Классические произведения русские: Произведения российских писателей читать онлайн бесплатно. Скачать художественные книги русских авторов бесплатно на портале «Культура.РФ»

Содержание

Книги Русская классика: бумажные, электронные и аудиокниги

Главная
Книги
Художественная литература
Классика

Сортировать

Козьма Прутков. Писатель, которого не было

Козьма Прутков

Мягкая обложка

В корзину

Бедная Лиза

Николай Карамзин

Твердый переплет

-20%

255 ₽ 319 ₽

В корзину

Вечера на хуторе близ Диканьки (ил. К. Брожа, С. Дудина, М. Михайлова, Н. Ткаченко, А. Чикина)

Николай Гоголь

Твердый переплет

-15%

378 ₽ 445 ₽

В корзину

Живые и мертвые

Константин Симонов

Твердый переплет

-15%

973 ₽ 1145 ₽

В корзину

Бесы

Федор Достоевский

Твердый переплет

-15%

676 ₽ 795 ₽

В корзину

Бегуны

Ольга Токарчук

Мягкая обложка

-15%

463 ₽ 545 ₽

В корзину

Батальоны просят огня

Юрий Бондарев

Твердый переплет

-20%

255 ₽ 319 ₽

В корзину

Темные аллеи

Иван Бунин

Мягкая обложка

-21%

236 ₽ 299 ₽

В корзину

Бесы

Федор Достоевский

Твердый переплет

В корзину

Горячий снег

Юрий Бондарев

Мягкая обложка

В корзину

Юмористические рассказы

Михаил Зощенко

Твердый переплет

-18%

554 ₽ 675 ₽

В корзину

Архипелаг ГУЛАГ

Александр Солженицын

Твердый переплет

-15%

973 ₽ 1145 ₽

В корзину

Идиот

Федор Достоевский

Твердый переплет

-15%

574 ₽ 675 ₽

В корзину

Белый пароход

Чингиз Айтматов

Твердый переплет

-20%

340 ₽ 425 ₽

В корзину

Денискины рассказы

Виктор Драгунский

Твердый переплет

-22%

225 ₽ 289 ₽

В корзину

Юмористические рассказы

Антон Чехов

Твердый переплет

-15%

378 ₽ 445 ₽

В корзину

Легенды и мифы Древней Греции

Николай Кун

Твердый переплет

-20%

255 ₽ 319 ₽

В корзину

Темные аллеи

Иван Бунин

Твердый переплет

-20%

207 ₽ 259 ₽

В корзину

Отцы и дети. Ася. Повести. Рассказы

Иван Тургенев

Твердый переплет

-18%

595 ₽ 725 ₽

В корзину

Митина любовь. Роман. Повести. Рассказы

Иван Бунин

Твердый переплет

-15%

659 ₽ 775 ₽

В корзину

Война и мир. Том I-II

Лев Толстой

Твердый переплет

-15%

718 ₽ 845 ₽

В корзину

Анна Каренина

Толстой Л.Н.

Твердый переплет

-40%

477 ₽ 795 ₽

В корзину

Лев Толстой. (Не)глубинный народ. О русских людях, их вере, силе и слабости

Лев Толстой

Твердый переплет

-18%

636 ₽ 775 ₽

В корзину

Вы просмотрели 36 из 1318 товаров

1 2 3 4 5 Далее

Подборки

Смотреть все

Получите книгу в подарок!

Оставьте свою почту, и мы отправим вам книгу на выбор

Мы уже подарили 60626 книг

В разделе с отечественной классикой, представлены прозаические, драматические и лирические произведения выдающихся русских писателей XIX и XX века. Здесь вы можете найти книги представителей романтизма и критического реализма Александра Пушкина, Михаила Лермонтова, Николая Гоголя, Ивана Тургенева, Федора Достоевского, Льва Толстого, Николая Некрасова. Подборка русской литературы начала прошлого столетия включает крупные и малые прозаические формы, созданные Антоном Чеховым, Александром Куприным, Андреем Платоновым, Михаилом Булгаковым, Алексеем Толстым, Евгением Замятиным, а также поэзию Сергея Есенина, Марины Цветаевой, Осипа Мандельштама.

Большое место отводится в каталоге «Эксмо» и авторам, писавшим свои произведения в советское время и поднимавшим важные вопросы каждого периода в жизни страны. Здесь есть и ироничные наблюдения Ильи Ильфа и Евгения Петрова, и философские романы-притчи Чингиза Айтматова, и сагу Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», и проблематичные повести Виктора Астафьева, и лагерную прозу Варлама Шаламова, фантастику Ивана Ефремова.

Для удобства выбора и чтения книги этого раздела собраны в серии «Библиотека всемирной литературы», «100 главных книг», «Minibook».

Смотрите также:

Зарубежная классика

Читать полностью

Свернуть текст

«Устаревание» классической русской литературы

– Сперанский… Сперанский… Что за писатель такой, Сперанский? Что-то не слышал.

– Лев Алексаныч, замечательный писатель.
– Из современных, что ли?
– Да уж куда современней. Распрекрасные романы пишет.

Встречалось мнение, что школьная программа перегружена русской литературой XIX века, которая на данный момент слегка устарела и не современна. Также встречаются «рекомендации», что тот же Островский (который «луч света», а не «Как закалялась…») слегка устарел и его тоже надо «перелицовывать».

Собственно говоря, что-то подобное уже имело место быть в начале XX века, когда господин Маяковский предлагал «сбросить с парохода современности» некоторых русских классиков. Тут проблема даже не в том, как чудесна, хороша и прекрасна классическая русская литература. Вопрос не в этом. А в том, что она достаточно поздно возникла. По историческим меркам, по меркам европейским.

И, собственно говоря, «богатство русской литературы» весьма и весьма относительно. В частности, полное непонимание у читающей публики вызывает тот факт, что «солнце русской поэзии» не очень популярен за рубежом. А тут всё достаточно просто. Надо смотреть на ситуацию в историческом сравнении.

Можно начать, как ни странно, с «Капитанской дочки» и сравнить её (по уровню литературного языка, например) с «Шагреневой кожей», которая была опубликована пятью годами ранее (1836 – первая, 1831 – вторая). И как бы многое становится вполне понятно. То есть, если Пушкину буквально пришлось «изобретать» литературный русский язык, то перед Бальзаком подобной задачи не стояло.

Великий французский писатель, так сказать, «видел далеко (писал хорошо и красиво), потому что стоял на плечах гигантов». То есть классическая французская литература возникла отнюдь не в начале XIX века. И даже не в начале XVIII века. Всё было сделано гораздо, гораздо раньше. Вот именно поэтому произведения Пушкина (как проза, так и поэзия) вряд ли могли быть там востребованы. Как это ни обидно.

Первые же литературные салоны во Франции возникли уже в XVI веке. Королева Марго (старшая) тут положила начало традиции. И было это ещё до Ивана Грозного. Такие вот расклады. Историческое несовпадение по времени. И если уж говорить о создании «современного литературного языка», то в Германии этим занимался в том числе Мартин Лютер (перевод Библии на немецкий 1521–1522), и было это в том же XVI веке. А вот книгопечатание там началось в середине XV века…

И литература в этих странах развивалась последовательно и фактически непрерывно, и никто никого с «парохода современности» скидывать не порывался… Просто тогда ещё пароходов не придумали.

Эпоха пароходов

Кстати, именно это может служить точкой отсчёта: классическая русская литература де-факто создаётся уже в индустриальную эру (эпоху пара и стали).

Раньше просто не успели.

Почему, как и в чём она могла устареть с учётом её создания именно в эпоху индустриальную, понять достаточно сложно. Особенно, например, вспомнив то, что классика литературы испанской («золотой век»), вообще, создаётся во второй половине XVI – первой половине XVII века, то есть во времена де факто постфеодальные (для Испании), величайший испанский роман остро высмеивает именно пороки позднего феодализма. И даже в эту бурный, но плодотворный для Испании период никто не пытался «устаревших» писателей «скидывать с галеона современности».

Лопе де Вега и Сервантес – это как бы как раз эпоха до Вестфальского мира… И как-то никто в Испании не считает литературу той эпохи – устаревшей… В то время как титаны литературы российской – это или XIX век, или даже уже начало XX. И самый «ранний» из них – Николай Васильевич Гоголь – как ни странно, вполне себе современен (темы, поднимаемые в его произведениях, весьма актуальны для современной России). Да и цитируется он часто, чуть ли не чаще, чем господин Медведев.

Да, как ни странно, русская классика формировалась уже параллельно с телеграфом, телефоном и железными дорогами. То есть по меркам историческим буквально «вчера».

Что-то как-то создавалось в русской литературе и в веке осемнадцатом, но вот читать это не приведи господь. Как правило. Так что тут Фонвизин со своим «Недорослем» – просто первопроходец какой-то. У нас почему-то Фонвизина изучают, но не ценят… А ведь он как бы предтеча… Успел отметиться уже в XVIII веке, а это так же важно для России, как почти что первый воздухолёт Можайского.

В XX веке написано было очень много, вот только когда в качестве величайшего писателя предлагают Солженицина, становится как-то странно. Так себе писатель. Давайте политическую публицистику как-то отдельно, писательство – отдельно. Встречались рейтинги, где он позиционировался как бы даже выше Достоевского. Смеялся долго. Нобелевский лауреат. Совесть русского народа.

