Ницше о смысле жизни: Проблема смысла жизни в философии Ницше: desinfection — LiveJournal

Содержание

Фридрих Ницше как основатель философии жизни

Библиографическое описание:

Рахматуллин, Р. Ю. Фридрих Ницше как основатель философии жизни / Р. Ю. Рахматуллин. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2014. — № 2 (61). — С. 990-992. — URL: https://moluch.ru/archive/61/8888/ (дата обращения: 04.03.2023).

Несмотря на большие достижения науки и техники, в XIX веке начинается радикальный пересмотр парадигм культуры, основанной на идеалах рационализма. Рационалистическая схематизация, присущая науке и онаученной идеологии, привела к тому, что индивид стал рассматриваться по аналогии с другими объектами — только с позиции выполняемых им функций. Призыв Канта рассматривать человека в виде цели, а не средства, не был услышан. Основанное на рационализме общество предлагает человеку помнить лишь о долге, забыть о себе, заменить свою сущность личностью: личностью немецкого солдата, православного священника, сотрудника полиции, банкира и т.  д. И чем больше он будет личностью, отшлифованной требованиями его социального окружения, тем лучше. Именно в это время в европейской философии все сильнее начинает звучать призыв философам заняться внутренним миром человека, проблемами индивидуального бытия. В наиболее яркой, даже вызывающей, форме это было сделано Ф. Ницше (1844–1900), которого считают основателем философии жизни. Ницше считал своим духовным отцом А. Шопенгауэра, чтение главного труда которого «Мир как воля и представление» явилось, по его собственному признанию, поворотным пунктом, определившем направление его дальнейших философских исканий.

Рассмотрим в самых общих чертах те идеи Шопенгауэра, из которых родилась философия жизни. Философия Шопенгауэра является одной из многочисленных вариантов размышления на тему «

Что такое жизнь?», навеянных чтением буддийской литературы. Несмотря на отсутствие прямых ссылок на буддийские источники, из работ этого мыслителя видно, что он хорошо знаком с основными идеями буддизма. И совсем не случайно его учение строится на основе двух понятий: страдания и воли к жизни. Первое из них полностью заимствовано у буддизма (вспомним слова Будды «Жизнь есть страдание»). Второе понятие — собственное изобретение Шопенгауэра, но имеет самое прямое отношение к буддийскому объяснению причины страданий — желанию («жажде жизни»). Согласно Шопенгауэру, желание есть проявляющаяся в человеке в особой форме вездесущая воля к жизни. Сама же воля к жизни присутствует всюду в виде организующего начала, энергии, но проявляется везде по-разному. Из такого пробуддийского объяснения мира и человека следует и вывод Шопенгауэра, повторяющий один из четырех истин первой проповеди Будды. Он представляет собой ответ на один из главных философских вопросов: «
Как же человеку следует жить?»
Вот как бы ответил на этот вопрос Шопенгауэр, по мнению его комментаторов: «Человеческие желания в принципе нельзя насытить, наслаждения лишь умножают страдания… Поэтому единственный выход для человека — попытаться выпрыгнуть из бессмысленного круговорота и обрести покой в отказе от желаний, умерщвления воли к жизни» [1, c.
142]. Ничего не желающий не может страдать: у него нет предмета страдания.

Ницше не принял главную идею Шопенгауэра — жить с минимумом желаний, чтобы не страдать. Неизлечимо больной, постоянно страдающий от физической боли, он знал цену жизни. Ницше выдвигает противоположный идее своего духовного наставника тезис: «Жизнь есть благо». Чем сильнее, ярче жизнь, тем лучше. Не нужно от нее убегать, если даже она полна страданий. Нужно научиться радоваться ей, воспринимать её во всей полноте, пережить как можно больше биений пульса в отведенный нам промежуток между рождением и смертью. И не надо избегать страдания, этого вечного спутника жизни. Ибо место, занимаемое человеком на иерархической лестнице бытия, определяется теми страданиями, которые он может вынести.

Вслед за Шопенгауэром Ницше полагает, что в мире существует некая антиэнтропийная сила, организующее начало, разлитое по всей Вселенной, которое нам дано в виде жизни. Эту силу он назвал волей к власти, пытаясь, видимо, сделать её более понятной для человека, привыкшего жить, подчиняя себе животных, растения, других людей, природу. И он сразу выступил против нирванического покоя Шопенгауэра, пассивности, противопоставив им ничем не ограниченную активность. Для Ницше жизнь — это аккумуляция силы, поэтому она стремится к максимуму власти. Стремление к власти является всеобщим свойством всех систем. «Чтобы понять, что такое «жизнь» и какой род стремления и напряжения она представляет, эта формула (

воля к власти — Р.Р.) должна в одинаковой мере относиться как к дереву или растению, так и к животному… Из-за чего деревья первобытного леса борются друг с другом? Из-за счастья? Из-за власти», — пишет Ницше [2, c. 335–336]. Сила этой власти определяет значимость ее носителя, место человека в обществе и Вселенной. «Что хорошо? — Все, что повышает в человеке чувство власти, самую власть. Что дурно? Все, что происходит из слабости. Что есть счастье? — Чувство растущей власти, чувство преодолимого противодействия», — пишет он в «Антихристе» [3, c. 633]. Ницше считал, что европейская культура чахнет, идет к своему закату из-за того, что ориентирована на идеалы, противоречащие жизни, воле к власти.
Эти ложные ориентиры были заложены еще в Древней Греции Сократом и Платоном. «Я опознал Сократа и Платона как симптомы гибели, как орудия греческого разложения, как псевдогреков, как антигреков» [3, c. 563].Согласно Ницше, эти мыслители основали научный тип мышления, разлагающий все живое на мертвые составные части, пониманию предпочитающий объяснение, а чувствам — холодный расчет. Самое главное же в человеке, как и во всем, в рациональных схемах науки невыразимо, его может передать только искусство. Поэтому свою философию Ницше развивает как антинауку, предпочитающую логичности и системности эмоциональность художественного текста, граничащую с музыкальностью (это достоинство стиля Ницше наиболее полно воплощено в его работе «Так говорил Заратустра»).

Стремление к научности, систематизации и взвешенности Ницше называл аполлоновским началом в культуре. Его противоположностью является дионисийское начало. Дионисийское отношение к жизни, согласно Ницше, было характерно грекам досократовской эпохи, которые принимали жизнь безоглядно, целиком, безусловно, ценя в ней естественность, здоровье и красоту.

Потом начинается изменение мироощущения европейца, причиной которого явились ориентация на науку и христианская мораль. Человек постсократовского периода утратил подлинное ощущение жизни, усматривая в естественном греховное начало, стал искать во всем материальную выгоду вместо наполняющей душу радости ощущения жизни.

Добиться перелома в европейской культуре, полагает Ницше, можно лишь осуществив переоценку ее фундаментальных ценностей. Одной из них, по его мнению, является христианская мораль.

Вред христианства, причиненный им европейской культуре, Ницше усматривал в его противоречащей жизни защите слабости, всепрощения, ненасилия. Христианство, по его мнению, виновато в том, что подавляющее большинство общества состоит из посредственных и слабых людей, живущих в заранее заданных им координатах, подобно животному стаду. Среди них нет места гомеровским героям, способным переступить черту ради торжества жизни. Отдавать предпочтение христианскому образу жизни — это то же самое, что любить лес, состоящий из полузасохших и полугнилых деревьев.

Именно христианство виновато в насаждении в обществе морали рабов, в воспитании раба в человеке. Посмотрите, пишет Ницше, кто его проповедует? Калеки, убогие телом и духом, обиженные жизнью люди. Своими призывами к скромности и равенству эти плебеи пытаются оправдать свою бездеятельность, бездарность, опустить до своего уровня способных и сильных. «В христианстве инстинкты подчиненных, угнетенных выступают на передний план; именно низшие сословия ищут в нем спасения… Христианство есть смертельная вражда к господам земли, к «знатным»… Это ненависть уму, гордости, мужеству, свободе.».., — пишет Ницше в «Антихристе» [3, c. 646–647]. В этой религии сильный человек оказывается ненужным, отверженным. «Христианство взяло сторону всех слабых, униженных, неудачников,… оно внесло порчу в самый разум духовно-сильных натур, так как оно научило их чувствовать высшие духовные ценности как греховные, ведущие к заблуждению, как
искушения
» [3, c. 634–635].

