Ницше принадлежит известное образное высказывание о философии: Ваш браузер не поддерживается
Примеры тестов, вопросы из которых могут попадаться во время тестирования в Синергии Философия 2023 на Курсар.
1. Автором труда «Философия общего дела» является …
Булгаков
Бердяев
Флоренский
Федоров
2. Агностицизм приобрел свою классическую форму в произведениях …
Маркса и Энгельса
Демокрита и Платона
Аквинского и Абеляра
Юма и Канта +
3. В конце XX – начале XIX в. возникает ряд новых наук и научных концепций, таких как …, у истоков которых стоит философия
математика
химия
глобальное моделирование
экология
биосферная концепция культуры
социология
4. В основе … лежит вера в высшие, абсолютные ценности
философии
религии
футурологии
права
науки
5. В основе позиции представителей скептицизма лежит принцип …
однозначности всех суждений
равнозначности всех суждений +
отождествления материи и пространства
6.
В переводе с греческого философия означает «…»любовь к мудрости
культуру общества
познание
просвещение
любовь к чтению
7. В познавательном процессе активной, творческой стороной выступает …
сознание
силлогизм
методология
идея
нигилизм
8. Высказывание «Общее знание всегда идет впереди локального знания, если первое систематизировано и направлено философией» принадлежит …
А. Шопенгауэру
И. Канту +
Н. Бердяеву
Д. Дидро
9. Высказывание о том, что «философия – это наука, исследующая первые начала и причины» принадлежит …
Марксу
Бердяеву
Гегелю
Аристотелю
10. Глубоко усвоенные знания, ставшие частью собственного «я», определяющие отношение человека к окружающему миру и мотивы его поведения,– это …
мировоззрение
образование
религия
наука
убеждения
11.
Гносеологический переворот, связанный с переносом внимания с объекта познания на специфику познающего субъекта, осуществил …К. Маркс
И. Кант +
Л. Фейербах
Г. Лейбниц
12. Движущие силы общества с материалистической точки зрения – это …
прогрессивная историческая деятельность
классы и классовая борьба
любая человеческая деятельность
божественное предопределение
13. Для идеалистической модели общества характерно суждение, что выдающаяся личность …
может оказать существенное влияние на исторический процесс при определенных условиях
играет определяющую роль в обществе +
не играет никакой роли в истории
общественные законы реализуются через сознательную деятельность людей
в природе действуют бессознательные, слепые силы
законы развития общества отличны от законов природы
социальные законы имеют вероятностный характер
законы природы имеют вероятностный характер
15.
Для русской философии к. XIX – н. XX вв. характерны такие особенности, как …православный характер
тесное переплетение с художественной литературой
антропоцентризм
евроцентризм
критика западного классического рационализма
материализм
интерес к морально-этическим проблемам
16. Для социально-материалистической модели характерно утверждение о том, что …
выдающаяся личность не играет никакой роли в истории
общественная жизнь – случайный процесс
выдающаяся личность играет определяющую роль в обществе
все социальные группы, слои, общности, индивиды являются, движущими силами развития общества +
17. Для философии постмодернизма характерны такие особенности, как …
интерес к проблеме истины
отказ от фундаментальных принципов традиционной философии
рационализм
антропоцентризм
признание гармонии веры и разума
отрицание всех форм монизма
18.
Значительный вклад в развитие цивилизационной концепции внес …Фромм
Вебер
Тойнби
Фейербах
1. Согласно… модели общественного развития природная среда (климат, почва, полезные ископаемые и т, д.) определяет характер, психику людей,
установление того или иного политического строя (например, монархия или республика), диктует различия в уровне развития хозяйственной и другой общественной деятельности
Материалистической +
Натуралистической
Идеалистической
Плюралистической
2. Агностицизм приобрел свою классическую форму в произведениях …
Аквинского и Абеляра
Демокрита и Платона
Маркса и Энгельса
Юма и Канта +
3. К признакам, присущим предмету философии на протяжении всей истории развития, можно отнести
Фрагментарность
изменчивость +
универсальность
фундаментальность
статичность +
догматизм
4.