Есть ещё Булгаков с величайшим для позднесоветской эпохи «бестселлером» «Мастер и Маргарита». «Тихий Дон», Аркадий Гайдар… Много чего есть. Но, собственно говоря, что касается поэзии, то тут нам в XX веке повезло, её было создано более чем достаточно. С прозой же нам повезло не так сильно. Это если рассматривать качество, а не количество.

Вкратце со всей этой литературой можно, например, ознакомиться в замечательной книге Дмитрия Быкова «Советская литература. Краткий курс». Это чтобы чего-то не упустить. Книга весьма интересная, но грустная. Так вот, кому-то это может не понравиться, но «великая русская литература» она как бы в 30-е годы заканчивается уже совсем. А скорее, даже уже в 20-е.

И кто там у нас остаётся «на пароходе современности»?

А не так уж и много приличного народу остаётся на верхней палубе. Это если сравнивать с европейскими грандами типа Франции. Кстати, да, создатель русского литературного языка Александр Сергеевич вполне себе мог кататься на пароходах в своё время при наличии желания и финансовых возможностей. Были они уже.

А насчёт мандельштамовского «Чего ты жалуешься, поэзию уважают только у нас – за неё убивают.

Ведь больше нигде за поэзию не убивают…». Так он просто не был, видимо, знаком с судьбой «солнца испанской поэзии» Фредерико Гарсиа Лорки, которого расстреляли именно за поэзию и именно в середине XX века. В культурной Испании. Почему культурной? А потому что следователь, который вёл дело Лорки (образованный испанец), прекрасно знал его творчество. Буквально наизусть. От больших поэм до маленьких детских считалок. И сцена из «Эры милосердия» на том допросе развернулась куда как шире.

И ещё насчёт «устаревания».

Встречал недавно статью, пронизанную горькой обидой автора, которого обозвали по-современному «авторкой», обида была глубокой и непереносимой. Чисто так по-женски. Однако проблема гораздо старше. Собственно говоря, с этого вопроса начинается европейская культура. Аристофан в «Облаках», гениально предвосхищая эпоху толерантности (или опасаясь быть сброшенным с триремы современности), аккуратно ввёл вместо общего (маскулинного) дрозда два строго научных термина: «дроздан» и «дроздыня».

А проблема с «русской классической литературой» именно в этом: она не слишком классическая по времени создания и её не так уж и чтобы сильно много было написано.

«Какие произведения русской классики вы считаете переоценёнными?» — Яндекс Кью

Тест: Русские классики.

Помните ли вы литературные произведения из школьной программы?

in Тесты по русской литературе

опубликовано Школьник

Школьная программа периодически меняется, однако классические произведения известных русских писателей и поэтов остаются и в новой программе. Русская литература так богата талантами, что в одном небольшом тесте невозможно упомянуть каждого из великих классиков. Это одна из важнейших сторон русской культуры.

Проверьте себя: хорошо ли вы помните школьные уроки литературы?

- гагара
- пингвин
- буревестник
- Кобылин
- Лошадкин
- Жеребчиков
- восемнадцатилетний
- двадцатилетний
- двадцатидвухлетний
- тридцатилетний
- Я убит подо Ржевом
- Страна Муравия
- За далью даль
- Василий Теркин

Проверьте свои ответы:

Понравилось?

445 Баллов

Да Нет

классика русской литературылитературарусская литературатест

Не пропустите

in Тесты по литературе, Тесты по русской литературе
Тест: Что ты знаешь знаешь о Михаиле Шолохове и его произведениях?
Вторая половина литературного XX столетия прошла под знаком вопроса: кто написал «Тихий Дон»? Хотя любой школьник знал ответ — Михаил Шолохов. Многочисленные статьи, похожие на […] Больше
in Тесты по литературе, Тесты по русской литературе
Тест: хорошо ли вы помните русскую классику?
В школе вы любили уроки литературы! Многие книги хочется перечитывать, даже когда школьные годы уже остались далеко позади! Давайте проверим, как хорошо вы помните русскую […] Больше
in Тесты по литературе, Тесты по русской литературе
Тест: Вспомни русскую поэзию
Этот тест элементарного уровня. Если в школе вы не халтурили и внимательно учили все стихотворения или отрывки из классических произведений, заданные вашим учителем, то вам не […] Больше
in Тесты по литературе, Тесты по русской литературе
Угадайте, кто автор стихов: сможете ли вы различить стихи Маяковского и Есенина?
Владимир Маяковский и Сергей Есенин в массовом сознании оказались самыми ярыми антагонистами ХХ века. Они настолько разные, как лед и пламя, что их совершенно невозможно […] Больше
in Новости, Тесты по литературе, Тесты по русской литературе
Тест: Можешь ли ты похвастаться достойными знаниями русской литературы?
Чтение возвращается в моду. Все чаще в общественном транспорте можно увидеть тех, кто вместо смартфона держит в руках книгу, пусть и электронную! Вы на волне […] Больше
in Новости, Тесты на знание определенной темы, Тесты на эрудицию и знания, Тесты по литературе, Тесты по русской литературе
Кем работали отечественные писатели XX века? Тест на эрудицию проверит ваши знания и даст ответы
Знаете ли вы, кем работали другие писатели, создавшие свои произведения в XX веке? Если нет, то узнаете в процессе прохождения теста. Пройти тест Пройти тест […] Больше
in Тесты по литературе, Тесты по русской литературе
Тест: Сможешь угадать хобби русских классиков?
А вы знаете, кто из русских классиков чем увлекался? Бабочки, еда, рисование, картишки… Проверьте, насколько хорошо вы знаете любимые занятия авторов русской классической литературы. Пробуем […] Больше
in Новости, Тесты по литературе, Тесты по русской литературе, Тесты про СССР
Тест на проверку начитанности: Проверь себя на знание советской поэзии
Выясните с помощью этого теста, хорошо ли вы знаете прекрасные произведения советских поэтов. Мы знаем, что ваш учитель литературы говорил, что любой интеллигентный человек должен […] Больше
in Тесты по литературе, Тесты по русской литературе
Тест: Знаете ли вы русскую литературу?
Мы собрали для вас 10 вопросов по классикам русской литературы. Проверьте себя — угадаете ли вы правильный ответ? Удачи! Пройти тест Вопрос из Кто написал […] Больше
in Тесты по литературе, Тесты по наукам, Тесты по русской литературе
Тест: Кто автор этих стихов?
Мы решили проверить тебя на знание авторов известных стихов и составили тест. Каждый из этих шедевров входит в список ста лучших русских произведений. Проверьте, знаете […] Больше

Русская литература в кратком изложении

Фольклор
Древняя
18-й век
19-й век
Советская
Российская

Вы еще не знаете Фемистоклюса

Едва ли можно назвать более естественную и очевидную ценность, чем любовь к детям, однако именно с ней у русской классики, известной своим высоким гуманизмом, возникли серьезные сложности: о детях писали с пренебрежением, издевкой, сухо, тенденциозно — и почти никогда с теплом и любовью. Кто из русских писателей XIX века стал исключением и почему так вышло, рассказывает Светлана Волошина в очередном выпуске нашей рубрики «Всевидящее око русской литературы».

Вопрос о чадолюбии и вообще отношении к детям и детству в русской классике весьма неоднозначный. С одной стороны, в XIX веке детство уже вроде бы «изобрели»: поначалу догадывались, а потом полностью утвердились во мнении, что ребенок — не недоразвитый взрослый, а сложный, неоднозначный и хрупкий мир, нарушить и разрушить который так просто, а взрастить в нечто достойное — так тяжело. При этом в просвещенном и гуманистическом XIX веке великой русской литературы о детях говорится не так много, и еще меньше — о сложных и противоречивых отношениях родителях к детям и об их любви.

Здесь, пожалуй, стоит разделить две стороны вопроса: во-первых, как представлены сами дети в произведениях русской классической литературы, и, во-вторых, каковы были родительско-детские отношения в ней же. В предыдущем XVIII веке детей в литературе было совсем мало: в классицизме детям как существам не героическим и не обладающим властью путь в персонажи трагедий был заказан; в редких случаях они появлялись в комедиях (вспомним Д. И. Фонвизина с его Митрофанушкой из «Недоросля»). Однако детский мир как таковой не был объектом авторского интереса: ребенок мыслился как tabula rasa, на которой родители имели власть выводить собственные добродетели и чаще — пороки (все же речь о комедиях!), так что детские персонажи, наравне со взрослыми, служили назидательными примерами для читателей.

Транслировать свои соображения о теории воспитании детей авторы художественных текстов продолжили и в XIX веке. Таковы, например, «Отрывки из дневника Машеньки» В. Ф. Одоевского — не совсем ловкая попытка образованного князя выдать свои теоретические соображения о разумной педагогике (например, о необходимости прививания бытовых навыков дворянским детям) за дневник десятилетней девочки. «Отрывки из дневника» остались сухим и скучноватым назидательным трактатом. Если же вспомнить большую часть произведений русской литературы, где фигурируют дети и их родители, становится очевидно: абсолютному большинству авторов-мужчин дети и вопросы их воспитания были неинтересны (о крупных и очевидных исключениях в виде Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского вспомним чуть позже).

Так, И. С. Тургенева дети интересовали, пожалуй, только в виде девушек, доросших до пубертата и дальше. Отношения юных тургеневских героинь с родителями обычно прохладные (читатель видит вариации на тему «она в семье своей родной казалась девочкой чужой»), как у Лизы Калитиной в «Дворянском гнезде» или у Елены Стаховой в романе «Накануне». «В последнее время она обходилась с матерью как с больною бабушкой», — сообщает читателям Тургенев о Елене. Близости между ними и не было — мать «поручила докончить воспитание своей дочери» гувернантке, причем воспитание это было даже и не начато «скучавшей барыней». Иногда мать вовсе отсутствует (как у Катерины, сестры Анны Сергеевны Одинцовой, в «Отцах и детях»). Редкий пример собственно детских образов у Тургенева — мальчики из «Бежина луга», — во-первых, показаны вне отношений со взрослыми, а, во-вторых, больше относятся к милым и самобытным явлениям природы, чем к людям.

