„Сейчас мы тебя ******“». Рассказы заключенных о пытках во «Владимирском централе»

11 октября руководитель петербургского отделения «Комитета за гражданские права» Борис Пантелеев сообщил, что заключенные «Владимирского централа» порезали себе вены в знак протеста против отправки в ФКУ ИК-3. По его словам, заключенных там бьют и пытают. Во ФСИН заявили, что эта информация является провокацией. Мы поговорили с бывшими заключенными и родственницей нынешнего заключенного о том, что на самом деле происходит в этой тюрьме.

Бывший заключенный Вячеслав Калашников

По прибытии во «Владимирский централ» в октябре 2016 года меня встретили несколько человек и закинули в комнату, где стояли сотрудники в зеленой форме и масках. Они начали избивать, не задавая вопросов, прошлись по всем частям тела. Потом повели к медперсоналу, а они говорят: «Да ничего серьезного, ссадины, это пройдет». После этого меня повели к сотруднику, который сейчас является начальником оперативной части. Он завел меня в кабинет и начал бить по голове, ботинками бил меня по левой голени. Задавал вопросы, кого из воров знаешь, с кем ты пересекался по дороге сюда. Я просто не мог ответить, я этого и не знал, ни с кем я не пересекался. Он говорил, чтобы я на администрацию стал работать, со словами: «Не хочешь мужиком идти, пойдешь петушатником».

После этого меня перевели в карантин, в течение двух недель каждый день меня там избивали, каждую утреннюю проверку меня выводили в тамбур, раздевали догола и как мешок картошки закидывали обратно в камеру. Приходил медперсонал, оказывал помощь. Меня перевели в третий корпус и у меня пошло заражение надкостницы левой ноги. Приехал хирург, делал прокол, откуда выходил гной. Врач говорил, что нужно делать операцию. Я подписал согласие, чтобы меня для этого вывезли в больницу ИК-3 — но был полный игнор, отвезли меня туда только через четыре месяца.

Камера во «Владимирском централе». Фото: ТАСС

Там по приезде трое заключенных-активистов надели мне мешок на голову, привязали к кровати и сделали мне клизму насильно, хотели изнасиловать. Все 35 дней я был привязан к кровати. Отвязывали только чтобы по-большому в туалет сходить. Спички зажженные мне засовывали в нос, били тапочком в область паха, станком задницу побрили, сказали: «Сейчас мы тебя ******». Но до этого хотя бы не дошло, меня увели в другой корпус на снимок. Но перед этим приходил капитан какой-то, начал угрожать, что ночью придут ко мне, зальют спермой мне уши, нос, рот и ******. Предполагалось, что все это сделают тюремные активисты.

В ИК-3 приезжал на тот момент заместитель начальника тюрьмы, угрожал, пытался меня завербовать, если я не подпишу, что им надо, они ****** (совершат насильственные действия — прим.) меня. Ни одной таблетки, ни одного лекарства мне там не дали. Приезжала комиссия в январе 2018 года, в числе которых была уполномоченный по правам человека, прокурор Владимира, им я рассказал о нарушениях, показал ногу, на которой и тогда были пятна от избиений. В итоге они ничего не сделали.

Я освободился в мае 2018 года, голодовки и при мне были во «Владимирском централе», я сам сидел на них не раз. Отказывались от еды неделями, но нам обещали все решить, все уладить. Администрация приходила, упрашивала нас покушать, накладывали нам в тарелки, а мы их прямо в туалет выкидывали. В такие моменты сотрудники колонии строили из себя клоунов, обещали все исправить. Но ничего со стороны администрации так и не последовало, нарушения продолжаются. Я подал жалобу в Следственный комитет Владимирской области, но ее не приняли. Я писал Жириновскому, эта жалоба тоже не ушла. В январе 2018 года уполномоченный по правам человека Людмила Романова от моего имени написала заявление, чтобы ко мне пришел следователь. Он написал заявление на начальника оперативной части, возбудили уголовное дело. Но никаких следственных действий так и не было, следователя я больше не видел.

Бывший заключенный Артур Акопян

Я отсидел по 228 статье УК РФ («Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств») 15 лет. Освободился в апреле.

Я, как только приехал, даже не успел опомниться — сумки летят в одну сторону, меня заталкивают в комнату, а там стоят амбалы в масках. И начинается дубалово, они даже не спрашивают, кто ты, что ты. Так встречают каждого. Вообще у избиений и пыток в этой колонии одна цель — выкинуть человека из массы. В почти каждом избиении есть «наблюдающий» — человек, который командует, куда бить, чтобы было посильнее и побольнее.

Для избиений не нужна причина, тебя могут просто спровоцировать. Обезопасить себя и других можно только массово. У нас часто пропадали люди: через полчаса зовешь постового и спрашиваешь, он отвечает: «А я не знаю». Тогда с сокамерниками начинали шуметь, стучать в двери, другие слышат — и когда уже чуть ли не в городе слышно, прибегают и говорят, что пропавший здесь, с ним просто разговаривают. Но с разговоров мы часто приходили синие.

«Владимирский централ». Фото: ТАСС

Медикаментов в тюрьме нет — только в больнице в ИК-3. Именно оттуда чаще всего приезжали заключенные, которых насиловали. Конечно, люди отказывались лечиться, лишь бы не ехать туда. От насилия ничего не спасет — только вешаться или вены резать.

Надписи кровью и задержание родителей. Главное о бунте в омской ИК-6

А в подвале, в карантине, вообще беспредел. Кричишь ты или нет, не важно — это бункер, ничего не слышно. Такое понятие как «заключенный сопротивляется» в тех условиях вообще неуместны. Как сопротивляться? Ты один, на тебе наручники. Учреждение называется исправительным, поэтому оперативник доложит, что вас исправил, вылечил — и получит свое повышение.

Я никому не жаловался — ну кому? Я готов говорить об этом, но кому это поможет? Шесть трупов уже есть, ничего я уже не могу добавить. Людей доводили до самоубийства, это факт, зачем здесь нужны мои мемуары.

