«В Освенциме не было антидепрессантов». Как Эдит Эгер прошла концлагерь и выжила, чтобы до 90 лет помогать другим людям

Я помню, как работала с двумя ветеранами вьетнамской войны. У меня уже была своего рода репутация: когда обычные врачи военного госпиталя уже не знали, что делать с определенными пациентами, их посылали ко мне. Вот было два парня, прошедших Вьетнам, у которых была такая хроническая злость, они все время мучились вопросом: почему это происходит со мной? Они проклинали Бога, родину, винили окружающих. И при этом один из них в какой-то момент сказал: я из инвалидного кресла ближе к земле, мне лучше видно красивые цветы, я могу смотреть детям в глаза, не опускаясь. Я понимала, что нет смысла сравнивать мой жизненный опыт с их жизненным опытом, и после работы с ними я решила, что мне нужно вернуться в Освенцим. Можно сказать, что мое излечение началось как раз с этого момента. Я позвала с собой сестру, она назвала меня идиоткой, из чего я сделала вывод, что для нас с ней этот опыт был совершенно разным. Я не стала повторно звать сестру, я сказала ей: мы потеряли семью, но у нас никогда не было возможности их похоронить, и я считаю разумным отправиться в Освенцим, который по сути является крупнейшим кладбищем в мире. Я осознала, что мне очень важно вернуться туда и почувствовать этот градус ярости. И мне кажется, что невозможно прийти к прощению, если ты не прошел этап ярости, сколько не заливайте его шоколадом. Это важное переживание, его нужно пройти, его нужно признать, я даже говорила своему терапевту: не давай мне подняться, пока во мне не поднимутся эти чувства. Чтобы без интеллектуализации или какой-то медикаментозной терапии с ними работать, чтобы с ними снова встретиться. Мужчины хотят осознавать, хотят умом почувствовать, умом охватить собственные чувства, но это неправильный метод — их нужно испытывать, это единственный путь. И потом в какой-то момент ты выпускаешь эту ярость и понимаешь, что это временное явление. И появляются силы на любовь к себе. Я ни от чего не бегу, я ничего не забыла, я не борюсь ни с чем, я примирилась со своим прошлым, и это существенное отличие.

Виктор Франкл о внутренней свободе и смысле жизни — Моноклер

Рубрики : Последние статьи, Психология, Философия

Публикуем фрагменты важнейшей книги XX столетия «Сказать жизни «Да!». Психолог в концлагере», написанной психологом Виктором Франклом, которому выпала доля потерять всю свою семью и пройти через несколько концлагерей во время Второй мировой войны.

Ежегодно накануне 9 мая или 22 июня неспокойные умы пытаются вновь понять и переосмыслить то, что произошло в середине прошлого столетия с человечеством: как в нашем «цивилизованном мире» мог появиться фашизм и газовые камеры, в каких уголках души «нормальных людей» прячется зверь, способный холодно и жестоко убивать себе подобных, где люди могли черпать силы, чтобы выживать в нечеловеческих условиях войны и концлагерей?

В конце концов, любые события прошлого — это всегда повод задуматься и над главным вопросом: а выучили ли мы уроки этого прошлого? Кажется, нет. Тем не менее, в разговоре на эту тему хочется обойтись без патетичных слов и назидательных описаний ужасов, творившихся в середине прошлого века на нашей планете. Вместо этого мы решили опубликовать несколько цитат из величайшей книги XX столетия «Сказать жизни «Да!». Психолог в концлагере», написанной гениальным психологом Виктором Франклом, которому выпала доля потерять всю свою семью и пройти через несколько концлагерей во время Второй мировой войны.

Почему именно эта книга? Потому что она гораздо шире любого вопроса о войне и мире, она — о человеке и вечном его стремлении к смыслу — даже там, где этого смысла, казалось бы, быть не может. Она о том, как человеку всегда оставаться человеком и не зависеть от условий, как бы жестоки и несправедливы они ни были:

Почти посередине через его жизнь проходит разлом, обозначенный датами 1942—1945. Это годы пребывания Франкла в нацистских концлагерях, нечеловеческого существования с мизерной вероятностью остаться в живых. Почти любой, кому посчастливилось выжить, счел бы наивысшим счастьем вычеркнуть эти годы из жизни и забыть их как страшный сон. Но Франкл еще накануне войны в основном завершил разработку своей теории стремления к смыслу как главной движущей силы поведения и развития личности.

И в концлагере эта теория получила беспрецедентную проверку жизнью и подтверждение — наибольшие шансы выжить, по наблюдениям Франкла, имели не те, кто отличался наиболее крепким здоровьем, а те, кто отличался наиболее крепким духом, кто имел смысл, ради которого жить. Мало кого можно вспомнить в истории человечества, кто заплатил столь высокую цену за свои убеждения и чьи воззрения подверглись такой жестокой проверке. Виктор Франкл стоит в одном ряду с Сократом и Джордано Бруно, принявшим смерть за истину.

Дмитрий Леонтьев, д.п.н.

В книге Франкл описывает свой собственный опыт выживания в концентрационном лагере, анализирует состояние себя и остальных заключённых с точки зрения психиатра и излагает свой психотерапевтический метод нахождения смысла во всех проявлениях жизни, даже самых страшных.

Это предельно мрачный и одновременно самый светлый гимн человеку, который когда-либо существовал на земле. Сказать, что это панацея от всех проблем человечества, конечно, нельзя, но любой, кто когда-либо задавался вопросом смысла своего существования и несправедливости мира, найдёт в книге «Сказать жизни «Да!».

Психолог в концлагере» (изд. «Альпина Паблишер»), ответы, с которыми сложно будет поспорить. Чего только стоит эта фраза:

Человек не должен спрашивать, в чём смысл его жизни, но, скорее должен осознать, что он сам и есть тот, к кому обращён этот вопрос.

Моноклер горячо рекомендует прочитать всю работу Франкла (эта всемирно известная книга занимает не больше двухсот страниц), но если у вас на это нет времени, то вот несколько фрагментов оттуда.

---

Читайте другие материалы о Викторе Франкле:

— Виктор Франкл: «Десять тезисов о личности»

— Виктор Франкл о том, почему человек всегда заслуживает высшей оценки

— «Коллективные неврозы наших дней»: Виктор Франкл о фатализме, конформизме и нигилизме

---

 

О книге

«Психолог в концлагере» — таков подзаголовок этой книги. Это рассказ больше о переживаниях, чем о реальных событиях. Цель книги — раскрыть, показать пережитое миллионами людей. Это концентрационный лагерь, увиденный «изнутри», с позиции человека, лично испытавшего все, о чем здесь будет рассказано. Причем речь пойдет не о тех глобальных ужасах концлагерей, о которых уже и без того много говорилось (ужасах столь неимоверных, что в них даже не все и не везде поверили), а о тех бесконечных «малых» мучениях, которые заключенный испытывал каждый день. О том, как эта мучительная лагерная повседневность отражалась на душевном состоянии обычного, среднего заключенного.

 

Из лагерной жизни

Источник: Writing from the shadow.

Если попытаться хотя бы в первом приближении упорядочить огромный материал собственных и чужих наблюдений, сделанных в концлагерях, привести его в какую-то систему, то в психологических реакциях заключенных можно выделить три фазы: прибытия в лагерь, пребывания в нем и освобождения.

<…>

Первую фазу можно охарактеризовать как «шок прибытия», хотя, конечно, психологически шоковое воздействие концлагеря может предшествовать фактическому попаданию в него.

<…>

Психиатрам известна картина так называемого бреда помилования, когда приговоренный к смерти буквально перед казнью начинает, в полном безумии, верить, что в самый последний момент его помилуют. Вот и мы озарились надеждой и поверили — это не будет, не может быть так ужасно. Ну посмотрите же на этих краснорожих типов, на эти лоснящиеся щеки! Мы еще не знали тогда, что это — лагерная элита, люди, специально отобранные для того, чтобы встречать составы, годами ежедневно прибывавшие в Аушвиц. И, ободряя новоприбывших своим видом, забирать их багаж со всеми ценностями, которые, возможно, припрятаны в нем, — какой-нибудь редкой вещицей, ювелирным изделием. К тому времени, то есть к середине Второй мировой войны, Аушвиц стал, безусловно, своеобразным центром Европы. Здесь скопилось огромное количество ценностей — золота, серебра, платины, бриллиантов, и не только в магазинах, но и в руках эсэсовцев, а кое-что даже у членов той особой группы, которая нас встречала.

<…>

Среди нас еще находятся (на потеху помощникам из числа «старых» лагерников) наивные люди, спрашивающие, можно ли оставить себе обручальное кольцо, медальон, какую-то памятную вещичку, талисман: никто еще не может поверить, что отнимается буквально все.

Я пробую довериться одному из старых лагерников, наклоняюсь к нему и, показывая бумажный сверток во внутреннем кармане пальто, говорю: «Смотри, у меня здесь рукопись научной книги. Я знаю, что ты скажешь, знаю, что остаться живым, только живым — самое большое, чего можно сейчас просить у судьбы. Но я ничего не могу с собой поделать, такой уж я сумасшедший, я хочу большего. Я хочу сохранить эту рукопись, спрятать ее куда-нибудь, это труд моей жизни». Он, кажется, начинает меня понимать, он усмехается, сначала скорее сочувственно, потом все более иронично, презрительно, издевательски и наконец с гримасой полного пренебрежения злобно ревет мне в ответ единственное слово, самое популярное слово из лексикона заключенных: «Дерьмо!». Вот теперь я окончательно усвоил, как обстоят дела. И со мной происходит то, что можно назвать пиком первой фазы психологических реакций: я подвожу черту под всей своей прежней жизнью.

 

О психологических реакциях

Так рушились иллюзии, одна за другой. И тогда явилось нечто неожиданное: черный юмор. Мы ведь поняли, что нам уже нечего терять, кроме этого до смешного голого тела. Еще под душем мы стали обмениваться шутливыми (или претендующими на это) замечаниями, чтобы подбодрить друг друга и прежде всего себя. Кое-какое основание для этого было — ведь все-таки из кранов идет действительно вода!

<…>

Кроме черного юмора появилось еще другое чувство, что-то вроде любопытства. Лично мне такая реакция на чрезвычайные обстоятельства была уже знакома совсем из другой области. В горах, при обвале, отчаянно цепляясь и карабкаясь, я в какие-то секунды, даже доли секунды испытывал что-то вроде отстраненного любопытства: останусь ли жив? Получу травму черепа? Перелом каких-то костей? И в Аушвице у людей на короткое время возникало состояние некой объективизации, отстраненности, мгновения почти холодного любопытства, почти стороннего наблюдения, когда душа как бы отключается и этим пытается защититься, спастись. Нам становилось любопытно, что же будет происходить дальше. Как, например, мы, совершенно голые и мокрые, выйдем отсюда наружу, на холод поздней осени?

<…>

Безвыходность ситуации, ежедневная, ежечасная, ежеминутная угроза гибели — все это приводило почти каждого из нас, пусть даже мельком, ненадолго, к мысли о самоубийстве. Но я, исходя из моих мировоззренческих позиций, о которых еще будет сказано, в первый же вечер, прежде чем заснуть, дал себе слово «не бросаться на проволоку». Этим специфическим лагерным выражением обозначался здешний способ самоубийства — прикоснувшись к колючей проволоке, получить смертельный удар тока высокого напряжения.

<…>

Через несколько дней психологические реакции начинают меняться. Пережив первоначальный шок, заключенный понемногу погружается во вторую фазу — фазу относительной апатии, когда в его душе что-то отмирает.

<…>

Апатия, внутреннее отупение, безразличие — эти проявления второй фазы психологических реакций заключенного делали его менее чувствительным к ежедневным, ежечасным побоям. Именно этот род нечувствительности можно считать необходимейшей защитной броней, с помощью которой душа пыталась оградить себя от тяжелого урона.

<…>

Возвращаясь к апатии как главному симптому второй фазы, следует сказать, что это — особый механизм психологической защиты. Реальность сужается. Все мысли и чувства концентрируются на одной-единственной задаче: выжить! И вечером, когда измученные люди возвращались с работ, от всех можно было слышать одну фразу-вздох: ну, еще один день позади!

<…>

Вполне понятно поэтому, что в состоянии такого психологического пресса и под давлением необходимости всецело концентрироваться на непосредственном выживании вся душевная жизнь сужалась до довольно примитивной ступени. Психоаналитически ориентированные коллеги из числа товарищей по несчастью часто говорили о «регрессии» человека в лагере, о его возвращении к более примитивным формам душевной жизни. Эта примитивность желаний и стремлений ясно отражалась в типичных мечтах заключенных.

 

Об унижении

Источник: Writing from the shadow.

Причиняемая побоями телесная боль была для нас, заключенных, не самым главным (точно так же, как для подвергаемых наказанию детей). Душевная боль, возмущение против несправедливости — вот что, несмотря на апатию, мучило больше. В этом смысле даже удар, который приходится мимо, может быть болезненным. Однажды, например, мы в сильную метель работали на железнодорожных путях. Уже хотя бы ради того, чтобы не замерзнуть окончательно, я очень прилежно трамбовал колею щебенкой, но в какой-то момент остановился, чтобы высморкаться. К несчастью, именно в этот момент конвоир обернулся ко мне и, конечно, решил, что я отлыниваю от работы. Самым болезненным для меня в этом эпизоде был не страх дисциплинарного взыскания, битья. Вопреки уже полнейшему, казалось бы, душевному отупению, меня крайне уязвило то, что конвоир не счел то жалкое существо, каким я был в его глазах, достойным даже бранного слова: как бы играя, он поднял с земли камень и бросил в меня. Я должен был понять: так привлекают внимание какого-нибудь животного, так домашней скотине напоминают о ее обязанностях — равнодушно, не снисходя до наказания.

 

О внутренней опоре

Психологические наблюдения показали, что, помимо всего прочего, лагерная обстановка влияла на изменения характера лишь у того заключенного, кто опускался духовно и в чисто человеческом плане. А опускался тот, у кого уже не оставалось больше никакой внутренней опоры. Но зададим теперь вопрос: в чем могла и должна была заключаться такая опора?

<…>

По единодушному мнению психологов и самих заключенных, человека в концлагере наиболее угнетало то, что он вообще не знал, до каких пор он будет вынужден там оставаться. Не существовало никакого срока!

<…>

Латинское слово «finis» имеет, как известно, два значения: конец и цель. Человек, который не в состоянии предвидеть конец этого его временного существования, тем самым не может и направить жизнь к какой-то цели. Он уже не может, как это вообще свойственно человеку в нормальных условиях, ориентироваться на будущее, что нарушает общую структуру его внутренней жизни в целом, лишает опоры. Сходные состояния описаны в других областях, например у безработных. Они тоже в известном смысле не могут твердо рассчитывать на будущее, ставить себе в этом будущем определенную цель. У безработных горняков психологические наблюдения выявили подобные деформации восприятия того особого времени, которое психологи называют «внутренним временем» или «переживанием времени».

<…>

Внутренняя жизнь заключенного, не имеющего опоры на «цель в будущем» и потому опустившегося, приобретала характер какого-то ретроспективного существования. Мы уже говорили в другой связи о тенденции возвращения к прошлому, о том, что такая погруженность в прошлое обесценивает настоящее со всеми его ужасами. Но обесценивание настоящего, окружающей действительности таит в себе и определенную опасность — человек перестает видеть хоть какие-то, пусть малейшие, возможности воздействия на эту действительность. А ведь отдельные героические примеры свидетельствуют, что даже в лагере такие возможности иногда бывали. Обесценивание реальности, сопутствующее «временному существованию» заключенных, лишало человека опоры, заставляя окончательно опуститься, пасть духом — потому что «все равно все впустую». Такие люди забывают, что самая тяжелая ситуация как раз и дает человеку возможность внутренне возвыситься над самим собой. Вместо того чтобы рассматривать внешние тяготы лагерной жизни как испытание своей духовной стойкости, они относились к своему настоящему бытию как к чему-то такому, от чего лучше всего отвернуться, и, замкнувшись, полностью погружались в свое прошлое. И жизнь их шла к упадку. Конечно, немногие способны среди ужасов концлагеря достичь внутренних высот. Но такие люди были. Им удавалось при внешнем крушении и даже в самой смерти достичь такой вершины, которая была для них недостижима раньше, в их повседневном существовании.

<…>

Можно сказать, что большинство людей в лагере полагали, что все их возможности самоосуществления уже позади, а между тем они только открывались. Ибо от самого человека зависело, во что он превратит свою лагерную жизнь — в прозябание, как у тысяч, или в нравственную победу — как у немногих.

 

О надежде и любви

Километр за километром мы с ним идем рядом, то утопая в снегу, то скользя по обледенелым буграм, поддерживая друг друга, слыша брань и понукания. Мы не говорим больше ни слова, но мы знаем: каждый из нас думает сейчас о своей жене. Время от времени я бросаю взгляд на небо: звезды уже бледнеют, и там, вдали, сквозь густые облака начинает пробиваться розовый свет утренней зари. А пред моим духовным взором стоит любимый человек. Моя фантазия сумела воплотить его так живо, так ярко, как это никогда не бывало в моей прежней, нормальной жизни. Я беседую с женой, я задаю вопросы, она отвечает. Я вижу ее улыбку, ее ободряющий взгляд, и — пусть этот взгляд бестелесен — он сияет мне ярче, чем восходящее в эти минуты солнце.

<…>

И вдруг меня пронзает мысль: ведь сейчас я впервые в жизни понял истинность того, что столь многие мыслители и мудрецы считали своим конечным выводом, что воспевали столь многие поэты: я понял, я принял истину — только любовь есть то конечное и высшее, что оправдывает наше здешнее существование, что может нас возвышать и укреплять! Да, я постигаю смысл того итога, что достигнут человеческой мыслью, поэзией, верой: освобождение — через любовь, в любви! Я теперь знаю, что человек, у которого нет уже ничего на этом свете, может духовно — пусть на мгновение — обладать самым дорогим для себя — образом того, кого любит. В самой тяжелой из всех мыслимо тяжелых ситуаций, когда уже невозможно выразить себя ни в каком действии, когда единственным остается страдание, — в такой ситуации человек может осуществить себя через воссоздание и созерцание образа того, кого он любит. Впервые в жизни я смог понять, что подразумевают, когда говорят, что ангелы счастливы любовным созерцанием бесконечного Господа.

<…>

Промерзшая земля плохо поддается, из-под кирки летят твердые комья, вспыхивают искры. Мы еще не согрелись, все еще молчат. А мой дух снова витает вокруг любимой. Я еще говорю с ней, она еще отвечает мне. И вдруг меня пронзает мысль: а ведь я даже не знаю, жива ли она! Но я знаю теперь другое: чем меньше любовь сосредоточивается на телесном естестве человека, тем глубже она проникает в его духовную суть, тем менее существенным становится его «так-бытие» (как это называют философы), его «здесь-бытие», «здесь-со-мной-присутствие», его телесное существование вообще. Для того, чтобы вызвать сейчас духовный образ моей любимой, мне не надо знать, жива она или нет. Знай я в тот момент, что она умерла, я уверен, что все равно, вопреки этому знанию, вызывал бы ее духовный образ, и мой духовный диалог с ним был бы таким же интенсивным и так же заполнял всего меня. Ибо я чувствовал в тот момент истинность слов Песни Песней: «Положи меня, как печать, на сердце твое… ибо крепка, как смерть, любовь» (8: 6).

<…>

«Слушай, Отто! Если я не вернусь домой, к жене, и если ты ее увидишь, ты скажешь ей тогда — слушай внимательно! Первое: мы каждый день о ней говорили — помнишь? Второе: я никого не любил больше, чем ее. Третье: то недолгое время, что мы были с ней вместе, осталось для меня таким счастьем, которое перевешивает все плохое, даже то, что предстоит сейчас пережить».

 

О внутренней жизни

Чувствительные люди, с юных лет привыкшие к преобладанию духовных интересов, переносили лагерную ситуацию, конечно, крайне болезненно, но в духовном смысле она действовала на них менее деструктивно, даже при их мягком характере. Потому что им-то и было более доступно возвращение из этой ужасной реальности в мир духовной свободы и внутреннего богатства. Именно этим и только этим можно объяснить тот факт, что люди хрупкого сложения подчас лучше противостояли лагерной действительности, чем внешне сильные и крепкие.

<…>

Уход в себя означал для тех, кто был к этому способен, бегство из безрадостной пустыни, из духовной бедности здешнего существования назад, в собственное прошлое. Фантазия была постоянно занята восстановлением прошлых впечатлений. Причем чаще всего это были не какие-то значительные события и глубокие переживания, а детали обыденной повседневности, приметы простой, спокойной жизни. В печальных воспоминаниях они приходят к заключенным, неся им свет. Отворачиваясь от окружающего его настоящего, возвращаясь в прошлое, человек мысленно восстанавливал какие-то его отблески, отпечатки. Ведь весь мир, вся прошлая жизнь отняты у него, отодвинулись далеко, и тоскующая душа устремляется вслед за ушедшим — туда, туда… Вот едешь в трамвае; вот приходишь домой, открываешь дверь; вот звонит телефон, подымаешь трубку; зажигаешь свет… Такие простые, на первый взгляд до смешного незначительные детали умиляют, трогают до слез.

