познанью,
Причин небытия и бытия искать?
Пей светлое вино! Ту жизнь, что чрез мгновенье
Прервать готова смерть, идущая вослед,
Любить иль понимать не стоит. Цели нет!
И лучше жизнь влачить во сне иль в опьяненьи!

Доколе красотой пленяться должен ты,
За добрым и дурным гоняться должен ты?
Да хоть змеиный яд, да хоть вода живая,
А в землю все равно впитаться должен ты.

Душа расстанется с тобою навсегда.
Ты в неизведанном растаешь без следа.
Испей вина!.. Пришел неведомо откуда.
И отдохни!.. Уйдешь неведомо куда.

Египет, Рим, Китай держи ты под пятой,
Владыкой мира будь — удел конечный твой
Ничем от моего не будет отличаться:
Три локтя савана и пядь земли сырой.

Если все государства, вблизи и вдали,
Покоренные, будут валяться в пыли —
Ты не станешь, великий владыка, бессмертным.
Твой удел невелик: три аршина земли.

Завесы роковой никто достичь не смог,
Предначертаний смысл никто постичь не смог.
По тропкам логики все колесим привычно,
Догадки с истиной никто сличить не смог.

Зависело б от нас, мы не пришли б сюда,
А раз уже мы здесь, — ушли бы мы когда?
Нам лучше бы не знать юдоли этой вовсе
И в ней не оставлять печального следа.

Загадок вечности не разумеем — ни ты, ни я.
Прочесть письмен неясных не умеем — ни ты, ни я.
Мы спорим перед некою завесой. Но час пробьет,
Падет завеса, и не уцелеем — ни ты, ни я.

Зачем живем не знаем сами,
Мы бродим в мире , как слепцы…
Зачем? Не объяснят словами
Вам ни какие мудрецы!

Зачем смертей, рождений бессмысленный поток?
Где в ткани жизни нашей основа, где уток?
В огне стремлений тщетных сгорело столько душ
От них, испепеленных, остался ль хоть дымок?

Зачем, творец мой, ты меня заставил
От первых дней себя распознавать?
И творческую мощь ты сам же обесславил,
Уделом начертав мне слово «умирать»?!
Какая цель? В чем смысл того познанья
И для чего оно, когда не в силах я
Воспользоваться им для целей бытия,
Раз осужден тобой на вечное изгнанье?

Звездный купол — не кровля покоя сердец,
Не для счастья воздвиг это небо творец.
Смерть в любое мгновение мне угрожает.
В чем же польза творенья?- Ответь, наконец!

Здесь башня в старину до туч вставала,
Цари лобзали здесь порог, бывало.
А ныне утром: «Где все это, где?» —
В развалинах кукушка куковала.

Здесь владыки блистали в парче и в шелку,
К ним гонцы подлетали на полном скаку.
Где все это? В зубчатых развалинах башни
Сиротливо кукушка кукует: «Ку-ку»…

Здесь каждый дар небес — не слезы, так беда;
Чуть горе отойдет, навалится нужда…
О жизни на земле узнать бы нерожденным,
Навек бы зареклись они идти сюда.

Земля в конце времен рассыпаться должна.
Гляжу в грядущее и вижу, что она,
Недолговечная, не даст плодов нам…
Кроме прекрасных юных лиц и алого вина.

Знает твердо мудрец: не бывает чудес,
Он не спорит — там семь или восемь небес.
Раз пылающий разум навеки погаснет,
Не равно ль — муравей или волк тебя съест?

Из верченья гончарного круга времен
Смысл извлек только тот, кто учен и умен,
Или пьяный, привычный к вращению мира,
Ничего ровным счетом не смыслящий в нем!

Изболелся я сердцем, печалью убит
И завидую тем, кто в могиле лежит.
Не могу отыскать я дорогу к спасенью, —
Видно, грешник великий, я богом забыт.

Изнеженную жизнь вообразив, затем
Так долго мучиться, искать ее — зачем?
Порочный этот круг никак ты не покинешь;
А впрочем, этот круг покинешь, став ничем.

Искатель счастья! Жизнь — как промелькнувший миг.
Струящаяся пыль — царя Джамшида лик.
Великие дела людей и мирозданья —
Обман, виденье, сон, случайный взгляд и вскрик.

Как странник, павший в солонцах без сил,
Ждет, чтоб конец мученьям наступил,
Так счастлив тот, кто рано мир покинул;
Блажен, кто вовсе в мир не приходил.

Катилась капля влаги — и встретилась с рекой…
Была песчинка праха — слилась навек с землей.
Что значит в мире этом приход твой и уход?
Мелькнула мошка где-то, и нет ее.

Когда б в желаниях я быть свободным мог
И власть бы надо мной утратил злобный рок,
Я был бы рад на свет не появляться вовсе,
Чтоб не было нужды уйти чрез краткий срок.

Когда бы сам решал, я б не пришел сюда;
Но если б сам решал, и не ушел туда.
Уж лучше, чем бродить среди развалин мира, —
Ни здесь бы я, ни там, никак и никогда.

Коль ты постиг, мой друг, в чьей воле этот свет,
К чему терзания, в которых смысла нет?
Вершил бы ты дела, тогда б и нес ответ…
Живешь единожды. Будь весел! — мой совет.

Коль этот храм — для нас, но только на словах,
Грех упустить любовь и чашу на пирах.
Зачем, о прах иль Бог, надежды мне и страх?
Я все равно уйду, хоть Бог царит, хоть прах.

Кто помнит, как немного прожить нам суждено,
Для тех печаль и радость, и боль, и смех — одно.
Полна ли жизнь страданьем, лекарство ль нам дано —
Все это так недолго, неважно… Все равно!

Малая капля воды слилась с волною морской.
Малая горстка земли смешалась с перстью земной.
Что твой приход в этот мир и что твой уход означают?
Где эта вся мошкара, что толклась и звенела весной?

Мастер, шьющий палатки из шелка ума,
И тебя не минует внезапная тьма.
О Хайям! Оборвется непрочная нитка.
Жизнь твоя на толкучке пойдет задарма.

Меня философом враги мои зовут,
Однако, — видит бог, — ошибочен их суд.
Ничтожней много я: ведь мне ничто не ясно,
Не ясно даже то, зачем и кто я тут.

Много ль проку в уме и усердье твоем,
Если жизнь — краткосрочный кабальный заем?
Есть ли смысл заключенным в тюрьму сокрушаться,
Что явились мы поздно и рано уйдем?

Мой враг меня философом нарек, —
Клевещет этот злобный человек!
Будь я философ, в эту область горя —
На муки, не пришел бы я вовек!

Моя будь воля — не родился б я,
Не умер бы, поверь, будь власть моя.
Родиться, натерпеться мук, исчезнуть…
Не лучше ли покой небытия!

Мужи, чьей мудростью был этот мир пленен,
В которых светочей познанья видел он,
Дороги не нашли из этой ночи темной,
Посуесловили и погрузились в сон.

Мы уйдем без следа — ни имен, ни примет.
Этот мир простоит еще тысячи лет.
Нас и раньше тут не было — после не будет.
Ни ущерба, ни пользы от этого нет.

На башне Туса птица мне предстала:
Царя Кавуса череп созерцала,
— Увы, увы! — как будто повторяла, —
Где колокола глас, где гром кимвала?

На стенах Туса я увидел утрем рано
Над мертвым черепом царя Кавуса — врана.
Он каркал: «Где они теперь, — увы, увы! —
Напевы бубенцов и крики барабана?»

Над улочкой лачуг возвысилась луна,
Шатер на небесах раскинула она.
И вдруг ослиный рев из стойла: «Ночь черна,
И жить не стоило, коль миру грош цена!»

Нам жизнь навязана; ее водоворот
Ошеломляет нас, но миг один — и вот
Уже пора уйти, не зная цели жизни,
Приход бессмысленный, бессмысленный уход!

Народы, что нашли, сойдя в приют смиренный,
Забвение невзгод и нищеты презренной,
Со Смертью шепчутся: «Как жалко, жалко всех,
Кому в грядущее брести по жизни бренной!»

Наш под куполом этим мятущийся лик
Муравью лишь подобен, что в склянку проник:
Ведать нам не дано о надежде и страхе —
Ослепленно блуждаем, как мельничный бык.

Не изумляться тут — чему, сынок, скажи?
Осмыслить Бытие хоть кто-то смог, скажи?
Кто вправду счастлив был хотя б денек, скажи,
Кто не предчувствовал плачевный рок, скажи?

Не трусь перед судьбой, тогда сверкнет во мгле
Священное вино на нищенском столе.
Сначала — из земли; в конце — обратно в землю;
Считай, ты под землей, идущий по земле.

Нелепо мудрствовать, когда стремишься к Богу,
Иль верить: идолы укажут нам дорогу.
Допустим, Каабу узрел ты наконец…
В развалинах ли суть, когда твой путь — к Чертогу?

Нет времени, Омар, присесть и отдохнуть:
Существование — из бездны в бездну путь.
Да, первая из них уж не страшна ничуть;
Вторая — близится, и все огромней жуть.

Нет, храм о двух Дверях нам не дал ничего;
Растрачена душа, и в сердце все мертво.
Блажен, кто в этот мир не разыскал дороги
Иль вовсе избежал зачатья своего.

Неужто для отдыха места мы здесь не найдем?
Иль вечно идти нескончаемым этим путем?
О, если б надеяться, что через тысячи лет
Из чрева земли мы опять, как трава, прорастем!

Ни от жизни моей, ни от смерти моей
Мир богаче не стал и не станет бедней.
Задержусь ненадолго в обители сей —
И уйду, ничего не узнавши о ней.

Ну и сокровище нашлось для нас: ничто.
От козней мира я, взгляни, что спас: ничто.
Я, светоч радости, когда погас, — ничто.
Джамшидов кубок — я… Разбей! Тотчас — ничто.

О невежда! Вокруг посмотри, ты — ничто,
Нет основы — лишь ветер царит, ты — ничто
Два ничто твоей жизни предел и граница,
Заключен ты в ничто, и внутри ты — ничто.

О невежды! Наш облик телесный — ничто,
Да и весь этот мир поднебесный — ничто.
Веселитесь же, тленные пленники мига,
Ибо миг в этой камере тесной — ничто!

О, доколе сокрушаться, что из этой майханы
Ни конец мой, ни начало мне в тумане не видны.
Прежде, чем я в путь безвестный соберу свои пожитки,
Дай вина мне, милый кравчий! Поясненья не нужны.

Океан, состоящий из капель, велик.
Из пылинок слагается материк.
Твой приход и уход — не имеют значенья.
Просто муха в окно залетела на миг…

От богохульных слов до послушанья — вздох,
И от сомнения до пониманья — вздох.
Пусть этот вздох Творца согреет нас отрадой,
Иначе весь итог существованья — вздох.

Палаток мудрости нашивший без числа,
В горнило мук упав, сгорел Хайям дотла.
Пресеклась жизни нить, и пепел за бесценок
Надежда, старая торговка, продала.

По желанью мудрецов не вертится небосвод.
Восемь ли небес сочтешь, семь ли — здесь не важен счет.
Все равно, коль умирать, коль мечта твоя умрет, —
Съест ли муравей тебя или волк в степи сожрет.

По книге бытия гадал я о судьбе.
Мудрец, скрывая скорбь душевную в себе,
Сказал: «С тобой — луна в ночи, как месяц, долгой.
Блаженствуй с ней! Чего еще искать тебе?»

Под чашей неба жизнь безрадостно пуста.
Кого, пока он жив, не мучит суета?
Хоть миг бессмертия — и то, увы, мечта.
Так в чем же цель твоя, без цели маета?

Познай все тайны мудрости! — А там?..
Устрой весь мир по-своему! — А там?..
Живи беспечно до ста лет счастливцем…
Протянешь чудом до двухсот!.. — А там?..

Посмотри: все, чего я добился, — ничто.
Что узнал я и чем насладился — ничто.
Я — чудесный фонтан: истощился — ничто.
Я — волшебная чаша: разбился — ничто.

Приход мой небу славы не доставил,
И мой уход величья не прибавил.
Мне так и не дано постичь, зачем
Я в мир пришел, зачем его оставил.

Приход наш и уход — на кольцевом пути;
Начала и конца у круга не найти.
Кто суть его постиг, скитальцев просвети:
Пришли откуда мы? Должны куда уйти?

Приход наш и уход загадочны, — их цели
Все мудрецы земли осмыслить не сумели,
Где круга этого начало, где конец,
Откуда мы пришли, куда уйдем отселе?

Приход наш и уход, какой в них, право, прок?
Основа жизни в чем — ответить кто бы смог?
И лучших из людей спалил огонь небесный —
Лишь пепел видим мы, а где хотя б дымок?

Пришел я в этот мир по принужденью,
Встречал недоуменьем каждый день я.
А ныне изгнан, так и не поняв
Исчезновенья смысл и цель рожденья.

Пускай ты прожил жизнь без тяжких мук, — что дальше?
Пускай твой жизненный замкнулся круг, — что дальше?
Пускай, блаженствуя, ты проживешь сто лет
И сотню лет еще, — скажи, мой друг, что дальше?

Пусть императором китайским стать ты смог,
И все цари земли лобзают твой порог!..
Зачем? Уж лучше век беспечного веселья:
Аршина три земли — один у нас итог.

Пусть не томят тебя пути судьбы проклятой,
Пусть не волнуют грудь победы и утраты.
Когда покинешь мир — ведь будет все равно,
Что делал, говорил, чем запятнал себя ты.

Пусть, как огонь, сквозь воздух мы пройдем,
Пусть мы исток живой воды найдем,
Ведь все равно мы — прах, мир этот — ветер.
Так сядем, упоим сердца вином.

Путем Аллаха слыл ходжа — «Рохалло Ку»,
Ох и потешил спесь он на своем веку!
А нынче на его дворце сидит кукушка
И вспомнить прозвище не может: «Ку… Ку-ку…»

Раб тела ветхого, страстей его и боли,
Ты будешь по свету кружить, мой друг, доколе?
Уходят. Мы уйдем. Еще придут. Уйдут…
И нет ни одного, кто надышался б вволю.

Раз успешны дела, важно ль, тяжек ли труд?
Миг живем — важно ль, счастье иль беды придут?
Раз нам всем суждена переноска пожитков,
Мудрецу все равно — гроб иль трон его ждут.

Расшил Хайям для Мудрости шатер, —
И брошен Смертью в огненный костер.
Шатер Хайяма Ангелом порублен.
На песни продан золотой узор.

Рожденье наше миру красы не придает,
И наша смерть Вселенной вреда не принесет.
Я никого не встретил, кто мог бы мне сказать —
Кому, зачем был нужен приход наш и уход…

Рыбешка — утке, без воды мечась:
«Наполниться ручью придет ли час?»
«Зажарят, — утка молвит, — степь иль море,
Не все ль равно, что будет после нас!»

Сердца кровь заливает меня, о саки,
В мире жизнь — это миг, западня, о саки!
Дай вина! Жизнь прошла, ты не дай ей угаснуть
Будто искре мгновенной огня, о саки!

Смысла нет перед будущим дверь запирать,
Смысла нет между злом и добром выбирать.
Небо мечет вслепую игральные кости,
Все, что выпало, надо успеть проиграть.

Считай хоть семь небес, хоть восемь над землей, —
Ведь не изменит их движенья разум твой.
Раз нужно умереть, не все ль равно: в гробнице
Съест муравей тебя, иль волк в глуши степной.

Считай, что все дела на лад пошли,
Что ты хозяин всех богатств земли,
А после ты сочти все это снегом,
Растаявшим легко в степной дали.

Считай, что ты достиг желанного в делах,
Считай — жизнь кончилась, и ты — безмолвный прах.
Ты говорил, что ты желанного добьешься,
Считай, хоть вряд ли так, — что все — в твоих руках.

Считай, что ты изменишь ход планет.
Считай, что этот свет — не этот свет.
Надейся, что желанного достигнешь.
Считай, что так. А нет — считай, что нет.

Те, что украсили познанья небосклон,
Взойдя светилами для мира и времен,
Не расточили тьму глубокой этой ночи,
Сказали сказку нам и погрузились в сон.

Те, что ясной мысли жемчуга сверлили,
О природе Бога много говорили,
Так и не узнав разгадки главной тайны
Поболтали праздно, а потом — почили.