Было такое, что во время раздачи еды приносили картошку, которая была вся черная. Естественно, я не ел — и об этом доложили начальнику. Заканчивается это приводом в изолятор и последующими «опытами». Тебя могут вообще не накормить. Или просто могли залететь в столовую и начать тебя там дубасить.

Могут с утра привести в баню и закрыть там, включив холодную воду. Вода там и не нужна уже, это зима, там и так можно все застудить. Там сидели до шести часов, до вечерней проверки.

«Владимирский централ». Фото: ТАСС

Было ощущение, что сотрудники «Владимирского централа» шли на работу, чтобы самоутверждаться. Находят самого хилого и начинают над ним издеваться: сдергивают с него брюки, трусы. Но по комментариям ФСИН ощущение, будто мы чуть ли не сами просим, чтобы нас били — ага, утром встаем и просим побоев вместо каши сладкой.

Если бы они своими пытками хотя бы сказали, что они хотят — ну ракету космическую построить или еще что-то. А тут ничего определенного, просто издеваются. Никакого отношения это не имеет ни к государству, ни к законодательству, ни к внутреннему уставу. Часто просишь — ну пусть сегодня хотя бы просто побьют.

Сестра отбывающего наказание Дмитрия Гончарова Татьяна

С марта 2017 по февраль 2018 года во «Владимирском централе» брата избивали каждый день. Он сказал, что к глазам подвели ток и заставляли что-то подписывать. Глаза открывать не разрешали, при каждой попытке был удар током. Он так и не смог прочитать, что его заставляли подписать, но он и не подписал. В медкарте, которую мне неофициально показали в прокуратуре и которую мне не выдают, потому что я до сих пор не получила доверенность от брата, описаны гематомы на лице и ссадины обеих век.

Я виню и себя в этом: оказалось, что весь этот год адвокат, которую мы наняли, нас обманывала: она ходила к нему два-три раза в месяц и говорила, что все у него хорошо. До меня цензура пропускала только письма, где он молится за нас и просит прощения: я понимала, что читаю ненормального человека — за что он просит постоянно прощения? Потом я узнала, что он перерезал себе горло. Мы решили обратиться к другому адвокату. Она мне и принесла информацию, что его постоянно пытают током, избивают, ломают ребра.

В январе там была уполномоченный по правам человека [Владимирской] области Людмила Романова. Тогда там сидел наш земляк Вячеслав Калашников. Когда он освободился, то рассказал, что во время ее визита Димка валялся никакой со сломанными ребрами. Заключенные знали об этом и упрашивали Романову зайти к нему в камеру. Она не зашла.

В мае Калашников освободился. Как-то раз мы с ним вместе приехали в тюрьму: он — чтобы писать заявление с жалобой на пытки, хотел дойти до ЕСПЧ, я — добиваться длительного свидания с братом. Мы остановились в одной гостинице, ни от кого там не прятались — вечером приходит наряд полиции для выяснения личности. Привозят нас в отделение полиции, где нас встретили начальник «Владимирского централа» Климов и начальник оперативной части Гончаров. Вот так совпадение.

В час ночи нас отпустили. Утром просыпаемся и на парковке уже стоит ГАИ. Как только мы тронулись, машина выезжает за нами с сиреной. Нам сказали, что приказ любым способом арестовать нашу машину. Нарушений не нашли. ГАИ нас отпустили, извинились, только мы отъезжаем — мне из тюрьмы, где вообще-то нет связи, звонит брат и говорит: «Таня, пожалуйста, уезжай».

Позже я у него узнала, что ему предоставили телефон, чтобы он позвонил и заставил меня уехать.

«Владимирский централ». Фото: ТАСС

Как говорит брат, жесткой физической силы с февраля нет, но по-прежнему пускают газ в камеры. Во время жары он несколько раз в день теряет сознание. Когда просит таблетку от головы, ему говорят засунь голову в раковину и будет тебе таблетка.

То, что там есть музыка, все знают. У брата гимн России играет из динамика над дверью: в запись вмонтированы объявления «Внимание, подъем» или «Внимание, проверка». Предполагается, что на ночь ее должны отключить, но ее не отключают, поэтому объявления про подъем и проверку раздаются среди ночи.

У него нет доступа к своим вещам, которые лежат в каптерке. Полтора года ему не разрешали взять оттуда свои трусы: он все это время ходил в одних. Мылся в них в бане, ими же и вытирался, потому что полотенца нет. Я ему трусы в бандероли отправляла, но начальник тюрьмы уничтожил бандероль при нем.

«Кинули на матрас, разорвали трусы и сказали: cейчас мы тебя ******». Новые свидетельства пыток в омских колониях

Когда я приезжала на свидание, я ему снова привезла трусы. Три дня, что я там была, он ходил в них — а как со свидания вышел, перед возвращением в камеру с него эти трусы сняли и принесли мне обратно в пакете. Я пожаловалась в прокуратуру и через полтора года я добилась того, чтобы трусы ему отдали.

Брата осудили по статье 105 УК РФ («Убийство»), мы не согласны с приговором, мы подали заявление в ЕСПЧ. Ему дали 19 лет. Ему во «Владимирском централе» осталось сидеть полтора года — столько же он уже отсидел. 9 августа адвокат сделала аудиозапись с братом. Я не могу ее передать, потому что если ее предать огласке — он просто не выживет. Как только я ее услышала, я сразу выехала в колонию.

Бывший заключенный Дашкын Агаев

Вечером 29 августа 2015 года меня направили в тюрьму «Владимирский централ», раньше я отбывал наказание в Курской области по статье 162 УК РФ из-за драки. Я получил пять с половиной лет и отсидел весь срок.

Меня перевели за нарушения. Встречали меня сотрудники тюрьмы, отвечающие за безопасность, некоторые из них были в масках. Провели внутрь, забрали вещи, раздели, и люди, которые в масках, начали меня бить — не знаю за что. Но потом я понял, что причин им не надо, даже если им лицо не нравится — начинают бить. По почкам, по ногам, бутылками по голове. Когда избили, они меня раздели, начали шмонать, потом одели обратно и начали стричь налысо машинкой. Потом снова начали бить, чтобы я собрал с пола свои волосы.

