Италия-Оренбург / География / Независимая газета

Аполлон Григорьев. Письма / Изд. подготовили Р.Виттакер, Б.Ф. Егоров. — М.: Наука, 1999, 476 с. Серия «Литературные памятники».

Письма Аполлона Григорьева, блестящего литературного критика и незаурядного поэта — редкостный по силе литературный памятник. Череда вдохновенных откровений поэта его конфидентам поражает взлетами и падениями — художественными и бытовыми, визионерскими и проповедническими (пьянство и беспутство — две главные неискоренимые черты его характера). Мощь неровных и рельефных образов писем Григорьева — в географии его судьбы.

Вполне очевидно, что можно говорить о геобиографии поэта. Он четко осознает себя сыном Поволжья, сравнивая себя с Фетом, «порождением орловской Украйны», и мечтает о собственной книге «Глушь» в письме к Н.Н. Страхову: «Сюда войдут и заграничные мои странствия, и первое странствие мое по России, и жажда старых городов, и Волга, как она мне рисовалась, и Петербург издали, и любовь-ненависть к Москве — подавившей собою вольное развитие местностей┘ — вся моя нравственная жизнь, может быть┘» Вот ключ к жизни и письмам Григорьева — это путешествия, в которых он осознавал географические образы, жил ими, а они порой управляли им.

Дорога владела им: «Знаешь, когда я всего лучше себя чувствовал? В дороге. Право, если бы я был богат, я бы постоянно странствовал. В дороге как-то чувствуешь, что ты в руках Божиих, а не в руках человеческих» (из письма Страхову). Натужность и вынужденность путешествий Григорьева (нужда, пьянство и разврат) превращали их в бегство от себя, когда восторги и яркие образы новых мест сменялись временами буйными проклятиями — в адрес страны ли, города ли, народа ли.

Москва да Петербург, итальянская «вспышка» и стремительный «набег» на Оренбург — вот жизненно важные вехи-образы поэта. Привычные маятниковые литературно-культурные качания между двумя столицами сменились внезапно Италией, Италией вынужденной, но от этого не менее прекрасной. Славянофил по натуре и долгу службы, Григорьев не преминул преобразить свои итальянские впечатления в масштабный образ Запада: «Вот здесь на Западе, что ни человек, то и специалист — от того-то здесь люди и представляются мне все маленькими, маленькими муравьями, ползающими с мелочной работою по великим, громадным памятникам прошедшей жизни.

От этого-то зрелища я и хандрю ядовито — ибо обаяние камней одно не питает душу» (из письма Е.Н. Эдельсону). Италия для него — море, великие картины и памятники культуры и истории, она вся — великое европейское прошлое. Флоренция, Венеция, Рим — лишь декорации очередной любовной драмы Григорьева, и посреди блестяще описанного им флорентийского карнавала он чувствует себя изгоем, изгнанником, чужим (он вполне мог бы быть героем романа Камю, или хладнокровным и уверенным в себе экзистенциалистом).

Культурно-исторический background — вот что ищет он в создаваемых и разбиваемых им образах. Человек без судьбы, он разнес, разбил свою жизнь на географические отрезки, географические письма, в которых города и страны — символы и знаки его душевных состояний: «Зачем я видел Италию — меня к ней тянет болезненно, — а между тем там я хандрил — да и теперь бы верно хандрил — по России. Любовь ли, мысль ли, впечатление ли (как Италия), — все как-то обращалось и обращается мне в казнь и язву┘» (из письма Е.

С. Протопоповой). Оренбург был его последней надеждой на спасение, надеждой на удачу отделения судьбы от географии, жизни — от географических образов, прочно овладевших ей. Однако: «Ничего не боялся я столько (между прочим), как жить в городе без истории, преданий и памятников.

И вот — я (это один из многих опытов) именно в таком городе. Кругом — глушь и степь, да близость Азии, порядочно отвратительной всякому европейцу. Город — смесь скверной деревни с казармой. Ни старого собора, ни одной чудотворной иконы — ничего, ничего┘» (из письма Страхову). Оренбург в итоге стал крахом последних надежд. Последовали возвращение в столицы, имитация бурной деятельности и медленная неизбежная агония.

Два жизненных «прыжка» в сторону — Италия и Оренбург — и завлекающе-засасывающие культурно-суетной трясиной Москва-и-Петербург. Григорьев жил этими образами, он прожил их, одновременно их создавая и не умея уйти от культурно-политического mainstream»а эпохи, навязывавшего этим образам шаблонные упаковки хандры и бегства от себя.

Его письма — свидетельства и документы необычайной важности; это «протоколы» рождения и развития причудливых геокультурных образов, описывающих шаг в шаг, день в день жизнь одного непутевого человека; образы, преследующие своего создателя, не могущего и не хотящего «отодвинуться» от них, дистанцироваться от них, и тем самым — не дающего зажить этим образам своей самостоятельной, гео-графической жизнью.

Устойчивые и яркие геокультурные образы — часто продукт довольно случайных текстов, заметок, набросок, картин, etc. Незаметные при жизни их создателя, они могут скрыто существовать долгое время, не оказывая сильного влияния на геокультурную панораму. Оживление внимания к ним (издание, выставка и т.д.) может стать началом образного геокультурного «взрыва», образной «ядерной реакции», принципиально меняющей структуру образно-географических интерпретаций картины мира. «Письма» Аполлона Григорьева, я думаю, возможное начало подобного геокультурного сдвига.

«Я выехала из ада, но он по-прежнему внутри меня».

Три истории о жизни и смерти в блокадном Мариуполе

• Елизавета Фохт
• Русская служба Би-би-си

29 марта 2022

Подпишитесь на нашу рассылку ”Контекст”: она поможет вам разобраться в событиях.

Автор фото, REUTERS/Alexander Ermochenko

Самой горячей точкой на карте Украины по итогам первого месяца войны стал Мариуполь. Город на берегу Азовского моря блокирован российскими войсками, которые регулярно его обстреливают — в том числе жилые кварталы. Выбравшиеся из Мариуполя говорят, что его жители оказались в ситуации гуманитарной катастрофы: в городе нет электричества и связи, не хватает еды и лекарств. Трупы погибших лежат прямо на улицах, а во дворах домов появляются братские могилы. Би-би-си записала истории тех, кому удалось уехать из Мариуполя.

В Мариуполе на момент начала войны жили около полумиллиона человек — это 10-й по величине город Украины. И самый крупный из наиболее близких к самопровозглашенным ДНР и ЛНР: до начала российского вторжения от него до линии соприкосновения с «республиками» была всего-то пара десятков километров.

Мариуполь находится в Донецкой области — то есть на территории, на которую претендуют власти самопровозглашенной ДНР. Полное ее «освобождение», под которым, по сути, подразумевается захват всех территорий, относящихся к Донецкой и Луганской областям в их административных границах, российские власти называли одной из целей вторжения в Украину.

В Мариуполе базируется отряд специального назначения «Азов». Он был создан на базе одноименного добровольческого батальона, членов которого в начале конфликта в Донбассе обвиняли в приверженности праворадикальным и даже неонацистским идеям. Сегодня «Азов» — одно из многочисленных подразделений украинской Нацгвардии.

Российские власти считают «Азов» националистическим образованием. Борьба с подобными организациями тоже заявлялась в качестве одной из целей российской военной операции в Украине.

Именно в районе Мариуполя завязались самые тяжелые бои между вооруженными силами Украины и объединенными силами российской армии и самопровозглашенных «республик». В начале марта город фактически оказался в блокаде и в итоге — на грани гуманитарной катастрофы.

Автор фото, Sergei Orlov

Подпись к фото,

Последствия удара по больнице в Мариуполе, 9 марта

Именно с Мариуполем связаны самые резонансные события этой войны — обстрелы мариупольской больницы №3, где был расположен один из местных роддомов, и здания Драматического театра, где было оборудовано убежище для жителей. По оценкам местных властей, в здании драмтеатра укрывались больше 1000 человек, как минимум 300 из них погибли.

Российские власти отвергают все заявления Украины о намеренном обстреле жилых зданий, называя это провокацией. В Москве обвиняли Киев в том, что военные, в том числе бойцы «Азова», используют жителей в Мариуполе как живой щит.

• «Это агония врага». Превратит ли российская армия Чернигов во второй Мариуполь?
• «Всем объясняют главное — что тут теперь Россия и что высовываться нельзя». Как живут люди в захваченном Мелитополе
• «Вот такая странная жизнь в оккупации». Как живет Херсон, занятый российскими военными

Несмотря на то, что с начала войны часть жителей смогла уехать из города по гуманитарным коридорам в сторону Украины и России (тех, кто уезжает на восток, украинские власти фактически считают заложниками), еще на прошлой неделе в городе без света, еды и воды оставались 100 тысяч человек, говорил президент Украины Владимир Зеленский. По оценкам местных властей, таких людей еще больше — 170 тысяч.

Би-би-си поговорила с теми, кто встретил войну в Мариуполе и позднее смог выбраться из города.

Катерина Ерская, владелица компании по производству рекламы

Я родилась в городе Вилково в Одесской области в русскоязычной семье. Ходила в русскоязычную школу, но учила там украинский. По специальности я учитель украинского языка и литературы. По второму образованию — юрист. Долгое время занималась журналистикой, а сейчас у меня своя небольшая компания по производству рекламы и видео.

Примерно за неделю до Нового года по семейным обстоятельствам я переехала в Мариуполь. Решила там жить, думала, что останусь на несколько лет. Мне очень понравилось в Мариуполе. Потому что я сначала жила в Одессе — и там было море, а потом в Кривом Роге — это промышленный город. А Мариуполь — это нечто среднее.

Автор фото, EPA/SEDAT SUNA

Подпись к фото,

Подготовка Одессы к потенциальному вторжению российских военных, 21 марта

Пропустить Подкаст и продолжить чтение.

Подкаст

Что это было?

Мы быстро, просто и понятно объясняем, что случилось, почему это важно и что будет дальше.

эпизоды

Конец истории Подкаст

Еще за много дней до начала войны, где-то в начале февраля, я проснулась рано утром от странных звуков. Мне сначала показалось, что это звуки стройки, но потом я поняла, что это обстрел, который происходил примерно в 15-20 километрах от места, где я жила. Я удивилась, а когда начала говорить с местными, то оказалось, что они такие звуки слышат последние 7-8 лет.

Той ночью, когда российские войска вторглись на территорию Украины, я проснулась не от звуков обстрелов, к которым к тому времени уже привыкла. Я проснулась от звонка — мне сказали, что Россия перешла границу Украины и началось полномасштабное вторжение. У меня уже был собран тревожный чемоданчик, лежали все документы, и если не психологически, то где-то в глубине души я была готова к тому, что война начнется.

В первые дни в Мариуполе война совсем не чувствовалась. Работала кофейня, в которой я обычно завтракала, работали все магазины. Люди ходили за покупками. Чувствовалась лишь небольшая продуктовая паника — начали пропадать консервы, крупы и все, что люди обычно берут про запас. Но все можно было найти. Единственное, что смущало, это очереди возле банкоматов, потому что люди пытались снять наличку. Но карты продолжали принимать во всех магазинах.

Автор фото, REUTERS/Pavel Klimov

Подпись к фото,

Очередь к пункту выдачи гуманитарной помощи в Мариуполе, 24 марта

Потом в городе начали постепенно пропадать разные вещи. Вначале начались перебои со светом — его то включали, то выключали. Затем пропала вода. Со временем отключили и газ.

Но самое ужасное, что пропала телефонная связь, пропал интернет. Люди остались без возможности общаться, не могли вызвать скорую или полицию. Спустя несколько недель мы поняли, что город берут в кольцо, его пытаются окружить. Затем кольцо замкнулось и началась полномасштабная блокада.

В городе это почувствовали, и началась настоящая паника. Не работали продуктовые, аптеки. Все было закрыто или разграблено. Люди, которые остались без продуктов, оказались в ужасной ситуации. Это действительно была гуманитарная катастрофа.

• «Слава богу. Живые». Жители Мариуполя посетили свои разрушенные дома
• «Люди выносили трупы к дорогам». Рассказ жительницы осажденного Мариуполя

С первых же дней войны я примкнула к волонтерскому движению, которое помогало не только мирным гражданам, но и нашим военнослужащим. Его организовали несколько общественных организаций.

Мы помогали продуктами питания, водой, топливом и, конечно, гигиеническими продуктами и лекарствами. Те, кто мог передавать эти вещи, cо складов, магазинов,- отдавали их нам, а мы уже их распределяли.

Мы взаимодействовали с полицией, военными, «Азовом», Нацгвардией, морпехами. Безусловно, работали и с мирным населением, теми, у кого разрушило дома. Их переселяли в импровизированные шелтеры. Один из самых крупных был в драматическом театре, который разбомбили.

Конечно, одна организация — это капля в море. По официальным данным, мы помогли примерно 25 тысячам людей, в день по 2-3 тысячи. Это очень немного. Но мы посчитали, что лучше делать немногое, чем вообще ничего.

Большую часть дня я жила в нашем волонтерском хабе, чаще всего там и ночевала. Это было полуподвальное помещение. Плюс там было убежище, где можно было скрываться от обстрелов.

Все запасы, которые были в городе, оказались конечны. Стало не хватать элементарных вещей — например, инсулина. Люди, которые проходили курс онкотерапии, перестали получать свои препараты. Огромное количество людей, которые находились на заместительной терапии или принимали антидепрессанты, тоже остались без этих препаратов.

Но наиболее катастрофической была ситуацией с ранеными. Их число росло с каждым днем. По официальным данным, в Мариуполе погибло более 3000 мирных человек, но думаю, что реальная цифра -10-15 тысяч.

Автор фото, REUTERS/Alexander Ermochenko

Подпись к фото,

Тело погибшего жителя на улице в Мариуполе, 27 марта

Огромное число людей поступало в госпитали с осколочными ранениями. Им нужны были антибиотики, стерильные перевязки. Начались проблемы с шовным материалом — то есть с шелком, которым зашивают раны. Его катастрофически не хватало.

Оккупанты не пропускали в город гуманитарные конвои: ни с медикаментами, ни с едой. Поэтому наши медики совершали абсолютно отчаянные поступки, чтобы помогать пациентам. В автоклавах начали по старинке стерилизовать перевязочный материал.

В один из дней в наш волонтерский центр женщина принесла простыни, нарезанные полосами и скрученные, как бинты. И мы подумали — дай бог, чтобы они никому никогда не пригодились. Но потом мы поняли, что и до них тоже могут дойти руки.

Не скажу, чтобы у меня лично были большие проблемы с едой и водой, потому что наша волонтерская организация заботилась в том числе и о самих волонтерах. Мой дом и квартира, которую я снимала, сейчас частично разрушены.

У нас в волонтерском центре работал генератор, мы готовили на полевой кухне. Но я видела, что люди готовят на кострах просто на улице.

Самой странной и ужасающей для меня стала картина, когда я увидела мужчину, который из рогатки охотился на голубей. Он сказал, что у него есть овчарка и ее нечем кормить. То есть без еды остались не только люди, но и животные.

Это было дикое зрелище: возле драматического театра горят костры и люди варят в котелках кашу. Театр разбомбили через несколько часов после того, как я уехала.

• Украина обвинила Россию в ударе по драмтеатру в Мариуполе, где от бомб прятались сотни людей. Что известно

Я была там несколько раз. Он был очень перенаселен. Там было много семей с детьми в ужасной тесноте. Там было темно, людям не хватало еды и медикаментов. Все сидели на полу, закутанные в одеяла, пледы, потому что было очень холодно. Антисанитария, ужасные запахи, много простуженных людей.