<…>

Те, кто сохранил способность к внутренней жизни, не утрачивал и способности хоть изредка, хоть тогда, когда предоставлялась малейшая возможность, интенсивнейшим образом воспринимать красоту природы или искусства. И интенсивность этого переживания, пусть на какие-то мгновения, помогала отключаться от ужасов действительности, забывать о них. При переезде из Аушвица в баварский лагерь мы смотрели сквозь зарешеченные окна на вершины Зальцбургских гор, освещенные заходящим солнцем. Если бы кто-нибудь увидел в этот момент наши восхищенные лица, он никогда бы не поверил, что это — люди, жизнь которых практически кончена. И вопреки этому — или именно поэтому? — мы были пленены красотой природы, красотой, от которой годами были отторгнуты.

 

О счастье

Счастье — это когда худшее обошло стороной.

<…>

Мы были благодарны судьбе уже за малейшее облегчение, за то, что какая-то новая неприятность могла случиться, но не случилась. Мы радовались, например, если вечером, перед сном ничто не помешало нам заняться уничтожением вшей. Конечно, само по себе это не такое уж удовольствие, тем более что раздеваться донага приходилось в нетопленом бараке, где с потолка (внутри помещения!) свисали сосульки. Но мы считали, что нам повезло, если в этот момент не начиналась воздушная тревога и не вводилось полное затемнение, из-за чего это прерванное занятие отнимало у нас полночи.

<…>

Но вернемся к относительности. Много времени спустя, уже после освобождения кто-то показал мне фотографию в иллюстрированной газете: группа заключенных концлагеря, лежащих на своих многоэтажных нарах и тупо глядящих на того, кто их фотографировал. «Разве это не ужасно — эти лица, все это?» — спросили меня. А я не ужаснулся. Потому что в этот момент предо мной предстала такая картина. Пять часов утра. На дворе еще темная ночь. Я лежу на голых досках в землянке, где еще почти 70 товарищей находятся на облегченном режиме. Мы отмечены как больные и можем не выходить на работы, не стоять в строю на плацу. Мы лежим, тесно прижавшись друг к другу — не только из-за тесноты, но и для того, чтобы сохранить крохи тепла. Мы настолько устали, что без необходимости не хочется шевельнуть ни рукой, ни ногой. Весь день, вот так лежа, мы будем ждать своих урезанных порций хлеба и водянистого супа. И как мы все-таки довольны, как счастливы! Вот снаружи, с того конца плаца, откуда должна возвращаться ночная смена, слышны свистки и резкие окрики. Дверь распахивается, в землянку врывается снежный вихрь и в нем возникает засыпанная снегом фигура. Наш измученный, еле держащийся на ногах товарищ пытается сесть на краешек нар. Но старший по блоку выталкивает его обратно, потому что в эту землянку строго запрещено входить тем, кто не на «облегченном режиме». Как жаль мне этого товарища! И как я все-таки рад не быть в его шкуре, а оставаться в «облегченном» бараке. И какое это спасение — получить в амбулатории лагерного лазарета «облегчение» на два, а потом, вдобавок, еще на два дня! В сыпнотифозный лагерь?

 

Об обесценивании личности

Источник: Flickr.

Мы уже говорили о том обесценивании, которому — за редкими исключениями — подвергалось все, что не служило непосредственно сохранению жизни. И этот пересмотр вел к тому, что в конце концов человек переставал ценить самого себя, что в вихрь, ввергающий в пропасть все прежние ценности, втягивалась и личность. Под неким суггестивным воздействием той действительности, которая уже давно ничего не желает знать о ценности человеческой жизни, о значимости личности, которая превращает человека в безответный объект уничтожения (предварительно используя, впрочем, остатки его физических способностей), — под этим воздействием обесценивается, в конце концов, собственное Я.

<…>

Человек, не способный последним взлетом чувства собственного достоинства противопоставить себя действительности, вообще теряет в концлагере ощущение себя как субъекта, не говоря уже об ощущении себя как духовного существа с чувством внутренней свободы и личной ценности. Он начинает воспринимать себя скорее как частичку какой-то большой массы, его бытие опускается на уровень стадного существования. Ведь людей, независимо от их собственных мыслей и желаний, гонят то туда, то сюда, поодиночке или всех вместе, как стадо овец. Справа и слева, спереди и сзади тебя погоняет небольшая, но имеющая власть, вооруженная шайка садистов, которые пинками, ударами сапога, ружейными прикладами заставляют тебя двигаться то вперед, то назад. Мы дошли до состояния стада овец, которые только и знают, что избегать нападения собак и, когда их на минутку оставят в покое, немного поесть. И подобно овцам, при виде опасности боязливо сбивающимся в кучу, каждый из нас стремился не оставаться с краю, попасть в середину своего ряда, в середину своей колонны, в голове и хвосте которой шли конвоиры. Кроме того, местечко в центре колонны обещало некоторую защиту от ветра. Так что то состояние человека в лагере, которое можно назвать стремлением раствориться в общей массе, возникало не исключительно под воздействием среды, оно было и импульсом самосохранения. Стремление каждого к растворению в массе диктовалось одним из самых главных законов самосохранения в лагере: главное — не выделиться, не привлечь по какому-нибудь малейшему поводу внимание СС!

<…>

Человек терял ощущение себя как субъекта не только потому, что полностью становился объектом произвола лагерной охраны, но и потому, что ощущал зависимость от чистых случайностей, становился игрушкой судьбы. Я всегда думал и утверждал, что человек начинает понимать, зачем то или иное случилось в его жизни и что было для него к лучшему, лишь спустя некоторое время, через пять или десять лет. В лагере же это иногда становилось ясно через пять или десять минут.

 

О внутренней свободе

Источник: Flickr.

Есть достаточно много примеров, часто поистине героических, которые показывают, что можно преодолевать апатию, обуздывать раздражение. Что даже в этой ситуации, абсолютно подавляющей как внешне, так и внутренне, возможно сохранить остатки духовной свободы, противопоставить этому давлению свое духовное Я. Кто из переживших концлагерь не мог бы рассказать о людях, которые, идя со всеми в колонне, проходя по баракам, кому-то дарили доброе слово, а с кем-то делились последними крошками хлеба? И пусть таких было немного, их пример подтверждает, что в концлагере можно отнять у человека все, кроме последнего — человеческой свободы, свободы отнестись к обстоятельствам или так, или иначе. И это -«так или иначе» у них было. И каждый день, каждый час в лагере давал тысячу возможностей осуществить этот выбор, отречься или не отречься от того самого сокровенного, что окружающая действительность грозила отнять, — от внутренней свободы. А отречься от свободы и достоинства — значило превратиться в объект воздействия внешних условий, позволить им вылепить из тебя «типичного» лагерника.

<…>

Нет, опыт подтверждает, что душевные реакции заключенного не были всего лишь закономерным отпечатком телесных, душевных и социальных условий, дефицита калорий, недосыпа и различных психологических «комплексов». В конечном счете выясняется: то, что происходит внутри человека, то, что лагерь из него якобы «делает», — результат внутреннего решения самого человека. В принципе от каждого человека зависит — что, даже под давлением таких страшных обстоятельств, произойдет в лагере с ним, с его духовной, внутренней сутью: превратится ли он в «типичного» лагерника или остается и здесь человеком, сохранит свое человеческое достоинство.

<…>

Достоевский как-то сказал: я боюсь только одного — оказаться недостойным моих мучений. Эти слова вспоминаешь, думая о тех мучениках, чье поведение в лагере, чье страдание и сама смерть стали свидетельством возможности до конца сохранить последнее — внутреннюю свободу. Они могли бы вполне сказать, что оказались «достойны своих мучений». Они явили свидетельство того, что в страдании заключен подвиг, внутренняя сила. Духовная свобода человека, которую у него нельзя отнять до последнего вздоха, дает ему возможность до последнего же вздоха наполнять свою жизнь смыслом. Ведь смысл имеет не только деятельная жизнь, дающая человеку возможность реализации ценностей творчества, и не только жизнь, полная переживаний, жизнь, дающая возможность реализовать себя в переживании прекрасного, в наслаждении искусством или природой. Сохраняет свой смысл и жизнь — как это было в концлагере, — которая не оставляет шанса для реализации ценностей в творчестве или переживании. Остается последняя возможность наполнить жизнь смыслом: занять позицию по отношению к этой форме крайнего принудительного ограничения его бытия. Созидательная жизнь, как и жизнь чувственная, для него давно закрыта. Но этим еще не все исчерпано. Если жизнь вообще имеет смысл, то имеет смысл и страдание. Страдание является частью жизни, точно так же, как судьба и смерть. Страдание и смерть придают бытию цельность.

<…>

Для большинства заключенных главным был вопрос: переживу я лагерь или нет? Если нет, то все страдания не имеют смысла. Меня же неотступно преследовало другое: имеет ли смысл само это страдание, эта смерть, постоянно витающая над нами? Ибо если нет, то нет и смысла вообще выживать в лагере. Если весь смысл жизни в том, сохранит ее человек или нет, если он всецело зависит от милости случая — такая жизнь, в сущности, и не стоит того, чтобы жить.

О судьбе

Человек всегда и везде противостоит судьбе, и это противостояние дает ему возможность превратить свое страдание во внутреннее достижение. Подумаем, к примеру, о больных людях, особенно — о неизлечимо больных. Я прочел как-то письмо одного пациента, относительно молодого человека, в котором он делился со своим другом печальной новостью — он только что узнал, что никакая операция ему больше не поможет и что жить ему осталось недолго. А дальше он пишет, что в этот момент вспомнил один давно виденный фильм, герой которого спокойно, отважно, достойно шел навстречу своей смерти. Тогда, под свежим впечатлением, он подумал: умение так встретить смерть— это просто «подарок небес». И теперь судьба дала ему такой шанс…

<…>

Женщина знала, что ей предстоит умереть в ближайшие дни. Но, несмотря на это, она была душевно бодра. «Я благодарна судьбе за то, что она обошлась со мной так сурово, потому что в прежней своей жизни я была слишком избалована, а духовные мои притязания не были серьезны», — сказала она мне, и я запомнил это дословно.

Перед самым своим концом она была очень сосредоточенной.

— «Это дерево — мой единственный друг в моем одиночестве», — прошептала она, показывая на окно барака. Там был каштан, он как раз недавно зацвел, и, наклонившись к нарам больной, можно было разглядеть через маленькое оконце одну зеленую ветку с двумя соцветиями-свечками.

— «Я часто разговариваю с этим деревом». — Эти ее слова меня смутили, я не знал, как их понять. Может быть, это уже бред, галлюцинации? Я спросил, отвечает ли ей дерево и что оно говорит, и услышал в ответ: «Оно мне сказало — я здесь, я здесь, я — здесь, я — жизнь, вечная жизнь».

 

О смысле жизни и смысле страданий

Вся сложность в том, что вопрос о смысле жизни должен быть поставлен иначе. Надо выучить самим и объяснить сомневающимся, что дело не в том, чего мы ждем от жизни, а в том, чего она ждет от нас. Говоря философски, тут необходим своего рода коперниканский переворот: мы должны не спрашивать о смысле жизни, а понять, что этот вопрос обращен к нам — ежедневно и ежечасно жизнь ставит вопросы, и мы должны на них отвечать — не разговорами или размышлениями, а действием, правильным поведением. Ведь жить — в конечном счете значит нести ответственность за правильное выполнение тех задач, которые жизнь ставит перед каждым, за выполнение требований дня и часа.

<…>

Эти требования, а вместе с ними и смысл бытия, у разных людей и в разные мгновения жизни разные. Значит, вопрос о смысле жизни не может иметь общего ответа. Жизнь, как мы ее здесь понимаем, не есть нечто смутное, расплывчатое — она конкретна, как и требования ее к нам в каждый момент тоже весьма конкретны. Эта конкретность свойственна человеческой судьбе: у каждого она уникальна и неповторима. Ни одного человека нельзя приравнять к другому, как и ни одну судьбу нельзя сравнить с другой, и ни одна ситуация в точности не повторяется — каждая призывает человека к иному образу действий. Конкретная ситуация требует от него то действовать и пытаться активно формировать свою судьбу, то воспользоваться шансом реализовать в переживании (например, наслаждении) ценностные возможности, то просто принять свою судьбу. И каждая ситуация остается единственной, уникальной и в этой своей уникальности и конкретности допускает один ответ на вопрос — правильный. И коль скоро судьба возложила на человека страдания, он должен увидеть в этих страданиях, в способности перенести их свою неповторимую задачу. Он должен осознать уникальность своего страдания — ведь во всей Вселенной нет ничего подобного; никто не может лишить его этих страданий, никто не может испытать их вместо него. Однако в том, как тот, кому дана эта судьба, вынесет свое страдание, заключается уникальная возможность неповторимого подвига.

<…>

Для нас, в концлагере, все это отнюдь не было отвлеченными рассуждениями. Наоборот — такие мысли были единственным, что еще помогало держаться. Держаться и не впадать в отчаяние даже тогда, когда уже не оставалось почти никаких шансов выжить. Для нас вопрос о смысле жизни давно уже был далек от того распространенного наивного взгляда, который сводит его к реализации творчески поставленной цели. Нет, речь шла о жизни в ее цельности, включавшей в себя также и смерть, а под смыслом мы понимали не только «смысл жизни», но и смысл страдания и умирания. За этот смысл мы боролись!

<…>

После того как нам открылся смысл страданий, мы перестали преуменьшать, приукрашать их, то есть «вытеснять» их и скрывать их от себя, например, путем дешевого, навязчивого оптимизма. Смысл страдания открылся нам, оно стало задачей, покровы с него были сняты, и мы увидели, что страдание может стать нравственным трудом, подвигом в том смысле, какой прозвучал в восклицании Рильке: «Сколько надо еще перестрадать!». Рильке сказал здесь «перестрадать», подобно тому как говорят: сколько дел надо еще переделать.

 

О человеке

Источник: Flickr.

Из этого следует вот что: если мы говорим о человеке, что он — из лагерной охраны или, наоборот, из заключенных, этим сказано еще не все. Доброго человека можно встретить везде, даже в той группе, которая, безусловно, по справедливости заслуживает общего осуждения. Здесь нет четких границ! Не следует внушать себе, что все просто: одни — ангелы, другие — дьяволы. Напротив, быть охранником или надсмотрщиком над заключенными и оставаться при этом человеком вопреки всему давлению лагерной жизни было личным и нравственным подвигом. С другой стороны, низость заключенных, которые причиняли зло своим же товарищам, была особенно невыносима. Ясно, что бесхарактерность таких людей мы воспринимали особенно болезненно, а проявление человечности со стороны лагерной охраны буквально потрясало. Вспоминаю, как однажды надзиравший за нашими работами (не заключенный) потихоньку протянул мне кусок хлеба, сэкономленный из собственного завтрака. Это тронуло меня чуть не до слез. И не столько обрадовал хлеб сам по себе, сколько человечность этого дара, доброе слово, сочувственный взгляд.

<…>

Из всего этого мы можем заключить, что на свете есть две «расы» людей, только две! — люди порядочные и люди непорядочные. Обе эти «расы» распространены повсюду, и ни одна человеческая группа не состоит исключительно из порядочных или исключительно из непорядочных; в этом смысле ни одна группа не обладает «расовой чистотой!» То один, то другой достойный человек попадался даже среди лагерных охранников.

<…>

Лагерная жизнь дала возможность заглянуть в самые глубины человеческой души. И надо ли удивляться тому, что в глубинах этих обнаружилось все, что свойственно человеку. Человеческое — это сплав добра и зла. Рубеж, разделяющий добро и зло, проходит через все человеческое и достигает самых глубин человеческой души. Он различим даже в бездне концлагеря.

<…>

Мы изучили человека так, как его, вероятно, не изучило ни одно предшествующее поколение. Так что же такое человек? Это существо, которое всегда решает, кто он. Это существо, которое изобрело газовые камеры. Но это и существо, которое шло в эти камеры, гордо выпрямившись, с молитвой на устах.

Источник цитат: Франкл В. Сказать жизни «Да!»: психолог в концлагере. — М: Альпина Нон-фикшн, 2009. — 239 с.

© 1984 Viktor E. Frankl Published by arrangement with the Estate of Viktor E. Frankl.

© Издательство «Смысл», перевод на русский язык, 2004.

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2009.

© Электронное издание. ООО «Альпина Паблишер», 2012.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Похожие статьи

Книги про концлагеря список лучших

Книги о концлагерях потрясают своей беспощадной правдивостью, вызывают чувство глубочайшего уважения к силе человеческого духа, который не сломили эти страшные испытания. Ниже представлен список лучших книг про концлагеря, в котором мы собрали только лучшие книги.
Эрих Мария Ремарк. Искра жизни.
Надежда на спасение, надежда выжить — это и есть та самая искра, которая помогает людям бороться за право на своё существование. В чудовищном круговороте беспощадной войны тусклый лучик надежды светил несчастным заключённым, заставляя истерзанные сердца биться на исходе сил.

Джон Бойн. Мальчик в полосатой пижаме.
На первый взгляд кажется, что это история о девятилетнем мальчике по имени Бруно. Но на самом деле, это рассказ о друге главного героя, который вместе с другими такими же как он непонятными людьми постоянно ходит в полосатой пижаме, возит тяжёлые тачки и дышит едким дымом адских печей.

Томас Кенэлли. Список Шиндлера.
В книге описаны реальные события, имевшие место быть в оккупированный Польше военных лет. Начальник концентрационного лагеря Оскар Шиндлер спасает людей от смерти. По мотивам рассказа снят одноимённый фильм, удостоенный нескольких премий «Оскар».

Анатолий Кузнецов. Бабий Яр.
История фашистских зверств показана глазами ребенка, который сам не зная по каким причинам, на интуитивно-чувственном уровне, понял, что увиденные трагические события обязательно нужно аккуратно записать в тетрадку и сохранить. Чтобы не забыть. Чтобы никто ничего не забыл. Чтобы знали и помнили.

Бернхард Шлинк. Чтец.
Герой романа – пятнадцатилетний мальчишка, влюбившийся во взрослую зрелую женщину. Роман оборвётся так же внезапно, как и начался. Спустя восемь лет герои встретятся, только теперь он студент, а она — бывшая надзирательница концлагеря. И так ли нужна эта встреча двух совершенно изменившихся людей?

Виктор Эмиль Франкл. Сказать жизни ДА!
Психология человеческой сущности в данной книге выводится на первое место. Ужасы жизни заключенных концентрационных лагерей отодвигается на второй план. Узник, в детстве потерявший родителей, в зрелости оставшийся вдовцом, пойманный врагами, но не растоптанный, преподает урок жизни современным читателям.

Александр Солженицын. Один день Ивана Денисовича.
Возможно ли написать животрепещущий рассказ лёгким и понятным языком, не вступая в философские рассуждения? Автор не вмешивается в повествование, а показывает события глазами малограмотного деревенского мужика, который просто пытается выжить без раздумий о первопричинах и истоках происходящего.

Кристина Живульская. Я пережила Освенцим.
Освенцим, или, другими словами, лагерь смерти — комплекс немецких концентрационных лагерей, место наиболее массового истребления людей. Кристина Живульская – бывшая заключённая Освенцима, освобождённая воинами Советской Армии, решившая рассказать о самом страшном испытании в своей жизни.

Варлам Шаламов. Колымские рассказы.
Книга колымские рассказы представляет собой сборник рассказов о страданиях лагерных заключённых. Здесь много изувеченных человеческих судеб, загубленных душ. Кажется, будто грань между реальностью и отчаянием должна вот-вот стереться. Но существует ли предел человеческим возможностям?

Евгения Гинзбург. Крутой маршрут.
Здесь восемнадцать лет — это сложный тернистый маршрут по лагерям и тюрьмам. Должен ли человек перенести сквозь свою душу все тяготы и страдания предков, чьими слезами и потом вырвана наша свобода из цепких лап немецких оккупантов? Несомненно! Чтобы никогда не повторилась страшная кровопролитная война.

Уильям Стайрон. Выбор Софи.
Героине книги Софье в условиях нацистских концлагерей приходится сделать нечеловеческий выбор. Последующая жизнь героини на первый взгляд может вызвать осуждение. Но стоит мысленно перенестись на место несчастной, и ситуация начинает выглядеть совсем под другим углом.

Александр Солженицын. Архипелаг ГУЛаг.
В отличие от других книг про концентрационные лагеря, основанных на реальных событиях, «Архипелаг Гулаг» состоит из большого числа вымышленных ситуаций. Но автор и не претендует на достоверность, он просто хочет рассказать о нечеловеческих условиях пребывания в местах лишения свободы.