Я пытался им сопротивляться, они привели меня в баню и закрыли. Там я сидел четыре часа — пока все ужинали, я сидел там. После ужина за мной пришли и привели в камеру — метров 20 длина, ширина метра два — маленькая коробочка. Там и кушаешь, и в туалет ходишь, и спишь. В ней я сидел два месяца, все это время на прогулки не водили, окно не открывалось, а в соседних «хатах» сидели люди с «тубом» (туберкулез — прим. Дождь). Вытяжки не было, я с больными дышал тем же воздухом. На жалобы мне отвечали, что если я попал в тюрьму, я должен жить так и что они со мной обращаются соответствующе.

К нам приезжали правозащитники, на проверке присутствовал начальник УФСИН России по Владимирской области, начальник тюрьмы, все сотрудники. А перед этим меня администрация дергала на разговор — начали пугать, мол, если ты рот откроешь, мы тебе кости сломаем, мы тебя убьем. Это обычное дело, каждый день сидишь и смерти ждешь. Там в 2017—2018 годах убили несколько человек, никому дела не было.

Проверяющие начали интересоваться ситуацией, я им все и рассказал — как меня били, на прогулку не выводили, угрожали, держали в маленькой камере, письма не отправляли. Сказал, что с шести утра до девяти вечера музыка орет так, что можно с ума сойти.

Сотрудники колонии за избиениями смотрят, а бьют и насилуют чаще всего заключенные, которые с ними сотрудничают. Жертву приводят в отдельную камеру, где это обычно происходит — смысл в том, что ты должен сказать или написать то, что они от тебя требуют. У кого-то из насильников лицо закрыто, в масках, у кого-то открыто, но я этих заключенных не знал. Обычно маску надевают, если хотят кого-то насиловать. Меня тоже пытались изнасиловать, но я вскрыл себе вены и от меня отстали.

Иногда заключенных, которые сотрудничают с колонией, подселяют в камеру к тем, над кем хотят издеваться. Два-четыре дня это длится. Они рот, глаза, лицо скотчем заклеивают, связывают и под шконку закидывают. В туалет приходится под себя ходить. Ну и они тебя могут обоссать или об голову сигарету потушить, изнасиловать. Я им сказал, что если меня изнасилуют, то я себя убью. Они если видят, что человек способен на это, они насиловать не будут. Вообще сотрудничающие заключенные шикарно живут: у них телевизор плазменный был, телефоны втихаря, передачки и письма хорошо доходят, дают прогулки, у них все новое. Это за то, что они все, что их просят, делают.

Среди сотрудников, которые присутствовали при моем первом избиении, были начальник оперативного отдела, его заместитель и начальник тюрьмы. Каждый раз, когда нынешний начальник оперативного отдела меня видел, он говорил: «Я твою душу заберу».

«Мочился мне на раны и говорил, что это дезинфекция»: новое видео страшных пыток заключенных в омской колонии

Мне дали грязный матрас и подушку, все в крови. Простыни такие же старые и грязные. Когда я спросил, как я еще три года буду с таким бельем здесь сидеть, мне сказали, чтобы я рот закрыл. Потом меня несколько раз подряд помещали в ШИЗО. Там пытали не просто музыкой, как всем известно, а двойной музыкой — одновременно рок и эстрада на полную громкость. Начинается с 6 утра и до 9 вечера.

Второй раз меня сильно избили в июле 2016 года в присутствии начальника оперативного отдела и замначальника тюрьмы за то, что я пошел на прогулку в тапочках. А я всегда в них ходил, потому что у меня ноги больные. Меня скрутили, начали по голове бить, по почкам и выкинули в камеру — там никого не было, все ушли на прогулку. Меня начали обвинять в том, что я поднял руку на сотрудника и пытались заставить подписать признание. Я отказывался, потому что понимал, что мне еще хуже будет. Они меня били-били, ничего не получили. Двое меня на растяжке держали в это время, чтобы я не мог подняться — то есть на шпагате. Всего около двадцати сотрудников видели это. После этого меня с «хаты» забрали и держали в одиночке — пока синяки не пройдут.

2 февраля 2018 года меня избили после того, как я два месяца отсидел в ШИЗО. Зашла в камеру проверка, начали раздевать до трусов. И мне сказали, чтобы я трусы снял — при включенной камере. Я сказал, что не буду — там медсестра-женщина стоит, а у нас обычаи не позволяют раздеться перед женщиной, если это не твоя женщина. Я спустил чуть-чуть и поднял, они разозлились и порвали мне все трусы. Это у них внутренние какие-то обычаи, что нужно всех раздевать — им в голову что придет, они и начинают такие процедуры делать для заключенных. У них нет [ничего] человеческого, они животные. Говорили, что им указ избивать заключенных дал Владимир Владимирович Путин.

Дождь направил запрос во ФСИН с просьбой прокомментировать заявления о пытках. На момент публикации ответа из ФСИН не поступило. Уполномоченный по правам человека Владимирской области Людмила Романова на звонки Дождя не ответила. В аппарате Романовой пообещали передать ей запрос Дождя, однако ответ на момент публикации не поступил.

Женщина в тюрьме. Часть первая. СИЗО

Почему на женских зонах не бывает бунтов? По каким правилам живет женская тюрьма и чем она отличается от мужской? «Русь Сидящая» отвечает на эти вопросы. Первая часть большого погружения в материал Светланы Осиповой посвящена следственным изоляторам

«Там такое напряжение. Заходила новая девочка в камеру, и некоторые просто начинали смеяться. Просто так. Это такой неконтролируемый истерический смех. Это непередаваемое чувство. Я не знаю, как вы это в тексте передадите. Наверное, никак. Это не передать».

Первые дни в СИЗО

«Первые дни в СИЗО – самые страшные, это нельзя рассказать, описать – вспоминает Валя (имя изменено), – ты ничего не знаешь, не понимаешь, напуган всякими книгами, фильмами, рассказами о тюрьме. И все кажется ужасным, ты ждешь подвоха со всех сторон, что тебя побьют, изнасилуют, что-то отберут, а такого не происходит, на самом деле». Валя попала в СИЗО-6 (Москва) в 2004 году, ей тогда было 35 лет, всего в изоляторе она провела пять лет.