Автор фото, Azov/Reuters

Подпись к фото,

Последствия удара по зданию драматического театра в Мариуполе. Украина возложила ответственность за него на Россию, в Москве произошедшее считают провокацией со стороны «Азова»

В последнюю неделю, которую я провела в городе, в дом неподалеку от нашего волонтерского центра прилетело. Люди во дворе готовили еду на открытом огне, в основном женщины и дети. Видимо, беспилотник их обстрелял. Так получилось, что наша волонтерская организация была ближе всех к этому месту. Мы сразу же туда бросились, чтобы оказать первую помощь, вытащить людей.

Тело одного ребенка, мальчика, лежало просто на проезжей части, там, где ездили машины. Я проверила его пульс и поняла, что он мертв. Мой коллега решил убрать тело с дороги. К нему подбежал мужчина, абсолютно седой, и сказал: «Что вы делаете, куда вы его забираете!». Оказалось, это был дедушка, внука которого убили.

Дедушка спросил: «Что мне теперь с ним делать?» Я говорю: «Хоронить». А он: «Как хоронить? У меня даже нет лопаты».

Это действительно большая проблема. Тела убитых людей до сих пор лежат на улицах города. Их некому и негде хоронить. В городе образовались огромные братские могилы.

Страшнее всего это выглядит на детских площадках. Там действительно хоронили, потому что там песок и мягкая земля — проще копать. А еще люди старались хоронить соседей неподалеку от домов, чтобы захоронения можно было найти.

Свежие деревянные фанерные кресты с рукописными табличками смотрятся ужасающе на фоне разрушенного города. То, что на этих могилах появляются искусственные или живые цветы, еще больше ужасает. Это настоящие братские могилы на улицах полностью разрушенного города в XXI веке!

Нет прощения оккупантам, которые сделали это. И большая гордость за украинцев, которые обороняют Мариуполь и защищают в том числе эти братские могилы. Ни один житель Мариуполя не хотел бы, чтобы погребением его погибших от рук оккупантов родственников занимались эти самые российские оккупанты.

• LIVE: Последние новости в режиме реального времени
• КОНФЛИКТ: Беженцы, эмигранты и рост цен: как война в Украине влияет на соседей России
• СПЕЦЭФИР: Отвечаем на ваши вопросы
• ОЧЕВИДЦЫ: «Вот такая странная жизнь в оккупации». Как живет Херсон, занятый российскими военными
• АНАЛИЗ: «После сирены кто-то погибнет». Как война изменила украинцев
• ИНТЕРВЬЮ: «Собирать, фиксировать, передавать доказательства». Генпрокурор Украины о военных преступлениях России

Еще одна сцена, которая надолго отложилась в памяти… Там же, в этом же обстрелянном доме, когда мы начали обходить квартиры, чтобы убедиться, что никто не пострадал, мы увидели, что на лестничной клетке у окна сидит мужчина с порванной губой. Другой мужчина зашивал ему эту губу. Он повернулся к нам и сказал: «Здравствуйте, меня зовут Эдуард Иванович. Есть ли у вас перевязочный материал?»

Мы отдали ему всю нашу аптечку. Оказалось, что это хирург-стоматолог, который практиковал на первом этаже этого дома. Я в тот момент очень гордилась этим мужчиной. Несмотря на ужасную ситуацию, он сохранял спокойствие.

Меня сильно вдохновил этот скромный героизм простого врача, который мог укрыться в своей квартире, но вместо этого вышел и исполнял свой врачебный долг. Я подумала, что в войне нет маленьких дел и каждое дело, которое мы делаем, — это большое дело.

Автор фото, REUTERS/Alexander Ermochenko

Подпись к фото,

Последствия обстрела в жилом доме в Мариуполе, 27 марта

Мы поняли, что из города надо уезжать, когда начались уличные бои и линия фронта становилась все ближе к нашему волонтерскому центру. Однажды идя с работы, я увидела танк с буквой Z, который проехал по соседней улице. Так все мы поняли, что большая часть из нас должна уехать, чтобы не добавлять работы врачам, военным. Не быть фактором риска. Потому что оккупанты ужасно относятся к волонтерам, относятся к ним, как к военнослужащим. Нас могли взять в плен, использовать для манипуляций.

15 марта заработал гуманитарный коридор, я уехала из города 16-го. У нас в машине было несколько мест, поэтому мы взяли сначала одну семью, которую высадили в Бердянске. Там взяли другую семью, которая состояла из бабушки, мамы, двух дочерей, а еще у них были две кошки, черепашка и несколько хомячков. Я в тот момент подумала — какие святые люди. У них было мало личных вещей, но они взяли всех своих животных.

В районе Токмака мужчина с автоматом, который стоял на блокпосте под флагом ДНР, дал автоматную очередь по нашей машине. Часть пуль вошла в переднюю дверь, часть в заднюю. Одна прошла над моей головой и головой водителя. Он получил несколько осколков в глаз, но был настолько шокирован, что понял это только в Запорожье.

Девочка, которая сидела сзади, получила ранение в голову. Она была в очень тяжелом состоянии. К счастью, ее удалось перевезти в Запорожье. И несколько дней назад на CNN я видела о ней репортаж, она уже пришла в себя. У нее останутся шрамы. Не знаю, восстановится ли она полностью, но по крайней мере она жива. Я очень желаю ей здоровья.

Меня все спрашивают, почему мужчина начал стрелять. У меня нет объяснения. А почему россияне вообще на нас напали? Может, потому что они оккупанты, не соблюдают правила войны? Может, потому что они считают нормальным стрелять в машину, в которой сидят женщины и дети, считают нормальным нарушать правила гуманитарного коридора? Или, может, потому, что они умышленно хотели нас запугать, чтобы другие машины развернулись и поехали в так называемую ДНР?

Ведь недаром они распространяют слухи о том, что Украина не принимает переселенцев. Это делается для того, чтобы вывезти наших людей в Россию и держать их там в качестве заложников.

Автор фото, REUTERS/Alexander Ermochenko

От тех, кто остался в Мариуполе, прорываются смски, стабильной связи нет. Например, мой друг написал мне, что по городу ездят машины с громкоговорителями, из которых сообщают, что Киев и другие украинские города уже захватили и Украина сдалась. Так работает вражеская пропаганда: они хотят запугать мариупольцев, которые и так месяц провели в подвалах. Эти новости должны добить их окончательно.

Я не знаю, сколько лет и десятилетий понадобится, чтобы восстановить Мариуполь. Но я верю, что это будет сделано. Пусть на этом месте вырастет новый город. Он будет украинским, в нем будут жить все те же мариупольцы, которые обязательно вернутся, когда им будет куда вернуться.

Я пока не чувствую себя в безопасности. В безопасности я себя почувствую, когда последний российский солдат уберется из Украины. Сейчас они могут уйти своими ногами или отправиться домой в гробах. Пока они предпочитают второе. Исход этой войны понятен. Россия будет побеждена, потому что так исторически сложилось, что добро всегда побеждает зло.

Гуманитарная катастрофа в Мариуполе

13 марта горсовет Мариуполя сообщил, что в результате обстрелов в городе погибли 2187 мирных жителей. Мэр города Вадим Бойченко в интервью УНИАН 28 марта сообщил, что «эта цифра уже гораздо больше» и речь идет о тысячах убитых — но называть их количество он не стал, «чтобы не пугать» людей.

По примерной оценке властей по состоянию на 27 марта, погибли почти 5 тысяч человек, среди них около 210 детей.

Alexander Ermochenko/Reuters

В Мариуполе погибли почти

Источник: Власти города. Данные на 27 марта.

По данным властей города, в нем частично или полностью повреждено уже более 90% зданий. Президент страны Владимир Зеленский 23 марта заявил, что в Мариуполе «в нечеловеческих условиях, в полной блокаде, без еды, без воды, без лекарств и под постоянными обстрелами» остаются 100 тысяч человек. Власти города 28 мартасообщили, что в осаде находятся 170 тысяч человек.

Госсекретарь США Энтони Блинкен сравнил происходящее в Мариуполе с блокадой Ленинграда во время Второй мировой войны.

С теми, кто находится в городе, нет почти никакой связи. Соцсети переполнены сообщениями людей, которые пытаются найти своих друзей и близких. Их сотнями отправляют журналистам, пишущим о Мариуполе, и тем, кому удается выехать из города.

Власти города утверждают, что до блокады из Мариуполя успели выехать около 140 тысяч человек. После того как город попал в осаду, из него эвакуировали около 150 тысяч человек, в том числе более 70 тысяч — в Запорожье.

Сейчас гуманитарные коридоры — это единственный способ выбраться из города. Они заработали в середине марта. Власти Украины утверждают, что российские военные регулярно обстреливают коридоры и это мешает доставить в город гуманитарную помощь. В Москве эти обвинения отвергают и настаивают, что пользоваться коридорами жителям не дают «украинские националисты».

Часть коридоров, организованных для выхода из Мариуполя, ведет в Россию через территорию непризнанной ДНР. Украинские власти считают, что российские военные используют их для насильного вывоза жителей страны — в Киеве таких называют заложниками. В Москве с этой оценкой не согласны. Власти Мариуполя считают, что этой дорогой вывезли около 30 тысяч человек.

Автор фото, REUTERS/Alexander Ermochenko

Николай Осыченко, президент канала «Мариупольское телевидение»

Интересная деталь: в 2014 году я работал на телеканале «Донбасс». Из-за происходящего я был вынужден покинуть Донецк, наш дом находился в 3,5 км от донецкого аэропорта. Нашему сыну тогда было 4,5 года.

Я абсолютно трезво понимал, что самое главное — это вывезти ребенка из зоны боевых действий. А еще у меня была работа, и я, в том числе, переехал туда, где моя работа.

За все эти годы ни в Киеве, ни в других местах, где мы жили, не было никаких претензий к тому, что мы разговаривали на русском языке. Это все абсолютно надуманные штуки. На мой взгляд, языковой вопрос используют политики с обеих сторон конфликта, чтобы разделить людей.

И очень жаль, что так: сейчас многие русскоязычные жители Мариуполя, в основном женщины с детьми, уезжают в западную часть страны, где более-менее тихо сейчас. И им встречаются сумасшедшие, которые этим мамочкам, спасшим детей из ада, заявляют, что, мол, они говорят на языке оккупантов. Мамочки, которые уже овладели черным юмором, отвечают, что просто досконально владеют языком врага…

24 февраля я был в Мариуполе. В тех звуках, которые тогда услышали жители города, ничего дикого не было. Потому что город уже восемь лет стоял на линии соприкосновения — до линии ведения боевых действий 20 километров. И звуки такие до нас, само собой, время от времени доносились. Как и для всей страны, наверное, было абсолютное непонимание ужасной реальности происходящего. И в тот момент, 24 февраля, да даже и 25-го, и 26-го, никто не верил, что город практически сравняют с землей.

Автор фото, Maximilian Clarke/SOPA Images/Gett

Ощущение чего-то необратимого, наверное, появилось, когда в один момент по городу отключилось электричество. Я тогда позвонил заместителю мэра Михаилу Когуту. Мне было интересно узнать, что случилось. Из того, что я услышал в трубке от этого абсолютно интеллигентного человека, из цензурных слов, наверное, я смогу вычленить только «не знаю», «разрушено» и «окончательно».

Сейчас я даже не могу сказать, какое это было число — все дни стали потом одним длинным днем. Я уже в тот момент понял, что без электричества мы остались там плюс-минус до конца боевых действий. Из-за отсутствия электричества отключились насосные станции — соответственно, в домах пропали вода и тепло.

Из всех благ цивилизации оставались два. Первое — это самое важное, это газ. А второе самое важное, как мы потом выяснили, — мобильная связь.

Из-за того, что не было электричества, смотреть наш канал никто уже не мог. Поэтому я запретил людям выход на работу. Мы оставались дома, делали какие-то материалы в телефонах, пока они не сели, выкладывали в соцсети. Оставалось, видимо, несколько вышек мобильной связи, которые работали от генераторов, можно было поймать сигнал.

Я поднимался на десятый этаж своего дома, ловил этот сигнал и пытался быстро выкладывать что-то в сеть. Цели было две — погоня за рейтингами, потому что я человек медийный. А цель номер два — это дать понять родным и близким, что я жив, и попытаться рассказать, что происходит в городе.

Как человек опытный, прошедший 14-й год, я еще 24-25 февраля запасся пауэрбанками, зарядил всю технику, купил продукты и запасся топливом. Тогда мне казалось, что этого более чем достаточно.

Автор фото, Anadolu Agency/Getty

Подпись к фото,

Автобус с беженцами из Мариуполя прибывает в Запорожье, 22 марта

После того как пропал газ, мы стали в первую очередь ощущать не нехватку еды, а нехватку огня. Еда стала очень тяжелой в приготовлении. Например, чтобы сварить макароны, вам нужна, во-первых, вода. А во-вторых, огонь, который нужно где-то взять. И если раньше мы брали его из газа, то после того, как газ пропал, еду нужно было готовить на кострах. Костры делали, но это было очень опасно, потому что тебя может накрыть огнем.

В итоге мы один батон хлеба делили на семь человек на неделю.Потому что хлеб перестали выпекать, он стал дефицитом.

Что касается воды, которая была на вес золота, то было несколько источников. Во-первых, в городе есть несколько родников, но они все находятся в парках. До них нужно идти — а это опасность дикая. А еще у этого родника выстоять в очереди. И взять ты можешь только 5-литровую бутылку, потому что точно так же с ней надо быстро бежать обратно. У нас за водой ходил сосед и говорил, что у этих родников уже лежали мертвые тела.

Что касается второго источника — не было бы счастья, да несчастье помогло. Март выдался довольно зимним месяцем. То есть когда выбивало стекла в минус 10 — а это происходило все чаще и чаще, — то дома тоже было минус 10. Но однажды мы с утра проснулись и увидели, что за окном выпал снег. И мы радовались как дети, потому что снег — это вода.

У нас 10-этажный дом в центре, он заселен людьми, которые в основном занимали какое-то положение в обществе. В основном обеспеченные люди. И они выбежали на улицу с лопатками как сумасшедшие, складывали снег в ведра и несли его домой, чтоб он таял. А [из-за холода] таял он долго, по два дня. И еще что обидно было — мы, видимо, все забыли немножечко законы физики, но, в общем, из одного плотно утрамбованного ведра получается воды от донышка ну сантиметра три.

Техническую воду, которую сливали из батарей, мы сначала использовали для элементарных гигиенических потребностей. Мерзкая, но жизненная подробность: мы договорились в доме, что будем этой водой раз не больше чем в сутки, а то и в двое суток, смывать воду в унитазе.

Пить ее [техническую воду] категорически нельзя, потому что в ней есть компоненты, которые позволяют ей не замерзать. Но некоторые люди в городе пили, потому что другой не было. Мы один раз попытались сварить в ней картошку. Но, видимо, огонь у нас был очень слабый, потому что мы варили ее почти целый день, и она так и не сварилась.

Мы с другими жителями сделали себе в доме убежище, у нас есть подземный паркинг. Там был кабинет для управдома или что-то в этом роде. Из него вынесли всю мебель, туда принесли матрасы из своих домов, и те, кому было страшно ночью — в основном это были люди с верхних этажей, — приходили туда ночевать.

Автор фото, REUTERS/Alexander Ermochenko

Подпись к фото,

Жители Мариуполя прячутся в подвале жилого дома, 25 марта

Другие жильцы, в том числе мы, оборудовали себе спальные места в своих квартирах — в комнатах, где нет окон. Мы оборудовали себе место в ванной. До 13 марта.

13 марта я стоял в ванной и брился — на сухую, без использования воды. Чтобы вы понимали, я в 14-16 годах много ездил по линии соприкосновения по роду работы, попадал под обстрелы, знаю, как себя надо вести. Но в тот момент произошло такое, чего я не помнил, не слышал и не видел. Дикие животные инстинкты.

Чудовищный звук. Дикий. Взрывная волна меня отбросила сначала влево, потом вправо. Я выбежал из ванной, побежал в комнату, где жена и сын. В тот момент по коридору бежала мама моего друга — они семьей переехали к нам, потому что их дома уже практически не было.