Тревога вечная мне не дает вздохнуть,
От стонов горестных моя устала грудь.
Зачем пришел я в мир, раз — без меня ль, со мной ли —
Все так же он вершит свой непонятный путь?

Ты в мире видишь, дух, чужбину — почему?
Ты ни дворцу не рад, ни чину — почему?
Ты был божественным владыкой, а сегодня
Низвергнут в скорбную пучину… Почему?

Ты видел мир, но все, что ты видал, — ничто.
Все то, что говорил ты и слыхал, — ничто.
Итог один, весь век ты просидел ли дома,
Иль из конца в конец мир исшагал, — ничто.

Увидел птицу я среди руин твердыни
Над черепом царя, валявшимся в пустыне.
И птица молвила: «Ты ль это Кей-Кавус?
Где гром твоих литавр? Где трон и меч твой ныне?»

Увы! Мое сердце не знает лекарства,
Уходит душа, расстается со мной…
Куда ты уходишь? В какое ты царство
Помчишься из тела за новой судьбой?

Стремясь к любви, провожала ты годы,
Прошедшее стало тебе пустотой…
Ни в царстве духовном, ни в царстве природы
Нет смысла, нет жизни, желанной тобой.

Удивленья достойны поступки творца!
Переполнены горечью наши сердца,
Мы уходим из этого мира, не зная
Ни начала, ни смысла его, ни конца.

Философом меня назвал лукавый лжец.
Я вовсе не таков, свидетелем Творец.
А впрочем, раз уж я пришел в обитель скорби,
То — что такое я? — узнаю наконец.

Хоть все сокровища — давай, сгреби! А там?
Все наслаждения — давай, скупи! А там?
Ведь ай как хочется сто лет прожить! Ну ладно,
Вторую сотню лет — давай, скрипи! А там?

Хотя стройнее тополя мой стан,
Хотя и щеки — огненный тюльпан,
Но для чего художник своенравный
Ввел тень мою в свой пестрый балаган?

Цветам и запахам владеть тобой доколе?
Доколь добру и злу твой ум терзать до боли?
Ты хоть Земземом будь, хоть юности ключом, —
В прах должен ты уйти, покорен общей доле.

Что есть счастье? Ничтожная малость. Ничто.
Что от прожитой жизни осталось? Ничто.
Был я жарко пылавшей свечой наслажденья.
Все, казалось, — мое. Оказалось — ничто.

Что пользы миру от того, что в мир внесли меня,
И что он потерял — скажи — как погребли меня?
Ни от кого я никогда ответа не слыхал, —
Зачем родили? И зачем прочь увели меня?

Что пользы, что придем и вновь покинем свет?
Куда уйдет уток основы наших лет?
На лучших из людей упало пламя с неба,
Испепелило их — и даже дыма нет.

Чья рука этот круг вековой разомкнет?
Кто конец и начало у круга найдет?
И никто не открыл еще роду людскому —
Как, откуда, зачем наш приход и уход.

Я в мире праха прах пошевелил… Конец.
Для ста врагов-друзей был мил-немил… Конец.
Но как?.. Но почему?.. Напрасные вопросы:
Как чашу, Ты меня налил, пролил… Конец.

Я в этот мир пришел, — богаче стал ли он?
Уйду, — великий ли потерпит он урон?
О, если б кто-нибудь мне объяснил, зачем я,
Из праха вызванный, вновь стать им обречен?

Я пришел — не прибавилась неба краса,
Я уйду — будут так же цвести небеса.
Где мы были, куда мы уйдем — неизвестно:
Глупы домыслы всякие и словеса.

Я скажу по секрету тебе одному:
Смысл мучений людских недоступен уму.
Нашу глину Аллах замесил на страданьях:
Мы выходим из тьмы, чтобы кануть во тьму!

Омар Хайям — Мудрости жизни Омара Хайяма

Омар Хайям — мудрости жизни


Не теряй никогда в жизни мудрости суть,
Не теряй, чтоб к добру или злобе прильнуть!
Ты — и путник, и путь, и привал на дороге, —
Не теряй же к себе возвращения путь!

Благородные люди, друг друга любя,
Видят горе других, забывают себя.
Если чести и блеска зеркал ты желаешь, —
Не завидуй другим, — и возлюбят тебя.

Благородство и подлость, отвага и страх —
Всё с рожденья заложено в наших телах.
Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже.
Мы такие, какими нас создал Аллах!

Брат, не требуй богатств — их не хватит на всех.
Не взирай со злорадством святоши на грех.
Есть над смертными Бог. Что ж до дел у соседа,
То в халате твоём ещё больше прорех.

Бросать не стоит в будущее взгляд,
Мгновенью счастья будь сегодня рад.
Ведь завтра, друг, и мы сочтёмся смертью
С ушедшими семь тысяч лет назад.

Будешь в обществе гордых учёных ослов,
Постарайся ослом притвориться без слов,
Ибо каждого, кто не осёл, эти дурни
Обвиняют немедля в подрыве основ.

Будь вольнодумцем! Помни наш зарок:
«Святоша — узок, лицемер — жесток».
Звучит упрямо проповедь Хайяма:
«Разбойничай, но сердцем будь широк!»

Будь всесилен, как маг, проживи сотни лет, —
В тёмной бездне веков не увидят твой свет.
Лишь в легендах порой наши судьбы мерцают,
Стань же искрою счастья средь этих легенд!

Будь камнем твёрдым я, полировать начнут;
Будь воском мягким я, бездумно изомнут;
Будь луком согнутым, прихватят тетивою;
Будь я прямей стрелы, подальше запульнут.

Будь мягче к людям! Хочешь быть мудрей? —
Не делай больно мудростью своей.
С обидчицей — Судьбой воюй, будь дерзок,
Но сам клянись не обижать людей!

Будь хотя завсегдатаем всех кабаков,
Вечно пьяным, свободным от всяких оков,
Хоть разбойником будь на проезжей дороге:
Грабь богатых, добром одаряй бедняков!

В день завтрашний нельзя сегодня заглянуть,
Одна лишь мысль о нем стесняет мукой грудь.
Кто знает, много ль дней тебе прожить осталось?
Не трать их попусту, благоразумен будь.

В полях — межа. Ручей. Весна кругом.
И девушка идёт ко мне с вином.
Прекрасен миг! А стань о вечном думать,
И кончено: поджал бы хвост щенком!

В час, когда совершилось начало начал,
Рад был каждый и большего не ожидал.
Спор о большем всегда становился лишь ссорой —
Вот мораль, чтобы жадным ты в жизни не стал.

В этом мире глупцов, подлецов, торгашей
Уши, мудрый, заткни, рот надёжно зашей,
Веки плотно зажмурь — хоть немного подумай
О сохранности глаз, языка и ушей!

Великая победа, что знает человечество,
Победа не над смертью, и верь, не над судьбой.
Вам засчитал очко судья, что судит суд небесный,
Только одну победу — победу над собой.

Владыкой рая ли я вылеплен иль ада,
Не знаю я, но знать мне это и не надо:
Мой ангел, и вино, и лютня здесь, со мной,
А для тебя они — загробная награда.

Влёк и меня учёных ореол.
Я смолоду их слушал, споры вёл,
Сидел у них… Но той же самой дверью
Я выходил, которой и вошёл.

Вместо злата и жемчуга с янтарём
Мы другое богатство себе изберём:
Сбрось наряды, прикрой своё тело старьём,
Но и в жалких лохмотьях — останься царём!

Вращаясь, свод небесный нас давит и гнетёт,
Пустеет мир, и многих друзей недостаёт.
Чтоб вырвать хоть мгновенье у рока для себя,
Забудь о том, что было, и не гляди вперёд.

Всем сердечным движениям волю давай,
Сад желаний возделывать не уставай,
Звёздной ночью блаженствуй на шёлковой травке:
На закате — ложись, на рассвете — вставай.

Всех пьяниц и влюблённых ждёт геенна.
Не верьте, братья, этой лжи презренной!
Коль пьяниц и влюблённых в ад загнать,
Рай опустеет завтра ж, несомненно.

Встанем утром и руки друг другу пожмём,
На минуту забудем о горе своём,
С наслажденьем вдохнём этот утренний воздух,
Полной грудью, пока ещё дышим, вздохнём!

Вы говорите мне: «За гробом ты найдёшь
Вино и сладкий мёд. Кавсер и гурий». Что ж,
Тем лучше. Но сейчас мне кубок поднесите:
Дороже тысячи в кредит — наличный грош.

Говорят: «Будут гурии, мёд и вино —
Все услады в раю нам вкусить суждено».
Потому я повсюду с любимой и с чашей, —
Ведь в итоге к тому же придем всё равно.

Да, лилия и кипарис — два чуда под луной,
О благородстве их твердит любой язык земной,
Имея двести языков, она всегда молчит,
А он, имея двести рук, не тянет ни одной.

Дарить себя — не значит продавать.
И рядом спать — не значит переспать.
Не отомстить — не значит всё простить.
Не рядом быть — не значит не любить!

День завтрашний от нас густою мглой закрыт,
Одна лишь мысль о нём пугает и томит.
Летучий этот миг не упускай! Кто знает,
Не слёзы ли тебе грядущее сулит?

День прошёл — и о нём позабудь поскорей,
Да и стоит ли завтрашний наших скорбей?
Откровения нет ни в былом, ни в грядущем, —
Мы сегодня живём. Так смотри веселей!

Для достойного — нету достойных наград,
Я живот положить за достойного рад.
Хочешь знать, существуют ли адские муки?
Жить среди недостойных — вот истинный ад!

Для мудреца наставник всяк,
Кто Истину порой глаголет!
Не важно Кто, не важно Как,
А важно, Что из уст исходит!

Для тех, кто искушён в коварстве нашей доли,
Все радости и все мученья не одно ли?
И зло и благо нам даны на краткий срок, —
Лечиться стоит ли от мимолётной боли?

Для того, кто за внешностью видит нутро,
Зло с добром — словно золото и серебро.
Ибо то и другое — даётся на время,
Ибо кончатся скоро и зло, и добро.

Долго ль будешь ты всяким скотам угождать?
Только муха за харч может душу отдать!
Кровью сердца питайся, но будь независим.
Лучше слёзы глотать, чем объедки глодать.

Достойней, чем весь мир возделать, заселить —
В одной душе людской печали утолить,
И лаской одного в неволю заковать,
Чем тысяче рабов свободу даровать.

Друг, два понятия должен бы ты затвердить:
Это разумней, чем спорить, внимать, говорить! —
Лучше не есть ничего, чем есть что попало,
Лучше быть одиноким, чем с кем попало дружить.

Друг, умей от пустой суеты отличать
То, что сможешь на деле ты людям отдать.
Лучше что-то хорошее ближнему делать,
Чем весь мир от крушения мира спасать.

Если в гуще толпы ты безмолвно живёшь,
Ты, о сердце, колосья безбожия жнёшь.
Удались, терпеливый, в пустынную землю, —
Подивишься тому, что ты там обретёшь.

Если вдруг на тебя снизошла благодать —
Можешь всё, что имеешь, за правду отдать.
Но, святой человек, не обрушивай гнева
На того, кто за правду не хочет страдать!

Если гурия страстно целует в уста,
Если твой собеседник мудрее Христа,
Если лучше небесной Зухры музыкантша —
Всё не в радость, коль совесть твоя не чиста!

Если знанья вино сможешь в разум впитать,
То молчи — тайн великих не смей продавать!
И ушей не ищи ты для слов драгоценных —
Станешь морем бескрайним, коль будешь молчать!

Если к чаше приник — будь доволен, Хайям!
Если с милой хоть миг — будь доволен, Хайям!
Высыхает река бытия, но покуда
Бьёт ещё твой родник — будь доволен, Хайям!

Если мудрость начертана в сердце строкой,
Значит, будет в нём ясность, любовь и покой.
Надо либо творцу неустанно молиться,
Либо чашу поднять беззаботной рукой.

Если низменной похоти станешь рабом —
Будешь в старости пуст, как покинутый дом.
Оглянись на себя и подумай о том,
Кто ты есть, где ты есть и — куда же потом?

Если с умным я в адский огонь попаду,
То сумею, пожалуй, прожить и в аду.
Но не дай Бог в раю с дураком оказаться!
Отведи, о Всевышний, такую беду!

Живи правильно, будь тем доволен, что есть,
Живи вольно, храни и свободу, и честь.
Не горюй, не завидуй тому, кто богаче,
Кто беднее тебя, — тех на свете не счесть!

За страданья свои небеса не кляни.
На могилы друзей без рыданья взгляни.
Оцени мимолётное это мгновенье.
Не гляди на вчерашний и завтрашний дни.

Закрой Коран. Свободно оглянись
И думай сам. Добром — всегда делись.
Зла — никогда не помни. А чтоб сердцем
Возвыситься — к упавшему нагнись.

Зачем ты пользы ждёшь от мудрости своей?
Удоя от козла дождёшься ты скорей.
Прикинься дураком — и больше пользы будет,
А мудрость в наши дни дешевле, чем порей.

Знай: в любовном жару — ледянным надо быть.
На сановном пиру — нехмельным надо быть.
Чтобы уши, глаза и язык были целы, —
Тугоухим, незрячим, немым надо быть.

Знайся только с достойными дружбы людьми,
С подлецами не знайся, себя не срами.
Если подлый лекарство нальёт тебе — вылей!
Если мудрый подаст тебе яду — прими!

И сиянье рая, и ада огни —
Мне мерещились на небе в давние дни.
Но Учитель сказал: «Ты в себя загляни —
Ад и рай, не всегда ли с тобою они?»

Из — за того, что не пришло, ты не казни себя.
Из — за того, что отошло, ты не кляни себя.
Урви от подлой жизни клок — и не брани себя.
Покуда меч не поднял рок — живи, храни себя.

Известно, в мире всё лишь суета сует:
Будь весел, не горюй, стоит на этом свет.
Что было, то прошло, что будет — неизвестно,
Так не тужи о том, чего сегодня нет.

Из-за рока неверного, гневного не огорчайся.
Из-за древнего мира плачевного не огорчайся.
Весел будь! Что случилось — прошло, а что будет — не видно,
Ради сует удела двухдневного не огорчайся.

К тайнам ты не пускай подлеца — их скрывай,
И секреты храни от глупца — их скрывай,
Посмотри на себя меж людей проходящих,
О надеждах молчи до конца — их скрывай!

Каждый молится богу на собственный лад.
Всем нам хочется в рай и не хочется в ад.
Лишь мудрец, постигающий замысел божий,
Адских мук не страшится и раю не рад.

Как прекрасны и как неизменно новы
И румянец любимой, и зелень травы!
Будь весёлым и ты: не скорби о минувшем,
Не тверди, обливаясь слезами: «Увы!»

Как странно! Любят суть, а воспевают лик.
Кто в сердце краснобай, тот въявь косноязык.
Ещё диковинней, о Властелин вселенной:
От жажды мучаюсь, а предо мной родник.

Коль знаменит ты в городе – ты — «худший из людей»!
Коль ты забьёшься в угол свой – ты «вредный чародей»!
Святым ли будь, пророком ли, — разумнее всего
Здесь быть для всех невидимым, не видеть никого!

Коль станешь твёрдым — как копьё, начнут тебя метать,
А станешь мягким — словно воск, положат под печать.
Согнёшься, выпрямят тебя перед огнем, как лук.
А выпрямишься — как стрелой, начнут тобой стрелять.

Коль ты сегодня выпить волен-будь доволен.
Ласкаешь ту, которой болен-будь доволен.
Теперь представь на миг, что нет тебя,
Но ты ведь есть, и этим будь доволен.

Коль человек чужой мне верен — он мой брат.
Неверный брат — мой враг, будь проклят он стократ.
Лекарство иногда опасней, чем отрава.
Болезни иногда излечивает яд.

Кому легко? Неопытным сердцам.
И на словах — глубоким мудрецам.
А я в глаза смотрел ужасным тайнам,
И в тень ушёл, завидуя слепцам.

Кто битым жизнью был, тот большего добьётся,
Пуд соли съевший, выше ценит мёд.
Кто слёзы лил, тот искренней смеётся,
Кто умирал, тот знает, что живёт.

Кто, живя на земле, не грешил? Отвечай!
Ну, а кто не грешил — разве жил? Отвечай!
Чем Ты лучше меня, если мне в наказанье
Ты ответное зло совершил? Отвечай!