На фото: СИЗО-6 («Печатники»), г. Москва

Попав в «Печатники» (так называется СИЗО-6 по месту расположения), она узнала, что заключенные не кидаются на новичков, только что прибывших в камеру, не отбирают вещи, не разъясняют «понятия» – многого из того, что показывают в фильмах про тюрьму, в женских изоляторах и колониях нет. Есть напряжение, потому что рядом с тобой постоянно находятся несколько десятков человек. Есть бессонные ночи – потому что стресс. Есть большая камера, разделенная на три комнаты, дверей между которыми нет.

В одном помещении стоят 21 двухъярусная кровать (шконки) – соответственно 42 места. Около кроватей – приваренные к полу тумбочки, в них можно хранить все, что не запрещено: карандаши, ручки с синей пастой (строго шариковые, не гелевые), тетрадки, косметику и т. д. Нельзя — лак, ацетон, красные, черные, зеленые ручки — чтобы татуировки не делали. Соседняя комната – туалетное помещение, в нем душ (иногда даже есть горячая вода), две раковины, ногомойка (в ней женщины стирают вещи). Чуть дальше – три туалета, разделенные низкой кирпичной перегородкой. Туалетная комната, как и все остальные, просматривается, в двери и стенах сделаны глазки. Третья комната – помещение для приема пищи, так называемая кухня. В ней два больших стола, лавки, холодильники, на холодильнике – телевизор (не во всех камерах). А еще есть откидное окошко в камеру – «кормá» – в него подают «корм». Мест на кухне ровно в два раза меньше, чем спальных мест в камере. Ответить на вопрос «почему так» никто из наших собеседниц не может, но предполагают, что это для того, чтобы ели по очереди, хотя это неудобно — время для приема пищи ограничено.

И это еще не плохо. Во многих СИЗО обстановка намного скромнее. В СИЗО-3 в Серпухове, например, нет тумбочек, и все вещи лежат под кроватями в пакетах. Кровати стоят вдоль стен, между ними – стол, лавок нет. Женщины едят, сидя на первых ярусах. Душа тоже нет, только раковина и туалет, огороженный занавеской, мыться можно в бане раз в неделю.

«Я недавно туда ездила, передачу делала, – рассказывает Мария (имя изменено), ранее сама отсидевшая год в СИЗО в Серпухове. – Встретила там женщину, у нее в СИЗО дочь, она говорит, что в камере нет даже ведра, стирать не в чем. Продукты хранить негде».

Отношения в камере

Среди женщин нет «авторитетов», потому что у женщин нет «понятий», как у мужчин, восходящих к уголовной субкультуре. «Там, скорее, подобие дедовщины», – поясняет одна из бывших заключенных. Тот, кто дольше сидит, имеет определенные привилегии, например, спать в более удобном месте – у окна, у стены. В камере помимо двухъярусных шконок есть так называемая «поляна» – четыре кровати без вторых ярусов. Здесь обычно спят старшая по камере и ее приближенные или женщины, которые дольше сидят («старосиды»). Идет постоянное перемещение со шконки на шконку: когда освобождается более комфортное место, его занимает тот, у кого больше срок. Тот, кто сидит меньше всех, соответственно, спит на шконах, расположенных в менее удобных местах – около туалета, прохода, ближе к двери. Об этой двери (она называется «тормоза») в своих рассказах упоминают многие женщины, говоря «она постоянно лязгает» – характерный громкий звук запомнился почти всем.

Но иногда новеньким может не достаться даже такое неудобное место – например, в условиях перелимита, который в последнее время стал главной проблемой московских СИЗО. Женщины не могут спать по очереди, как мужчины, которые умеют договариваться между собой. Первая причина – та самая «дедовщина»: «Например, я пять лет сижу в СИЗО, и вот девочку новую с воли привели. Кто из нас двоих больше устал? Меня воротит уже ото всего, ото всех этих одинаковых историй, я на грани срыва. Уступлю я ей место?» – поясняет Валя. Вторая – вопрос гигиены: конечно, ничем, кроме грибка и чесотки, так заразиться нельзя, но сам факт волнует многих. Третья причина, по словам Вали, основана на том, что у мужчин, хоть и формально, существует отбой, но они не спят, у них после отбоя только жизнь начинается. В женском СИЗО, если дежурный увидел, что кто-то не лежит в кровати после отбоя, на нее напишут рапорт. Поэтому спать по очереди возможности нет.

Кстати, женщин в тюрьме – в отличие от мужчин – оберегают от туберкулёза, случаи, конечно, бывают, но в целом ситуация гораздо лучше, чем в мужских СИЗО и зонах, где туберкулёз – одна из главных опасностей.

Физическое состояние арестанта оценивается сокамерницами в зависимости от обстоятельств. Мария отмечает: «если в камеру привели беременную женщину, то я уступлю ей место, а кто-то не уступит, все зависит от человека. Это как в электричке». Но в то же время есть и те, кто симулируют – притворяются, что больны, потому что не хотят не то что на полу спать, а просто на второй ярус лезть (лесенок, как в поезде там нет, залезать неудобно, поясняет Мария) – «на пальму».

Предприниматель Алексей Козлов, сидевший в СИЗО-2 («Бутырска»), рассказывает, что в мужском СИЗО вопрос со спальными местами решает смотрящий: «Люди, которые участвуют в жизни камеры, помогают продуктами, деньгами, а также блатные (поддерживающие воровское движение) проблем со спальными местами не имеют». Кроме того, учитывается и такие факторы как возраст и состояние здоровья прибывшего в камеру заключенного: «Все почти как на свободе», – отмечает предприниматель. А то, сколько человек отсидел, на авторитет и уважение к нему сокамерников не влияет.