Михаил Шолохов. Судьба человека.
Михаил Шолохов. Судьба человека. Герой рассказа – один из тех русских солдат, которых судьба лишила семьи, дома, близких людей и забросила в концлагерь. Изуверы подвергли человека чудовищным пыткам, но им не удалось одного – сломить дух и отобрать надежду.

Анатолий Рыбаков. Тяжёлый песок.
В судьбе еврейской семье отслеживается судьба всей страны в эпоху с дореволюционных времён до середины Второй мировой войны. Беспощадное кровопролитие перевернуло с ног на голову не только жизнь членов этой большой семьи и жителей маленького городка, но и жизнь каждого гражданина нашей огромной страны.

Владислав Шпильман. Пианист. Варшавские дневники 1939-1945.
Варшавские дневники 1939-1945. — Все сложности жизни в оккупированном немцами городе показаны глазами пианиста Владислава Шпильмана. Отрывки из воспоминаний капитана вермахта Вильма Хозенфельда, спасшего главного героя, дополняют рассказ.Имре Кертес. Без судьбы.
Имре Кертес. Без судьбы. — Пятнадцатилетний подросток жестокой волей несправедливой судьбы оказывается в концентрационном лагере. Выросший в благополучной еврейской семье мальчишка пытается пережить весь этот кошмар и во что бы то ни стало остаться человеком.

Татьяна де Росней. Ключ Сары.
Лето. Июль. Жара. Франция. 1942 год. Девочке Саре больше других нужно попасть домой. У неё находятся ключи от шкафа, в котором заперт её четырёхлетний брат. Но между ребёнком, оказавшимся в деревянном плену, и тонкой ниточкой надежды на спасение находится лагерь смерти Освенцим.

Людо ван Экхаут. Это было в Дахау.
Современным читателем сложно осознать смысл слов «пытка», «голод», «издевательства», «унижения» … Невозможно вообразить, как же узники сумели пережить и вытерпеть весь этот ад. Те, кто остался жить, сделали это для своих потомков. Чтобы они никогда не допустили такого. Это было давно. Это было в Дахау.

Элизар Визель. Ночь.
Иногда желание выжить переходит на какой-то рефлекторный уровень, и человек перестаёт быть человеком, и сын отбирает хлеб у своего отца. На фоне всего этого безумия всё же остаётся место любви, чистой и неприступной, любви к жизни, к воле. Это показано глазами пятнадцатилетнего мальчишки.

Людо ван Экхаут. Молчать нельзя!
Сюжет данной книги повествует о жителях Польши, оказавшихся в одном из самых жестоких лагерей – Освенциме. Здесь будет всё: и пытки, и издевательства, и насилие. Будет также и история побега. Но можно ли остаться психически здоровым человеком после всего пережитого?

Примо Леви. Человек ли это?
Примо Леви, совсем мальчишка, выпускник университета, гражданин Италии, попадает в обитель зла под названием «Освенцим», как и миллионы ни в чём неповинных евреев. Что помогло ему выжить? Знание немецкого языка и химии. А может быть это просто судьба?

Марк Леви. Дети свободы.
Роман, основанный на достоверных событиях. Они во времена Второй мировой войны были совсем ещё мальчишками. Это не помешало принимать активное участие в борьбе против фашистских оккупантов. Каждое действие имеет свои последствия, даже самое благое дело. Не каждому из детей свободы удастся выжить.

Лион Фейхтвангер. Семья Опперман.
Ещё один рассказ, в котором трагедия всей страны показана через трагедию одной семьи. Семья Опперман жила как раз в то самое время, когда шутки над неврастеником Гитлером перерастали в необузданный страх. В то самое время, когда всем миром правили хаос и беспредел.

Алесь Адамович. Хатынская повесть. Каратели.
Книга состоит из двух повестей, посвящённых кровожадным действиям фашистов на территории оккупированной Белоруссии. Весь описанный ужас сложно воспринимать как нечто на самом деле происходившее. Но мысль о том, что это история наших бабушек, прадедов, дядей, братьев возвращает в реальность.

Корри тен Боом. Убежище.
Корри тен Боом. Убежище. — Автобиография писательницы, касаемая 1892 – 1945 годов. Семья Корри тен Боом не смогла поступиться морально-нравственными принципами и во времена Второй мировой войны превратила свой дом в убежище для преследуемых нацистами евреев.

Евфросиния Керсновская. Наскальная живопись.
Гулаг, главное управление лагерей, отличавшееся системой суровых наказаний, высокой смертностью людей от голода, и изнурительных работ. «Наскальная живопись» — иллюстрированный дневник жизни заключенных в сталинских лагерях. Лесоповал, барак, голод, камера, больница, морг, шахта.

Олег Волков. Погружение во тьму.
В сталинские лагеря можно было попасть не только за какой-либо проступок, но и согласно сфабрикованным обвинениям. Олег Волков по этой самой причине пробыл в ГУЛаге без малого тридцать лет. На его глазах в невыносимых условиях погибали люди, невиновные души словно погружались во тьму.

Захар Прилепин. Обитель.
Вы знаете, что скрывается под словосочетанием «Соловецкие острова»? Этой осенью человеческие судьбы переплелись в один клубок, не отличить палачей от жертв, боль смешалась с любовью, ненависть запятналась кровью, отчаяние слилось с надеждой на исходе душевных сил загнанного в угол человека.

Балис Сруога. Лес Богов.
Автор оказался в концентрационном лагере. Сейчас это место стало музеем. А тогда это были холод, голод, страх, боль, борьба за выживание. Но писатель скрашивает повествование юмористическими нотками, рассказывая о пьянках тюремщиков, спорах с надзирателями, планах побега, к сожалению, зачастую не удавшихся…

Валентина Гоби. Детская комната.
В концентрационных лагерях постоянно погибали люди: от холода, истощения, изнеможения, болезней или пули в висок… А ещё там умирали беспомощные дети. В страшных муках они покорно расставались с жизнью. Родивши ребёнка в столь страшном месте, Сюзанна решила спасти кроху, чего бы это ей ни стоило…

45 038

Презентация книги «Я прошла Освенцим» и «Неизвестной «Черной книги

22 января 2015 года состоятся презентации «Неизвестной «Черной книги» и новой книги о лагере смерти Аушвиц «Я прошла Освенцим». Событие приурочено к Неделе памяти, посвящённой Международному дню памяти жертв Холокоста и 70-летию освобождения Красной Армией узников концлагеря Аушиц (Освенцим).

«Неизвестная «Черная книга», выпущенная издательством Corpus тиражом 2000 экземпляров – второй том «Черной книги» Василия Гроссмана и Ильи Эренбурга. В издание вошли документальные свидетельства (дневники и письма), которые по цензурным соображениям не были опубликованы в «Черной книге». Многие из них говорят о роли коллаборационистов в Холокосте, а также о еврейском сопротивлении и самосознании жертв. Книга снабжена качественным научно-справочным материалом, позволяющим проследить историю её подготовки и оценить степень ценности информации о Холокосте, созданной «в режиме реального времени».

Откроют заседание президент Российского еврейского конгресса Юрий Каннер и Полномочный министр Посольства Государства Израиль в России Ольга Слов. Книгу представят её составитель – сопредседатель Центра «Холокост» Илья Альтман; писатель, бывший узник гетто Александр Гельман; заслуженный работник культуры РФ Татьяна Павлова. Также выступят профессор МГУ, академик Российской Академии образования Александр Асмолов и ведущий научный сотрудник Института Российской истории РАН Геннадий Костырченко.

Автор книги «Я прошла Освенцим» – Алла Шаховская-Прайсман, участница борьбы за выезд советских евреев в 1980-е годы. Она написала трагическую историю жизни своей матери, узницы гетто Белостока, депортированной в Аушвиц и чудом оставшейся в живых. Автору через свои детские воспоминания удалось представить образ женщины, которая через всю жизнь пронесла память об этой страшной фабрике уничтожения.

Предисловие к книге, в оформлении которой использована скульптура Гриши Брускина (США), написал Председатель кнессета Израиля Юлий Эдельштейн, послесловие – писатель Сергей Каледин. Он вместе с автором книги Аллой Шаховской-Прайсман и полномочным министром Посольства Государства Израиль в России Ольгой Слов представят новое издание. В презентации примут участие историки Леонид Прайсман (Израиль) и Роман Городницкий (МГУ), критик Сергей Костырко («Новый мир»).

Презентации пройдут 22 января в 19:00 и 20:00 в Международной ассоциации фондов мира по адресу: ул. Пречистенка, д. 10, где в годы войны размещался Еврейский антифашистский комитет. Проезд до ст. м. «Кропоткинская».

Дополнительную информацию можно получить по тел.: +7 (916) 906-4998.

в США экранизируют книгу сбежавшего из Освенцима Рудольфа Врбы — РТ на русском

Американская киностудия займётся экранизацией мемуаров Рудольфа Врбы — узника концлагеря Аушвиц (Освенцим), которому удалось совершить побег. Вместе с Альфредом Ветцлером он составил отчёт Врбы — Ветцлера, где рассказал, что в действительности происходило за стенами лагеря. Публикация отчёта помогла спасти десятки тысяч жизней. Над сценарием фильма работают Эван Партер и Пол Хилборн. Также в апреле будет переиздана положенная в основу сценария книга.

Мемуары Рудольфа Врбы — первого узника Аушвица (Освенцима), которому удалось совершить побег из концлагеря, — будут экранизированы.

Как сообщает Deadline, проектом руководит продюсер Бен Шилдс Катлин. Съёмки пройдут под эгидой его киностудии Story in the Sky. Известно, что сценарий будущего фильма разрабатывают Эван Партер и Пол Хилборн. Работы обоих входят в так называемый Чёрный список — перечень пока не реализованных проектов, которые, по мнению составителей, имеют неплохой потенциал. 

Партер недавно обращался и к другой исторической теме — Уотергейтскому скандалу. Его сценарий станет основой фильма с Крисом Пайном.

Права на экранизацию мемуаров Врбы кинематографистам передала вдова автора Робин Врба, которая занимается популяризацией наследия мужа.

«Руди считал своим долгом помочь миру в полной мере осознать ужас нацизма и распознать тревожные знаки в будущем», — заявила она.

Мемуары Врбы впервые были опубликованы в 1963 году под названием «Я не могу простить». 21 апреля 2020 года в продажу поступит переиздание под заголовком «Я сбежал из Аушвица».

Пол Хилборн и Эван Партер особо отметили гуманистический посыл книги, с которой им предстоит работать. «История Руди охватывает все аспекты человеческого существования, повествуя о квинтэссенции зла, соседствующей с подлинной любовью, дружбой и триумфом человеческого духа», — подчеркнули сценаристы.

Они также рассказали о сильном впечатлении, которое произвели на них мемуары, и выразили благодарность вдове автора: «Книгу «Я сбежал из Освенцима», повествующую о стремлении человека раскрыть чудовищную правду и спасти свой народ, можно назвать самыми вдохновляющими мемуарами из когда-либо прочитанных нами. Мы очень признательны Робин за то, что она доверила нам поделиться историей Руди с миром».

• Альфред Ветцлер
• © Wikimedia Commons

Рудольф Врба (настоящее имя — Вальтер Розенберг) родился в 1924 году в Словакии. В возрасте 17 лет Розенберг попал в концлагерь Майданек (Польша), вскоре был переведён в Аушвиц (Освенцим). Там он работал на сортировке личных вещей прибывших заключённых в подразделении «Канада».

Одним из заключённых концлагеря был Альфред Ветцлер, тоже словацкий еврей. В апреле 1944 года после тщательной подготовки они вдвоём сбежали из лагеря.

Беглецы знали, что на поиск отсутствующих на перекличке узников персоналу лагеря отводится три дня. Всё это время Ветцлер и Розенберг скрывались в заранее подготовленном укрытии в стройматериалах.

За 11 дней им удалось добраться до Словакии. Найдя убежище в городе Жилина, они составили документ, известный как отчёт Врбы — Ветцлера (тогда Розенберг впервые выступил под псевдонимом). Бывшие узники подробно описали, что видели в Аушвице: массовые убийства, условия труда и жизни заключённых, а также устройство лагеря.

Этот отчёт сыграл большую роль в деле раскрытия правды о концлагерях — долгое время информация подавалась в искажённом виде. В лагеря отправляли под видом «депортации», и люди до последнего не понимали, что их там ждёт верная смерть.

Отчёт стал первым получившим международную известность свидетельством о событиях в Аушвице. К тому моменту массовая депортация евреев затронула Венгрию, однако политические лидеры потребовали остановить этот процесс. Благодаря действиям Врбы и Ветцлера и международному отклику удалось спасти более 200 тыс. человек.

• Ворота концентрационного лагеря Освенцим
• globallookpress.com
• © Britta Pedersen/ZB

Позже Рудольф Врба выступал свидетелем в ходе послевоенных процессов над фашистами. Также он занимался биохимией и преподавал в Университете Британской Колумбии (Ванкувер, Канада). Врба скончался в 2006 году от рака в возрасте 81 года.

Альфред Ветцлер посвятил себя литературе и журналистике. Он был редактором, также писал собственные книги под псевдонимом Йозеф Ланик. Известен его труд «Освенцим, могила четырёх миллионов человек», где Ветцлер использовал материалы отчёта и дополнил их информацией других свидетелей тех событий. Этой же теме посвящён роман «Чего не видел Данте».

Книги про Освенцим на Readly.ru

О подборке

Освенцим (Аушвиц) был самым большим лагерем, основанным немцами. Он представлял собой комплекс, состоящий из концентрационного лагеря, лагеря смерти и лагеря принудительного труда, расположенный под польским городом Краковом. Около 1 400 000 человек, из которых около 1 100 000 составляли евреи, были умерщвлены в Освенциме в 1941—1945 годах.

Жертвы, которые избегали немедленной смерти, лишались индивидуальных черт. Им сбривали волосы, на левом предплечье наносили в виде татуировки регистрационный номер. Мужчин обязывали носить рваные полосатые штаны и куртки, женщины ходили в рабочих платьях. И те, и другие носили рабочие ботинки не по размеру, иногда сабо. Сменной одежды не было, спали в тех же робах, в которых работали.

Каждый день превращался в борьбу за выживание. Пленных содержали в простых бараках без окон, не защищенных от жары или холода. Вместо уборной пользовались ведром. В одном бараке содержалось по 500 человек. Заключенные всегда голодали. Ослабленные обезвоживанием и недоеданием люди становились легкими жертвами инфекционных болезней, распространявшихся в лагере. Бежать из Освенцима было практически невозможно. Концентрационный лагерь и лагерь смерти окружали заборы из колючей проволоки под напряжением. На многочисленных вышках стояли часовые, вооруженные пулеметами и автоматическими винтовками.

В Освенциме проводились жестокие «медицинские эксперименты» над мужчинами, женщинами и детьми. Многие подопытные умирали во время экспериментов. Других убивали после завершения «исследований», а их органы извлекали для дальнейшего изучения. Большинство пленных Освенцима оставались в живых только несколько недель или месяцев. Те, кто был слишком болен или слаб, чтобы работать, были обречены на смерть в газовых камерах. Некоторые совершали самоубийство, бросаясь на электрические провода. Другие напоминали ходячие трупы, сломленные физически и духовно. Однако были среди них и те, кто твердо намеревался выжить.

О трудностях, которые пришлось пережить советским людям во время Великой Отечественной войны вы можете прочесть в книгах, которые собраны в подборке «Блокада Ленинграда в литературе»

«Я лежала на горе трупов, но не сдалась». Как выжили и как живут последние свидетели Холокоста

• Ольга Ившина
• Русская служба Би-би-си

27 января 2020

Это одни из последних свидетельниц Холокоста. Эти женщины, а тогда — маленькие девочки, выжили чудом. Но на этом их борьба не закончилась. Каждая из них нашла свой непростой путь, чтобы привыкнуть к мирной жизни и стать ее частью. А еще — найти силы рассказать свою историю. Хотя, даже спустя 75 лет, им все еще нелегко говорить.

Ева Сэпеши: «Хуже Освенцима может быть только одно — забыть, что он был».

Подпись к фото,

Ева Сэпеши родилась в Венгрии в 1932 году

87-летняя Ева Сэпеши крутится перед телекамерой, словно ребенок: «А эти бусы сюда подходят? А лучше с жилеткой или без?» Ей было 12 лет, когда она оказалась в концлагере Освенцим. На этом детство Евы закончилось, и сейчас она будто пытается наверстать упущенное.

Перед началом интервью она достает духи, брызгает на запястья и произносит: «Знаете, у моей мамы были замечательные духи в красивом флаконе. Ребенком я как-то достала флакон из шкафа, потому что мне хотелось пахнуть так же вкусно, как мама. И вдруг разбила его… Весь дом наполнился запахом духов.

Почему-то именно этот запах мерещился мне всю дорогу, пока нас везли в Освенцим. На самом деле в нашем вагоне стояла ужасная вонь. Испражняться ведь не выпускали. Кого-то тошнило. Но я не чувствовала ничего. Вместо ужасного запаха мне чудился аромат маминых духов».

Мимо газовой камеры

На Еве — бусы из жемчуга и яркий синий свитер, от волнения она чуть теребит рукав. Под этим рукавом — на тыльной стороне руки — татуировка «26877». Этот номер ей вытатуировали наутро после прибытия в Освенцим.

«После войны я часто припудривала татуировку или закрывала ее рукавом блузки. Но я никогда не хотела свести этот номер. Он принадлежит мне. Многим узникам набивали большие номера на внешней стороне руки, а у меня маленький. Мне повезло», — говорит Ева.

Автор фото, US Holocaust memorial museum

Подпись к фото,

Татуировки с номером делали всем узникам Освенцима — даже детям

70% процентов людей, привезенных в Освенцим, убивали в течение первых суток. Железнодорожные рельсы шли прямо до газовых камер. Людей выгружали из вагонов, кого-то отбирали для работы, а остальных тут же убивали.

Вагон, в котором ехала Ева, направили в барак, а селекцию назначили на следующее утро. Перед рассветом к девочке неожиданно подошла словацкая женщина, работавшая в Освенциме надзирателем.

«Сколько тебе лет? 12? Тебе 16, и не пробуй даже прикинуться младше!», — грозно сказала она.

Ева испугалась и растерялась, но когда на общем построении ее спросили о возрасте, она выпалила в ответ: «Шестнадцать». Это спасло ей жизнь.

Всех, кто был младше, отправили в газовые камеры, а Еву определили на работу в каменоломню.

Автор фото, Mondadori Portfolio

Подпись к фото,

По данным Нюрнбергского трибунала, в системе концлагерей Освенцим было истреблено до 4 млн человек

Звезда на всю жизнь

«К январю 1945 года я была уже очень-очень больна, и у меня абсолютно не осталось сил. А вокруг лежали мертвые или еле живые люди. Красная Армия была уже близко. Фашисты отступали и уводили с собой всех, кто еще мог стоять на ногах. У них был приказ пристрелить тех, кто оставался в Освенциме, чтобы некому было рассказать, что они там творили», — вспоминает Сэпеши.

Ева тогда постоянно теряла сознание и была на грани смерти. На нее решили не тратить патроны.

Автор фото, US Holocaust memorial museum

Подпись к фото,

Советские солдаты освободили концлагерь Освенцим 27 января 1945 года и спасли 7000 уцелевших узников. За жизнь каждого из освобожденных потом еще долго боролись врачи

«В какой-то момент я очнулась и поняла, что лежу на горе трупов. У меня абсолютно не было сил, но я не хотела сдаваться. Я что-то промычала, ко мне подошел человек и накормил меня снегом. Мне так помог этот снег! Когда я снова открыла глаза, я увидела перед собой русского солдата в такой красивейшей меховой шапке. На ней была красная звезда. Он мне улыбнулся… И я была так счастлива тому человеческому теплу, которое излучало его лицо. Это вернуло меня к жизни. Я всегда буду помнить его», — добавляет Ева, улыбаясь.

Для просмотра этого контента вам надо включить JavaScript или использовать другой браузер

Подпись к видео,

Холокост. Последние свидетели

Задавить все

«Я смогла жить дальше после войны, потому что все в себе подавила. Я старалась не думать, что происходило со мной в прошлом, построить новую жизнь. И я все подавила, запихнула вглубь души. Но это нельзя навечно спрятать», — вздыхает Ева.

Она рассказывает, как после концлагеря заново училась ходить, как трудно было снова сесть за школьную парту и как она искала и находила в себе силы, чтобы жить дальше.

Автор фото, Photo by -/AFP via Getty Images

Подпись к фото,

Более 40 000 концлагерей и гетто создали нацисты на территории Европы (по данным исследования Американского мемориального музея Холокоста)

«Многие из тех, кто сдался, будучи в Освенциме, не выжили. Когда сдаешься и говоришь, что больше не можешь, наступает конец. Нужно себя заговорить, что ты все преодолеешь. И это помогает», — говорит Ева.