Порой отсутствие интереса к детям подчеркивается авторами как привычная закономерность; люди (по крайней мере, в первой трети XIX века) вполне успешно вырастали, развивались, взрослели и вступали в мир и без чрезмерного родительского вмешательства. Так, Петруша Гринев из «Капитанской дочки» отлично жил на попечении дядьки и гувернера (причем последний больше интересовался горячительными напитками местного производства и «прекрасным полом»). Нельзя отказать себе в удовольствии еще раз перечесть множество раз читанное:

«С пятилетнего возраста отдан я был на руки стремянному Савельичу, за трезвое поведение пожалованному мне в дядьки. Под его надзором на двенадцатом году выучился я русской грамоте и мог очень здраво судить о свойствах борзого кобеля. В это время батюшка нанял для меня француза, мосье Бопре, которого выписали из Москвы вместе с годовым запасом вина и прованского масла. Приезд его сильно не понравился Савельичу».

Позже батюшка главного героя обращается к матушке с вопросом «а сколько лет Петруше?», что красноречиво свидетельствует о степени внимательности родителя к чаду. Впрочем, как мы знаем, из Петруши и без чрезмерной родительской заботы вырос хороший человек. Может быть, русская классическая литература подспудно транслирует мудрость о том, что чадолюбие вовсе не равняется гиперопеке и перегруженному учебному графику?

Строки о неизбыточном воспитании юного Евгения Онегина все помнят наизусть:

Сперва Madame за ним ходила,
Потом Monsieur ее сменил.
Ребенок был резов, но мил.
Monsieur l’Abbe, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя…

Возможно, эта умеренная забота о собственных детях касалась прежде всего начала XIX века; со второй половины внимание к детству и вопросам родительской любви усиливается. В этом отношении интересен комментарий Анны Ахматовой, заметившей, что пристальный интерес Наташи Ростовой-Безуховой к своим детям не более чем анахронизм, допущенный Л. Н. Толстым, который «никогда не занимался… исторической стилизацией».

«Высшее общество в „Войне и мире” изображено современное ему (Толстому — С. В.), а не александровское… При Александре, например, оно было гораздо образованнее, чем потом. Наташа — если бы он написал ее в соответствии с временем — должна была бы знать пушкинские стихи… И, разумеется, никаких пеленок: женщины александровского времени занимались чтением, музыкой, светскими беседами на литературные темы и сами детей не нянчили. Это Софья Андреевна погрузилась в пеленки, потому и Наташа», — говорила Ахматова в пересказе Лидии Чуковской.

Некоторым писателям (здесь, пожалуй, стоит отметить их бездетность) чужие дети были несимпатичны, а то и вовсе раздражали — что заметно и по персонажам. Таковы немногочисленные детские образы в произведениях Гоголя, среди которых самые запоминающиеся — дети помещика Манилова из «Мертвых душ», Фемистоклюс и Алкид. Мало того что автор назначил им дикие имена (да еще и прибавил латинский суффикс к греческому корню), оба брата выглядят в книге отстающими в развитии, а уж «препорядочную постороннюю каплю», грозящую упасть из носа Фемистоклюса в тарелку с супом, помнят все читатели.

Даже нежное отношение отца-Манилова к своим детям не добавляет симпатии этим персонажам: старший Манилов явно глуп, и от его детей ума и обаяния тоже ждать нечего:

«— О, вы еще не знаете его! — отвечал Манилов. — У него чрезвычайно много остроумия. Вот меньшой, Алкид, тот не так быстр, а этот сейчас, если что-нибудь встретит, букашку, козявку, так уж у него вдруг глазенки и забегают; побежит за ней следом и тотчас обратит внимание. Я его прочу по дипломатической части. Фемистоклюс! — продолжал он, снова обратясь к нему. Хочешь быть посланником?
— Хочу, — отвечал Фемистоклюс, жуя хлеб и болтая головой направо и налево.
В это время стоявший позади лакей утер посланнику нос и очень хорошо сделал, иначе бы канула в суп препорядочная посторонняя капля».

Это явное отсутствие симпатии Гоголя к детям отметил в свое время и В. В. Розанов, описавший детей Манилова так: «жалкие куклы, злая издевка над теми, над кем никто никогда не издевался».

Немногим лучше выглядят детские персонажи у А. П. Чехова, однако здесь стоит отметить известную справедливость этого автора, равно не чувствовавшего особенного оптимизма по отношению ко всему роду человеческому — как к взрослым, так и к детям. О чадолюбии героев Чехова упоминать даже неловко: в рассказе «В овраге» одна из героинь обваривает родного племянника-младенца кипятком; несчастная девочка в рассказе «Спать хочется» душит оставленного на ее присмотр ребенка подушкой, потому что ей хочется спать; известный Ванька, замученный взрослыми и пишущий «на деревню дедушке», убог, несчастен и жалок.

Персонажи чеховского рассказа «Детвора» (явно отсылающего к «дагерротипическим» зарисовкам натуральной школы) — дети только по возрасту и наименованию: их интересы, страсти, манеры и поведение совершенно как у взрослых людей, суетных, глуповатых, легкомысленных, честолюбивых, жадных, разве что еще не столь лицемерных. В рассказе дети играют в лото, и мальчики сильно напоминают взрослых чиновников за карточной игрой:

«Самый большой азарт написан на лице у Гриши. Это маленький, девятилетний мальчик с догола остриженной головой, пухлыми щеками и с жирными, как у негра, губами… Играет он исключительно из-за денег… Его карие глазки беспокойно и ревниво бегают по картам партнеров. Страх, что он может не выиграть, зависть и финансовые соображения, наполняющие его стриженую голову, не дают ему сидеть покойно, сосредоточиться… Выиграв, он с жадностью хватает деньги и тотчас же прячет их в карман… Алеша, пухлый, шаровидный карапузик, пыхтит, сопит и пучит глаза на карты… По виду он флегма, но в душе порядочная бестия. Сел он не столько для лото, сколько ради недоразумений, которые неизбежны при игре. Ужасно ему приятно, если кто ударит или обругает кого».

Девочки же тщеславны, похожи на кукол, и ведут разговоры взрослых пошлых женщин:

«Соня, девочка шести лет, с кудрявой головкой и с цветом лица, какой бывает только у очень здоровых детей, у дорогих кукол и на бонбоньерках, играет в лото ради процесса игры… — Нехороший человек этот Филипп Филиппыч, — вздыхает Соня. — Вчера входит к нам в детскую, а я в одной сорочке… И мне стало так неприлично!»

По словам Михаила Чехова, прототипами героев рассказа «были очаровательные дети… с которыми сдружился… брат Антон Павлович». И если к этим детям Чехов относился хорошо, тревожно представить, как бы он описывал неприятных ему созданий.

Отчужденность и равнодушие, царящие в художественном мире Чехова (прежде всего со стороны сильных — к слабым и бесправным), касаются и отношений родителей к детям. Родители Екатерины «Котика» Ивановны в «Ионыче» — милые, неталантливые и немного бестолковые обыватели, не сумевшие или не озаботившиеся дать дочери надлежащее образование и привить разумное отношение к жизни. Отец главного героя в «Моей жизни» и вовсе холодный жестокий деспот, продолжающий мучить своих уже выросших детей.

Любопытно, что даже в литературе «реалистического» направления дети часто представлены лишь как закономерный продукт воспитания родителей и воздействий среды. Необходимость (или желание) показать влияние «типических» обстоятельств и окружения на индивидуум приводят иногда к несколько одностороннему объяснению того, почему из ребенка выросло именно это, а не иное. Так, совершенно волшебная глава о детстве Ильи Ильича Обломова сводится в сухом остатке к тому, что живой и любознательный ребенок может быть начисто лишен активного начала чрезмерной любовью и заботой. (Но плоха и другая крайность, предупреждает нас автор: маленький Штольц не вырос бы таким удачным только под жестким воспитанием отца-немца без смягчающего влияния обломовской усадьбы.)

«Няня ждет его пробуждения. Она начинает натягивать ему чулочки; он не дается, шалит, болтает ногами; няня ловит его, и оба они хохочут… Наконец удалось ей поднять его на ноги; она умывает его, причесывает головку и ведет к матери… Мать осыпала его страстными поцелуями, потом осмотрела его жадными, заботливыми глазами, не мутны ли глазки, спросила, не болит ли что-нибудь, расспросила няньку, покойно ли он спал, не просыпался ли ночью, не метался ли во сне, не было ли у него жару? Потом взяла его за руку и подвела его к образу.

…Весь этот штат и свита дома Обломовых подхватили Илью Ильича и начали осыпать его ласками и похвалами; он едва успевал утирать следы непрошеных поцелуев».

Жители Обломовки и окрестностей знали толк в выращивании детей — и в их цели вовсе не входило воспитание будущих петербургских чиновников или купцов, так что плохи выросшие обломовские дети были лишь с точки зрения вечно суетящегося Штольца и ему подобных:

«Ребенка ли выходить не сумеют там? Стоит только взглянуть, каких розовых и увесистых купидонов носят и водят за собой тамошние матери. Они на том стоят, чтоб дети были толстенькие, беленькие и здоровенькие».

