Книга жид: Автор: Жид Андре | новинки 2023
книги
Андре Жид, 1935 год. Фото: Albin Guillot / Roger Viollet / Getty images / Fotobank
Американский историк Майкл Дэвид-Фокс исследует, как сталинский СССР хотел быть более открытым Западу
Одной из ключевых характеристик российской истории является ее маятникообразное движение: от заморозков к оттепели, от реформ к контрреформам, от сближения с Западом к самоизоляции и обратно. Американский историк Майкл Дэвид-Фокс исследует один из самых противоречивых периодов русской истории — с конца 1920-х годов по конец 1930-х годов. С одной стороны, это было время утверждения сталинизма, усиления политического террора и упрощения культурной жизни. Но с другой — СССР никогда не был настолько открыт миру вплоть до перестройки в конце 1980-х годов. Сталин и большевики ставили своей целью не простое международное признание СССР, а интеллектуальное. Самыми желанными гостями в Кремле в этот момент были западные писатели, философы, ученые и публицисты.
«Русская планета» публикует фрагмент книги Майкла Дэвида-Фокса «Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921–1941 годы», посвященный взаимоотношениям французского писателя Андре Жида и большевиков.
Приблизительно в то же время, когда проходил визит делегации Арплана, Андре Жид выдвинулся на место самого выдающегося и желанного друга Советского Союза. Однако буквально через несколько лет Жид (пожалуй, самый знаменитый «друг» в межвоенный период) совершенно неожиданно довольно грубо и всенародно был переведен в разряд врагов.
Столь резкая перемена подчеркивала непрочность положения знаменитых интеллектуалов — союзников советского государства, которые, с точки зрения коммунистов, идеологически были вовсе и не «свои».
Как отмечал историк Дэвид Коут, «в девяти случаях из десяти для западных попутчиков их лелеянная всю жизнь философия нуждалась лишь в небольшой подгонке, проделываемой специально для того, чтобы пожать плоды новой идеологии». Данное наблюдение находит отражение в судьбах европейских гостей, лично беседовавших со Сталиным, поскольку их мнения, формировавшиеся десятилетиями, оказывались решающими, позволяя им искренне верить, будто советский порядок повернулся лицом именно к ним, а не пошел совершенно другой дорогой. Сказанное оставалось в силе даже для самого известного посетителя из всех, хотя увлечение Жида Сталиным было относительно недолгим. В этом смысле Жид оказался типичным представителем той интеллектуально-артистической среды, которая открыла для себя советский социализм не в 1917-м или 1920-х годах, а вскоре после начала Великой депрессии и подъема фашизма и сразу же отреклась от социалистического учения с началом репрессий.
О посещении Андре Жидом Советского Союза в 1936 году написано так много именно потому, что он порвал свою дружбу с родиной социализма довольно экстравагантным способом: в течение 1936 года его книга «Возвращение из СССР» («Retour de l’URSS») выдержала десять изданий и была переведена на четырнадцать языков. В книге отражалась определенная надежда на то, что руководство страны найдет верный путь развития, но в целом это была самая обличительная и критическая работа о советском культурном и идеологическом конформизме из всех написанных Жидом ранее. Публикация книги послужила поводом для травли автора, прежде всего со стороны коммунистов в Советском Союзе, но также и в других странах, что, в свою очередь, заставило Жида высказаться еще более определенно в следующей книге, 1937 года, на ту же тему: «Поправки к моему «Возвращению из СССР»» («Retouches a mon «Retour de I’URSS»»).
Нельзя сказать, хотя это и подразумевается во многих работах, что интерес Жида к Советскому Союзу был не таким уж глубоким, что у него было больше сомнений, чем у других, или он менее других обманывался. Важно отметить, что автор повести «Имморалист» (1902) отвергал буржуазный конформизм и несправедливость всю свою жизнь и, соответственно, был особенно чувствительным к удушающим рамкам ограничений советской культурной и политической жизни во время своего «управляемого» визита в СССР. Однако только этим объяснить его отступничество нельзя. Показательным примером того, как какой-нибудь один фактор из многих мог оказывать решающее влияние на формирование интереса интеллектуалов к советскому коммунизму, являлись гомосексуализм Жида и его надежды на то, что коммунизм наконец освободит сексуальность от социальных ограничений.