Проповедуя идею торжества жизни, Ницше выступает против возведения любых рамок, её ограничивающих. Только этим объясняется его нравственный нигилизм, направленный против моральных устоев общества, который вызвал отрицательную оценку его взглядов со стороны современников. Он призывает вместе с религиозными ценностями пересмотреть и нравственные. «Чего добиваются религия и мораль?», — спрашивает Ницше. Воспроизводства «среднего человека», обывателя, лишенного творческого начала человеко-машину. Целью этих феноменов культуры является создание ограниченного определенными законами социального мира, удобного для существования посредственности, способной усвоить лишь очень простые нормы жизни. Творческая личность стремится выйти из этой клетки, построенной моралью и религией, подняться над серой массой, уйти «в горы», где воздух чище, создав там новый мир — мир «высшего человека».«Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, покинул он свою родину и озеро своей родины и пошел в горы. Здесь наслаждался он своим духом и своим одиночеством и в течение десяти лет не утомлялся счастьем своим». Ибо «кто поднимается на высочайшие горы, тот смеется над всякой трагедией сцены и жизни», — пишет Ницше, воплотивший в любимый им образ Заратустры, свой идеал человека [4, c.

9, 36].

Но такой человек не нравится толпе, ибо он выходит за рамки, которые кажутся естественными для обывателя, хотя возведены они искусственно с помощью морали и религии, стремящихся умертвить дионисийское начало в культуре, ограничить жизнь человека социальным пространством усредненной личности.

Таким образом, человек у Ницше — это «двухслойное» существо, в котором наружный слой образует окультуренная нормами морали и религии личность, а внутренний слой — сущность — воля к власти, стремящаяся прорваться через созданную обществом оболочку. Такое понимание человека, тождественное антропологии суфизма и буддизма, показывает глубокое внутреннее родство иррационалистических учений. Однако в изложении Ницше оно нередко служит поводом для обвинения его в биологизме. Но такое обвинение беспочвенно по следующим причинам.

Во-первых, понятие жизни у Ницше — это универсальная характеристика бытия, а не принадлежащее только биологическому или социальному миру качество. Во-вторых, обвинение Ницше в биологическом редукционизме сразу снимается, если принять во внимание, что уже в своей первой серьезной работе «Рождение трагедии, или эллинизм и пессимизм» он показал свою приверженность эстетизму. Высшим критерием оценки человека и его поступков Ницше считал их соответствие нормам красоты, которые весьма далеки от физиологических или физических критериев. Помня об этом, нужно подходить и к оценке учения философа о сверхчеловеке.

Сверхчеловек (точнее, высший человек) — это не представитель какой-то избранной расы или народа. Если Ницше иногда и называет его аристократом, то это вовсе не означает, что сверхчеловеком рождаются. Это человек, который преодолел в себе то, что мешает жизни свободной личности, «аристократ духа», создавший себя сам. Воля к власти проявляется в нем прежде всего как самопреодоление. Человек, по выражению Ницше, это мост между животным и сверхчеловеком. Последний и является целью истории, решающей свой главный вопрос: «Какой тип человека следует взрастить, какой тип желателен, как более ценный, более достойный жизни, будущности. Этот более ценный тип уже существовал нередко, но лишь как счастливая случайность, как исключение, — и никогда как нечто преднамеренное. Наоборот, его боялись более всего; до сих пор он внушал почти ужас, и из страха перед ним желали, взращивали и достигали человека противоположного типа: типа домашнего животного, стадного животного, больного животного — христианина» [3, c. 634]. Прообраз сверхчеловека он видел в римском, арабском, германском, японском дворянстве, гомеровских героях, скандинавских викингах и европейских рыцарях. Эти люди были лучшими по своим физическим, нравственно-эстетическим, умственным качествам. Такое понимание аристократизма удачно охарактеризовал К. А. Свасьян во вступительной статье к сочинениям Ницше: «Говорят: Ницше — это толкни слабогои, значит, ату его! Звучит почти как инструкция для вышибал, за вычетом естественного и радикально меняющего суть дела вопроса: о каком это «слабом» идет речь? Вот одно — черным по белому — из множества решающих мест:… «Воспитание страдания, великогострадания — разве вы не знаете, что только это воспитание во всем возвышало до сих пор человека? В человеке тварь и творецсоединены воедино: в человеке есть материал, обломок, избыток, глина, грязь, бессмыслица, хаос: но в человеке есть и творец, ваятель, твердость молота, божественный зритель и седьмой день» [5, c. 24].

Таким образом, сверхчеловеком можно стать, лишь ежедневно убивая в себе «тварь», созидая себя. Но аполлоновская культура так укоренилась, что для воспитания «творца» необходима полная ревизия ее основ — переоценка всех ценностей. Это означает решимость отречься от всего, что способствует воспроизводству «твари», удобных для власти людей-винтиков. Из такой концепции «высшего человека» легко объясняются антихристианские и антиморальные мотивы творчества Ницше. Существующая мораль и всякая идеология суть средства социализации среднего человека, который не является целью человечества. Поэтому встать над ними, уйти «в горы», «по ту сторону добра и зла» означает попытку выйти за границы мира посредственности, разорвать невидимые цепи рабства. Как мы уже писали, «декаданс Ницше — это не призыв к вседозволенности, а попытка найти более достойные для человека формы бытия» [6, c. 39]. Думается, прав был директор архива Ницше в ФРГ С. А. Эмге, сказавший, что учение Ницше — «это всего лишь призыв к более высоким нормам жизни» [7, c. 354].

Философия жизни Ницше — яркий пример поворота европейской философской мысли от классической к неклассической философии, поставившей в основу объяснения мира не Бога и Природу, а Человека. В ХХ веке она стала главным идейным источником мощного философского течения — экзистенциальной философии.

Литература:

1.         Гусейнов А., Скрыпник А. Пессимистический гуманизм А.Шопенгауэра // Шопенгауэр А. Свобода воли и нравственность. М., 1992.

2.         Ницше Ф. Воля к власти: опыт переоценки всех ценностей. М., 1994.

3.         Ницше Ф. Сочинения. В 2 т. М., 1990. Т. 2.

4.         Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М., 1990.

5.         Cвасьян К. А. Ф.Ницше — мученик познания // Ницше Ф. Сочинения. В 2 т. М., 1990. Т. 1.

6.         Рахматуллин Р. Ю., Хидиятов Н. Б. Иррационалистическое направление в философии. Уфа, 1995.

7.         История немецкой литературы: В 5 т. М., 1968. Т. 4.

Основные термины (генерируются автоматически): жизнь, власть, европейская культура, воля, животное, организующее начало, религия, социальный мир, философия жизни, христианская мораль.

Философия жизни. Ницше. Для тех, кто хочет все успеть. Афоризмы, метафоры, цитаты

Философия жизни. Ницше. Для тех, кто хочет все успеть. Афоризмы, метафоры, цитаты

ВикиЧтение

Ницше. Для тех, кто хочет все успеть. Афоризмы, метафоры, цитаты
Сирота Э. Л.

Содержание

Философия жизни

То, что породил, сам того не ведая, Фридрих Ницше, – это философия жизни, философия существования человека, философия смысла и цели именно человеческого бытия, а не бытия вообще.

«Я знаю атеизм отнюдь не как результат, еще меньше как событие; он разумеется у меня из инстинкта»

(«Ecce Homo»)

Позднее широкому спектру взглядов и концепций этого направления найдется относительно точное название – экзистенциализм (что буквально можно было бы перевести как «существованчество»). Множество работ в этой области найдут интерес и отклик в умах и сердцах уже не узкой кучки интеллектуалов, а огромного количества людей, чей кругозор хотя бы немного выходит за рамки «дом-работа-дети» и чей спектр чтения не ограничивается «двумя лучшими книгами» – поваренной и банковской.

В работах мыслителей XX века при желании можно увидеть и прямые отсылки к идеям Ницше, и вдохновленность его творчеством, и даже попытки развития его взглядов. Отталкиваясь от Ницше – осознанно или нет, – они двигались каждый в своем направлении, объединенные интересом к тому, как и чем живет человек, зачем и почему.