Лик розы освежён дыханием весны,
Глаза возлюбленной красой лугов полны,
Сегодня чудный день! Возьми бокал, а думы
О зимней стуже брось: они всегда грустны.

Лучше впасть в нищету, голодать или красть,
Чем в число блюдолизов презренных попасть,
Лучше кости глодать, чем прельститься страстям,
За столом у мерзавцев, имеющих власть.

Мне мудрость не была чужда земная,
Ища разгадки тайн, не ведал сна я.
За семьдесят перевалило мне,
Что ж я узнал? Что ничего не знаю.

Много лет размышлял я над жизнью земной.
Непонятного нет для меня под луной.
Мне известно, что мне ничего не известно, —
Вот последний секрет из постигнутых мной.

Мой друг, о завтрашнем заботиться не след:
Будь рад, что нынче нам сияет солнца свет.
Ведь завтра мы навек уйдём и вмиг нагоним тех,
Что отсель ушли за восемь тысяч лет.

Мой совет: будь хмельным и влюблённым всегда.
Быть сановным и важным — не стоит труда.
Не нужны всемогущему господу-богу
Ни усы твои, друг, ни моя борода!

Мы не знаем, протянется ль жизнь до утра…
Так спешите же сеять вы зёрна добра!
И любовь в тленном мире к друзьям берегите
Каждый миг пуще золота и серебра.

На розах блистанье росы новогодней прекрасно,
Любимая — лучшее творенье господне — прекрасна.
Жалеть ли минувшее, бранить ли его мудрецу?
Забудем вчерашнее! Ведь наше Сегодня — прекрасно.

Нам жизнь всегда подарит шанс:
Кого любить, кого нам ненавидеть дружно.
И, главное, поверьте мне — не спутать реверанс,
Чтобы не кланяться тому, кому не нужно.

Не бойтесь дарить согревающих слов,
И добрые делать дела.
Чем больше в огонь вы положите дров,
Тем больше вернётся тепла.

Не верь тому, кто говорит красиво,
В его словах всегда игра.
Поверь тому, кто молчаливо,
Творит красивые дела.

Не изменить, что нам готовят дни!
Не накликай тревоги, не темни
Лазурных дней сияющий остаток.
Твой краток миг! Блаженствуй и цени!

Не преследуй людей по наветам чужим,
Меж людей будь разумен, и добр, и терпим.
Скажешь: «Зло я творил не по собственной воле».
Не поверит никто оправданьям твоим!

Не пристало хороших людей обижать,
Не пристало, как хищник в пустыне, рычать.
Не умно похваляться добытым богатством,
Не пристало за званья себя почитать!

Не смотри, что иной выше всех по уму,
А смотри, верен слову ли он своему.
Если он своих слов не бросает на ветер —
Нет цены, как ты сам понимаешь, ему.

Не ставь ты дураку хмельного угощенья,
Чтоб оградить себя от чувства отвращенья:
Напившись, криками он спать тебе не даст,
А утром надоест, прося за то прощенья.

Не таи в своём сердце обид и скорбей,
Ради звонкой монеты поклонов не бей.
Если друга ты вовремя не накормишь —
Всё сожрёт без остатка наследник-злодей.

Не трать себя, о, друг, на огорченья,
На камни тягот, на долготерпенье.
Не зная завтра, каждое мгновенье
Отдай вину, любви и наслажденью!

Небо — кушак, что облёк изнурённый мой стан,
Волны Джейхуна — родят наших слёз океан,
Ад — это искорка наших пылающих вздохов,
Рай — это отдых, что нам на мгновение дан.

Недостойно — стремиться к тарелке любой,
Словно жадная муха, рискуя собой.
Лучше пусть у Хайяма ни крошки не будет,
Чем подлец его будет кормить на убой!

Некто мудрый внушал задремавшему мне:
«Просыпайся! Счастливым не станешь во сне.
Брось ты это занятье, подобное смерти,
После смерти, Хайям, отоспишься вполне!».

Нет, солнце глиною замазывать не стану,
О тайнах времени рассказывать не стану.
Из моря мудрости жемчужину мою
Не только что сверлить, показывать не стану.

Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь,
Дел сегодняшних завтрашней меркой не мерь,
Ни былой, ни грядущей минуте не верь,
Верь минуте текущей — будь счастлив теперь!

Нищим дервишем ставши — достигнешь высот,
Сердце в кровь изодравши — достигнешь высот,
Прочь, пустые мечты о великих свершеньях!
Лишь с собой совладавши — достигнешь высот.

О доколе ты по свету будешь кружить,
Жить — не жить, ненасытному телу служить?
Где, когда и кому, милый мой, удавалось
До потери желаний себя ублажить?

О мудрец! Если бог тебе дал напрокат
Музыкантшу, вино, ручеёк и закат —
Не выращивай в сердце безумных желаний,
Если всё это есть — ты безмерно богат!

О мудрец! Коротай свою жизнь в погребке.
Прах великих властителей — чаша в руке.
Всё что кажется прочным, незыблемым, вечным, —
Лишь обманчивый сон, лишь мираж вдалеке.

О мудрец, если тот или этот дурак
Называет рассветом полуночный мрак —
Притворись дураком и не спорь с дураками.
Каждый, кто не дурак — вольнодумец и враг.

О прославленном скажут: «Спесивая знать!»
О смиренном святом: «Притворяется, знать…»
Хорошо бы прожить никому не известным,
Хорошо самому никого бы не знать.

О тайнах сокровенных невеждам не кричи
И бисер знаний ценных пред глупым не мечи.
Будь скуп в речах и прежде взгляни с кем говоришь:
Лелей свои надежды, но прячь от них ключи.

О чём скорбеть? Клянусь дыханьем,
Есть в жизни два ничтожных дня:
День ставший мне воспоминаньем,
И не наставший для меня.

О, мудрец! Если бог тебе дал напрокат
Музыкантшу, вино, ручеёк и закат —
Не выращивай в сердце безумных желаний.
Если всё это есть — ты безмерно богат!

Общаясь с дураком, не оберёшься срама,
Поэтому совет ты выслушай Хайяма:
Яд, мудрецом тебе предложенный, прими,
Из рук же дурака не принимай бальзама!

Один всегда постыден труд — превозносить себя,
Да так ли ты велик и мудр? — сумей спросить себя.
Примером служат пусть глаза — огромный видя мир,
Они не ропщут от того, что им не зрить себя.

Один не разберёт, чем пахнут розы…
Другой из горьких трав добудет мёд,
Дай хлеба одному — навек запомнит…
Другому жизнь пожертвуй — не поймёт.

Один с мольбой глядит на небосвод,
Другой от жизни требует щедрот.
Но час придёт, и оба содрогнуться:
Путь истины не этот и не тот.

От смертных не жди состраданья, участья,
И в двери к ним часто побойся стучать!
У каждого муки свои и несчастья
И некогда им твою жизнь исправлять.

Стыдись у несчастного выклянчить счастье,
Что выплакал он у гордой судьбы,
Умри, если сам не осилишь борьбы,
И смертью закончи тревоги, злосчастье!

Ответственность за то, что краток жизни сон,
Что ты отрадою земною обделён,
На бирюзовый свод не возлагай угрюмо:
Поистине, тебя беспомощнее он.

Отврати свои взоры от смены времён.
Весел будь неизменно, влюблён и хмелён.
Не нуждается небо в покорности нашей —
Лучше пылкой красавицей будь покорён!

Оттого, что неправеден мир, не страдай,
Не тверди нам о смерти и сам не рыдай,
Наливай в пиалу эту алую влагу,
Белогрудой красавице сердце отдай.

Очень коварна удача. Увы…
За ни за что не бывает награда.
Не торопись есть бесплатно халвы,
Если не хочешь вкусить горечь яда.

Перенеся лишенья, ты станешь вольной птицей.
А капля станет перлом в жемчужнице-темнице.
Раздашь свое богатство – оно к тебе вернётся.
Коль чаша опустеет – тебе дадут напиться.

Показывать можно только зрячим.
Петь песню — только тем, кто слышит.
Дари себя тому, кто будет благодарен,
Кто понимает, любит вас и ценит.

Пока ты жив — не обижай никого.
Пламенем гнева не обжигай никого.
Если ты хочешь вкусить покоя и мира,
Вечно страдай, но не угнетай никого.

Полно, друг, о мирском горевать и тужить, —
Разве вечно кому — нибудь выпало жить?
Эти несколько вздохов даны нам на время,
А имуществом временным что дорожить?

Поможет мне чужой — почту его своим;
А отстранится свой — сочту его чужим.
Врученный другом яд — противоядьем станет;
Подаст завистник мед — вонзит и жало с ним.

Прекрасно — зёрен набросать полям!
Прекрасней — в душу солнце бросить нам!
И подчинить Добру людей свободных
Прекраснее, чем волю дать рабам.

Прославься в городе — возбудишь озлобленье,
А домоседом стань — возбудишь подозренье,
Не лучше ли тебе, хотя б ты Хызром был,
Ни с кем не знаться, жить всегда в уединенья?

Пусть будет сердце страстью смятено.
Пусть в чаше вечно пенится вино.
Раскаянье творец дарует грешным —
Я откажусь: мне ни к чему оно.

Пусть буду я сто лет гореть в огне,
Не страшен ад, приснившийся во сне;
Мне страшен хор невежд неблагородных, —
Беседа с ними хуже смерти мне.

Раз не нашею волей вершатся дела,
Беззаботному сердцу и честь и хвала.
Не грусти, что ты смертен, не хмурься в печали,
А не то тебе станет и жизнь не мила.

Разум к счастью стремится, все время твердит:
«Дорожи каждым мигом, пока не убит!
Ибо ты — не трава, и когда тебя скосят —
То земля тебя заново не возродит».

Рай, — мне твердили, — высшая награда.
Там — прелесть гурий, сладость винограда.
Но что мне рай, когда я и сейчас
Владею всем, не выходя из сада!

Растить в душе побег унынья — преступленье,
Пока не прочтена вся книга наслажденья
Лови же радости и жадно пей вино:
Жизнь коротка, увы! Летят её мгновенья.

С людьми ты тайной не делись своей.
Ведь ты не знаешь, кто из них подлей.
Как сам ты поступаешь с божьей тварью,
Того же жди себе и от людей.

С ослами будь ослом — не обнажай свой лик!
Ослейшего спроси — он скажет: «Я велик!»
А если у кого ослиных нет ушей,
Тот для ословства явный еретик!

Скажу тебе, коль хочешь мой выслушать совет:
Нарядом лицемерья не обольщай наш свет.
Земная жизнь — мгновенье, другая — без конца,
Продать за миг всю вечность? Да в этом смысла нет.

Сказала роза: «Ах, на розовый елей
Краса моя идет, которой нет милей!» —
«Кто улыбался миг, тот годы должен плакать»,
На тайном языке ответил соловей.

Словно ветер в степи, словно в речке вода,
День прошел — и назад не придет никогда.
Будем жить, о подруга моя, настоящим!
Сожалеть о минувшем — не стоит труда.

Смело к нищим иди, независимым будь,
С лика сердца пятно только смыть не забудь!
А заблудшему молви: познай свою душу —
И по сердцу тогда выбирай себе путь!

Смертный, думать не надо о завтрашнем дне,
Станем думать о счастье, о светлом вине.
Мне раскаянья бог никогда не дарует,
Ну а если дарует — зачем оно мне?

Смертный, если не ведаешь страха — борись.
Если слаб — перед волей аллаха смирись.
Но того, что сосуд, сотворенный из праха,
Прахом станет — оспаривать не берись.

Созвездия в заоблачной дали,
Раздумьям тщетным многих обрекли.
Одумайся, побереги рассудок —
Мудрейшие и те в тупик зашли.

Сорваный цветок должен быть подарен, начатое стихотворение — дописано, а любимая женщина — счастлива, иначе и не стоило браться за то, что тебе не по силам.

Сперва мой ум по небесам блуждал,
Скрижаль, калам, и рай, и ад искал.
Сказал мне разум: Рай и ад — с тобою, —
Все ты несешь в себе, чего алкал.

Старайся принимать без ропота мученья,
Не жалуйся на боль — вот лучшее леченье.
Чтоб стал ты богачом, за нищенский удел
Благодари светил случайное стеченье.

Тайны мира, как я записал их в тетрадь,
Головы не сносить, коль другим рассказать.
Средь ученых мужей благородных не вижу,
Наложил на уста я молчанья печать.

Так как истин великих твой ум не постиг —
Волноваться смешно из-за мелких интриг.
Так как Бог в небесах неизменно велик —
Будь спокоен и весел, цени этот миг.

Те, у кого душа лежала к мудрым думам,
Пришли к ничтожеству путем своим угрюмым.
Будь простаком, дружи со свежим соком лоз,
А мудрым предоставь быть высохшим изюмом.

Те, что веруют слепо, — пути не найдут,
Тех, кто мыслит, — сомнения вечно гнетут.
Опасаюсь, что голос раздастся однажды:
«О невежды! Дорога не там и не тут!»

Те, что жили на свете в былые года,
Не вернутся обратно сюда никогда.
Наливай нам вина и послушай Хайяма:
Все советы земных мудрецов — как вода.

Тем, кто несет о неизвестном весть,
Кто обошел весь мир, — почет и честь.
Но больше ли, чем мы, они узнали,
О мире — о таком, каков он есть?

То, что Бог нам однажды отмерил, друзья,
Увеличить нельзя и уменьшить нельзя.
Постараемся с толком истратить наличность,
На чужое не зарясь, взаймы не прося.

Тот, кто мир преподносит счастливчикам в дар,
Остальным — за ударом наносит удар.
Не горюй, если меньше других веселился,
Будь доволен, что меньше других пострадал.

Тот, кто с юности верует в собственный ум,
Стал в погоне за истиной сух и угрюм.
Притязающий с детства на знание жизни,
Виноградом не став, превратился в изюм.

Тот, кто следует разуму, — доит быка,
Умник будет в убытке наверняка!
В наше время доходней валять дурака,
Ибо разум сегодня в цене чеснока.

Трудно замыслы божьи постичь, старина.
Нет у этого неба ни верха, ни дна.
Сядь в укромном углу и довольствуйся малым:
Лишь бы сцена была хоть немного видна!

Ты — рудник, коль на поиск рубина идешь,
Ты — любим, коль надеждой свиданья живешь.
Вникни в суть этих слов — и нехитрых, и мудрых:
Все, что ищешь, в себе непременно найдешь!

Ты богат и известен, тебе повезло,
Но для зависти стал ты прекрасной мишенью.
Поступил я умнее, всем людям назло,
И прожил свою жизнь бессловесною тенью.

Ты все пытаешься проникнуть в тайны света,
В загадку бытия… К чему, мой друг, все это?
Ночей и дней часы беспечно проводи,
Ведь все устроено без твоего совета.

Ты выбрался из грязи в князи,
Но быстро князем становясь…
Не позабудь, чтобы не сглазить…,
Не вечны князи — вечна грязь.

Ты коварства бегущих небес опасайся.
Нет друзей у тебя, а с врагами не знайся.
Не надейся на завтра — сегодня живи.
Стать собою самим хоть на миг попытайся.

Ты не слушай глупцов, умудренных житьем.
С молодой уроженкой Тараза вдвоем
Утешайся любовью, Хайям, и питьем,
Ибо все мы бесследно отсюда уйдем.

Ты обойдён наградой? — Позабудь!
Дни вереницей мчатся? — Позабудь!
Беспечный ветер в вечной книге жизни
Мог и не той страницей шевельнуть!

Ты опьянел — и радуйся, Хайям!
Ты полюбил — и радуйся, Хайям!
Придет ничто, прикончит эти бредни.
Еще ты жив — и радуйся, Хайям!

Ты представь, что ты в жизни высоко взлетел,
Ты представь, что сполна получил, что хотел.
Взял сокровища в жизни ты полною мерой,
Ты представь: все оставить — конечный удел!

Ты прежде мог не спать, не пить, не насыщаться,
Стихии в том тебя заставили нуждаться.
Но все, что дали, — вновь отнимут у тебя,
Дабы свободным ты, как прежде мог остаться.

Ты сегодня не властен над завтрашним днем,
Твои замыслы завтра развеются сном!
Ты сегодня живи, если ты не безумен.
Ты — не вечен, как все в этом мире земном.