Социальные
Политические
Производственные +
Материальные
5. В основе … лежит вера в высшие, абсолютные ценности
Права
Науки
Религии
Футурологии
Философии +
6. К эстетическому подходу к философии тяготеют такие мыслители, как …
Монтень, Кант +
Спиноза, Гольбах
Конт, Спенсер
Леонтьев, Ницше
7. В основе позиции представителей скептицизма лежит принцип…
равнозначности всех суждений +
однозначности всех суждений
отрицания веры в сверхъестественное
отождествления материи и пространства
8. Согласно этическому подходу, философия рассматривается как наука о …
красоте +
законах
логике
природе
добре и зле
9. Представители … уверены, что мир существует только в нашем сознании
субъективного идеализма +
объективного идеализма
гуманизма
натурализма
прагматизма
10.
Глубоко усвоенные знания, ставшие частью собственного «Я», определяющие отношение человека к окружающему миру и мотивы его поведения – это …
мировоззрение
убеждения +
наука
религия
11. В познавательном процессе активной, творческой стороной выступает…
сознание +
идея
методология
нигилизм
силлогизм
12. В переводе с греческого философия означает «…»
любовь к мудрости +
просвещение
любовь к чтению
познание
культуру общества
13. Идею о том, что «вся история философии – это история человеческих заблуждений» выразили представители…
скептицизма +
марксизма
античной философии
догматизма
китайской философии
14. … – это конкретно-категорический тип объекта, представляющий систему общественных отношений, функционирующую и развивающуюся по объективным законам на основе способа производства материальных благ
Социальная система общества
Цивилизация
Общественно-экономическая формация +
Уровень культурного развития
15.
Понятие «осевое время истории» было введено в философию …
Л. Фейербахом
Д. Беркли
К. Ясперсом +
Гераклитом
В. Соловьевым
К. Марксом
16. По утверждению Г. Гегеля, «Философия — это эпоха, … ».
которая закончилась
которая грядет
где все будут счастливы
отраженная в источниках
схваченная в мысли +
17. Философия возникла …
в III веке н.э.
около 2,5 тысяч лет назад +
с появлением первых человеческих сообществ
около 15 тысяч лет назад
в XVII веке
18. … это учение о путях методах и формах познания окружающего нас мира
онтология
гносеология +
интерпретация
дуализм
детерминизм
19. Первые философские школы возникли в древних культурах
Греции +
Индии +
славян
Японии
Китая +
20. Фридриху Ницше принадлежит известное образное высказывание о философии: «.
Философия — это душа культуры
Философия — это естественный разум, данный каждому человеку от рождения
Философия человечна, слишком человечна +
Философия — это наука, исследующая первые начала и причины
21. Можно утверждать, что любая философская доктрина, объявившая себя
«истиной в последней инстанции», ведет к…
эмпиризму
появлению новых научных направлении
появлению новых философских направлений
классицизму
догматизму +
22. Мировоззрение различных этапов развития обществ и цивилизаций классифицируется по следующему основанию:
глубине отражения действительности
социальному характеру
историческому типу +
национальным особенностям
23. Дуалистическая философия Нового времени представлена взглядами французского философа-рационалиста …
Дж. Локка
Ф. Бэкона
Р. Декарта +
Б. Спинозы
24. Онтологическая сторона основного вопроса философии связана с проблемой .
..
первичности материи или сознания +
утилитарного использования знании и ресурсов
философского образования
международных отношении
25. Первый философ, обозначивший вопрос о соотношении материи и сознания, —
Аристотель
Фалес
Анаксимен
Конфуций
Платон +
26. Определение философии как «знания не какой угодно истины, а той истины, которая есть источник всякой истины и которая относится к первоначалу бытия» принадлежит…
Ж-Ж. Руссо
Ф. Аквинскому +
Сенеке
Платону
27. … познает законы изучаемых явлений и на их основе создает теории, подтверждаемые практикой
Мифология
Философия
Религия
Художественная культура
Наука +
28. Иррационализм подлинным источником освоения мира считает…
художественную литературу
науку
образование
миф +
29. Основой всего сущего Гегель считал
мир идей
абсолютную идею +
материю
субъективное сознание
Карта сайта
Главная Обучение Библиотека Карта сайта
|
Персиановский)
2.014.01От Рационального Животного к Метафорическому Животному: Макс Мюллер, Фридрих Ницше и Метафора в немецкой мысли XIX века
Соавтор Эндрю Хайнс
Тема отношений между языком и рациональностью вновь всплыла в последнее время.