В 1951 году она встретила своего будущего мужа. Ева признается, что очень спешила создать семью: «Больше всего на свете я хотела иметь ребенка. Ведь я потеряла родителей, и так хотелось иметь близкого человека. Так появилась моя первая дочь Юдит».

Но как воспитывать маленького ребенка, Ева, разлученная с родителями в десятилетнем возрасте, не знала: «Мама исчезла из моей жизни слишком рано. Мне не хватало ее любви, ее примера перед глазами, поэтому когда я сама стала матерью, это было непросто. Иногда я просто не знала, как себя вести».

Подпись к фото,

После войны Еве удалось отыскать лишь одну уцелевшую фотографию своей мамы. Лишь в 2016 году Ева узнала, что ее мать и младший брат тоже были в Освенциме, но не выжили

В 1956 году Ева снова увидела советских солдат. Но на этот раз испытала от этой встречи совсем другие эмоции. В конце октября 1956 года СССР ввел войска в ее родной город Будапешт для подавления Венгерского восстания.

«С одной стороны, советские солдаты спасли жизнь мне и тысячам других узников фашистских концлагерей. С другой, я своими глазами видела, как советские солдаты утопили в крови венгерское восстание. И это сложно принять и совместить в голове. Но такая вот жизнь — разная. Но я все равно хорошо отношусь к русским», — добавляет она.

После подавления восстания семья Евы вынуждена была бежать из Венгрии. Они осели в Германии, где мужу Евы предложили работу.

50 лет после войны Ева молчала о пережитом в Освенциме: ее близкие знали об этом как о кратком факте из ее биографии — она никогда не рассказывала им о пережитом. Но в 1995 году режиссер Стивен Спилберг пригласил Еву приехать на место бывшего концлагеря. Тогда она впервые рассказала свою историю родным. Сегодня Ева много выступает перед школьниками. Говорит, в начале разговора многие бывают настроены скептически, но к середине беседы равнодушных обычно не остается.

«Когда я слышу, что Освенцим — это выдумка, я думаю: как же важно всем пережившим, и мне в том числе, доносить до следующих поколений, как все было на самом деле. Чтобы такое никогда больше не повторилось. Мой братик, моя мама — они не могут говорить. Всех, кого убили нацисты, лишили голоса, сделали немыми. А значит, рассказывать за них должны мы».

Тамар Драйфус: «Нужно время, чтобы воскресить в себе человека»

Подпись к фото,

Тамар Драйфус родилась в Литве в 1938 году

«Мне потребовалось много времени, чтобы научиться просто снова смотреть людям в глаза после войны», — говорит Тамар Драйфус и строго смотрит поверх очков.

Кажется, к своему рассказу она подготовилась основательно. Тамар достает из сумочки несколько старых фотографий, четки, молитвенник, с которыми она не расставалась во время войны, и айфон.

«Ой, а вы ж разбираетесь в технике, — скорее утвердительно говорит она. — Научите меня делать так, чтобы телефон лежал тихо и только жужжал?»

Фартовое платье и будка пса

«Еврейское гетто в Вильно создали в 1941-м. Мне тогда было чуть больше трех, но я четко помню многие вещи, особенно день, когда я в последний раз видела отца, — начинает Тамар. — Это было в 1943-м. В гетто пришли немцы, скомандовали всем выйти. Мы спрятались, но снаружи услышали приказ, что все мужчины должны выйти, иначе нас взорвут».

Отца Тамар вместе с другими мужчинами забрали на принудительные работы. Позже она узнала, что его убили.

Автор фото, UniversalImagesGroup

Подпись к фото,

По данным историков, гетто и концлагеря пережили только 6% евреев Литвы

К 1943 году в гетто Вильнюса истребили около 50 000 человек. Тамар и ее мать отправили в концлагерь. По пути они трижды пытались бежать. Первые две попытки провалились: за первую мать Тамар приговорили к 25 ударам плетьми. На третьем ударе женщина потеряла сознание. Несмотря на это, она верила, что лучше быть убитой при попытке бежать, чем безропотно принять происходящее. Во второй раз их снова поймали — но не убили. Мать Тамар ударили по голове, и она провела без сознания два дня.

«На последней пересылке нас отправили в душ. Слава богу, это был обычный душ. Все разделись. Мама нашла в куче одежды себе костюм, а мне — платье. Она даже повязала мне бантик, гордо подняла голову, и мы пошли», — вспоминает Тамар.

Хорошо одетые женщина с ребенком беспрепятственно прошли мимо всех охранников и вышли за ворота лагеря. Возможно, постовые подумали, что это семья одного из офицеров.

Подпись к фото,

Тамар (на снимке слева) с мамой и отчимом, конец 1940-х годов

После этого Тамар с матерью еще долго прятались от фашистов, переходя из деревни в деревню, от одного двора к другому. Однажды они три дня скрывались от облавы в будке сторожевого пса. Почему-то грозная собака не выдала своих неожиданных соседей и даже делилась с ними едой из своей миски: «Каждый раз, когда ему приносили еду, он не ел, а оставлял нам. Мама говорила, что люди хуже зверей, потому что зверь съест добычу, насытится и успокоится, а люди — нет. У людей не наступает насыщения, они всегда хотят больше».

«Когда мы скрывались, мама часто просила меня сидеть молча, чтобы я случайно нас не выдала. Поэтому когда война закончилась, я не сразу осознала, что все, теперь мы свободны. Это был долгий процесс. Чтобы воскресить в себе человека, нужно время», — говорит Тамар.

Но для нее борьба с фашизмом не закончилась ни в 1945-м, ни даже десять лет спустя. В 1959 году муж Тамар получил работу в Мюнхене, и она, хотя ужасно не хотела ехать в Германию, все же согласилась.

Подпись к фото,

В 1948 году Тамар поехала жить в Израиль. Там она отслужила в армии и встретила своего мужа Гарри

«Когда мы переехали [из Израиля], вокруг было еще полно нацистов. И было невыносимо постоянно видеть их, везде их встречать и знать, что они остались безнаказанными. Далеко не всех ведь осудили. Многие даже не раскаивались в содеянном. И смириться с этим было невероятно сложно».

Тамар с мужем не могли просто так смотреть на это — они начали помогать так называемым «охотникам за нацистами» — волонтерам, пытавшимся найти тех, кто остался безнаказанным после Второй мировой войны. Тамар и ее мужу удалось добиться наказания по меньшей мере для одного человека — бывшего шефа гестапо в Кельне.

Тамар признается: вернуться к нормальной жизни после войны ей помогли семья, друзья и книги.

Сейчас Тамар живет одна: ее муж умер несколько лет назад, а дети создали собственные семьи. Тамар внимательно следит за современной политикой: «Ультраправые снова приходят к власти по всему миру. И это меня очень настораживает. Люди снова не любят чужаков. Это отношение нужно менять. Людей надо принимать вне зависимости от их цвета кожи, вероисповедания и языка, на котором они говорят. Но за то, чтобы так было, нам предстоит еще побороться».

Многие дни Тамар расписаны почти по минутам: выступления перед школьниками, лекции в университетах и на конференциях, интервью на телевидении. Она надеется, что и современные ультраправые услышат ее выступления и несколько раз подумают, прежде чем «прятаться за своими броскими лозунгами».

«Я верю в нынешнюю молодежь. Между нами — десятки лет разницы, но мне кажется, мы понимаем друг друга. В конце концов, перед этими ребятами стоят те же вопросы, что и передо мной 60-70 лет назад, только в чуть менее радикальной формулировке. И я буду рада, если смогу помочь молодым найти ответы».

Мария Нейман: «Война научила доброте»

Подпись к фото,

Мария Нейман родилась в 1930 году в Беларуси

Уверенная и быстрая походка, накрашенные губы — глядя на Марию Нейман, трудно поверить, что ей 90 лет.

«Утром интервью с Би-би-си, а вечером пойду в кафе: мы каждые две недели там собираемся с ребятами. Сидим, делимся впечатлениями, обсуждаем что-то — иногда новости, но чаще книги. Очень люблю читать», — говорит Мария.

Erzael-cafe в центре Кельна — место встречи тех, кто прошел через Вторую мировую войну. Там Мария часто видит Тамар Драйфус. Войну собравшиеся вспоминают нечасто. Но все же некоторые истории первый, а иногда и единственный раз, прозвучали именно в этом кафе.

Пара обуви на деревянном ходу

Война для Марии началась 23 июня 1941 года, когда в Борисов (ныне территория Беларуси) пришли фашисты. Всех евреев тут же согнали в гетто.

«Мы рано вставали. Натягивали на себя все, что могли натянуть, и выходили на работу. Вкалывали до позднего вечера. Чистили улицу, таскали тяжести. Нас часто били. Причем обычно без особой причины», — вспоминает Мария. Ей тогда было десять лет.

Автор фото, Imagno

20 октября 1941 года гетто ликвидировали, за сутки расстреляв почти всех. По оценкам историков, спастись удалось лишь нескольким десяткам человек из более чем 7000 заключенных.

«Нам удалось с сестренкой спастись благодаря маме. Она сказала отцу спрятаться в погребе со старшими детьми. Мама захлопнула за нами крышку и закрыла ход половичком. Младшеньких мама оставила с собой наверху — боялась, что они могут плачем выдать нас, и тогда все погибнут. Через миг в дом вошли немцы и увели маму и наших младшеньких на расстрел».

Из погреба Мария, ее сестра Геня и отец не выходили двое суток. Все это время они слышали, как фашисты убивают жителей Борисова.

«Начинаю говорить об этом, — и даже сейчас у меня мороз по телу. Не отходят от меня эти переживания, живут в самом сердце. Никуда не деться. Но жить надо и говорить Богу спасибо за каждый прожитый день», — уверенно добавляет она.

Подпись к фото,

Мария (на обеих фотография справа) и ее младшая сестра Геня — одни из немногих, кто выжил после ликвидации гетто Борисова в 1943 году

После двух месяцев скитаний по окрестным деревням отец Марии ушел в партизаны. А девчонок определили в детдом.

«Прощаясь, отец сказал: верьте в Бога и верьте в людей. По этому завету я и живу по сей день. Всякое было, но всегда доводилось встретить людей, которые помогали мне, казалось бы, в безвыходной ситуации. Не каждому можно довериться. Но сердце всегда верно подсказывало, кому можно открыться».

Уже после войны Мария узнала, что ее отец погиб летом 1944-го года, чуть-чуть не дожив до освобождения Борисова.

«В детдоме было трудно. У нас была одна пара обуви на деревянном ходу. Мы там и тифом, и чем только не болели. А еще частые бомбежки. В отделении мальчиков погибли ребята. А нам повезло — под нашими окнами упала фугасная бомба, но не взорвалась».

После войны Мария вернулась в Борисов, окончила школу и поступила в кулинарный техникум. В один из осенних дней она встретила Дмитрия — парня, с которым они жили по соседству до начала немецкой оккупации. Через несколько месяцев молодые люди поженились. Дмитрий ушел из жизни рано — всего через несколько лет после свадьбы. Снова искать любовь Мария не захотела. Но пережитое не озлобило ее.

«Главный урок, который я вынесла из войны и всех испытаний, — о доброте. Доброта есть, и она сильнее зла. Я старалась и стараюсь быть доброй, и это дает мне силы».

Лучшие книги об Освенциме

Прежде чем мы подробно обсудим выбранные вами книги, я думаю, было бы полезно понять, что именно такое Освенцим. Это был не один лагерь, а группа лагерей, верно?

Одна из причин, почему он стал настолько значимым в общественном сознании, заключается в том, что это был самый крупный лагерь, который сочетал в себе как лагерь смерти, так и трудовой лагерь.Это было самое большое количество убийств за всю историю Холокоста — там было убито более миллиона человек — но также и огромное количество выживших из-за огромного комплекса трудовых лагерей и вспомогательных лагерей, которыми он управлял. Таким образом, он объединил две функции.

Есть три лагеря: Освенцим I, который был первым, для политических заключенных, преимущественно польских политических заключенных, противников нацизма и так далее; Освенцим II-Биркенау, в котором располагались печально известные газовые камеры; и Освенцим III, третий лагерь в городе Освенцим, который сейчас не находится на общественной туристической тропе, на заводе I G Farben Buna в Моновице.Это был просто большой немецкий промышленный концерн, который использовал рабский труд из Освенцима.

То, что доступно посетителям сегодня, — это лишь крошечная часть комплекса Освенцим, раскинувшегося на территории самого Освенцима. Не так давно я пытался снимать в районе фабрики Monowitz Buna, и меня резко выгнали с территории. Мы получили разрешение на съемку в Освенциме, но люди, управляющие фабрикой сейчас, абсолютно не хотят, чтобы кто-то смотрел на нее, снимал и показывал, что это было частью бывшей системы рабского труда.Помимо лагерей вокруг самого Освенцима, была огромная сеть вспомогательных лагерей по всей Силезии и за ее пределами. Существовал обширный комплекс вспомогательных лагерей, которыми руководили СС с рабским трудом.

«В первые годы люди не особо интересовались тем, что пережили выжившие; они представляли интерес только как свидетели преступлений других, а не как свидетельства того, что прошлое сделало с ними »

На знаменитом пандусе, где проходили выборы, можно было пройти в одну сторону к газовым камерам и сразу умереть; если вы пошли другим путем к рабскому труду, то это было бы истребление трудом.Средняя продолжительность жизни, если вас отбирали для рабского труда, составляла ровно три месяца. Так что это не совсем хороший шанс на выживание, но тем не менее это был шанс на выживание для тех, кто выжил.

Одна из причин, по которой Освенцим приобрел такое большое значение в общественном сознании, заключается в том, что так много выживших со всей Европы пишут мемуары на всех европейских языках и представляют совершенно разные сообщества — будь то французское Сопротивление или польское сопротивление, греческие евреи или венгерские Евреи.Было много, много разных сообществ, которые впоследствии могли идентифицировать себя с выжившими после войны и которые обеспечивали аудиторию их мемуаров, публикаций и отчетов.

Я думаю, что еще одна причина, по которой он вырисовывается настолько большим, заключается в том, что большая его часть остается неподвижной и видимой. Рядом налажено хорошее транспортное сообщение; он находится на туристической тропе из Кракова.

Это очень точно подводит меня к следующему вопросу. Как изменится память о Холокосте и воспоминания о нем, когда последние выжившие умрут в следующие несколько лет? Конечно, в те же сроки все преступники будут мертвы, что, возможно, может быть более значительным.

Способы, которыми выслушивают выживших, в любом случае сильно изменились за последние полвека. В первые послевоенные годы их более или менее игнорировали. Долгое время они никого особо не интересовали. У них не было ни издателей, ни торговых точек, ни аудитории. Единственным исключением была Анна Франк, которая, конечно, была совсем другой историей.

На самом деле только с конца 1970-х годов появилась навязчивая идея с воспоминаниями и свидетельствами выживших.В первые годы, даже в 1960-е и 1970-е годы, людей на самом деле не очень интересовало, что пережили выжившие; оставшиеся в живых представляли интерес только как свидетели преступлений других, а не как свидетельства того, что прошлое сделало с ними.

«Многие братские могилы до сих пор остаются без опознавательных знаков по всей Восточной Европе»

Одна из вещей, которую я пытаюсь четко прояснить в Reckonings , заключается в том, что есть довольно короткий период — фактически конец 20-го и начало 21-го века, — когда мы уделяем большое внимание воспоминаниям выживших и их показаниям.Но мы должны помнить, что это не говорит нам всей истории Холокоста. Половина жертв Холокоста погибли по всей Восточной Европе за пределами лагерей во время так называемого «Холокоста от пуль», и их просто расстреляли без суда и следствия. Многие массовые захоронения до сих пор остаются без опознавательных знаков по всей Восточной Европе.

Этот аспект Холокоста не укоренился в общественном сознании так же, как история Освенцима. Я думаю, что мы должны помнить, что память выживших, дошедшая до нас, рисует очень уникальную картину людей, принадлежащих к определенной возрастной группе: молодых в то время, отобранных в основном для рабского труда, потому что они были сильные и готовые к работе, дожившие до глубокой старости, в которой они могли поделиться своим опытом.

Это интригующий момент, когда вы говорите о том, что интерес к мемуарам выживших и свидетельствам выживших вырос только в 1970-х годах. Что изменилось примерно в то время? Мы помним это — вероятно, совершенно справедливо — как почти уникальное ужасное преступление в истории человечества, и все же сразу после войны оно, похоже, не было зарегистрировано так, как можно было бы ожидать. . .

Сразу после войны союзники и другие правительства — например, польское государство — стремились привлечь виновных к суду.В конце 1940-х годов вы можете найти множество преступников перед судом и получить исчерпывающее представление об ужасающих масштабах зверств и множестве различных организаций, которые участвовали в создании этой машины массовых убийств. Итак, в конце 1940-х годов была предпринята весьма характерная попытка разобраться с этим в судебном порядке.

Что же тогда меняется, так это ужасный период, 1950-е годы. Начиная с конца 1940-х годов, холодная война берет верх для западных союзников. Они начинают видеть бывших нацистов полезными в борьбе с коммунизмом, а Западную Германию — полезными в борьбе с коммунизмом.Поэтому с тех пор Конрад Аденауэр, первый канцлер Западной Германии, и его правительство уделяли приоритетное внимание реабилитации бывших нацистов и объявили амнистии, досрочно освободили и смягчили приговоры. Союзники — особенно американцы — и Западная Германия были в этом единодушны.

Итак, с начала 1950-х годов у вас были нацисты, которых приговорили к смертной казни в конце 1940-х, но не казнили, потому что их приговоры были заменены — скажем, на пожизненное заключение, или на 25 лет, или даже более низкие сроки — внезапно выходят из тюрьмы.Это было просто абсурдно. В результате к середине 1950-х бывшие нацисты могли легко дышать и просто вернуться к жизни, как прежде. Это действительно отвратительный переключатель. Так что дело не в том, что никто не думал об этом до 1960-х — многое было сделано, а затем в конце сороковых — начале пятидесятых годов из-за холодной войны от него отказались по политическим причинам.

Тогда что меняется? Почему он снова появляется в повестке дня? Причин несколько, но я думаю, что одна из самых значимых — это снова холодная война.С конца 1950-х годов Восточная Германия начинает зарабатывать политический капитал на том факте, что бывшие видные нацисты занимают высокие посты в Западной Германии, и это вызывает глубокое смущение.

«Суд над Освенцимом в 1963 году решила не« Западная Германия », а несколько преданных делу людей, в частности Фриц Бауэр»

То, что восточные немцы говорят о правительстве Аденауэра, совершенно верно. Главный помощник Аденауэра в его канцелярии Ганс Глобке был официальным юридическим комментатором Нюрнбергских законов для Гитлера в середине 1930-х годов.Теодор Оберлендер, который был федеральным министром по делам перемещенных лиц, беженцев и жертв войны при Аденауэре, знал все о беженцах и изгнанных из Восточной Европы именно потому, что он занимался «демографическим планированием» и участвовал в «антипартизанской» войне в период правления нацистский режим вместе с айнзатцгруппами и потенциально скомпрометировал это. На самом деле, просто отвратительно то, сколько бывших нацистов было в правительстве Аденауэра. Восточная Германия подталкивала Западную Германию, если хотите, сделать шаг.

Другой вопрос, который я считаю действительно очень важным и не может быть подчеркнут в достаточной степени, заключается в том, что не «Западная Германия» решила отдать Освенцим под суд в 1963 году — это были несколько преданных делу людей, и особенно Фриц Бауэр, окружной прокурор штата Гессен, который сам был евреем и социалистом и был вынужден бежать в изгнание, чтобы избежать преследований нацистов.

Он вернулся в Германию после войны и был полон решимости провести процесс в Освенциме как полномасштабное объяснение преступлений нацистов перед лицом массированной оппозиции.Большинство людей на высоких постах в Западной Германии в конце 1950-х, когда он начал эту попытку, в начале и середине 1960-х, когда он находился на суде, были против этого процесса. Это не была Западная Германия, обращавшаяся к своему прошлому. Это Бауэр проталкивал ее против значительной политической оппозиции.

Еще кое-что, что нужно добавить о Бауэре, это то, что он был тем человеком, который дал Моссаду, израильской секретной службе, информацию о местонахождении Адольфа Эйхмана, чтобы они могли его похитить и доставить в Иерусалим для суда.Фриц Бауэр не доверял западногерманскому правительству провести с Эйхманом достойный суд и соответствующий приговор, поэтому Бауэр предупредил Моссада о том, что Эйхман предстанет перед судом в Иерусалиме, а не в Западной Германии.

«Из более чем 140 000 человек, в отношении которых проводилось расследование, менее 6 660 человек были признаны виновными, из них почти 5 000 получили мягкие приговоры сроком менее двух лет. Только 164 человека были признаны виновными в убийстве »

.