Именно здесь необходимо искать многие столь нужные объяснения. С этим была связана решимость Жида (которого массированно «обрабатывали» такие советские эмиссары и посредники, как Эренбург и Кольцов) создать группу альтернативных «медиаторов» из своего окружения, состоявшую из пяти относительно малоизвестных попутчиков — молодых литераторов, лично преданных Жиду и, несомненно, зависимых от него в профессиональном плане. Среди избранного альтернативного окружения Жида выделялись Пьер Эрбар и Джеф Ласт — коммунисты, которые очень хорошо знали советскую жизнь, а также Жак Шифрин, для которого русский язык был родным. Эрбар и Ласт в данном контексте приобретают особое значение, поскольку оба они были гомосексуалами (или, по крайней мере, бисексуалами), достаточно близкими к Жиду, и оба являлись осведомленными критиками сталинской России.
Андре Жид во время путешествия в СССР с Жаком Шифриным, Пьером Эрбаром, Эженом Даби, Луи Жилле и Элизабет Ван Рейссельберге. Источник: magnoliabox.com
В известной мере Жид был прежде всего эстетом, который, в отличие от социального художника Роллана, до 1930-х годов мало интересовался политикой. Андре Жид начал свой путь писателя в кружке поэтов-символистов во главе с Малларме, и первые пятнадцать книжек новоявленного эстета были напечатаны малыми тиражами за его собственный счет. Когда началась его вторая карьера — попутчика, он, по собственному признанию, не создавал ничего значительного в литературном плане в течение четырех лет после 1931 года, отчасти из-за своих просоветских взглядов, так как постоянно тревожился о своем вольном или невольном «подчинении догме». Советские референты, отслеживавшие все публичные высказывания Жида и ситуацию в международной литературной политике, отдавали себе отчет в том, что даже после его знаменитых просоветских заявлений начала 1930-х годов он открыто отвергал «партийность», упорно отказываясь делать заявления по политическим и экономическим вопросам.
Как Андре Мальро и другие, Жид вошел во дворец коммунизма через переднюю антиколониализма. Задолго до 1936 года он уже написал одно «Возвращение…», заявив таким образом о себе как об авторе травелогов, но совсем иного рода, нежели просоветские авторы: после путешествия по Конго с июля 1925 по июнь 1926 года Жид опубликовал книги «Путешествие в Конго» («Voyage au Congo») и «Возвращение с озера Чад» («Retour de Tchad»). Знаком пробуждения в писателе чувства гражданской ответственности в немалой степени стало обличение им крупных компаний по производству каучука. Позже, в 1937 году, сам Жид вспоминал: «Пока я путешествовал по французской Экваториальной Африке, сопровождаемый местными чиновниками, все вокруг казалось мне почти изумительным.
В 1926 году консервативные защитники колониальной системы Конго, как и левые критики творчества писателя десятилетие спустя, называли жестокое обращение с туземцами исключительной мерой, оправдывали настоящее положение сравнением с отвратительными условиями до завоевания/революции и одобряли все это как «временное зло во имя великого блага». И действительно, наибольший шум вызвало сравнение, которое Жид сделал в 1936 году между крайне правыми и крайне левыми: «И не думаю, чтобы в какой-либо другой стране сегодня, хотя бы и в гитлеровской Германии, сознание было бы так несвободно, было бы более угнетено, более запугано, более порабощено [чем в СССР]».
Если предшествовавшее обличение колониализма сыграло важную роль в «публицистических бомбах» Жида 1936 и 1937 годов, то еще более глубокая обеспокоенность автора, наложившая отпечаток на его критику СССР, оставалась в этих работах почти полностью скрытой от читателя.
Лишь в одном из примечаний к своей книге «Возвращение из СССР» писатель посетовал на принятие в 1936 году в Советском Союзе закона о запрете абортов и уголовном преследовании гомосексуализма (1934), что окончательно удостоверяло — «нонконформизм» будет «преследоваться даже в сексуальных отношениях».
Джеф Ласт, 1968 год. Фото: Eric Koch / gahetna.nl
Еще в 1895 году Жид начал собирать материалы по теме «педерастия», и через шестнадцать лет эти усилия принесли плоды в виде четырех сократических диалогов между фанатически нетерпимым интервьюером и его исторически и научно подкованным собеседником, который последовательно приводил аргументы из длинного ряда научных дисциплин в пользу естественности гомосексуализма. Сначала это произведение под названием «Коридон» увидело свет в двух малотиражных изданиях, напечатанных в 1911 и 1920 годах на средства автора, оставшегося анонимным; и только в 1924 году появилось коммерческое издание с именем Жида на обложке. По мнению Алана Шеридана, «Коридон» представлял собой «первую серьезную попытку автора-гомосексуала защитить гомосексуальную практику в глазах широкой общественности».
Моник Немер, автор наиболее глубокого исследования гомосексуальности Жида, связывает ее с увлечением писателя коммунизмом, которое имело две основные причины: во-первых, Жид ассоциировал коммунизм с коммуникацией, то есть с контактом с другими людьми; во-вторых, он приравнивал маргинальность гомосексуалов к маргинальному положению рабочего класса при капитализме. Вполне логично, что примечание Жида в книге 1936 года ставило знак равенства между нетерпимостью в сексуальной сфере и политическим, интеллектуальным и эстетическим конформизмом. Его отвращение к конформизму буржуазного общества и открытие им в 1920 году всей остроты «социального вопроса» основывалось на примирении с собственной гомосексуальностью.
Декриминализация гомосексуализма, имевшая место сразу после большевистской революции, обнадежила Жида и его окружение. С конца 1920-х годов писатель в числе некоторых членов Коминтерна и сочувствующих советской власти считал, что коммунизм автоматически означает сексуальное освобождение.
В 1931 году Жид с одобрением писал о «подавлении семьи» в молодой советской стране, а в дневниковой записи в том же году указал: «Настанет время, я полагаю, когда в проявлениях любви произойдут глубокие изменения». Во время кампании восхваления Жида в период его визита 1936 года, предшествовавшей кампании его поношения, советская пресса открыто приветствовала осуждение буржуазных семейных предрассудков в литературных трудах писателя, видя в этом основу его позднейшей оппозиции капитализму.
Когда в начале 1930-х годов Жид стал попутчиком большевизма, его философия жизни нуждалась «лишь в небольшой подгонке», чтобы соответствовать новой идеологии. Писатель и его окружение были шокированы и приведены в смятение законом 1934 года против гомосексуализма, широко обсуждавшимся в их кругу. Эрбар хорошо изучил данный вопрос во время своего пребывания в Москве с ноября 1935-го по июнь 1936 года в качестве главного редактора французской версии журнала «Интернациональная литература» — этой престижной должностью он был обязан положению Жида как самого видного французского «попутчика», поскольку тот согласовал кандидатуру Эрбара в советском посольстве.
Как и Жид, Эрбар поначалу надеялся, что коммунизм принесет всем страждущим сексуальное освобождение; в его собственных литературных произведениях сексуальное и политическое пробуждение тесно переплетаются. Позже, когда он работал в Москве с Михаилом Кольцовым и обнаружил себя в окружении «бюрократов пера», его верность коммунизму оказалась поколеблена, но не разрушена даже «гротескным» культом Сталина и жесткой цензурой. Затем в 1936 году Эрбар трудился вместе с Жидом над подготовкой к печати «Возвращения из СССР», но еще задолго до визита Жида он инструктировал старшего товарища по перу в вопросах условий жизни в Стране Советов и заработной платы простых рабочих. Как человек, вступавший в половые отношения с русскими мужчинами, он также информировал Жида об «одиозных» последствиях советского антигомосексуализма.
Андре Жид произносит речь на похоронах Максима Горького. Фото: UIG / Getty images / Fotobank
Голландский коммунист Ласт, также сопровождавший Жида в поездке 1936 года, в 1934-м принимал участие в обсуждении с ним и Эрбаром закона против гомосексуализма (когда все они встретились на антифашистской литературной конференции).
Десятью годами ранее Ласт уже работал киномехаником и по совместительству оратором, демонстрируя советские фильмы голландским рабочим. С 1930 года он уже трижды побывал в Советском Союзе. Еще в юности Ласт осознал свои гомосексуальные наклонности, но «чтобы адаптироваться в голландском обществе, он женился и смог сублимировать эти склонности, как ни парадоксально, в коммунизме». В феврале 1935 года Жид пригласил Ласта в путешествие по Марокко — в надежде, что его молодой друг (Ласт был на 25 лет моложе писателя) найдет там такую же сексуальную свободу, какую нашел сам Жид, побывав в Северной Африке в 1895 году. Во время их трехнедельного путешествия Ласт действительно вполне раскрепостился.
Более объективные впечатления от поездки по СССР складывались у Жида благодаря возможности собрать вокруг себя группу верных последователей, для которых он был учителем и покровителем; эти люди с успехом заменили советских дипломатов, которые должны были демонстрировать именитым гостям советскую действительность в нужном свете.
Русскоговорящий Жак («Яша») Шифрин — еврей родом из Баку, эмигрировавший из России в 1914-м, — обеспечивал во время путешествия писателя неофициальные контакты. Здесь Жиду также помог статус друга, поскольку он заручился поддержкой Луи Арагона, сумевшего убедить советских чиновников дать Шифрину визу.
Надо сказать, что люди из окружения Жида предупреждали писателя-нонконформиста о рисках управляемого советскими хозяевами путешествия задолго до того, как визитеры пересекли границу. Ласт рассказал о бесконечных приемах и речах, постоянном контроле и предвзятых переводах, которые ждали знаменитых гостей. «Если Вы поедете в СССР с официальным визитом в качестве знаменитости, то попадете в глупейшее положение, — писал он Жиду. — Вы никогда не увидите СССР таким, каким он на самом деле является». Как следует из некоторых источников, истинной причиной, заставившей Жида все же предпринять путешествие, было его желание встретиться со Сталиным — писатель питал обманчивую надежду повлиять на вождя в плане исправления некоторых недостатков в развитии СССР, включая и положение гомосексуалов.
Подготовил Сергей Простаков
Читать бесплатно книгу «Жид» Ивана Тургенева полностью онлайн — MyBook
…Расскажите-ка вы нам что-нибудь, полковник, – сказали мы наконец Николаю Ильичу.
Полковник улыбнулся, пропустил струю табачного дыма сквозь усы, провел рукою по седым волосам, посмотрел на нас и задумался. Мы все чрезвычайно любили и уважали Николая Ильича за его доброту, здравый смысл и снисходительность к нашей братье молодежи. Он был высокого роста, плечист и дороден; его смуглое лицо, «одно из славных русских лиц»[1], прямодушный, умный взгляд, кроткая улыбка, мужественный и звучный голос – всё в нем нравилось и привлекало.
– Ну, слушайте ж, – начал он. – Дело было в тринадцатом году, под Данцигом.{1} Я служил тогда в Е-м кирасирском полку и, помнится, только что был произведен в корнеты. Веселое занятие – сраженья, и походы – хорошая вещь, но в осадном корпусе очень скучно было. Сидишь себе, бывало, целый божий день в каком-нибудь ложементе,{2} под палаткой, на грязи или соломе, да играешь в карты с утра до вечера.
Разве от скуки пойдешь посмотреть, как летают бомбы или каленые ядра. Сначала французы нас тешили вылазками, да скоро притихли. Ездить на фуражировку тоже надоело; словом, тоска напала на нас такая, что хоть вой. Мне всего тогда пошел девятнадцатый год; малый был я здоровый, кровь с молоком, думал потешиться и насчет француза и насчет того… ну, понимаете… а вышло-то вот что. От нечего делать пустился я играть. Как-то раз, после страшного проигрыша, мне повезло, и к утру (мы играли ночью) я был в сильном выигрыше. Измученный, сонный, вышел я на свежий воздух и присел на гласис.{3} Утро было прекрасное, тихое; длинные линии наших укреплений терялись в тумане; я загляделся, а потом и задремал сидя. Осторожный кашель разбудил меня; я открыл глаза и увидел перед собою жида лет сорока, в долгополом сером кафтане, башмаках и черной ермолке. Этот жид, по прозвищу Гиршель, то и дело таскался в наш лагерь, напрашивался в факторы,{4} доставал нам вина, съестных припасов и прочих безделок; росту был он небольшого, худенький, рябой, рыжий, – беспрестанно моргал крошечными, тоже рыжими глазками, нос имел кривой и длинный и всё покашливал.
Он начал вертеться передо мной и униженно кланяться.
– Ну, что тебе надобно? – спросил я его, наконец.
– А так-с, пришел узнать-с, что не могу ли их благородию чем-нибудь-с…
– Не нужен ты мне; ступай.
– Как прикажете-с, как угодно-с… Я думал, что, может быть-с, чем-нибудь-с…
– Ты мне надоел; ступай, говорят тебе.
– Извольте, извольте-с. А позвольте их благородие поздравить с выигрышем…
– А ты почему знаешь?
– Уж как мне не знать-с… Большой выигрыш… большой…! У! какой большой…
Гиршель растопырил пальцы и покачал головой.
– Да что толку, – сказал я с досадой, – на какой дьявол здесь и деньги?
– О! не говорите, ваше благородие; ай, ай, не говорите такое. Деньги – хорошая вещь; всегда нужны, всё можно за деньги достать, ваше благородие, всё! всё! Прикажите только фактору, он вам всё достанет, ваше благородие, всё! всё!
– Полно врать, жид.
– Ай! ай! – повторил Гиршель, встряхивая пейсиками. – Их благородие мне не верит… ай… ай… ай… – Жид закрыл глаза и медленно покачал головою на право и налево… – А я знаю, что господину офицеру угодно… знаю… уж я знаю!
Жид принял весьма плутовской вид…
– В самом деле?
Жид взглянул боязливо, потом нагнулся ко мне.
– Такая красавица, ваше благородие, такая!.. – Гиршель опять закрыл глаза и вытянул губы. – Ваше благородие, прикажите… увидите сами… что теперь я буду говорить, вы будете слушать… вы не будете верить… а лучше прикажите показать… вот как, вот что! Я молчал и глядел на жида.
– Ну, так хорошо; ну, вот хорошо; ну, вот я вам покажу… – Тут Гиршель засмеялся и слегка потрепал меня по плечу, но тотчас же отскочил, как обожженный.
– А что ж, ваше благородие, задаточек?
– Да ты обманешь меня или покажешь мне какое-нибудь чучело.
– Ай, вай, что вы такое говорите? – проговорил жид с необыкновенным жаром и размахивая руками. – Как можно? Да вы… ваше благородие, прикажите тогда дать мне пятьсот… четыреста пятьдесят палок, – прибавил он поспешно… – Да вы прикажите…
В это время один из моих товарищей приподнял край палатки и назвал меня по имени. Я поспешно встал и бросил жиду червонец.
– Вецером, вецером, – пробормотал он мне вслед.
Признаюсь вам, господа, я дожидался вечера с некоторым нетерпением.
В этот самый день французы сделали вылазку; наш полк ходил в атаку. Наступил вечер; мы все уселись вокруг огней… солдаты заварили кашу. Пошли толки. Я лежал на бурке, пил чай и слушал рассказы товарищей. Мне предложили играть в карты, – я отказался. Я был в волнении. Понемногу офицеры разошлись по палаткам; огни стали гаснуть; солдаты также разбрелись или заснули тут же; всё затихло. Я не вставал. Денщик мой сидел на корточках перед огнем и, как говорится, «удил рыбу». Я прогнал его. Скоро весь лагерь утих. Прошла рунда.{5} Сменили часовых. Я всё лежал и ждал чего-то. Звезды выступили. Настала ночь. Долго глядел я на замиравшее пламя… последний огонек потух наконец. «Обманул меня проклятый жид», – подумал я с досадой и хотел было приподняться…
– Ваше благородие… – пролепетал над самым моим ухом трепетный голос.
Я оглянулся: Гиршель. Он был очень бледен, заикался и пришепётывал.
– Пожалуйте-с в вашу палатку-с.
Я встал и пошел за ним. Жид весь съежился и осторожно выступал по короткой сырой траве.
Я заметил в стороне неподвижную, закутанную фигуру.
Жид махнул ей рукой – она подошла к нему. Он с ней пошептался, обратился ко мне, несколько раз кивнул головой, и мы все трое вошли в палатку. Смешно сказать: я задыхался.
– Вот, ваше благородие, – прошептал с усилием жид, – вот. Она немножко боится теперь, она боится; но я ей сказал, что господин офицер хороший человек, прекрасный… А ты не бойся, не бойся, – продолжал он, – не бойся…
Закутанная фигура не шевелилась. Я сам был в страшном смущении и не знал, что сказать. Гиршель тоже семенил на месте, как-то странно разводил руками…
– Однако, – сказал я ему, – выдь-ка ты вон…
Гиршель как будто нехотя повиновался.
Я подошел к закутанной фигуре и тихо снял с ее головы темный капюшон. В Данциге горело: при красноватом, порывистом и слабом отблеске далекого пожара увидел я бледное лицо молодой жидовки. Ее красота меня поразила. Я стоял перед ней и смотрел на нее молча. Она не поднимала глаз. Легкий шорох заставил меня оглянуться.
Гиршель осторожно высовывал голову из-под края палатки. Я с досадой махнул ему рукой… он скрылся.
– Как тебя зовут? – промолвил я наконец.
– Сара, – отвечала она, и в одно мгновенье сверкнули во мраке белки ее больших и длинных глаз и маленькие, ровные, блестящие зубки.
Я схватил две кожаные подушки, бросил их на землю и попросил ее сесть. Она скинула свой плащ и села. На ней был короткий, спереди раскрытый казакин с серебряными круглыми резными пуговицами и широкими рукавами. Густая черная коса два раза обвивала ее небольшую головку; я сел подле нее и взял ее смуглую, тонкую руку. Она немного противилась, но как будто боялась глядеть на меня и неровно дышала. Я любовался ее восточным профилем – и робко пожимал ее дрожащие, холодные пальцы.
– Ты умеешь по-русски?
– Умею… немного.
– И любишь русских?
– Да, люблю.
– Стало быть, ты меня тоже любишь?
– И вас люблю.
Я хотел было обнять ее, но она проворно отодвинулась.
– Нет, нет, пожалуйста, господин, пожалуйста.
– Ну, так посмотри на меня по крайней мере.
Она остановила на мне свои черные, пронзительные глаза и тотчас же с улыбкой отвернулась и покраснела.
Я с жаром поцеловал ее руку. Она посмотрела на меня исподлобья и тихонько засмеялась.
– Чему ты?
Она закрыла лицо рукавом и засмеялась пуще прежнего.
Гиршель появился у входа палатки и погрозил ей. Она замолчала.
– Пошел вон! – прошептал я ему сквозь зубы. – Ты мне надоел.
Гиршель не выходил.
Я достал из чемодана горсть червонцев, сунул их ему в руку и вытолкал его вон.
– Господин, дай и мне… – проговорила она.
Я ей кинул несколько червонцев на колени; она подхватила их проворно, как кошка.
– Ну, теперь я тебя поцелую.
– Нет, пожалуйста, пожалуйста, – пролепетала она испуганным и умоляющим голосом.
– Чего ж ты боишься?
– Боюсь.
– Да полно…
– Нет, пожалуйста.
Она робко посмотрела на меня, нагнула голову немножко набок и сложила руки. Я оставил ее в покое.
– Если хочешь… вот, – сказала она после некоторого молчанья и поднесла свою руку к моим губам.
Я не совсем охотно поцеловал ее. Сара опять рассмеялась.
Кровь меня душила. Я досадовал на себя и не знал, что делать. Однако, подумал я наконец, что я за дурак?
Я опять оборотился к ней.
– Сара, послушай, я влюблен в тебя.
– Я знаю.
– Знаешь? И не сердишься? И сама меня любишь?
Сара покачала головой.
– Нет, отвечай мне как следует.
– А покажите-ка себя, – сказала она.
Я нагнулся к ней. Сара положила руки ко мне на плечи, начала разглядывать мое лицо, хмурилась, улыбалась… Я не выдержал и проворно поцеловал ее в щеку. Она вскочила и в один прыжок очутилась у входа палатки.
– Ну, какая же ты дикарка!
Она молчала и не трогалась с места.
– Подойди же ко мне…
– Нет, господин, прощайте. До другого разу.
Гиршель опять выставил свою курчавую головку, сказал ей два слова; она нагнулась и ускользнула, как змея.
Я выбежал из палатки вслед за нею, но не увидел ни ее, ни Гиршеля.
За книгой: приключение Пили в Колумбии
Многое произошло за два года, прошедших после нашей последней беседы с фотографом National Geographic и автором детских книг Кике Кальво. Мы встретились с Кальво, чтобы обсудить его многоязычный сериал «Приключения Пили», и то, как его дочь в качестве музы повлияла на его собственную карьеру и семью для будущих поколений. Нравится его работа? Подпишитесь на Kike в Instagram, Facebook и YouTube.
Ваша миссия велика: создавать книги, которые повысят осведомленность детей о глобальных экологических проблемах и будут способствовать развитию многоязычной грамотности. Четыре года в вашем проекте, как вы справляетесь с этой миссией? Что изменилось с тех пор, как вы в последний раз разговаривали с Blurb?
Все началось с мечты. Вдохновленный моей дочерью Пили (Пилар), я начал думать о концепции наследия. Каким будет мой вклад в этот мир, помимо моей собственной семьи? Эта первая двуязычная книга, Приключения Пили в Нью-Йорке , стала началом навязчивой идеи.
Проект разросся, и теперь есть много книг, включая версии на некоммерческих языках, таких как суахили и африкаан, помимо более традиционных, таких как арабский, французский, немецкий и китайский.
Эти темы могут быть трудными для разговора даже со взрослыми — как ушли разговоры с детьми? Какую роль играют книги в поощрении этих дискуссий?
Все наши книги всегда на двух языках. Даже раскраски. И мы всегда выбираем темы, которые мы считаем важными и актуальными в процессе обучения ребенка. Темы, которые, по нашему мнению, должны обсуждаться в раннем возрасте родителями, бабушками и дедушками или учителями, чтобы посеять семена позитива и действия вне себя.
Партнерские отношения — огромная часть вашей работы. Как вы нашли и работали с вашими сотрудниками?
В этом проекте я сотрудничал с множеством организаций, НПО и волонтеров. Я выступал с основными докладами на различных площадках по всему миру, делясь своими мыслями о проекте и о том, как все это происходило.
Я движим страстью и творчеством, всегда имея в виду видение. Последняя презентация состоялась в Лос-Альтос в Калифорнии.
Что я могу сказать, так это то, что Приключения Пили стал частью моей семейной жизни и постоянным спутником в моих поездках по миру. Было бы справедливо сказать, что глобальная профессиональная сеть, которую я создал за эти годы как профессиональный фотограф и создатель, была извлечена из этого проекта. Но со временем сам проект способствовал моей карьере, открывая множество новых дверей.
Сериализованный контент часто является отличным способом привлечь больше читателей — для всех книг серии. Ты всегда знал Приключения Пили будет ли такой большой проект с таким количеством книг? Всегда ли расширение в сторону видео и музыки было частью плана?
С самого начала все было задумано как бренд. В главного героя и во все элементы, определяющие сериал, было вложено много размышлений: женский персонаж, способный делать то, что сделал бы любой мальчик, и многое другое.
[Пили] девушка испанского происхождения, в юном возрасте полностью осведомленная о культуре и проблемах окружающей среды; Любознательный и всегда готовый помочь; здоровый едок; [способный] подружиться с коренными народами и местными жителями со всего мира; увлечен искусством, книгами и исследованиями; регулярно путешествует по миру со своим отцом, фотографом; исследователь глубоких ценностей, с огромным уважением ко всем существам, экосистемам и традициям.
Итак, отвечая на ваш первоначальный вопрос, да, с момента создания концепции первой книги мы проделали большую работу, определяя, каким будет персонаж и каким может стать сериал.
Как видео, так и музыкальная часть уравнения появились в результате пандемии. Я работал за границей на корабле, когда все границы начали закрываться. Мы тогда жили в Колумбии. Это привело к тому, что семью снова переселили в США, в место, о котором мы никогда не думали.
Не имея возможности путешествовать, как раньше, мои нейроны произвели избыток идей, которые материализовались во многих проектах, включая несколько книг.
Примерно в то же время я завела канал на YouTube с намерением найти место, где можно делиться вдохновляющими историями со всего мира и мотивировать людей узнавать и заботиться о планете, на которой мы живем. просмотров и скоро будет иметь 14 000 подписчиков. Это визуальная лаборатория, где я могу делиться идеями. С некоторых пор моим любимым контентом являются интервью в прямом эфире, которые я проводил на английском и испанском языках. Идея позволяет высококвалифицированным профессионалам в таких областях, как исследования, археология, антропология, наука или музыка, чтобы упомянуть некоторые из них, поговорить о творчестве и жизненных уроках. Приглашаю читателей посмотреть мои прямые эфиры Размышления с акцентом и Por Los Caminos del Viento .
Когда мы смогли вернуться и исследовать мир, я подумал, как прекрасно было бы создать мини-видеоэпизоды, демонстрирующие реальных пили, исследующих такие места, как Нью-Йоркский аквариум или зоопарк Бронкса.
Что касается музыкальной составляющей уравнения, то должен признать, что это было случайное открытие. Мы купили пианино для Пили и оба начали брать онлайн-уроки. Я так увлёкся открытием нового ремесла, что каждый день начал слышать песню в своей голове. Это стало настолько повторяться, что я решил записать мелодию, пытаясь сыграть ее одним пальцем. Не имея необходимых навыков, я приступил к изучению базовой теории музыки, чтобы иметь возможность транскрибировать мелодию в простой форме. Я создал простое видео, чтобы объяснить этот процесс. Все это оказалось моей единственной песней, которая должна была привлечь внимание к проекту. Работая с итальянским музыкантом Энцо де Роса, мы адаптировали оригинальную мелодию в тщательно продуманную семиминутную пьесу для фортепиано, виолончели и скрипки.
Как вы продвигаете свои книги? Какие были самые успешные моменты и самые большие проблемы?
Было много особенных моментов. Когда известный арабский музей выбрал одну из наших книг для своего рассказа, а также когда люди, которыми я восхищался, согласились написать предисловия к некоторым из наших книг, в том числе почетный куратор Нью-Йоркского ботанического сада Брайан Бум, автор бестселлеров New York Times Карл Сафина, а также покойный исследователь National Geographic в целом и профессор Томас Э.
Лавджой.
Для нас самой большой проблемой является стоимость производства. Удобство системы Blurb является лучшим, но схема ценообразования книг по запросу создает дополнительное препятствие для прыжка, если кто-то делает вид, что конкурирует с крупными издательствами. Ответ, вероятно, будет заключаться в том, чтобы предложить четко определенный продукт с легко узнаваемой торговой маркой, которую читатели готовы купить, если она соответствует тому, что, по их мнению, важно для них.
Кике Кальво выступает на сцене National Geographic. Фото предоставлено Ричем Ридом.Вы фотограф и исследователь National Geographic. Как ваша работа в фотожурналистике влияет на вашу работу как автора детских книг?
Моя работа фотографом National Geographic в экспедициях по всему миру полностью сформировала то, кем я являюсь сейчас, изнутри и снаружи. Регулярное знакомство с чудесами этой планеты, но, что наиболее важно, наблюдение за борьбой человечества за сохранение биоразнообразия и культурного разнообразия — это постоянный процесс обучения.
Все мои книги так или иначе включают в себя National Geographic Learning Framework, и я намеренно стал сертифицированным педагогом National Geographic, чтобы расширить свои знания в сфере образования.
Расскажите нам сейчас о Пилар. Ей нравится видеть, как ее приключения вдохновляют детей по всему миру?
Пили, как мы ее звали, выросла в окружении книг. Она была полностью погружена в процесс всех книг, от концепции до возможных новых идей. Ее увлечение чтением превосходит все, что я себе представлял, и в возрасте 7 лет она прочитала каждую из первых книг о Гарри Поттере менее чем за день. Как родитель, Приключения Пили принесли в нашу семью не только проект, о котором можно мечтать, но и связь с книгами и рассказыванием историй, которые навсегда останутся в моей семье. С самого раннего возраста мы использовали междисциплинарный и многоязычный подход в ее образовании, и в таком юном возрасте она свободно владеет английским, испанским, французским и китайским языками.
Настоящий Пили стал таким же интересным, как тот, который мы видим на страницах наших книг.
Хотите, чтобы мы знали что-то еще, о чем мы не спрашивали?
Да, я хотел бы добавить, что Пили скоро опубликует свою первую двуязычную детскую книгу. И ее любимая тема: вырубка лесов. Готовящиеся книги включают Wildlife of Madagascar, , совместный проект с Центром ValBio, и предисловие доктора Патрисии Райт; и две книги с Национальным фондом Гаити и Обществом Одюбона Гаити.
Я также хотел бы напомнить всем неопубликованным авторам никогда не переставать мечтать! В жизни часто бывает, что самой большой проблемой является наш собственный страх неудачи. Настоящие художники творят не для того, чтобы преуспеть, они творят, потому что они такие. Часто обнаруживается, что то, что мы ищем, обычно находится по ту сторону страха. Верьте в свои способности, играйте умно, и каждый раз, когда вы падаете, снова вставайте и продолжайте выполнять свою миссию.
И самое главное, не позволяйте никому диктовать, что возможно. Это не им решать. Есть много книг, которые еще нужно написать, и, возможно, ваша — одна из них.
***
Чувствуете вдохновение написать собственную книгу? Сделайте свой сегодня.
***
Связанные ресурсы:
- Как издать детскую книгу
- Как начать писать детскую книгу
- Причины самостоятельно опубликовать книгу
Kike — Парикмахерская без ограничений — Fayetteville — Забронировать онлайн
Kike — Парикмахерская без ограничений
6829 Fillyaw Rd, Suite 101, Fayetteville, 28303
5.0
86 отзывов
6829 Fillyaw Rd, Suite 101, Fayetteville, 28303
Услуги
Другие услуги
Популярные услуги
Посмотрите нашу работу
Отзывы
Отзывы — это не шутки! Booksy ценит подлинные отзывы и проверяет их только в том случае, если мы знаем, что рецензент посещал это заведение.
5.0/5
На основе 86 отзывов 0002 3
2
1
1
по Kike — Парикмахерская Off Limits
Как всегда отлично!
Детская Стрижкапо Kike — Парикмахерская Off Limits
Отличная работа! Быстрое и удобное обслуживание!
Детская Стрижкапо Kike — Парикмахерская Off Limits
Спасибо за то, что вы были великолепны с моим сыном.
Стрижкапо Kike — Парикмахерская без ограничений
Потрясающий парикмахер, обязательно вернусь
Стрижка и бровипо Kike — Off Limits Barber Shop
El caballero es un duro, no voy a ningún otro sitio, Kike es mi barbero
Детская Стрижкапо Kike — Парикмахерская без ограничений
Рекомендовать
Стрижка + Бородапо Kike — Парикмахерская Off Limits
Лучшее!
Стрижка и бровипо Kike — Парикмахерская Off Limits
Лучшее!!!!!
Детская Стрижкапо Kike — Off Limits Barber Shop
Отличный сервис, рекомендую 100%
Стрижкапо Kike — Off Limits Barber Shop
Впечатлен вниманием к деталям и результатом.
Продвигайтесь впереди сверстников! 1% лучших!
по Kike — Off Limits Barber Shop
Uno de los mejores barberos puertorriqueños en el area💯
Стрижкапо Kike — Парикмахерская Off Limits
Muy Buen Recorte
Стрижкапо Kike — Парикмахерская без ограничений
Отличный срез
Стрижка и бровипо Kike — Off Limits Barber Shop
Лучшее место для стрижки. Дружелюбный к аутизму.
Детская Стрижка Детская Стрижкапо Kike — Парикмахерская без ограничений
✅
Стрижка и бровипо Kike — парикмахерская Off Limits
kike es duro
Стрижка и бровипо Kike — Off Limits Barber Shop
Buen servicio, excelentes recortes
Стрижкапо Kike — Парикмахерская Off Limits
Отличная стрижка, отличная атмосфера.