Но это не значит, что у женщин нет солидарности. Она есть, они поддерживают друг друга, едой делятся. Часто в заключении женщины живут так называемыми «семейками» (как и мужчины) – объединяются по два-три человека, «семейников», вместе едят, помогают друг другу. Например, перелимит в СИЗО-6, по мнению правозащитницы Зои Световой, некоторых женщин сплотил. Несмотря на тесноту – женщинам не хватает спальных мест, заключенные спят на матрасах на полу – женщины помогают друг другу, объединяются и вместе пишут жалобы. В то же время Анна Каретникова рассказывает, что в камерах нарастает нервозность, потому что свободных мест нет, постоянно идут война и торговля за раскладушки и матрасы. Неизбежны конфликты, начинаются притеснения сокамерниц.

Но правозащитники сходятся в том, что условия жизни в СИЗО-6 сейчас из-за перелимита очень тяжелые, а сотрудники не стремятся улучшать или облегчать положение заключенных, даже просьбы выдать вторые матрасы для тех, кто спит на полу, сотрудники не воспринимают как что-то жизненно необходимое – они привыкли выдавать те же матрасы исключительно как поощрение за что-либо. Ну например, претендентка на матрас настучит на сокамерницу, что у нее есть запрещенный предмет – щипчики для ногтей или для бровей, лезвие или ручка с зелеными чернилами.

«Многие женщины не могут попасть к врачу. Сотрудники не воспринимают всерьез проверки, были случаи, когда подделывались заявления, что человек был на медосмотре, а на самом деле не был», – рассказывает Анна Каретникова.

Об этом говорит и Зоя Светова, отмечая, что есть и хорошие сотрудники, но их мало, они физически не успевают за всем уследить.

Типичная вещь для СИЗО – нехватка овощей и фруктов, нормальной горячей еды, элементарных вещей. Там женщина не может просто открыть шкаф или холодильник и взять то, что ей нужно. «Если у тебя есть родственники, которые к тебе приходят, ты начинаешь их просить принести тебе стиральный порошок, шампунь, тазики, крема, какую-то одежду. Ты же остаёшься женщиной, тебе хочется поменять белье, одежду, выглядеть нормально», – рассказывает Валя. Но не у всех заключенных есть кто-то, кто может «греть» их с воли.

Стукачи

«В камере минимум пять-шесть человек, которые регулярно ходят к оперативнику», – вспоминает Валя. Ходят к оперативнику – то есть «стучат». Одна из бывших заключенных рассказывает о практике заключения договора администрации СИЗО с некоторыми заключенными о сотрудничестве – заключенные подписывают неофициальный «контракт», потому что оперативникам действительно надо, чтобы им кто-то «стучал». Это не юридический документ, но если он потом где-то всплывет, тебя свои же «на ремни порежут». А дальше механизм работает следующим образом:

«Например, на меня завели уголовное дело, доказательств очень мало, все шито белыми нитками. Мы с тобой сидим в одной камере, начинаем дружить. Мне о своем деле поговорить не с кем, я вижу в тебе душевного человека, начинаю верить, что это дальше тебя не уйдет, и рассказываю тебе что-то, что играет против меня. И мне в голову не приходит, что ты со мной дружишь, потому что тебе оперативник сказал со мной дружить. И оперативник тебя раз в неделю вызывает, и все, что ты рассказываешь, в итоге попадает в материалы моего уголовного дела».

Валя предполагает, что официально такие «показания» не используются, не учитываются в суде, но передаются вместе со всеми материалами в колонию.

При этом администрации интересны не все заключенные, прежде всего лидеры общественного мнения, сильные личности, способные повлиять на мнение сокамерниц. Им навязчиво предлагают совместную работу или начинают просто «ломать». А выделить сильных и слабых людей в заключении несложно. «Места лишения свободы обнажают натуру человека, – рассказывает Валя. – Мы в камере 24/7 друг у друга на виду. И даже если человек приходит в каком-то образе, который он себе придумал для следователя, адвоката, еще для кого-то, максимум через месяц этот образ спадает».

Методы администрации

Женщины-заключенные в прямом смысле постоянно находятся на расстоянии вытянутой руки друг от друга, и характер человека становится ясен довольно быстро. Это видит и администрация СИЗО. Методы воздействия могут быть разными, но о применении сотрудниками СИЗО физической силы ни одна из собеседниц «Руси Сидящей» не упоминает.

«Бить не бьют, но действенные методы находят. Знакомство с оперативницей начинается с того, что она предлагает помощь, поддержку взамен на то, что ты будешь рассказывать ей чужие истории, докладывать, что в камере происходит. Так вот мы с ней общего языка не нашли, и я, юрист по образованию, начала выдвигать какие-то требования, на что мне было сказано: “Я вас научу, вам это с рук не сойдёт”. И с рук мне это не сошло», – рассказывает Валя.

На тот момент Валя находилась в СИЗО уже четыре месяца, обзавелась хозяйством, только что получила передачу (всего в месяц арестант может получить до 30 кг в передачах). Очень скоро пришла дежурная и, обращаясь к Вале, сказала: «Со всеми вещами через час будь готова». Все вещи – это та самая посылка весом в 30 кг, личные вещи – около 20 кг, матрас.
Как правило, фраза «со всеми вещами» значит, что заключенного переводят в другую камеру. Причина для перевода может быть любая – например, ссора в камере. «Я скатываю матрас, одеяло, собираю вещи, передачу, овощи, которые редкость и вообще сразу съедаются, потому что они портятся быстро, и их нельзя заказать 10 кг, а следующая передача будет только через месяц», – рассказывает Валя. Ее переводят в камеру на другом этаже, в противоположный конец коридора. Здание изолятора трехэтажное, длина коридоров – около 200 метров.

В тот день Валю переводили из камеры в камеру три раза: «Естественно, от моих овощей остался один сок. Так меня учили жизни. То есть либо ты сломаешь спину, таская на себе эти вещи, тазики, матрас, либо будешь сидеть тихо и делать, что говорят», – вспоминает Валя. На следующий день она сообщила об этом адвокату, но когда он пошел к начальнику изолятора, ему сказали, что перевели Валю из камеры в связи с ремонтом, и вообще в ее карточке отмечен только один перевод: «Там и бить не надо – когда так с вещами походишь, ты себя сам уже, считай, избил».