Это ни в коей мере не связано с озабоченностью по поводу «постправды», возникшей из политического ландшафта, в котором риторика живет собственной жизнью, оторванной от необходимости фактов или рациональной аргументации. Некоторые комментаторы предположили, что вина лежит на французских мыслителях двадцатого века, таких как Лиотар или Деррида. Мне жаль говорить читателю, что переоценка отношения языка к рациональности возникла гораздо раньше. Хотя послевоенная французская философия, несомненно, оказала драматическое влияние на направление западной мысли, ее отношение к отношениям между рациональностью и языком является частью более длинной истории, выходящей за рамки радикальных изменений в кафе на парижском левом берегу.
Одной из особенно острых глав этой истории является трансформация взглядов Запада на отношения между рациональностью и метафорой в немецкой мысли XIX -го -го века. Метафора, прием образного языка, который Аристотель классно описал как «применение слова, принадлежащего другому предмету» (1457b), в эпоху Просвещения Гоббсом и Локком придавали отчетливую связь с разумом.
Они признавали способность метафоры убеждать, но для них такое убеждение действовало совершенно неправильным образом. Хотя они считали, что метафора имеет развлекательную ценность как поэтический прием, они также считали, что ее следует избегать в рациональной аргументации, поскольку она иллюзорна и уводит мысли от истины (26, 36; 372). Другие мыслители эпохи Просвещения, такие как Вико и Руссо, были более снисходительны, но метафорическое выражение и рациональное мышление по-прежнему рассматривались как отдельные категории.
Что поразительно в немецкой мысли 19 го века, так это то, как трансформировалось это различие. Мы могли бы привести много эпизодов из этой истории, например отчетливое понимание Густавом Гербером Lautbild (фонетического или артикулированного образа) или понятие лингвистического релятивизма Хеймана Штейнталя. Но один эпизод, в частности, заключает в себе переход от взгляда на человека как на разумное животное к человеку как на метафорическое животное: влияние Макса Мюллера на Фридриха Ницше.
Этот переход происходил на фоне того, как различные немецкие мыслители 19 -го -го века боролись с последствиями исторического сравнительного метода Шлегеля и подхода к языку Христиана Готтлоба Хейна и Фридриха Августа Вольфа. При таком подходе искусство, религия, обычаи и обычаи считались одинаково важными для механики грамматики. Таким образом, как выразилась Бенедетта Заватта, некоторые мыслители того периода проявляли «антропологический интерес» к языку, потому что рассматривали язык «по отношению к человеку, который на нем говорит» (285). Этот «антропологический интерес» к языку переформулировал вопрос об отношениях между языком и рациональностью. Почему? Потому что это дало возможность поставить под сомнение способность судить между рациональностью и аспектами языка, которые, с точки зрения таких мыслителей, как Гоббс и Локк, считались произведениями поэтической фантазии, такими как метафоры.
Мюллер важен, потому что, хотя он широко известен своим утверждением, что мифология была «болезнью языка», менее признано, что метафора на самом деле занимает центральное место в этом понятии (129–130).
Это напоминает нам, что для Мюллера метафоры играют центральную роль в формировании абстрактных понятий. Тем не менее, как мы увидим, это также показывает нам, что Мюллер по-прежнему твердо привержен различию между метафорой и разумом там, где можно судить о них обоих.
В доме Мюллера Лекции по науке о языке , он называл язык «единой великой преградой между животным и человеком… Язык — наш Рубикон, и ни одно животное не посмеет перейти его» (392). Эта цитата отразила антропологический интерес Мюллера к языку и то, как он придерживался языка как демаркации того, что значит быть человеком. Когда человек использовал язык, с точки зрения Мюллера, он или она использовали язык как рациональное существо, отличное от иррациональности животных. Эта приверженность человеку как разумному животному также проявилась в знаменитом мюллеровском понятии мифологии как «болезни языка».
Фраза «болезнь языка» относится к предположению Мюллера о том, что ключевые черты мифа, такие как имя бога, являются метафорическими описаниями природных явлений.
Однако эти метафоры были проникнуты антропоморфизмом и со временем стали более содержательными. Один из примеров этого можно увидеть в длинном эссе Мюллера «Сравнительная мифология». Там он писал о гендерных существительных в греческом или санскрите. Он говорил, что из-за этих родовых существительных «просто невозможно говорить об утре или вечере, о весне и зиме, не придавая этим понятиям чего-то индивидуального, деятельного, сексуального и, наконец, личного характера» (72–73). Гендерные существительные неизбежно антропоморфизировали своего субъекта, потому что они проецировали человеческую характеристику — пол — на природные явления, такие как утро или весна.