У одного мудреца спросили: — Почему бедные более приветливы и менее скупы, чем богатые? — Посмотри в окно, что ты видишь? — Вижу, как дети играют во дворе. — А теперь посмотри в зеркало. Что ты видишь там? — Себя. — Вот видишь. И окно, и зеркало — из стекла, но стоит добавить немного серебра — и уже видишь только себя.

Ученью не один мы посвятили год,
Потом других учить пришел и нам черед.
Какие ж выводы из этой всей науки?
Из праха мы пришли, нас ветер унесет.

Хоть и не ново, я напомню снова:
Перед лицом и друга и врага,
Ты — господин несказанного слова,
А сказанного слова — ты слуга.

Хочешь — пей, но рассудка спьяна не теряй,
Чувства меры спьяна, старина, не теряй.
Берегись оскорбить благородного спьяну.
Дружбу мудрых за чашей вина не теряй.

Храни свои слова надежнее монет.
Дослушай до конца потом давай ответ.
Тебе при двух ушах язык один достался.
Чтоб выслушал двоих и дать один совет.

Чем стараться большое именье нажить,
Чем себе, закоснев в самомненье, служить,
Чем гоняться до смерти за призрачной славой —
Лучше жизнь, как во сне, в опьяненье прожить!

Что значат храмы из гранита,
Зачем тебе молиться в них?
Твой в сердце храм, его постигнуть
Старайся ты хотя б на миг.

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Я для знаний воздвиг сокровенный чертог,
Мало тайн, что мой разум постигнуть не смог.
Только знаю одно: ничего я не знаю!
Вот моих размышлений последний итог.

Я научу тебя, как всем прийтись по нраву,
Улыбки расточай налево и направо,
Евреев, мусульман и христиан хвали —
И добрую себе приобретешь ты славу.

Я пью, — что говорить, — но не буяню спьяну;
Я жаден, но к чему? Лишь к полному стакану.
Да, свято чтить вино до смерти буду я,
Себя же самого, как ты, я чтить не стану.

Я спросил у мудрейшего: «Что ты извлек
Из своих манускриптов?» — Мудрейший изрек:
«Счастлив тот, кто в объятьях красавицы нежной
По ночам от премудрости книжной далек!»

Читать «Рубаи о жизни и любви» — Хайям Омар — Страница 1

Омар Хайям

Рубаи о жизни и любви

© ООО «Издательство АСТ», 2017

* * *

Без хмеля и улыбок – что за жизнь?

Без сладких звуков флейты – что за жизнь?

Все, что на солнце видишь, – стоит мало.

Но на пиру в огнях светла и жизнь!

* * *

Один припев у Мудрости моей:

«Жизнь коротка, – так дай же волю ей!

Умно бывает подстригать деревья,

Но обкорнать себя – куда глупей!»

* * *

Живи, безумец!.. Трать, пока богат!

Ведь ты же сам – не драгоценный клад.

И не мечтай – не сговорятся воры

Тебя из гроба вытащить назад!

* * *

Ты обойден наградой? Позабудь.

Дни вереницей мчатся? Позабудь.

Небрежен Ветер: в вечной Книге Жизни

Мог и не той страницей шевельнуть…

* * *

Что там, за ветхой занавеской Тьмы

В гаданиях запутались умы.

Когда же с треском рухнет занавеска,

Увидим все, как ошибались мы.

* * *

Мир я сравнил бы с шахматной доской:

То день, то ночь… А пешки? – мы с тобой.

Подвигают, притиснут – и побили.

И в темный ящик сунут на покой.

* * *

Мир с пегой клячей можно бы сравнить,

А этот всадник, – кем он может быть?

«Ни в день, ни в ночь, – он ни во что не верит!» —

А где же силы он берет, чтоб жить?

* * *

Умчалась Юность – беглая весна —

К подземным царствам в ореоле сна,

Как чудо-птица, с ласковым коварством,

Вилась, сияла здесь – и не видна…

* * *

Мечтанья прах! Им места в мире нет.

А если б даже сбылся юный бред?

Что, если б выпал снег в пустыне знойной?

Час или два лучей – и снега нет!

* * *

«Мир громоздит такие горы зол!

Их вечный гнет над сердцем так тяжел!»

Но если б ты разрыл их! Сколько чудных,

Сияющих алмазов ты б нашел!

* * *

Проходит жизнь – летучий караван.

Привал недолог… Полон ли стакан?

Красавица, ко мне! Опустит полог

Над сонным счастьем дремлющий туман.

* * *

В одном соблазне юном – чувствуй все!

В одном напеве струнном – слушай все!

Не уходи в темнеющие дали:

Живи в короткой яркой полосе.

* * *

Добро и зло враждуют: мир в огне.

А что же небо? Небо – в стороне.

Проклятия и яростные гимны

Не долетают к синей вышине.

* * *

На блестку дней, зажатую в руке,

Не купишь Тайны где-то вдалеке.

А тут – и ложь на волосок от Правды,

И жизнь твоя – сама на волоске.

* * *

Мгновеньями Он виден, чаще скрыт.

За нашей жизнью пристально следит.

Бог нашей драмой коротает вечность!

Сам сочиняет, ставит и глядит.

* * *

Хотя стройнее тополя мой стан,

Хотя и щеки – огненный тюльпан,

Но для чего художник своенравный

Ввел тень мою в свой пестрый балаган?

* * *

Подвижники изнемогли от дум.

А тайны те же сушат мудрый ум.

Нам, неучам, – сок винограда свежий,

А им, великим, – высохший изюм!

* * *

Что мне блаженства райские – «потом»?

Прошу сейчас, наличными, вином…

В кредит – не верю! И на что мне Слава:

Под самым ухом – барабанный гром?!

* * *

Вино не только друг. Вино – мудрец:

С ним разнотолкам, ересям – конец!

Вино – алхимик: превращает разом

В пыль золотую жизненный свинец.

* * *

Как перед светлым, царственным вождем,

Как перед алым, огненным мечом —

Теней и страхов черная зараза —

Орда врагов, бежит перед вином!

* * *

Вина! – Другого я и не прошу.

Любви! – Другого я и не прошу.

«А небеса дадут тебе прощенье?»

Не предлагают, – я и не прошу.

* * *

Ты опьянел – и радуйся, Хайям!

Ты победил – и радуйся. Хайям!

Придет Ничто – прикончит эти бредни…

Еще ты жив – и радуйся, Хайям.

* * *

В словах Корана многое умно,

Но учит той же мудрости вино.

На каждом кубке – жизненная пропись:

«Прильни устами – и увидишь дно!»

* * *

Я у вина – что ива у ручья:

Поит мой корень пенная струя.

Так Бог судил! О чем-нибудь он думал?

И брось я пить, – его подвел бы я!

* * *

Блеск диадемы, шелковый тюрбан,

Я все отдам, – и власть твою, султан,

Отдам святошу с четками в придачу

За звуки флейты и… еще стакан!

* * *

В учености – ни смысла, ни границ.

Откроет больше тайный взмах ресниц.

Пей! Книга Жизни кончится печально.

Укрась вином мелькание границ!

* * *

Все царства мира – за стакан вина!

Всю мудрость книг – за остроту вина!

Все почести – за блеск и бархат винный!

Всю музыку – за бульканье вина!

* * *

Прах мудрецов – уныл, мой юный друг.

Развеяна их жизнь, мой юный друг.

«Но нам звучат их гордые уроки!»

А это ветер слов, мой юный друг.

* * *

Все ароматы жадно я вдыхал,

Пил все лучи. А женщин всех желал.

Что жизнь? – Ручей земной блеснул на солнце

И где-то в черной трещине пропал.

* * *

Для раненой любви вина готовь!

Мускатного и алого, как кровь.

Залей пожар, бессонный, затаенный,

И в струнный шелк запутай душу вновь.

* * *

В том не любовь, кто буйством не томим,

В том хворостинок отсырелых дым.

Любовь – костер, пылающий, бессонный…

Влюбленный ранен. Он – неисцелим!

* * *

До щек ее добраться – нежных роз?

Сначала в сердце тысячи заноз!

Так гребень: в зубья мелкие изрежут,

Чтоб слаще плавал в роскоши волос!

* * *

Пока хоть искры ветер не унес, —

Воспламеняй ее весельем лоз!

Пока хоть тень осталась прежней силы, —

Распутывай узлы душистых кос!

* * *

Ты – воин с сетью: уловляй сердца!

Кувшин вина – и в тень у деревца.

Ручей поет: «Умрешь и станешь глиной.

Дан ненадолго лунный блеск лица».

* * *

«Не пей, Хайям!» Ну, как им объяснить,

Что в темноте я не согласен жить!

А блеск вина и взор лукавый милой —

Вот два блестящих повода, чтоб пить!

* * *

Мне говорят: «Хайям, не пей вина!»

А как же быть? Лишь пьяному слышна

Речь гиацинта нежная тюльпану,

Которой мне не говорит она!

* * *

Развеселись!.. В плен не поймать ручья?

Зато ласкает беглая струя!

Нет в женщинах и в жизни постоянства?

Зато бывает очередь твоя!

* * *

Любовь вначале – ласкова всегда.

В воспоминаньях – ласкова всегда.

А любишь – боль! И с жадностью друг друга

Терзаем мы и мучаем – всегда.

* * *

Шиповник алый нежен? Ты – нежней.

Китайский идол пышен? Ты – пышней.

Слаб шахматный король пред королевой?

Но я, глупец, перед тобой слабей!

* * *

Любви несем мы жизнь – последний дар?

Над сердцем близко занесен удар.

Но и за миг до гибели – дай губы,

Омар Хайям — жизнь и творчество

13:22 , 16 сентября 2014

Время чтения: 2 мин

34799

Омар Хайям — жизнь и творчество

Таджикский и персидский поэт, математик и философ Омар Хайям родился в городе Нишапуре в 1048 году. В восьмилетнем возрасте Омар наизусть знал практически весь Коран. Он увлекался не совсем подходящими для его возраста науками – астрономией, математикой, философией. В родном городе получил начальное образование в элитном медресе, потом учился в Балхе, Самарканде и других крупнейших научных центрах того времени. Впоследствии он успешно применял на практике полученные знания.

Астроном, богослов, ученый, Хайям написал много трудов по истории, математике, медицине, философии. Такого человека должен был знать весь мир, однако его незаслуженно забыли и вспомнили лишь через несколько веков после смерти. И вспомнили только из-за великолепных стихов, которые сейчас известны как рубаи Омара Хайяма.

Находясь в Самарканде, в 1069 году Хайям создает трактат «О доказательствах задач алгебры и аллукабалы». Через пять лет в 1074 году Омара Хайяма пригласили на службу во дворце султана Малик шаха и поставили во главе крупнейшей астрономической обсерватории в Исфахане, где работал до ее закрытия после смены правителя.

Когда в 1092 году султан умер и Омар Хайям лишился своего могущественного покровителя он оказался в затруднительном положении. Считаясь вероотступником и вольнодумцем, в последние годы своей жизни Хайям лишился поддержки и средств к существованию.

В 1077 году завершает книгу «Комментарии к трудным постулатам книги Евклида», а спустя пару лет вводит в действие знаменитый календарь, который на 7 секунд более точен чем григорианский календарь.

Во время работы врачом в Хорасане в 1097 году на языке фарси написал трактат «О всеобщности бытия», где он признал Бога создателем, но и утверждал, что большинство явлений в мире подчиняются законам природы.

По утверждению историков, Омар Хайям в полном одиночестве провел в Нишапуре последних 15 лет своей жизни. Его кончина стала такой же необычной, как и сам Хайям. Перед смертью он несколько часов читал «Книгу исцеления» Авиценны. Когда дочитал до главы «О единстве и общности», Омар поднялся, прочитал молитву и… скончался. Это произошло 4 декабря 1131 года.

Не только в своих трактатах, но и в стихах Омар Хайям выражал свои откровенные взгляды. Это послужило причиной того что их скрывали от общественности. И только опубликованные в 1859 году в вольном переводе Эдварда Фицжеральда на английский язык стихи Хайяма снова открыли имя великого поэта.

Islam-today

Понравилась статья? Не забудь поделиться с друзьями!

Если вы нашли ошибку, выделите текст и нажмите Ctrl + Enter.

Омар Хайям. Рубаи о смысле жизни — Библиотека для детей

Омар Хайям. Рубаи о смысле жизни

 
Рубаи — четверостишие; форма лирической поэзии, широко распространённая на Ближнем и Среднем Востоке

 
В детстве ходим за истиной к учителям,
После — ходят за истиной к нашим дверям.
Где же истина? Мы появились из капли,
Станем — ветром, Вот смысл этой сказки, Хайям!

 
В мир пришёл я, но не было небо встревожено.
Умер я, но сиянье светил не умножено.
И никто не сказал мне — зачем я рождён
И зачем моя жизнь второпях уничтожена.

 
В этом замкнутом круге — крути не крути —
Не удастся конца и начала найти.
Наша роль в этом мире — придти и уйти.
Кто нам скажет о цели, о смысле пути?

 
В этом мире ты мудрым слывешь? Ну и что?
Всем пример и совет подаешь? Ну и что?
До ста лет ты намерен прожить? Допускаю,
Может быть, до двухсот проживешь. Ну и что?

 
Вместо солнца весь мир озарить — не могу,
В тайну сущего дверь отворить — не могу.
В море мыслей нашел я жемчужину смысла,
Но от страха ее просверлить не могу.

 
Вот лицо мое — словно прекрасный тюльпан,
Вот мой стройный, как ствол кипарисовый, стан,
Одного, сотворенный из праха, не знаю:
Для чего этот облик мне скульптором дан?

 
Вразуми, всемогущее небо, невежд:
Где источник, где цель наших тщетных надежд?
Сколько пламенных душ без остатка сгорело!
Где же дым? Где же смысл? Оправдание — где ж?

 
Все не по-нашему свершается кругом
Недостижима цель в скитании земном.
И в думах горестных сидим на перепутье —
Что поздно мы пришли, что рано мы уйдем.

 
Все, что в мире нам радует взоры, — ничто.
Все стремления наши и споры — ничто,
Все вершины Земли, все просторы — ничто.
Все, что мы волочем в свои норы, — ничто.

 
Все, что видишь ты, — видимость только одна
Только форма — а суть никому не видна.
Смысла этих картинок понять не пытайся —
Сядь спокойно в сторонке и выпей вина!

 
Где мудрец, мирозданья постигший секрет?
Смысла в жизни ищи до конца своих лет:
Все равно ничего достоверного нет —
Только саван, в который ты будешь одет.

 
Где теперь эти люди мудрейшие нашей земли?
Тайной нити в основе творенья они не нашли.
Как они суесловили много о сущности бога, —
Весь свой век бородами трясли — и бесследно ушли.

 
Добровольно сюда не явился бы я.
И отсюда уйти не стремился бы я.
Я бы в жизни, будь воля моя, не стремился
Никуда. Никогда. Не родился бы я.

 
Доколе быть рабом своих алканий,
И поисков напрасных, и страданий?
Уйдем и мы, как все ушли до нас
И не исполнили своих желаний.

 
Жизнь в разлуке с лозою хмельною — ничто.
Жизнь в разладе с певучей струною — ничто.
Сколько я ни вникаю в дела под луною:
Наслаждение — все, остальное — ничто!

 
Зачем живем – не знаем сами,
Мы бродим в мире, как слепцы…
Зачем? Не объяснят словами
Вам никакие мудрецы!

 
Звездный купол — не кровля покоя сердец,
Не для счастья воздвиг это небо творец.
Смерть в любое мгновение мне угрожает.
В чем же польза творенья? — Ответь, наконец!

 
Знает твердо мудрец: не бывает чудес,
Он не спорит — там семь или восемь небес.
Раз пылающий разум навеки погаснет,
Не равно ль — муравей или волк тебя съест?

 
Из верченья гончарного круга времен
Смысл извлек только тот, кто учен и умен,
Или пьяный, привычный к вращению мира,
Ничего ровным счетом не смыслящий в нем!

 
Из тех, что мир прошли и вдоль и поперек,
Из тех, кого Творец на поиски обрек,
Нашел ли хоть один хоть что-нибудь такое,
Чего не знали мы и что пошло нам впрок?