Фридрих Гегель (1770–1831) – немецкий философ, один из создателей немецкой классической философии. Центральное место в его теории занимает понятие диалектики, т. е. единства и борьбы противоположностей

Помимо известных из физиологии нескольких природных инстинктов, скорее роднящих нас с животными, чем отличающими от них, в человеке заложен сугубо человеческий «инстинкт цели». Нам непременно хочется понять, для чего все делается, для чего мы живем, в чем пресловутый смысл жизни. Удовлетворению этого инстинкта творчество Ницше если и не отвечает до конца, то служит точно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Философия

Философия Оганян приходит в гости к Всеволоду Лисовскому, начинает осматривать книги, стоящие у того на книжных полках.— Ильенков? Это кто? Философ? Дай почитать!— Да на что он тебе? Марксист-шестидесятник с человеческим лицом, ни то, ни се, давай я тебе лучше

Философия жизни

Философия жизни То, что породил, сам того не ведая, Фридрих Ницше, – это философия жизни, философия существования человека, философия смысла и цели именно человеческого бытия, а не бытия вообще. «Я знаю атеизм отнюдь не как результат, еще меньше как событие; он разумеется у

в) Философия

в) Философия Свои воззрения на философию и ее историю Гегель изложил в «Лекциях по истории философии». Философию Гегель определяет как мыслящее рассмотрение предметов. Это значит, что философия ставит своей основной целью разработку логических категорий и подведение

Философия и беллетристика

Философия и беллетристика Неразрывность философско-литературного творчества Сартра есть факт, который требует объяснения. Для того чтобы переход от философских абстракций к образам художественной литературы был так естествен и органичен, нужна, очевидно, какая-то

Философия

Философия Любовь к философии пришла к Альберту Швейцеру из книг. Он с одинаковым увлечением читал Диогена Лаэртского (III век н. э.) и сочинения Гёте. Получив прекрасное философское и теологическое образование, он по кирпичику начал строить свою философскую систему. Он

Философия

Философия Как защититься от риска в бизнесе, чтобы чувствовать себя спокойно? Сейчас открою вам очень большой секрет. Никак. Бизнес — это постоянный риск и ответственность. Это не только способ зарабатывать на жизнь, но и сама философия жизни — поуправлению рисками,

ФИЛОСОФИЯ ЗОНТИКОВ

ФИЛОСОФИЯ ЗОНТИКОВ Приятно думать о том, какой склад ума придало всему нашему обществу то, что мы живем под знаком Водолея и что климат у нас весьма влажный. Символом предусмотрительности и респектабельности мог бы остаться какой-то случайный отличительный признак вроде

Философия

Философия Чтобы показать, насколько превосходна развернутая философия Ницше, посмотрим, как он рассматривает наше понятие истины и его подлинное значение (в ходе рассмотрения используя неправомерно «истинный» довод). При этом он приходит к ряду оригинальных открытий –

IV. Философия

IV.  Философия Были люди, которым хотелось бы, чтобы Сент-Экзюпери удовольствовался тем, что он писатель, небесный путешественник, и они говорили: «Зачем он постоянно пытается философствовать, когда он отнюдь не философ». А вот мне как раз нравится, что Сент-Экзюпери

ФИЛОСОФИЯ

ФИЛОСОФИЯ Велик перечень научных достижений Вернадского. Учение о биосфере, о геологической деятельности живых организмов и человеке. Учение о природных водах; история минералов и химических элементов земной коры; анализ сущности симметрии и времени; исследования

10. Философия катастрофы

10. Философия катастрофы Неоплатонизм был последним словом античной философии и доминирующим направлением в языческой интеллектуальной культуре Римской империи III–V веков, оказавшим христианству существенное сопротивление, но при этом предоставившим ему чрезвычайно

Философия

Философия Если спросить современного человека, кем был Аристотель, то с наибольшей вероятностью последует ответ — «философом». Действительно, в нашем сознании Аристотель прежде всего философ. Но хочется еще раз отметить, что слово «философ» древними греками понималось

ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ

ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ «Я не герой»– Ленинградский рок делают герои, а московский – шуты.Нью-Йорк, февраль 1990 [70]– Никакой человек не может быть сильным всегда. Я думаю, что любой из здесь присутствующих и вообще живущих на Земле в какие-то минуты способен на слабости и способен

5. Философия

5. Философия Когда 1 апреля 1922 года я получил кафедру, став ординарным профессором философии в Гейдельберге, мне казалось, что я еще не готов к этому — по моим собственным меркам. Я стал заниматься изучением философии более основательно. Вопреки своим прежним планам, я

Дед Щукарь и философия жизни

Дед Щукарь и философия жизни Незабвенный дед Щукарь из шолоховской «Поднятой Целины», везя председателя Давыдова на колхозной таратайке, рассуждал, что в жизни этой у каждого человека свой сучёк имеется. Так, к примеру, у Макара Нагульного — аглицкий язык, а у самого

ОБРЕТЕНИЕ СМЫСЛА ЖИЗНИ — «ПрИЗВАНИЕ» — ЖЖ

studiapriz

ОБРЕТЕНИЕ СМЫСЛА ЖИЗНИ

Проблема Смысла Жизни особенно актуальной становится во «времена перемен». Наиболее остро потерю смысла жизни ощущают те, кто служил государству, которое исчезло подобно СССР. Не зная зачем, для чего жить, многие либо спиваются, либо уезжают, либо кончают с собой.
Недавно я уже в шестой раз участвовал в ежегодной конференции на родном философском факультете Санкт-Петербургского университета. В этом году она называлась «Международный научно-культурный фестиваль «Дни философии в Санкт-Петербурге 2011». В центре обсуждения была проблема «Ценностные миры современного человечества».
Мне удалось поучаствовать в работе четырёх симпозиумов: «Смысл жизни: обретение и утрата», «Аксиология российского конституционализма: единство в многообразии», «Ценности в горизонтах риска», в лаборатории метафизических исследований обсуждали проблему «Аналитика портмоне».

Лично я считаю, что вопрос о Смысле Бытия является основным вопросом. Это та самая «печка», от которой возникают все философии. Без решения этого вопроса, нельзя разрешить все остальные вопросы сознания и жизни. Вопрос смысла жизни это основной вопрос человеческого существования!

Может ли человек жить без ответа на вопрос в чём смысл его жизни. Может. Но вряд ли это будет человеческое существование в полной мере.
Помню как у нас в университете выступал философ Мераб Мамардашвили. Он говорил о людях, рождённых как бы наполовину. То есть сознание у них есть, а мышления нет.
«Если человек отправляется от точки, в которой знание не помогает, он идёт в направлении смысла», – говорил Мераб Мамардашвили.

Возможно, мы и не способны понять смысл Бытия, но мы должны вопрошать, мы должны искать ответ и быть открыты Ответу.
Философия это вопрошание! Это поиск ответа. Хотя вопрос иногда важнее ответа.

Сегодня к философии относятся почти с презрением. Потому что она не даёт ответа на жгучие вопросы современного бытия. Истина никому сегодня не нужна. Зато очень востребована ложь.
Для многих вопрос о Смысле Жизни кажется банальным и лишённым содержания, праздным времяпрепровождением. Можно заметить существенное отличие в понимании смысла жизни философами и обычными людьми.

Многие философы исходили из признания некой неизменной «человеческой природы», конструируя на этой основе некий идеал человека, в достижении которого и усматривался смысл жизни.
Сократ, Диоген, Платон, Декарт, Спиноза и другие, ассоциировали смысл жизни с понятием блага.
Аристотель полагал, что целью всех человеческих поступков является счастье, которое состоит в осуществлении человеком своей сущности. «В чём смысл жизни? Служить другим и делать добро».

Эпикур провозглашал целью человеческой жизни получение удовольствия, понимаемого не только как чувственное наслаждение, но и как избавление от физической боли, душевного беспокойства, страданий, страха смерти. Его идеал — жизнь в «укромном месте», в тесном кругу друзей, неучастие в государственной жизни, отдалённое созерцание.

Согласно учению киников, конечной целью устремлений человека является добродетель (счастье), а добродетель состоит в умении довольствоваться малым и избегать зла. Человек должен стать независимым от внешнего мира, который непостоянен и неподвластен ему, и должен стремиться к внутреннему покою.

Согласно учению стоиков, душа человека бессмертна, а добродетель состоит в согласии жизни человека с природой и мировым разумом (логосом). Жизненный идеал стоиков — невозмутимость и спокойствие по отношению к внешним и внутренним раздражающим факторам.

Артур Шопенгауэр полагал: людям кажется, что они поступают по собственному желанию, но на самом деле ими движет «мировая воля». Будучи бессознательной, мировая воля абсолютно безразлична к своим творениям — людям, которые брошены ею на произвол случайно складывающихся обстоятельств. Жизнь — это ад, в котором глупец гонится за наслаждениями и приходит к разочарованию, а мудрец, наоборот, старается избегать бед через самоограничение — мудро живущий человек осознаёт неизбежность бедствий, а потому обуздывает свои страсти и ставит предел своим желаниям.

Датский философ Сёрен Кьеркегор полагал, что жизнь полна абсурда и человек должен создавать свои собственные ценности в равнодушном мире.

Фридрих Ницше считал, что смыслом жизни является подготовка Земли к появлению сверхчеловека. Ницше не принимал христианство, поскольку оно удаляет смысл из земной жизни, концентрируясь взамен на предполагаемой потусторонней жизни.

Философ-прагматик Уильям Джеймс был убеждён, что истина не может быть найдена, но может быть создана, и потому смысл жизни — это вера в цель жизни, которая не противоречит чьему-либо опыту содержательной жизни. «Смыслом жизни являются те цели, которые заставляют вас ценить её».

Французский философ Жан-Поль Сартр полагал: «смысла жизни не существует, мне придётся самому создавать его… Если мы должны умереть, то наша жизнь не имеет смысла, ибо её проблемы остаются нерешёнными и остаётся неопределённым само значение проблем… Мы выдумываем ценности. Apriori жизнь не имеет смысла. Это мы создаём ей смысл».