Вы спросили о проблеме привлечения виновных к суду так поздно, но не слишком поздно, которую Германия подняла.Это действительно произошло в результате изменения в законе, которое вступило в силу с осуждением Джона Демьянюка в 2011 году (когда бывший охранник концлагеря был приговорен к пяти годам тюремного заключения за соучастие в убийстве, хотя он умер во время убийства). его апелляция еще не рассмотрена). В результате было установлено, что работа на месте, основной целью которого было умерщвление людей, сама по себе была достаточной, чтобы доказать, что этот человек был соучастником убийства. Если бы они сделали это в 1950-х, 60-х и 70-х годах, мы могли бы привлечь к суду огромное количество преступников, но они этого не сделали.

В конце концов, из более чем 140 000 человек, расследованных в Федеративной Республике, менее 6 660 были фактически признаны виновными, и из них почти 5 000 были приговорены к мягкому приговору сроком менее двух лет. Только 164 человека были признаны виновными в убийстве.

Насколько политика, которая до сих пор беспокоит всю эту область исторических исследований, мешает вашей работе? Это вас как-то сдерживает? Это то, с чем вы постоянно сталкиваетесь, или это неизбежная часть работы и то, что вы счастливы принять?

Ничего из вышеперечисленного.Я думаю, что это невероятно трудная область для работы, и я полагаю, что пытаюсь оградить себя от ревизионизма, отрицания Холокоста и крайне правых сцен, одновременно осознавая это.

«Написание истории — это не только творческий акт, но и интеллектуальный результат научного исследования»

Что мне наиболее сложно, так это столкнуться с предметом обсуждения. Сама тема так тревожна, так расстраивает и непонятна. Любой, кто смотрел на это — а я потратил годы, годы и годы, пытаясь осмыслить это, — все равно иногда найдет это совершенно непонятным, несмотря на то, что я могу дать отчет об этом.Это очень любопытный парадокс.

И, пытаясь сделать это беспристрастно, я полагаю, это часто должно казаться ограничением.

На самом деле, я не думаю, что можно быть бесстрастным. Это действительно бросает вызов представлениям об исторической объективности. Я просто не думаю, что это возможно, по разным причинам, включая выбор примеров и стиль письма, а также выдвинутые аргументы. Возможно быть исторически точным, написав отчет, который соответствует свидетельствам и соизмерим с ними, и в то же время лично участвовать в работе с материалом.Написание истории — это не только творческий акт, но и интеллектуальный результат научных исследований.

А теперь перейдем к книгам, которые мне очень понравились. Изначально вы дали мне более длинный список, чему я рад, потому что те, на которых вы остановились, кажутся одинаково достойными внимания. Я понимаю, почему у вас возникли проблемы с уменьшением числа до пяти.

Я был ограничен мыслью, что мой выбор должен быть сейчас в печати и доступен для читателей. Это не может быть чем-то действительно увлекательным, но опубликованным в 1947 году.

Первой в вашей подборке книг об Освенциме у нас есть Шарлотта Дельбо. Расскажите мне немного о ее истории и о том, почему вы выбрали ее трилогию «Освенцим » и «После ».

Я выбрал это по нескольким причинам. Она была замечательной женщиной-участницей сопротивления во Франции, которую перевезли в Освенцим после того, как ей пришлось стать свидетелем убийства своего мужа. (Мужчин расстреляли, женщин увезли в Освенцим.) Она была в колонне из 230 женщин, отправленных туда. Они вошли в лагерь, якобы запевая Марсельезу .

Из ее первоначального конвоя выжило только 49, и что я нахожу увлекательным в ее рассказе, так это то, как она пытается передать сырые переживания в небольших эпизодах — достаточно четко основанных на ее личном опыте, но в некоторых случаях пытаясь рассказать истории о людях. другие женщины, которые были с ней в колонне и пытались увековечить память тех, кто не выжил. Она мучительно передает аспекты своего опыта тем из нас, кому посчастливилось никогда не сталкиваться с подобными вещами.Например, то, как она пишет о чувстве жажды, просто крохотная виньетка о желании получить каплю воды из-под крана или о том, как она рискует выпить, несмотря на возможность быть убитым за это, — это невероятно.

Интервью Five Books стоит дорого производить. Если вам нравится это интервью, поддержите нас, пожертвовав небольшую сумму.

Это один из аспектов, который я считаю необычным и чрезвычайно мощным: этот очень сырой опыт, особенно в первой части трилогии, которую она написала очень скоро после войны.Еще одна вещь, которая меня увлекает, — это то, как она пытается развить представление о двух Я: отделение своего послевоенного Я от Я Освенцима, полное разъединение (или попытка разъединения) между Я, которое испытало и проживало через Освенцим, и то «я», которое выжило и рассказывало об этом. Это отражает то, что многие выжившие пытаются передать в той или иной форме: эта полная цезура в своей жизни между тем, через что они прошли, и тем, как они живут позже. Разные люди справляются с этим по-разному и по-разному с этим справляются.

Одна из причин, по которой мне было трудно выбирать книги, которые все еще печатаются, заключается в том, что многие из них не передают опыт тех, кто никогда не писал — тех, кто был гораздо менее успешен, или менее грамотен, или не имел средств или средства для публикации.

В некоторых свидетельствах интервью, собранных различными фондами, которые их собирают, вы получаете подобную рефлексию, когда некоторые люди говорят, что «я», которое выжило впоследствии, не является их «настоящим» я.У них есть ощущение, что их «подлинное я» умерло вместе с семьей и друзьями, погибшими во время Холокоста, а человек, живущий позже, — это кто-то совершенно другой, хотя они могут казаться живыми и иметь новую семью, новую жизнь и скоро. Я думаю, что Шарлотта Дельбо особенно преуспела в том, как договорилась об этом.

Вы имеете в виду успех в том смысле, что она смогла жить настоящей жизнью, как она сама, после опыта в Освенциме?

Успешно в том смысле, что ей удалось сделать оба подлинными.В интервью я слышал, как выжившие полностью сдаются, потому что чувствуют, что настоящее — не их настоящая жизнь. Думаю, Дельбо был стабильнее. Но это приводит к другому важному моменту в этой истории: она не была еврейкой. Она очень ясно дает понять, насколько это было ужасно даже для заключенных-неевреев, и все же отмечает, что для еврейских заключенных было еще хуже.

«Многие выжившие чувствуют, что их« подлинное я »умерло вместе с семьей и друзьями, погибшими в Холокосте, а человек, живущий позже, — это кто-то совершенно другой»

Тот факт, что она была членом группы сопротивления, позволил ей почувствовать себя единомышленницей по возвращении после войны.Они вернулись петь так же, как и петь. Они могли петь , а это было невозможно для других выживших. Я думаю, что она разительно контрастирует с кем-то вроде Гилберта Михлина, например, о котором я пишу в своей книге, который был французским заключенным евреем, депортированным из Франции в Освенцим. Когда он вернулся во Францию, ему пришлось молчать о том, что он еврей, и притворяться, что он просто француз, потому что в послевоенной Франции был настолько распространен миф о сопротивлении, а антисемитизм все еще царил.Так что его возвращение во Францию ​​было куда более печальным, чем возвращение Дельбо.

Другой человек, с которым я действительно хотел бы сравнить ее опыт, — это Пьер Силь, о котором я также пишу в своей книге. Его доставили не в Освенцим, а в Ширмек, и арестовали за то, что он был гомосексуалистом. После войны гомосексуалы не могли говорить о причинах ареста и заключения. В аннексированном районе Эльзаса, где жил Сил, нацисты ввели законы о гомофобии, которые не были немедленно отменены после войны, когда де Голль отменил нацистское антисемитское законодательство, поэтому гомосексуальность по-прежнему считался уголовным преступлением.

Даже когда это было декриминализовано, Сил сказал, что ему было так стыдно за это. Он не мог разговаривать со своей семьей, друзьями. Он пытался жениться, и у него были дети от жены, хотя он был геем. В конце концов он стал алкоголиком, потерпел полное расстройство, развелся, а затем, наконец, вышел и сказал, что должен говорить об этом. Какими бы ужасными и душераздирающими ни были переживания Дельбо — и я должен признать, что в первый раз, когда я прочитал книгу, я был просто в слезах; Я не мог этого вынести — я думаю, мы должны признать, что были и другие переживания, переживания, которые были ужасны во многих смыслах.

Одна из вещей, которая действительно поразила меня в вашей книге, которую я нашел особенно шокирующей, потому что я никогда не слышал ее раньше, — это то, как плохо со многими евреями обращались, когда они вернулись в свои европейские страны происхождения после войны. В Польше сотни людей были убиты своими соседями; сочувствия не было вообще.

Действительно. Особенно в Восточной Европе, где неевреи захватили дома и имущество евреев, которых они считали мертвыми. Это был вопрос: «Что? Вы выжили? Мы не хотим вас видеть! »- хлопает дверью перед их носом и приказывает уходить.

Перейдем к Человек в поисках смысла Виктора Франкла. Он был высокообразованным человеком, академическим психоаналитиком. Расскажите немного об этой книге — это комбинация мемуаров об Освенциме и психоанализа.

Да. Это интересный контраст с Дельбо. Франкл был австрийским неврологом и психиатром. Он провел очень мало времени в Освенциме; на самом деле он находился в Терезиенштадте, предполагаемом «образце гетто» для инспекции Красного Креста.Затем он был депортирован в Освенцим, где пробыл совсем недолго, потому что был отобран для работы. Он провел большую часть оставшейся части войны в подлагере Дахау в Баварии.

Это весьма спорная версия, поскольку считается, что он был в некоторой степени соучастником. В какой степени не совсем ясно, но он, безусловно, пошел на компромиссы и выжил благодаря своим медицинским знаниям и привилегированным должностям, которые он мог занимать. Что интересно в его рассказе, которое я нашел абсолютно увлекательным, так это то, как он исследует важность смысла жизни как ключа к выживанию.

До войны он был академическим специалистом по самоубийствам. Его основная практика заключалась в том, чтобы помогать людям, которые думали о самоубийстве и рисковали совершить самоубийство, пытаясь работать с ними, чтобы найти способы придать своей жизни смысл, чтобы они не убивали себя. И он весьма преуспел в некоторых методах, которые использовал.

Один из способов, которыми он находил смысл, пока заключенный наблюдал за тем, как другие люди реагировали и реагировали на условия, и как одни были более психологически устойчивыми, чем другие.Дельбо, для сравнения, совершенно ясно дает понять, что лучшие физические условия и удача имели решающее значение между выживанием или нет, смертью от тифа или дизентерии или нет. Она много подчеркивает этот аспект, а также взаимную поддержку внутри своей группы сопротивления.

Получайте еженедельный информационный бюллетень Five Books

Франкл больше обращает внимание на внутреннюю жизнь и на то, как использование вашего разума может придать смысл жизни и дать вам луч надежды в темноте. Он говорит, например, о том, как он ведет мысленные беседы со своей молодой женой, которой на следующий день после его прибытия в Освенцим исполнилось бы 24 года.Она не выжила, но всю оставшуюся войну он этого не знал. Он представил себе разговоры с ней и мысленно перенесся в другое место. Он получал удовольствие от того, что мог, например, от солнечного луча, пробивающегося сквозь облака, или от мыслей о свете в темноте, а затем внезапно появлявшихся на ферме, когда они возвращались с работы. Он смотрит на то, как внутренняя жизнь может помочь в выживании, что, на мой взгляд, чрезвычайно интересно, хотя это ни в коем случае не является достаточным объяснением.

Есть мемуары под названием « Узники страха» другой выжившей из Вены, Эллы Лингенс-Райнер, которая была врачом, заключенным в тюрьму за попытку спасти евреев. Она очень много говорит о том, что просто находится в более привилегированном положении: не сбривает волосы, не имеет татуировку с номером на руке, не настолько дегуманизирована, имеет немного лучший рацион, ее уважают за ее интеллектуальные и технические знания как врача. доктор. Она комментирует, как восточноевропейские евреи, которые прожили очень тяжелую жизнь в качестве крестьян, смогли выдержать испытания лучше, чем западноевропейские евреи, которые вели буржуазный образ жизни и не обладали такими же навыками выживания.Происходит много, много других вещей, но я нахожу рассказ Виктора Франкла очень увлекательным.

Какие компромиссы, на которые он пошел, возможно, привели к его выживанию? Я знаю, что одной из книг, не вошедших в ваш список, была книга Филипа Мюллера очевидец Освенцима . Он действительно помогал управлять газовыми камерами. Франкл, очевидно, этого не делал, но говорит ли он о моральных компромиссах в сообществе заключенных, которые шли в борьбе за выживание?

Франкл не так много говорит об этом, как его критики.Его критики отмечают, что ему удалось не быть депортированным довольно поздно, и когда он был в Терезиенштадте, у него были определенные привилегии. Но на самом деле он не так заинтересован в этом аспекте, как во внутренней жизни. Речь идет о том, как смысл может дать вам психологическую поддержку.

Если я сравниваю это с некоторыми из неопубликованных свидетельств интервью, есть несколько выживших, которые говорят о том, что дало им веру в человечество, столь же важно, как и физическая поддержка, которую они получили. Люди говорят, что когда они были на марше смерти, лежали голодные и умирая на заднем сиденье железнодорожного вагона или в грузовике, проезжающем через Прагу, чехи бросали им куски хлеба с моста выше того места, где они стояли.Один из них говорит, что сначала он чувствовал себя униженным, увидев его таким истощенным, подавленным и в лохмотьях. Он думал, что люди, наклонившиеся и разговаривающие, просто издевались над ними.

Затем, мгновение спустя, эти люди вернулись и бросили немного хлеба, и он внезапно понял, что люди обсуждали, как они могут помочь, вернулись за хлебом, а затем бросили его им. Этот небольшой жест моральной поддержки сильно изменил его чувство общности человечества.Это вселило в него уверенность, что его снова примут в страну живых.

Есть еще одна история о парне, который впоследствии стал психоаналитиком в Штатах. Он назвал себя нерелигиозным евреем; он был евреем по происхождению, но был полностью светским человеком. Тем не менее, когда дело дошло до Йом Киппура, он решил поститься вместе с религиозными евреями, потому что, хотя они и голодали, отказ от нацистов, навязывающих им бесчеловечную категорию, был своего рода актом неповиновения.Они были не просто животными — они все еще могли соблюдать религиозные ритуалы своих предков. Это придало миру значение, которое не было придано ему нацистами. Я думаю, что это было очень важно с психологической точки зрения, и на это указывает рассказ Франкла.

Перейдем к книге социолога Герхарда Дурлахера «Поиски: мальчики из Биркенау» . Он был ребенком во времена Освенцима и написал эту книгу в 1980-х годах.Это поиск других мальчиков, которых взяли с собой, верно?

Да. Причина, по которой я включил это, как раз из-за того более позднего поиска — не столько из-за того, что он говорит нам об Освенциме, сколько из-за того, что он говорит нам о выживших. Он пытается разыскать других мальчиков, которые были в семейном лагере и выжили. Одним из них был Отто Дов Кулька, который недавно выпустил почти сказочные мемуары под названием « Пейзажи метрополии смерти » (которые мне не очень понравились, потому что они появились сравнительно недавно и уже много обсуждались).

Что интересно в этой книге, так это то, как Дурлахер пытается восстановить связь с другими мальчиками, которые прошли через такой же опыт. Он находит их в самых разных местах. Одна из историй, которые он рассказывает, касается одного из мальчиков, которого он выслеживает в нью-йоркском районе Куинс. Он живет очень несчастной, злой жизнью и не хочет разговаривать.

Огромное количество выживших, десятки тысяч, которые в какой-то момент могут говорить об этом. С другой стороны, есть много выживших, которые полностью лишились дееспособности из-за своего опыта, последствия для которых мы видим в трудах психиатров, которые занимались с ними в учреждениях, — таких людей, как Дори Лауб, которая проделала невероятный объем работы с Холокостом. выжившие, которые не могут рассказать о своем опыте, пытаются помочь им сформулировать, через что они прошли, чтобы помочь с посттравматическим стрессовым расстройством.

Итак, у нас есть две крайности: литература и свидетельства выживших, а также психоаналитическая литература по посттравматическому стрессу. Дурлахер выслеживает человека, который находится между этими двумя крайностями. Таких, должно быть, были десятки тысяч; люди, которые просто несчастны, злы, изолированы и социально не очень хорошо функционируют, но при этом не отчитываются о своем прошлом и не способны его понять.

Они все встретились в Израиле в 1990 году. Как это описывает Дурлахер?

Не все пришли на встречу.Становится совершенно ясно, что все они по-разному относились к прошлому. Отто Дов Кулька стал профессиональным историком; он писал обо всем, кроме своих личных переживаний, до самых поздних мемуаров. Другой стал художником, другой раввином. Но несчастного человека из Квинса там не было. Он не хотел говорить. У них только что был ужасный ужин в Нью-Йорке, и все.

«Дурлахер, как и Отто Дов Кулька, рассказывает о том, как летом 1944 года видел американские самолеты, летящие по голубому небу над Освенцимом.. . оба мальчика видели их почти как маленькие игрушки в воздухе »

Дурлахер обнаружил этот дополнительный вариант, который обычно не проявляется: не настолько серьезно поврежден, как вы находитесь в психиатрическом учреждении, но поврежден до такой степени, что вы не можете объяснить, через что вы прошли, остальному миру.

Еще одна вещь, которая поразила меня в книге, — это то, как Дурлахер, как и Отто Дов Кулька, рассказывает о своих наблюдениях за американскими самолетами, летящими по голубому небу над Освенцимом летом 1944 года.Мне показалось захватывающим то, что оба мальчика видели их почти как маленькие игрушки в воздухе, независимые рассказы об одном и том же опыте. Отто Дов Кулька сказал, что это было так красиво. Он говорит, что маленькие серебристые самолетики над темно-синим небом над Освенцимом были самым красивым летним небом, которое вы можете себе представить, более красивым, чем все, что он видел в Израиле или где-либо еще. Такое восприятие и память необычайны. Это также перекликается с представлениями, изложенными в некоторых из вымышленных рассказов Имре Кертеша, Fatelessness , о «тихом часе» раннего вечера, который он смог оценить даже в лагере.

Давайте перейдем к одной книге по истории, которую вы выбрали, Франкфуртский процесс в Освенциме 1963-65 Девина О Пендаса. Мы уже немного об этом говорили, но не могли бы вы рассказать, как проходил суд? Как это было воспринято и какие «пределы закона» упомянуты в подзаголовке?

Да, я мог бы добавить еще одну книгу, книгу Ребекки Виттманн о процессе в Освенциме, Beyond Justice. Оба, по-разному, указывают на то, что выбор Западной Германии использовать определение убийства в соответствии с обычным уголовным законодательством совершенно не подходит для судебного преследования людей, которые были причастны к геноциду. Коллективное насилие отличается от индивидуального насилия.

Западные немцы решили прибегнуть к старому немецкому уголовному праву; они не хотели принимать Нюрнбергские принципы. Они не хотели ничего, что имело бы обратную силу, наказывая преступления, которые не были определены в то время. Но проблема с западногерманским определением убийства заключалась в том, что оно влекло за собой проявление индивидуальных намерений и чрезмерную жестокость.Фактически это означало, что, если вы не можете показать, что человек был субъективно мотивирован на убийство, он не мог быть признан виновным в убийстве.

«Подавляющее большинство людей, которые работали в Освенциме, вообще не привлекались к суду»

Это означало, что в других судебных процессах, например, связанных с Белжецем (который проходил в Мюнхене в середине 1960-х годов), семь из восьми обвиняемых были оправданы, поскольку не было оставшихся в живых, чтобы доказать, что они были отдельными садистскими зверями.Это означало, что вы могли управлять машиной геноцида, «только подчиняясь приказам», и помещать 300 000 человек в газовые камеры, но при этом не быть убийцей. Я думаю, это было вопиющее нарушение закона.

Сколько человек предстало перед судом во Франкфурте и сколько было осужденных?

Около 8 200 человек работали в Освенциме. Некоторые, включая бывшего коменданта лагеря Рудольфа Хёсса, уже были приговорены к смертной казни в Польше; другие были осуждены в индивидуальном порядке в ходе судебных процессов над союзниками.В процессе Франкфуртского Освенцима первоначально было 22 обвиняемых, двое из которых выбыли из-за болезни. В конечном итоге трое были оправданы; один был приговорен к лишению свободы; десять человек были приговорены к лишению свободы на срок от трех с половиной до четырнадцати лет; и только шестеро были приговорены к пожизненному заключению. Подавляющее большинство людей, которые работали в Освенциме, вообще не привлекались к суду.

Было ли это последнее испытание такого рода?