Мюллер классно обобщил эту идею, чтобы показать, как работает язык при создании мифологии. Он писал: «Мифология… на самом деле является болезнью языка. Миф означает слово, но слово, которому из имени или атрибута было позволено принять более субстанциальное существование. Большинство греческих, римских, индийских и других языческих богов представляют собой не что иное, как поэтические имена, которым постепенно позволили обрести божественную личность, никогда не предполагавшуюся их первоначальными изобретателями.
Эос было именем зари до того, как она стала богиней, женой Тифона или предсмертным днем» (12).
Как указывал Андреас Мусольф, для Мюллера метафора создала «фундаментальное непонимание» в мышлении (129 – 130). Причина, по которой Мюллер вообще назвал это недоразумением, восходит к точке зрения, которую мы уже видели, когда Мюллер утверждал, что язык является уникальным человеческим явлением и указывает на лежащий в его основе рациональный разум. Отсюда следовало, что для Мюллера «болезнь языка» была очевидной, потому что существовала четкая грань между природным явлением, метафорой и образным выражением, используемым для его описания.
Ницше подрывным образом присвоил эту идею. Ницше, пожалуй, наиболее известен своей критикой пропозициональной истины с помощью метафоры, когда в «Об истине и лжи во внеморальном смысле» (1873 г.) он писал: «Что же тогда такое истина? Подвижная армия метафор…» (146). Мюллер занял центральное место в этой знаменитой критике, когда Ницше присвоил его для объяснения роли метафор в создании утверждений об истине:
[Истина есть] сумма человеческих отношений, которые были подвергнуты поэтическому и риторическому усилению, переводу… и которые после используются давно, кажутся народу прочно установившимися, каноническими и обязательными; истины — это иллюзии, о которых мы забыли, что они иллюзии, метафоры, изношенные частым употреблением и утратившие всякую чувственную силу, монеты, которые, потеряв свою печать, теперь считаются металлом, а не монетами (146).
Когда Ницше учился на филолога в Лейпциге у Ф. В. Ричля и Георга Курциуса, он столкнулся с работами Мюллера, а также часто брал их в университетской библиотеке в Базеле (273–274). Однако, хотя Ницше явно опирался на идеи Мюллера, он пошел дальше, написав: «Интеллект проявляет свои величайшие силы в сокрытии, поскольку это является средством сохранения тех более слабых, менее крепких индивидуумов, которые по своей природе лишены свободы». рога или острые клыки хищного зверя, с помощью которых можно вести борьбу за существование» (142). Эта «болезнь языка», как назвал бы ее Мюллер, была величайшей силой интеллекта, согласно Ницше. Для Ницше лицемерие, называющее природное явление метафорическим описанием, относящимся к божественной личности, не было каким-то отклонением от рациональности, как это было для Мюллера, скорее, это было величайшей силой нашего интеллекта. Он бескомпромиссно утверждал, что метафора есть правило и закон познания, когда писал, что это «то основное человеческое стремление, которое нельзя оставлять без внимания ни на секунду, не оставляя в стороне и самих людей» (150–151).
Это не просто критика правды. Скорее, с подрывным прочтением Мюллера Ницше он разрушил разрыв между метафорой и разумом и преобразовал аристотелевское рациональное животное, которое Мюллер считал четким различием между нами и животными, в то, что мы могли бы назвать «метафорическим животным». французский философ Сара Кофман так поэтично выразилась в своей книге « Ницше и метафора » (1983) (25).
Интеллектуально-исторический вопрос, который это ставит перед нами, касается траектории отношений между нашими западными концепциями рациональности и метафоричности. Переоценка отношений между этими концепциями в этот период могла бы пролить свет на все еще неясные отношения между ними в ряде областей, включая послевоенную французскую философию и теорию когнитивных метафор. Политически вопрос, который он ставит перед нами, гораздо более прагматичен: можем ли мы обнаружить ошибку разума, можем ли мы отличить притворство, правду от лжи, возможно, это не имеет значения. Ибо, как также писал Ницше, хотя истины — это просто метафоры, которые «кажутся людям прочно установившимися, каноническими и обязательными», тот факт, что они кажутся нам каноническими и обязательными, помогает нам заключать «мирные договоры».
Какими бы относительными ни были эти мирные договоры, они помогают обществу предотвратить гоббсовскую «войну всех против всех» и обеспечивают общение (143). Возможно, самое главное в метафоре в эпоху постправды — хотим ли мы видеть мир, сформированный этими новыми попытками «мирных договоров». Если нет, то какие есть альтернативы, кроме ностальгической тоски по старой доброй рациональности и риторике, играющей по правилам?