Немецкий философ ХХ века Мартин Хайдеггер считал: «Смысл бытия никогда не может быть поставлен в противоположение к сущему или к бытию как опорному «основанию» сущего, ибо «основание» становится доступно только как смысл, пусть то будет даже бездна утраты смысла».

«Суета сует – всё суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Участь сынов человеческих и участь животных – участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом: потому что всё – суета!» (Библия Екклесиас.1,1-2)

Различные мировые религии, каждая по своему, давали ответ на вопрос о смысле человеческой жизни. Они отвечали на человеческую потребность перестать ощущать состояние растерянности или страх смерти. Определяя мир за пределами жизни (духовный мир), религия удовлетворяла эти потребности, обеспечивая смысл, цель и надежду для жизни человека.

В основе религиозной веры лежит убеждение в том, что жизнь служит Высшей, Божественной цели. Мы должны искать Высшую Силу, которая придаст нашим жизням смысл и обеспечит цели через Божественные наставления.
«Сущность всякой веры состоит в том, что она придаёт жизни такой смысл, который не уничтожается смертью», – говорил Лев Толстой.

Согласно Иудаизму, Всевышний создал человека в качестве собеседника и сотворца. И мир, и человек созданы несовершенными умышленно — для того, чтобы человек, с помощью Всевышнего, поднимал себя и окружающий мир на высшие уровни совершенства. Смысл жизни любого человека состоит в служении Творцу даже в самых будничных делах.

Ислам подразумевает «вручение себя Богу», «покорность Богу». Смысл жизни мусульманина состоит в том, чтобы поклоняться Всевышнему.

В Индуизме существует несколько философских школ, и каждая по своему отвечает на вопрос о смысле жизни. Школы Ньяи и Вайшешики не признают существование реинкарнации, кармы, души, утверждая, что смысла человеческой жизни не существует, поэтому единственный логичный подход к жизни — наслаждение.

Школы Санкхьи, Йоги и Мимансы признают реинкарнацию и карму, а также деление вселенной на 14 планетных уровней, считая, что цель человеческой жизни в том, чтобы с помощью знания, йогических упражнений или благочестивой деятельности соответственно вознестись на более высокие планетные уровни, сравнимые с «Раем» и избежать низких планетных уровней, сравнимых с «Адом». Однако формы жизни на тех планетах так же не являются вечными, и потому по истечении срока, душа возвращается назад на Землю. Так душа вращается в круговороте «сансары» вечно. Смысла жизни как таковой по этим философиям также не существует.

Адвайта-веданта утверждает, что поскольку всё в мире является временным, то весь окружающий нас мир есть иллюзия. На самом деле существует лишь Единый (Брахман или Дух), все мы Едины, однако частичка этого Духа может впасть в иллюзию и начать видеть мир разделённым на множество объектов. Соответственно цель человеческой жизни — осознать единство всего мироздания путём прекращения какой-либо деятельности, выход из круга сансары и слияние с Единым.

С точки зрения Вайшнавизма смысл человеческой жизни заключается в осознании себя как частички духовной природы, созданной Богом (Кришной), а также в развитии в себе любви. Смысл жизни заключается во вступлении во взаимоотношения с Богом, что открывает душе дорогу из колеса повторяющейся реинкарнации в вечный духовный мир.

Согласно Буддизму, смысл и высшая цель жизни состоит в прекращении страдания, что возможно через достижение просветления (нирваны). С точки зрения буддизма южной традиции, смысл жизни состоит в изучении собственного сознания, повышении степени осознанности, достижении естественного состояния ума и в конечном итоге в полном прекращении бытия в обычном понимании этого слова (то есть достижении нирваны).
Буддизм северной традиции обязует практикующего не уходить в нирвану, пока все существа не достигнут просветления. Просветления можно достичь не только за счёт практики, но и путём праведной жизни в миру.

Согласно китайскому философу Конфуцию, главной целью человеческого существования является созидание идеального, совершенного общества, что позволяет достигнуть гармонии между людьми и Небом. Человек рассматривается как часть единого общества, обладающая своими конкретными обязанностями, часть единого механизма, в котором интересы общества являются приоритетными. Исполнить своё предназначение человек может лишь через самосовершенствование.

Человеческая природа в своей сущности непорочна, но у каждого человека есть свобода выбора — он может стать «благородным» или «низким» человеком. Благородный человек ставит своей целью самосовершенствование через постижение высшей добродетели, сочетающей в себе самоуважение и человеколюбие (гуманность).
Сама добродетель есть нечто свойственное человеку, а поэтому достаточно следовать указаниям своей природы, чтобы идти по верному пути. Поведение, ведущее к достижению благородства, подразумевает прежде всего умеренность, выбор «среднего пути», стремление избежать крайностей.

Основатель даосизма Лао Цзы, призывал не вмешиваться в процесс жизни, не заниматься её обустройством, улучшением, исправлением. Всё в мире должно оставаться таким, как оно есть в своём естественном состоянии. Смысл человеческой жизни состоит в познании Дао, следовании ему и слиянии с ним.

Для православного «истинная цель жизни христианской состоит в стяжании Духа Святого Божьего». Так считал святой Серафим Саровский. Обряды, посты, милосердие, молитвы и даже церковные таинства с точки зрения православия являются лишь средствами для достижения обожения. «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом».

«Если бы бога не было, то его следовало бы придумать», – считал Вольтер. Для Вольтера вера в бога являлась необходимой опорой морали.
Иммануил Кант говорил: «О человеке, как моральном существе, уже нельзя спрашивать, для чего он существует. Его существование имеет в себе самом высшую цель, которой, насколько это в его силах, он может подчинять всю природу».

Альбер Камю был убеждён, что жизнь абсурдна. Его работу «Миф о Сизифе. Эссе об абсурде» я впервые прочитал в машинописной перепечатке, когда учился на подготовительном отделении философского факультета. Вопрос о смысле жизни Камю называет самым неотложным, а проблему самоубийства – единственной серьёзной философской проблемой. «Я видел, как много людей умирает потому, что жизнь для них больше не стоила того, чтобы жить. Из этого я делаю вывод, что вопрос о смысле жизни – самый насущный».

Одни люди стараются забыться, чтобы не думать о смысле жизни. Другие пытаются переделать жизнь путём реформ или революций. Третьи, отчаявшись в поисках истинного смысла бытия, уходят из жизни. Четвёртые — это люди, нашедшие смысл жизни.

К последним принадлежал русский философ Николай Бердяев. Он утверждал, что философия есть поиск смысла жизни, а религия — его реализация. «Искание истины и смысла я противоположил обыденности, бессмысленной действительности. Это был поворот к духу и обращение к духовности… Пусть я не знаю смысла жизни, но искание смысла уже даёт смысл жизни… Постигнуть смысл жизни, ощутить связь с этим объективным смыслом – есть самое важное и единственно важное дело, во имя его всякое другое дело может быть брошено».

Сам факт искания смысла «доказывает, что в нашей мысли и в нашей жизни нет смысла, которого мы ищем», – писал русский философ Е. Н.Трубецкой. – «Искание смысла, цели жизни, есть «жестокое страдание от окружающей нас бессмыслицы».
Трубецкой выделял следующие особенности Смысла: всеобщность, неизменность и неподвижность, сверхвременность или, другими словами, вечность; что в итоге приводит нас к понятию истина. Таким образом, Смысл – есть истина.

В русском языке СЪМЫСЛ есть со-мысль, сопряжение мыслей, диалектическое равновесие умных энергий.
Философ Н.И.Кареев был убеждён, что человек психологически не способен осознать смысл жизни за рамками своего собственного существования.
А. И. Введенский считал, что, утверждая смысл жизни за пределами человеческой жизни, мы не понижаем человеческий образ и не унижаем этим человека, а наоборот.

Бессмысленно искать смысл жизни только в рамках биологического существования.
Живая жизнь духа и есть то интегральное, что освещает жизнь души и тела, наполняет бытие смыслом.

Есть несколько критериев, по которым можно определить наличие смысла жизни у конкретного человека: 1\ отношение ко времени, помня о смерти; 2\ наличие иерархии целей и ценностей; 3\ наполненность жизни человека реализацией своего смысла жизни.

Прежде чем вдуматься, что значит «найти смысл жизни», необходимо понять, что есть смысл вообще, определить условия возможности смысла жизни.
Можно сказать, что жизнь осмыслена, «когда она служит какой-то разумной цели, содержанием которой никак не может быть просто сама эта эмпирическая жизнь», утверждал русский философ Семён Франк.

С.Л.Франк выделял два условия осмысленности жизни: 1) служение чему-то высшему, имеющему оправдание в самом себе, но это высшее в свою очередь должно быть жизнью; 2) разумно осознавать служение высшему благу, пропитывающему всю жизнь.