Вовсе нет. Было больше судебных процессов над людьми, участвовавшими в Освенциме в конце 1960-х — начале 1970-х, и было несколько других крупных судебных процессов в концентрационных лагерях в 1960-х и 1970-х годах, до суда над Майданеком 1975-1981 годов в Западной Германии.Но все они были сбиты с толку этой необходимостью продемонстрировать субъективные намерения и чрезмерную жестокость.

Это одна из вещей, над которыми я работаю в своей книге « Reckonings, », рассматривая различные судебные процессы в крупных концлагерях. Свидетельские показания выжившего были чрезвычайно важны, потому что в качестве свидетеля вы должны были сказать: «Я видел, как этот человек действительно делал что-то по-настоящему жестокое и противное с кем-то еще в определенное время в определенный день». И, конечно же, как один из оставшиеся в живых едко сказали: «У нас в Освенциме не было часов».Они не знали, какой сегодня день. Они не знали, который час. Так что было очень сложно показать субъективное намерение.

Получайте еженедельный информационный бюллетень Five Books

В Белжеце, который был одним из самых эффективных лагерей смерти, в живых осталось только двое. Один был убит в 1946 году, когда давал показания. Другой, когда он пришел для дачи показаний на суде в 1960-х годах, не смог дать окончательных показаний, и поэтому семеро охранников СС на суде просто сказали: «Нет, я не хотел этого делать, но я должен был сделай это.Я только выполнял приказы ». И они были оправданы. Нет смысла использовать индивидуальное преступление в виде убийства в качестве основания для судебного преследования, когда вы имеете дело с массовым убийством, которое является частью системы коллективного насилия. Это одна из вещей, которую Пендас ясно дает понять.

Разве в международном праве не было преступлений, которые могли бы обойти подобные ограничения?

Только в Западной Германии отказались принять Нюрнбергские принципы. В Восточной Германии приняли гораздо более широкое определение, связанное с тем, что кто-то умер в конце процесса.В Восточной Германии бывшие нацисты в шесть или семь раз чаще подвергались преследованию и осуждению, чем в Западной Германии.

«В Восточной Германии бывшие нацисты в шесть или семь раз чаще подвергались преследованию и осуждению, чем в Западной Германии»

Австрия — тоже очень показательное сравнение. Там проблема была не в законе, а в общественной культуре. Закон допускал судебное преследование и вынесение приговоров в гораздо более широком смысле, чем в Западной Германии. Проблема заключалась в том, что присяжные, как правило, оправдывали бывших нацистов, и становилось неловко даже предавать их суду, поэтому они просто прекратили судебное преследование после слишком многих позорных оправданий.

В то же время политические партии Австрии были заинтересованы в реабилитации и интеграции бывших нацистов. На судей, прокуроров и адвокатов оказывалось сильное политическое давление, чтобы добиться оправдания. Начиная с 1955 года в Австрии действительно было очень мало случаев. Те, которые были доставлены, как правило, заканчивались оправдательным приговором; затем с середины 1970-х судебные процессы просто прекратились.

Можно ли читать книгу Пендаса?

Да, это хорошее чтение. Я думаю, это важное чтение.Что также хорошо видно, так это общественная реакция и более широкое значение процесса Освенцима. Мы придали этому большое значение, отчасти потому, что это широко освещалось в СМИ, в основном из-за того, как Фриц Бауэр организовал процесс. Бауэр был полон решимости обеспечить освещение в СМИ. Он был полон решимости обеспечить, чтобы жертвы и выжившие были доставлены со всего мира для дачи показаний, что немного похоже на процесс над Эйхманом в Иерусалиме.

Он также организовал для членов суда посещение самого Освенцима, что было довольно необычно для середины 1960-х годов в разгар холодной войны, зайти за железный занавес и осмотреть место преступления.Это произвело огромное впечатление, потому что журналисты тоже пришли, отчитались и показали сторожевые башни и колючую проволоку. Люди могли представить это впервые так, как не могли раньше.

«Нет смысла использовать индивидуальное преступление в виде убийства в качестве основания для судебного преследования, если вы имеете дело с массовым убийством, которое является частью системы коллективного насилия».

Пендас также показывает, что то, как пресса сообщала о судебном разбирательстве, вызывало более широкую неоднозначность среди общественности.Были эти молодые журналисты, которые думали, что они устраивают этот великий крестовый поход, чтобы привлечь внимание общественности к Освенциму, и более широкая публика, которая была обеспокоена этим и не любила это. Но самый высокий процент противников судебного процесса составляли люди, которые были молодыми людьми в Третьем рейхе, которые на самом деле были мобилизованы на борьбу за Гитлера, которые участвовали в войне. Это очень интересно.

Многие жители Западной Германии вообще не следили за судом, и даже те, кто следил за ним, были настроены враждебно к нему.Но я думаю, что было очень важно привлечь внимание общественности к этой проблеме, и это уже нельзя было игнорировать. Это побудило молодое поколение почувствовать, что им приходится вести борьбу поколений.

Поколение, родившееся сразу после Второй мировой войны, было бы тогда молодыми людьми, и у них не было бы личной заинтересованности в сокрытии преступлений Третьего рейха.

Это коррелирует со студенческими восстаниями 1960-х годов — началом внепарламентской оппозиции, которая возникла в 1960-х, пресытившись эрой Аденауэра.Аденауэр перестает занимать пост канцлера в 1963 году. В 1960-е годы начались студенческие волнения; это люди в возрасте 20 лет, родившиеся в 1940-х годах, внезапно подвергшиеся полному ужасу преступлений своих старших (и предполагаемых лучших), а затем воодушевленные конфликтом поколений, резюмируемым как «1968 год».

Конечно, это было более масштабное явление, выходящее за рамки Западной Германии — протесты против войны во Вьетнаме, Пражская весна — это более широкая атмосфера. Но я думаю, что процесс в Освенциме сыграл очень важную роль в развитии молодежного восстания в Западной Германии.Книга Пендаса хорошо показывает это.

Наконец, давайте перейдем к «Подземке » Марии Ялович-Симон в Берлине: необыкновенная история выживания молодой женщины в сердце нацистской Германии . Я никогда о ней не слышал, но это, наверное, самая необычная история из всех, которые вы упомянули. Расскажи нам об этом.

Ну, я должен был найти пять книг об Освенциме. Я сознательно выбираю тот, который не об Освенциме, а, скорее, об уклонении от него.

У меня проблема с преимущественным вниманием к Освенциму, потому что я думаю, что, каким бы важным и ужасающим он ни был, он может непреднамеренно отвлечь внимание от множества других событий и контекстов. История Освенцима о прибытии на поезде и выборе на пандусе для газовых камер или рабского труда стала шаблонным повествованием, которое мы ожидаем от выжившего. Мы не ожидаем, что после войны появится несчастный гомосексуал, которому будет слишком стыдно говорить об этом.Мы не знаем историй о тех, кого просто расстреляли в братскую могилу за пределами их деревни в Восточной Европе.

У нас много историй о гетто, но даже там мы иногда видим своего рода скрытую иерархию страданий или героизма. У нас также есть неявное представление о «выжившем», то есть о том, кто выжил в лагерях. Но я думаю, что мы должны попытаться понять весь спектр и влияние опыта нацистских преследований, в том числе для тех, кому удалось уйти до войны. К сожалению, слишком немногие смогли эмигрировать вовремя.

Я выбрал Мари Ялович-Симон по двум причинам. Во-первых, потому что она выжила, скрывшись в Берлине, живя «нелегалом», и ее рассказ показывает ее собственную сообразительность, ее способность уклоняться от признания, быстро мыслить в трудных ситуациях, выходить из положения, находить пути о выживании, а иногда и о ее чистой удаче. Но во-вторых, потому что я думаю, что ее история также подчеркивает широко распространенную доброту, доброту и готовность многих людей идти на риск, а также трудности уклонения от тех, кто может ее предать, когда она переходила с одного места на другое.Это совсем другая история, нежели история Анны Франк.

На самом деле мы не знаем, сколько людей помогли жертвам преследований. Если вы думаете о таком аккаунте, Мари Ялович-Симон помогали многие люди. И многие из этих историй о людях, ушедших в подполье — untergetaucht — немецкое слово, которое они используют; некоторые называли себя « U-Boote » или «подводные лодки» — это показывает, что обычно вы могли оставаться с любым конкретным человеком или в любом конкретном месте только на короткий период времени, а затем вам нужно было двигаться дальше.

Мы знаем, что от 1500 до 2000 человек выжили, скрывшись только в Берлине. Вероятно, более 10 000-15 000 немецких евреев действительно пытались скрыться (в основном в Берлине, но также и в других местах Рейха), но многие из них были преданы или обнаружены. Для любого из этих людей, вероятно, 10 или более человек были бы последовательно вовлечены в их сокрытие; в некоторых случаях помогали до 50 человек. Мы просто оцениваем здесь, но гипотетически можно сказать, что более 50 000 человек в одном только Берлине, должно быть, были причастны к попыткам спрятать людей, что является значительной цифрой.

Интервью Five Books стоит дорого производить. Если вам нравится это интервью, поддержите нас, пожертвовав небольшую сумму.

Стоит подумать, на какой риск они пошли. Зачем они это делали? Очень часто вы обнаруживаете в себе сострадание и человечность. Они думают, что у них всего есть , хотя многие из обнаруженных были казнены. Здесь задействованы десятки тысяч человек, и я думаю, что об этом стоит помнить.Некоторые были готовы быть обманутыми, введенными в заблуждение, притворившись, что верят истории о том, что кого-то взорвали, и он потерял свои документы или что-то еще. Другие были готовы активно помогать в подделке документов, передаче людей и их вывозе, и я думаю, что это действительно интересная область для исследования.

Нам нужно понять механизм массового уничтожения, который позволил построить и функционировать лагерь, подобный Освенциму, и иметь все подлагеря, и полностью задействовать промышленников и работодателей в рабском труде — но нам также необходимо выяснить, почему Дело в том, что при некоторых условиях люди, которые были просто сторонними наблюдателями, действительно могли превращаться в спасателей — и почему другие предпочли оставаться пассивными или вместо этого были соучастниками, предавая тех, кто пытался спрятаться, и тех, кто пытался помочь.И были различия в характере окружающих обществ по всей Европе, которые влияли на способность преследуемых выживать в различных регионах.

Какие уловки использовал Ялович-Симон, чтобы так долго оставаться в живых в Берлине?

Ей пришлось продавать сексуальные услуги, как это должно было делать молодой женщине, и ей повезло, что один старый нацист, с которым ей действительно удалось остаться, был сифилитиком и импотентом, и поэтому не мог воспользоваться тем, что она предлагала, но понравилось, что она была рядом.Были уловки, которые использовала она и многие другие, в том числе рассказы о потерянных документах, о том, что их взорвали бомбой, они взяли фальшивые личности. Я думаю, что в ее аккаунте интересно то, что она умная женщина. Впоследствии она стала выдающимся ученым в Восточной Германии. Ее сын, Герман Симон, заставил ее записать свидетельство в конце ее жизни. Он взял с ней очень длинное интервью и записал его, и оно получилось необычайно четким. Он сказал, что ему почти не нужно было редактировать ее, чтобы выпустить книгу.

Она сердится, жалует себя или просто беспощадно объективна во всем?

Не совсем, хотя во многих учетных записях используется хотя бы один из этих тонов. Это гораздо менее ожесточенно, чем вы думаете, отчасти потому, что в тот период все еще продолжались человеческие контакты, и все еще были люди, с которыми она могла общаться как человеческое существо. Она не столкнулась с тотальной дегуманизацией и абсолютным разрушением личности, с которыми пришлось столкнуться людям в Освенциме.Это может быть немного бойко, но я думаю, что идея о том, что вы можете продолжать чувствовать, что обладаете некоторой степенью свободы воли, была важна — это то чувство свободы, которое имел в виду Виктор Франкл. И ей удалось после войны вести полноценную жизнь.

Для того, кто выжил в бегах, это могло быть абсолютно, ужасающе сложно, но если бы вам повезло выжить, вы, вероятно, впоследствии почувствовали себя связным, в отличие от опыта, который Дельбо описывает об этом резком разрыве с прошлым.

Наконец, мне интересно, полезно ли иметь этот символ — Освенцим — как своего рода однозначно злой момент в истории человечества. Одна из вещей, которая встречается в вашей книге « Reckonings », заключается в том, что вокруг нее был контекст, очень широкий, который почти делал ее непримечательной — что, по крайней мере, позволяло людям так думать об этом.

По сути, это алиби для многих немцев, которые делают вид, что «никогда ничего об этом не знали». И в одной из моих предыдущих книг, A Small Town Near Auschwitz, я исследую нацистского администратора соседнего графства, всего в 26 милях к северу от Освенцима, который сводит «это» только к газовым камерам.И там он организовывал гетто, унижение, деградацию и голодание более 30 000 евреев в городе, облегчая их задержание гестапо и СС. А затем, после войны, как и многие другие, он продолжил успешную послевоенную карьеру в Федеративной Республике в качестве государственного служащего, и он «никогда ничего об этом не знал», потому что сводит зло только к газовым камерам. Освенцима. Но все это было частью огромной системы преследований в Рейхе.

В 1930-х годах в Германском рейхе не было никого, кто бы не знал, что евреев унижают, изгоняют из их профессий, изгоняют из их домов. После Хрустальной ночи в 1938 году евреи больше не могли жить в Германии. А затем просто свести все к газовым камерам Освенцима мне кажется таким явным абсурдом.

Хотя я настолько шокирован и напуган этим, насколько это возможно, я просто хотел бы, чтобы мы могли расширить свое видение немного шире и сказать: «Но что происходило в Берлине или Мюнхене или в деревнях по всему Рейху» — и действительно по всей Европе.Во всей системе царила бесчеловечность. Он был сконцентрирован не только в газовых камерах одного лагеря.

Five Books стремится обновлять свои рекомендации по книгам и интервью. Если вы участвуете в интервью и хотите обновить свой выбор книг (или даже то, что вы о них говорите), напишите нам по адресу [email protected]

22 Книги, которые следует прочитать перед посещением Освенцима

Иногда мы читаем ради удовольствия, а иногда чтение ради информации гораздо важнее.Чтение о зверствах Холокоста — один из тех случаев, когда я могу честно сказать, что читаю для получения знаний, а не для того, чтобы расслабиться. Да, вы можете возразить, что иногда даже в некоторых из самых ужасных историй упоминается несколько трогательных моментов, но на самом деле каждая история, написанная о лагерях смерти, вызывает тревогу.

Почему тогда мы должны читать о Холокосте и обращении с людьми, подобными Освенциму, Дахау или любому другому концентрационному лагерю? Некоторые, как мы все знаем, использовались в качестве лагерей смерти для систематического убийства миллионов людей, что привело к крупнейшему в мире геноциду человечества.Другие, такие как Заксенхаузен, не использовались для этнической чистки, а использовались вместо этого в качестве лагеря для политических заключенных, и поэтому, хотя число погибших по-прежнему было высоким из-за недоедания, болезней и истощения, это было ничто по сравнению с числом погибших в газовые камеры.

Это время в истории, которое никому нельзя забывать. Это был ужасный акт, которому больше никогда нельзя позволить повториться, и поэтому для того, чтобы это произошло, мы должны помнить.Мы в долгу перед каждым, кто погиб, чтобы напомнить о боли и страданиях, причиненных одним диктатором во время Второй мировой войны.

Освенцим в оккупированной нацистами Польше, вероятно, самый запоминающийся концлагерь, и его все еще можно посетить сегодня. По оценкам, здесь погибло более миллиона человек, и по этой причине он стал самым доминирующим символом Холокоста.

Для некоторых потребность в знаниях настолько велика, что они хотят узнать как можно больше перед посещением.Другие хотят читать истории выживших, но никогда не хотят посещать такое ужасное зрелище. В любом случае, с момента освобождения этих лагерей было записано много историй, чтобы их можно было вспомнить даже после того, как эти выжившие скончались.

Какие книги нам следует читать, если мы хотим больше узнать о том, что происходило в те мрачные годы?

Книги, которые следует прочитать перед посещением концлагеря Освенцим

Купи сейчас: если это мужчина

# 1 Если это мужчина (Примо Леви)

(известный как Выживание в Освенциме в США)

История начинается с депортации Примо Леви из Турина, Италия, в концлагерь Освенцим в Польше в 1943 году.Леви, 25-летний химик, провел в лагере 10 месяцев. Даже самые наглядные описания Леви ужасов, свидетелем которых он был и пережитым там, отмечены сдержанностью и остроумием, которые не только дают читателям доступ к его опыту, но и ставят их перед ними в строгих этических и эмоциональных терминах.

Купить сейчас: случайным образом

# 2 Случайно только: Замечательная правдивая история отваги и выживания в Освенциме (Макс Айзен)

Тибор «Макс» Эйзен родился в Молдаве, Чехословакия, в ортодоксальной еврейской семье.У него была большая семья из шестидесяти человек, и он жил в семейном комплексе со своими родителями, двумя младшими братьями, младшей сестрой, бабушкой и дедушкой по отцовской линии, а также дядей и тетей. Весной 1944 года — через пять с половиной лет после присоединения его региона к Венгрии и на следующее утро после семейного ежегодного пасхального седера — жандармы насильно выселили Эйзена и его семью из дома. Их привезли на кирпичный завод и в конечном итоге погрузили в переполненные вагоны для перевозки скота, направлявшиеся в Аушвиц-Биркенау.В пятнадцатилетнем возрасте Эйзен пережил процесс отбора и был принят в лагерь в качестве рабского рабочего.

Однажды Эйзен получил ужасный удар от охранника СС. Тяжело раненный, он был брошен в больницу, где его прооперировал польский политзаключенный и врач Тадеуш Ожешко. Несмотря на серьезную травму, Ожешко спас Эйзена от неминуемой смерти в газовых камерах, дав ему работу уборщиком в операционной. После своего освобождения и новых испытаний в коммунистической Чехословакии Эйзен иммигрировал в Канаду в 1949 году, где он посвятил последние двадцать два года своей жизни просвещению других о Холокосте в Канаде и во всем мире.

Купить сейчас: каменная дробилка

# 3 Каменная дробилка: правдивая история борьбы отца и сына за выживание в Освенциме (Джереми Дронфилд)

В 1939 году нацисты арестовали Густава Кляйнмана, обивщика-еврея из Вены. Вместе со своим шестнадцатилетним сыном Фрицем он был отправлен в Бухенвальд в Германии, где строился новый концлагерь. Это было начало почти беспрецедентной шестилетней одиссеи. Они помогли построить Бухенвальд, молодой Фриц получил строительные навыки, которые помогут спасти его от истребления в ближайшие годы.

Но именно его связь с отцом в конечном итоге сохранила им обоим жизнь. Когда пятидесятилетнего Густава перевели в Освенцим, что стало верным смертным приговором, Фриц был полон решимости пойти с ним. Его более мудрые друзья пытались отговорить его, но это было невозможно, и Фриц попросил место в транспорте Освенцима. «Он настоящий товарищ, — писал Густав в своем секретном дневнике, — всегда рядом со мной. Мальчик — моя самая большая радость. Мы неразлучны ». Густав скрывал свой дневник на протяжении шести лет в лагерях смерти — даже Фриц ничего об этом не знал.

Из этого дневника, собственных отчетов Фрица и других свидетельств очевидцев Джереми Дронфилд построил захватывающую историю об отношениях отца и сына, которые оказались сильнее, чем машина, которая стремилась разорвать их обоих.

С тех пор он был переиздан под названием: Мальчик, который последовал за своим отцом в Освенцим

Купить сейчас: выжить у ангела смерти

# 4 Переживание ангела смерти: Правдивая история о близнеце Менгеле в Освенциме (Ева Мозес Кор и Лиза Рожани Буччери)

Еве Мозес Кор было 10 лет, когда она прибыла в Освенцим.В то время как ее родители и две старшие сестры были доставлены в газовые камеры, она и ее близнец Мириам были отправлены на попечение человека, известного как Ангел Смерти, доктора Йозефа Менгеле, и подверглись садистским медицинским экспериментам и были вынуждены сражаться. ежедневно для собственного выживания.

Из этой книги читатели узнают о выносливости и выживании ребенка перед лицом поистине чрезвычайного зла.

Купи сейчас: последняя остановка Освенцим

# 5 Последняя остановка Освенцима: Моя история выживания в лагере (Эдди де Винд)

Это необычный рассказ о жизни в плену, запись почти в реальном времени ежедневной борьбы за выживание, а также мерцающих моментов радости, которые Эдди и Фридель находили друг в друге — передавая записки через забор, иногда крадя краткую информацию. объятие.Документируя лучшее и худшее в человечестве, это уникальная и неподвластная времени история, которая напоминает нам о том, на что мы, люди, способны, но о том, что есть надежда даже в аду. Считается, что это единственная полная книга, написанная в самом Освенциме, она останется с вами еще долго после того, как будет перевернута последняя страница.