Естественно, для тех, кто сотрудничает, условия пребывания в СИЗО не такие строгие – работники изолятора могут закрыть глаза на какие-то нарушения. Одна из заключенных рассказывает, что тем, кто «стучал», перечисляли на счет какие-то небольшие деньги. То, что стукач передает оперативнику, превращается в оперативную информацию от засекреченного источника, которая затем разрабатывается.

«Так в уголовных делах могут появляться новые эпизоды, – рассказывает Ирина, отсидевшая пять лет в СИЗО-6, – А доказать, что информация появилась именно от сокамерника-стукача, невозможно».

Кто-то идет к оперативнику, чтобы была возможность достать хотя бы необходимые средства гигиены, кто-то ради положительной записи в личном деле, кто-то – из страха. А боятся всегда и всего, потому что наказывают, потому что каждая женщина хочет, чтобы все это кончилось как страшный сон, хочет вернуться к своей семье.

Наказывают всей камерой – за «провинность» одного вся камера может собраться со всеми вещами и сделать три круга по изолятору из одного конца коридора в другой по всем этажам. Если одна из заключенных начинает выражать недовольство по какому-то поводу, на это отрицательно реагирует вся камера – у заключенных разный возраст, разное состояние здоровья, никому не хочется ходить со всеми вещами по изолятору.

«Все заключенные понимают, что так будет, что наказание обязательно последует, и ни в каких документах оно не будет отмечено. Поэтому, если кто-то в камере начинает открывать рот, его быстро зажимают», – поясняет Валя.

Алексей Козлов утверждает, что даже предположить невозможно, чтобы в мужском СИЗО был подобный режим: «Такого, чтобы всю камеру вывели из-за одного человека, наказали – нет. Это может повлечь серьезные последствия – заключенные могут коллективно вскрыть вены. А это очень плохо для руководства, потому что это ЧП, никто из сотрудников в этом не заинтересован». Основная причина в том, что среди мужчин довольно много «авторитетов», к таким людям, соответственно, прислушиваются, вокруг них объединяются. «Руководство не боится одиночек, руководство боится толпы», – отмечает Козлов.

Но такой авторитетный человек может иметь и определенные договоренности с руководством: например, о том, что он не будет допускать, чтобы заключенные подавали жалобы в прокуратуру или Европейский суд по правам человека. «За подобные договоренности заключенный получает поблажки, а того из сокамерников, кто нарушит наложенный запрет, могут даже избить», – рассказывает предприниматель.

При этом ключевое отличие мужского СИЗО от женского Алексей Козлов видит в том, что у мужчин существует так называемая «дорога» (тюремная почта). Это ночная верёвочная система связи между камерами: передаются, как правило, записки, иногда чай, сигареты. Именно благодаря «дороге» мужские камеры могут скоординироваться даже за одну ночь. «Дорога» — обязательный атрибут мужского СИЗО. Есть ночные «дороги» и у женщин, но наличие межкамерной связи здесь зависит от позиции старшей по камере.

«Женщины идут по головам друг друга»

За порядком следит старшая по камере – одна из заключенных, формально ее выбирает камера, но при этом кандидатура старшей должна быть одобрена администрацией. Старшая по камере должна устраивать всех, потому что в ее обязанности входит, во-первых, обеспечение порядка в камере, начиная с записи информации о прибывающих в камеру женщинах – ФИО, статья, приговор, если есть, – и заканчивая предотвращением конфликтов между заключенными. Если в камере возникнут проблемы, старшую могут наказать. Во-вторых, она напрямую взаимодействует с администрацией. Никому не приходит в голову, что статья обвинения, например – это личная информация.

В условиях такого контроля – и со стороны заключенных, и со стороны администрации – протестовать даже против самых несправедливых действий оперативников или сотрудников СИЗО практически невозможно. Женщины зависимы – тем более в заключении – на них очень легко влиять, легко запугать или дать ложную надежду – каждая женщина, находясь в СИЗО, больше всего хочет домой, к своей семье, и ради этого часто готова сделать, сказать, подписать все, что потребуют:

«Многие хотят просто выйти и не хотят проблем. Говорят же, что преступный мир искоренит себя сам, надо только подобрать к нему ключи, и этот ключ подобран – снисхождение, УДО, и женщины идут по головам друг друга», – рассказывает Мария. О том же говорит и Валя, не раз повторяя: «В заключении женщинами зачастую движет страх, жадность и глупость. Нет понятий, нет организованности, таким образом, разве возможно хотя бы подобие бунта?»

Текст: Светлана Осипова

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Бывшие заключенные раскрывают подробности скандала с изнасилованием в тюрьме в России Олег Болдырев

BBC News

Бывшие заключенные рассказали BBC о систематических изнасилованиях и пытках в российских тюрьмах. Утечка кадров такого насилия была распространена инсайдером в прошлом году, и теперь жертвы рассказали Би-би-си, почему это происходит и как они борются за справедливость.

Внимание! Эта статья содержит графические изображения и описания сексуальных домогательств и насилия.

Саратовская тюремная больница на юго-западе России привлекла внимание общественности в прошлом году, когда в правозащитную организацию просочились видеоролики ужасающих издевательств над заключенными. и об этом сообщили международные СМИ.

Алексей Макаров знал его репутацию до того, как был переведен туда в 2018 году в рамках шестилетнего срока за нападение. Заключенные, отправленные в Саратов из других колоний региона, жалуются на то, что медицинские показания были сфабрикованы, чтобы их пытали за закрытыми дверями. В российских тюрьмах почти нет независимого надзора, а в тюремных больницах — с их правилами карантина здоровья — и подавно.

Макарову было очень плохо — у него обнаружили туберкулез — и он надеялся, что его пощадят. Но он говорит, что за время пребывания там его дважды изнасиловали.

По словам потерпевших и экспертов, издевательства, которым подвергались Макаров и другие, всегда санкционируются тюремными властями и используются для шантажа заключенных, запугивания их или принуждения к признанию.