Для того чтобы жизнь имела смысл, необходимы два условия: существование Бога и человеческая причастность ему, достижимость для человека жизни в Боге или божественной жизни. Осмысленной наша жизнь становится через служение Высшему Благу, являющимся и абсолютным благом для самого человека.

Существует ли объективный Смысл Бытия, или это субъективная потребность каждого конкретного индивида?
Лично мне представляется, что субъективный смысл жизни есть отражение объективного смысла Бытия. Потому как, если Бытие не имеет смысла, то не имеет смысла и жизнь конкретного человека.
В субъективном смысле жизни каждого человека как в кусочке голограммы отражается объективный Смысл Бытия.
Если мы не можем познать Смысл Бытия, это не означает, что и жизнь конкретного человека не имеет смысла.

Писатель Михаил Веллер, выступивший на конференции, сказал, что вне социума достаточно трудно найти смысл жизни. Три тысячи лет говорили о том, что смысл жизни в счастье. Смысл жизни и счастья по житейски отождествляют с тем, чтобы чего-то достичь, что-то иметь, что-то сделать. Счастье не в том, чтобы что-то иметь, это состояния. Смысл жизни – это имманентная потребность ощущать свою причастность общему, большому и безусловно благому делу, которое значительнее тебя самого. И жизнь твоя наилучшим образом реализуется в рамках именно этого одного большого дела.

По данным психологов, существуют различия между представлениями о счастливой жизни и осмысленной жизни. То, что является смыслом жизни, не всегда является счастьем, и наоборот.
Делает ли понимание смысла жизни человека счастливее? Или наоборот, несчастнее?
Не всех постижение вопроса о смысле жизни делает счастливыми. И наоборот, незнание смысла жизни многих делает счастливыми. В отдельных случаях, потеря смысла жизни приводит к депрессии, психологическим заболеваниям и самоубийствам.

Психоаналитик Карл Юнг считал, что «отсутствие смысла в жизни играет критическую роль в этиологии невроза. В конечном счёте невроз следует понимать как страдание души, не находящей своего смысла… Около трети моих случаев – это страдание не от какого-то клинически определимого невроза, а от бессмысленности и бесцельности собственной жизни».

Для многих смысл жизни это положительная самореализация своей сущности, того, что понимаешь, как собственное предназначение.
«Смысл жизни — самовыражение, – писал Оскар Уайльд. – Проявить во всей полноте свою сущность — вот для чего мы живём».

«Смысл связан с концом. И если бы не было конца, т.е. если бы в нашем мире была дурная бесконечность жизни, то смысла в жизни не было бы. Смысл лежит за пределами этого замкнутого мира, и обретение смысла предполагает конец в этом мире», – полагал Николай Бердяев.

Выходит, без жизни посмертной эта жизнь не имеет смысла?
Ответ на вопрос о смысле жизни зависит от того, верит человек в посмертное воздаяние за прожитую жизнь или не верит. Если веришь в Бога, значит признаёшь бессмертие души. И в этом случае моя жизнь вписывается в более значительную перспективу, нежели тот короткий временной промежуток, предоставленный мне на этой земле.

Некоторые считают, что жизнь – это отпуск.
Для меня жизнь – это КОМАНДИРОВКА!

В своём первом романе «Чужой странный непонятный необыкновенный чужак» я пытаюсь доказать: Быть может, цель жизни состоит в том, чтобы научиться любить, любить несмотря ни на что.
Во втором своём романе-быль «Странник»(мистерия) я доказываю, что ЛЮБОВЬ ТВОРИТЬ НЕОБХОДИМОСТЬ!

Если присмотреться внимательнее, то окажется, что все проблемы в жизни человека — это проблемы смысла проживаемых дней. Вникнув в суть конфликтов, легко обнаружить, что почти все они порождены неудовлетворенностью тем, как ты проживаешь каждый конкретный день.

Поиск смысла есть поиск пути в Вечность. Смысл не может быть в жизни вообще. Смысл — категория индивидуальная. Каждого человека волнует прежде всего смысл его личного существования, так же как своя жизнь заставляет волноваться более, чем жизнь других сотен миллионов людей.

Основа понятия смысла жизни — не то, почему мы живём, а то, зачем мы живём. Если мы умрём, то зачем же мы жили? — вот как нужно ставить вопрос. Дело не в конечности конкретной жизни, хотя и в этом тоже, поскольку всякий смысл есть реальное измерение и одновременно наполнение какого-то ограниченного пространства. Если это пространство бесконечно, то и смысла в нём быть не может.

Для большинства людей вопрос смысла это проблема оправдания своего существования. Потребность в поиске смысла возникает не просто как желание найти оправдание, а скорее как желание достичь чего-то; не как взгляд в прошлое, но в будущее, как желание понять и как необходимость понять, чтобы идти дальше.

Поверить в наличие смысла, означает поверить в наличие цели, а значит и в своё предназначение.
Смысл — это наполнение и одновременно предназначение, которое заключено в самой жизни.
Смысл – это процесс, суть которого выражена в его цели. Но цель не может быть просто в продолжении, поскольку возникает справедливый вопрос — а зачем продолжение, ради чего?

Смысл — категория не внутренняя и не внешняя, а, правильнее сказать, сквозная! Он пронизывает всё, присутствует везде и един для всего, Он связывает всё своим единством. Этот Смысл, или Принцип, с необходимостью осуществляется, и потому по сути своей это Закон.
Этот закон единый для всего, универсальный принцип существования. Он осуществляется с неизбежностью как необходимость и для человека, и для человечества.
Жизнь человека и жизнь человечества имеет общую причину, цель, смысл.
Быть может, цель жизни состоит в том, чтобы научиться любить, любить несмотря ни на что.
ЛЮБОВЬ ТВОРИТЬ НЕОБХОДИМОСТЬ!»
(из моего романа «Чужой странный непонятный необыкновенный чужак» на сайте Новая Русская Литература

1 мая 2008 года я разместил видеоролик «В чём смысл жизни», который посмотрело 84700 человек, его процитировали 1000 раз и написали 51 страницу бесценных комментариев!

А для Вас В ЧЁМ СМЫСЛ ЖИЗНИ?

© Николай Кофырин – Новая Русская Литература – http://www. nikolaykofyrin.ru

Оригинал взят у about_artart в ОБРЕТЕНИЕ СМЫСЛА ЖИЗНИ

счастье, творчество и смысл жизни», Олег Цендровский – Литрес

© Цендровский О., текст, 2021

© Кузьмина Е., автор иллюстрации на обложке, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Фотоматериалы предоставлены Shutterstock / FOTODOM

Инициатор проекта – Дмитрий Ерин

Когда на чистом и ясном небе сияет солнце, согревая и озаряя все вокруг, я не в силах сопротивляться этой древней волшбе. Возникает чувство, будто ты испил из того самого источника жизни – причастился вечной юности и свежести, наполнился энергией, счастьем и смыслом. Это великий дар стихий, несомненно, и столь легко быть радостным под его ласкающими и проницающими лучами. Но именно потому я не могу не видеть его несовершенства, его трагической хрупкости и уязвимости. Да, это великий дар, но это всего лишь дар. Он дается редко, он дается произвольно, тепла его мало, да и солнце нечасто загорается над человеческим существованием. Нельзя построить жизни на чужих милостях и смиренно ждать позволения мира что-то испытать и кем-то быть. Это значит строить дом на песке. И как, наконец, быть всем тем, кому обстоятельства не протягивают руку помощи? Кто не видит солнца, кто выходит с утра во мрак и идет во мраке? У каждого бывают такие периоды; у многих так проходит едва ли не большая часть жизни.

Нам требуется надежная внутренняя опора, и мы можем ее обрести, ибо можем зажечь солнце в себе самих. Так же, как звездное небо есть не только над нашими головами, но и в наших головах, мы содержим в себе источник животворного дневного тепла. Поначалу он мал и слаб, но если его пестовать и поддерживать, то оказывается, что внутреннее светило сияет много жарче того, что над головой, и заменяет его с лихвой. Более того, оно надежно, оно не обманывает, оно разгоняет внешний мрак и расцвечивает серые ландшафты бурными красками. Чем это солнце сильнее, тем менее мы зависим от погоды обстоятельств и сами формируем климат вокруг. Стоит же небу жизни проясниться, как свет из двух великих источников множится и соединяется в единое целое. Так только и достигается ближайшее подобие рая на земле, о котором столько грезили и грезят люди – гармонией обоих начал, большого внутреннего и малого внешнего.