Доктор Эндрю Хайнс учился в Орегонском и Тюбингенском университетах, получив степень бакалавра философии. Он также имеет степень магистра философии Университетского колледжа Дублина и докторскую степень по сравнительному литературоведению Лондонского университета королевы Марии. Его диссертация была посвящена понятию метафоры в европейской философии после Ницше. Специалист по истории теории метафор и посткантианской европейской философии, он более широко интересуется политической властью языка, историей идей и отношениями между философией и когнитивной наукой.
Он написал для The Conversation , The Huffington Post и Newsweek .
Похожие посты:
Ницше об истине, лжи, силе и опасности метафоры и о том, как мы используем язык для раскрытия и сокрытия реальности — маргиналы
для истины, но поиском смысла», Ханна Арендт писала в своих проницательных размышлениях о жизненно важной разнице между мышлением и знанием. «Знание состоит в поиске истины», Карл Поппер предостерег от рассмотрения истины и опасностей релятивизма. «Это не поиск уверенности».
Но в нестабильном мире, какова мера истины и откуда в первую очередь берет начало сложное, противоречивое человеческое стремление к знанию?
Это то, что Фридрих Ницше (15 октября 1844 г. — 25 августа 1900 г.) исследовал за столетие до Арендт и Поппера в своем эссе 1873 г. «Об истине и лжи в неморальном смысле», , позже переведенный В. А. Хаусманом и включенный в обязательное Полное собрание сочинений Фридриха Ницше ( публичная библиотека ).
За полвека до того, как Бертран Рассел увещевал, что во вселенной, не заботящейся о человеческих интересах, столь же наивные представления об оптимизме и пессимизме «проистекают из самомнения и лучше всего исправляются небольшой астрономией», Ницше рисует фон для драмы правды:
1573 Картина португальского художника, историка и философа Франсиско де Оланды, ученика Микеланджело, изображающая создание вселенной Птолемея всемогущим творцом. Из Cosmigraphics: Изображение пространства сквозь время .Давным-давно, в каком-то отдаленном уголке той вселенной, которая рассредоточена на бесчисленные мерцающие солнечные системы, жила звезда, на которой умные звери изобрели знание. Это была самая наглая и лживая минута «всемирной истории», но тем не менее это была всего лишь минута. После того, как природа сделала несколько вдохов, звезда остыла и застыла, и умные звери должны были умереть.
Можно было бы выдумать такую басню, и все же он не показал бы в достаточной мере, как жалко, как призрачно и преходяще, как бесцельно и произвольно выглядит человеческий разум в природе. Были вечности, в течение которых его не существовало. И когда с человеческим интеллектом покончено, ничего не будет.
Ибо у этого интеллекта нет никакой дополнительной миссии, которая выводила бы его за пределы человеческой жизни. Скорее, оно человеческое, и только его обладатель и родитель принимает его так торжественно — как будто ось мира повернулась в нем. Но если бы мы могли общаться с комаром, мы узнали бы, что он так же летает по воздуху с той же торжественностью, что он чувствует в себе летающий центр вселенной. Нет ничего настолько предосудительного и неважного в природе, чтобы оно не раздулось бы тотчас же, как воздушный шарик, от малейшего дуновения этой силы познания. И точно так же, как каждый привратник хочет иметь поклонника, так и самый гордый из людей, философ, полагает, что он видит со всех сторон глаза вселенной, телескопически сфокусированные на его действиях и мыслях.
Ибо у этого интеллекта нет никакой дополнительной миссии, которая выводила бы его за пределы человеческой жизни. Скорее, оно человеческое, и только его обладатель и родитель принимает его так торжественно — как будто ось мира повернулась в нем. Но если бы мы могли общаться с комаром, мы узнали бы, что он так же летает по воздуху с той же торжественностью, что он чувствует в себе летающий центр вселенной. Нет ничего настолько предосудительного и неважного в природе, чтобы оно не раздулось бы тотчас же, как воздушный шарик, от малейшего дуновения этой силы познания. И точно так же, как каждый привратник хочет иметь поклонника, так и самый гордый из людей, философ, полагает, что он видит со всех сторон глаза вселенной, телескопически сфокусированные на его действиях и мыслях.