Мы бросились к этой маме — потом такой же звук, еще одна взрывная волна. Мы забежали все вместе в ванную. Третий взрыв. Мы просидели минут 20, боялись выйти. Когда вышли, увидели, что абсолютно все стекла выбиты. Между комнатами у нас тяжелые дубовые двери — я один такую снять не мог — тоже выбило.

Как оказалось потом, это были авиаудары с самолетов — метров 50 от нашего дома. Так что после этого дом у нас фактически еще был, но окон уже не было, их даже заклеить нельзя было.

Автор фото, REUTERS/Alexander Ermochenko

Но произошло чудо — выяснилось, что все живы. Еще когда обстрелы только начинались, все женщины нашего дома под снисходительные улыбки мужчин написали молитву, которая должна была защищать наш дом. И каждый вечер ровно в 20 часов все женщины — кто у себя в квартире, кто в убежище — при свечах ее читали. Это была такая групповая психотерапия.

В итоге те, кто верил в Бога, стали верить еще больше, а те, кто нет, поверили. Потому что весь дом остался жив.

После этого уже все переехали в убежище. Мест стало меньше. На матрасах спали дети с мамами. У стены были обычные стулья, на них спали сидя дедушки и бабушки. Там температура была 12-13 градусов. А мы с женой, например, вообще спали под лестницой. Ночь мы спали очень плохо, рядом с домом все постоянно взрывалось.

Мы поняли, что в этом доме уже жить сложно. Это было 14-е число, первые колонны поехали из Мариуполя на Запорожье. Люди, которые смогли уехать, по сути вытащили три счастливых билета: у них был автомобиль, за эти две с половины недели он сохранился, и у них был бензин.

Я поднялся на 10-й этаж, узнал, что люди смогли выехать. Собрали вещи, понимали, что большую часть оставим. Для меня это было плюс-минус легче, потому что я через это уже проходил в 2014 году. 15 марта мы разделили чистую воду между людьми, которые решили поехать, и семьями, которые остались, оставили им всю техническую воду и все продукты и уехали.

Дорога до Запорожья, которая обычно занимает часа два с половиной, заняла 15 часов. Были пробки, российские блокпосты.

Меня потом спрашивали, видел ли я город, когда ехал по нему. Я смотрел очень внимательно. Почти в каждой машине были дети, и все пытались отвлечь детей, чтобы они ни в коем случае по сторонам не смотрели. Потому что ты едешь — а на улицах лежат трупы, оторванные руки, ноги. Я видел трупы детей. И старался своего сына отвлечь как мог.

Ему 12 , и он, наверное, очень рано повзрослел. За эти недели он ни разу не плакал, не впадал в истерику, старался помогать мне во всем. Когда он волновался, я спрашивал его, в чем дело, а он отвечал: «Слушай, я посчитал воду, нам хватит на два дня». То есть он абсолютно прагматично, как мужчина, думал, как выжить его близким.

Что я чувствую теперь, когда я уехал? Я трудоголик. Я приехал в Запорожье, и у меня дня не было, чтобы я ничего не делал. Я даю интервью, все время встречаюсь с волонтерами, рассказываю им, к чему надо быть готовым. И все это время я думаю о том, какой глупостью было каждый день по несколько раз подниматься на десятый этаж своего дома.

Потому что когда пролетал самолет, я отходил от окошка и прятался за стену, думая, что это поможет спастись. Сейчас я понимаю, что это была абсолютная тупость и моя жизнь могла там кончиться. А мои близкие без меня оттуда бы не выехали никак.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Жители Мариуполя эвакуируются из города под надзором российских военных и ополченцев самопровозглашенных республик, 24 марта. Украинские власти считают, что российская сторона насильно вывозит жителей страны на восток

Кто контролирует Мариуполь сейчас?

Как рассказал президент Украины Владимир Зеленский в интервью российским СМИ 27 марта, сейчас Мариуполь полностью заблокирован российскими военными. Но внутри самого города находятся украинские войска.

Мэр Мариуполя Вадим Бойченко тоже сообщал, что над городом до сих пор развевается украинский флаг, хотя окраины действительно находятся под контролем российских военных. По его словам, обороной Мариуполя занимаются главным образом «Азов», Нацгвардия и 36-я бригада морских пехотинцев.

Российские СМИ сообщали, что под контролем российской армии находятся, среди прочего, аэропорт Мариуполя и Левобережный район — то есть восточная часть города.

Минобороны России еще в середине марта предложило властям города и защищающим его военным сдаться и выбрать между «своим народом» и «бандитами». Это предложение в Мариуполе отвергли.

Российская сторона на протяжении последней недели сообщала о том, что военные квартал за кварталом «зачищают» Мариуполь от украинских военных и «националистов». В зачистке принимают участие военные из Чечни, следует из тех видео, которые регулярно публикует глава республики Рамзан Кадыров.

Украинские власти неоднократно сообщали о том, что армия России прицельно обстреливает жилые кварталы Мариуполя из тяжелого вооружения, в том числе посредством авиации, артиллерии, «Градов» и тяжелых огнеметных систем.

Российские власти утверждают, что никогда не выбирали в качестве целей гражданские объекты. Например, удары по мариупольской больнице №3, в которой находился роддом, минобороны России назвало «постановкой». А глава МИД Сергей Лавров заявлял, что там и вовсе не было рожениц, а само здание было захвачено «Азовом». «Провокацией националистов» минобороны России посчитало и удар по зданию драматического театра — его, считают российские военные, подорвали участники «Азова», удерживающие внутри заложников.

Кроме того, российская сторона неоднократно утверждала, что украинские военные намеренно используют гражданские объекты для своего прикрытия.

Почему армия России стремится захватить Мариуполь? Как уже объясняла Би-би-си, в первую очередь взятие города обеспечит России сухопутный коридор в Крым через Бердянск и Мелитополь, которые уже находятся под контролем ВС РФ. Кроме того, победа в Мариуполе важна с символической точки зрения — до сих пор крупнейшим успехом россиийских войск было взятие Херсона, население которого не дотягивает до 300 тысяч человек.

Надежда Сухорукова, журналистка

Я журналист государственного телеканала «Дом». До активной фазы войны мы работали в Донецкой области на подконтрольной Украине территории. Рассказывали о том, как живут люди, показывали, как ремонтируют дороги, как преображается Мариуполь. Что в нем строится, как развивается инфраструктура, насколько наш город комфортный для проживания. В «Фейсбуке» я рассказывала о своей жизни, о своих коте и собаке, вспоминала детство. Это было такое небольшое хобби.

Утром 24 февраля мы проснулись от звуков взрывов. Если честно, я почти не испугалась, потому что здесь, на линии разграничения, мы периодически с 2014 года слышим такие звуки. Особенно на Левобережье.

Но потом на телефон пришло сообщение от моего редактора: «Всё, ребята, просыпаемся. Война». Это было примерно в пять часов утра. В голове не укладывалось, и я подумала, что это какая-то ошибка, что это ненадолго. А потом мы пришли на первую пресс-конференцию мэра. Он был совершенно растерянный, но сказал, что Мариуполь — это форпост Украины и его будут защищать, агрессора мы не пустим в город.

Мы с оператором после брифинга вышли на опрос в центр города на Проспект мира. Тогда там ещё были троллейбусы, автобусы, много люди. И даже взрывы звучали где-то очень далеко. Люди, которые отвечали нам на вопросы, не совсем понимали, что происходит. Они жаловались на очереди в магазинах и на отсутствие каких-то товаров. И говорили, что ничего не боятся.

Все изменилось через несколько дней. Сначала закрыли аптеки. Они вообще не работали, потом зоомагазины, потом стали обстреливать город сильнее. И взрывы слышались очень близко.

• Жизнь в осажденном Мариуполе. Видео из разрушенного города

Сначала у нас было оповещение «Воздушная тревога» и мы выходили в тамбур, потому что подвал в нашем подъезде был ещё закрыт. Когда пропало электричество, пропало и оповещение. Но оно было уже ненужным. Стреляли много раз и подолгу. Мы слышали бахи и сами уходили в коридор с собакой и котом. Пережидали, потом шли в комнату. Ночью иногда не выходили прятаться. Закрывали головы подушками и считали взрывы.

Каждый день становилось все хуже. Сначала отключили электричество, потом воду, но мы какое-то время готовили на газе. Стало страшно, когда отключили газ.

Наша знакомая, в частном доме которой мы жили, потому что считали, что так безопаснее, увидела, что огонь на плите горит еле-еле, и первая начала говорить, что могут отключить газ. Моя мама тогда ответила, что это, вероятно, из-за сильной перегрузки. Но через полчаса он пропал совсем. У нас не осталось ничего. Вообще ничего.

Воду привозил в наш район обычный мариуполец в большой белой бочке. Просто чтобы помочь людям. К его машине выстраивалась бешеная очередь. Люди стояли часами и разбегались, только когда снаряды падали очень близко. Мы с мамой ходили в нашу девятиэтажку и после дождя или снега подставляли ведра под водосточную трубу.

Так делали все наши соседи, а ещё они собирали ветки, пилили заборы, качели и все деревянное, чтобы соорудить костер и приготовить хоть какую-то еду. Тогда ещё можно было выходить на улицу. Стреляли часто, но перерывы были.

Через неделю уже лупили без остановки. И даже три минуты во дворе были очень опасными. Люди не думали о гуманитарной катастрофе. Они не говорили такими словами, они просто выживали любыми возможными способами.

Мои родные и друзья никогда не хотели прихода России. Наша семья русскоговорящая, но мы украинцы и наша родина — Украина. Мы вообще не верили, что россияне посмеют прийти на нашу землю. Мы думали, что у них хватит здравого смысла не начинать войну. Как такое вообще возможно в XXI веке? Но оказалось, что оккупанты все еще живут в средневековье.

Одна из моих соседок еще в 14 году ждала «русский мир» и ходила на митинг, где кричала: «Россия, приди!» После нескольких бомбежек она встретила меня на улице и сказала, что теперь будет проклинать русских убийц каждый день.

Мы знали о том, что есть случаи мародерства — даже видели тех людей, которые ходили на разграбление аптек и магазинов. Я их не оправдываю, но людям надо было выживать. Магазины были закрыты, аптеки тоже.

Люди видели, как мародеры, которые тащили огромные тележки, оставались там навсегда. Это было опасно. Прилетали снаряды, и люди лежали мертвыми возле тележек.

Один человек спас мне жизнь. Он вскрыл закрытую аптеку и принес мне лекарства для сердца. В прошлом году у меня был инфаркт, стояли два стента, и каждый день мне нужно было принимать препарат. Лекарства закончились. И этот человек отдал мне их бесплатно. Потому что деньги вообще там не имели значения. Их там вообще негде было тратить.

Автор фото, Getty Images

Когда еще были нечастые обстрелы, одна из моих подруг ходила в драмтеатр. Там находились люди, которых перевезли с Левобережья, где сильно стреляли. Там были женщины и дети. Моя подруга запомнила малышку, которая спала в фойе драмтеатра, раскинув ручки в стороны и сжав кулачки. Я надеюсь, что малышка выжила после авиаудара.

Собаку мы кормили тем, что ели сами. Наша лабрадорша, толстенькая и ухоженная, последнюю неделю ела, как и мы, по две ложки каши. А у кота был корм. Только он почему-то очень мало ел. Наверное, страшно было от бомбежек, а может, бедняга чувствовал, что останется один.

Мы уехали спонтанно. Хотели уехать гораздо раньше. В городе остались мои родственники, которые не смогли уехать, мой дядя, двоюродная сестра, племянники, там погиб от мины мой двоюродный брат. Он шел за водой и попал под обстрел. Его отнесли в гараж, и он там так и лежит. О его смерти его родители узнали только через неделю.

Из животных я смогла забрать только собаку. Кот Йосик — это моя вечная боль. Мы не успели подняться в квартиру, он остался там. Друзья открыли дверь, положили ему корм, но кота не нашли. Он скорее всего испугался и спрятался. Я очень виновата перед ним, у меня разрывается сердце. Я все время о нем думаю и ругаю себя, что струсила и не побежала за ним.

Сейчас связи с Мариуполем нет. Иногда мне пытается дозвониться человек, который все еще находится в Мариуполе. Но связь плохая: я вижу только его звонок и понимаю, что он жив. О том, что происходит, рассказывают люди, которые выбираются оттуда. Они говорят, что там ещё страшнее. Что там бомбят и стреляют постоянно.

Я ещё не могу прийти в себя. Я выехала из ада, но он по-прежнему внутри меня. Ничего ещё не закончилось. И не закончится до тех пор, пока мариупольцы находятся там. Там сотни тысяч людей. Они продолжают жить в аду.

Что я собираюсь делать дальше? Дальше я собираюсь жить. Мы в Мариуполе жили одним днём. Поэтому сейчас ещё живу по факту. Пережили день, и ладно.

Чтобы вы могли продолжать получать новости Би-би-си — подпишитесь на наши каналы:

• Telegram
• Instagram
• Facebook
• Twitter
• VK
• OK

Загрузите наше приложение:

• iOS
• Android

«Кто не боится работать, голодным здесь не останется» История девушки, которая в погоне за мечтой переехала в США: Люди: Из жизни: Lenta.

ru

Альбина переехала в Нью-Йорк из Астрахани, следуя за своей мечтой. В Америке она счастлива и старается помогать всем, кто только переехал и пока не знает, как жить в большом городе. В рамках цикла материалов о россиянах, перебравшихся за границу, «Лента.ру» публикует ее рассказ о жизни в США.

Я планировала переезд с 14 лет. Тогда я начала усиленно учить английский и в итоге смогла поступить на факультет иностранных языков. Америка для меня всегда была местом, где рождаются звезды, знаменитые актеры, талантливые исполнители — все это можно описать одним словом: Голливуд. Я человек музыкальный, все детство пела, танцевала, играла в спектаклях и поставила себе цель попасть на кастинг America’s Got Talent. Но это позитивная часть моей мечты. В детстве я сталкивалась с дискриминацией из-за национальности (мои родители из Казахстана) и очень мечтала уехать жить туда, где все равны.

Первый раз я съездила в США по программе Work and Travel. Мы приехали в штат Мэриленд, где нас ждала работа в парке аттракционов, но парк был закрыт, и нам сказали ждать открытия. Прошло три недели, ничего не менялось. Мы с друзьями решили, что больше ждать не будем, и уехали в Нью-Йорк. В тот момент у меня там жила тетя, у которой мы и остановились. Поэтому, можно сказать, по программе WaT мы не работали. Мы сами нашли работу в Нью-Йорке.

Потом я вернулась, окончила университет, попробовала получить туристическую визу, но мне отказали. У меня была плохая визовая история и другие неблагоприятные факторы, которые я исправляла в течение четырех лет.

Получить визу очень нелегко: прежде всего нужно хорошо подготовиться, затем постараться «поймать» место на собеседование в России, иначе придется ехать в соседние страны

Сейчас из-за коронавируса посольства США в России приостановили выдачу туристических виз, так что пока попасть в страну и вовсе невозможно.

Получив визу, я сразу же начала планировать переезд, купила за полгода до отъезда билеты, чтобы уж точно знать, что уезжаю, пути назад нет. В России я оставила все: семью, друзей, недвижимость, уволилась с хорошей работы и полетела на крыльях счастья искать приключения.

Адаптация

Так как я уже была в Америке, меня особо ничего не удивило. У меня уже были друзья в Нью-Йорке, с которыми я поддерживала связь из России, и поэтому я всегда знала, что там происходит. Но все равно каждый раз, когда я приезжаю на Манхэттен, небоскребы меня завораживают, я с открытым ртом смотрю на все здания.

Но нужно понимать, что Америка — это не только Манхэттен. Переехав сюда, нужно быть готовым к разным сложностям

Первую работу я нашла примерно через 10 дней: устроилась в детский сад на полный рабочий день, еще нашла подработку фотографом в ресторане. Попасть на работу в детский сад в Америке куда проще, чем в России. Если у вас есть знакомые, или вам повезло наткнуться на объявление, и вы расположили к себе работодателя — работа ваша.

Конечно, какой-то минимальный педагогический опыт нужен, но, если вы быстро учитесь и не боитесь детей, обучение проходит намного быстрее. Американцы совсем иначе относятся к своим детям. Не трясутся, как в России, поэтому и проблем возникает куда меньше.

Наверное, мне было немного легче, чем приезжающим в одиночку, так как я знаю английский, и у меня тут есть знакомые. Я считаю, что очень важно попробовать подружиться с кем-нибудь до эмиграции или хотя бы найти человека, который будет отвечать на вопросы, неизбежно возникающие при жизни в новой стране.

Здесь все по-другому, и хорошо, когда кто-то может помочь с повседневными проблемами: объяснить, где оплатить проезд, как оформить медицинскую страховку и получить водительское удостоверение, какую квартиру лучше снять, где найти работу.

К сожалению, сообщества переехавших россиян довольно токсичные, и там рассчитывать на помощь не стоит. Когда заходишь в социальные сети и читаешь комментарии в русскоязычных группах, сразу получаешь кучу негатива. Поэтому лучше ничего там не писать и не читать, либо стараться не пропускать через себя. Я не знаю, с чем это связано, но часто соотечественники хотят на тебе нажиться, использовать тебя. Это печально.

Я завела блог как раз для того, чтобы помогать таким же, как и я, — в своих постах я рассказываю, что делать и куда идти в огромном и поначалу непонятном Нью-Йорке.

Особенный город

Нью-Йорк сложно сравнивать с остальной Америкой: тут нет одноэтажных домов с флагами во дворах, а соседи не приносят пирог на новоселье. Зато здесь очень много людей разных национальностей: только русскоговорящих ньюйоркцев около 600 тысяч. Поэтому составить обобщенный портрет жителя города практически невозможно.

Нью-Йорк — очень хороший город для старта жизни в США. Тут всегда много работы: кто не боится работать, голодным здесь не останется

Ньюйоркцы всегда куда-то бегут и пьют кофе на ходу. Не все, конечно, но, если с утра оказаться в центре Манхэттена, можно увидеть толпы бегущих людей со стаканчиками кофе в руках. Очень многие из них одеты по последним модным трендам. Но полно и таких, которым совершенно все равно, что носить.

В Нью-Йорке с транспортом все хорошо, есть круглосуточное метро, автобусов много. Но тем не менее многие ездят на машинах, предпочитая комфорт. Водительские удостоверения получают с 16 лет.

Учиться в автошколе необязательно. Даже если вас кто-то научил, вы можете спокойно пойти и сдать на права. А если вы переехали, и у вас уже есть водительское удостоверение другой страны, в некоторых штатах вы можете просто обменять их на американские

В Нью-Йорке много салонов красоты, но в самых лучших работают русскоговорящие мастера. Американские мастера делают все очень некачественно, в интернете полно фотодоказательств. Я сама к таким не ходила, проверять на себе нет никакого желания.

Праздники и приметы

Американцы очень любят Рождество, Хеллоуин, День Благодарения. Все праздники празднуются в США достаточно ярко. Мне очень нравится, как тут отмечают Рождество. Все красиво украшено, все бегут за подарками, покупают елки. Сказочная атмосфера.

Жители США довольно суеверны, у них много необычных для нас примет. Например, они могут разломать кость для исполнения желания. У кого в руках осталась большая часть, у того оно и сбудется. Многие играют в бейсбол, и все знают, что перед игрой наудачу надо плюнуть на биту. Если американец нашел один цент, его надо обязательно поднять, чтобы привлечь удачу.

А вот разбивать зеркало нельзя никак — это к семи годам несчастий. Как и рассыпать перец — это к ссоре с лучшим другом. Многие настолько боятся числа 13, что в некоторых зданиях даже нет обозначения 13 этажа. Чтобы наверняка защититься от колдовства и сглаза, суеверные американцы носят одежду синего цвета или хотя бы держат при себе синий амулет.

Цены

Продукты здесь намного дороже, чем в России, но и зарплаты немаленькие, так что по ощущениям получается примерно одно и то же. Все те же продукты здесь продаются, даже гречка. Правда, за ней придется идти в специализированный русский магазин. Так что я скучаю только по маминой стряпне. В магазинах, кстати, очень много готовой еды, всегда вижу огромные очереди в этих отделах, потому что у людей обычно нет времени на кулинарные изыски. Я стараюсь готовить дома сама, время у меня есть. Но иногда могу купить или заказать что-нибудь экзотическое.

А вот с жильем большие сложности: чтобы снимать одному, нужно очень хорошо зарабатывать. Однушку (комната + зал) в относительно приличном районе можно снять примерно за полторы тысячи долларов. Можно, конечно, на свой страх и риск найти подешевле.

Лучше, конечно, жить с другом, родственником или партнером. Все трудности гораздо легче пережить, если делить их пополам

Медицина здесь ужасно дорогая, но об этом, наверное, все наслышаны. Это, конечно, огромный минус США. Если у тебя нет страховки, то вызов скорой может стоить от 500 долларов. Стоимость страховки в месяц зависит от дохода: чем больше человек зарабатывает, тем дороже страховка. У малоимущих страховка бесплатная. До недавнего времени наличие медстраховки было обязательным, а нарушителей этого правила штрафовали, но сейчас такого уже нет.

Многие едут к себе на родину и там проходят лечение или обследование, если есть возможность. Но если что-то срочное, приходится оставлять у врачей немало денег. Особенно у стоматологов: если нет страховки, установка коронки на один зуб может обойтись в две тысячи долларов. Забавный факт: роды для жителей Нью-Йорка всегда бесплатные.

Планы

Возвращение домой даже не обсуждается. В этой стране я для себя вижу куда больше возможностей, чем на родине, к сожалению. Хотя кто-то говорит, что, если человек не добился ничего у себя дома, то в другой стране ему делать нечего, на своем примере могу доказать обратное.

В России я с образованием переводчика не могла найти работу, в итоге пошла секретарем. Здесь же меня взяли без образования и опыта в стоматологический офис. Повезло: вовремя откликнулась на объявление и расположила к себе работодателя. Были люди с опытом, но он сказал, что я ему понравилась как человек.

Так что иногда совсем неважно, какой вы специалист, ведь всему можно научиться, а вот работать всегда приятнее с адекватными людьми. На работе я не делаю ничего сверхсложного, ради чего нужно было бы учиться в колледже. Я просто ассистент, который помогает стоматологу. Так что в Нью-Йорке возможно все.

Очень скучаю по родителям и друзьям. Бывают моменты, когда хочу прогуляться по Москве и сходить в любимые места. Но потом вспоминаю, что я была там год назад, и уверена, что там ничего не изменилось. И по метро скучаю иногда, чистому и красивому. Очень надеюсь, что в скором времени хотя бы друзья смогут приехать в гости.

Больше историй о жизни россиян, переехавших в другие страны, — в сюжете «Русские за границей». Если вы хотите рассказать свою историю, отправляйте письма на электронный ящик [email protected].

«Добро пожаловать в город страха» — внутренняя история гражданской войны в Нью-Йорке, 40 лет спустя | Города

Путешественников, прибывающих в аэропорты Нью-Йорка в июне 1975 года, встречали, возможно, самым странным предметом, который когда-либо раздавали у портала в большой город: брошюрами с изображением мертвой головы в капюшоне на обложке, предупреждающей их: «Пока ситуация не изменится, оставайтесь подальше от Нью-Йорка, если возможно».


«Добро пожаловать в город страха» — гласил суровый заголовок этих брошюр с подзаголовком «Руководство по выживанию для посетителей города Нью-Йорка». Внутри был список из девяти «рекомендаций», которые может позволить вам выбраться из города живым и с неповрежденным личным имуществом.


Руководство нарисовало кошмарное видение Нью-Йорка; тот, который звучал едва ли на голову выше Бейрута, который тогда только что был охвачен гражданской войной в Ливане. Посетителям посоветовали не выходить за пределы центра Манхэттена, ни при каких обстоятельствах не пользоваться метро и не выходить за пределы куда-либо после шести вечера.

Брошюра 1975 года. Фотография: islandersa1 flickr

Им также было приказано гравировать свое имущество специальными металлическими ручками, сжимать сумки обеими руками, прятать любое имущество, которое у них может быть, в автомобилях и даже не доверять свои ценности в хранилищах отелей. «Ограбления отелей стали практически неконтролируемыми, и недавно было несколько впечатляющих случаев, когда воры взламывали хранилища отелей». И о да: посетители должны стараться «избегать зданий, которые не являются полностью пожаробезопасными» и «получить комнату, которая находится рядом с пожарной лестницей».

Должно быть, туристы были сбиты с толку, если не в ужасе. Они могли бы быть еще больше потрясены, если бы знали, что люди в обычной одежде, протягивающие им эти странные, плохо оформленные маленькие брошюры – с траурно-черными рамками и еще одной мертвой головой, ухмыляющейся на них внутри рядом с ухмыляющимся пожеланием «Удачи», – были сотрудники полиции Нью-Йорка.

«Новый уровень безответственности», — возмущался тогдашний мэр Нью-Йорка Эйб Бим, который отправил городских юристов в суд, чтобы попытаться запретить распространение брошюры. Они потерпели неудачу. Судья Фредерик Э. Хаммер согласился с тем, что члены «New York’s Finest», распространявшие брошюру, нарушили «общественное доверие», но постановил, что это было «разумным распространением мнений» в соответствии с конституцией США, даже если оно затрагивало самое сердце общественное доверие.


Возникла почти паника. Бюро конгрессов и посетителей Нью-Йорка немедленно направило в Лондон, Париж, Франкфурт и Брюссель эмиссаров, вооруженных слайд-шоу, чтобы «доказать» европейским туристическим агентствам, насколько привлекательным по-прежнему остается «Большое яблоко». Туризм был одной из немногих оставшихся отраслей промышленности города, ежегодно привлекая в город 10,5 миллионов посетителей, несмотря на сообщения о массовых сокращениях городского бюджета.


«Эти комментарии не транслируются за пределами Нью-Йорка», — беспокоился президент бюро Чарльз Джиллет, объявляя об отправке своих послов доброй воли. «Но «Город страха» — он вышел на весь мир».

Жители Южного Бронкса играют в карты в заброшенном кафе – Бронкс, бастион жизни высшего среднего класса до середины 60-х годов, десять лет спустя регулярно сжигался. Фотография: Alain Le Garsmeur/Getty Images

Финансовый кризис в Нью-Йорке середины 1970-х годов, безусловно, является одним из самых странных моментов в истории города, да и Соединенных Штатов. Это было время, когда массовый распад крупнейшего города самой могущественной нации на земле казался вполне возможным. Время, когда американский президент Джеральд Форд, подстрекаемый своим молодым главой администрации, неким Дональдом Рамсфелдом, стремился не помочь Нью-Йорку, а намеренно пристыдить и унизить его и, возможно, даже заменить его в качестве ведущего финансового центра мира.


Сообщается, что один миллион брошюр «Город страха» был напечатан для распространения, и еще один миллион будет заказан, если они закончатся. За брошюрами должна была последовать пара столь же алармистских брошюр под названием «Если вас еще не ограбили» и «Когда это случится с вами…», адресованных жителям Нью-Йорка. Они были подготовлены и распространены так называемым Советом общественной безопасности, зонтичной группой из 28 союзов «военных служб», представляющих около 80 000 полицейских и сотрудников исправительных учреждений, а также городских пожарных — всех разгневанных планами города заложить от тысяч своих членов.


Вторая страница брошюры Города Страха. Фотография: islandersa1 flickr

Я хорошо помню Нью-Йорк той эпохи, когда приехал туда в 1976 году, чтобы поступить в колледж, и так и не уехал. Город привлекал своими противоречиями: оживленное и очень дешевое место для жизни, оно привлекало талантливую молодежь толпами. Тоже разошлась по швам.

Многие предупреждения в брошюре Города Страха были, конечно же, нелепыми преувеличениями или откровенной ложью. Улицы центральной части Манхэттена не были «почти пустынными» после шести вечера, и ходить по ним было совершенно безопасно. В городе не было «приходилось закрывать заднюю половину каждого поезда [метро] вечером, чтобы пассажиры могли сбиться в кучу и были лучше защищены». За пределами Манхэттена по-прежнему было много безопасных и безопасных районов, и не было ни волны «эффектных» грабежей, ни смертельных пожаров в отелях.

Брошюра читалась как еще одна порнография-антиутопия, заполнившая тогда американские кинотеатры; это были годы «Таксиста», «Французских связей», «Марафонца», «Побега из Нью-Йорка», «Жажды смерти» и «Воинов» и многих других. Измученные жители Нью-Йорка быстро превратили обложку «Города страха» в футболку, которую продали туристам в сувенирных магазинах вместе с другими классическими вещами, такими как футболка «Добро пожаловать в Нью-Йорк» — с изображением пистолета 45-го калибра и очаровательной инструкцией, «Руки вверх, ублюдок!»

Тем не менее, пугающая правда скрывалась под большей частью воплей о бедствиях в памфлете. Преступность и насильственные преступления быстро росли в течение многих лет. Число убийств в городе увеличилось более чем вдвое за последнее десятилетие, с 681 в 1965 году до 1690 в 1975 году. За тот же период более чем удвоилось количество краж автомобилей и нападений, число изнасилований и краж со взломом увеличилось более чем в три раза, а грабежей — больше. выросла в ошеломляющем десятикратном размере.

Трудно передать, насколько опасной и параноидальной казалась жизнь в Нью-Йорке в то время. Повсюду знаки предупреждали вас, чтобы вы берегли свои ценности и не прятали цепочки или другие украшения в метро. Вы стали бдительны к тому, где кто-то еще может находиться по отношению к вам, что дополнялось быстрыми взглядами через плечо, которые казались совершенно естественными.

Брошенный автомобиль в Гарлеме летом 1975 года: «Трудно передать, насколько опасной была жизнь в Нью-Йорке в то время». все , которых я знал, пострадали от взлома дома. Хуже всего было то, что все может случиться, где угодно и когда угодно. Коллеги-женщины, работающие в центре города, регулярно обнаруживали, что их сумки каким-то образом были ограблены во время обеденного перерыва, а их кредитные карты и кошельки исчезли.

Однажды во время просмотра фильма в малолюдном кинотеатре моя будущая жена обернулась и увидела, как ее сумочка двигается на сиденье рядом с ней. Какой-то мужчина прополз по проходу, спрятался за ее стулом и рылся в ее сумке рукой. Обнаруженный, он просто выбежал через противопожарную дверь. Все, что мог сделать менеджер, это пожать плечами и предложить нам два бесплатных билета.

Всепроникающее ощущение, что общественный порядок рушится. Большинство поездов метро было грязным, покрытым граффити внутри и снаружи. Часто, когда они подъезжали к станции, открывалась только одна, а иногда и ни одна дверца вагона, а летом их «охлаждало» лишь методичное взмахивание закопченного металлического вентилятора, который лишь разгонял противный воздух. Поезда ходили с опозданием и всегда были переполнены; Среди их обитателей были похитители цепей, оборванные уличные музыканты и бесчисленное количество нищих, в том числе по крайней мере двое безногих, с удивительной ловкостью маневрирующих между автомобилями на своих колесных досках.

Дороги были не в лучшем состоянии. Общественных туалетов почти не было; опасны и грязны, когда они вообще были доступны. Мужчин часто можно было увидеть писающими в сточные канавы в переулках. Почтенные старые театры и впечатляющие дворцы кино на Таймс-сквер были снесены под офисные здания или позволили медленно гнить, демонстрируя неряшливые репродукции второсортных фильмов или порнографии, которые любой случайный посетитель мог подумать, что это ведущая индустрия города.

Бесчисленные витрины магазинов рекламировали половые акты в прямом эфире, порнографические видео, книги, костюмы и разные безделушки. Порнотеатры были даже в респектабельных кварталах, а в газетных киосках на углу регулярно появлялось огромное количество порнографических журналов с потрясающе наглыми деяниями, изображенными на обложках.

Третья страница брошюры Города Страха. Фотография: islandersa1 flickr

Вандализм был непрекращающимся, с ожиданием, что все, что не прочно прикручено к земле и не покрыто каким-либо защитным покрытием, будет украдено, сломано, нарисовано граффити, оплевано, помочено, подожжено, использовано в качестве убежища или бросили на рельсы метро. Общественные зеркала (на самом деле из полированного металла) были стратегически размещены у лестниц метро, ​​чтобы вы могли мельком увидеть любых затаившихся нападавших.

Сообщества в каждом из районов города находились в запущенном состоянии. Окрестности, такие как Восточный Нью-Йорк или Браунсвилл в Бруклине, после Второй мировой войны регулярно сравнивали с Дрезденом. Бронкс, который до середины 60-х был бастионом желанной жизни представителей высшего среднего класса, теперь пылал каждую ночь; когда-то великолепные многоквартирные дома сгорают в огне, освещенном наркоманами или домовладельцами, желающими избавиться от зданий, которые они больше не могут сдавать в аренду или обслуживать.

Основные элементы инфраструктуры, такие как мосты через Ист-Ривер, ржавели до тех пор, пока им не угрожала серьезная опасность обрушения. Центральный вокзал был почти потерян для застройщиков, когда судья Ирвинг Сайпол, наиболее известный как поверенный, который направил Розенбергов на председательство и вскоре сам был обвинен в коррупции, отменил закон об охране городской достопримечательности. Только Джеки Кеннеди Онассис в письме, написанном от руки, смогла убедить мэра Бима рискнуть скудными городскими средствами, обратившись с призывом: «Разве не жестоко позволить нашему городу постепенно умирать, лишенному всех его гордых памятников, до тех пор, пока не будет не осталось ли от всей ее истории и красоты ничего, что могло бы вдохновить наших детей? Если их не вдохновляет прошлое нашего города, где они найдут силы бороться за ее будущее?»

Бим нашел деньги, и Гранд Сентрал был спасен по апелляции. Но тоскливые слова первой вдовы могли бы послужить эпитафией эпохе: не жестоко ли было позволить нашему городу умирать постепенно?

Нью-Йорк, как и Ф. Скотт Фицджеральд, разорился обычным образом: сначала медленно, а потом сразу. Город управлялся не хуже и не был более коррумпирован, чем на протяжении большей части своей истории, но в течение 10 лет он полагался на пагубную политику финансирования своего операционного бюджета за счет краткосрочных долгов: Rans («Примечания об ожидаемых доходах» ), Tans («Упреждающие налоговые обязательства») и даже Bans («Ожидаемые обязательства по облигациям» — то есть векселя, выписанные против будущих векселей). Финансирование города стало настолько небрежным и бессистемным, что в нем больше не было даже официального комплекта бухгалтерских книг. «В штате Нью-Йорк мы обнаружили не только скрытое финансирование, у нас есть стороннее финансирование», — посетовал губернатор Хью Кэри.

Дети охлаждаются с помощью пожарного гидранта в жаркий летний день 1975 года в нью-йоркском Нижнем Ист-Сайде. Фотография: Wiltshire/Rex Shutterstock

К началу 1975 года город Нью-Йорк задолжал от 5 до 6 миллиардов долларов краткосрочного долга из операционного бюджета в 11,5 миллиардов долларов. По словам тогдашнего директора городского бюджета Питера Голдмарка-младшего, «многие люди считают, что за этими обязательствами мало или совсем нет реального обеспечения или дебиторской задолженности». Банкиры с Уолл-Стрит, которые во многом способствовали такому безрассудному поведению, теперь резко отказались принимать какие-либо банкноты города, поставив его на грань банкротства.

Справедливости ради надо сказать, что Нью-Йорк по-прежнему выплачивал гораздо больше, чем получал в виде государственных и федеральных налогов. Также ожидалось, что он будет выплачивать более высокую долю поддержки своим неимущим гражданам, чем любой другой крупный американский город, и ни в одном городе не было такого количества получателей пособий, как в Нью-Йорке: более миллиона к 1975 году. Во время Второй мировой войны бедняки и честолюбцы стекались в город, как всегда. Однако они нашли не работу и надежду, а героин и огнестрельное оружие. Город потерял миллион рабочих мест в обрабатывающей промышленности с 1945; 500 000 из них с 1969 года.


Нью-Йорк больше не мог служить нации одновременно и богадельней, и банкоматом. Город обратился за помощью к Вашингтону, попросив федеральное правительство поддержать его облигации, пока оно приводит в порядок свою финансовую систему, проводя драконовские сокращения бюджета и реформы. Именно тогда президент Форд решил улучшить свои политические перспективы, выставив Нью-Йорк на посмешище перед остальной нацией.

Мэр Эйб Бим хвастается печально известной первой страницей New York Daily News. Фото: архив New York Daily News/Getty Images

Форд, случайно оказавшийся президентом, который должен был столкнуться с серьезным вызовом со стороны Рональда Рейгана, выступил перед Национальным пресс-клубом в Вашингтоне 29 октября 1975 года и назвал бесхозяйственность Нью-Йорка «уникальной среди муниципалитетов в Соединенных Штатах». Он обвинил в сложившейся ситуации «высокие зарплаты и пенсии… бесплатную университетскую систему, городскую систему больниц и систему социального обеспечения». Форд настаивал на том, что «судный день» города настал, и пообещал, что «наложит вето на любой законопроект, целью которого является помощь Нью-Йорку для предотвращения дефолта».

Речь вызвала самый известный заголовок в истории (обычно консервативной) New York Daily News, таблоида, который в то время мог похвастаться самым большим тиражом среди всех газет в Америке. На первой полосе шрифтом размером 144 пункта было написано: «Форд в город: офигительно».

Рейган или не Рейган, губернатор Кэри, который только что провел отчаянное лето, борясь за сокращение бюджета Нью-Йорка, был сбит с толку такой неуступчивостью добродушного, заключающего сделки Форда. Мелвин Лэрд, бывший министр обороны США при Ричарде Никсоне, рассказал Кэри в Вашингтоне, чтобы лоббировать план спасения. «Кто-то сказал Джерри, что, когда Нью-Йорк рухнет, Чикаго может стать финансовым центром США», — сообщил ему Лэрд.

Но кто мог распространять такую ​​чушь? «Ну, Рамми родом из Иллинойса, — признался Лэрд. «Рамми — он твоя проблема!»

Дональд Рамсфелд, в то время 43-летний руководитель штаба Ford, явно пребывал в иллюзии, что Чикаго вскоре может стать мировым финансовым центром. Кэри придется искать помощи в другом месте.

Сокращение бюджета Нью-Йорка больше всего ударило по общественным служащим города. В мае 1975 года мэр Бим объявил о резком сокращении заработной платы, пенсий и условий труда, а также об увольнении 51 768 городских рабочих — более одной шестой всех служащих — с условием, что этих сокращений можно будет избежать, если все городских рабочих согласились работать четыре дня в неделю за соразмерную зарплату.


Но муниципальные образования были не в духе даяния. Их члены вынесли на себе основную тяжесть социального хаоса за последние 10 лет: работники государственных больниц имели дело с сотнями тысяч героиновых наркоманов; Работники метро каждый день, 24 часа в сутки, возвращали на рельсы ветшающие старинные поезда. Полиция вступила в почти открытую войну с «Черными пантерами» и другими потенциальными революционерами. Пожарные бросились на тысячи ложных срабатываний, и их неоднократно забрасывали кирпичами и мусором или даже обстреливали, пока они пытались удержать город от горения.

Полицейские любят дать сдачи. Они не сильны в дипломатии. Это изменчивый профсоюз

Ричи Штайер Полицейские Нью-Йорка маршируют на городском параде в честь Дня Святого Патрика в марте 1975 года. Фото: Hulton Archive/Getty Images

«Мэр имеет право обсуждать четырехдневную неделю. Пусть он обсудит это в монологе», — ответил Виктор Готбаум, дерзкий исполнительный директор Окружного совета 37 (DC37), объединяющего около 60 местных членов профсоюза, представляющих 110 000 рабочих в различных сферах деятельности. Альберт Шанкер, еще более воинственный лидер крупнейшего в городе профсоюза учителей, которого уже высмеивали в научно-фантастической комедии Вуди Аллена «Спящий» как человека, спровоцировавшего третью мировую войну, потребовал 21-процентного повышения для своих членов, заявив, что он предпочел бы увидеть, как город обанкротится, чем сдаться.

Однако наиболее дерзкая и безжалостная тактика исходила бы от профсоюзов сотрудников Совета общественной безопасности в форме. Подавляющее большинство составляли полицейские, особенно около 40 000 членов Благотворительной ассоциации патрульных (PBA), рядовых уличных полицейских, которых должны были уволить почти 11 000 человек.

«Полицейские склонны немного давать сдачи», — сказал мне недавно Ричи Стайер, редактор The Chief, газеты для муниципальных служащих Нью-Йорка. Штайер выразил некоторое сочувствие по поводу сокращений, с которыми столкнулась полиция, но признал: «Они не очень разбираются в дипломатии. Это изменчивый союз».


Первая страница New York Daily News, 23 апреля 1975 года. Фото: Архив New York Daily News/Getty Images

В 1966 году Департамент полиции Нью-Йорка бросил вызов предшественнику мэра Бима, Джону Линдсею, и выиграл ожесточенную борьбу против назначения независимая наблюдательная комиссия с кампанией с расовым оттенком, которая включала зловещую рекламу, изображающую напуганную молодую белую женщину, стоящую в одиночестве у затемненной станции метро.

Новый глава PBA Кен Макфили избрал схожую тактику: «Город страха». Макфили, широкогрудый 36-летний ветеран военно-морского флота, проработал в силовых структурах 13 лет, прежде чем был избран главой ассоциации, последний раз водил патрульную машину по криминальному району Краун-Хайтс в Бруклине.


Создание Fear City было «исключительно McFeeley и PBA», сказал Штайер, цитируя одного бывшего комиссара городского профсоюза. Несомненно, именно МакФили, и почти единственный МакФили, был готов стать публичным лицом, связанным с брошюрой. Призывая бизнес-лидеров прекратить полицейские сокращения, долгое время казалось, что его неповиновение может победить.


30 июня 1975 года город уволил 15 000 рабочих, в том числе тысячи полицейских и 1 600 пожарных — 20 % всех городских сил. Около 26 пожарных рот были просто расформированы. К сентябрю было уволено 45 000 рабочих, и профсоюзы отреагировали на это с яростью.

Десять тысяч муниципальных служащих провели демонстрацию перед зданием First National City Bank, крайне правый президент которого Уолтер Ристон возглавлял банкиров, требуя сокращения расходов в городе. Полицейские McFeeley устроили массовую демонстрацию вокруг мэрии, перекрывая движение и выпуская воздух из шин автомобилистов, когда они жаловались. Дорожные рабочие устроили пикеты на основных дорогах в час пик, а мостовые рабочие подняли три городских разводных моста и просто ушли.

Мусорщики устроили двухдневную дикую забастовку, в результате которой 48 000 тонн мусора размякли на июньском ветру. На пикетах они кричали: «Это не Город Страха, это Город Вонючек!» Учителя Шанкера устроили недельную забастовку в начале учебного года в сентябре, после того как город уволил 7000 учителей. Они маршировали с плакатами, на которых было написано: «Город страха, Город вонючек, а теперь и Глупый город».

Бастующие мусорщики Нью-Йорка стоят у плакатов с надписями «Вонючий город» И «Эйб сошел с ума». Фотография: New York Daily News Archive/Getty Images

Тем не менее ситуация уже начала меняться. Большинство муниципальных союзов Нью-Йорка осудили кампанию «Город страха» или дистанцировались от нее, в том числе профсоюзы, представляющие сержантов, лейтенантов и капитанов полиции. Когда PBA получила право распространять свои брошюры «Город страха», сержант Гарольд Мельник, глава благотворительной ассоциации сержантов, заявил прессе, что «пришло время взять верх разуму», добавив, что все «признали обязательство перед городом Нью-Йорком». …Большинство полицейских, которые меня останавливают – 99% — недовольны тактикой «Города страха», — заявил он.

Последняя страница брошюры Города Страха. Фотография: islandersa1 flickr

Другие профсоюзы также начали пересматривать свою тактику подсечки и сжигания. «Мы могли бы остановить сбор миллионов долларов в день, перекрыть подачу воды, отозвать водителей скорой помощи, оставить Кони-Айленд без спасателей», — размышлял Готбаум, исполнительный директор профсоюза DC37, во время кризиса с откровенностью, не свойственной американцам. профсоюзный лидер осмелился бы высказаться сегодня. «Мы можем изнасиловать город. [Но] для меня это было бы позором для любого профсоюза. Я никогда не думаю, что есть смысл разрушать город. Я действительно считаю, что профсоюз несет ответственность перед обществом».

Вскоре даже Макфили и PBA отступили. Через день или два памфлет прекратился. Планы раздать «Город страха» на вокзалах и автобусных станциях так и не были реализованы, хотя угроза оставалась. Вместо того чтобы разрушить Нью-Йорк, профсоюзы спасли его.


Там, где банки и федеральное правительство сопротивлялись, Готбаум и другие профсоюзные лидеры убедили своих членов вложить 2,5 миллиарда долларов из пенсионных фондов — часто все свои сбережения на старость — в оплату городских облигаций. Если город все же разорится, есть шанс, что они потеряют все.


Утром 17 октября 1975 года возле здания мэрии драматически простаивала машина, ожидая, когда спешно вышлют юридические документы, официально объявляющие Нью-Йорк банкротом. Готбаум и другие пытались убедить босса профсоюза учителей Шанкера вложить почти полмиллиарда долларов из пенсионных фондов учителей в облигации города (ходили слухи, что медвежий Готбаум угрожал вышвырнуть его из восьмиэтажного дома). окно, если он не пошел). На самом деле, Шанкер уже начал дергать за рога, заставляя своих учителей вернуться к работе, хотя город восстановил только 4500 из 7000 сокращенных вакансий, говоря им: «Удар — это оружие, которое вы используете против босса, который есть деньги. У этого босса нет денег».

Профсоюзные лидеры и правительственные чиновники торопливо вели переговоры в манхэттенской квартире давнего городского влиятельного лица Ричарда Рэвича, рассеянно поглощая куски мацы, единственное, что они могли найти для еды, и разбрасывая крошки по ковру. В час дня «саммит мацы » прекратился, когда Шанкер просто заявил: «Хорошо, я сделаю это».

Город спасен — до поры до времени.

Пожарная часть Нью-Йорка тушит пожар в Южном Бронксе в 1977 году — пожарные бросились на тысячи ложных тревог, и их часто забрасывали кирпичами и мусором. Фотография: Ален Ле Гарсмер/Getty Images 9Тем временем губернатор 0002 Кэри искал другие точки давления, чтобы использовать их на Джерри Форде; некоторые из них можно найти за границей. В Лондоне газета Times назвала отказ Форда в помощи Нью-Йорку «актом монументальной глупости». Сообщается, что на саммите Международного валютного фонда в октябре 1975 года в Вашингтоне Форд подошел к канцлеру Западной Германии Гельмуту Шмидту и дружелюбно спросил: «Как дела в Бундесбанке? Как оценка? только для того, чтобы сказать: «Господин президент, не говоря уже о Бундесбанке или марке. Если вы позволите Нью-Йорку разориться, доллар будет стоить Шейсе ! »

Далее Шмидт публично объявил, что дефолт в Нью-Йорке будет иметь «эффект домино, ударив по другим глобальным финансовым центрам, таким как Цюрих и Франкфурт». На более позднем саммите во Франции французский президент Жискар д’Эстен присоединился к Шмидту, настаивая на том, что банкротство Нью-Йорка «будет рассматриваться как банкротство Америки».

Дома общественное мнение изменилось. Опросы показали, что почти 70% американцев поддерживают ту или иную помощь Нью-Йорку, если город уравновешивает свой бюджет, а налогоплательщикам за пределами Нью-Йорка не приходится платить по счетам. В конце ноября 1975 августа Форд призвал Конгресс принять закон о предоставлении Нью-Йорку 2,3 миллиарда долларов в год в течение трех лет в виде прямых займов. Он был быстро принят и подписан президентом.

Я никогда не скажу горожанам Нью-Йорка, чтобы они упали замертво

Реклама Джимми Картера Президент США Джимми Картер и мэр Нью-Йорка Эйб Бим совершают поездку по заброшенному кварталу в Южном Бронксе в 1977 году. Фото: Everett/Rex Shutterstock

Федеральная кредитная линия была жизненно важна для восстановления финансового доверия в Нью-Йорке. Но это никого не смягчило: ни рейгановских консерваторов, ни жителей Нью-Йорка. В следующем году городские власти передали кандидату в президенты Джимми Картеру, чья местная реклама включала строчку «Я никогда не скажу жителям Нью-Йорка, чтобы они упали замертво», большинство в более чем 700 000 голосов против Форда. Это более чем в два раза превышало узкий перевес Картера в штате Нью-Йорк, чей 41 голос выборщиков привел его в Белый дом.

Двадцать пять лет спустя Форд все еще твердил бывшему помощнику Хью Кэри: «Я никогда не говорил «Нью-Йорк, сдохни!»». Но жители Нью-Йорка знали лучше.

Город не обанкротится, но впереди еще годы жесткой экономии и сокращений, многие из которых наложены на тех же мужчин и женщин, чьи жертвы только что спасли город. Те городские рабочие, которые сохранили свои рабочие места, обычно лишались повышения стоимости жизни в то время, когда инфляция достигла 16–18%. Полиция Нью-Йорка сократилась с более чем 42 000 полицейских до менее 27 000 к 19 годам. 90 — тот же год, когда количество убийств в Нью-Йорке достигло рекордного уровня в 2245 человек. Горечь тоже осталась. Когда летом 1977 года отключение электроэнергии привело к массовым грабежам и массовым беспорядкам, около 10 000 полицейских — 40% от общего числа полицейских — проигнорировали приказ явиться на службу. «Заработная плата и пенсии муниципальных служащих так и не восстановились», — заявил Роберт Фитч в своей исторической статье 1993 года «Убийство Нью-Йорка». В то же время, отметил он, фискальный кризис оказался большим благом для нью-йоркской элиты, поскольку город «избавился от биржевого налога, вдвое снизил подоходный налог с населения и установил рекордный налог на недвижимость. низкий». 900:04, июль 1977 года: во время одного из многочисленных отключений электроэнергии в городе полиция Бронкса бросает вызов подозреваемым в мародерстве. Фотография: New York Daily News Archive/Getty Images

Сегодня Нью-Йорк сильно отличается от того, каким он был 40 лет назад: чище, ярче, безопаснее, упорядоченнее и богаче. Согласно переписи населения США, его население приближается к рекордным 8,5 миллионам человек, что на 300 000 больше, чем в 2010 году. Некогда обездоленные и криминальные районы, такие как Краун-Хайтс или Бедфорд-Стайвесант в Бруклине, быстро облагораживаются. это казалось бы невообразимым во времена Города Страха.

Другие районы, такие как High Line и Meat-Packing District, словно вырастают за одну ночь, с высокими стеклянными жилыми домами и шикарными новыми магазинами и ресторанами. Временами Манхэттен выглядит и звучит как одна гигантская строительная площадка.


Преступность здесь стремительно падает уже более 20 лет, что делает Нью-Йорк одним из самых безопасных городов Америки. В 2014 году количество убийств сократилось до 328 — по данным The New York Times, «это самый низкий показатель с по крайней мере 19 лет».63, когда Департамент полиции начал собирать достоверную статистику». Этот новый «Безопасный город» отражает огромный рост туризма: в 2014 году Нью-Йорк посетило более 56 миллионов человек, что в пять раз больше, чем в 1975 году.


Рекорд: 12 дней без убийств, а уровень преступности продолжает снижаться

Мемориал на Таймс-сквер офицеру полиции Нью-Йорка Брайану Муру, убитому при исполнении служебных обязанностей в мае 2015 года. Фото: Майк Сегар/Reuters

И все же страх вернуться в «старые недобрые времена», по-видимому, сохраняется в психике многих жителей Нью-Йорка определенного возраста. Кандидат в мэры от республиканцев в 2013 году Джозеф Лхота пытался открыто вызвать этот страх в своей кампании. Он проиграл, проиграв почти 50 процентных пунктов малоизвестному и мало уважаемому члену городского совета Биллу де Блазио.

С тех пор местное издание прессы Мердока и сенсационные телевизионные новостные программы трубили о любом всплеске преступности или социальных беспорядков, особенно после того, как город прекратил крайне неконституционную программу полиции «остановить и обыскать».

Однако в феврале этого года город установил современный рекорд: 12 дней без убийств подряд, а уровень преступности продолжает снижаться. К лучшему или к худшему, старые недобрые дни Нью-Йорка не вернутся. Например, средняя стоимость кондоминиума или квартиры на Манхэттене сейчас составляет 1,5 миллиона долларов; никто не собирается отказываться от таких инвестиций, как многие люди бежали из съемных квартир в 1960-х и 1970-х годах.

Скорее, главные проблемы Нью-Йорка сегодня связаны с богатством и его распределением. По некоторым оценкам, благодаря, казалось бы, бесконечному буму на рынке недвижимости в городе насчитывается до миллиона миллионеров, а также около 85 миллиардеров. При этом более 21% населения города живет за чертой бедности; примерно в той же пропорции, что и в 1980.


Каждый механизм современной экономики Нью-Йорка увеличивает эти различия. Как и Лондон, город пострадал от вторжения иностранных похитителей зданий: магнаты со всего мира скупают дома в качестве убежищ или налоговых убежищ, которые они посещают всего на несколько дней в году.

Между тем, те владельцы квартир и кондоминиумов, которые являются постоянными жителями, регулярно присоединяются к арендодателям в повышении коммерческой арендной платы, вытеснении любимых малых предприятий и закусочных по соседству и сведении городского пейзажа к монокультуре безликих сетевых магазинов, маникюрных салонов, банковских отделений. и рестораны с завышенными ценами.

Все больше и больше новых зданий сверхбогатых обращают своих обитателей внутрь себя, оправдывая свои грабительские цены, предлагая такие удобства, как спортивные залы, кинозалы, винные бары и даже библиотеки — и тем самым еще больше сокращая уличную жизнь, которая есть в любом большом городе. зависит от.

Впервые в своей истории возникает вероятность того, что Нью-Йорк больше не будет местом, куда хотят или могут позволить себе приехать талантливые молодые люди, а вместо этого станет крупнейшим в мире закрытым сообществом: неисчислимо богатым, бесплодным, и скучно. Это, несомненно, был бы настоящий Город Страха.

Кевин Бейкер — писатель и историк, проживающий в Нью-Йорке. Его последняя книга «Большая толпа» основана на величайшем нераскрытом убийстве в истории мафии. @kbbakerauthor


Как я поборол страх с помощью каратэ, чтобы прожить жизнь, полную нелепых приключений

Когда в тот первый день я вышел из токийского метро на оживленный угол улицы, я почувствовал, как желудок, сердце, печень, почки подступают к горлу. Я понятия не имел, куда иду, и все выглядело одинаково.

Я чувствовал себя разоблаченным.

Чужой.

Будучи 19-летним парнем, у которого не было ничего, кроме рюкзака, нескольких тысяч долларов и долгой истории тяжелой социальной тревожности, я был парализован.

Я сошел с ума?

Как мне найти жилье, работу, друзей или даже еду, если я не мог сделать и двух шагов в этом городе-улье, не чувствуя, что меня вот-вот вырвет от страха? Но «как» быстро умолкло, когда я обратил внимание на неоновую вывеску, которую прикрепил в своем мозгу над дверью:

Это моя судьба.

Всю свою жизнь я боялся ну… всего. В детстве я помню, как мои сестры просили меня пойти и взять еще кетчупа у дамы (подростка) за прилавком в «Макдоналдсе», и я чувствовал себя парализованным при мысли о взаимодействии с незнакомцем. Когда я был старше, я ходил только в знакомые места — от А до Б по прямой — и обычно в наушниках, чтобы мне не приходилось взаимодействовать с незнакомцами.

Объедините эту версию меня с полным распадом моей семьи в раннем подростковом возрасте и переездом с совершенно небрежным отцом в Центральную Америку, когда мне было 14 лет, что отрезало меня почти от всей семьи и друзей в стране, где я не жил. говорить на языке, и у вас есть ужасный горячий беспорядок.

В течение многих лет я находил способы справляться… бросался в школу, прятался за алкоголем в социальных сценариях, делал все, что мог, чтобы быть невидимым или притворяться храбрым. К университету я впал в крайнюю депрессию.

Много дней не хотелось вставать с постели.

Много раз я думал, как мне найти свой путь.

Большую часть времени я чувствовал, что полностью потерял контроль над своей жизнью. Как будто я совершал движения по дороге в никуда.

Примерно в середине второго года обучения в Университете я полностью исчерпал свою кредитную карту с лимитом в 500 долларов и купил билет на самолет, чтобы увидеть своего лучшего друга в Манчестере, Англия, чтобы попытаться внести немного радости в свое унылое, маленькое существование. (от A до B + друг, ожидающий меня, когда я приеду = безопасно.)

Находясь там, я поймал себя на том, что спорю о политике поверх чужих голов в ночной шашлычной с каким-то парнем в кожаной куртке и интеллектом, который сбил меня с ног. Мы снова тусовались на следующую ночь, а на следующую, когда он потчевал меня историями о снах на скамейках в Юго-Восточной Азии и общих приключениях в неизвестных местах… приключениях, которых жаждала моя душа, но я был слишком сломлен и слишком застенчив, чтобы что-то делать.

По пути домой я был безутешен. Слезы тихо текли по моему лицу, мое тело содрогалось от приглушенных рыданий, когда я смотрела в окно на закат на бескрайнем горизонте. Я был взломан настежь. Что-то изменилось. Я не мог вернуться в одинокую, беспомощную тюрьму, в которой позволил себе прожить большую часть своей жизни. Я знал, что предназначен для гораздо большего.

Бросив учебу в университете и бросившись в самую чужую среду, какую я только мог себе представить, я решил переписать свою историю.

Я устал от сомнений.

Мне надоело жить маленьким.

Я перестал чувствовать себя одиноким в этом мире и решил, что лучший способ обрести свое место, свою храбрость — это пойти и прогнать его к черту, по пути карате рубя мои страхи.

Я точно не помню, как я выбрал Японию в качестве места, где я буду перезагружать все, но я уверен, что это как-то связано с тем, что это место казалось таким местом, которое бросит вызов любому страху и любому пределу. Я жил с. Я специально поехал без работы и без очереди на жилье, потому что мне нужно было доказать себе, что я способен. Я уже знал, что смогу пережить своих внутренних демонов, теперь мне нужно было выжить во внешнем мире самостоятельно. Я не хотел больше перестраховываться, я не хотел, чтобы кто-то подносил мне вещи на блюдечке, я не хотел жить по чужим правилам.

Я хотел выбора.

Я хотел свободы.

Я хотел порядка и покоя, которые приходят только тогда, когда ты на 100% хозяин своей судьбы.

Я не умер на углу улицы в Токио, хотя такая возможность казалась реальной в тот решающий день, а также в предстоящие недели и месяцы. Скорее, я выбрал жизнь и приключения. После того, как я нашел свой путь в небольшой приморский город, меня неожиданно приветствовали в первой сплоченной семейной ячейке, которую я когда-либо знал, я узнал, что личность имеет большое значение как общий жизненный навык, и что счастье и успех принадлежат мне. определить.

С тех пор я побывал на всех 7 континентах, в более чем 46 странах и жил еще в 7 разных странах, кроме своей. Я прыгал с самолетов и нырял с акулами (в Африке, и без клетки, понимаете). Я переплыл Южно-Китайское море на китайском рабочем корабле и ночевал у подножия Эвереста. Я отдыхал глубоко в джунглях Уганды с семьей горных горилл, переплывал самый трудный океанский переход в мире и был в Антарктиде 21 раз. Да, двадцать один раз. Столкнувшись лицом к лицу со своими страхами, я освободил свою искательницу приключений.

С тех пор все, что касается меня, того, как я живу, как я веду свой бизнес и помогаю своим клиентам, основано на свободе. Все.

Свобода от клеток, которые мы строим для себя, как физически, так и умственно.

Свобода от старого или «здравого смысла» мышления.

Свобода доступа к мужеству, которое требуется, чтобы стать всем, чем мы хотим быть в этой жизни, и не принимать ничего меньшего.

  

Почему мы больше не любим наши Города?

Автор: Культура Декантировано 15 августа 2014 г. в антропологии, идентичности, психологии, семиотике | 5 комментариев

Городская жизнь сегодня

Города и городская жизнь все чаще обсуждаются в СМИ, Интернете и обществе. Это актуальные споры о том, какими должны быть наши города, какой опыт мы должны от них ожидать и кто должен это контролировать. Это важно, потому что место, где мы живем, влияет на то, как мы себя воспринимаем и как переживаем свою жизнь.

Мы превратились в почти исключительно городских обезьян . На протяжении 99 % истории человечества на земле не было городов. 1% всех городских пространств превышает 100 000 человек, но в них проживает 63% населения мира. Другие предполагают, что сейчас мы находимся в точке, когда более 80 % населения мира проживает в городах. Пол Уитли описывает глобальную цивилизацию как переход к третьей фазе урбанизации, когда все города фактически сольются в один:

 Кажется неизбежным, что к концу двадцать первого века универсальный город, Экуменополис , станет включать в себя всемирную сеть иерархически упорядоченных городских форм, включающих только те участки сельского ландшафта, которые необходимы для выживания человека. .

Поскольку многие исследования указывают на корреляцию между численностью населения и плотностью города, эта тенденция, вероятно, только ускорится в будущем. По мере того, как этот процесс конурбации увеличивается, многие социальные и культурные сражения начинают происходить на этой более широкой сцене, которая включает в себя сам город, поскольку именно здесь живет большинство из нас. Городская жизнь когда-то была такой вдохновляющей, что изменилось?

«Но для жителей Западной Европы во второй половине двадцатого века, борющихся за создание постиндустриального урбанизма… Доктор Джекил теряет контроль над мистером Хайдом . Города воспринимаются как неприятные, шумные, загрязненные и сырые. Мы подчеркиваем убожество, а не яркость, дискомфорт, а не освобождение. Эти мрачные образы затмевают многовековые представления о городах как о цивилизованных, утонченных и грациозных — все, что мы подразумеваем под «городским»» Ландри и др.

Кто главный?

Основное внимание здесь будет уделено тому, как города связаны с западной культурой. Почему они такие вершины культурного статуса? Почему у нас отношения любви/ненависти к городам?

Города очень актуальны. Например, в Лондоне, в то самое время, когда Осколок привлекает внимание, поскольку его шпиль переопределяет линию горизонта; Предыдущая архитектурная знаменитость Лондона, London Gherkin Нормана Фостера, выставлена ​​на продажу. Это способствует возникновению более серьезных политических дискуссий о том, какой должна быть природа лондонского горизонта, поскольку «в настоящее время согласовано или предложено строительство более 200 высоких зданий, от 20 этажей до гораздо большей высоты. Многие из них чрезвычайно заметны и совершенно нечувствительны к своему непосредственному контексту и внешнему виду на горизонте». . То, как выглядит город, одновременно сообщает и «конструирует» многое о социальной и культурной жизни людей, живущих в нем.

По ту сторону Атлантики велись разные разговоры о городских горизонтах, когда Администрация порта Нью-Йорка утверждала, что владеет небоскрёбом Нью-Йорка: приказывала магазину уничтожить его таблички с изображением горизонта Нью-Йорка. Право собственности на городской горизонт действительно кажется странным, учитывая, что они постоянно меняются. Линии горизонта отражают меняющийся характер и потребности их населения. В США разгорается дискуссия о том, что миллениалы захотят для своих городов по мере роста их экономического влияния. Исследования показывают, что они хотят жить по-другому, предпочитая разнообразие и выбор, с хорошим общественным транспортом.

«В целом количество сдаваемых в аренду квартир и кондоминиумов, ориентированных на людей в возрасте от 20 до 30 лет, сокращается, в то время как список приспособленных для них удобств — зарядные станции для электромобилей, музыкальные студии, студии йоги, кинотеатры и огороды — растет.»

Возникает вопрос: кто решает, как должен выглядеть город? Растут ли города органично или они выглядят именно так, как планировалось? Как изменения в городах отражают то, как мы воспринимаем себя и наши сообщества? Что ваш город говорит о вас посторонним?

Как мы относимся к нашим городам?

В городах интересно то, что большинство из нас воспринимает их как должное; хотя мы в значительной степени отрицательно относимся к ним, когда нас об этом просят. В других сообщениях я обсуждал, как настроение постмодерна заключается в том, чтобы быть очарованным природой и отвергать многие аспекты нашего проекта современности . Здесь наши города напоминают нам о наших «индустриальных» страхах, пробуждая то, насколько бесчеловечными мы себя чувствуем в эпоху постмодерна. Властные структуры городской жизни как бы подавляют индивидуальность.

«Глубочайшие проблемы современной жизни проистекают из притязаний индивида на сохранение автономии и индивидуальности своего существования перед лицом подавляющих социальных сил» Джордж Зиммель

Городской социолог Роберт Парк, размышляя о процессе городское строительство заявило:

«наиболее последовательная и в целом наиболее успешная попытка человека переделать мир, в котором он живет, в соответствии с его сердечным желанием. Но если город — это мир, созданный человеком, то это мир, в котором ему отныне суждено жить. Таким образом, косвенно и без всякого ясного понимания природы своей задачи, создавая город, человек переделывал самого себя» 9.0004

С точки зрения когнитивной метафоры мы думаем о городах как о «контейнерах».

Это городские острова, отделенные от внешнего мира. Однако, несмотря на консенсус, это контейнеров ; вместо того, чтобы думать о них как о смесителях оживленного культурного обмена, обычно по умолчанию они представляют собой клеток . Подумайте о рекламе; мы говорим о выходных « побег» или « побег»

 

 

Проблема с метафорой клетка заключается в том, что вы постоянно пытаетесь убежать от нее. Как заметила Лили Томлин,

« проблема с крысиными бегами заключается в том, что даже если вы выиграете, вы ‘

остаетесь крысой ».

Если мы переделали себя горожанами, как предполагает Парк, чем человечество отличается от прежнего? Здесь нужно исследовать три вещи:

1. Как происхождение городов влияет на то, что мы думаем о них сегодня?
2. Почему мы так сильно отождествляем себя с городами?
3. Каков опыт городов, который вызывает такое отключение?

Где зародились города? Почему мы понимаем их так, как понимаем сейчас?

«Понятие «город», как известно, трудно определить». Гордон Чайлд

Наше отношение к городам сегодня во многом зависит от того, как наши предки начали жить таким образом. Мифически и символически происхождение городов можно найти в нашей потребности ориентироваться во вселенной. Если мы посмотрим на ранние ритуалы и символику, которые руководили развитием города, то сможем понять, как мы видим роль городов сегодня.

Первые линии горизонта были созданы естественными элементами ландшафта в виде деревьев или скал. Они создали локусов , вокруг которых могли организоваться ранние общества. Как говорит Ирвин (1990: 47, курсив его)

: «Во всем древнем мире строительство священных памятников было прежде всего обрядом , посредством которого человек стремился отождествить себя с источником космического порядка». .

Семиотически первым графическим представлением этого был простой крест: вертикальное дерево на линии горизонта. Это превратилось в крест под небом — крест в круге. К четвертому и пятому векам мы находим, что этот символ использовался во всей Римской империи. Хотя существуют очевидные символические соображения распятия, символ креста использовался более широко, например. в греческой бухгалтерии того времени.

Еще одной важной символической ассоциацией были городские и географические ассоциации, связанные с крестом в круге. Этот крестовый мотив использовался для ориентации поселений и разграничения религиозных и светских границ. Именно так в то время были организованы все городские поселения и как процесс выстраивались геодезические указания.

 

 

Рикверт  описывает процесс:

Это звездный круг, представляющий небо, которое разделено на четыре части, как авгур разделил на четыре части свой схематический круг. … Целью рисования схемы было установить общий порядок неба в конкретном месте, (1976: 47).

Здесь важно то, что самые ранние поселения и жилища были организованы вокруг нас. Крест в круге символизирует наше личное положение по отношению к космосу. Это заявление о личной ориентации, когда мы находимся внутри этих структур. Подумайте о легенде на карте или о компасе, который мы держим в руках — они построены вокруг этой символической рамки.


Это была не просто римская традиция. Иероглиф из Египта под названием nywt 9.0007  ( Budge  1971: 34), что означает ‘деревня, городок, город’. Rykwert (1976: 192) иллюстрирует этот символ nywt в виде вертикального креста; он предполагает, что крест в круге означал город в Римской империи. Это не должно быть сюрпризом, учитывая, что Римская империя создала два величайших города Рим и Константинополь, и этот символ связан с обоими.

Происхождение слова городской можно найти в этом символизме. Слово урбс  было образовано от  urvum  «изгиб лемеха» или  urvo  «я пашу вокруг» и  orbis  «искривленная вещь», «шар», «мир». «Слово «город» сразу вызвало ассоциацию с пахотой» (Rykwert 1976: 134). Это не должно быть сюрпризом, поскольку первые города были сельскохозяйственными центрами.

Христос часто был связан с символикой вспашки в раннехристианском искусстве ( Milburn  1988: 1-7) из притч в Матфея 13 и Луки 8. С этим связаны рассказы об основании Рима и Константинополя, чьи границы и расположение оба описаны Иоанном Лидийцем как врезанные в землю волами, запряженными в плуг ( Берч  1927: 129).

Христианство построило первые два больших городских города. Тем не менее, святой Августин предлагает третий, что есть два священных города: Рим, который символизирует все мирское, и Иерусалим (небесный город). -космос, как и в секулярном мире «все дороги ведут в Рим». Константинополь был основан как второй Рим; это был город Константина для восточной империи, и он первым принял крест в круге в качестве символа

На протяжении истории тенденция называть города именами их основателей уменьшалась. Рим был назван в честь братоубийственного царя Ромула, отлученного от волка; Константинополь, после первого христианского римского императора Константина; Кесария была названа в честь Цезаря; Вашингтон, округ Колумбия, для Джорджа Вашингтона; Сталинград для Сталина. Сейчас мы живем в эпоху, которая меньше интересуется историческими нарративами; следовательно, происхождение городов сегодня менее важно. W e скорее олицетворяют коллективный характер городов.

Другие способы, которыми мы воспринимаем города как людей

Если упомянутые выше основатели основаны на истории, то другие источники не светские. Существовала более старая традиция, согласно которой многие города назывались в честь божеств-хранителей; возможно, самым известным является то, что Афины были названы в честь Афины.

 

 

Греческие боги, такие как Гермес, часто ассоциировались с рыночными площадями во многих городах, но многие другие греческие полисы (города-государства) приняли отдельных богов. Это может быть очень буквально; Палладий — статуя Афины Паллады , также известная как «Удача Трои». Считалось, что это, в свою очередь, защитило Трою, Рим и Константинополь в течение определенного периода времени. Палладий был перевезен Константином из Рима в Константинополь в качестве политического шага, указывающего на первенство его новой римской столицы. Считалось, что защита этой статуи объясняет падение Рима при процветании Константинополя.

В какой-то степени связь Ватикана со Святым Петром по сравнению с Венецией, принявшей Святого Марка в качестве покровителя, можно рассматривать через эту призму. Позже Britannia использовался Британской империей как персонифицированный дух, заимствованный из римских времен.

Это мифологическое измерение было исследовано более творчески Уорреном Эллисом, который основал новый тип супергероя по имени «Джек Хоксмор» — Бог городов . Большая часть произведений Эллиса отражает социокультурные и трансгуманистические темы. Это устраняет интересный пробел в современной мифологии.

 

 

Исторические основатели, духи, религиозные персонажи и божества создали богатое наследие, позволяющее нам думать о городах как о живых людях с момента их постройки.

Наша персонификация и отождествление с городами

Хотя мы больше не думаем о городах, находящихся под защитой божества, это не значит, что мы не думаем о них как о живых существах. Эти условности божеств побудили нас думать о них как о отзывчивых сущностях. С семиотической точки зрения мы используем множество антропоморфных метафор для обсуждения городов. Мы говорим о сердцах Европы, транспорте артериях , голова государства, фитнес экономики, преступность как болезнь , одни города воротят нос другим, город, который никогда не спит , и т. д. Мы воспринимаем города как органические и живые существа, которые мы являемся частью.

Это не новая ассоциация; В Ветхом Завете тело часто используется как метафора города, например, Иезавель является метафорой развращенного города Вавилона. Есть много современных примеров соматической символики в литературе. Одним из наиболее известных визуальных примеров является обложка книги Томаса Гоббса «1651 9».0006 Левиафан – где общество буквально изображено как одно тело.

 

 

Мы все еще говорим о главе государства как о коротком пути к политической жизни? Эти темы взаимозаменяемости нас и наших городов были исследованы в современном искусстве, например, Дэном Маунтфордом или Alpha-Tone.

 

 

Мы также находим обратное этому в архитектуре, выражающей более антропоморфные темы. «Танцующий дом» или «Фред и Джинджер» архитектора Владо Милунича в сотрудничестве с Фрэнком Гери, Прага, Чешская Республика, почти бросает вызов реальности, создавая впечатление двух танцоров.

 

 

Это также постоянная тема метафорической работы архитектора Найджела Коутса. Джордж Лакофф, когнитивный лингвист, определяя «Метафоры ужаса», описывает нападение так:

«Разрушения, которые обрушились на эти башни тем утром, поразили меня. Здания — это метафорически люди. Мы видим черты — глаза, нос и рот — в их окнах. Теперь я понимаю, что образ самолета, влетающего в Южную башню, был для меня образом пули, пронзающей чью-то голову, пламя, вырывающееся с другой стороны, хлещущей кровью. Это было убийство. Падение башни было падением тела. Тела падали я, родственники, друзья. Незнакомцы, которые улыбались, проходя мимо меня на улице, кричали, падая мимо меня. Картина потом была адом: пепел, дым и пар поднимались, каркас здания, мрак, страдание, смерть».

В более широком смысле эта метафора зданий как людей должна быть знакома большинству американцев, с антропоморфным изображением зданий на их долларовых банкнотах. Это обратная сторона большой печати, которая иллюстрирует «Око происхождения». Здание, которое антропоморфизировано с глазом.

 

 

Напомним, что в архитектуре центральная мандорла или центральное круглое окно в церквях, таких как Нотр-Дам, в Париже сравнивают с «Оком Бога».

«Очи Господа обращены на праведных». (Псалтирь 34:15)

 

 

В более широком смысле это может объяснить тенденцию появления колес обозрения в большинстве крупных городов. Самые известные примеры называются «глазами». Это не только то, что они предлагают вид, но и то, что они выглядят как глаза на персонифицированном городском горизонте.

 

 

Более негативную роль этой символики играют Глаза Т.Дж. Эклебурга в «Великом Гэтсби».

Считается, что они символизируют потерю духовных ценностей в Америке? и растущий коммерциализм. «Но его глаза, немного потускневшие от многих бесцветных дней, под солнцем и дождем, размышляют над торжественной свалкой».

 

 

Разрушения и города.



Наша идентификация с городами как метафорой общего тела настолько сильна, что потеря городов оказывает глубокое влияние на то, как мы думаем о наших сообществах и личной идентичности. Исторически сложилось так, что разрушение Делфта в 1654 г. оказало значительное влияние на 17 ^th C Europe

«В понедельник, 12 октября 1654 года, вскоре после половины одиннадцатого утра, один из пороховых складов Делфта взорвался и уничтожил большую часть города. На этой картине Ван дер Поэля показаны ужасные разрушения, причиненные взрывом».

Такой взрывной силы раньше не было. Значение картин в том, что в то время городские пейзажи были относительно редкой формой живописи. Эти картины помогли привлечь внимание к линиям горизонта как к виду искусства.

 

 

Если мы посмотрим на Вторую мировую войну, то именно тактика «ковровых бомбардировок» городских центров оставила неизгладимый шрам на лице Европы. Жестокие и преднамеренные нападения на городские центры обеими сторонами войны подробно описаны Энтони Бивором как тревожная деталь.

Голливуд и популярная культура, похоже, одержимы разрушением наших крупных городов; не требуется особых усилий, чтобы найти фильмы, все из которых приводят к разрушению города. В этом случае Нью-Йорк как современная столица мира часто является целью. Почему мы хотим, чтобы наши города были разрушены ради развлечения?

 

 

Одна из причин того, что идея разрушения городов и зданий находит отклик в том, что она опирается на древний символизм. Если мы посмотрим на карты Таро, это значение заключено в карте башни

Карты Таро являются полезным сокращением архетипических психологических образов. Если мы посмотрим на изображения, то увидим двух человек, выброшенных из башни, в которую ударила молния. В основном эффект? для короны башни быть сбитым. Эта сцена имеет разные интерпретации, но большинство согласны с тем, что люди короновали ее королем, предполагая, что это была высшая власть. Кроме того, что, живя в башне, они были отрезаны от других людей (находясь в башне из слоновой кости). Удар молнии возвращает их на землю, но не причиняет им вреда. Наконец, освещение имеет разные интерпретации от стихийного бедствия до чего-то более символического; Карл Юнг предполагает, что молния представляет собой «внезапное, неожиданное и непреодолимое изменение психического состояния».

В качестве сюжета эта сцена напоминает о строительстве Вавилонской башни в древней Месопотамии. Здесь царь Нимрод воздвиг башню такой высоты, что он мог попасть прямо в рай. Это было поражено Богом и вызвало множественность языков в качестве наказания. Кроме того, одновременно создавая работу для поколений семиотиков, лингвистов и людей, работающих в области культуры.

И сказали они: идите, построим себе город и башню, высотою до неба; и сделаем себе имя, прежде чем рассеемся по лицу всей земли. И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и это они начинают делать: и теперь ничто не удержит их от того, что они задумали сделать. Пойдем, сойдем и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого.

И рассеял их Господь оттуда по всей земле, и они перестали строить город. Посему и имя ему: Вавилон; потому что там смешал Господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по лицу всей земли.

Бытие 11:4–9

Изображения Вавилонской башни имеют множество вариантов. Все они, кажется, представляют собой первый «небоскреб» — здание, которое царапало небеса; достаточно близко, чтобы Бог поразил его.

 

 

Это послужило источником вдохновения для штаб-квартиры Фредерсенов в фильме 1927 года «Метрополис»; центральная башня, как полагают, основана на Вавилонской башне.

 

 

Более современные версии Башни содержат новые темы.

 

 

Интересно, что работа Андреаса Зеленкевича начинается с представления Лабиринта, который я обсуждал в  моем последнем посте. Упавшая башня без короны превратилась в настоящий лабиринт для тех, кто еще стоит. Неразбериха в общении.

Поразительное изображение, на которое я ссылался здесь в этом посте, Карта Лаберинто Андреа Гизи , иллюстрирует это путешествие к центру и высоте. Здесь центральная фигура пытается выбраться из лабиринта на возвышенность. Столбы и башни часто символизируют возвышенное сознание. Эта сцена также напоминает о процессе «обследования» пейзажей как религиозными, так и светскими властями, о чем говорилось выше через образы креста и круга.

 

 

Частью нашего болезненного увлечения разрушением городов, по-видимому, является культурная ненависть к себе. Ранее я уже говорил о том, что постмодернистская эпоха характеризуется фетишем досовременной эпохи. Многие из 90 006 голливудских 90 007 историй лишают современность какого-то сверхъестественного или «стихийного бедствия». Мы кажемся зачарованными тем, что произойдет, если нас заставят перезагрузить наш образ жизни.

Информативно, что многие из этих фильмов-антиутопий заканчиваются парой мужчины и женщины, обычно в одиночестве. Завершение истории современными «Адамом и Евой», чтобы снова начать человечество. Та же самая символика присутствует в «Карте Башни»; мужчина и женщина, выброшенные из Карты Таро, падают на землю, чтобы снова начать мудрее, чем прежде.

Изнанка города

Использование Зеленкевичем лабиринта интересно в контексте строительства города. В Библии никогда не используется термин «Вавилонская башня», это предполагает, что Вавилон — это город. Одним из аспектов Лабиринта является то, что он часто используется как метафора подземного мира. Существует связь между этими представлениями о лабиринте, более темной части подсознания, с подземным миром как Адом. Это может проявляться в тени того места, где мы живем.

«В «Отверженных» Виктора Гюго этот подземный мир описан как «темный искривленный полип, […] пасть дракона, дышащая адом над людьми». …. Лабиринт, в соответствии с териоморфной изотропией негативных образов, стремится ожить, скажем, в форме дракона или «пятнадцатифутовой сороконожки». Проглатывание, живая нечистота, связано с образом мифического пожирающего Дракона… Пищеварительный аппарат Вавилона».

Эта символическая связь Ада, Великого змея и Лабиринта также воспринималась Юджином Ионеско как противоположность Рая. Если добро — это порядок, то зло должно быть беспорядком. Прямой путь или лабиринт. Это также отражено в том, как Ад Данте описывается как лабиринт. Итало Кальвино говорит об этом аспекте городов:

Ад живых не то, что будет; если он и есть, то это то, что уже здесь, ад, в котором мы живем каждый день, который мы формируем, будучи вместе. Есть два способа избежать страданий. Первое для многих легко: примите ад и станьте его частью, чтобы больше не видеть его. Второй рискованный и требует постоянной бдительности и опасения: ищите и учитесь распознавать среди ада, кто и что не является адом, затем заставьте их терпеть, дайте им пространство.

Итало Кальвино – Невидимые города

Глядя на сегодняшнюю рекламу с семиотической точки зрения, я смог показать, что мы выражаем большую часть негатива современной городской жизни в виде лабиринта, пробуждая адские аспекты этой символики. Он также представляет город как клетку, из которой нужно сбежать. Это ощущение того, что подбрюшье города является «адом», было исследовано в бесчисленных голливудских фильмах http://www.newyorker.com/culture/culture-desk/starring-the-subway, что хорошо известно.

Возможно, фильм «Мимик» объединяет многие из этих элементов. Обзор сюжета объединяет многие из обсуждаемых здесь тем: чтобы бороться с болезнью, мы генетически вмешиваемся в тараканов, убивающих болезнь. Однако джин выпущен из бутылки, и эти жуки продолжают развиваться; до такой степени, что они живут в подземном городе, выходя на поверхность только для того, чтобы охотиться на людей ради еды. Снова предлагаю сделать выводы о современном человечестве: оно не понимает значения науки, которую использует.

 

 

Линии горизонта как лицо(а) города

Если мы можем легко определить изнанку города, что означает линия горизонта? В начале этой дискуссии многие споры о городах касаются того, как они выглядят. Почему нас волнует, как они выглядят?

«смотрение на города может доставить особое удовольствие, каким бы банальным это зрелище ни было»,

Кевин Линч

Эстетические аспекты линий горизонта являются важным аспектом их природы. На 9 баллов говорит не только размер горизонта, но и его сложность.0006 сопоставимая мера цивилизации . Сложность горизонтов, кажется, способствует их привлекательности.

Эстетика субъективна и вызывает разные эмоции

«Люди могут указать на определенные визуальные особенности или атрибуты в окружающей среде, которые вызывают приятные чувства, и отличать эти особенности от других атрибутов окружающей среды, вызывающих негативные эмоции»

Из чисто с утилитарной точки зрения, мы используем линии горизонта, чтобы ориентироваться в городах. Хотя эта перспектива изовистская, в том смысле, что мы можем видеть только видимое пространство из определенного пространства, а не весь горизонт сразу (предложение кажется незаконченным). Вот почему очень легко заблудиться в чужом городе. Это важное определение, потому что оно также показывает, что линии горизонта меняются с новыми зданиями, доминируя над другими и заслоняя их, и почему это такая горячая тема. Пространство между зданиями создает ощущение плотности города.

Видение линии горизонта «приводит к мысли, что линия горизонта передает информацию обо «всем» городе. Если мы являемся неотъемлемой частью наших городов, разве линия горизонта не говорит что-то о нас как о личностях?

 

 

Горизонт как высший символ культурного статуса

Ранее я упоминал, что городская жизнь представляет собой «крысиные бега», причем не только в пределах города город против города. Это становится все более важным, поскольку экономическое игровое поле в глобальной экономике становится равным. Между старым и новым миром идет постоянная борьба за самые желанные города. Есть много ежегодных списков, которые ранжируют великие города мира или здесь

‘С другой стороны, мы сравниваем города: это часть социальной жизни, форма жизни. Мы сравниваем города часто, типично и по-разному. Сравнение городов остается популярным занятием». Алан Блюм

Считается, что на мировой арене в какой-то степени происходит соревновательная городская гонка

Города-конкуренты Нью-Йорк, Франкфурт и Токио вырисовывались крупными по мере того, как в подробном лондонском плане определялся потенциал поддержка стратегических элементов экономики Лондона. И динамизм городских горизонтов Азии, возможно, расширил горизонты Лондона вверх, поскольку предыдущий мэр отреагировал на ощущение увядания городского имиджа, изменив правила планирования, чтобы разрешить высокие здания… геополитика огромных зданий — это лишь один из способов, которыми Китай заявляет его мировое господство

Мы сравниваем города, потому что мы городские обезьяны; Статус-производительность является центральным двигателем нашего личного и социального поведения.

«Линия горизонта — главный символ городского коллектива. Это свидетельствует о том, что группа людей находится в одном месте и во времени, а также действует в непосредственной близости и в значительной степени взаимозависима» (Attoe, 1981, стр. 1).

 

 

В течение почти 80 лет небоскреб был в основном исключительно американским явлением и, казалось, символизировал энергию, энтузиазм и оптимизм, характерные для Соединенных Штатов в конце девятнадцатого и начале двадцатого веков. Желание состязаться во фрейдистском соревновании приводит к росту числа самых высоких зданий, в которых доминирует Азия в 2013 году. В настоящее время Азия составляет 45% из 100 самых высоких зданий

Ключевым соображением здесь является то, что мы наследуем города ровно настолько, насколько мы способствуем их будущему росту. По мере того, как нынешнее поколение выращивает город, мы передвигаемся по городу, который отчасти был спроектирован для наших предков.

В то же время есть места, где конкурирующие нарративы людей — их история, ценности и идентичность — ведут борьбу в самой ткани самого города. В современных демократиях есть много людей, которые не узнают себя или свое прошлое в столицах своих стран, иногда несмотря на напряженные усилия градостроителей и политических лидеров представить нацию таким образом

Когда мы рассматриваем антропологию города, это то, что создается коллективно, а не является продуктом одного разума или физического пейзаж, а как коллективное целое, которое собирает эмоции и воспоминания людей, смешивает их с архитектурой и вызывает особые практики и способы существования.

Является ли частью нашего негативного отношения к городам ощущение, что мы не являемся частью коллективного голоса, определяющего город?

Можем ли мы привлечь больше? Как лучше всего взаимодействовать с городом?

 

Мишель де Серто подробно рассказал, как «читать» город. С семиотической точки зрения он говорит о городе как о «огромной текстурологии, которая «лежит перед глазами». Он противопоставляет пешеходное видение города почти божественному «виду глаз» с небоскреба. Он бросает нам вызов в том, как мы относимся к городу, утверждая, что ходьба — это постмодернистское средство сопротивления властным структурам большого города. Проходя путь по своему выбору, вы создаете собственное прочтение города.

Мы не можем уйти от некоторых аспектов горизонта, хотя . Некоторые черты доминируют так, что мы не можем исключить их из нашего видения. Поляризующее воздействие Эйфелевой башни на парижан хорошо задокументировано, и, возможно, наиболее забавно, когда Ролан Барт говорит о Мопассане

: «Мопассан часто обедал в ресторане в башне, хотя еда его не слишком заботила: место в Париже, говорил он, где мне не нужно его видеть».

Опасность в этом обсуждении заключается в том, что, подобно людям, которых мы знаем, мы не всегда замечаем небольшие изменения: «пейзажи подобны книгам, которые мы постоянно смотрим, но редко читаем»

 

Что такое город?

‘Что такое город? Как он появился? Какие процессы выполняет

дальше; какие функции выполняет; какие цели он выполняет?»

Льюис Мамфорд.

Эндрю Ирвинг выделяет множество типов городов:

Это основополагающее разнообразие, которое отвечает за появление множества различных типов городов; дискурсивный город, мифический город, физический город, поэтический город, подземный город, ночной город, рабочий город, женский город и мужской город. К этому списку мы могли бы также добавить категории Лоу… этнический город, разделенный город, гендерный город, оспариваемый город, деиндустриальный город, модернистский город, постмодернистский город, город-крепость, священный город и традиционный город 9.0007

Если мы вдумаемся в эти метафоры городов, станет ясно, что города могут объединяться вокруг общего повествования среди своих жителей.

Городам нужна история или культурный нарратив о себе, чтобы закреплять и развивать идентичность, а также воодушевлять горожан. Эти истории позволяют людям погрузиться в более масштабное и возвышенное дело. Город, который называет себя «городом церквей», формирует у горожан иные модели поведения, чем город, который позиционирует себя как «город второго шанса».

Хотя, когда мы говорим об общем нарративе, возможно, Роланд Батс был прав, рассматривая это скорее как активный дискурс

Город — это дискурс, и этот дискурс — настоящий язык: город говорит со своими жителями; мы говорим о нашем городе, городе, в котором мы находимся, просто живя в нем. (Barthes,1967:168)

Обсуждая городское переосмысление и будущее городов, Чарльз Лэндри предлагает

Городское переосмысление — это не только физические изменения и создание новых секторов экономики, это, по сути, культурный проект, как и вы. привлечь население к себе и вовлечь их в историю обновления…

 

 

Жизнь в современном городе

» Весь мир — сцена » Уильям Шекспир.

С точки зрения перспективы, несмотря на то, что в городе существует общий дискурс, также было высказано предположение, что города можно воспринимать с точки зрения либо чтения, либо переживания. Один из способов взглянуть на эмпирические аспекты — это представление; где среда представляет собой сцену с реквизитом, и люди используют эту обстановку для взаимодействия с более широкой социальной аудиторией. Это был каркас города, который Льюис Мамфорд назвал «театром социального действия».

Многие градостроители были положительно настроены? роль «экономики культуры» или «экономики впечатлений» в будущем развитии городов и их сообществ

«Все города должны получить признание и попасть на экран глобального радара, чтобы увеличить свои перспективы создания богатства и использовать их потенциал. Творчество, культурная самобытность места, искусство и динамичная творческая экономика рассматриваются как ресурсы и активы в этом процессе… Лучшие политики в области культуры сочетают в себе внимание к просвещению, расширению прав и возможностей, развлечениям и созданию экономического воздействия».

Ричард Флорида опубликовал множество работ, в которых обсуждается роль креативного класса и его влияние на развитие города и демографию. Если мы персонифицируем города, необходимо также подумать о культурной экологии города. Как утверждает Пол Мейкхэм:

В более широком смысле физические пространства, архитектура и дизайн городов включают в себя множество перформативных качеств, включая напряженность, иронию, интертекстуальность и саморефлексивность; как замечает Эдмунд Бэкон, одна из «основных целей архитектуры — усилить драматизм жизни». Действительно, города в целом можно понимать как места, на которых городские (е) граждане в «практике повседневной жизни» реализуют свою коллективную память, воображение и устремления, реализуя свое самоощущение как по отношению к себе, так и за его пределами.

 

Мы можем видеть это в новых формах искусства, ориентированных на городскую связь и экологию, которые были концептуализированы и исследованы современными художниками, такими как британский художник Stanza

.

 

 

Конец улицы

Самое большое изменение в городах, помимо их размера и сложности, произошло от бытия? исторические или религиозные, чтобы быть «корпоративными» линиями горизонта. Был соответствующий акцент на роли городов, от того, чтобы быть «крепостью» и местом убежища на войне, до того, чтобы быть современным городом, который обязан своим существованием рынку, вокруг которого он вырос.

В то время как в приведенном выше обсуждении обсуждалась коллективизирующая природа городов в формировании общей идентичности, Гюнтер Гасснер правильно предупреждает, что «в нашем современном обществе без метанарратива, без единой идеологии и единой религии, с которыми мы можем согласиться, идея репрезентативного образы городов обречены с самого начала».

21 век будет поиском смысла, как многие отмечают. В изначальном смысле смысл передается через истории, рассказывающие нам, кто мы и куда идем. Чарльз Лэндри

Это заставило Дэвида Харви спросить

«поразительные темпы и масштабы урбанизации за последние сто лет означают, например, что мы несколько раз переделывались, не зная, почему и как. Способствовала ли эта драматическая урбанизация повышению благосостояния людей? Сделало ли оно нас лучшими людьми или оставило нас болтаться в мире аномии и отчуждения, гнева и разочарования? Неужели мы стали простыми монадами, брошенными в городское море?

Если мы подумаем о том, как мы относимся к высоким зданиям как к «небоскребам», которые доминируют над ландшафтом, то это вызовет образы Вавилонской башни. Миф, связанный с мифом о Вавилонской башне, — это история об Икаре, летящем слишком близко к солнцу. В обоих главные герои сгорают от поиска знаний, которые ограничены. Даже Прометей рассказывает похожую историю о наказании за поиск божественного знания.

 

 

Поскольку наши города продолжают подниматься к небу, как это сочетается с нынешними широко распространенными темами антисовременности? Возможно, это вызов градостроителям и архитекторам. Возможно, по мере того, как мы движемся к Экуменополису — планетарному городу, — нужно учитывать, какую метафору мы хотим, чтобы наши города вызывали. Города, отмеченные небоскребами, вызывают соперничество за статус и аллегории Вавилона.

Архитектор Бьярке Ингельс проектирует революционно новый зоопарк – Zootopia — для Дании. Его зрение

«Вы все больше и больше видите, что различие между городом и природой… стирается все больше и больше», — говорит он. «Важнее убедиться, что другие формы жизни действительно могут успешно сосуществовать с нами… Я действительно думаю, что если вы можете создать отличные зоопарки, где так много разных видов могут жить в непосредственной близости и в гармонии, вы действительно можете создать великолепные городов, — говорит он.