Купить сейчас: Дитя Освенцима

# 6 Дитя Освенцима (Лили Грэм)

Это 1942 год, Ева Адами села на поезд до Освенцима. Едва в состоянии дышать из-за давления тел и измученная стоянием в течение двух дней, она может думать только о долгожданном воссоединении с мужем Михалом, которого отправили туда шестью месяцами ранее.

Но когда Ева прибывает в Освенцим, Михала не видно, и суровая реальность лагеря обрушивается на нее. Когда она лежит с разбитым горем и дрожит на тонком матрасе, ее голова обрита грубыми руками, она слышит шепот. Ее соседка, Софи, протягивает руку.

По прошествии дней две женщины узнают надежды и мечты друг друга. Ева состоит в том, что она найдет Михала живым в этом ужасном месте, а у Софи в том, что она воссоединится со своим сыном Томасом в приюте в Австрии за границей. .Софи видит шанс спланировать последнюю встречу между Евой и Михалом и знает, что она должна воспользоваться им, даже если это означает подружиться с врагом.

Но когда Ева понимает, что беременна, она боится, что поставила под угрозу их жизни. Женщины обещают защитить детей друг друга в случае худшего. Потому что они полны решимости удержать последний цветок надежды в тени и упадке: их драгоценные дети, которым они молятся, будут жить, чтобы рассказать свою историю, когда они больше не смогут.

Купить сейчас: Сестры Освенцима

№ 7 Сестры Освенцима: Правдивая история сопротивления двух еврейских сестер в самом сердце нацистской территории (Роксана ван Иперен)

Это 1940 год, нацисты оккупировали Нидерланды, но сопротивление растет, и две еврейские сестры — Дженни и Лиен Бриллеслайпер — рискуют своими жизнями, спасая тех, на кого охотятся, в своем тайном убежище «Высокое гнездо». Он становится одним из самых важных убежищ в стране, но когда дом и его обитатели предаются, начинается самое ужасное время в жизни сестер.Это начало конца.

При приближении поражения Германии семья Бриллеслиперов отправляется последним поездом в Освенцим вместе с Анной Франк и ее семьей. То, что будет дальше, бросает вызов сестрам за гранью человеческого воображения, поскольку они лишены всего, кроме храбрости, стойкости и любви друг к другу.

Купить сейчас: волонтер

# 8 Доброволец: правдивая история героя Сопротивления, проникшего в Освенцим (Джек Фэйрвезер)

Летом 1940 года, после нацистской оккупации Польши, подпольный агент по имени Витольд Пилецкий принял задание раскрыть судьбу тысяч людей, захороненных в новом концентрационном лагере на границе Рейха.

Его миссия заключалась в том, чтобы сообщить о преступлениях нацистов и собрать секретную армию для восстания. Центр заключения назывался Освенцим.

Только по прибытии в лагерь он начал обнаруживать ужасающие замыслы нацистов. В течение следующих двух с половиной лет Витольд создал подпольную армию, которая контрабандой переправляла на Запад доказательства зверств нацистов, кульминацией которых стало массовое убийство более миллиона евреев. Его отчеты из лагеря должны были сформировать реакцию союзников на Холокост, однако его история была почти забыта на десятилетия.

Купить сейчас: Survivor

# 9 Выживший: Освенцим, Марш смерти и моя борьба за свободу (Сэм Пивник)

В 1939 году, в день его 13-летия, нацисты вторглись в Польшу. Сэм Пивник пережил два гетто в своем родном городе Бедзин и шесть месяцев работал на пандусе в Освенциме, куда заключенных забирали для входа в лагерь или отравляли газом.

После этого мучительного опыта его отправили работать в жестокий шахтерский лагерь Фюрстенгрубе.Он мог погибнуть во время «Марша смерти», который привел его на запад, когда рухнул Третий рейх, и ему удалось спастись, когда Королевские ВВС по ошибке потопили тюремный корабль Cap Arcona в 1945 году.

Купить сейчас: саботажник Освенцима

# 10 Диверсант из Освенцима: вдохновляющая правдивая история британского солдата, заключенного в Освенциме (Колин Раштон)

В 1942 году молодой британский солдат Артур Додд был взят в плен немецкой армией и отправлен в Освенцим в Польской Верхней Силезии.Немцы дали ему другое название, которое теперь является синонимом самых мрачных часов человечества — Освенцим.

Вынужденный выполнять тяжелую работу, голодать и жестоко избивать, Артур думал, что его жизнь закончится в Освенциме. Будучи преисполнен решимости прекратить боевые действия, он саботировал нацистские промышленные работы, рисковал своей жизнью, чтобы облегчить страдания еврейских заключенных, и помог партизанской группе, планировавшей массовый побег.

Эта шокирующая правдивая история проливает новый свет на операции в лагере, раскрывает иерархию обращения с заключенными со стороны СС и представляет в значительной степени неизвестную историю содержащихся там военнопленных.

Купи сейчас: первый пришел, последний ушел

# 11 Первый пришел, последний ушел: выжившая в Освенциме 31321 (Мэрилин Шимон)

В этих ужасных мемуарах Мэрилин воскрешает истории Мюррея Шейнберга о шести адских годах в нацистских концлагерях во время Второй мировой войны. Польский еврей был одним из первых восьми мужчин, попавших в Освенцим в качестве политического заключенного в 1940 году, и одним из последних, кто бежал из Дахау.

Отвергнутая издателем в 1960-х годах из-за невероятных подробностей, эта правдивая история, наконец доступная широкой публике, шокирует, ужаснет и тронет читателей.

Купи сейчас: детский блок

# 12 Детский блок: на основе реальной истории пережившего Освенцим (Отто Б. Краус)

Алекс Эрен — поэт, заключенный и учитель в блоке 31 в Освенцим-Биркенау, детском блоке. Он проводит свои дни, пытаясь выжить, незаконно давая уроки своим молодым подопечным, при этом защищая их, насколько это возможно, от невероятных ужасов лагеря. Но попытки научить детей — не единственное незаконное занятие, которым занимается Алекс.Алекс ведет дневник.

Это правдивая история о 500 еврейских детях, которые жили в чешском семейном лагере в Аушвиц-Биркенау с сентября 1943 года по июнь 1944 года.

Купить сейчас: Освенцим: свидетельство очевидца врача

№ 13 Освенцим: свидетельство очевидца врача (Миклош Ньишли)

Когда нацисты вторглись в Венгрию в 1944 году, они отправили практически все еврейское население в Освенцим. Еврей и врач, заключенный доктор Миклош Ньизли был спасен от смерти из-за более мрачной участи: проводить «научные исследования» над своими сокамерниками под наблюдением человека, который стал известен как печально известный «Ангел смерти» — доктор .Йозеф Менгеле.

Ньишли был назначен личным патологоанатомом Менгеле. В этом качестве он также служил врачом зондеркоманды, еврейских заключенных, которые работали исключительно в крематориях и обычно казнились через четыре месяца. Чудом Ньизли выжил, чтобы дать этот ужасающий и отрезвляющий отчет.

Купить сейчас: Колыбельная Освенцима

# 14 Колыбельная Освенцима (Марио Эскобар)

В 1943 году, Германия, Хелен вот-вот разбудит своих детей, чтобы пойти в школу, когда в ее дом врывается группа полицейских.Милиционеры хотят увезти ее мужа-цыгана и пятерых детей. Полиция сообщает Элен, что, как немка, она не обязана ехать с ними, но решает разделить судьбу своей семьи. Убедив своих детей, что они уезжают на каникулы, чтобы успокоить их, всю семью депортируют в Освенцим.

За то, что они немцы, поселились в первых бараках цыганского лагеря. Условия жизни крайне тяжелые, но, по крайней мере, она с пятью детьми.Через несколько дней после их прибытия к ней приходит доктор Менгеле, заметив на ее входной карте, что она медсестра. Он предлагает ей руководить детской в ​​лагере. Учреждения будут созданы в бараках 29 и 31, один из которых будет ясли для новорожденных, а другой — для детей старше шести лет.

Элен с помощью двух польских еврейских заключенных и четырех матерей-цыганок возводит здания. Хотя Менгеле предоставляет им качели, фильмы Диснея, школьные принадлежности и еду, люди живут в тесноте в экстремальных условиях.А менее чем в 400 ярдах две газовые камеры ежедневно уничтожают тысячи людей.

Купить сейчас: Библиотекарь Освенцима

# 15 Библиотекарь Освенцима (Антонио Итурбе)

Основанный на опыте реальной узницы Освенцима Диты Краус, это невероятная история девушки, которая рискнула своей жизнью, чтобы сохранить магию книг во время Холокоста.

Четырнадцатилетняя Дита — одна из многих, кого нацисты заключили в Освенцим.Взятая вместе с матерью и отцом из гетто Терезин в Праге, Дита приспосабливается к постоянному ужасу, который царит в лагере. Когда еврейский лидер Фредди Хирш просит Диту взять на себя восемь драгоценных томов, которые заключенным удалось проскользнуть мимо охранников, она соглашается, и Дита становится библиотекарем Освенцима.

Купить сейчас: выбор

# 16 Выбор: принять возможное (Эдит Эгер)

Это 1944 год. Шестнадцатилетнюю балерину и гимнастку Эдит Эгер отправляют в Освенцим.Разлученная с родителями по прибытии, она переживает невообразимые переживания, в том числе ее заставляют танцевать для печально известного Йозефа Менгеле. Когда лагерь наконец освобожден, ее вытаскивают из груды трупов, едва живую.

Купить сейчас: побег из Освенцима — История Клары Визель

# 17 Побег из Освенцима: История Клары Визель (Дэнни Натен и Р.Дж. Гиффорд)

В свои шестнадцать лет Клара Визель живет в любящей семье. Но ее дух переполняется, когда ее и ее семью сметают с пятнадцатью тысячами других венгерских евреев и насильно отправляют в один из самых печально известных концлагерей мира: Аушвиц-Биркенау.Там Клара встречается с одним из самых печально известных нацистских врачей по прозвищу Великий селектор и убийца в белом Йозефом Менгеле.

Клара с ужасом наблюдает, как Менгеле отправляет ее родителей, ее младшего брата и старшую сестру в газовую камеру, оставляя Клару и двух ее оставшихся сестер, как животных, поселять в бараках для женщин. Они живут в постоянном страхе, что Менгеле выберет их для одного из своих жестоких научных экспериментов.

Когда русские союзники приближаются, Менгеле активизирует процесс отбора и приговаривает Клару к газовой камере.Но в чудесном повороте событий Клара сбегает как из камеры, так и из самого Освенцима и направляется через раздираемую войной Европу обратно домой в Сигет.

Купить сейчас: пять дымоходов

# 18 Пять дымоходов: Правдивая история женщины, пережившей Освенцим (Ольга Ленгьель)

Ольга Ленгьель откровенно и бескомпромиссно рассказывает одну из самых ужасающих историй всех времен. Эта достоверная, задокументированная хроника представляет собой интимные повседневные записи о красивой женщине, пережившей кошмар Освенцима и Биркенау.

Ольга Ленгьель потеряла мужа, родителей и двух маленьких сыновей из-за нацистских истребителей, и во время семимесячного интернирования в Освенциме ей было не за что жить. Только работа Ленгиель в подпольном сопротивлении заключенных и необходимость рассказать эту историю заставляли ее бороться за выживание. Она выжила благодаря своему остроумию и невероятной силе.

Купить сейчас: обещание Рены

# 19 Обещание Рены: История сестер в Освенциме (Rena Kornreich Gelissen)

Отправленная в Освенцим на первом еврейском транспорте, Рена Корнрайх пережила нацистские лагеря смерти более трех лет.Там она воссоединилась со своей сестрой Данкой. Каждый день превращался в борьбу за выполнение обещания, данного Реной своей матери, когда семья была вынуждена разделиться; обещание позаботиться о своей сестре.

Купи сейчас: Мальчик в полосатой пижаме

# 20 Мальчик в полосатой пижаме (Джон Бойн)

Девятилетний Бруно ничего не знает о Окончательном решении и Холокосте. Он не обращает внимания на ужасающие жестокости, которым его страна подвергает народ Европы.Все, что он знает, — это то, что его перевели из комфортабельного дома в Берлине в дом в пустынном районе, где нечего делать и не с кем играть. Пока он не встречает Шмуэля, мальчика, который живет странным параллельным существованием по другую сторону прилегающей проволочной ограды и который, как и другие люди там, носит форму полосатой пижамы.

Дружба Бруно и Шмуэля приведет его от невинности к откровению. И, исследуя то, частью чего он невольно является, он неизбежно будет вовлечен в этот ужасный процесс.

Купить сейчас: ночь

# 21 Ночь (Эли Визель)

Эли Визель родился в городе Сигет в Трансильвании. Подростком его и его семью увезли из дома в 1944 году в концлагерь Освенцим, а затем в Бухенвальд.

Ночь — это ужасающая запись воспоминаний Эли Визеля о смерти его семьи, смерти его собственной невиновности и его отчаянии как глубоко наблюдательного еврея, противостоящего абсолютному злу человека.

Купи сейчас: татуировщик из Освенцима

# 22 Татуировщик Освенцима (Хизер Моррис)

В апреле 1942 года словацкого еврея Лале Соколова насильно отправляют в концентрационные лагеря Аушвиц-Биркенау. Когда его похитители обнаруживают, что он говорит на нескольких языках, его заставляют работать тэтовьерером (немецкое слово, означающее татуировщик), которому поручено навсегда пометить своих товарищей по заключению.

Однажды в июле 1942 года заключенная 32407 Лале успокаивает дрожащую молодую женщину, ожидающую в очереди, чтобы сделать татуировку с номером 34902 на руке.Ее зовут Гита, и в этой первой встрече Лале клянется каким-то образом выжить в лагере и жениться на ней.

Хизер с тех пор опубликовала вторую историю того времени, Путешествие Силки .

Есть так много трогательных историй о выживших в Освенциме, историй, которые нужно прочитать и запомнить. Скорее всего, я пропустил несколько важных и запоминающихся книг, которые читали люди, и поэтому я настоятельно прошу вас добавить в этот список не только меня, но и чтобы у других был исчерпывающий список, на который можно было бы ссылаться.

Читали ли вы книгу об Освенциме, которую, по вашему мнению, действительно должны прочитать другие?

Вам понравилась эта статья? Затем PIN-код на потом…

Тематические книжные наборы / Тип публикации / Аушвиц-Биркенау

Описание

Освенцим. Нацистский лагерь смерти Книга представляет собой краткую историю концлагеря Освенцим для широкого круга читателей.Его содержание включает в себя происхождение, строительство и расширение лагеря, организационную структуру и характеристики администрации СС, условия, в которых заключенные жили и трудились, медицинские эксперименты, судьбу детей в лагере, массовое уничтожение евреи, количество жертв, разграбление еврейской собственности, движение сопротивления лагеря, побеги, эвакуация, ликвидация и освобождение лагеря, а также суд над лагерным гарнизоном СС и наказание. последнее научное исследование, проведенное в основном научными сотрудниками музея.Освенцим от А до Я. Иллюстрированная история Первый в своем роде: более 300 кратких статей в алфавитном порядке, охватывающих темы из истории крупнейшего нацистского немецкого концлагеря и центра уничтожения Освенцим, написанных для широкой читательской аудитории в кратком и доступном стиле. Фотографии, архивные документы и репродукции произведений искусства очевидцев-заключенных дополняют и обогащают текст. Авторы, Петр М.А. Цивиньский, Петр Сеткевич и Яцек Лачендро, сказали о книге: «Мы не ставили своей целью описать все, что рассказали очевидцы, или представить всю полноту знаний, полученных за десятилетия исторических исследований.«Освенцим от А до Я» предназначен для всех, кто хочет узнать больше о различных аспектах — стандартных или малоизвестных — истории Освенцима ». Освенцим от А до Я. Иллюстрированная история (PDF) Освенцим-Биркенау. Прошлое и настоящее Путеводитель на 32 страницах содержит важную информацию об истории нацистского концлагеря, а также описывает основание и текущую работу музея. Богато иллюстрированный историческими и современными фотографиями, путеводитель представляет наиболее важные данные об Освенциме, включая количество жертв, историю основания лагеря и его расширения, описания Движения Сопротивления внутри и вокруг лагеря.Он также описывает освобождение лагеря и график важных событий. Раздел, посвященный музею, охватывает его историю, начиная с момента, спустя несколько месяцев после окончания Второй мировой войны, когда группа бывших польских заключенных начала публично поддерживать идею памяти жертв Освенцима. В папке также представлены обширные программы, которые Международный центр образования об Освенциме и Холокосте предлагает студентам и учителям.Кроме того, это полезно при подготовке к посещению Мемориала. Освенцим-Биркенау. Прошлое и настоящее Путеводитель на 32 страницах содержит важную информацию об истории нацистского концлагеря, а также описывает основание и текущую работу музея. Богато иллюстрированный историческими и современными фотографиями, путеводитель представляет наиболее важные данные об Освенциме, включая количество жертв, историю основания лагеря и его расширения, описания Движения Сопротивления внутри и вокруг лагеря.Он также описывает освобождение лагеря и график важных событий. Раздел, посвященный музею, охватывает его историю, начиная с момента, спустя несколько месяцев после окончания Второй мировой войны, когда группа бывших польских заключенных начала публично поддерживать идею памяти жертв Освенцима. В папке также представлены обширные программы, которые Международный центр образования об Освенциме и Холокосте предлагает студентам и учителям.Кроме того, это полезно при подготовке к посещению Мемориала.

Единственные мемуары, написанные в Освенциме, наконец, будут опубликованы на английском языке

Спустя семьдесят пять лет после того, как Эдди де Винд написал роман в Освенциме-Биркенау, книга покойного психиатра будет переведена на английский и еще десяток языков.

Номер

, выпуск которого запланирован на 20 января, «Последняя остановка Освенцима: Моя история выживания из лагеря» был написан сразу после освобождения нацистского лагеря смерти.Скрываясь в куче старой одежды под казармой, де Винд использовал добытый блокнот и карандаши, чтобы составить свой отчет.

Не зная, попадет ли он в руки русских, немцев или других, голландский еврей де Винд использовал псевдоним Ганс ван Дам. Книга представляет собой монтаж жестокостей лагеря, противопоставленных любви де Винда к Фридель, его жене, которая была заключена в нескольких ярдах от него в печально известном «Блоке 10».

В своей книге де Винд писал о запахе «опаляющей плоти», исходящей из дымохода крематория Освенцим I, и о том, как это повлияло на его образ мышления.

«Вы устали, больны и испытываете отвращение к себе, потому что вы человек, и потому что эсэсовец также является« человеческим существом », — писал де Винд.

Получите ежедневное издание The Times of Israel по электронной почте и никогда не пропустите наши главные новости

Регистрируясь, вы соглашаетесь с условиями

Хотя «Последняя остановка Освенцима» была впервые опубликована на голландском языке в 1946 году, она не нашла широкой аудитории, кроме выживших. После смерти де Винда в 1987 году члены семьи работали над крупномасштабной публикацией книги на многих языках.

«Эта книга, пожалуй, единственный отчет лагеря смерти о Холокосте, написанный« на месте »в« реальном времени »и не подверженный угасанию или неточным воспоминаниям, не подверженный влиянию историй или сообщений, полученных впоследствии», — сказал Дориан де Винд, чей великий — дед был братом прадеда Эдди де Винда.

Переживший Холокост и писатель Эдди де Винд (любезно предоставлен Мельхером де Виндом)

Члены семьи Де Винд рассматривают публикацию книги на английском языке как выполнение обещания, данного де Винд в январе 1945 года, когда он встретил молодую голландку по имени Роозье в заснеженных полях вокруг Освенцима.Лагерь только что освободили, и люди искали еду, лекарства и новости о близких.

«Они никогда не поверят нам в Голландии, когда мы вернемся и расскажем им все это», — сказал Роосье, сбежавший с марша смерти. До этого она наблюдала, как ее мать умирает от голода, и была вынуждена похоронить ее.

«Мы сделаем себя правдоподобными, появятся официальные отчеты, которые подтвердят правдивость наших историй», — сказал де Винд. «А если кто-то все еще не верит в это, я спрошу их: где же тогда моя мать, мой отец, мои братья и другие десятки тысяч.”

«Существовать в нем»

Во время Холокоста Эдди де Винд стал свидетелем ключевых моментов войны Германии против евреев.

До того, как нацисты изгнали еврейских студентов и преподавателей из голландских университетов, де Винд был последним еврейским доктором, окончившим Лейденский университет. Вскоре после этого его увезли во время печально известного погрома 23 февраля 1941 года, когда немцы арестовали 427 мужчин-евреев в Старом еврейском квартале Амстердама.

Облав на 427 мужчин-евреев в Амстердаме 23 февраля 1941 года нацистами (общественное достояние)

По словам сына де Винда, Мельчера де Винда, после того, как их отправили в лагерь недалеко от Шурла, они были жестоко избиты и подверглись медицинскому обследованию.