 
Как странник, павший в солонцах без сил,
Ждет, чтоб конец мученьям наступил,
Так счастлив тот, кто рано мир покинул;
Блажен, кто вовсе в мир не приходил.

 
Когда б в желаниях я быть свободным мог
И власть бы надо мной утратил злобный рок,
Я был бы рад на свет не появляться вовсе,
Чтоб не было нужды уйти чрез краткий срок.

 
Когда свершается всё не по нашим желаньям,
Что пользы всю жизнь предаваться напрасным стараньям?
Мы вечно в печали сидим, размышляя о том,
Что поздний приход увенчается скорым прощанием.

 
Кто в тайны вечности проник? Не мы, друзья,
Осталась темной нам загадка бытия,
За пологом про «я» и «ты» порою шепчут,
Но полог упадет — и где мы, ты и я?

 
Малая капля воды слилась с волною морской.
Малая горстка земли смешалась с перстью земной.
Что твой приход в этот мир и что твой уход означают?
Где эта вся мошкара, что толклась и звенела весной?

 
Меня философом враги мои зовут,
Однако, — видит бог, — ошибочен их суд.
Ничтожней много я: ведь мне ничто не ясно,
Не ясно даже то, зачем и кто я тут.

 
Мужи, чьей мудростью был этот мир пленен,
В которых светочей познанья видел он,
Дороги не нашли из этой ночи темной,
Посуесловили и погрузились в сон.

 
Нам жизнь навязана: ее водоворот
Ошеломляет нас, но миг один — и вот
Уже пора уйти, не зная цели жизни,
Приход бессмысленный, бессмысленный уход!

 
Не так, как мы хотим, все движется кругом,
Так для чего ж пустым мы заняты трудом?
Мы каждый день грустим,- грустим из-за того,
Что поздно мы пришли, что рано мы уйдем.

 
Ни от жизни моей, ни от смерти моей
Мир богаче не стал и не станет бедней.
Задержусь ненадолго в обители этой
И уйду, ничего не узнавши о ней.

 
Огню, сокрытому в скале, подобен будь,
А волны смерти все ж к тебе разыщут путь.
Не прах ли этот мир? О, затяни мне песню!
Не дым ли эта жизнь? Вина мне дай хлебнуть!

 
Океан, состоящий из капель, велик.
Из пылинок слагается материк.
Твой приход и уход не имеет значенья.
Просто муха в окно залетела на миг.

 
Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?
В чем нашей жизни смысл? Он нам непостижим.
Как много чистых душ под колесом лазурным
Сгорает в пепел, в прах, а где, скажите, дым?

 
Познай все тайны мудрости! — А там?..
Устрой весь мир по-своему! — А там?..
Живи беспечно до ста лет счастливцем…
Протянешь чудом до двухсот… — А там?..

 
Пускай ты прожил жизнь без тяжких мук, — что дальше?
Пускай твой жизненный замкнулся круг, — что дальше?
Пускай, блаженствуя, ты проживешь сто лет
И сотню лет еще, — скажи, мой друг, что дальше?

 
Пусть не томят тебя пути судьбы проклятой,
Пусть не волнуют грудь победы и утраты.
Когда покинешь мир — ведь будет все равно,
Что делал, говорил, чем запятнал себя ты.

 
Родился я… Но от того Вселенной — пользы нет.
Умру, — и в славе ничего не выиграет свет.
И я доныне не слыхал, увы, ни от кого,
Зачем я жил, зачем страдал и сгину для чего?

 
Смысла нет перед будущим дверь запирать,
Смысла нет между злом и добром выбирать.
Небо мечет вслепую игральные кости…
Все, что выпало, надо успеть проигать!

 
Тревога вечная мне не даёт вздохнуть,
От стонов горестных моя устала грудь.
Зачем пришёл я в мир, раз — без меня, со мной ли, —
Всё так же он вершит свой непонятный путь?

 
Ты видел мир, но все, что ты видал, — ничто.
Все то, что говорил ты и слыхал, — ничто.
Итог один, весь век ты просидел ли дома,
Иль из конца в конец мир исшагал, — ничто.

 
Ты не собственной волей явился сюда,
Проживешь и уйдешь, не оставив следа.
Пей вино, потому, что не знаешь — откуда,
Веселись, потому, что не знаешь — куда.

 
Ты расчислил движенье небесных светил —
Я с красотками пил и с друзьями кутил.
Не заботам пустым и ненужным упрекам —
Я любви и вину свою жизнь посвятил.

 
Удивленья достойны поступки творца,
Переполнены горечью наши сердца.
Мы уходим из этого мира, не зная
Ни печали, ни смысла его, ни конца.

 
Что пользы миру от того, что в мир внесли меня,
И что он потерял — скажи, — как погребли меня?
Ни от кого я никогда ответа не слыхал, —
Зачем родили? И зачем прочь увели меня?

 
Чья рука этот круг вековой разомкнет?
Кто конец и начало у круга найдет?
И никто не открыл еще роду людскому —
Как, откуда, зачем наш приход и уход.

 
Я в этот мир пришел, — богаче стал ли он?
Уйду, — великий ли потерпит он урон?
О, если б кто — нибудь мне объяснил, зачем я,
Из праха вызванный, вновь стать им обречен?

 
Я пришел — не прибавилась неба краса,
Я уйду — будут так же цвести небеса.
Где мы были, куда мы уйдем — неизвестно:
Глупы домыслы всякие и словеса.

 
Я скажу по секрету тебе одному:
Смысл мучений людских недоступен уму.
Нашу глину Аллах замесил на страданьях:
Мы выходим из тьмы, чтобы кануть во тьму!

Читать другие стихи и рубаи Омара Хайяма

Омар Хайям мудрости жизни

15 сентября 2014       Nasati      Главная страница » Это интересно » звездные судьбы      Просмотров:   83639

Mahmoud Farshchian (с)

Один не разберет, чем пахнут розы…
Другой из горьких трав добудет мед…
Кому-то мелочь дашь, навек запомнит…
Кому-то жизнь отдашь, а он и не поймет…

Дорогие друзья! Мудрости жизни от талантливых людей всегда интересны, а мудрости жизни от Омара Хайяма интересны вдвойне. Персидский поэт, философ, астролог, математик… Омар Хайям знаменит в математическом мире созданием классификации кубических уравнений, его календарь, созданный несколько веков назад, превосходит с астрономической точки зрения древнеримский юлианский календарь, а по точности и европейский григорианский.

Об Омаре Хайяме можно говорить много, и я, возможно, решусь на рассказ о биографии этого необыкновенного человека, но сегодняшний мой пост о его литературном наследии. Омар Хайям прославился в наше время, прежде всего, как автор знаменитых мудрых четверостиший — размышлений– рубаи. Рубаи – яркие, эмоциональные, с блестящим остроумием написанные, в то же время музыкальные и лиричные — завоевали весь мир. Большая часть рубаи – это размышления над Кораном. Много ли четверостиший было написано поэтом? Сейчас насчитывается около 1200 . По данным индийского ученого, исследователя творчества поэта Свами Говинда Тиртхи в наше время сохранилось до 2200 четверостиший. На самом деле, сколько было написано всего, никто не знает, ведь за девять веков многие рубаи потерялись безвозвратно.

 

Омар Хайям

А были ли мудрости жизни от Омара Хайяма?

Полемика об авторстве «Рубайата» продолжается и сейчас. Кто-то считает, что у Омара Хайяма оригинальных текстов не более 400, кто-то еще строже – всего 66, а некоторые ученые утверждают — всего 6 (те, которые были найдены в самых древних рукописях). Все остальное, по мнению исследователей творчества Хайяма, все эти мудрые высказывания и стихи — авторство других людей. Возможно к рукописям, которые передавались из поколения в поколение, прилагались чужие четверостишия, чье авторство не было установлено. Кто-то записывал на полях собственные рубаи, а через столетия они   считались пропущенными вставками и заносились в основной текст.

 

Osman Hamdy Bey (с)

Возможно самые лаконичные, дерзкие, остроумные и изящные четверостишия во все века приписывали именно Омару Хайяму. Поиск достоверных рубаи Омара Хайяма – безнадежное занятие, так как сегодня авторство какого-либо четверостишия установить сложно. Поэтому доверимся древним и не очень древним рукописям, будем читать мудрые мысли и находить то четверостишие, на которое откликается наша душа в данный момент. А потом говорить спасибо автору ( независимо от того, кто он) и переводчику.

Osman Hamdy Bey (с)

Познай все тайны мудрости! – А там?…
Устрой весь мир по-своему! — А там?…
Живи беспечно до ста лет счастливцем…
Протянешь чудом до двухсот!… — А там?

«Рубайят Омара Хайяма» от Э. Фицджеральда

Мудрости жизни от Омара Хайяма стали известны благодаря Эдварду Фицджеральду, который нашел тетрадь с четверостишиями  и перевел их сначала на латинский язык,  а потом — в 1859 году — на английский.

Эдвард Фицджеральд

Эти стихи поразили английского поэта своей мудростью, глубоким философским подтекстом и в тоже время лиричностью и тонкостью. «По прошествии нескольких веков старик Хайям продолжает звенеть как настоящий металл», восхищенно говорил Эдвард Фицджеральд. Перевод Фицджеральда был произвольным, он для того, чтобы связать четверостишия делал свои вставки, и в итоге создал поэму, похожую на сказки «Тысячи и одной ночи», главный герой которой постоянно пирует и периодически изрекает истины за неизменной чашей вина.

 

(с)

Благодаря Фицджеральду у  Омара Хайяма появилась  репутация весельчака, балагура, который любит вино и призывает ловить миг наслаждения. Но благодаря этой поэме о персидском поэте узнал весь мир, а афоризмы, стихи, притчи и другие мудрости житейские разошлись цитатами по всем странам. Самые же известные

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Или

Чем ниже человек душой, тем выше задирает нос.
Он носом тянется туда, куда душою не дорос.

на слуху или на языке у многих.

Появление мудрых изречений Омара Хайяма в России.

Первая публикация Омара Хайяма на русский язык появилась в 1891 году . Переводчиком был поэт В.Л. Величко. Он перевел 52 четверостишия. Это были скорее переводы-парафразы, так как поэт не ставил перед собой задачу воспроизвести подлинник. Всего 5 изречений было выполнено в форме четверостишия.
Вообще в России известно более 40 имен, занимавшихся переводами Омара Хайяма. Одними из самых известных являются переводы В. Державина, А.В. Старостина, Г. Плисецкого, Н. Стрижкова, Г.С. Семенова. Я специально останавливаюсь на этих именах, потому что приводимые ниже четверостишия даю без указания имени переводчика (не нашла, увы). Возможно, именно эти поэты и являются их авторами. На сегодняшний день переведено более 700 хайямовских рубаи.

(с)

 

Мы уже говорили о том, что переводы отражают сущность переводчика, ведь каждый вносит в перевод не только свой талант, но и свое понимание четверостишия ( кстати, я «заболела» темой подстрочника после интервью с Натальей Леви, которая меня просто ошеломила своей беседой). Поэтому одни и те же строки могут трактоваться по-разному. Мне понравился сравнительный перевод вот этого подлинного текста (подстрочника) Омара Хайяма.

Будь весел, ибо конца страданиям не предвидится
Не раз еще сойдутся в небесах светила в одном знаке зодиака,
[являя собой предопределение рока].
Кирпичи, что вылепят из твоего праха,
Вмажут в стену дома для других людей

Mahmoud Farshchian (с)

 

Сравните!

Перевод К. Герры (1901 год):

Отдайся радости! Мученья будут вечны!
Сменяться будут дни: день — ночь, день — снова ночь;
Часы земные все малы и скоротечны,
И скоро ты уйдешь от нас отсюда прочь.
Смешаешься с землей, с комками липкой глины,
И кирпичи тобой замажут у печей,
И выстроят дворец, для низменной скотины,
И на закладке той наскажут ряд речей.
А дух твой, может быть, былую оболочку
Назад, к себе опять, напрасно будет звать!
Так пой же, веселись, пока дают отсрочку
И смерть еще тебя не вышла навещать.

Или

Перевод Г. Плисецкого (1971 год):

Веселись! Невеселые сходят с ума.
Светит вечными звездами вечная тьма.
Как привыкнуть к тому, что из мыслящей плоти
Кирпичи изготовят и сложат дома?

К сожалению, не могу привести (из-за формата блога) еще 13 разновидностей этого перевода. Некоторые рубаи имеют 1 перевод, а некоторые (самые популярные) – до 15!

Мудрые мысли Омара Хайяма о жизни –


это советы на все случаи жизни

Но давайте просто будем читать и наслаждаться этими поэтическими строками, ведь мы получаем драгоценные советы и наставления. Несмотря на то, что десять веков отделяют его творчество от нас, мудрые мысли Омара Хайяма по- прежнему актуальны и близки каждому. Ведь в цитатах Омара Хайяма о жизни, о любви, о мудрости открывается истина, которую ищут все люди мира. Несмотря на то (а может быть именно благодаря тому) , что утверждения его стихов порой противоположны и противоречивы, его рубаи – покоряют людей любого возраста.

Osman Hamdy Bey (с)

Юные, благодаря мудрости его стихов, имеют возможность избежать каких-то ошибок. Молодые люди, только вступающие в большую жизнь, учатся житейским мудростям, ведь стихи Омара Хайяма дают ответы на разные жизненные ситуации. Пожилые люди, повидавшие уже много и сами способные дать советы на все случаи жизни, находят в его четверостишиях богатую пищу для ума. Они могут сравнить свои жизненные мудрости с мыслями неординарного человека, который жил тысячелетие назад.
За строками видна ищущая и пытливая личность поэта. Он возвращается к одним и тем же мыслям в течение жизни, пересматривая их, открывая новые возможности или тайны жизни.

Osman Hamdy Bey (с)

Много лет размышлял я над жизнью земной.
Непонятного нет для меня под луной.
Мне известно, что мне ничего не известно, —
Вот последний секрет из постигнутых мной.

Цитаты Омара Хайяма – это возможность отрешиться от суеты и заглянуть в себя. Даже через тысячу лет голос Омара Хайяма несет послание любви, понимания скоротечности жизни и бережного отношения к каждому ее мгновению. Омар Хайям дает советы, как добиться успеха в делах, как воспитывать детей, как жить в любви и мире с мужем, как выстраивать отношения с окружающими людьми. Эти советы даны красиво, изящно и выразительно. Они покоряют своей лаконичностью и глубиной мысли. Каждый миг жизни бесценен, не устает нам напоминать поэт.

Osman Hamdy Bey (с)

 

Мудрости жизни от Омара Хайяма

Ты скажешь эта жизнь — одно мгновенье.
Её цени, в ней черпай вдохновенье.
Как проведёшь её, так и пройдёт,
Не забывай: она — твоё творенье.
***

Всё покупается и продаётся,
И жизнь откровенно над нами смеётся.
Мы негодуем, мы возмущаемся,
Но продаёмся и покупаемся.
***

С людьми ты тайной не делись своей,
Ведь ты не знаешь, кто из них подлей.
Как сам ты поступаешь с Божьей тварью,
Того же жди себе и от людей.
***

Osman Hamdy Bey

 

К тайнам ты не пускай подлеца — их скрывай,
И секреты храни от глупца — их скрывай,
Посмотри на себя меж людей проходящих,
О надеждах молчи до конца — их скрывай!
***

Все, что видим мы, — видимость только одна.
Далеко от поверхности мира до дна.
Полагай несущественным явное в мире,
Ибо тайная сущность вещей — не видна.
***

Меняем реки, страны, города…
Иные двери… Новые года…
А никуда нам от себя не деться,
А если деться, только в никуда.
***

Ад и рай — в небесах», — утверждают ханжи.
Я, в себя заглянув, убедился во лжи:
Ад и рай — не круги во дворце мирозданья,
Ад и рай — это две половины души.
***

Mahmoud Farshchian (с)

Мы не знаем, протянется ль жизнь до утра…
Так спешите же сеять вы зерна добра!
И любовь в тленном мире к друзьям берегите
Каждый миг пуще золота и серебра.
***

Мы шли искать Тебя — а стали злой толпой:
И нищий, и богач, и щедрый, и скупой.
Ты с каждым говоришь, никто из нас не слышит.
Пред каждым предстаешь, любой из нас слепой.
***

Небо — пояс загубленной жизни моей,
Слезы павших — соленые волны морей.
Рай — блаженный покой после страстных усилий,
Адский пламень — лишь отблеск угасших страстей.
***

Использовался материал статьи
Омар Хайям в русской переводной поэзии
(З. Н. Ворожейкина, А. Ш. Шахвердов)

Очень рекомендую — статья о любимом Джебране — «при звуке этого имени колокольчики начинают звучать в сердце, и сердце не принадлежит этому миру» — вот у меня именно так, когда читаю его))

    Метки: лучшие цитаты, поэзия     

Биография Омара Хайяма :: Litra.RU :: Лучшие биографии




Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!