Однако же, несмотря на очевидную мораль, Илья Ильич вырос прекрасным человеком: испортить натуру любовью невозможно — и оспаривать это не стали бы самые тенденциозно настроенные писатели.

Настойчивость русских авторов XIX века объяснять тонкие психологические явления и черты характера героев в рационалистическом и почти позитивистском ключе кажется удивительной. Любовь — христианская ценность сама по себе — оказывается недостаточной: безграничная любовь родни и домочадцев к ребенку и его полное «принятие» могут, выходит, помешать взращению из него счастливого человека и эффективного гражданина. Необходима разумная организация домашней жизни и здоровая социальная среда.

Эту мысль о недостаточности родительской любви высказывает и Г. И. Успенский в рассказе «Отцы и дети (Время до и после Севастопольской войны)». Титулярный советник Иван Матвеевич Руднев «не хотел дать сыну своему печального детства… при этом он не думал о развитии его, ибо никогда не слыхал такого слова, не думал подмечать те или другие его наклонности, потому что никогда бы не подметил их».

В рассказе Успенский часто переходит в прямую дидактичность:

«Делалось все для Павлуши, говорилось только о нем и о желании ему всяких благ, — а между тем в настоящую пору, когда он имеет время сознательно припомнить свое пряничное детство, ему видится несчастье, корень всяких бед именно в этой безграничной и крайне беспутной любви, которая окружала его. Хороша награда за родительские ласки! Отец, целые дни занятый на службе, принужден был ограничивать изъявления своей любви покупкою игрушек; игрушки эти были всегда дорогие и самые лучшие, — лучше их уже не было; но они почему-то скоро бросались Пашей… Целые дни, по уходе отца в должность, Павлуша оставался на руках матери, которая тоже каждую минуту готова была положить за него жизнь и, как будто в силу этой безграничной любви, старалась очистить голову сына от всякой работы. При этом она руководствовалась тем же правилом, как и другие; у других главным достоинством в детях считалось — чтобы они не мешали и не шумели».

Гораздо более мрачные последствия приносит отсутствие родительской любви — и, конечно, снова нездоровая социальная среда (без среды в реализме никуда). Самые чудовищные картины мира без родительской любви рисует нам, как обычно, Салтыков-Щедрин. У Арины Петровны Головлевой

«была слишком независимая, так сказать, холостая натура, чтобы она могла видеть в детях что-нибудь, кроме лишней обузы… В ее глазах дети были одною из тех фаталистических жизненных обстановок, против совокупности которых она не считала себя вправе протестовать, но которые тем не менее не затрогивали ни одной струны ее внутреннего существа, всецело отдавшегося бесчисленным подробностям жизнестроительства. Детей было четверо: три сына и дочь. О старшем ныне и об дочери она даже говорить не любила; к младшему сыну была более или менее равнодушна и только среднего, Порфишу, не то чтоб любила, а словно побаивалась».

Не многим лучше были и отношения отца к детям, даже к любимчику «Степке-балбесу». Красноречивым свидетельством семейных отношений выступают такие зарисовки:

«…во время отлучек Арины Петровны по хозяйству, отец и подросток-сын удалялись в кабинет, украшенный портретом Баркова, читали стихи вольного содержания и судачили, причем в особенности доставалось „ведьме”, то есть Арине Петровне. Но „ведьма” словно чутьем угадывала их занятия; неслышно подъезжала она к крыльцу, подходила на цыпочках к кабинетной двери и подслушивала веселые речи. Затем следовало немедленное и жестокое избиение Степки-балбеса… — Убить тебя надо! — постоянно твердила ему Арина Петровна. — Убью — и не отвечу! И царь меня не накажет за это!»

И Щедрин не был бы Щедриным, если бы сейчас же не сообщил читателям неизбежное следствие подобного родительского отношения:

«Такое постоянное принижение, встречая почву мягкую, легко забывающую, не прошло даром. Оно имело в результате не озлобление, не протест, а образовало характер рабский, повадливый до буффонства, не знающий чувства меры и лишенный всякой предусмотрительности. Такие личности охотно поддаются всякому влиянию и могут сделаться чем угодно: пропойцами, попрошайками, шутами и даже преступниками».

Что выросло из другого сына Арины Петровны — «Иудушки, кровопивушки и откровенного мальчика», — все помнят. Не менее мрачно и отношение матери в автобиографическом романе Салтыкова-Щедрина «Пошехонская старина». Мать там выписана совершенным садистом по отношению к детям, отец — посторонним, а физическое и нравственное воспитание подрастающего поколения построено так, чтобы из них не могло вырасти ничего здорового.

«Помнится родительское равнодушие… Об опрятности не было и помина. Детские комнаты… были переполнены насекомыми и нередко оставались по нескольку дней неметенными, потому что ничей глаз туда не заглядывал; одежда на детях была плохая и чаще всего перешивалась из разного старья или переходила от старших к младшим; белье переменялось редко. Прибавьте к этому прислугу, одетую в какую-то вонючую, заплатанную рвань, распространявшую запах, и вы получите ту невзрачную обстановку, среди которой копошились с утра до вечера дворянские дети.

…То же можно сказать и о питании; оно было очень скудное. В семействе нашем царствовала не то чтобы скупость, а какое-то упорное скопидомство… Всегда казалось мало, и всего было жаль.

…Ни отец, ни мать не занимались детьми, почти не знали их. Отец — потому что был устранен от всякого деятельного участия в семейном обиходе; мать — потому что всецело была погружена в процесс благоприобретения. Она являлась между нами только тогда, когда, по жалобе гувернанток, ей приходилось карать. Являлась гневная, неумолимая, с закушенною нижней губою, решительная на руку, злая. Родительской ласки мы не знали, ежели не считать лаской те безнравственные подачки, которые кидались любимчикам, на зависть постылым.
Вообще телесные наказания во всех видах и формах являлись главным педагогическим приемом. К сечению прибегали не часто, но колотушки, как более сподручные, сыпались со всех сторон, так что „постылым” совсем житья не было.
Но ежели несправедливые и суровые наказания ожесточали детские сердца, то поступки и разговоры, которых дети были свидетелями, развращали их. К сожалению, старшие даже на короткое время не считали нужным сдерживаться перед нами и без малейшего стеснения выворачивали ту интимную подкладку, которая давала ключ к уразумению целого жизненного строя».

Если хоть часть этих описаний детства соответствует тому, что происходило в семье маленького Салтыкова, стоит ли удивляться, что из него получился самый желчный сатирик русской литературы (который, если снова вспомнить В. В. Розанова, «как матерый волк, напился русской крови и сытым отвалился в могилу»).

Обстановка детства Лаврецкого в «Дворянском гнезде» Тургенева была менее мрачной (на этом поприще Щедрин не имеет конкурентов), но имела не менее трагичные последствия: выросший без родительской любви ребенок, окончательно сбитый с толку попеременно бестолковым воспитанием и отсутствием такового, не сможет обрести счастье во взрослой жизни.

«Ему не было восьми лет, когда мать его скончалась; он видел ее не каждый день и полюбил ее страстно: память о ней, об ее тихом и бледном лице, об ее унылых взглядах и робких ласках навеки запечатлелась в его сердце; но он смутно понимал ее положение в доме; он чувствовал, что между им и ею существовала преграда, которую она не смела и не могла разрушить. Отца он дичился, да и сам Иван Петрович никогда не ласкал его; дедушка изредка гладил его по головке и допускал к руке, но называл его букой и считал дурачком. После смерти Маланьи Сергеевны тетка окончательно забрала его в руки. Федя боялся ее, боялся ее светлых и зорких глаз, ее резкого голоса; он не смел пикнуть при ней; бывало, он только что зашевелится на своем стуле, уж она и шипит: „Куда? Сиди смирно”.

…Когда наступила пора учить его языкам и музыке, Глафира Петровна наняла за бесценок старую девицу, шведку с заячьими глазами, которая с грехом пополам говорила по-французски и по-немецки, кое-как играла на фортепьяно да, сверх того, отлично солила огурцы.

Таким-то нашел его Иван Петрович и, не теряя времени, принялся применять к нему свою систему. „Я из него хочу сделать человека прежде всего, un homme, — сказал он Глафире Петровне, — и не только человека, но спартанца”. Исполнение своего намерения Иван Петрович начал с того, что одел сына по-шотландски… По-русски Федя говорил отцу: „ты”, но в его присутствии не смел садиться. „Система” сбила с толку мальчика, поселила путаницу в его голове, притиснула ее… Когда Феде минул шестнадцатый год, Иван Петрович почел за долг заблаговременно поселить в него презрение к женскому полу, — и молодой спартанец, с робостью на душе, с первым пухом на губах, полный соков, сил и крови, уже старался казаться равнодушным, холодным и грубым».

Подобная авторская тенденциозность (даже такая гениальная и обаятельная, как у Гончарова) почти исчезает в автобиографических романах о детстве (за исключением, пожалуй, упомянутой «Пошехонской старины»). Вспоминая собственное детство и семью, писатели дают более или менее всесторонний анализ того, что влияло, поражало, радовало и оскорбляло их маленьких, а взрослая рефлексия и анализ добавляют глубины и сложности образу. Кроме того, в своих (квази) автобиографиях авторы добавляют нечто, «работающее» против реалистического направления и изображения «типических характеров в типических обстоятельствах» — а именно устойчивость, резистентность героя к этим обстоятельствам. Взрослый литератор, описывающий детство, неизбежно показывает, каким образом юный герой оказался непохожим на других, весь спектр уникальных деталей быта, окружения, его внутреннего мира.