Стремление к знанию, утверждает Ницше, проистекает из той же высокомерной сосредоточенности на себе и усиливается основным человеческим инстинктом принадлежности — внутри культуры то, что обозначается как истина , является формой общественного договора и своего рода « мирный договор» среди людей. За столетие до того, как Лаура Райдинг заметила, что «задача истины разделена между нами, среди нас», пишет Ницше:0005
Для вещей изобретено единообразное и обязательное обозначение, и это законодательство языка также устанавливает первые законы истины. Ибо здесь впервые возникает контраст между правдой и ложью. Лжец — это человек, который использует действительные обозначения, слова, чтобы представить что-то нереальное реальным. Например, он говорит: «Я богат», тогда как правильное определение его положения было бы «бедным». Он злоупотребляет устоявшимися соглашениями посредством произвольной замены или даже перестановки имен. Если он сделает это эгоистично и к тому же вредно, то общество перестанет ему доверять и тем самым исключит его.
Чего люди избегают, исключая лжеца, так это не столько обмана, сколько причинения вреда обманом. Таким образом, даже на этой стадии они ненавидят в основном не сам обман, а скорее неприятные, ненавистные последствия некоторых видов обмана. В таком же узком смысле человек не хочет теперь ничего, кроме истины: он желает приятных, сохраняющих жизнь следствий истины. Он безразличен к чистому знанию, которое не имеет последствий.Предполагая, что язык сам по себе может стать инструментом, который скрывает, а не раскрывает истину — то, что столетие спустя Анна Дивер Смит повторит в своем наблюдении, что «некоторые люди используют язык как маску [и] создают специально созданный язык, который, кажется, раскрывает их». но не делает», — Ницше исследует сами эти языковые условности:
Иллюстрация из Маленькой золотой книжки словМожет быть, они являются продуктами знания, то есть чувства истины? Конгруэнтны ли обозначения вещам? Является ли язык адекватным выражением всех реальностей?
[…]
Что такое слово? Это звуковая копия нервного раздражителя.
Но дальнейшее заключение от нервного раздражения к причине вне нас есть уже результат ложного и неоправданного применения принципа достаточного основания… Мы говорим о «змее»: это обозначение касается только ее способности извиваться и поэтому может подойти и червяк. Какие произвольные различия! Какие односторонние предпочтения то одного, то другого свойства вещи!За полвека до того, как лауреат Нобелевской премии индийский поэт и философ Тагор заявил, что «отношения — это фундаментальная истина этого мира явлений», Ницше добавляет:
«Важное невидимо для глаза». Одна из оригинальных акварелей Антуана де Сент-Экзюпери для Маленький принц .Различные языки помещенные рядом, показывают, что слова никогда не являются вопросом истины, никогда не являются вопросом адекватного выражения; иначе не было бы столько языков. «Вещь в себе» (а именно то, чем была бы чистая истина, вне всяких ее следствий) есть также нечто совершенно непонятное для творца языка и нечто, к чему нисколько не стоит стремиться.
Этот творец только обозначает отношения вещей к людям, и для выражения этих отношений он берется за самые смелые метафоры… Так у всех нас в отношении языка; мы думаем, что знаем кое-что о самих вещах, когда говорим о деревьях, цветах, снеге и цветах; и тем не менее у нас нет ничего, кроме метафор для вещей — метафор, которые никоим образом не соответствуют первоначальным сущностям… Слово становится понятием, поскольку оно должно одновременно соответствовать бесчисленным более или менее сходным случаям, — что означает, чисто и просто, случаи, которые никогда не равны и, следовательно, совершенно неравны. Всякое понятие возникает из уравнения неравных вещей. Точно так же, как несомненно, что один лист никогда не бывает совершенно таким же, как другой, так же несомненно и то, что понятие «лист» образовано путем произвольного отбрасывания этих индивидуальных различий и забвения отличительных аспектов. Это пробуждает мысль о том, что, кроме листьев, в природе существует «лист»: первоначальная модель, по которой все листья были, может быть, сотканы, набросаны, измерены, раскрашены, свернуты и раскрашены — но неумелыми руками, так что ни один образец не оказался правильным, заслуживающим доверия и верным подобием первоначальной модели .
.. Мы получаем понятие, как и форму, упуская из виду индивидуальное и действительное; тогда как природа не знает ни форм, ни понятий, равно как и видов, а только Х, который остается для нас недоступным и неопределимым.Этим Ницше возвращается к своей центральной посылке и формулирует понятие истины как общественного договора в языке:
Что же такое истина? Подвижное множество метафор, метонимий и антропоморфизмов: словом, сумма человеческих отношений, поэтически и риторически усиленных, перенесенных и приукрашенных, которые после долгого употребления кажутся народу прочными, каноническими и привязка. Истины — это иллюзии, о которых мы забыли, — это иллюзии — это метафоры, изношенные и лишенные чувственной силы, монеты, утратившие чеканку и рассматриваемые теперь как металл, а не как монеты.