Но что именно подразумевается под этим преображающим нас вожделенным теплом? Первое, что приходит в голову современному человеку, это то, что речь идет о счастье. О той точке, в которую все мы стремимся, пускай и разными маршрутами, о естественной первоцели бытия. Нельзя, однако, поддаваться искушению простых ответов. В большей части эпох и культур человечества идея о личной радости как ценности была настолько побочной и незаметной, что это должно вселить в нас сомнения. Конечно, люди всегда хотели, хотят и будут хотеть счастья, независимо от того, что они или их культура о том думают, но уже этого наблюдения довольно, чтобы понять – счастья недостаточно.

Исследование истории, человеческой психики и физиологии мозга привело меня к пониманию, что есть еще два необходимых компонента: творчество и смысл. В ходе первого раздела книги мы подробно рассмотрим как их по отдельности, так и тот глубинный исток, в котором все три берут начало. Вместе они образуют великую Триаду человеческой экзистенции, троякую первоцель, поддерживая друг друга, но при этом совершенно друг к другу не сводимые.

Человек может быть счастлив, а вместе с тем бездеятелен и не чувствовать даже дуновения смысла в собственном бытии. Тогда счастье это, лишенное опор, хрупко, пресно, одномерно, и, разумеется, бесплодно. Человек может быть продуктивен, но при этом несчастен и быть заражен бациллой нигилизма, ощущением разлагающей его абсурдности. Тогда творчество его обыкновенно тронуто порчей и распространяет ее вовне, его созидательный потенциал подорван, а сам он страдает – поистине без всякой нужды и пользы.

Наконец, мы можем ощущать высшую осмысленность своего бытия, но не мочь и не уметь найти себе практического применения, как и удовлетворения в жизни.

Лишь когда все элементы великой Триады сходятся воедино, раскрываются высшие возможности человеческой жизни. При здоровом единовременном росте они помогают друг другу: счастье делает нас деятельнее, творчество делает нас счастливее, существование наполняется смыслом, а тот, в свою очередь, окрыляет нашу эмоциональную жизнь и созидательный процесс. Все те цели, от мала до велика, к которым стремятся люди, есть попытки, пускай и неуклюжие, припасть к этим трем великим режимам бытия или хотя бы к одному из них.

Первый способ достичь этого – внешняя самореализация, старание вымолить у стихий не громов и молний, а сияния чистого солнца над головой и своими собственными усилиями обеспечить хорошую погоду. Конечно, мы можем в поте лица работать над вмещающими нас обстоятельствами, но мироощущение слишком сильно зависит от свойств самого воспринимающего их субъекта. Когда внутренне неустроенный индивид оказывается в райском саду, все это благолепие искажается и преломляется в его омраченном уме и порой трансформируется в адские ландшафты. С другой стороны, даже если в душе и царят мир да покой, но сама она не развита и не вытружена, ситуация становится лишь немногим лучше. Жизнь может многое предложить такому человеку, но, по горькой иронии, он очень мало способен от нее взять. Дверки его сознания так малы, что способны впустить лишь малую толику потенциально доступной ему полноты действительности.

Возможности внешних условий нашего бытия чрезвычайно ограничены, а результат очень хрупок. Мы получаем от них не белоснежную улыбку счастья, продуктивности и смысла, но скорее их бледную тень – одномерную и грубую. Не покоящиеся на внутренней основе, эти желаемые состояния всегда носят на себе печать неудовлетворённости, подспудное ощущение пустоты и обделённости, постоянное пресное послевкусие. Нельзя забывать, наконец, и то, как переменчива фортуна и сколь опасно зависеть от милости климата. Стоит судьбе нахмуриться, стоит солнцу скрыться за тучами, и сделавший ставку на внешнюю самореализацию баловень судьбы оказывается заперт в темноте, которой ему нечего противопоставить. Темноте тем более густой, чем ярче до того был свет.

Не нужно героически пренебрегать подарками бытия и похвальным стремлением улучшить условия своей жизни. Необходимо, однако, понимать, как скуден их арсенал и капризен нрав. Приоритетная работа сосредоточена в совсем ином измерении – над той силой человеческого сознания, что меняет и преображает обстоятельства и возносит человека над ними, что умножает падающие на нас лучи света и дает бой опускающейся тьме. Это и есть внутренняя самореализация, развивающая способность человека сохранять радость и силу даже в ненастье и спокойствие среди бури. Она направляет, поддерживает и дополняет внешнюю, без нее почти бессильную, и уподобляет нас тем растениям, которые цветут и на самой каменистой почве.

Что и говорить – путь внутренней самореализации не прост. Хорошая новость все же в том, что он однозначно проще задачи воплотить главные цели человеческой жизни посредством изменения вмещающих ее условий. Последние обречены на позорное поражение, и как раз опыт постоянных неудачных попыток одержать победу приемами, которые просто не могут работать, делает людей пессимистами. Они возводят хулу на действительность и смотрят на нее из-под насупленных бровей именно потому, что всегда искали тепла и света не по тем адресам. Из-за этого они решили, что их не найти вообще. Индивид видит свое страдание и страдание окружающих. Он замечает, что мир жесток и бессмыслен, что человек – глуп и слаб, а силы его малы. Он приходит к выводу, что все это следствие порочной структуры самого мироздания, но никак не человеческой неуклюжести. Люди сперва формируют в себе надуманные ожидания касательно того, чем должна быть реальность и что они должны в ней делать, а затем злятся на мир, когда тот отказывается вмещаться в эти искусственные построения.

Горестные судьбы мира, а также личные беды и несовершенства кажутся столь значительными и непреодолимыми лишь в силу непонимания того, в каком измерении их решение становится возможным. Мы похожи на тех дураков, которые страдают от жажды, сидя возле чистейшей реки, и посылают миру проклятия за то, каким засушливым местом он является. Река, возле бурных вод которой мы изнываем, есть наше собственное сознание. Его можно сравнить с цветным стеклышком со сложной трехмерной конфигурацией, властно преображающим и интерпретирующим все, что попадает на его поверхность. Именно от свойств этого стеклышка в большей мере зависит то, какой предстает действительность и какой отклик в нас вызовут те или иные происшествия.

Как будет показано далее в опоре на последние научные данные, все переживаемые человеком состояния есть информационные потоки в нашей психике, движением которых можно и нужно управлять. Счастье, смысл, творчество – это не то, что происходит с нами сейчас, было в прошлом или может ожидать когда-то в будущем. Это сам способ проживания действительности. Они есть не набор обстоятельств, а то, как мы относимся к происходящему с нами – специфическая и устойчивая конфигурация информационных процессов внутри индивидуального «Я». Это понимание в той или иной форме пронизывает многие интеллектуальные традиции, от древнегреческих философских школ (софизм, скептицизм, эпикуреизм, стоицизм) до йоги, буддизма и даосизма. Мастер дзен Тит Нат Хан резюмировал древнее убеждение всей восточной философии в следующей лаконичной формуле: «Не существует пути к счастью. Счастье и есть путь».

Иными словами, сам способ проживания реальности, а не ее конкретные характеристики и набор внешних фактов существования, определяют качество нашей жизни – и не только счастье, а весь ее ход и итоги. Все подлинные достижения есть достижения внутренней самореализации, очищение сознания от искажений восприятия и положительная трансформация нашего умения проживать вереницу мгновений. Если здесь мы достигли успехов, то все остальное оказывается второстепенно. Если же нет, то всякие прочие «приобретения» тщетны, будь то имущество, положение или люди.

 

Непонимание устройства психики и болезненное трение ошибочных ожиданий о действительность вынуждает людей гневно выставлять реальности счета. Но стоит избавиться от этого груза и подойти к собственной жизни с иной стороны, как обнаруживается, что с устройством реальности все в порядке. В ней нет никаких препятствий для единства счастья, продуктивности и смысла для каждого из нас. Если пока что это звучит неубедительно, вопрос можно сформулировать еще проще и вне всякой зависимости от того, как мы относимся к миру и своим перспективам в нем.

Перед любым индивидом стоит фундаментальный выбор: продолжать жить дальше или отказаться от этого. Если мы выбираем жить, то первейшая наша цель, по определению, это разобраться в том, как сделать это лучше. Каков бы ни был мир, раз уж мы в нем, пока мы еще в нем, лишь одно в высших интересах индивида: приближаться шаг за шагом к великой Триаде, преодолевать бессмысленное страдание, свои ограничения и изъяны восприятия. Независимо от того, до какой степени у человека получится добиться этого, даже у самого прожженного пессимиста не возникает сомнений, что движение как назад, так и вперед возможно. Альтернативой последнему является несчастное, жалующееся, бесплодное и ничего не пробующее изменить пребывание в заложниках у злополучных обстоятельств и своих собственных заблуждений.

Чтобы вступить на путь положительных трансформаций, необходимо признать основополагающий факт: хотя человек един со всем древом жизни, кое в чем мы кардинально отличаемся от прочих животных. Лишь мы, homo sapiens, являемся исследователями и творцами в полном смысле этих слов. Ни одно живое существо на земле не познает и не способно познать устройства вмещающего его миропорядка. Ни одно живое существо, кроме нас, не является созидающим; лишь мы творим нечто принципиально новое и небывалое.