В этом отношении одно из лучших произведений о детстве в русской литературе — «Детство Темы» Гарина-Михайловского. Помимо действительно чудовищного (в прямом смысле слова кошмарного) эпизода с Жучкой, «Детство Темы» — тонкое психологическое описание и анализ взросления умного, нервного, чувствительного и талантливого ребенка, его отношений с родителями, семьей, товарищами, слугами, да со всем миром. Страстная любовь тонко чувствующей, умной, эмоциональной матери (маленький герой явно похож на нее), попытки сурового и живущего по правилам военной дисциплины отца закалить характер впечатлительного Темы — все это иногда кажется слишком тяжелым грузом для него, и он «с завистью смотрит на… простые, несложные отношения» своего ровесника с родителями — кучером и судомойкой.

В романах Достоевского дети и детский мир так важны, что не хотелось бы описывать их поверхностно. Из наличия или отсутствия родительской любви автор не делает однозначных выводов: внутренний мир героя (и ребенка, и взрослого) и его идеи здесь первенствуют и не определяются внешней средой. Пульхерия Александровна Раскольникова любит и Родю, и Дуню; штабс-капитан Снегирев из «Братьев Карамазовых» любит сына Илюшу. Федор Павлович Карамазов к детям, напротив, совершенно равнодушен (характерно название одной из глав книги — «Первого сына спровадил»).

На всем этом фоне безусловным исключением видятся герои произведений Л. Н. Толстого. В его романах детей любят все: кажется, автор не мог бы и представить, как это — не любить детей. Чадолюбивы Ростовы, и родители, и позже — выросшие Наташа и Николай. Обожает своих детей суровый князь Николай Андреевич Болконский, и даже его третирование княжны Марьи происходит от безграничной отеческой любви. Любит своих детей, Элен и Анатоля, и князь Василий Сергеевич Курагин, несмотря на свое лукавое признание в отсутствии «шишки родительской любви». Княгиня Друбецкая идет на всевозможные унижения, чтоб устроить своего сына Бориса. Не намного отстают в родительских чувствах и герои других книг Толстого. Впрочем, придется повторить: тотальное чадолюбие героев Толстого остается красноречивым исключением в русской литературе.

Отчего так вышло, что дети — вроде бы одна из высоких и центральных ценностей рода человеческого — описаны русской классической литературой с такой недоверчивостью, с осторожным и при этом не слишком доброжелательным вниманием?

Гипотезы на этот счет можно строить разные. Например, бытовые: возможно, литераторы-мужчины, которых было подавляющее большинство, не занимались вопросами воспитания собственных детей, а рубеж взросления проходил относительно рано — дети быстро вырастали, отправлялись в учебные заведения или военную службу и скоро покидали дом, не успевая как следует озадачить автора-отца. Возможно, близкие отношения отцов и детей не поощрялись, и писатели не считали тему взросления и взаимоотношений в психологической плоскости достойной подробного описания, выводя ее в сферу социальных отношений (как в тургеневских «Отцах и детях»).

Возможна причина — более соответствующая облику и проблематике русской литературы — идеологическая. По остроумному предположению одного современного философа, роль детей в отечественной литературе традиционно играют чистые сердцем и душою юродивые и «идиоты». В самом деле: дети прекрасны, милы и (при правильном воспитании) добры, подают большие надежды на будущее. Однако эти надежды редко оправдываются — и об этом помнят все. Отсюда происходят вечное беспокойство и недоверие писателей детским образам: родительское счастье вскоре обернется жестоким разочарованием, и если родители слепы в своей любви, то остальные не могут заблуждаться на этот счет. С другой стороны, князь Мышкин и ему подобные герои русской литературы — вечные дети, чистые, искренние, доверчивые и мудрые, они вызывают в окружающих такую же чистую любовь и доверие. Их высокие «детские» качества не обманут, не исчезнут со взрослением (которое никогда не произойдет). Их сломает мир, и вот этот трагический конфликт вечно-детского и силы вещей более интересен для литературы.

Хронология русской классической музыки | Сценические заметки к нашему великому Чайковскому

Петр I

В 18 веке Петр I провел реформы, привнеся в Россию западную музыкальную моду. Во время последующего правления императриц Елизаветы и Екатерины российский императорский двор привлек многих выдающихся музыкантов, многие из которых были из Италии. Они принесли с собой итальянские традиции оперы и классической музыки в целом, чтобы вдохновить будущие поколения русских композиторов.

Дмитрий Бортнянский

Ряд русских композиторов получили образование в Италии или у этих недавних итальянских эмигрантов и сочинили вокальные и инструментальные произведения в популярной в то время итальянской классической традиции. К ним относятся этнические украинские композиторы Дмитрий Бортнянский (1751-1825), Максим Березовский (1745-1777) и Артем Ведель (1767-1808), которые создали не только шедевры хоровой музыки, но и оперы, камерные произведения и симфонические произведения.

Михаил Глинка

Михаил Глинка 1804 – 1857: первый великий русский композитор, использовавший исконно русские музыкальные традиции в сфере светской музыки. Автор раннерусскоязычных опер «Руслан и Людмила» и «Жизнь за царя». Они не были ни первыми операми на русском языке, ни первыми, написанными русским, но они прославились тем, что опирались на чисто русские мелодии и темы и были написаны на местном языке.

Могучая пятерка

Русская народная музыка стала первоисточником для подрастающего поколения композиторов. Группа, называвшая себя «Могучая пятерка», возглавляемая Балакиревым (1837–1910) и включавшая Римского-Корсакова (1844–1908), Мусоргского (1839–1881), Бородина (1833–1887) и Сезара Кюи (1835–1918). ), провозгласил своей целью создание и популяризацию русских национальных традиций в классической музыке. Среди наиболее заметных сочинений «Могучей пятерки» — оперы «Снегурочка», «Садко», «Борис Годунов», «Князь Игорь», «Хованщина», симфоническая сюита «Шахерезада». Многие произведения Глинки и Могучей пятерки основаны на русской истории, народных сказках и литературе и считаются шедеврами романтического национализма в музыке.

Антон и Николай Рубинштейн

В этот же период в 1859 году было основано Русское музыкальное общество (РМО), которым руководили композиторы-пианисты Антон (1829-1894) и Николай Рубинштейн (1835-1881). «Могучую пятерку» часто представляли как соперника Русского музыкального общества, при этом «пятерка» поддерживала свою русскую национальную идентичность, а RMS была более консервативной в музыкальном плане. Однако РМО основала первые в России консерватории в Санкт-Петербурге и в Москве.

Чайковского

Санкт-Петербургская консерватория Русского музыкального общества подготовила великого русского композитора Петра Ильича Чайковского (1840–1893), наиболее известного по таким балетам, как «Лебединое озеро», «Спящая красавица» и «Щелкунчик». Он остается самым известным российским композитором за пределами России.

Рахманинов

Пожалуй, самым известным продолжателем стиля Чайковского является Сергей Рахманинов (1873–1943), который учился в Московской консерватории, где преподавал сам Чайковский. Он считается одним из крупнейших композиторов 20 века.

В конце 19-го и начале 20-го века была отмечена третья волна русских композиторов-классиков, включая Александра Скрябина (1872-1915), Сергея Прокофьева (1891-1953), Дмитрия Шостаковича (1906-1975) и Игоря Стравинского (1882-1971). ). Они были экспериментальными в стиле и музыкальном языке. Некоторые из них эмигрировали после русской революции, хотя Прокофьев в конце концов вернулся и также внес свой вклад в советскую музыку.

Стравинский

Игорь Стравинский (1882-1971) – русский композитор, пианист и дирижер. Он широко считается одним из самых важных и влиятельных композиторов 20-го века. Его композиционная деятельность отличалась стилистическим разнообразием. Достиг международной известности благодаря трем балетам по заказу импресарио Сергея Дягилева в исполнении Дягилевского Русского балета в Париже: «Жар-птица» (1910), «Петрушка» (1911) и «Весна священная» (1913).

Русская революция

1917 г. – Русская революция – разрушила царское самодержавие и в конечном итоге привела к возникновению Советского Союза. Российская империя рухнула с отречением императора Николая II и было заменено Временным правительством. Позже в том же году временное правительство было свергнуто и заменено коммунистическим государством.

После русской революции русская музыка резко изменилась. начало 1920-е годы были эпохой авангардных экспериментов, вдохновленных «революционным духом» эпохи. Клубы энтузиастов, такие как Ассоциация современной музыки, предлагали новые направления в музыке, такие как музыка на основе синтетических аккордов.

В 1930-е годы при режиме Иосифа Сталина музыка была вынуждена укладываться в определенные рамки содержания и новаторства. Предпочтение отдавалось классицизму, а эксперименты не приветствовались. Союз советских композиторов был создан в 1932 году и стал главным регулирующим органом советской музыки.

Со временем волна молодых советских композиторов, таких как Георгий Свиридов (1915-1998), Альфред Шнитке (1934-1998) и Софья Губайдулина (1931-н. в.), вышла на передний план благодаря жесткой советской системе образования.

Перепечатано с разрешения репертуарного театра Сан-Диего, литературного ассистента Рэйчел Минк; под редакцией литературного менеджера Даниэль Уорд.