Image caption,

В прошлом году из саратовской тюрьмы просочились графические кадры с телекамеры

Громкие утечки изобличающих кадров вынудили российское правительство отреагировать на скандал с пытками в стране. О пытках сообщили в 90% регионов России в период с 2015 по 2019 год, по данным независимого российского медиапроекта Проект. Но действие было медленным. Би-би-си проанализировала тысячи судебных документов того периода и обнаружила, что 41 сотрудник тюремной службы был осужден в ходе самых серьезных судебных процессов над заключенными. Но почти половина из них получили только условные сроки. Би-би-си поговорила с бывшими заключенными, в том числе с Макаровым, о тех испытаниях, которые им пришлось пережить в российской пенитенциарной системе.

Первый раз Макарова пытали в феврале 2020 года, говорит он. По его словам, он отказался признаться в предполагаемом заговоре против тюремной администрации, и трое мужчин постоянно подвергали его жестокому сексуальному насилию.

«10 минут меня били, рвали на мне одежду. И, скажем, следующие два часа меня каждую минуту насиловали ручками от швабры.

«Когда я терял сознание, меня обливали холодной водой и бросали меня обратно на стол».

Через два месяца это случилось снова. Его вынудили заплатить 50 000 рублей (735 фунтов стерлингов) нападавшим, и он говорит, что его изнасиловали, чтобы заставить его молчать об этом.

Макаров рассказал Би-би-си его тюремные пытки были сняты на видео.Заключенные знают, что унизительные кадры могут быть переданы всей тюрьме, если они не подчинятся требованиям.

Насильниками были другие заключенные, которые, как уверены Макаров и другие, действовали по указанию тюремного начальства.

По словам Макарова, во время эпизодов пыток музыка включалась на полную мощность, чтобы заглушить крики.

Пыточные тюрьмы России

В 2021 году заключенный контрабандой вывез из российской тюрьмы видеозаписи, демонстрирующие одни из самых ужасных пыток, которые когда-либо видели в России. BBC Eye расследует историю предполагаемого жестокого обращения с заключенными.

Смотреть сейчас на BBC iPlayer (только для Великобритании)

Прошлогодняя утечка кадров из Саратова была опубликована с помощью еще одного бывшего заключенного тюрьмы. Сергею Савельеву удалось вывезти кадры, на которых запечатлены издевательства и насилие над десятками заключенных. Он также считает, что пытки санкционированы на самом высоком уровне как часть организованной системы.

Савельев имел доступ к видеозаписи, потому что его пригласили работать в отдел охраны тюрьмы с нехваткой персонала. От него требовалось отслеживать и каталогизировать кадры с нательных камер, которые обычно носят тюремные служащие.

Но он сказал Би-би-си, что когда дело доходит до пыток заключенного в Саратове, офицеры заставляют сокамерников делать свою грязную работу — и просят их носить нательные камеры, чтобы снимать жестокое обращение.

«Я получал приказ [выпустить нательные камеры] от начальника службы безопасности», — говорит он.

Затем ему было приказано сохранить записи некоторых из этих нападений, чтобы показать их в отделе безопасности, а иногда и переносить их на диск, чтобы их можно было показать вышестоящему персоналу.

После того, как он обнаружил ужасы, происходящие за закрытыми дверями, он начал копировать файлы и прятать их.

«Просто пройти мимо и ничего не сделать, значит признать это нормальным.»

В некоторых роликах видно, как мужчины, проводящие пытки, используют наручники — оборудование, как и нательные камеры, которые выдаются только тюремному персоналу.

Савельев говорит, что заключенные, совершающие издевательства, это, как правило, те, кто был судим за насильственные преступления и поэтому отбывает длительные сроки. Поэтому они заинтересованы в том, чтобы выслужиться перед властями, чтобы к ним лучше относились, говорит он. Таких заключенных иногда называют «прессовщики».

Image caption,

Бывший заключенный Савельев разоблачил скандал с пытками в прошлом году, опубликовав шокирующие кадры

«Они должны быть заинтересованы в том, чтобы в этот период у них все было хорошо, они хотят, чтобы администрация была лояльной, чтобы они могли хорошо питаться, спать спокойно и иметь некоторые привилегии», — объясняет Савельев.

Активист Владимир Осечкин, чья организация Gulagu.net опубликовала просочившееся видео, отмечает леденящий душу протокол, которому следовали мучители, запечатленный в одном ролике, что говорит о том, что они хорошо отработаны.

«Они подают знаки друг другу, действуют в молчаливом согласии, понимают друг друга даже без слов, потому что они следуют устоявшейся системе. [Мужчина в кадре] дает знаки, как скручивать или раздвигать ноги человека, чтобы что они могут его изнасиловать».

После утечки улик Савельевым шестерых прессовщиков арестовали, но свою причастность они отрицали. Спустя два месяца также были арестованы начальник саратовской тюремной больницы и его заместитель — оба отрицали какую-либо связь с издевательствами, показанными на видео.

Президент России Владимир Путин сменил главу национальной пенитенциарной службы и заявил, что необходимы «системные меры», чтобы добиться перемен. В прошлом месяце в закон страны были внесены поправки, предусматривающие суровые наказания за применение пыток в качестве средства злоупотребления властью или получения доказательств.

Но правозащитники подчеркивают, что пытки как самостоятельное правонарушение до сих пор не криминализированы.

Президент Путин не в первый раз обещает перемены. Он дал аналогичное обещание после первой шокирующей утечки подобных кадров в 2018 году, на которой были показаны массовые избиения охранников в тюрьме в Ярославле, к северу от Москвы.

В 2020 году 11 сотрудников ярославских тюрем получили минимальные сроки, а двое их начальников были оправданы.

Юрист Юлия Чванова, которая специализируется на защите жертв пыток, говорит, что основной мотив организованных издевательств над заключенными — стремление властей к признаниям вне зависимости от вины. В результате должностные лица, ответственные за расследование преступлений, являются главными инициаторами пыток в российских тюрьмах, говорит она.

«Признания [ставятся] на первое место».

Она пытается добиться компенсации для 22-летнего Антона Ромашова, которого в 2017 году пытали после отказа признаться в преступлениях, которых он не совершал.