«Мой отец, будучи врачом, сумел предположить, что он болен туберкулезом, и его вместе с 11 другими отправили. Мужчинам пришлось бежать из лагеря зигзагами из-за страха получить выстрел в спину », — сказал Мельхер де Винд The ​​Times of Israel.

Из 427 евреев, арестованных в тот февральский день в Амстердаме, только трое, включая де Винда, пережили Холокост.

Однажды уже избежав рук судьбы, де Винд сделал шаг, который, как известно, не сделал ни один другой голландский еврейский врач: он добровольно отправился в транзитный лагерь Вестерборк, пытаясь предотвратить депортацию своей матери в Освенцим.В обмен на освобождение матери де Винд пообещал властям, что будет работать там врачом.

Символический поезд для депортации в бывшем нацистском транзитном лагере Вестерборк, Нидерланды, январь 2018 г. (Мэтт Лебович / The Times of Israel)

Когда де Винд приехал в Вестерборк, он узнал, что его мать уже отправили в Освенцим. Опустошенный этой новостью, он остался в транзитном лагере, чтобы присматривать за людьми, направлявшимися для «переселения» в оккупированную Польшу, перед ним стояла мрачная задача определить, не слишком ли больны заключенные для следующего транспорта.

«Последняя остановка Освенцима» Эдди де Винда, опубликовано на английском языке в январе 2020 года (любезно предоставлено)

Одна из молодых медсестер, которую де Винд встретил в медицинских бараках, привлекла его внимание. Через несколько недель после встречи с ней де Винд попросил Фридель Коморник стать его женой, и она согласилась. На свадебной фотографии в марте 1943 года пара сидит в окружении друзей и коллег, а перед ними лежит букет.

Позже в том же году Эдди и Фридель де Винд были депортированы в Освенцим. В отличие от большинства евреев, отправленных в лагерь смерти Биркенау или Освенцим II, де Виндов не «отбирали» для убийства по прибытии.Вместо этого они были заключены в Аушвице I, главном лагере, в соседних бараках.

Пока де Винд работал в медицинских бараках, Фридель был заключен в печально известный «Блок 10». Внутри «врачи» СС проводили над женщинами ужасающие эксперименты, предположительно в соответствии с нацистскими расовыми теориями, с целью увеличения племенной способности немцев при одновременной стерилизации неарийских рас.

В это время пара поддерживала контакт, передавая записки через забор из колючей проволоки между своими бараками.Оба заключенных общались с пресловутым Йозефом Менгеле, в том числе когда Менгеле спросил Эдди де Винда, какие инфекционные заболевания присутствуют в Вестерборке.

В последние дни существования Освенцима де Винд видел, как его жена уезжала на одном из маршей смерти, направляясь на запад, в Германию. Впоследствии он написал об этом опыте от третьего лица:

Руины газовой камеры-крематория в Аушвиц-Биркенау, известного как Крематорий II, ноябрь 2015 года.(Мэтт Лебович / The Times of Israel)

«… Ее образ все еще стоял перед его глазами. Это видение навсегда останется с ним », — писал де Винд. «Она продолжала бы существовать в нем, она не жила бы зря, и ее душа жила бы через него, хотя ее тело покоится там, в этих туманных синих горах».

«Жертва зависти»

Когда де Винд вернулся в Нидерланды в 1945 году, он воссоединился с Фриделем. Несмотря на его опасения, она не погибла в одном из маршей смерти из Освенцима.

Опубликованная в 1946 году книга де Винда, написанная на месте в лагере смерти, не стала бестселлером. По словам его сына, на то было несколько причин.

«Нидерланды восстанавливали свою разрушенную страну, и история евреев, вернувшихся из лагерей, не вызвала особого интереса», — сказал Мельхер де Винд газете Times of Israel. «В любом случае их не очень тепло приняли. Такие книги, как «Eindstation Auschwitz» [моего отца], даже цинично назывались «литературой с колючками».’”

Оригинал рукописи «Последняя остановка Освенцима», написанной Эдди де Виндом в Освенциме (любезно предоставлено Мельхером де Виндом)

Брак Эдди де Винда не выдержал испытания временем. За те годы, что он и Фридель были вместе, он лечил многих выживших в нацистских лагерях. На основе этой работы де Винд разработал теории, объясняющие тяжелое положение выживших.

В 1949 году де Винд ввел термин «синдром концлагеря» в эссе о «психологических последствиях преследования».Это состояние, известное как «синдром KZ» на немецком языке, связано с «патологическими последствиями после лагеря», характерными для бывших узников нацистских лагерей.

Врач пришел к выводу, что невозможно защитить детей выживших от страданий их родителей

По словам специалистов, хорошо документированный синдром включает депрессивные эпизоды, состояния тревоги, интеллектуальные нарушения и другие симптомы. В нескольких исследованиях изучалась «хроническая и прогрессирующая» природа этого состояния, при этом интенсивность симптомов возрастала с возрастом выживших.

Всю свою жизнь де Винд верил в «чистое совпадение», когда дело касалось его выживания, а не в божественное вмешательство или судьбу. Он также пришел к выводу, что нет никакого способа оградить детей выживших от пережитого их родителями, по крайней мере, не полностью.

Эдди де Винд в возрасте 70 лет (любезно предоставлен Мельхером де Винд)

Как де Винд и другие клиницисты узнали спустя долгое время после войны, синдром концентрационного лагеря проявился в полной мере лишь примерно через 30 лет после освобождения.Таким образом, дети выживших не могли избежать последствий Холокоста, несмотря на попытки многих родителей рассказать как можно меньше о прошлом.

Эдди де Винд не только страдал от «вины выжившего», сказал его сын The Times of Israel, но он также страдал от «зависти жертвы», сказал Мельчер де Винд.

«Для моего отца выживание, должно быть, было наказанием за то, что он выжил и должен был пройти через все усилия выяснить, выжил ли кто-то, оплакивать, вернуться в Нидерланды и больше не чувствовать себя желанным гостем, пытаясь забрать вашу жизнь снова и работа с его травмами », — сказал де Винд.

В последние дни жизни Эдди де Винда его сын стал свидетелем психологических последствий Холокоста для своего отца. На смертном одре в больнице де Винд заплакал, узнав, что в соседней комнате умер пациент.

«Когда я спросил его, почему он плакал, он сказал, что, по его мнению, из-за того, что другой умер, ему позволили прожить еще как минимум один день», — сказал Мельчер де Винд. «Казалось, что он пережил отбор в лагере. Его лечили многие врачи, но когда он умер, он мысленно вернулся в Освенцим.”

Две книги об Освенциме

Освенцим от А до Я: Иллюстрированная история лагеря
Освенцим: Государственный музей Аушвиц-Биркенау, 2013
207 страниц

Частная жизнь Освенцима SS
Цивиньски, Петр, Яцек Лачендро и Петр Сеткевич,
Освенцим: Государственный музей Аушвиц-Биркенау, 2014
134 страницы

Освенцим-Биркенау, расположенный в Освенциме, недалеко от Кракова, Польша, стал символом Холокоста.Одна из основных причин, по которой нацистский режим основал лагерь там, заключалась в том, что он был центральным перекрестком автомобильных и железных дорог. Можно утверждать, что после Холокоста Освенцим навсегда останется в тени Освенцима-Биркенау, крупнейшего из нацистских концентрационных лагерей и центров уничтожения. Освенцим стал символом Холокоста не только из-за своего географического размера, но и потому, что нацисты и их пособники отправили туда около 1,1 миллиона евреев со всей Европы для отбора и систематического убийства в газовых камерах.

Этот обзор будет посвящен двум относительно новым книгам, которые Государственный музей Аушвиц-Биркенау недавно опубликовал на английском языке: Освенцим от А до Я , лексикон лагеря, иллюстрирующий его историю; и Частная жизнь Освенцима SS , сборник отчетов польских домашних слуг, которые работали на персонал немецких лагерей в 1940-х годах.
От A до Z — чрезвычайно полезная книга для гидов по Польше. Подборка старинных фотографий, эскизов заключенных, копий документов и артефактов выбрана удачно.Указатель, состоящий из более чем 300 алфавитных записей, также полезен для читателей, которым интересна конкретная и краткая информация о заключенных, дополнительных лагерях, персонале лагеря, условиях и другим аспектам. Частная жизнь посвящена воспоминаниям польских служащих, которым было поручено работать в домах офицеров СС, включая охранников и врачей, а также других сотрудников лагеря.

Обе книги богаты информацией о повседневной жизни в большом лагерном комплексе. Например, одна из записей в от A до Z посвящена хищению товаров, в основном оставленных жертвами евреев.Молодые польские рабочие также упоминают о грабежах в частных жизнях , когда сотрудники СС привозили домой такие предметы, как ювелирные изделия, фарфор и одежду. Например, Карл и Хильдегард Бишофф явно накопили много украденного имущества. По словам Марии Павелы, –

У Бишоффов было много золота и драгоценностей. Я видел это только перед отъездом из Освенцима. Когда она собирала их вещи, она достала два довольно больших жестяных сундука. Как они увидели, я был сбит с ног при виде этих ценностей.Когда линия фронта подошла к Освенциму, Бишоффы ушли, поместив полные золота сундуки и немного одежды в небольшой автомобиль с брезентовым покрытием ».

Пракседа Витек, 14 лет, вспомнил, что «Китты… принесли домой много вещей из лагеря. Время от времени они отправляли в Германию большой чемодан с пароходом, полный самых разных ценностей, материалов, духов, мыла и так далее ». Напротив, она написала, что у Käthe Rohde «дома не было ничего, что было бы из разграбленных товаров.… Она нашла это отталкивающим ». Некоторые свидетельства в этом томе могут быть полезны преподавателям, которые хотят обсудить со своими учениками этические вопросы, касающиеся возврата активов и съемного имущества, похищенного у жертв Третьего Рейха — тема, которая продолжает освещаться в СМИ в многие страны.

В книге представлены краткие биографии личного состава СС, а также фотографии и зарисовки различных жилищ, в которых эти молодые польские девушки, часто подростки, работали во время Холокоста.Эти заявления проливают свет на повседневную жизнь нацистских семей, живущих рядом с фабрикой смерти, а также на различные личности офицеров СС и их жен. Книга также раскрывает отношения между заключенными лагеря и этими молодыми польскими работницами или их отсутствие из-за страха наказания. В соответствии с директивами Немецкого управления труда (Arbeitsamt) контакты между польскими рабочими и заключенными лагерей были запрещены. Как отметил Витек, «Я заполнил форму, в которой обязался не вступать в контакт с заключенными и хранить в секрете все, что я видел в окрестностях лагеря.”

Тем не менее, Богуслава Гловацка, который работал на семью Калаус, вспомнил, –

Заключенные доставляли чистую воду в дома эсэсовцев, приходили выполнять тяжелую работу по дому или работать в саду, ремонтировать дома и квартиры и т. Д .; Это создало повод для контакта. Но мы приняли все меры предосторожности и разговаривали только тогда, когда заключенный доверял своему посту [охраннику] и, вдобавок, когда охранник нас не видел ».

Однако даже жены немецких офицеров не всегда строго придерживались правил, касающихся контактов с заключенными.Например, по словам Александры Ставарчик, которая работала в доме доктора Хорста Фишера, –

Когда заключенные работали у нас, и я находил способ сделать это, я подавал им свой завтрак. Некоторые заключенные съели его на месте, а другие отнесли обратно в лагерь. Что касается фрау Фишер, то она иногда предлагала заключенным сигареты, а когда они работали в саду под дождем или холодом, она просила меня дать им чего-нибудь теплого и немного хлеба.”

Очевидно, эта книга дает представление о серых зонах человеческого поведения, несмотря на строгие директивы Arbeitsamt.
Удивительно, что есть некоторые разночтения относительно биографических данных, тем более что Петр Сеткевич — отличный историк. Например, от A до Z указано, что Карл Фрич родился в 1913 году, тогда как Private Lives указывает дату его рождения десятилетием ранее в 1903 году. Частная жизнь говорит, что Герхард Палич родился в 1913 году, но A до Z говорит о 1903 году. Освенцим от А до Я: Иллюстрированная история лагеря , 130. Аресты Палицша отсутствуют в его биографическом резюме из Частных жизней . Дата рождения первого коменданта Освенцима Рудольфа Хёсса также противоречива в этих томах, как и другие детали, касающиеся его карьеры в СС.

Более того, некоторые читатели могут найти название « частных жизней, » вводящим в заблуждение, поскольку книга — не разоблачение романтических отношений офицеров Освенцима, а скорее собрание воспоминаний.Центр уничтожения нацистов Освенцим-Биркенау давно стал символом Холокоста. Количество посетителей этого мемориального музея продолжает расти из года в год, и к концу 2015 года около 1,7 миллиона человек из 150 стран посетили это аутентичное место, связанное с Холокостом. При подготовке молодежных учебных поездок в Польшу педагогам следует ознакомиться с этими публикациями Государственного музея Аушвиц-Биркенау и их богатым обновленным веб-сайтом.

Необходимо рассказать

историй о Холокосте, но их популярность вызывает глубокое неудобство | Книги

По мере того, как меняются тенденции, Холокост, возможно, не является тем, что вы могли бы считать «обязательной» темой для книг сегодня.Но просмотрите списки бестселлеров, и вы увидите множество романов и биографий с Освенцимом в названии. Это неизбежный и неудобный факт: Холокост сейчас в моде.

Люди всегда очаровывались жутким. Пару сотен лет назад люди стекались смотреть публичные казни. Сегодня вы можете отправиться в туры Джека Потрошителя. Настоящие криминальные документальные фильмы и блокбастеры полны жестокости и насилия.

Лично я сквозь руки смотрю сцены насилия и терпеть не могу фильмы ужасов.Как автор, я заработал себе репутацию, написав книги о русалках, феях, путешествиях во времени и пиратских собаках.

А теперь я написал о Холокосте в романе, вдохновленном побегом моего отца из оккупированной нацистами Австрии. Хотя эта идея витала в тени в течение десяти лет, мой роман, кажется, выходит в свет в то время, когда аппетит к таким историям велик.

Странная вещь. Число отрицателей Холокоста растет, поэтому сохранение истины важно как никогда.С другой стороны, я не могу избавиться от небольшого дискомфорта и сомнений в том, что именно ищут люди, когда выбирают эти книги, смотрят эти фильмы или даже посещают места подобных злодеяний.

В 2019 году я вместе с женой отправился в фургоне в самую сложную исследовательскую поездку, которую когда-либо совершал. Мы посетили концентрационные лагеря, музеи и синагоги в пяти странах Европы, погрузившись в самое сердце нацистской эпохи. Каждый концлагерь ломал меня еще немного. В Дахау я испытал непреодолимое чувство горя.В Маутхаузене я ощутил ярость, глядя на поля, где СС обычно приглашали местных жителей поиграть в футбол в перерывах между убийствами и пытками.

Но именно Освенцим-Биркенау пробрался мне под кожу и отказался уходить. Стоять на пыльной дороге в конце железнодорожных путей в Биркенау и идти к зданиям, на высоте которых в газовых камерах убивали 12000 человек в день, было самым отрезвляющим поступком, который я когда-либо делал.

«Просто жить здесь было бы все равно, что попадать в автомобильную аварию каждый божий день», — сказал нам наш гид, ведя нас по коридорам, ловко избегая других гидов, идущих в противоположном направлении.

Когда я стоял и смотрел на стену для стрельбы, где регулярно убивали евреев и других жертв нацистского режима, пытаясь справиться со своим чувством отчаяния, я понял, что кто-то наблюдает за мной. Это была мать, которая ждала моего переезда, чтобы она могла сфотографировать свою дочь перед стеной. Я отшатнулся, онемевший.

В газовых камерах моя жена изо всех сил пыталась сдержать свои эмоции — а затем она заметила, что кто-то делает селфи.

Разве эти люди не осознавали, что попирают воспоминания тех, кто погиб в этих ужасных местах? Или они каким-то образом смогли отделиться от настоящих ужасов, рассматривая историю как фильм, призванный в равной мере шокировать и волновать?

К счастью, большинство людей отнеслись к этому опыту с заслуженным уважением.Но мысль о том, что такие места находятся на туристической тропе, все еще было трудно переварить. В конце концов, мы должны признать, что прошло 80 лет после этих событий. Некоторым людям трудно общаться с ними дольше обычного. И, несмотря на селфи и позирование, я благодарен за то, что эти правды все еще говорят. Все мы, как личности, должны как можно лучше почтить память тех, кто погиб в этих ужасных местах.

Я не религиозен, но мы зажигали свечу и читали молитву в каждом концлагере.Когда я нашла имя моей двоюродной бабушки в книге евреев, убитых в Освенциме, мы сказали ей кадиш. Мы помнили и по-своему чтили.

И я стараюсь избавиться от дискомфорта из-за того, что что-то настолько ужасное является популярным, и вместо этого приветствую это как возможность поделиться историей моей семьи, посланием надежды, дружбы и связи. Потому что сейчас мы нуждаемся в этих вещах больше, чем когда-либо.

Роман о лагерях смерти, оживший в аудиозаписи

ТАТУИСТ ИЗ ОСВИЦА
Хизер Моррис
Прочитано Ричардом Армитеджем
7 часов 25 минут.HarperAudio

Слушая этот роман на моем iPhone на прошлой неделе — пока я сжимал ремень в метро, ​​бегал по беговой дорожке, наполнял корзину у Trader Joe’s, ехал на велосипеде по Амстердам-авеню, гулял с собакой по Гарлем Меер — я начал замечать сколько людей в городе носят наушники в повседневной жизни. Недавно переехав в Нью-Йорк из пригорода, где я в основном слушал аудиокниги в машине, я был поражен тем, насколько это отличается от прослушивания книги в наушниках, когда я занимаюсь другими делами.С одной стороны, это очень интимный опыт; рассказчик говорит прямо вам в ухо, как если бы вы были одни. С другой стороны, может быть трудно сосредоточиться на сюжете, особенно если он нелинейный или экспериментальный.

«Татуировщик Освенцима» не является ни тем, ни другим. Если бы я не читал, что Хизер Моррис изначально написала этот роман как сценарий, я мог бы догадаться: история идет без постороннего изложения, а диалоги живые и убедительные. Как читатель, меня обычно привлекает плотная игра слов и сложные точки зрения.Но как многозадачный слушатель я нашел прямое хронологическое повествование легким и приятным для понимания.

Основанный на интервью автора с евреем, пережившим Холокост, «Татуировщик из Освенцима» представляет собой историю Лале Соколова, узника 32407, который был доставлен из Словакии в концлагерь Освенцим в Биркенау, Польша, в 1942 году и получил задание татуировок цифр на руках товарищей по заключению. Как Tätowierer , Лале находился в привилегированном, но морально скомпрометированном положении, «совершая акт осквернения людей своей веры», как отмечает рассказчик.В отличие от большинства заключенных, у Лале была свобода выбора. Ему дали собственную комнату, накормили дополнительными пайками и предоставили свободы, в которых было отказано большинству заключенных, например, пересекать лагерь в одиночку и посещать мужские и женские бараки.

По словам Морриса, Лейл проницательна, обаятельна и самоуверенна. Войдя в ворота, он клянется, что выйдет из лагеря живым; он отмечает привычки и распорядок нацистов, выискивая любые признаки слабости. Он говорит на семи языках: французском, русском, немецком, словацком, идиш, венгерском и польском.Эта способность — его суперсила. Переключаясь между языками, он служит проводником, шпионом и переводчиком. Он знает, что говорят охранники, когда не понимают, что он слушает; он говорит на идиш, когда не хочет, чтобы они его понимали. Он выступает посредником в спорах и переводчиком. В конце концов он идет на риск, чтобы спасти жизни других заключенных.

Аудиоверсия этой книги представляет собой особенно прочный союз рассказчика и материала. Британский актер Ричард Армитидж использует впечатляющее разнообразие актерских инструментов, когда переносит перспективу с Лале на Гиту, в которую влюбляется словацкий заключенный Лале; Барецкий, командир Лале; несколько других заключенных; и некоторые офицеры СС, в том числе реальные фигуры, такие как Рудольф Хёсс и печально известный нацистский врач Йозеф Менгеле.Армитаж извлекает из этой серьезной истории все чувства, драму и даже юмор — в основном за счет тупого Барецкого. Он умело передает жестокий, насмешливый тон, который офицеры и охранники СС часто использовали по отношению к заключенным, чтобы укрепить свою власть. Даже когда он не изображает конкретного персонажа, Армитаж держит слушателя вовлеченным и бдительным, изменяя его тон, иногда в рамках отдельных предложений. Иногда кажется, что рассказчиков двое, но так часто и умело Армитаж меняет свое выступление.

Отношения между Лале и Гитой, переходящие от любви с первого взгляда к головокружительному увлечению и глубокому обязательству, иногда порождают легковерие.