/ Биографии / Омар Хайям

-Вариант 1
-Вариант 2

    Гиясаддин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим аль-Хайям Нишапури родился 18 мая 1048 года в Иране (Нишапур), умер 4 декабря 1122 года. Занимался поэзией, математикой, астрономией и философией.
     В литературе добился признания своими четверостишиями («рубаи»), в алгебре построил классификацию кубических уравнений, плюс создал более точный, чем европейский, календарь.
     Родился Омар в семье палаточника. Его детство было тяжелым, ведь оно пришлось на период сельджукского завоевания Центральной Азии.
     Омар был способный и умный, он все схватывал на лету. В 8 лет уже знал Коран (священная книга мусульман) по памяти, глубоко занимался астрономией, математикой и философией. В 12 лет стал учеником Нишапурского медресе (мусульманское учебное заведение, выполняющее роль средней школы и мусульманской духовной семинарии). Он блестяще закончил курс по мусульманскому праву и медицине, получив квалификацию хакима, то есть врача. Но медицинская практика мало интересовала Омара. Он изучал сочинения известного математика и астронома Сабита ибн Курры, труды греческих математиков.
     Слово «Хайям» буквально означает «палаточный мастер», от слова «хайма» — палатка, от этого же слова происходит старорусское «хамовник», т.е. текстильщик. Ибн Ибрахим — значит сын Ибрахима. Таким образом, отца Хайяма звали Ибрахим и происходил он из рода ремесленников. Можно предположить, что этот человек имел достаточные средства и не жалел их, чтобы дать сыну образование, соответствующее его блестящим способностям.
     В возрасте шестнадцати лет Хайям пережил первую в своей жизни утрату: во время эпидемии умер его отец, а потом и мать. Омар продал отцовский дом и мастерскую и отправился в Самарканд. В Самарканде Хайям становится вначале учеником одного из медресе, но после нескольких выступлений на диспутах он настолько поразил всех своей учёностью, что его сразу же сделали наставником.
     В 1074г., вскоре после того, как после длительного противостояния сельджукам Шамс ал-Мулук признал себя вассалом султана Малик-шаха, Хайям был приглашен в столицу огромного Сельджукского государства Исфахан ко двору Малик-шаха для руководства реформой иранского солнечного календаря. Приглашение было, по-видимому, сделано сельджукским визирем Низам ал- Мулком. Тем самым другом юности Хайяма, если все-таки верить легенде, вопреки упоминавшемуся выше расхождению в возрасте Хайяма и знаменитого визиря. 1074 год стал знаменательной датой в жизни Омара Хайяма: ею начался двадцатилетний период его особенно плодотворной научной деятельности, блестящей по достигнутым результатам.
     Омар Хайям был приглашен султаном Малик-шахом — по настоянию Низам ал-Мулка — для строительства и управления дворцовой обсерваторией. Собрав у себя при дворе «лучших астрономов века», как об этом говорят источники, и, выделив крупные денежные средства для приобретения самого совершенного оборудования, султан поставил перед Омаром Хайямом задачу — разработать новый календарь.
     Хайям известен благодаря своим четверостишиям — мудрым, полным юмора, лукавства и дерзости рубаи. Долгое время был забыт, но его творчество стало известным европейцам в новое время благодаря переводам Эдварда Фицджеральда.
     Не спрашивают мяч согласия с броском.
     По полю носится, гонимый Игроком.
     Лишь Тот, Кто некогда тебя сюда забросил, —
     Тому все ведомо, Тот знает обо всем.



/ Биографии / Омар Хайям


алгебра | История, определение и факты

Возможно, самым основным понятием в математике является уравнение, формальное утверждение, что две стороны математического выражения равны — как в простом уравнении x + 3 = 5 — и что обе стороны уравнением можно одновременно манипулировать (складывая, разделяя, извлекая корни и т. д. с обеих сторон), чтобы «решить» уравнение. Тем не менее, каким бы простым и естественным ни казалось такое понятие сегодня, его принятие вначале потребовало развития множества математических идей, каждой из которых требовалось время, чтобы созреть.Фактически, только в конце XVI века современная концепция уравнения как единого математического объекта была закреплена.

Три основных нити в процессе, ведущем к этой консолидации, заслуживают особого внимания:

Эти три нити прослеживаются в этом разделе, особенно по мере их развития на древнем Ближнем Востоке и в Греции, в исламскую эпоху и европейское Возрождение.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишись сейчас

Решение проблем в Египте и Вавилоне

Самый ранний математический текст из Египта — это папирус Райнда (ок.1650 г. до н.э.). Этот и другие тексты свидетельствуют о способности древних египтян решать линейные уравнения с одним неизвестным. Линейное уравнение — это уравнение первой степени или уравнение, в котором все переменные указаны только в первой степени. (В сегодняшних обозначениях такое уравнение с одним неизвестным будет 7 x + 3 x = 10.) Данные примерно за 300 лет до нашей эры показывают, что египтяне также знали, как решать задачи, включающие систему двух уравнений с двумя неизвестными. величины, включая квадратные (второй степени или квадраты неизвестных) уравнения.Например, учитывая, что периметр прямоугольного участка земли составляет 100 единиц, а его площадь составляет 600 квадратных единиц, древние египтяне могли решить для длины поля l и ширины w . (В современных обозначениях они могли решить пару одновременных уравнений 2 w + 2 l = 100 и w l = 600.) Однако на протяжении всего этого периода символы не использовались — проблемы были сформулированы. и решается устно. Следующая проблема является типичной:

  • Метод расчета количества,

  • умножить на 1 1 / 2 сложить 4 и получилось 10.

  • О каком количестве написано?

  • Сначала вы вычисляете разницу этих 10 и этих 4. Затем 6 результатов.

  • Затем вы разделите 1 на 1 1 / 2 . Затем результаты 2 / 3 .

  • Затем вы вычисляете 2 / 3 из этого 6. Затем 4 результата.

  • Вот, это 4, количество, которое это сказал.

  • То, что вы нашли, верно.

Обратите внимание, что за исключением 2 / 3 , для которого существовал специальный символ, египтяне выражали все дробные величины, используя только единичные дроби, то есть дроби с числителем 1. Например, 3 / 4 будет записано как 1 / 2 + 1 / 4 .

Вавилонская математика датируется 1800 годом до нашей эры, о чем свидетельствуют клинописные тексты, сохранившиеся на глиняных табличках.Вавилонская арифметика была основана на хорошо разработанной позиционной шестидесятеричной системе, то есть на системе с основанием 60, в отличие от современной десятичной системы, которая основана на единицах 10. Однако вавилоняне не использовали последовательно ноль. . Большая часть их математики состояла из таблиц, например, для умножения, обратных чисел, квадратов (но не кубов), а также квадратных и кубических корней.

Помимо таблиц, многие вавилонские таблички содержали задачи, требующие решения какого-то неизвестного числа.Такие проблемы объясняли процедуру, которой необходимо следовать для решения конкретной проблемы, а не предлагали общий алгоритм решения аналогичных проблем. Отправной точкой для проблемы могут быть отношения, включающие конкретные числа и неизвестное, или его квадрат, или системы таких отношений. Искомое число может быть квадратным корнем из заданного числа, весом камня или длиной стороны треугольника. Многие вопросы были сформулированы в терминах конкретных ситуаций, таких как разделение поля между тремя парами братьев при определенных ограничениях.Тем не менее, их искусственный характер давал понять, что они были созданы для дидактических целей.

23 мудрых высказывания Омара Хайяма, персидского поэта-астронома

Омар Хайям родился в 1048 году в городе Нишапур на северо-востоке Ирана. Он был персидским ученым, философом и поэтом, наиболее известным своим влиятельным поэтическим произведением «Рубайят », которое было представлено на западе знаменитым переводом Эдварда Фицджеральда на английский язык в середине 19 века.

Хайям, которого иногда называют «персидским астрономом-поэтом», был человеком самых разных талантов. Хотя его наследие в основном характеризуется его поэзией, в свое время он был в основном известен как математик и астроном. Одним из примечательных событий и достижений в жизни Хайяма было создание календаря Джалали (в сотрудничестве с другими учеными того времени), который представляет собой солнечный календарь с точным 33-летним циклом интеркаляции и предшественник современного календаря Ирана.

Считается, что когда Хайям приближался к концу своей жизни, он прожил свои последние годы в качестве затворника и умер в своем родном городе Нишапур в возрасте 83 лет.

Я — рай и ад.
Омар Хайям (Рубайят — LXVI, 1120)

Будьте счастливы сейчас. Этот момент — твоя жизнь.
Омар Хайям

Задумчивая душа к одиночеству уходит на покой.
Омар Хайям (Рубайят — IV, 1120)

Волос разделяет ложное и истинное.
Омар Хайям (Рубайят — XLIX, 1120)

Странно — не правда ли? — то из мириад, Которые Перед нами прошли через дверь Тьмы, Никто не возвращается, чтобы рассказать нам о дороге, которую мы должны открыть, чтобы открыть.
Омар Хайям (Рубайят — LXIV, 1120)

Небеса, но Видение исполненного Желания,
И Ад Тень от души в огне,
Бросить на Тьму, в которой мы сами,
Так поздно вышли из, так скоро истечет.
Омар Хайям (Рубайят — LXVII, 1120)

Была дверь, от которой я не нашел ключа: Была завеса, сквозь которую я мог не видеть.
Омар Хайям (Рубайят — XXXII, 1120)

Ах, извлеките максимум из того, что мы еще можем потратить, Прежде чем мы тоже сойдем в прах.
Омар Хайям (Рубайят — XXIV, 1120)

Ты говоришь, что каждое утро приносит тысяча роз;
Да, но где же Роза вчерашнего дня?
Омар Хайям (Рубайят — IX, 1120)

Напиток! ибо не знаешь, откуда ты и зачем: пей! ибо вы не знаете, зачем вы идете и куда.
Омар Хайям (Рубайят — LXXIV, 1120)

Книга, женщина и фляжка с вином:
Трое сотворили мне небо; это может быть твое
Это какое-то кислое место пения, холодное и голое,
Но тогда я никогда не говорил, что твои небеса принадлежат мне.
Омар Хайям (Рубайят — XII, 1120)

Когда я хочу понять, что происходит сегодня, или попытаться решить, что будет завтра, я оглядываюсь назад.
Омар Хайям

Ах, мой Белов наполнил Чашу, очищающую
Сегодня Прошлое сожаление и Будущие страхи:
Завтра! — Да ведь завтра я могу быть самим собой со вчерашними семью тысячами лет.
Омар Хайям (Рубайят — XXI, 1120)

Я послал свою Душу через Невидимое,
Какое-то письмо этой загробной жизни написать:
И постепенно моя Душа вернулась ко мне,
И ответил: «Я Сам — Небеса и Ад»:
Омар Хайям (Рубайят — LXVI, 1120)

Вино Жизни продолжает сочиться капля за каплей,
Листья Жизни падают один за другим.
Омар Хайям (Рубайят — VIII, 1120)

Вчерашнее безумие этого дня действительно приготовилось;
Завтрашнее молчание, триумф или отчаяние:
Выпей! ибо не знаешь, откуда ты и зачем:
Пей! ибо вы не знаете, зачем вы идете и куда.
Омар Хайям (Рубайят — LXXIV, 1120)

Живая жизнь Судьба завтрашнего дня, хотя Ты и мудр, Ты не можешь ни сказать, ни предположить; Итак, не проходи сегодня напрасно, потому что это никогда не повторится.
Омар Хайям


Мы не что иное, как движущийся ряд
Волшебных теней, которые приходят и уходят.
Омар Хайям (Рубайят — LXVIII, 1120)

О, угрозы ада и райские надежды!
По крайней мере одно можно сказать наверняка — эта жизнь летит;
Одно несомненно, а остальное ложь;
Цветок, который однажды распустился навсегда, умирает.
Омар Хайям (Рубайят — LXIII, 1120)

В молодости я очень охотно ходил к врачам и святым и слышал великие споры об этом и о нем: но всегда выходил через ту же дверь, что и я.
Омар Хайям (Рубайят — XXVII, 1120)

С Божьей помощью и Его бесценной помощью я говорю, что алгебра — это научное искусство. Объекты, с которыми он имеет дело, являются абсолютными числами и измеримыми величинами, которые, хотя сами по себе неизвестны, относятся к «вещам», которые известны, благодаря чему возможно определение неизвестных величин.
Омар Хайям (Трактат о демонстрации задач алгебры, 1070)

Не тратьте свой час зря, ни в тщетном преследовании
Того и Того стремления и спора;
Лучше веселиться с плодотворным Виноградом
Чем грустить после ни одного, или горького, Фрукта.
Омар Хайям (Рубайят — LIV, 1120)

Не смотрите вверху, там ответа нет;
Не молитесь, ибо никто не слушает вашу молитву;
Близко так же близко к Богу, как и всякое Далекое,
И здесь точно такой же обман, как и Там.
И вы думаете, что таким, как вы;
Изголодавшаяся от голода фанатичная команда:
Бог открыл секрет и отказал мне? —
Ну, ну, какое это имеет значение! В это тоже верю.
«Неужели Бог посадил виноград, как вы думаете,
И в то же время заставил пить грех?
Поблагодари Того, Кто так устроил —
Конечно, Он любит слышать, как звенят стаканы! »
Омар Хайям (Рубайят, 1120)

Даниэль Искер — странствующий дервиш, который всю жизнь изучает прошлое, настоящее и будущее.Он понял, что был создан безупречным и вневременным сознанием, когда медитировал в своей пещере отшельника на острове Готланд. Его сочинения в основном отражают это осознание. В настоящее время Даниэль изучает историю, философию, египтологию и западную эзотерику в Упсальском университете. Он также в настоящее время пишет свою степень бакалавра искусств. Диссертация по истории, в которой исследуется, как буддийские и индуистские тексты были впервые правильно переведены и представлены западному миру в конце 18-го и 19-го веков.

Омар Хайям | Энциклопедия.com

РОДИЛСЯ: 1048, Нейшабур, Персия

УМЕР: 1131, Нейшабур, Персия

ГРАЖДАНСТВО: Персидский

ЖАНР: Поэзия, научно-популярная литература 1859)

Обзор

В течение своей жизни в качестве математика и астронома в Персии Омар Хайям был известен своими научными достижениями, но не был признан поэтом. Только после того, как ученый и поэт Эдвард Фитцджеральд перевел персидский манускрипт стихов Хайяма на английский язык в 1859 году, западный мир открыл для себя лирику Хайяма.Сегодня « рубайат » Хайяма, собрание четверостиший, составленных в традиционном персидском стиле рубайат , признано на всем Западе. Как чувственный, так и духовный, Rubáiyát оставался очень острым, потому что он апеллирует к самым глубоким страстям человечества и самым глубоким философским проблемам.

Работы в биографическом и историческом контексте

Неизвестные ранние годы Хайям родился в 1048 году в Нейшабуре, Персия, на территории современного северо-восточного Ирана.В то время Нейшабур был коммерчески богатой провинцией, а также важным интеллектуальным, политическим и религиозным центром. В то время Персией правили турки, которые завоевали эту территорию в 1037 году и принесли с собой свою исламскую веру. Они оставались под контролем региона до начала 1200-х годов. Хотя мало что известно о ранней жизни Хайяма, считается, что он получил образование с упором на естественные науки, математику и философию у знаменитого учителя Имана Моваффака из Нейшабура.

Когда Хайям было чуть больше двадцати, он отправился в Самарканд, где завершил свой знаменитый трактат по алгебре, труд, который считается одним из самых выдающихся математических достижений средневековья. Его математические труды включают исследование под названием Трудности определений Евклида (1077). В этих работах Хайям пытается классифицировать уравнения, в частности квадратные и кубические уравнения.