Ромашов был арестован за хранение марихуаны, но милиция заставляла его признаться в торговле наркотиками — гораздо более серьезном преступлении. Когда он отказался признаться, в конце 2016 года его доставили в следственный изолятор во Владимире на западе России.

Image caption,

Владимирский следственный изолятор, где Антона пытали в его печально известной камере0005

«Меня отвели в [камеру] номер 26. Я точно знал, что это за камера… потому что оттуда доносились крики, крики целыми днями.»

Там его ждали двое мужчин. Он говорит, что его бросили на пол со связанными за спиной руками и ногами, а потом целый день избивали. Когда с него спустили штаны, он сказал, что подпишет все, что они захотят. Он был приговорен к пяти годам тюремного заключения, несмотря на то, что сказал суду, что его под пытками заставили признаться.

Расследование практики во Владимирском следственном изоляторе в итоге состоялось после того, как другой заключенный убил одного из прессовщиков, угрожая пытками. Сотрудники тюрьмы, которых попросили дать показания, показали, что большинство из них знали, что происходило в печально известной камере № 26. Сотрудник тюрьмы, руководивший пыточной камерой, был осужден на суде, на котором Антон и двое других заключенных давали показания.

Image caption,

Антон Ромашов говорит, что его мучители хотели, чтобы он признался в торговле наркотиками

Но самый громкий пыточный скандал в стране на сегодняшний день произошел в сибирском районе Иркутска. После акции протеста весной 2020 года в колонии № 15 в Ангарске под Иркутском власти направили туда ОМОН. Сотни заключенных были собраны и доставлены в два следственных изолятора, где их ждали сотрудники тюрьмы с прессовщиками.

Один из тех, кто говорит, что его пытали в центре, Денис Покусаев, отбывающий трехлетний срок за мошенничество, говорит, что сотрудники колонии открыто говорили, за что их наказывают.

«[Они] мне сказали: «Ты думаешь, нас волнует, виновен ты или нет? Ты пришел с беспорядков — значит, ты будешь отвечать за это».

Юрист Юлия Чванова объясняет распространенную закономерность событий.

Image caption,

Адвокат Юлия Чванова пытается получить компенсацию за нескольких своих клиентов

«[Следователи] решают, кого допрашивать, каких свидетелей и какие расследования проводить… Затем они связываются с персоналом колонии с указанием: «Мне нужна признание конкретного лица».

Покусаев говорит, что преследование было беспощадным.

«Издевательства продолжались почти три месяца каждый день, кроме выходных.»

Он говорит, что сотрудники участвовали в пытках.

«Они смеялись, ели фрукты… Человека насилуют всякими предметами… А они просто смеются, им это нравится.»

Би-би-си попросила российскую пенитенциарную службу прокомментировать утверждения о пытках и изнасилованиях в тюрьмах и следственных изоляторах страны. Он не ответил.

По оценкам правозащитников, после беспорядков пыткам подверглись не менее 350 заключенных.

Image caption,

Денис Покусаев полон решимости добиться справедливости за то, что с ним произошло

Покусаев является одним из примерно 30 человек, которые добились права быть юридически признанными потерпевшими в инциденте, и одним из немногих, готовых давать показания в суде. Ожидается, что по итогам расследования будет проведено несколько судебных процессов. В случае Дениса, он и несколько других сокамерников вскоре должны дать показания против двух тюремных служащих, ни один из которых не принял выдвинутых против них обвинений.

Юлия и все дающие показания по делу взяты под подписку о неразглашении. Неясно, приведут ли какие-либо выводы к значимым реформам.

Покусаев говорит, что его до сих пор преследует то, что с ним произошло.

«Я почти каждый день прихожу в лес рядом с нашим домом. И кричу матом, кричу все это, чтобы не держать это в себе.»

Но он полон решимости добиться справедливости. Он считает, что это возможно, если люди достаточно смелы, чтобы высказаться.

«Сейчас люди [в России] боятся выйти и что-то сказать… поэтому люди ничего не добиваются.»

Подробную информацию об организациях, предлагающих информацию и поддержку тем, кто пострадал от сексуального насилия, можно получить по горячей линии BBC .

• Права человека в России
• Россия

Послание миру из русской тюрьмы

Прочтите эту статью на русском языке.

Скоро будет год с начала войны, которую Кремль развязал против Украины. Он унес тысячи человеческих жизней, разрушил целые города и превратил миллионы семей в беженцев. Владимир Путин, как виновник этой трагедии, стал настоящим символом зла, проклятого во всем мире. Но также кажется, что все чаще и чаще к русским относятся как к врагам. Основная претензия к русским: вы не сопротивлялись агрессивной политике своего правительства, и это делает вас соучастниками военных преступлений.

Меня зовут Илья Яшин, российский оппозиционный политик, которого Кремль держит в тюрьме с середины прошлого лета. Меня приговорили к 8,5 годам лишения свободы за то, что я публично высказался против войны в Украине. Но сегодня я хочу сказать несколько слов в защиту своего народа.

Во-первых: Мы сопротивлялись. С начала войны и в течение всего 2022 года полиция в России арестовала почти 20 тысяч противников войны. По данным правозащитных групп, с 24 февраля 2022 года акции протеста проходят в разных городах практически каждый день, и только 18 из этих дней прошли без арестов и задержаний. На этом фоне мы видели поразительные примеры гражданского мужества. Например, провинциальный пожарный Владимир Румянцев получил три года колонии за строительство радиолюбителя для передачи репортажей против войны, а член Мосгорсовета Алексей Горинов получил семь лет после того, как призвал к минуте молчания. во время заседания этой палаты в честь погибших украинских детей.

Второе: Люди бегут от Путина. В прошлом году Россию покинуло около 700 тысяч граждан. Большинство из них эмигрировали, не желая участвовать в военной агрессии. Хочу обратить внимание, что из страны уехало в два раза больше людей, чем было призвано в армию. Конечно, вы, вероятно, могли бы обвинить тех, кто предпочел бежать, вместо того, чтобы выбрать путь сопротивления, тюрьмы и пыток.