Эти две фундаментальные роли есть одновременно две высшие ценности человеческого существования, в горниле которых выкованы окружающие нас блага. Можно потому утверждать, что чем более индивид является исследователем и творцом, тем более он человек в смысле своего специфического отличия от остального природного мира. Стремясь к раскрытию высших возможностей собственной жизни, мы должны сперва понять ее устройство и затем воплотить собранное знание на деле. Мы, следовательно, должны быть познающими и созидающими. Лишь познание и творчество, фундаментальные ценности и роли человечества, в состоянии вымостить дорогу вперед.

Сегодня мы не первые и не последние, кто взялся за великое предприятие устроения жизни. За несколько тысяч лет существования цивилизации и сотни лет развития современной науки было накоплено богатейшее интеллектуальное наследие. Главная задача потому – не столько добыть новый материал, сколько возвести прочное здание из уже имеющихся в изобилии кирпичиков. Как верно заметил Людвиг Витгенштейн в своих «Философских исследованиях», «проблемы решаются не через приобретение нового опыта, а путем упорядочения уже давно известного».

Если мы обратимся к западной философии, то встретим сотни разных противоречащих друг другу решений интересующих нас этических проблем. Все это многообразие при этом ветвится из единого глубинного истока, где уже две с половиной тысячи лет царит почти полное единодушие в отношении базового вопроса о том, как индивиду следует управлять движущей им стихией желания и выстраивать отношения с миром. Как будет продемонстрировано впоследствии, существо западной парадигмы в самой концентрированной и законченной форме было сформулировано одним из величайших мыслителей в истории – Фридрихом Ницше. Именно его учение выбрано здесь как наиболее точная суммация идей и духа всей интеллектуальной традиции Запада.

Аналогично, на классическом Востоке, от Индии до Китая и Японии, мы наталкиваемся на многоголосицу различных взглядов и жизненных практик. Анализируя их содержание внимательнее, мы обнаруживаем, что непрестанные споры восточных мыслителей опять же берут начало из единой живой основы: из некоего набора основных тезисов, разделяемых большинством заметных философов этой сверхцивилизации. И если западный образ мышления емко воплощен в трудах Ницше, то для Востока эту роль играет Сиддхартха Гаутама, то есть Будда.

На фундаментальном уровне осмысления Запад и Восток, Ницше и Будда подходят к тем же проблемам человеческого существования, но делают это с противоположных концов и предлагают диаметрально противоположные решения. Обе парадигмы обладают высоким внутренним совершенством и эффективны в своей системе координат, но вместе с тем им присущи изъяны, вытекающие из их крайности. Противоположность восточного и западного философского наследия есть противоположность двух полюсов одного глобуса, двух частей одной картины. Чтобы увидеть ее всю, в этой книге мы попробуем встать между Западом и Востоком, между Ницше и Буддой. Нам потребуется сперва отдалиться, затем сблизить и переосмыслить оторванные фрагменты в новом синтезе. Это и позволит преодолеть вытекающие из их полярности изъяны.

В исследовании того, как выстраивать жизнь и управлять своими психическими процессами, мы оттолкнёмся от философского наследия человечества. Однако оно не может быть единственной опорой. Знание будет действительно надежным лишь тогда, когда мы примем в расчет все дисциплины, занимающиеся человеком, и не потеряем связи с современным состоянием науки. Сегодня, благодаря прорыву в исследованиях мозга, эволюционной биологии и нейробиологии, а также технологиям вроде фМРТ и ТМС, ряд важнейших проблем устройства нашей психики перестают быть предметом гениальных догадок и входят в область точного знания. Теперь мы способны проверять и обосновывать многие философские тезисы строгими научными методами и выявлять закономерности процессов в мозге, ответственных за те или иные состояния, переживаемые индивидом.

Цель этой книги – проследить ключевые траектории движения философского, психологического и научного знания, затем свести все полученные данные в единой точке и осуществить новый синтез для раскрытия высших возможностей жизни. Когда мы пользуемся предельно широким набором источников, а разные методы и уровни осмысления приводят нас к одним и тем же выводам, это является самым надежным свидетельством их корректности. Мы получаем комплексное понимание устройства реальности и собственной психики. Как следствие, в наших руках оказывается мощнейший инструмент по положительной трансформации своей жизни и мира вокруг. Если воспользоваться аналогией, книга такого рода представляет собой карту, обрисовывающую маршрут к воплощению великой Триады счастья, творческой мощи и смысла. Было бы глупо недооценивать ее важность, но столь же неблагоразумно возлагать на листы бумаги неоправданные надежды. Карта показывает, куда идти, и без нее мы будем плутать, но шаги все равно придется совершать самостоятельно и именно от этого зависит, куда мы придем. Прежде чем приступить к полноценному обзору, необходимо, однако, прояснить, что такое сама философия, выбранная здесь как главный метод рассмотрения. В чём ее принципиальное значение для человеческой жизни и как она соотносится с наукой?

Что такое философия и почему она необходима каждому?

Большинство людей относятся к философии с откровенным недоумением, и считается нелёгким делом объяснить, какую пользу она способна принести и что вообще собой представляет. Даже тема эта считается каверзной, такой, которая припирает многих мыслителей к стенке и делает их неубедительными, невнятными, заставляя пускаться в туманные рассуждения. В действительности вопрос о существе и полезности философии представляется как раз одним из наиболее простых и имеет вполне однозначное разрешение.

Прежде всего, философия является формой познания; последнее же, как с точки зрения биологической эволюции, так и с точки зрения здравого смысла – это не праздное любопытство, но важнейший инструмент. С его помощью живое существо анализирует мир, получает от него обратную связь, и эта информация ложится в основу поведения. Познание присутствует в разных формах у всех организмов, начиная от бактерий и заканчивая нами, homo sapiens. Лишь оно позволяет нам приспособиться к окружающему миру с целью выживания и умножения наших жизненных возможностей. Исследуя реальность, мы можем заострить фокус внимания на отдельных ее слоях и сферах, и так в конечном счете и родились все частные науки: химия, биология, физика, астрономия, история. Однако, помимо отдельных дисциплин, рассказывающих об устройстве частей внешнего мира, нам необходим и более общий вид исследования. Такой, который собрал бы их все воедино и применил во имя того, ради чего всякая частная наука и возникла; во имя нашей жизни и ее коренной проблемы – как прожить ее правильно и что означает это «правильно»? Лишь одна дисциплина, философия, всегда находилась в пространстве этого фундаментального вопроса, пытаясь разобраться, как быть и что делать в этом мире.

Можно было бы возразить, сказав, что для ответа на этот вопрос обращаться к философии совсем не требуется, но это означает угодить в ловушку логического противоречия. Как только мы задаёмся подобными вопросами, как только мы пытаемся разобраться, как нам устроить свою жизнь, какими целями и ценностями и в каком порядке нам руководствоваться, мы вступаем на территорию философского исследования, какое бы название этому занятию мы ни давали вместо того. Ни к одной из частных наук эти темы не имеют отношения; вернее, они значительно выступают за их границы и одновременно уходят много глубже. Всякий ученый, коль скоро он сохраняет верность научному методу, это засвидетельствует.

I. Философия не противоположна науке и не может быть заменена наукой

Теоретически такие области знания, как биология и медицина, способны разъяснить нам, как добиться здоровья и долголетия. В них тем не менее не обнаружить ответа на вопрос, стоит ли нам вообще проживать эту жизнь дальше, вопрос, который казался коренным умнейшим людям, от древнегреческого поэта Феогнида до философа Альбера Камю. Далее, сколь важно для нас должно быть наше здоровье и долголетие в сравнении с другими вещами и ценностями? В каких ситуациях, до каких пределов и во имя чего ими допустимо жертвовать?

Допустим, вы можете быть счастливы и идеально здоровы, но ценой посредственности, бесполезности и творческой немощи или же за счет страданий других людей. Стоит ли соглашаться на подобную сделку? Наконец, допустим, вы сознаете, что способны изменить этот мир к лучшему и создать нечто великое, но для этого придется пожертвовать и своим счастьем, и своим здоровьем, и в конце концов своей жизнью. Какой выбор сделать в этой ситуации? Есть ли у вас долг перед вашей страной, вашей семьёй, вашим делом, самим собой – и в чем он состоит? Какой из них имеет приоритет и почему?

Хотя это лишь случайные примеры, они являются иллюстрацией ключевого обстоятельства – не просто на каждом этапе нашей жизни, но каждый день мы оказываемся на специфических развилках. Не существует научных дисциплин, способных здесь помочь, и тщетно листать академические статьи в поисках разъяснений. Выбор того или другого направления никогда не может полностью основываться ни на отдельных науках, ни даже на всей совокупности научного знания. С одной стороны, последнее все еще крайне недостаточно. Так, наука не располагает и минимально удовлетворительными решениями самых важных для человека вопросов – счастья, продуктивности и смысла.