Царские поручения В 1074 году Хайям вернулся в Нейшабур и был приглашен султаном Малик-шахом, турецким правителем-сельджуком, присоединиться к группе из восьми ученых, назначенных для реформирования мусульманского календаря.Результат, солнечный календарь Джалаев, примечателен тем, что он более точен, чем юлианский календарь, и почти так же точен, как пересмотр юлианского календаря Папой Григорием XIII. В это время Хайяму было поручено вместе с другими астрономами сотрудничать в разработке плана обсерватории в столице Исфанане. В то время город был одним из самых важных в мире.

Смерть Малик-Шаха Записи показывают, что после смерти Малик-Шаха в 1092 году Хайям, глубоко оплакивая утрату, отправился в паломничество в Мекку.В переводе Эдварда Фитцджеральда одно стихотворение, которое, по-видимому, было написано в это время, гласит: «Хайям, который сшил шатры науки / Упал в печь горя и внезапно сгорел». До своей смерти 4 декабря 1131 года Хайям провел остаток своей жизни в ключевом городе Нейшабур, где он преподавал астрологию и математику и предсказывал будущие события для королевского двора, когда его к этому призывали.

Поэт? Не существует никаких записей, указывающих на то, что Хайям когда-либо писал стихи.Конечно, его достижения в математике и астрономии затмевали любые достижения в поэзии при его жизни. Поскольку рукописи его катренов появились только через двести лет после его смерти и из-за различий между различными версиями, некоторые ученые сомневаются, что он является автором Rubáiyát . Этот аргумент подкрепляется тем фактом, что содержание Rubáiyát непоследовательно, поскольку некоторые стихотворения являются мистическими и философскими, а другие — аморальными и гедонистическими.Исчерпывающе изучив работу в попытке определить, какие из почти тысячи четверостиший были написаны Хайямом, некоторые персидские ученые заявили, что только около двухсот пятидесяти строф могут принадлежать Хайяму. Тем не менее, авторитет Хайяма как поэта кажется сильным, поскольку на протяжении многих лет были опубликованы многочисленные переводы Rubáiyát .

Открытие и распространение Обнаружил английский персидский ученый Э.Б. Коуэлл в Бодлианской библиотеке Оксфорда, рукопись пятнадцатого века стихов Хайяма была передана Эдварду Фицджеральду, который перевел 75 из 158 катренов на английский язык. Обеспокоенный тем, что чувственные и атеистические аспекты некоторых строф оскорбят читателей, Фитцджеральд включил эти произведения на их оригинальном персидском языке. Когда Фитцджеральд анонимно опубликовал свой перевод 1859 года за свой счет, ни один экземпляр книги не был продан.

Только когда книготорговец понизил рубайят Омара Хайяма до копейки своего магазина на улице, коллекция привлекла к себе внимание.В 1861 году Уитли Стоукс, редактор Saturday Review , приобрел несколько экземпляров Rubáiyát и, впечатленный работой, передал копию художнику и поэту-прерафаэлиту Данте Россетти. Россетти, в свою очередь, передал копию поэту Алджернону Чарльзу Суинберну, который затем поделился ею с писателем Джорджем Мередитом.

Неизвестный в западном мире до читателей прерафаэлитов, Rubáiyát имел огромный успех в английских и американских литературных кругах.Вскоре после этого перевод Фитцджеральда произвел фурор, когда стал известен широкой публике. В результате ученые начали поиск дополнительных рукописей работ Хайяма, и последовали бесчисленные переводы, каждый из которых отличался по содержанию, форме и количеству катренов.

ЛИТЕРАТУРНЫЕ И ИСТОРИЧЕСКИЕ СОВРЕМЕННИКИ

Среди известных современников Хайяма:

Святой Ансельм (1033–1109): Помимо того, что он был одним из отцов схоластического богословия, Ансельм создал онтологический аргумент в пользу существования Бога.Его работы включают Монологий (1075–1076).

Генрих IV (1050–1106): немецкий король и император Священной Римской империи, Генрих IV был любим своими подданными из-за его заботы о мире империи и благополучия простых людей.

Ланфранк (1015–1089): Ланфранк, ставший архиепископом Кентерберийским, Ланфранк сыграл важную роль в убеждении Папы Александра II поддержать нормандское вторжение в Англию в 1066 году.

Эрнульф (1040–1124): Епископу Рочестера Эрнульф приписывают составление законов, папских указов и документов, относящихся к церкви Рочестера, в коллекции под названием Textus Roffensis .

Малик-Шах (1055–1092): Малик-Шах был третьим и самым известным из турецких султанов-сельджуков, правящей военной семьи, основавшей империю, которая включала Месопотамию, Сирию, Палестину и большую часть Ирана.

Родриго Диас (1040–1099): известный как Эль Сид, или «вождь», Диас был национальным героем Испании и центральной военной фигурой в борьбе с маврами.

Константин Африканский (1020–1087): этот карфагенянин был переводчиком греческих и исламских медицинских текстов, которые способствовали созданию в XII веке первого медицинского университета в Салерно, части Королевства Сицилия.Его переводы включают Китаб (1087), также известный как Полная книга медицинского искусства .

Произведения в литературном контексте

Как литературный жанр, rubái — поэтическая форма Rubáiyát — был очень популярен в течение одиннадцатого и двенадцатого веков в Персии, вдохновляя таких поэтов, как Руми, которые заслужили репутацию быть великим духовным поэтом.

Rubái Stanzas Rubái — это поэтическая форма, происходящая из урду-персидского языка.Обычно каждая строфа rubái состоит из четырех рифмующихся строк, иногда называемых , переплетая Rubáiyát . Однако в поэзии Хайяма третья строка не рифмуется с первой, второй и четвертой строками, образуя таким образом схему рифм AABA. Каждое четверостишие Rubáiyát образует законченную мысль. В общем, первые две строки представляют собой ситуацию или проблему, обычно представляемую с помощью метафоры или сравнения. Третья строка создает напряжение, за ней следует четвертая, предлагающая какое-то решение.

Катрены, обычно приписываемые Хайяму, отличаются стилистической простотой и лаконичностью. Тематически Rubáiyát сложен и медитативен, выявляя отчаяние по поводу краткости жизни, нетерпение из-за невежества человека и сомнения в существовании доброжелательного Бога. Однако такой пессимизм сдерживается чувственным, удовлетворяющим себя подходом к жизни, который ведет себя так, как будто каждый день может стать последним. Без сомнения, Rubáiyát демонстрирует внутреннее противоречие между грустью и радостью жизни.

Противостояние исламу Рубайат считается размышлением о смысле жизни, поскольку Хайям обращался к вечным вопросам жизни, смерти, религии и загадок вселенной. Поскольку работа Хайяма часто рассматривалась ортодоксальными мусульманами как еретическая из-за ее гедонизма, включая восхваление вина, Rubáiyát , скорее всего, распространялись анонимно, вероятно, запоминались и передавались чаще, чем записывались.Свидетельства указывают на то, что Rubáiyát почти наверняка пели на мистических собраниях.

Влияние Самый известный персидский поэт на Западе, Хайям значительно повлиял на стиль и темы многих поэтов девятнадцатого и двадцатого веков. Прославленный за его лирическую форму и трогательную проницательность, Rubáiyát подражали таким поэтам, как Альфред, лорд Теннисон и Алджернон Чарльз Суинберн.

Работы в критическом контексте

Мало что известно о восприятии поэзии Хайяма до XIX века.Коммерческий успех перевода Фицджеральда Rubáiyát вызвал критическую реакцию со стороны крупных классических поэтов. Вначале академиков в основном привлекала лирика Rubáiyát . Однако к концу девятнадцатого века внимание переключилось на темы фатализма и бегства от реальности Хайяма. В статье, опубликованной в Антология философии в Персии , том 1: От Зороастра до Омара Хайяма , критик XIX века А.Б. Хоутон объяснил привлекательность современного мира к Хайяму: «Он потерял всякую надежду, как теряют надежду и наши сердца. Он обнаружил за феноменальным миром совсем ничего, как и современные ученые. Одним словом, Омар взывает к нашему отчаянию ».

Версия Фицджеральда Критики двадцатого века все чаще изучали Рубайат Хайяма и перевод Фитцджеральда как две отдельные работы. Интеллектуалы расходятся во мнениях относительно того, как Фитцджеральд искажает оригинальную рукопись Хайяма, некоторые полагают, что результатом версии Фитцджеральда является просто английское стихотворение с персидскими намёками.Помимо включения нескольких стихотворений, написанных другими персидскими поэтами, перевод Фитцджеральда адаптирует многие четверостишие в соответствии с викторианскими вкусами. Кроме того, Фитцджеральд реорганизовал структуру Rubáiyát , объединив концептуально независимые стихи Хайяма в одну длинную строфу. Чарльз Элиот Нортон определяет, что Фитцджеральда «следует называть« переводчиком »; только в отсутствие лучшего слова, которое должно выражать поэтическое слияние поэтического духа с одного языка на другой и повторное представление идей и образов оригинала в форме, не совсем отличной от их собственной, но прекрасно адаптированы к новым условиям времени, места, обычаю и складу ума, в котором они появляются.”

ОБЩИЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ОПЫТ

Хайям Rubáiyát , собрание четверостиший, составленных в традиционном персидском стиле рубай, дало жизнь жанру, который вдохновлял поэтов на протяжении веков. Ниже перечислены работы, в которых четверостишие можно наблюдать как литературный прием:

Century (1555), собрание пророчеств Нострадамуса. Состоящий из 353 катренов, написанных на смеси французского, латинского и греческого языков, Century описывает события с середины 1500-х годов до 3797 года, года, предсказанного Нострадамусом конца света.

The Essential Rumi (1995), сборник стихов Руми, переведенный Коулманом Барксом. Руми был персидским поэтом XIII века. В этом сборнике Баркс переводит шестнадцать сотен rubáiyát Руми, четверостишие, передающие мистицизм и духовность Руми.

Сборник стихов Эмили Дикинсон (опубликовано в 1988 году, написано в 1850-х и 1860-х годах), сборник стихов Эмили Дикинсон под редакцией Мейбл Лумис Тодд и Т. Хиггинсон. Дикинсон чаще всего создавал строфы четверостиший, характеризующихся уникальным акцентом на словах, установленных через их строчную позицию или заглавные буквы.Большинство ее стихов были опубликованы посмертно.

Ответы на литературу

  1. Как вы думаете, почему Rubáiyát переводили так много раз? Как последние переводы сравниваются с переводом Фитцджеральда? Какие критерии вы бы установили, чтобы оценить, лучше ли один перевод другого? Напишите документ, объясняющий ваши выводы.
  2. Какая связь существует между поэтом и переводчиком? Что, по вашему мнению, связывает Фитцджеральд и Хайям, помимо самого Rubáiyát ? Как вы думаете, переводчик должен быть поэтом, чтобы переводить поэта? Должен ли переводчик придерживаться того же взгляда на мир и чувства языка, что и автор, чтобы переводить произведение этого писателя? Создайте презентацию, в которой изложите ваши убеждения по поднятым вопросам.
  3. Изучите Рубайят Фицджеральда из Омара Хайяма , проанализировав иллюстрации к тому. Представьте, что вы искусствовед в газете New York Times , и напишите обзор с оценкой визуального искусства в работах Фитцджеральда.
  4. Некоторые ученые утверждают, что Хайям придерживался суфизма, мусульманской формы религиозного мистицизма. Исследуйте суфизм, отметив его гуманистический посыл. Вы удивлены, обнаружив в исламе элемент мистицизма? В какой степени катрены Хайяма иллюстрируют принципы суфизма? Напишите статью, в которой сделаете выводы.

БИБЛИОГРАФИЯ

Книги

Блум, Гарольд и Джанис Марсон, ред. «Рубайат» Омара Хайяма . Нью-Йорк: Дом Челси, 2003.

Чаудхури, Суканта. Перевод и понимание . Нью-Йорк: Oxford University Press, 2002.

Элиот Т. С. Использование поэзии и использование критики: исследования отношения критики к поэзии в Англии . Лекции Чарльза Элиота Нортона. Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 1986.

Хайям, Омар. Рубайат Омара Хайяма . Перевод Эдварда Фитцджеральда. Калькутта, Индия: Rupa, 2002.

Наср, Сейед Хоссейн и Мехди Аминразави, ред. Антология философии в Персии . Том 1, От Зороастра до Омара Хайяма . Лондон: И. Б. Таурис, 2008.

Саклатвалла, Дж. Э. Омар Хайям как мистик . Сент-Пол, Миннесота: Р. Вест, 1978.

Тиртха, Свами Говинда. Нектар благодати: жизнь и дела Омара Хайяма .Бомбей, Индия: Центральная пресса правительства, 1941.

Йогананда, Парамаханса. Вино мистицизма: «Рубайят» Омара Хайяма . Лос-Анджелес: Товарищество самореализации, 1994.

Йогананда, Парамаханса и Дж. Дональд Уолтерс. Объяснение «Рубайата» Омара Хайяма . Невада-Сити, Калифорния: Crystal Clarity, 2004.

Веб-сайты

Книги и писатели. Омар Хайям (1048–1131). Получено 21 апреля 2008 г. с сайта http://www.kirjasto.sci.fi/Khayyam.htm.

Шахриари, Шахриар. Рубайат Омара Хайяма . Получено 25 апреля 2008 г. с http://www.okonlife.com. Последнее обновление 2 июня 2004 г.

Философия Омара Хайяма

Философия

Совершенно справедливо утверждается, что Хайям был поэтом судьбы . Однако с нашей стороны было бы очень неправильно думать, что он был фаталистом, по крайней мере, на общее понимание и определения этого слова.

Есть две основные философские школы, пытающиеся классифицировать Рубайят Омара Хайяма. Один утверждает, что на него сильно повлиял исламский мистицизм, и особенно суфизм, и его ссылки на вино и любовников — аллегорические изображения мистического вина и божественная любовь.

Вторая школа мысли полностью опровергает первую, утверждая, что Хайям понял его смертность и неспособность смотреть дальше, а также его ссылки на вино и любовники очень буквальны и чувственны.

Сам Хайям дал нам ключ к разгадке в одной из своих рубайи (в единственном числе для Рубайят), когда он буквально говорит:

Некоторые в глубокой задумчивости ищут
Некоторые теряются в трепете, сомнения воняют
Я боюсь голоса, скрытого, но не слабого
Кричите: «Проснись! Оба пути наклонны».

Можно с уверенностью предположить, что обе вышеупомянутые школы мысли в некоторой степени ошибочны, и что сторонники каждого, наполовину понимая мудрость, которую передал Хайям, переворачивают и искажают его слова в угоду своим убеждениям.

Достаточно взглянуть на жизнь Хайяма, чтобы прийти к такому же выводу. Он был сверхдостижения гений. Он был советником министров и королей. Он был математиком гений, предлагая решения проблем, которые на столетия опередили его время. Он был высококвалифицированный астроном, который рассчитал продолжительность солнечного года с помощью непревзойденная точность, по крайней мере, не имеющая аналогов до нынешнего века. Он разбирался в других физические науки, такие как медицина и химия (или алхимия в то время).Он был очень искал философ и учитель.

Сам факт, что у него было желание, стремление и дисциплина сочинять и писать Рубайят, показывает, что у него была глубина восприятия и видения, которые мы все еще сохраняем. трудность понимания.

Человек, который столько сделал в своей жизни, явно не мистический фаталист, утверждающий, что «Чему быть, того не миновать!» Напротив, он видел безумие загипнотизированного такими методами, которые могут вызвать удивительные видения реальности, но пока они остаются видения, они не являются и не могут быть истиной, самой реальностью.

Кроме того, человек, изменивший мир своего времени и столетий спустя, является явно не тот, кто сказал бы: «поскольку мы все умрем, давайте мы только чувственными удовольствиями «. Он ясно видел это столь же мистическое увлечения были просто видениями реальности, а не правды, чувственные удовольствия также были представления более глубокой радости, а не правды.

Тот, кто может так ясно поставить вопросы о смертности и временности нашего Очевидно, существование глубоко боролось с жизнью, смертью и существованием.Хайям поняли, что значит не контролировать свою жизнь и смерть, и нашли пределы нашей свободы. Он понимал, что важно в жизни. И через его жизнь его учения и его Рубайят передали это значение, хотя и в некоторой загадочной форме, тем не менее, полный и неповрежденный для нас.