И все же то, что предлагает Ницше, — это не релятивизм, а структура для различения истины и лжи, основанная на понимании того, что язык — человеческое изобретение и социальная адаптация — слишком пористый сосуд для удержания чистой реальности за пределами антропоцентризма:
Искусство Алессандро Санны из Пиноккио: история происхожденияБыть правдивым означает использовать обычные метафоры.
Как «рациональное» существо он теперь ставит свое поведение под контроль абстракций. Он больше не потерпит увлечения внезапными впечатлениями, интуицией. Сначала он универсализирует все эти впечатления в менее красочные, более прохладные понятия, чтобы доверить им руководство своей жизнью и поведением. Все, что отличает человека от животных, зависит от этой способности испарять перцептивные метафоры в схеме и тем самым растворять образ в понятие.
Таким образом, выражаясь нравственно, это долг лежать по установленному соглашению, лежать со стадом и обязательным для всех образом… Из того, что один должен обозначать одно как «красное», другое как «холодный», а третий как «немой», возникает нравственный импульс по отношению к истине. Почтенность, достоверность и полезность истины — это то, что человек демонстрирует для себя на контрасте с лжецом, которому никто не доверяет и которого все исключают.Он иллюстрирует это преобразование физического факта в абстрактную концепцию в распознавании, построении и артикуляции «истины»:
Если я придумаю определение млекопитающего , а затем, осмотрев верблюда, заявить: «Смотрите, млекопитающее!» Я действительно вывел на свет истину таким образом, но это истина ограниченной ценности.
В сущности, то, что ищет исследователь таких истин, есть только превращение мира в человека. Он стремится понять мир как нечто подобное человеку и в лучшем случае добивается своими усилиями чувства ассимиляции. Подобно тому, как астрологи считали звезды служащими человеку и связанными с его счастьем и горем, такой исследователь рассматривает всю вселенную в связи с человеком: всю вселенную как бесконечно раздробленное эхо одного первоначального звукового человека; вся вселенная как бесконечно умноженная копия одного первоначального человека-изображения. Его метод состоит в том, чтобы рассматривать человека как меру всех вещей, но при этом он снова исходит из заблуждения, что он имеет эти вещи [которые он намеревается измерить] непосредственно перед собой как простые объекты. Он забывает, что исходные перцептивные метафоры являются метафорами, и считает их самими вещами.
Иными словами, это насквозь антропоморфная истина, в которой нет ни одного пункта, который был бы «истинным сам по себе» или действительно и общезначимым вне человека.
Наш самый чистый контакт с реальностью, как предполагает Ницше, заключается в том, чтобы вырваться из ловушки языка и стоять в абсолютно внимательном присутствии с действительностью того, что находится перед нами — вне классификации, вне описания, вне ограничения в понятие:
Искусство Алессандро Санны из Пиноккио: история происхожденияТолько забыв этот первобытный мир метафор, можно жить спокойно, безопасно и последовательно; непобедимая вера в это солнце, это окно, этот стол есть истина сама по себе, короче говоря, только забывая, что он сам есть художественно-творческий субъект, человек живет с каким-то покоем, безопасностью и последовательностью. Ницше добавляет: ] признать себе, что насекомое или птица воспринимают совсем иной мир, чем человек, и что вопрос о том, какое из этих восприятий мира правильнее, совершенно бессмысленен, ибо это должно было бы иметь было решено ранее в соответствии с критерием правильного восприятия, а значит, в соответствии с критерием, которого нет.
[…]
Насколько мы можем проникнуть сюда — от телескопических высот до микроскопических глубин — все прочно, полно, бесконечно, правильно и без пробелов. Наука сможет вечно успешно копать в этой шахте, и то, что будет открыто, будет гармонировать, а не противоречить друг другу. Как мало это похоже на продукт воображения, ведь если бы это было так, то должно было бы быть какое-то место, где можно было бы угадать иллюзию и реальность. Против этого надо сказать следующее: если бы у каждого из нас было разное чувственное восприятие, если бы мы только могли воспринимать вещи то как птица, то как червь, то как растение, или если бы один из нас видел раздражение как красный, другой как синий, а третий даже слышал тот же раздражитель как звук, — тогда никто бы не говорил о такой закономерности природы, а природа схватывалась бы только как творение в высшей степени субъективное.