Некоторые русские симфонии, одна особенная

Русская шестая

Симфоническая традиция пришла в Россию сравнительно поздно, но быстро расцвела, начавшись с таких гениальных произведений, как Чайковский Ромео и Джульетта , «увертюра-фантазия» (1868). Вскоре последовали важные симфонии. Но сначала позвольте мне начать с урока гармонии, показывающего гармоническую основу, которая быстро стала эмблемой русской симфонической музыки:

В этой последовательности, которую я называю «русской секстой», продолжается корневая мажорная тоника (I). к субмедианному трезвучию (VI) в первой инверсии с тонической нотой в басу и с хроматическим проходящим тоном (повышенная пятая ступень) между ними. Хороших примеров много: начало струнного квартета ре мажор Бородина, половецкие пляски в Князь Игорь , третья часть оперы Римского-Корсакова «Шахерезада » и (эффектно) вся секция Трио 5/4-й части «Патетической» симфонии Чайковского, в которой равновесие между ре мажор и си минор постоянно смещается. . [См. мою статью «Русский субмедиант в девятнадцатом веке», Current Musicology 59 (1997), или на моем веб-сайте ЗДЕСЬ]

Когда мы думаем о «русских симфониях», последние три Чайковского особенно привлекают нас: и чрезмерно длинная, но неотразимая Четвертая, намного более шумная, более липкая и слишком часто слышимая Пятая, и удивительная Шестая («Патетическая»), которая преодолевает шум с чистой драматической силой, чтобы стать одной из величайших симфоний всех времен. . Первые три симфонии Чайковского вместе с монументальностями, не являющимися симфониями ( Fatum , Manfred и т. д.). Вторая, до минор, с подзаголовком «Малороссийская» (1872), заслуживает более частого исполнения; она примечательна использованием русских народных мелодий, и мы сегодня помним, что с политической точки зрения «Малороссия» — это Украина. В триумфальном финале до мажор во второй теме выделяется русская секста.

Смелые и амбициозные достижения Чайковского в ранних симфониях стимулировали и бросали вызов русской пятерке, 9-й0041 могучая кучка («могучая кучка» одаренных любителей), которая представляла в Петербурге соперничество, совпадающее с Чайковской Москвой. Разнообразная карьера их лидера Милия Балакирева (1837-1910) включала дирижирование и выступления по всей Центральной Европе, перемежающееся сочинение, нервные срывы и одну очень хорошую симфонию, о которой я расскажу подробнее позже. По три симфонии принадлежат Александру Бородину (1833–1887) и Николаю Римскому-Корсакову (1844–1908). Вторая си-минорная симфония Бородина, самая известная из его симфоний, прекрасна — экономно пропорциональна, гармонически изобретательна, оркестрово искусна и особенно отмечена чувствительным мелодизмом, несравнимым ни с одним из его четырех собратьев. Реже звучит Третья симфония ля минор Бородина, незаконченная, но законченная в двух частях в фортепианной партитуре, наполненная прелестной мелодией, полной русской грусти и тоски. Бородин умер сравнительно молодым, но преданный ученик Римского-Корсакова Александр Глазунов (1865-1819 гг.)36) дал Третьему профессиональную оркестровку.

Римского-Корсакова Антар Симфония (№ 2) приобрела некоторую известность до того, как Римский решил сконцентрироваться на своей дюжине или около того опер. Самый оригинальный композитор Пятерки, Модест Мусоргский (1837-1881), не написал ни одной симфонии, но его единственная законченная опера, Борис Годунов (1867-74), навсегда закрепила за собой свое значение. (Стравинский писал в 1960-х годах: «Чайковский был самым большим талантом в России, а кроме Мусоргского — самым верным». Делайте из этого что хотите.) Сезар Кюи, наименьший из Пятерки, как и Мусоргский, армейский офицер, не писал ни слова. известные мне симфонии.

На рубеже 20 ^-го-го века мы находим изобилие, упадок и возрождение русской симфонии, с разросшимися примерами Скрябина (1872-1915) до того, как он вышел из оркестрового глубочайшего конца с Поэмой экстаза и Прометей . Рахманинов (1873-1943) пережил эмоциональную катастрофу из-за провала своей Первой симфонии (1897), как мы все знаем (Глазунов, как сообщается, был пьян, когда дирижировал премьерой), но он восстановил свою душу своими более поздними концертами и блестящим, но слишком длинная и слишком густая Вторая симфония (1908). Глазунов сам сочинил свои первые симфонии в 1880-х годах, завершив 9 ^-ю и последнюю в 1910 году. Здесь уместно рассмотреть Симфонию ми-бемоль мажор, ор. № 1 Стравинского (1882–1971), законченный в 1907 году под руководством Римского-Корсакова, по звучанию, стилю и мастерству очень сравнимый с работами Глазунова (которого Стравинский признавал, но презирал), и до сих пор приятно слушать; но мы оцениваем Стравинского не за эту милую студенческую работу.

Другой продукт того времени, Симфония №. 3, Илья Муромец (1912) Рейнгольда Глиэра (1875-1956) был очень популярен в Америке. В этом большом произведении, состоящем из четырех эпических движений продолжительностью более 70 минут, есть неоспоримые моменты оркестрового великолепия, красочной гармонии, мелодии и драмы Чайковского, но также и преувеличенное повторение, которое в конце раскрывает безвкусное ощущение музыкальной структуры. В последующие годы Глиэр стал полезным элементом советского античного романтизма. Его самый известный ученик, Сергей Прокофьев, был лучшим композитором музыки к фильмам (и симфоний).

Какими бы большими, плохими или причудливыми ни были эти симфонии, все они узнаваемы как часть самобытной и подлинно русской симфонической школы. Даже если их формальные предшественники германские — Бетховен, Вагнер и Лист — они даже отдаленно не звучат как Брамс, Дворжак, Малер или Сибелиус; они звучат по-русски. Все они в значительной степени опираются на русские народные песни, танцевальные стили и воспринимаемый ориентализм, а также, как правило, на ладовую чистоту православной церкви. (Стравинский, вторя собственному юношескому бунту, назвал такой национализм просто «скучным», но он изо всех сил старался развиваться самостоятельно.)

В конце концов Балакирев написал один из менее известных русских шедевров, свою Симфонию №1. 1 до мажор (1897). На эту четырехчастную работу у него ушло более 30 лет, но результат, несмотря на некоторые недостатки, оправдал задержку. Можно подозревать, что трудности Балакирева возникли из-за борьбы первой части, которая все еще показывает слабости формы: избыток новых тем, тональности и темпы, которые не совсем соединяются, — все это приводит к тревожной разобщенности, которая противоречит прекрасному звуку. и мелодичной красоты. За медленным вступлением скрывается основная тема, которая в Allegro развивается быстрее. Изложенная в корявой разнообразной сонатной форме, как в симфониях Шумана, она не совсем работает. После завуалированного Перепросмотра движение заканчивается слишком быстро. Следующее скерцо ля минор — жемчужина оркестрового отскока; его тональность с мажорно-минорными и модальными интонациями особенно впечатляет. Пианиссимо высокого регистра, заканчивающееся на ля мажор, с тонким соло-пикколо, все еще звучит эхом, когда в этой тональности начинается пространная медленная часть Анданте, сразу же переходящая в ре-бемоль мажор 12/8, с заметной русской секстой, поддерживающей кларнет. .

Эта прекрасная мелодия разливается с экспансивной теплотой и продолжительностью, вскоре контрастируя со второй мелодией (которую вполне мог иметь в виду Коул Портер, когда писал «Шампанское меня не возбуждает…») в элегантном диалоге, достойном Шопена, которым Балакирев восхищался, вероятно, даже больше, чем обожал Бетховена. Медленная часть достигает выразительной кульминации симфонии и плавно переходит в финал Allegro moderato до мажор, начинающийся с русской народной мелодии в басу 9.0003

2/4 становится 6/8, когда вторая тема начинается с заметной русской шестой; обе темы развиваются в сжатой форме рондо, устойчиво и в основном спокойно, лишь с несколькими кульминационными моментами фортиссимо, пока Кода в 3/4, Tempo di polacca , не завершает все очень гениально; весь финал тем сильнее, что он твердый, но антитриумфальный. Может быть, поэтому целомудренная и очень русская симфония Балакирева стала любимицей Бичема, изящно записавшего ее для «Ангела». Также стоит послушать текущую запись Бирмингемского симфонического оркестра под управлением Неэме Ярви (EMI CDC 7 47505 2). Я не слушал все примеры, доступные на YouTube, но есть хороший пример, проведенный Евгением Светлановым ЗДЕСЬ, который включает в себя партитуру.

В советской русской симфонии, совершенно другой категории, доминируют три главные фигуры: Прокофьев (1891-1953; семь симфоний), Мясковский (1881-1950; 27 симфоний) и Шостакович (1906-1975; 15 симфоний). к этому следует добавить выдающегося композитора, все более признаваемого на Западе, Мойше Вайнберга (Мечислав Вайнберг, уроженец Польши, 1919-1996; 26 симфоний). Когда-нибудь, до, после или если я напишу о sui generis симфонических усилиях Стравинского, мне будет что сказать об этом.

Марк ДеВото, музыковед и композитор, специалист по Альбану Бергу, Равелю и Дебюсси. Выпускник Гарвардского колледжа (1961 г.) и Принстона (доктор философии, 1967 г.), он опубликовал множество публикаций об этих композиторах и многих музыкальных темах, в первую очередь о гармонии.

8 Величайших русских композиторов, которых вы должны знать

Россия, известная своей водкой, Кремлем, матрешками и литературой, также имела свою долю величия в искусстве. Мир классической музыки не стал исключением, создав одних из лучших композиторов в мире с уникальными и новаторскими стилями, они лидируют в различных жанрах.