Хайям понял, что это наша судьба, наша судьба, что-то неподвластное нам. родиться в этом мире. Он также понимал, что смерть — это неизбежная судьба для всех. кто когда-либо родился.Он понял, что наши тела происходят из праха и глины и возвращаются в глина. Он понимал фантазию о том, чтобы думать о будущем, а также невроз пребывания в прошлом. Он увидел, что все, что у нас есть, — это момент ускользания, это сейчас, которое само по себе имеет вневременное качество.

И он понял, что в жизни важна та более глубокая радость и любовь, к которой у нас есть бесконечное стремление, а также способность как получать, так и излучать. Его Рубаи заставляют нас задавать эти окончательные экзистенциальные вопросы и ведут нас по пути, который, если только мы потерялись по пути или дестабилизированы бездной, которую мы должны преодолеть, неизбежно должен прийти к тому же ответу.Те абсолютные истины, что в жизни все, что имеет значение это любовь и радость. Все остальное — фантазия и заблуждение.

Если мы примем философию Хайяма и прислушаемся к его советам, то мы сместим фокус от внешнего, мистического или чувственного, к внутреннему. И если мы пройдем через это преобразующая алхимическая трансмутация души, мы тоже станем как Хайям, люди и женщины, которые меняют себя, а следовательно, и наш мир, а также миры будущего приходить.

1998 г., Ванкувер, Канада, 1999 — 2003 гг., Лос-Анджелес, Калифорния
Вы можете использовать любую из представленных здесь частей только в некоммерческих целях при условии предоставления полной информации об авторе и этой домашней странице, включая гиперссылку, если вы желаете использовать эти материалы в Интернете.

Омар Хайям | Фонд Поэзии

Гияс ад-Дин Абул-Фатх Умар ибн Ибрагим аль-Нисабури аль-Хайями, персидский поэт XI века, астроном и математик Омар Хайям вырос в городе Нишапур на территории современного северного Ирана.Считается, что он был сыном мастеров палаток, как аль-хайями переводится как «производитель палаток». В детстве он учился сначала у ученого шейха Мухаммада Мансури в городе Балх на севере современного Афганистана, а затем у имама Моваффака Нишапури в Хорасане.

Многие математические и астрономические идеи Хайяма были подтверждены лишь спустя много времени после его смерти. Его «Трактат о демонстрации проблем алгебры» (1070) — основополагающий текст по алгебре; Помимо евклидовой геометрии, Хайям предлагает методы решения кубических и квадратных уравнений, а также вводит понятие биномиального разложения.В составе группы ученых под патронажем династии Сельджуков султана Джалал ад-Дина Малекшаха Салджуки Хайям построил обсерваторию, в которой он измерял продолжительность солнечного года с точностью, которая теряет только один день каждые 5000 лет, в отличие от день теряется каждые 3330 лет по григорианскому календарю. Он помог разработать календарь Джалали (предшественник современного иранского календаря), а также построил звездную карту. Считается, что он построил модели, иллюстрирующие теорию вращения Земли вокруг своей оси.

Однако Хайям, пожалуй, наиболее известен как поэт. Rubáiyát , его собрание сотен четверостиший (или rubais ), было впервые переведено с фарси на английский язык в 1859 году Эдвардом Фицджеральдом. Короткие стихотворения Rubáiyát воспевают радости жизни, освещая нюансы политического и религиозного контекста, в котором они были созданы. Некоторые ученые считают, что Хайям написал только 150 или около того четверостиший; Предполагается, что коллеги или предшественники внесли оставшуюся часть.

Хотя переводы Фицджеральда, которые он выпустил в нескольких вариантах, по-прежнему считаются самыми влиятельными, с тех пор было показано, что они значительно вольны в отношении исходного содержания стихов. Катрены Омара Хайяма: Три перевода Рубая (2005) включает переводы Фицджеральда вместе с версиями Джастина Маккарти и Ричарда Ле Гальена. Снисходительное отношение ко многим стихотворениям в « Rubáiyát » противоречило многим заповедям ислама, и считается, что Хайям попал в немилость своих придворных покровителей; он умер в 1131 году.

Омар Хайям: персидский астроном, поэт и ученый | Новости искусства и культуры

Хайям был персидским астрономом и писателем, известным в Иране как ученый, а в других местах известным как писатель.

Омар Хайям был персидским астрономом, писателем, поэтом и математиком, известным в Иране своими научными достижениями.

Англоязычные читатели знают о его выдающейся работе благодаря переводу его собрания сотен четверостиший (или рубаев) в Рубаи, работы 1859 года о «Персидском астрономе-поэте».

В его честь Google изменил свой логотип на специальную анимацию, или дудл, в 17 странах с изображением Хайяма и его самых важных достижений.

Но при жизни ученого и писателя не всегда ценили за его труд.

Это его история:

Глубокое образование

  • Омар Хайям родился 18 мая в торговом городе Нишапур, который сегодня известен как Иран, в 1048 году.
  • Отцом Хайяма был Эбрахим Хайями, богатый врач, имя его матери остается неизвестным.

  • Его происхождение до сих пор неясно, но некоторые авторы утверждают, что отец Омара зарабатывал себе на жизнь торговлей и изготовлением палаток, поскольку его фамилия означает «производитель палаток».

  • Семья Хайяма была мусульманской, но его отец считался не строгим, и вскоре он нанял математика Бахманьяра бин Марзбана, приверженца древней персидской религии или зороастризма, в качестве наставника Омара.
  • Хайям получил образование в области естественных наук, философии и математики.

  • В 1066 году, когда Хайям праздновал свое 18-летие, его отец Ибрагим умер всего за несколько месяцев до смерти своего учителя.

  • Эти события ознаменовали конец эпохи в жизни юного ученика, и, приведя в порядок дела своей семьи, он двинулся дальше.

Взлет ученого

  • Хайям присоединился к одному из регулярных караванов, совершавших трехмесячный путь из Нишапура в город Самарканд, который сейчас находится в Узбекистане.
  • В Самакарне он проявил замечательный интерес к математике, написав трактаты по арифметике, алгебре и теории музыки под патронажем главного судьи Абу Тахира, который также был другом своего отца и который заметил необычайный талант Хайяма в числах.
  • Вероятно, он все еще находился при дворе Шамс аль-Мука около 1073 года, когда был заключен мир с султаном Малик Шахом, который ранее вторгся на территорию.
  • Именно тогда в возрасте 26 лет Хайям поступил на службу к Малик-шаху, и когда его пригласили вернуться в Иран, чтобы построить обсерваторию в Исфахане и реформировать персидский календарь.

ЧАСЫ: Наука о звездах

Привилегированный образ жизни в Иране

  • Он оставался в Иране в течение следующих 18 лет, где ему платили необычайно высокую зарплату и вел привилегированный образ жизни.

  • Иллюстрация Эдмунда Дюлака из Рубайят Омара Хайяма [Getty Images]

    За это время ученый с поразительной точностью измерил длину года — длину тропического года.

  • При перекалибровке календаря первый день года приходился на точный момент прохождения центра Солнца через точку равноденствия.

  • Шах представил календарь Хайяма, календарь Джалали, 15 марта 1079 года, ученому был 31 год,
  • Этот календарь использовался до 20 века в Иране, он также, как полагают, построил модели, иллюстрирующие теорию вращения Земли вокруг своей оси.

  • В различных биографических отрывках он упоминается как непревзойденный в научных знаниях и достижениях своего времени.
  • Его память была потрясающей, согласно современному биографу Омара аль-Байхаки.

  • По словам автора, он смог запомнить всю книгу, прочитав ее несколько раз, когда он вернул книгу, ученый смог переписать ее по памяти, обнаружив поразительное сходство.

  • Он также был хорошо зарекомендовавшим себя математиком, и его сохранившиеся математические работы включают: Комментарий к трудностям, связанным с постулатами Элементов Евклида, к разделению квадранта круга и к доказательствам проблем, касающихся алгебры.

ЧАСЫ — Аль-Хорезми: отец алгебры

Рубайят

  • При жизни султана Малик-шаха у обоих были прекрасные отношения, однако его удача изменилась, когда к власти пришел его преемник, султан Санджар.

  • Султан Санджар не одобрял ученого, похоже, что Омар обидел Санджара, когда тот был еще ребенком, и ему так и не простили.
  • После смерти Малик Шаха Хайям лишился благосклонности суда, и финансирование строительства обсерватории в конечном итоге закончилось.

  • Он совершил паломничество в Мекку и посетил Багдад. По возвращении он удалился в Нишапур, где, похоже, жил жизнью отшельника.
  • Среди других своих работ Хайям также наиболее известен своими поэтическими работами.

  • Рубайят был его собранием сотен четверостиший, и он был впервые переведен с фарси на английский в 1859 году Эдвардом Фицджеральдом.

  • Стихи воспевали радости жизни, освещая нюансы политического и религиозного контекста, в котором они были созданы.
  • Некоторые ученые полагали, что ученый и автор написал около 150 катренов, другие писатели после него, как полагают, внесли свой вклад в оставшуюся часть.

За пределами земли, за далекими небесами я пытаюсь найти рай и ад. Затем я слышу торжественный голос, который говорит: «Рай и ад внутри.’

Омар Хайям, Рубаи

Цветет

  • Он умер в Нишапуре в возрасте 83 лет, 4 декабря 1131 года. Из рассказа Низами Аруди, персидского поэта, Омар имел обыкновение говорить, что его «могила будет на том месте, где деревья опадут на меня». дважды в год».

  • Когда Аруди посетил Нишапур примерно через четыре года после смерти Омара, он искал могилу Омара, она была точно в том месте, где Омар предсказал.
  • Согласно повествованию, цветы полностью покрыли надгробие.

  • В 1963 году шах Ирана приказал эксгумировать могилу Хайяма и перевезти его останки в мавзолей в Нишапуре, где туристы могли отдать дань уважения.
  • О жизни Хайяма известно недостаточно, но считается, что у него были жена и двое детей; Мальчик и девочка.

Как «Рубайат Омара Хайяма» вдохновил викторианских гедонистов

Каким образом стихотворение из 400 строк, основанное на трудах персидского мудреца и пропагандирующее гедонизм «захватить день», приобрело широкую популярность в викторианской Англии? Рубайат Омара Хайяма был написан эксцентричным английским ученым Эдвардом Фицджеральдом на основе его вольного перевода четверостиший поэта и математика 12 века Омара Хайяма.Возможно, неясное начало, но замечательная история публикации стихотворения стала легендой. Его первая публикация в 1859 году — в том же году, что и Чарльза Дарвина «О происхождении видов» и Дж. Милля «О свободе» — осталась совершенно незамеченной: за первые два года не было продано ни одного экземпляра. Все изменилось, когда оставшаяся копия 20-страничного буклета Фитцджеральда была куплена за копейки кельтским ученым Уитли Стоуксом, который передал ее Данте Габриэлю Россетти, который впоследствии влюбился в нее и воспевал ее предшественникам. Рафаэлитский круг.

Когда в 1863 году книга попала в руки Джона Раскина, он заявил: «Я никогда не читал — до сего дня — ничего столь славного». С этого момента начался культ Хайяма, который продолжался по крайней мере до Первого Мировая война, к тому времени в обращении находилось 447 изданий перевода Фитцджеральда. Возникли обеденные клубы Омара, и вы даже могли купить зубной порошок Омара и иллюстрированные игральные карты. Во время войны в окопах находили мертвых солдат с потрепанными копиями, спрятанными в карманах.

Чем же тогда была необычная достопримечательность Rubáiyát ? Ответ следует из некоторых из его самых известных стихов:

XXIV
Ах, извлеките максимум из того, что мы еще можем потратить,
Прежде, чем мы тоже спустимся в Прах;
Прах в прах и под прахом лежать
Без вина, без песни, без певца и — без конца!
XXXV
Тогда я прислонился к краю этой бедной земляной Урны
, Тайну моей жизни узнать:
И от губ к губам он бормотал: «Пока жив
Пей! — ибо, однажды мертвый, ты никогда не вернешься.’
LXIII
О, угрозы ада и надежды рая!
По крайней мере одно можно сказать наверняка — Это Жизнь летит;
Одно несомненно, а остальное ложь;
Цветок, который однажды распустился навсегда, умирает.

Rubáiyát был безупречным выражением гедонизма, напоминающим чувственные объятия в саду, наполненном жасмином, теплыми арабскими ночами в сопровождении чашек прохладного опьяняющего вина. Это был страстный протест против неофициальной викторианской идеологии умеренности, чопорности и самоконтроля.

Однако послание стихотворения было еще более радикальным, поскольку Rubáiyát было отрицанием не только христианской морали, но и самой религии. Хайям подразумевал, что загробной жизни не существует, и поскольку человеческое существование преходяще — а смерть наступит намного быстрее, чем мы думаем, — лучше всего наслаждаться прекрасными моментами жизни, пока это возможно. Это не означало бросаться в дикие гедонистические излишества, а скорее развивать чувство присутствия, ценить и наслаждаться здесь и сейчас в то ограниченное время, которое есть на Земле.

Этот пьянящий союз телесных удовольствий, религиозных сомнений и надвигающейся смерти захватил воображение его викторианской аудитории, выросшей в церкви на пении благочестивых гимнов воскресным утром. Неудивительно, что писатель Г. К. Честертон с упреком заявил, что Rubáiyát является библией религии « carpe diem ».

Влияние поэмы на викторианскую культуру было особенно заметно в произведениях Оскара Уайльда, который назвал его «шедевром искусства» и одним из своих самых больших литературных произведений.Он затронул ее темы в своем романе «Изображение Дориана Грея » (1890). Персонаж лорда Генри Уоттона — поборник гедонизма, который прямо ссылается на чувственные соблазны «мудрого Омара» и соблазняет красивого молодого человека Дориана продать свою душу за упаднические удовольствия вечной молодости. «Время завидует вам и ведет войну против ваших лилий и ваших роз», — говорит лорд Генри. «Новый гедонизм — это то, чего хочет наш век».

Роман Уайльда был тонко завуалированным прославлением гомосексуализма — преступления, за которое он был заключен в тюрьму в 1895 году (отрывки из книги были зачитаны на суде как часть улик).Он видел в Rubáiyát аргумент в пользу личной свободы и сексуального освобождения от ограничений викторианской социальной условности, не в последнюю очередь потому, что Фитцджеральд также был хорошо известен своей гомосексуальностью. Для Уайльда, как и для Фитцджеральда, гедонизм carpe diem был гораздо большим, чем погоня за чувственными удовольствиями: это был подрывной политический акт, способный изменить культурный ландшафт.

Сегодня гедонизм имеет плохую репутацию, поскольку он ассоциируется с «ЙОЛО» пьянством, передозировками наркотиков и «ведерным» подходом к жизни, в котором превыше всего ценится мимолетная новизна и стремление к острым ощущениям.Тем не менее, история Rubáiyát — это напоминание о том, что мы могли бы попытаться заново открыть для себя скрытые достоинства гедонизма.

С одной стороны, это могло бы послужить противоядием от растущей пуританской полосы в современном мышлении о счастье, которая угрожает превратить нас в сдержанных наркоманов умеренности, которые редко проявляют страстную жажду жизни. Возьмите книгу с полок для самопомощи, и вряд ли вы посоветуете решить свои проблемы, выкурив косяк под звездами или выпив несколько бутылок с текилой в ночном клубе.Тем не менее, такие гедонистические занятия, которыми пользуются разумно, на протяжении веков были центральными для человеческой культуры и благополучия: когда испанские конкистадоры прибыли в Америку, они обнаружили, что ацтеки спотыкаются о волшебных грибах.

С другой стороны, вид гедонизма, популяризируемый Rubáiyát , может помочь нам снова познакомиться с достоинствами прямого опыта в наш век посредничества, когда так много повседневной жизни фильтруется через двумерные электронные мерцает на смартфоне или планшете.Мы становимся скорее наблюдателями жизни, чем участниками, погруженными в общество цифрового спектакля. Мы могли бы кое-чему поучиться у викторианцев: давайте держать копию Rubáiyát в наших карманах вместе с iPhone и помнить слова мудрого Хайяма: «Пока вы живы, пейте! — ибо, однажды умерев, ты никогда не вернешься ».

.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *