20 удивительных цитат и четверостиший Игоря Губермана о женщинах, любви и жизни · Resfeber.ru

Игорь Миронович Губерман (род. 7 июля 1936, Харьков) — советский и израильский писатель, поэт, получивший широкую известность благодаря своим афористичным и сатирическим четверостишиям — «гарикам».

Люблю людей, и по наивности, открыто с ними говорю. И жду распахнутой взаимности, а после горестно курю…

Теперь я понимаю очень ясно,
и чувствую и вижу очень зримо:
неважно, что мгновение прекрасно,
а важно, что оно неповторимо.

Идея найдена не мной, но это ценное напутствие: чтоб жить в согласии с женой вы спорьте с ней в её отсутствие. 

Звоните поздней ночью мне, друзья,
не бойтесь помешать и разбудить;
кошмарно близок час, когда нельзя
и некуда нам будет позвонить.

Хотя и сладостен азарт по сразу двум идти дорогам, нельзя одной колодой карт играть и с Дьяволом и с Богом…

«Чтоб выжить и прожить на этом свете,
Пока Земля не свихнута с оси,
Держи себя на тройственном запрете:
Не бойся, не надейся, не проси!»

То плоть загуляет, а духу не весело, То дух воспарит, ну, а плоть позабыта, И нет ни гармонии ни равновесия, то чешутся крылья, то ноют копыта!

Обманчива наша земная стезя,
Идешь то туда, то обратно, 
И дважды войти в одну реку нельзя,
А в то же го*но — многократно!

Тому, что в семействе трещина, 
всюду одна причина: 
в жене пробудилась женщина, 
в муже уснул мужчина.

Вовлекаясь во множество дел — не мечись, как по джунглям ботаник. Не горюй, что не всюду успел — может ты опоздал на Титаник.

Пришел я к горестному мнению, 
От наблюдений долгих лет: 
Вся сволочь склонна к единению, 
А все порядочные — нет.

Людей давно уже делю: по слову, тону, жесту, взгляду — на тех, Кому Сама налью и тех, с кем рядом пить не сяду!

… чем больше в голове у нас извилин, тем более извилиста судьба.

Три фрукта варятся в компоте, где плещет жизни кутерьма: судьба души, фортуна плоти и приключения ума…

Обманчив бабий внешний вид, и даже в плоти её хрупкой натура женская таит единство арфы с мясорубкой.

А жизнь летит, и жить охота,
и слепо мечутся сердца
меж оптимизмом идиота
и пессимизмом мудреца.

Вновь закат разметался пожаром — это ангел на Божьем дворе жжет охапку дневных наших жалоб. А ночные он жжет на заре.

Будущее — вкус не портит мне, 
мне дрожать за будущее лень; 
думать каждый день о черном дне — 
значит делать черным каждый день.

Сегодня для счастливого супружества у женщины должно быть много мужества.

Не в силах жить я коллективно: по воле тягостного рока мне с идиотами противно, а среди умных — одиноко!

 

НЕ В СИЛАХ ЖИТЬ Я КОЛЛЕКТИВНО

Не стесняйся, пьяница, носа своего. Он ведь с нашим знаменем цвета одного. Что это, уважаемый читатель?..

Не стесняйся, пьяница, носа своего.

Он ведь с нашим знаменем цвета одного.

Что это, уважаемый читатель?

— Фольклор, — скажете вы. И будете правы. Эти строки давно уже стали «всенародными». А между тем их автор — вполне конкретное лицо. Игорь Губерман — бывший москвич, бывший джазмен, бывший диссидент и узник лагерей. Ныне гражданин Израиля. И всегда — поэт. Его полные то лукавства, то сарказма «гарики» непредсказуемы и замечательны по остроте взгляда на жизнь и сочности стиха.

Он ироничен:

Не в силах жить я
коллективно:

По воле тягостного рока

Мне с идиотами противно,

А среди умных одиноко…

Он самокритичен:

В жизненной коллизии любой

Жалостью не суживая веки,

Трудно, наблюдая за собой,

Думать хорошо о человеке.

Он философичен:

Жить надо наобум, напролом,

Наугад и наощупь во мгле,

Ибо нынче сидим за столом,

А назавтра лежим на столе.

Именно таким он и предстал перед своими почитателями в свой последний приезд в Киев.

Так уж получилось, что вперемежку с чтением «гариков» в тот вечер в основном шел разговор, весьма характерный для нашего времени и нашей страны, — «о национальном вопросе».

Но даже в этой серьезной беседе Губерман оставался самим собой — веселым и остроумным.

— Игорь Миронович, — спросили у него, — в бывшем Союзе произошел взрыв национальных чувств. Где та черта, которая отделяет национальное самосознание от национал-шовинизма?

— Мне сложно отвечать на такие обобщенные вопросы. Я предпочитаю читать стихи. Но мне кажется, что человек на пути к свободе, естественно, проходит через национальное самосознание. И когда он из винтика превращается в личность, он спрашивает себя — кто я? И открывает свои национальные самоощущения. Это совершенно естественно. А национал-шовинизм — это просто перехлест, и потому он и смешон, и гадок.

Вспоминаю одну историю. В восьмидесятых годах праздновалось двухсотлетие Георгиевского трактата. И киношники, они мне сами рассказывали, когда снимали об этом фильм, решили на роль царя Ираклия, который подписал этот трактат, найти не профессионального актера, а типичного грузинского старика-патриарха, человека с внешностью поэта-пастуха.

И действительно, нашли пастуха с таким прекрасным лицом. Ему объяснили, что вот исполнилось 200 лет Георгиевскому трактату. Присоединению Грузии к России. Предложили играть царя Ираклия.

Он выслушал и сказал: «Хорошо. Играть согласен… Но трактат не подпишу».

Или вот в одной восточной республике решили, что спокойно проживут без России. У них всего хватит. Но затем сообразили, что начисто утеряли свои национальные символы и национальные святыни. Что все это уже давно ими забыто. Начали срочно искать и учредили… «День Памяти Героев, погибших при взятии Казани Иваном Грозным». Ну как? Смешно или грустно?

В сознании людей полно еще разных мифов. А миф — он не требует логики и потому его нельзя скорректировать, поправить. Я просто приведу пример.

Вот один из зеков, с которым я разговаривал, когда писал роман о поэте Бруни, рассказывал мне о замечательной беседе в 52-м году в лагере ГУЛАГа.

Очень опытные зеки. Сидят по 16—18 лет. Заспорили на нарах: какой нации больше всего сидит в лагерях? Кто-то крикнул: русских. Ему говорят, что надо отсчитывать пропорционально количеству населения этой национальности, живущей в стране. Кто-то крикнул: грузин, потому что в лагере было очень много людей с Кавказа. Но, поразмыслив, все очень опытные зеки сошлись на том, что пропорционально количеству населения, живущего в стране, сидит больше всех евреев. Кстати, статистика это подтверждает. И вот когда все согласились, что это так, вдруг пожилой зек, молча лежавший на нарах и не принимавший никакого участия в споре, с ненавистью сказал: «Какая ж нация! Всюду пролезет и своих протащит!». И это тоже и смешно, и грустно.

…Об эмиграции? Вы знаете, в Америке говорят: «Евреи должны жить в Израиле, но по очереди». Вот я и живу.

С тех пор, как одна очень красивая сотрудница Московского ОВИРа сказала мне замечательную фразу: «Министерство внутренних дел приняло решение о вашем выезде». Помнится, тогда я написал такие строки:

Мы едем и сердце разбитое

Колотится в грудь, обмирая.

Прости нас,
«Россия немытая»,

И здравствуй,
небритый Израиль.

Ну а если серьезно, то я еврейскую культуру почти не знаю. Я думаю, что где-то в таком возрасте мы все уже россиянами и останемся. Но в Израиле, наверное, многое постепенно сплавляется в какую-то единую культуру. Так мне кажется. Во всяком случае, я смотрю по своим детям, которые свободно читают на иврите, и по их друзьям. Так что, мы какое-то промежуточное поколение.

А вклад, который внесет русская культура в израильскую, думаю, будет огромен. Потому что приехало немыслимое количество прекрасных мастеров, не говоря об огромном количестве просто художников, музыкантов, писателей и всякого другого.

У меня есть друг, прекрасный художник Михаил Туровский. Бывший киевлянин, сейчас живет в Америке. Он еще и автор острых афоризмов. Например: «Пушкин первый не пережил тридцать седьмого года». Так вот, о бытие в Израиле он сказал весьма точно: «Да! Да! Да! Но жить можно!».

А раз такая жизнь, то некоторые пытаются устраиваться в ней очень даже ловко. Есть ребята. Сейчас они пишут в анкетах, что доктора философии. На самом деле это значит — кандидат наук, который всю жизнь морочил где-нибудь в Пензе голову студентам диалектическим и историческим материализмом. И вот, приехав в Израиль, такие люди становятся либо «ярыми сионистами», либо ударяются в религию. Многие из них — вчерашние лекторы райкомов по атеизму. И вот они оказываются в религиозных ешивах, ибо там есть стипендия. Это у нас называется проверкой на «ешивость». Общаться с ними совершенно невозможно, потому что они с таким же апломбом, как раньше, когда вынимали из правого кармана четвертую главу краткого курса по истории ВКП(б), теперь вынимают из левого кармана цитаты из Талмуда. Или же «занимаются сионизмом». И это совершенно чудовищно.

Но, слава Богу, не они решают, как жить этой удивительной стране.

…Но что это мы все о политике да о политике. Давайте поговорим о стихах.

Я как-то выступал в одном зале. А потом ко мне подошла старушка. Очень эффектная, очень морщинистая и сказала: «Вы не обижайтесь, но мне совершенно не нравятся ваши стихи».

Я говорю: «Ну кому-то нравятся, а кому-то не нравятся». Она говорит: «Нет. У вас есть энергия, рифма. Но вы пишите совершенно не то, что нужно».

Я ее спрашиваю: «А что нужно писать?» И вы знаете, у нее на лице разгладились морщины, она помолодела, она впала в свое такое гимназическое детство. И она мне так мечтательно сказала: «Почему бы не написать так: «В сосуде хрустальном две розы цвели и скрипки печальные пели вдали».

Я говорю: «Не могу».

Она: «Молодой человек, идите работать!»

Но ведь это действительно очень интересная задача — писать плохие стихи. И в тот же день я написал:

Она тосковала по нему

И плакала, заламывая руки…

Дальше нужна была рифма «брюки» и… я не справился с задачей. И, наверное, уже никогда в жизни с такой поэзией не справлюсь.

А к слову, «Что наша жизнь?». Есть интересная притча. Умирал старый грузин. Он очень долго болел. А в один из дней сказал близким, что он умрет сегодня. Со всеми попрощался. И к нему пришел попрощаться его старший приятель, с которым они продружили всю свою жизнь. Где-то лет сто. Обнялись, поцеловались. Прости, если что не так… Потом старший замялся и сказал: «Вано, ты сегодня умрешь. Ты это точно чувствуешь?»

— Да, сегодня.

— Тогда у меня к тебе очень большая просьба. Если ты сегодня умрешь, то ты завтра увидишь ЕГО. Он тебя может спросит обо мне. Так вот, ты меня не видел и не знаешь…

Вот если бы и с нами так…

Встреча с Губерманом в тот вечер затянулась намного дольше, чем намечалось заранее. Он отвечал на вопросы, читал стихи. Потом это снова повторялось, и все время в зале звучал смех.

Однажды великий ученый Нильс Бор сказал: «В этом мире существуют вещи настолько серьезные, что о них можно говорить только с юмором». Именно так и поступает поэт Игорь Губерман…

Вот и состоялось знакомство с Игорем Губерманом. Но чего-то не хватает. Не правда ли, читатель?

Ну конечно же!

В беседе с поэтом почему-то ни разу не был поставлен вопрос о женщинах. Зная, что поэт имеет свой взгляд на проблему, редакция решила осветить вопрос непосредственно гариками.

Итак, Игорь Губерман о женщинах…

Гарики

Игорь
ГУБЕРМАН

Кто ищет истину, держись

у парадоксов на краю;

вот женщины:
дают нам жизнь,

а после жить нам не дают.

* * *

Все переменилось
бы кругом,

если бы везде вокруг и рядом

женщины раскинули умом,

как сейчас раскидывают задом.

* * *

Ключ к женщине — восторг и фимиам,

ей больше ничего от нас
не надо,

и стоит нам упасть
к ее ногам,

как женщина, вздохнув, ложится рядом.

* * *

В мужчине ум — решающая ценность

и сила — чтоб играла
и кипела,

а в женщине пленяет
нас душевность

и многие другие части тела.

* * *

Мужчина — хам, зануда, деспот,

мучитель, скряга
и тупица;

чтоб это стало
нам известно,

нам просто следует жениться.

* * *

Чтобы не дать угаснуть роду,

нам богом послана жена,

а в баб чужих
по ложке меду

вливает хитрый сатана.

* * *

Когда в семейных шумных сварах

жена бывает неправа,

об этом позже в мемуарах

Related video

скорбит прозревшая вдова.

Все статьи Михаил Френкель

Заметили ошибку?

Пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter или Отправить ошибку

Оставайтесь в курсе последних событий!

Подписывайтесь на наш канал в Telegram

Следить в Телеграмме

Чаренц Завет народного коллективизма – Просветительские исследования

Во все периоды армянской истории вопрос целостности и существования страны оставался открытым из-за разногласий между князьями, владыками и народом, и этот вопрос актуален и по сей день. Но в 20 веке Егише Чаренц своим трудом сформулировал вековой и коренной вопрос всех времен, дошедший до новых поколений: в чем причина нашего национального бедствия?

Целью данного анализа является раскрытие поисков и выводов Чаренца, писателя и мыслителя, стоящего на дороге национальной судьбы.

Армейский «Дантеск»

В бесконечном мире человеческих чувств, в тугих узлах поиска смысла жизни, мечтаний, тоски и любви Чаренц в самом начале утверждал свою полную преданность Родине. Трагедия национальной боли и надежда на возрождение стали осью его чувств, основой его самовыражения и самосознания. Придя в Ван с добровольческими отрядами с надеждой на спасение родины, поэт увидел состояние настоящей родины и под непосредственным воздействием увиденного и прочувствованного в 1915-1916 написал поэму «Дантовская легенда». В стихотворении поэт воспроизвел национальную беду. В поэме он не рассуждал о причинах той великой трагедии, а ставил краеугольный камень для вынесения суждения, которое ему предстояло написать в 1933 году. Мы видим образ разрушенной родины, руины Армении, несущей на себе последнее разрушение. В творчестве Чаренца были посеяны семена проблемы национальной коллективности, следствием которой станут поэмы «Ваагн» (1916) и «Народная мечта» (1917).

Наше исследование сконцентрировано не только вокруг одной работы, но мы попытались выяснить истоки завета Чаренца («О! Армянский народ, твое спасение только в твоей коллективной силе»): откуда он берет свое начало? Какой путь прошел? И куда оно попало?

Таким образом, «Ваагн» идеологически завершает «Легенду Дантеска». В этом небольшом по объему произведении, имеющем высокоценное содержание, намечается картина национальной жизни. Автор возмущается всеми ранее данными различными деятелями (членами Армянской революционной федерации) тщетными обещаниями и упущениями, связанными с восстановлением национальной идеологии и объединением Родины. Первой республике и ее руководству).

«… И мы поверили, пьяные и подвыпившие

Что ты существуешь могущественный, воплощение Силы

И они пришли с кровью, огнем

Обратили нашу древнюю страну в прах».

И та разрушенная родина жила внутри Чаренца, и ее нынешнее болезненное состояние и неуверенность в будущем заставляли его все больше и больше озлоблять свои слова и упрекать тех, кто был причиной распада нации и родины.

«… И когда вытащили твой обескровленный труп

На корм голодным стаям

Основы нашей жизни рухнули в бездну

И до сих пор трещат в кровавом тумане…»

Национальная мечта

Революция открыла новые надежды, которые Чаренц выразил в стихотворении «Народная мечта». написана в 1917 году. Произведение начинается со сна и заканчивается пробуждением. События происходят во сне. В свете Великой Резни представлена ​​авантюристическая линия действий армянских национальных деятелей, ложно-патриотическое хвастовство армянских «национальных деятелей» того времени и тот ущерб, который они нанесли погибающему народу. Дантовская легенда превращается в мифического Ваагна и оживает как национальная мечта, которую Чаренц пытался вывести на реальную платформу со своими героями из «мифа, печали ума и болезни сердца», воплощая основы в реальность. В романе «Страна Наири» он обрисовал распад коллективности нации и страны из-за внутренних беспорядков, разногласий, а также непредусмотрительности. Падение Карса было не только падением Карса, но и поражением и падением всего армянского народа. Побуждения к спасению родины, надежды на грядущее и будущее сопровождали Чаренца на всем пути его творчества.

Осенью 1920 года Турция напала на Армению. В сентябре-октябре пали Олти, Сригамиш, Игдыр и родной город поэта Карс. В начале ноября противник вошел в Гюмри. Казалось, наступил последний день существования Армении.

И эта тяжелейшая политическая ситуация представлена ​​в «Видении смерти», компрессии трагедии утраченной родины и всех разрушенных надежд. Напряженность и тревоги страны передались молодому писателю. Готовый к самопожертвованию Чаренц не только призывал к единству, но и желал быть последней жертвой и мучеником в этом хаосе и кровопролитии. Здесь лучше всего выражается тревога автора за будущее родины, и как последний певец Страны Наири он был готов стать последней жертвой и первым краеугольным камнем новой жизни.

«Пусть не будет нужды ни в какой жертве, кроме меня,

Пусть к виселице не приближаются чужие ноги,

Пусть видят в моих глазах повешенных

Пусть видят наши грядущие светлые дни,

Пусть не будет нужна какая-либо жертва, кроме меня,

Пусть ни одна тень не приближается к виселице…»

На перекрёстках истории

Его последняя книга «Книга Пути» стала последним плацдармом сокровенных мыслей писателя, столкновений, разочарования и ожидания. Литературовед Гр. Тамразян справедливо заметил: «Книга Пути» — книга выстраданной жизни, раскаленного ума и крови».

Спустившись от Хоренаци, Абовяна, Сиаманто, Комитаса и Туманяна, Чаренц говорил с будущим человеком о трагедии национальной судьбы.

«Внутренняя связь создается между главой «О бессмысленных нравах и нравах наших первых лордов», знаменитым «Оплакиванием» и поэмой «На перекрестках истории». Дух Сиаманто оживает в «Видении смерти». Возвышается драматический образ Абовяна (Идущий к горе Масис), подчеркивается параллель исторического Вардана и новейшего революционного героя, противопоставляются легенда и реальность, Чаренц совершенно неожиданно также приближается к истокам эпоса и героизма армянского народа», — отметил Хр. . Тамразян.

Во всяком случае, проницательный писатель с ощущением неминуемой катастрофы пытался изучить внутренние советы и опыт истории, укрепляя философию исторической судьбы людей. При этом лирико-аналитическими изысканными переходами Чаренц составил песню армянского рока. Его лирика полна косвенных вопросов: почему мы были слабы? куда идут истоки наших падений?, почему мы не прошли пути нашей многовековой истории мощью, силой и решительными шагами? Психологические основания этих вопросов понятны. Совсем недавно совершались резня, резня, жизнь армян стояла на грани жизни и смерти, повсюду были развалины, трупы и полумертвые люди, и настоящее не внушало надежды. Физические и моральные потери армян на этом нелегком пути были одной из главных забот Чаренца.

В сборнике «На перекрёстках истории» отвергая труды «блестящих», но «ярых псаломщиков» средневековья, он одной фразой раскрыл главную причину своей боли. В своих темных каморках эти псаломщики закаливали «рабский народ». Ту же мысль выразил Чаренц в поэме «На перекрестках истории». Стихотворение начинается так:

”На перекрёстках истории мы долго шли

Неуправляемые, рассеянные, лишенные идей,

От древнего прошлого к блестящему настоящему,

Где смутное будущее пылает к нам.

Один за другим Чаренц прошел через перекрестки истории, осмотрел каждый путь и переулок, показал, что мы имели славное прошлое, но в итоге оказались на окраине жизни и превратили нашу землю и страну в пашню.

Основу бедности и рабства нации он видел в дурном воспитании и моральной философии, данной жрецами, они заботились только о благополучии и существовании и не имели в своих шкафах железа или просто другого оружия, чтобы прибавить силу этого оружия к своим рвется песнями в роковую минуту и ​​не доводит народ до сиротства.

«Маленький, жалкий, бедный,

Держащий в своих темных стенах горсть золота,

И ни одного, ни одного гвоздя,

Ни железки, ни оловянной белила,

Ни колонны мраморной, ни просто известь,

То, что закоптится от дождей в минуту мытарства

И его дым прибавится к песне негодования”.

Отсюда видно, что Чаренц подчеркивал важность национального достоинства и призывал к сознанию силы, могущества и самооценки.

Конечно, писатель не опровергал время от времени возвращаемые победы, но и демонстрировал, что они были достигнуты благодаря национальному единству. Веками мы выпрашивали свободу и справедливость у чужих стран, а в результате потеряли то, что имели. После этого наступили времена Исраэля Ори, но этот бедный армянин ничего не смог сделать, если народ, нация была порабощена и не единодушна. Хотя тот же народ не был виноват, потому что в его генетике уже произошли мутации и он был отвлечен далеко от своих истоков, от той языческой силы, которая была внутри него по ветхозаветной преемственности. В результате в один прекрасный день эту жилу стерли, нацию закрыли в темных каморках и заставили молиться, не брать меч, а просить о спасении, не захватывать свое место под солнцем, а умолять спасти им жизнь, даже будучи порабощенный. И Армянский рваный волк дошел до 20 ^го века и так бы и пошел, если бы последние рыцари не встали.

» И мы стоим здесь к будущему

Удивительно легко, удивительно безлико,

Голые как нагота и без прошлого…

Что мы, быть может, тот упрямый верблюд

Что вопреки басне об Иисусе

Должен войти через узкое око ниддла

Чистое небо будущего…

Что мы, быть может, те богатые,

Которые своей наготой прошлого обогатились

Должны унаследовать потери наших веков,

То, что определено для всех голых свыше…»

Нация, которая мучительно без лицо и прошлое, жившее тщеславием, теперь стоит навстречу своему веку, и на его место стыдятся его потомки и стараются скрыть ту национальную наготу .

«О! Армянский народ, ваше единственное спасение – в вашей коллективной силе»

Писатель, который был связан с болью своего народа, не мог игнорировать эту боль, но в тяжелых политических условиях был вынужден видоизменить и систематизировать свой рассказ. Одним из ярких тому доказательств является стихотворение «Завет». Из горечи и бесконечной любви к своему народу родились «На перекрестке истории» и особенно «Завет».

Произведение, написанное в 1933 году, представляет собой итог отечественной литературно-творческой жизни Чаренца. В последние годы жизни Чаренца периодически вызывали на допросы и для дачи показаний. Советская власть установила над ним особый контроль, так как, по их мнению, Чаренц с несколькими своими друзьями (А. Бакунч, Г. Маари, С. Тер-Габриелян и др.) был членом контрреволюционной, националистической корпорации и хотел отделить Армению от Советского Союза. Союз. В результате Чаренца объявили «врагом народа». Стихотворение «Завет» стало последней каплей, приговорившей писателя к неминуемой смерти. В 1936 на одном из обычных допросов следователь коснулся выражения, спрятанного в стихотворении «Завет»: «О! Армянский народ, ваше единственное спасение – в вашей коллективной силе».

«Это стихотворение было написано в 1933 году, когда, как известно, положение в горных районах Армении было бедственным, что послужило объективной предпосылкой моего несколько пессимистического настроения, которое выражается на нескольких страницах моей книги, особенно в том, что лозунг.

Вопрос: От кого Вы хотите спасти армянский народ?

Ответ: От тех лидеров, которые виновны в вышеупомянутом положении Армении».

Опорой этой идеологии является страна Наири с ее целостностью и неделимостью. Писатель бродил по следам мечты о родине и наконец понял, что спасение придет только в случае воссоединения толпы, когда большие и малые Армении, Советская Армения и Диаспора будут едины и будут бороться за одну цель, в пользу восстановления свободы, утраченной столетия назад. Но не следует понимать цель писателя только в политическом контексте: культурное отступление, ведущее к разрушению, было велико. Нация непоколебима и единодушна также общим языком, верой, культурой, но в этот период страна страдала от внутреннего отчуждения.

Но Егише Чаренц написал поэтические романы «Homo sapiens» и «Кудрявый мальчик», чтобы восстановить веру в будущее. Несмотря на разорванное, грязное и безнадежное положение нации, кудрявый мальчик будущего придет и станет воображаемой родиной мечты. И мы снова приходим к завету народного коллектива, гениальной поэме «Завет», которая является ключевым шедевром творчества Чаренца.

Таким образом, рассматривая творческий путь Чаренца и его произведения, связанные с темами Родины, нации, можно сделать вывод, что на протяжении всей своей жизни автор стремился к духовному и физическому освобождению страны. Он подробно рассмотрел все моральные и материальные потери, которые мы имели на протяжении веков, их причины и следствия, а также показал их. Он поставил перед читателем краеугольные камни национальной идеологии и показал обстоятельства, подкрепившие и разрушившие эти столбцы. Егише Чаренц посвятил свою жизнь изучению истории своей родины, наблюдал свои дни, настоящее и проблемы той действительности, затем пытался видеть будущее, надеясь, что там будут кудрявые мальчики в белых и чистых рубашках. Однако гениальный писатель сформулировал проверенную временем и устоявшуюся мысль, согласно которой спасение нации в ее единстве и коллективности, так что «О! Армянский народ, ваше единственное спасение – в вашей коллективной силе».

---

Գրականություն

1. Չարենց Եղ., Երկեր, Երևան 1985, «Լւյս » հրատ., 487 էջ:
2. Գրիգորյան Ս., Չարենցի բնագիրը, Երևան 2013, «ՎՄՎ-ՊՐԻՆՏ», 320 էջ:
3. Թամրազյան Հր., Բանաստեղծության հազարամյա խորհուրդը, Երևան 1986, «Ս ովետական ​​գրող», 528 էջ:
4. Թամրազյան Հր., Երկեր հ. Դ, Երևան 2013, Նաիրի հրատ.,1008 էջ:
5. Թամրազյան Հր., Սովետահայ գրականության պատմություն, Երևան 1984, «Լո ւյս» հրատ. , 608 էջ:
6. Մուրադյան Ս., Գրական հանգրվաններ հ. Ա, Երևան 2003, Երևանի համալս. հրատ., 486 էջ:
7. http://hetq.am/arm/news/20974/kardaceq-charenc-patmutyan-qaruxinerov.html

---

Автор: Арлина Саргсян. © Все права защищены.

Переводчик: Сона Арамян.

---

Объяснение последних эпизодов сериала «Гарри и Меган» на Netflix

Последние три эпизода шестисерийного одноименного документального сериала «Гарри и Меган» о Сассексах и их уходе из монархии, выпущенные в четверг, попали в заголовки его беспрецедентные подробности о внутренних делах королевской семьи.

Важно, чтобы такие вопросы, как разрыв межпоколенческих циклов травм и жестокого обращения, доходили до общественного сознания, и это, пожалуй, единственная ценность, которую я могу найти в этом безвкусном документальном сериале.

«Было ужасно, когда мой брат кричал и кричал на меня, и мой отец говорил вещи, которые просто не были правдой, и моя бабушка, знаете ли, тихо сидела там», — сказал принц Гарри о закрытой двери, но очень широко освещал встречу со своей семьей в Сандрингем-Хаусе, когда Сассексы приняли решение отказаться от монархии в 2020 году.  

Конечно, мы точно не знаем, что произошло. Это лишь одна правда из многих, о чем я писал в своем обзоре первых трех эпизодов. И в сериале определенно есть пропагандистский, ревизионистский смысл, в котором Гарри и Меган изображаются святыми, а монархия — беспринципной.

Но во что бы мы ни верили с точки зрения ее достоверности, эта последняя серия эпизодов поднимает некоторые важные вопросы о межпоколенческой травме. И верите ли вы в эту пару или нет, почти не имеет значения, если смотреть на это через этот объектив. Важно, чтобы такие вопросы, как разрыв межпоколенческих циклов травм и жестокого обращения, вошли в общественное сознание, и это, пожалуй, единственная ценность, которую я могу найти в этом безвкусном документальном сериале.

Шоу использует этот угол на всех уровнях. Он постоянно связывает принцессу Диану — как институт и ее существование в нем привели к жестокому обращению с ней и отказу — и Меган, которую, пока пара не разорвала порочный круг, постигла та же участь.

Хотя мы не можем проверить многие аспекты повествования Гарри и Меган, мы можем, внимательно наблюдая за семьей на протяжении веков, с уверенностью применить к учреждению следующие прилагательные: дисфункциональное, репрессивное, враждебное, безжалостное, расистское, монолитное, консервативное. Это, в свою очередь, придает хоть какую-то достоверность повествованию о том, что система глубоко токсична и не добра к тем, кто ей бросает вызов, даже если некоторые детали здесь искажены в пользу пары. (Не смотрите дальше принцессы Дианы, принцессы Маргарет или Эдуарда VIII, который был вынужден отречься от престола, чтобы жениться на женщине, которую любил.)

По словам Гарри, высокопоставленные члены королевской семьи, включая его брата и отца, использовали свои коррумпированные отношения с прессой, чтобы распространять истории (будь то правдивые или сфабрикованные) о паре, а иногда и конкретно о Меган. Он утверждает, что это было вызвано завистью к более высокому рейтингу одобрения пары в обществе и, соответственно, желанием держать Гарри и Меган в узде и участвовать в учреждении на условиях, продиктованных теми, кто был ответственным (т. вспомогательные действия не должны заменять основные действия, как объясняет Гарри).

В сериале Гарри утверждает, что канцелярия короля Чарльза по указанию его отца продолжала сливать в СМИ подробности предложенных парой условий, согласно которым они откажутся от своих королевских обязанностей. Его отец сделал это, по оценке пары, чтобы сделать это предметом публичных дебатов и, следовательно, подорвать предложения, фактически удерживая их заложниками в системе. Согласно документальному фильму, король Чарльз, который контролировал доходы пары и учреждение, а в более широком смысле доступ пары к ресурсам, использовал их как инструменты для манипуляции.

Гарри задокументировал газлайтинг, обледенение, враждебность, словесные оскорбления и бесчисленное множество других форм эмоционального насилия.

«Я видел, как моя мать подвергалась жестокому обращению в течение многих лет; Я знал симптомы. Я знал, на что это похоже», — сказал актер, писатель и продюсер Тайлер Перри (крёстный отец дочери Гарри и Меган, Лилибет). Его чувства совпадают с некоторыми воспоминаниями Гарри о переживаниях его матери. «Я слышал страх. Это было ощутимо», — сказал Перри о разговоре, который у него был с Меган во время чреватого разрывом пары. «Я имею в виду, что мог слышать это. Тогда я спросил ее, чего она боялась? И она глубоко вздохнула и начала перечислять вещи: «Я боюсь…» И я сказал ей: «Каждый из твоих страхов обоснован. …’ Она боялась, что они уничтожат ее, или сойдут с ума, или заставят ее думать, что она сошла с ума».

Затем последовали газлайтинг, обледенение, враждебность, словесные оскорбления и множество других форм эмоционального насилия, задокументированных Гарри. Это был болезненный цикл, который в той или иной степени пережили все остальные члены семьи, и поэтому, по словам принца, общее отношение среди его членов было таким: «Смирись — я тоже страдал». Вполне уместно, что королевская мантра якобы звучит так: «Никогда не жалуйся, никогда не объясняй».

С характерным драматическим чутьем Бейонсе цитируется в тексте, который она отправила Меган после знаменитого интервью Опры, говоря, что она была «избрана, чтобы разрушить родовые проклятия, которые необходимо исцелить».

Нельзя не закатить глаза от театральности некоторых из них. Но не следует сбрасывать со счетов содержание из-за формы. Эти темы межпоколенческой травмы и жестокого обращения — удержание в качестве меры наказания, словесные оскорбления, манипуляции с помощью кошелька и т. д. — почти универсальны. И хотя они приобретают все большее значение и внимание в терапевтических условиях, по-прежнему остается значительное количество стыда и страха, связанное с нарушением семейного статус-кво и выражением недовольства.

Хотя это может меня несколько огорчить, я неохотно признаю, что документальный фильм выдвинул эти проблемы на первый план и продемонстрировал, что порочный круг насилия прекратится только тогда, когда кто-то скажет «хватит». Всемирно известный врач и писатель Габор Мате, чья работа посвящена травмам, исследовал именно эту тему в подкасте Льюиса Хоуза «Школа величия». Мате перефразировал одно из древних евангелий, обсуждая, как исцелиться от травмы: «То, что вы извлечете из себя, спасет вас, а то, что вы не извлечете из себя, обречено на гибель».