С другой стороны, существует зазор между фактами и ценностями, известный также как принцип Дэвида Юма – в честь сформулировавшего его философа конца XVIII века. Смысл принципа Юма в том, что из определенного положения вещей логически никак не следует (крайняя точка зрения) или не обязательно следует (умеренная позиция) необходимость определенного курса действий. Сам Юм выразил это так: из «есть» (английское «be») невозможно вывести «должен» (английское «ought to»). Один и тот же набор обстоятельств, одна и та же жизненная ситуация могут порождать совсем различные оценки и формы поведения. Одни лишь составляющие их факты не диктуют однозначной линии поведения и потому недостаточны для выбора.

Когда мы планируем свою жизнь, когда мы принимаем решения, мы всегда обращаемся к всеобъемлющему мышлению, которое собирает воедино и систематизирует имеющиеся у нас данные о мире, в том числе данные от отдельных наук. Этим интегративным мышлением и является философия. Объединяя, она вдобавок к этому содержит некое важное «сверх», ценности и их иерархию, которыми наука снабдить не может или принципиально, или в любом обозримом будущем.

Наблюдающееся порой противопоставление философского исследования и научного и пренебрежительное отношение к первому есть, как правило, следствие слабой информированности, совсем не отражающее консенсуса в реальной науке и философии. Целая плеяда гениальных ученых в разных сферах всегда отдавали философии должное и считали ее не враждебной науке, но дополняющей и интегрирующей ее.

 

В физике XX в. создававшие ее титаны отличались огромным вниманием и уважением к философии, чем особенно известен Альберт Эйнштейн. Ключевые фигуры квантовой механики, такие как Макс Планк, Эрвин Шредингер и Нильс Бор, занимались философией с равным энтузиазмом. Учеником последнего был Вернер Гейзенберг, еще один основоположник квантовой физики, который также был мыслителем, публиковавшим книги с говорящими заголовками вроде «Физика и философия». Гейзенберг оставил о Нильсе Боре следующие воспоминания: «Бор был прежде всего философ, а не физик; но он знал, что в наше время натурфилософия обладает силой лишь тогда, когда она до последних мелочей подчиняется экспериментальным критериям истинности» [1].

Этот перечень можно было бы продолжать сколь угодно долго для каждой из так называемых точных наук, и хотя среди выдающихся ученых были и остаются те, кто списывает философию со счетов, эта точка зрения однозначно не является преобладающей. В сегодняшней нейробиологии мы тоже наблюдаем все больший уклон в синтез философии и науки. К примеру, крупнейший нейробиолог в современной России, академик РАН Константин Анохин постоянно подчёркивает, что исследование сознания и восприятия, как и ряда других фундаментальных вопросов нейробиологии, должно начинаться с философии и заканчиваться ею [2]. Таким образом, встречающаяся порой позиция, будто настоящие ученые занимаются решением конкретных проблем и равнодушны к философии, считая ее «каким-то непонятным пустословием», не имеет ничего общего с действительностью.

II. Философия есть самая практическая из всех дисциплин

Именно потому, что она есть применение разума по его основному назначению: направлять и информировать наши главные решения. Ее целью является положительная трансформация индивида и общества на наиболее глубинном уровне, для чего прежде требуется определить, каковую трансформацию следует счесть положительной и как ее добиться. Занимающаяся выяснением этого теория есть, однако, лишь инструмент на службе практики жизни, и чем более это обстоятельство игнорируется, тем больше философия предает свое существо. Таков коренной грех отвлечённого мышления – оно постоянно замыкается в себе и забывает, что является только средством. Философия вырождается тогда в то, чем она столь печально известна: она становится пустым и праздным жонглированием понятиями, искусством возводить собственные воздушные замки и разрушать те, что построены другими.

Иными словами, подлинная философия есть наука и искусство самой жизни, и кто может, не покривив душой, сказать, что овладел ими в совершенстве? Наоборот, от этого человек далек как ни от чего другого, ведь даже не считает их освоение важнейшей самостоятельной задачей. Всякому известно, что дабы стать хорошим врачом, инженером или химиком, нужны годы упорных и сосредоточенных усилий. Жить, однако, люди привыкли по наитию, по инерции, проясняя какие-то вопросы вскользь и между делом, и в этом сложнейшем из предприятий чуть ли не каждый мнит себя знатоком. Жизненные советы раздаются с щедростью и самоуверенностью, которые были бы немыслимы, если бы речь шла о ракетостроении или операциях на мозге. Но не нелепо ли полагать, что выбрать верный курс в жизни и привести ее в порядок проще, чем вышеназванное, что это не требует многих лет кропотливого труда, строгой дисциплины, специфических знаний и навыков?

На этапе своего возникновения и на Востоке, и на Западе философия отличалась стократ большей дельностью, нежели сейчас, именно в этом ключевом пункте. Она была подлинно практической, экспериментальной дисциплиной. Слова мыслителей не расходились так разительно с делом, и вы могли быть уверены, что индийский йог или буддист живут тем, чему они учат и во что верят. Они выдвигали собственные этические гипотезы и добросовестно проводили эксперименты по их воплощению на практике; они ставили собственную жизнь на кон и не боялись с ней расстаться во имя своих убеждений. Греческие киники, софисты, стоики, эпикурейцы, китайские даосы или конфуцианцы – это были не носители идей, а носители образов жизни, столь характерные и выделяющиеся из толпы, что походили на некие биологические виды.

Эти люди не занимались философией – они сами были философией, живым поиском, не лишённым, как всякое исследование, ошибок, но по крайней мере искренним и смелым. Наконец, в тех же Древней Греции, Индии или Китае человека бы подняли на смех как сумасшедшего, если бы он заявил, что построить корабль или возвести роскошный дворец проще, чем философствовать, чем просто научиться быть. Сегодня, впрочем, это широко распространённая точка зрения. То, что было очевидно людям Древнего мира и ясно как день, ныне почти революционное заявление.

Философия вызывала такое громадное уважение в прошлом и столь часто наталкивается на презрение сейчас вовсе не из-за прогрессивности века, в который мы живем, будто бы более не нуждающегося в ней. Дело в том, что она и правда стала смешной и не из-за того, что изрекает нелепицы – что, впрочем, не редкость. Она предает свое существо, когда перестает быть практикой жизни, предает свое назначение, и это чувствует даже простой человек, кривящий губы в пренебрежении пустыми разглагольствованиями. Тот же самый индивид, справедливо осуждающий праздную игру понятиями, может считать вздором представления Сократа или глубоко ошибочными построения Будды. Но вот презирать этих людей и их жизненный путь у него едва ли получилось бы, в особенности, если бы он столкнулся с ними в действительности, соприсутствовал при их жизни. Их выкованная напряжением воли личность, их внутренние достижения, верность себе, честность поисков истины и служение всеобщему благу вызывают благоговение вне зависимости от нашего согласия или несогласия с ними.

III. Философия не просто необходима, она неизбежна

Поскольку всякий человек опирается в своем поведении не только на инстинктивные алгоритмы, но и на широкий набор сформированных в течение жизни программ. Даже если он никогда не открывал книги, то все равно имеет внутри себя систему координат и ориентиров, ту грубо размеченную карту действительного мира, которая и является его мировоззрением. Наш вид, человек разумный, с полным правом может называться homo philosophicus – человек философствующий – в силу того, что эти две характеристики, в сущности, тождественны. Каждый из нас обладает разумом, но мы сильно разнимся в том, сколь хорошо его применяем. Равным образом перед человеком никогда не встает вопрос, заниматься ли ему философией, то есть постигать ли ему науку и искусство жизни. Вопрос только в том, насколько он будет в этом умел и сознателен.

IV. Философия есть единственный путь к свободе и подлинности

Единственная возможность формировать свое поведение преимущественно изнутри ориентиров, рожденных нашим умом или по крайней мере тщательно им проверенных. Когда мы отказываемся критически исследовать и перестраивать руководящие нами принципы и ценности, конструировать собственную картину мира, мы не облегчаем себе жизнь. Это лишь означает, что нас приводят в движение шаблоны, загруженные из социокультурной среды, и вероятность, что они нам полезны, исчезающе мала. Мы тогда являемся даже не индивидами, а просто голограммами и отражениями окружающей реальности, слепленными по единым образцам. В нас весьма мало «Я» и очень много «Других».

Глава VI. Философия жизни, История западной философии. Часть 2. Новое время. Современная западная философия

Виктор Петрович Лега

История западной философии. Часть 2. Новое время. Современная западная философия

Глава V. Абсолютный идеализмГлава VII. Феноменология Э.Гуссерля

Скачать