В этом посте мы рассмотрим жизнь и музыку некоторых из величайших русских композиторов, внесших огромный вклад в мир классической музыки.

Содержание

Пятерка

Известные как «Новая русская школа», «Большая пятерка», «Могчая пятерка», «Русская пятерка» и «Русская Могучая Кучка», группа композиторов из Санкт-Петербурга. Петербург собрался в 1860-х для создания аутентичного национального звучания.

Это новое националистическое звучание будет отличаться от условностей западноевропейских форм, таких как немецкий лидер и итальянская опера.

Именно этот уникальный звук создал некоторые из самых любимых произведений в репертуаре классической музыки.

1. Балакирев Милий Алексеевич

Балакирев Милий Алексеевич

Лидер Русской Пятерки Балакирев Милий (2 января 1837 – 29 мая 1910), родился в Нижнем Новгороде в знатной русской семье, как и его отец, Алексей Константинович Балакирев, был титулярным советником в старинном роду и его мать, Елизавета Ивановна Балакирева.

Балакирев начал учиться игре на фортепиано в возрасте четырех лет под опекой своей матери до 10 лет, когда он начал учиться игре на фортепиано у Александра Дюбюка летом в Москве.

Продолжал обучение в Нижегородской гимназии до смерти матери от оспы в 1847 г.

В 1849 г. перешел в Нижегородский дворянский институт Александра II, получив мецената, биографа и помещика с обширной музыкальной библиотекой им. Александр Улыбышев.

С помощью Улыбышева и доступа к библиотеке Балакирев продолжил свое музыкальное образование, обучаясь у пианиста Карла Эйсраха.

К 15 годам он начал сочинять музыку, а также руководить местным оркестром.

Изучая математику в Казанском университете с 1853 по 1855 год, Балакирев написал фортепианный концерт, стал известен в обществе как пианист и начал обучать учеников, чтобы пополнить свой доход.

Отдыхал то в Нижнем Новгороде, то в имении Улыбышевых.

После окончания курсов в Казанском университете Улыбышев отвез Балакирева в Петербург и познакомил его с Михаилом Глинкой.

Несмотря на то, что Глинка находил сочинения Балакирева ущербными, он высоко ценил его талант и поощрял Балакирева в выборе музыкальной карьеры.

Глинка считал, что русская концертная музыка должна подражать стилю русской народной музыки.

Не имея влиятельных сторонников, поддерживающих его в 1857 году из-за смерти Улыбышева и Глинки, он продолжал часто исполнять и сочинять произведения с русским колоритом.

К таким произведениям относятся «Король Лир» и «Увертюра на русские темы 1859–1861 годов», ставшие популярными.

Балакирев также стал учителем двух молодых композиторов Сезара Кюи в 1856 году и Модеста Мусоргского в 1858 году.

К этой группе присоединились Николай Римский-Корсаков в 1861 году и Александр Бородин в 1862 году, эта группа стала известна как «Могучая пятерка».

Эта группа создала Свободную музыкальную школу.

К сожалению, Балакирев был очень строгим и часто резковатым с тираническим характером, из-за чего его ученики боялись заниматься с ним.

Доведя себя до череды несчастий и 10 лет страдая от депрессии, Балакирев решил отстраниться от музыкального мира 1872-1876 годов.

Медленно возвращаясь в мир музыки, он возглавил Свободную музыкальную школу и стал директором императорской капеллы с 1883 по 1894 год, возобновив сочинение музыки.

Балакирев вышел на пенсию в 1900 г. и умер 29 мая 1910 г. в возрасте 73 лет. Антонович Кюи (18 января 1835 г. – 13 марта 1918 г.) был сыном французского офицера и матери-литовки.

Изучая французский, польский, литовский и русский языки, Кюи также проявлял интерес к музыке и в детстве начал изучать композицию у польского композитора Станислава Монюшко.

Перед окончанием школы в возрасте 15 лет его отправили в Санкт-Петербург, чтобы он мог подготовиться и поступить в Главную инженерную школу.

По окончании учебы в 1855 году Кюи продолжил учебу в Николаевской инженерной академии (Военный инженерно-технический университет) и начал свою военную карьеру инструктором по фортификации.

Он получил ученое звание профессора в 1880 году и звание генерала в 1906 году.

Хотя его достижения в качестве военного инструктора были хорошо известны, Запад признал музыкальные способности Цюя как плодовитого композитора.

Встретив Милия Балакирева в 1856 году, Кюи начал серьезно заниматься музыкой, но отказался от военного обучения.

В 1858 году он женился на Мальвине Рафаиловне Бамберг и посвятил свое оркестровое Скерцо, соч. 1 во время его оркестрового дебюта в 1859 году.через Русское музыкальное общество.

К сожалению, его первая опера, дебютировавшая в 1869 году, оказалась неудачной.

Тем не менее, Цуй продолжал писать более дюжины опер, получая при этом множество похвал за свою музыку.

В 1916 году ослепший Цуй продолжал сочинять под диктовку.

Написав 276 музыкальных произведений, 800 статей для различных изданий и газет, а также множество книг по музыке и военной фортификации, Сезар Кюи скончался 3 марта 19 года от инсульта мозга.18.

Кюй похоронен рядом с женой на Смоленском лютеранском кладбище в Санкт-Петербурге.

Мальвина умерла в 1899 году.

У них было двое детей, в том числе дочь Лидия, замужняя певица-любительница, и сын Юрий Борисович, до Октябрьской революции служивший в российском сенате.

В 1939 году тело Кюи, перезахороненное на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры, теперь лежит рядом с другими членами «Могучей пятерки».

3. Модест Мусоргский

Модест Мусоргский

Известен фортепианной сюитой, «Картинки с выставки» и поэмой «Ночь на Лысой горе», Модест Петрович Мусоргский (21 марта 1839 г. – 28 марта 1881 г.) родился в селе Карево Торопецкого уезда Псковской губернии, Россия Империя, 250 южнее Санкт-Петербурга.

Происходя из знатного рода, восходящего корнями к князю Рюрику IX века, его отец, Петр Алексеевич Мусоргский, был богатым помещиком.

Мать Модеста была дочерью дворянина и опытной пианисткой, которая научила его играть, когда ему было шесть лет.

К девяти годам он исполнил различные произведения Ференца Листа и концерт ирландского композитора Джона Филда для друзей и семьи.

В августе 1849 года Мусоргский и его брат Филарет отправились в Санкт-Петербург, чтобы поступить в элитную школу немецкого языка, Петришуле (Школа Святого Петра), по желанию семьи, чтобы подготовиться к военной карьере.

Во время учебы в школе брал уроки игры на фортепиано у будущего профессора музыки Санкт-Петербургской консерватории Антона Герке.

Когда Мусоргскому было 13 лет, он поступил в гвардейское кадетское училище и продолжил обучение у Герке.

Во время учебы в кадетском училище Мусоргский написал свое первое музыкальное произведение «Подпрапорщик» (Porte-Enseigne Polka), поразив одноклассников своей игрой на фортепиано.

Несмотря на то, что Мусоргский находил убежище в музыке, а популярность в своей игре, жизнь в кадетском училище была трудным местом для такой чувствительной души, как он.

Вместе с директором школы генералом Сутгофом, который поощрял своих учеников пить и как способ быстро избавиться от стресса, Мусоргский обратился к алкоголю, чтобы справиться со стрессом.

По окончании юнкерского училища в 1856 году он получил комиссию в передовой полк Российской Императорской Гвардии, Преображенский полк.

Именно здесь он познакомился с Александром Бородиным, когда они работали в военном госпитале, и познакомился с композитором Александром Михаилом Глинкой.

Посетив вечеринку в доме Даргомыжского, Мусоргский впервые услышал музыку Михаила Глинки, и это открыло для него новый мир.

Впечатленный его мастерством, Даргомыжский пригласил его на другие вечера, где Мусоргский стал постоянным участником в течение следующих двух лет.

Это также позволило ему познакомиться с Сезаром Кюи, Николаем Римским-Корсаковым и Милием Балакиревым, которые начали обучать Мусоргского основам музыкальной композиции в 1857 году. полностью к музыке и приобрел ценный опыт в 1859 году, когда он помогал в постановке оперы Глинки «Жизнь за царя».

Со смертью отца в 1853 г. и освобождением крепостных в 1861 г. состояние семьи Мусоргских исчезло. Попытка возродить его, проведя 1861-62 гг. в Карево, Мусоргского не увенчалась успехом.

В 1863 году он вернулся в Петербург, поселился в общежитии и поступил на государственную службу в Министерство путей сообщения, освободившись от Балакирева и научившись сочинять музыку.

Вдобавок к его несчастьям в 1865 году умерла мать Мусоргского, что спровоцировало его на пьянство.

В связи с пристрастием к алкоголю его выселили из приюта.

Нуждаясь в жилье, он сначала поселился у брата, затем у Римского-Корсакова, пока Римский-Корсаков не женился в 1872 году.

Вновь взяв себя в руки, он сочинил свои первые реалистические песни, такие как «Семинарист», «Дорогая Савишна» и «Гопак».

В 1867 году он закончил первоначальную версию «Ночи на Лысой горе», но Балакирев подверг ее резкой критике и отказался дирижировать.

В результате Мусоргский ни разу при жизни не слышал спектакля «Ночь на лысой горе».

В 1869 году он закончил оперу «Борис Годунов».