Но во всяком случае мне кажется, что «правильное восприятие» — что означало бы «адекватное выражение объекта в субъекте» — противоречиво невозможно.
Ницше косым взглядом освещает насущный вопрос: открыта ли математика — эта высшая ловушка и вычислитель законов природы — фундаментальный факт Вселенной или изобретенный, человеческий язык:
Одна из редких иллюстраций Сальвадора Дали к эссе МонтеняВедь что для нас закон природы как таковой? Мы не знакомы с ним самим по себе, а только с его действиями, т. е. в его отношении к другим законам природы, которые, в свою очередь, известны нам только как суммы отношений. Поэтому все эти отношения всегда отсылают снова к другим и совершенно непонятны нам по существу своему. Все, что мы на самом деле знаем об этих законах природы, это то, что мы сами привносим в них — время и пространство, а следовательно, отношения последовательности и числа. Но все чудесное в законах природы, все, что нас в них весьма изумляет и как бы требует объяснения, все, что могло бы привести нас к недоверию к идеализму, — все это целиком и исключительно содержится в математической строгости и нерушимости наших представлений о времени и пространстве.
. Но мы производим эти представления в себе и из себя с той же необходимостью, с которой прядет паук. Если мы вынуждены постигать все вещи только под этими формами, то перестает удивляться, что во всех вещах мы на самом деле не постигаем ничего, кроме этих форм. Ибо все они должны нести в себе законы числа, а именно число поражает больше всего в вещах. Вся та закономерность, которая так впечатляет нас в движении звезд и в химических процессах, в основе своей совпадает с теми свойствами, которые мы привносим в вещи. Таким образом, именно мы впечатляем себя таким образом.Ницше исследует отношения между языком и наукой и их аналогичные функции в человеческом стремлении постичь реальность:
Мы видели, как первоначально язык работал по построению понятий, труд, перенятый в более поздние века наукой.
Как пчела одновременно строит соты и наполняет их медом, так и наука неустанно трудится над этим великим колумбарием понятий, кладбищем восприятий.
Он всегда строит новые, более высокие этажи и укрепляет, очищает и обновляет старые камеры; прежде всего, нужно потрудиться, чтобы заполнить этот чудовищно возвышающийся каркас и расположить в нем весь эмпирический мир.Он находит общий импульс, лежащий в основе и языка, и науки:
Стремление к формированию метафор является фундаментальным человеческим побуждением, от которого нельзя отказаться ни на одно мгновение в мысли, ибо тем самым можно было бы обойтись без самого человека .
Спустя два века после того, как Паскаль, которым очень восхищался Ницше, исследовал разницу между интуитивным и логическим разумом, он заканчивает рассмотрением компромиссов между этими двумя ориентациями бытия — рациональным и интуитивным — как механизмами обитания в реальности с минимальными затратами. диссимиляция и максимальная правдивость:
Бывают эпохи, когда человек разумный и человек интуитивный стоят бок о бок, один боится интуиции, другой презирает абстракцию.
Последнее столь же иррационально, сколь первое нехудожественно. Оба они желают господствовать над жизнью: первый, зная, как удовлетворить свои основные потребности с помощью предвидения, благоразумия и регулярности; второй, пренебрегая этими потребностями и, как «радостный герой», считая реальной только ту жизнь, которая была замаскирована иллюзией и красотой… никогда не получая никакого счастья для себя от этих абстракций. И в то время как он стремится к максимально возможной свободе от боли, интуитивный человек, стоящий посреди культуры, уже пожинает от своей интуиции урожай постоянно прибывающего просветления, радости и искупления — в дополнение к получению защиты от несчастья. Конечно, когда он страдает, он страдает сильнее; он даже страдает чаще, так как не понимает, как учиться на опыте, и снова и снова падает в одну и ту же яму. Тогда он так же неразумен в горе, как и в счастье: он громко плачет и не утешается. Как по-разному переживают одни и те же несчастья стоический человек, который учится на опыте и руководствуется понятиями! Этот человек, который в другое время не ищет ничего, кроме искренности, правды, свободы от обмана и защиты от заманивающих в ловушку внезапных нападений, теперь совершает шедевр обмана: он совершает свой шедевр обмана в несчастье, как другой тип людей совершает свой в несчастье.