Первоначально отклоненный консультативным комитетом императорских театров за отсутствие главной женской роли, он добавил две женские роли и несколько других эпизодов, завершив эту версию в 1872 году.0003

«Борис Годунов» получил успешную премьеру 27 января 1874 года в Мариинском театре в Санкт-Петербурге.

В том же году он закончил фортепианную сюиту «Картинки с выставки» в память о своем друге, художнике, дизайнере и архитекторе Викторе Хартманне.

К сожалению, «Картинки с выставки» никогда не печатались, и Мусоргский при жизни не видел ее исполнения.

Модест Мусоргский умер 28 марта 1881 года после трех последовательных приступов алкогольной эпилепсии в возрасте 42 лет.

4. Николай Римский-Корсаков

Николай Римский-Корсаков

Николай Андреевич Римский-Корсаков (18 марта 1844 г. – 21 июня 1908 г.) родился в Тихвине в русской дворянской семье.

Его отец, Андрей Петрович Римский-Корсаков, был государственным чиновником с либеральными взглядами, а мать, Андрей Петрович Римский-Корсаков, была хорошо образована и играла на фортепиано.

Несмотря на то, что Николай был музыкально одарен и в детстве учился игре на фортепиано у местных учителей, он выбрал карьеру на флоте.

Воин, старше на 22 года, также оказал решающее влияние, так как был известным мореплавателем и исследователем.

В 1856 году Римский-Корсаков поступил в Морскую академию в Санкт-Петербурге, где брал уроки игры на виолончели и фортепиано.

Думая, что уроки музыки помогут Николаю преодолеть застенчивость, Воин, ныне директор школы, одобрил их.

В 1859 году Римский-Корсаков учился игре на фортепиано и композиции у Теодора Канилле, который вдохновил его на посещение опер и концертов, а также открыл для себя любовь к исполнению музыки Михаила Глинки.

После того, как Войн отменил свои уроки в 1861 году, Николай каждое воскресенье посещал Канилле для музыкальных дискуссий и игры дуэтами.

Именно тогда Канилье познакомил Римского-Корсакова с Милием Балакиревым, а тот познакомил его с Сезаром Кюи и Модестом Мусоргским.

Эти люди оказали большое влияние на Римского-Корсакова, и он изучал и обсуждал искусство игры на инструменте, партии и композиции.

Когда он окончил Военно-морскую академию в 1862 году и был назначен на клипер «Алмаз», который отправился в плавание, длившееся два года и восемь месяцев.

Находясь на борту, Римский-Корсаков завершил свою Симфонию ми-бемоль минор и отправил партитуру Балакиреву, когда они остановились в Англии.

Несмотря на то, что плавание по всему миру и остановки в разных портах осуществили мечту всей жизни, Римский-Корсаков устал от этого, когда это взяло свое, и сделал перерыв в музыке, закончив свою симфонию еще на борту.

Позже он снова начал, когда снова увидел Балакирева в 1865 году.

С небольшими изменениями Балакирева Симфония ми-бемоль минор Римского-Корсакова успешно состоялась 31 декабря 1865 года.

К 1871 году, благодаря своей репутации великого композитора и оркестратора, Римский-Корсаков был назначен в Санкт-Петербургскую консерваторию профессором оркестровки и композиции.

В 1872 году он женился на пианистке Надежде Пургольд, а в следующем году Римский-Корсаков оставил действующую флотскую службу и стал инспектором морских оркестров до 1884 года. на себя редактировать неопубликованные работы своего покойного друга.

На протяжении 1880-х годов Римский-Корсаков помогал другим своим коллегам пересматривать их произведения.

С 1883 по 1892 год Римский-Корсаков был дирижером концертов в Придворной капелле, а с 1886 по 1900 год — главным дирижером Русских симфонических концертов.

Римский-Корсаков продолжал сочинять и написал еще шесть опер до своей смерти в Любенске 21 июня 1908

5. Александр Бородин

Родился внебрачным сыном 62-летнего грузинского дворянина Луки Степановича Гедеванишвили и 25-летней -летняя жена русского военного врача в Петербурге Александр Порфирьевич Бородин (род. 12 ноября 1833 г.) получил свою фамилию от одного из слуг своего отца и записался таковым.

Хотя он имел фамилию простолюдина и родился незаконнорожденным, Бородин, освободившись от крепостной зависимости в 7 лет, жил безбедно и имел дар к музыке и языкам.

Его ранняя музыка состояла из занятий игрой на виолончели, флейте, фортепиано и сочинением музыки в школьном возрасте.

Несмотря на то, что его фамилия не позволяла ему поступить в школу, он получил хорошее образование у частных репетиторов на дому.

К 17 годам Бородин поступил в Медико-хирургическую академию в Санкт-Петербурге, чтобы продолжить карьеру в области химии.

После окончания академии с отличием в 1856 году работал хирургом в военном госпитале, после чего три года занимался передовыми научными исследованиями в Западной Европе.

Во время учебы Бородин посещал концерты Ференца Листа. По возвращении в Петербург в 1862 г. он был назначен профессором химии в Императорской медико-хирургической академии, остаток своей научной карьеры посвятил исследованиям.

В том же году Бородин начал заниматься музыкальной композицией у Милия Балакирева, а в 1863 году женился на пианистке Екатерине Протопоповой.

В 1869 году под управлением Балакирева была исполнена его Симфония № 1 ми-бемоль мажор.

Премьера Симфонии № 2 си минор Бородина, которую он начал в 1869 году, имела менее чем звездное премьерное исполнение в 1877 году с дирижером Эдуардом Направником.

Однако, с небольшими доработками и в исполнении Свободной музыкальной школы под руководством Николая Римского-Корсакова, она имела успех.

В 1880 году Бородин написал симфоническую поэму «В степях Средней Азии», посвященную Ференцу Листу.

Премьера состоялась 20 апреля 1880 года, в том же году, и произведение продолжает оставаться популярным.

Будучи членом балакиревского кружка, Бородин отождествлял себя с абсолютной музыкой в своих первых двух струнных квартетах и многочисленных камерных произведениях.

К сожалению, к 1880-м годам из-за работы химика и слабого здоровья у Бородина оставалось очень мало времени для написания музыки.

27 февраля 1887 года Александр Порфирьевич Бородин скоропостижно скончался во время бала в академии в возрасте 53 лет.

Его опера «Князь Игорь» была закончена посмертно Римским-Корсаковым и Александром Глазуновым.

Его половецкие пляски из второго акта часто служат самостоятельным произведением.

Другие русские композиторы

6. Михаил Глинка

Михаил Глинка

Родился в семье богатого отставного ротмистра Ивана Глинки и его жены, Евгении Андреевны Глинки-Земельки, в Новоспасском, Михаил Иванович Глинка (1 июня 1804, – февр. 15, 1857) был старшим из 11 выживших детей.

Первые годы жизни жил с бабушкой по отцовской линии Феклой Александровной Глинкой, которая чрезмерно опекала юного Глинку.

Властная и волевая, она заточила его в своей комнате с температурой 77 °F (25 °C), завернув его в меха и накормив сладостями.

В результате Глинка часто болел и часто становился жертвой фальшивых врачей в более позднем возрасте.

Единственная музыка, которую он слышал в то время, была из проходящих мимо крестьянских хоров и местных церковных колоколов.

Когда в конце 1809 года умерла его бабушка, Глинка переехал жить в имение своего дяди по материнской линии.

Он познакомился с большим количеством музыки, когда услышал оркестр своего дяди, в который вошли многие произведения, включая музыку композиторов Бетховена, Гайдна и Моцарта.

Когда ему было 10 лет, Глинка услышал, как квартет кларнетов играет произведение финского композитора Бернхарда Хенрика Крузеля, что пробудило в мальчике страсть к музыке.

Гувернантка учила его русскому, немецкому, французскому и географии, а также игре на скрипке и фортепиано.

Чтобы продолжить свое образование в 13 лет, Глинка переехал в Санкт-Петербург в школу, где преподавали персидский, английский язык, латынь, зоологию и математику, а также продолжил обучение игре на фортепиано у ирландского композитора Джона Филда, который познакомил Глинку с более широким кругозором. мир музыки.

Позже Глинка стал учеником ученика Филда, прусского пианиста и композитора Шарля Майера, который обучал его игре на фортепиано и композиции.

В возрасте 20 лет Глинка начал работать помощником секретаря в Управлении автомобильных дорог общего пользования в Санкт-Петербурге, что позволило ему продолжить интерес к музыке.

По состоянию здоровья Глинка в 1828 г. оставил должность в Департаменте путей сообщения.

По совету врача три года жил в Италии, по пути посетил Германию и Швейцарию, прежде чем поселиться в Милане. .

В Милане Глинка учился у Франческо Базили в Миланской консерватории, познакомился с композиторами Мендельсоном, Берлиозом, Доницетти и Беллини, вел активную общественную жизнь.

Однако, разочаровавшись, он покинул Италию, остановился в Вене, чтобы послушать музыку Франца Листа, и переехал в Берлин, где пробыл там пять месяцев.

Вдохновленный Доницетти и Беллини, известными своей самобытной итальянской музыкой, Глинка начал писать чисто русскую музыку.

Итак, он написал «Шесть этюдов для контральто» и фортепианный дуэт «Каприччио» на русские темы и начало «Sinfonia per l’orchestra Sopra» на мотив Russe.

Узнав о смерти отца в 1834 году, он вернулся в Новоспасское, оставив Симфонию незавершенной.

Вернувшись в Россию, Глинка начал работу над оперой «Иван Сусанин», которая по просьбе царя была переименована в «Жизнь за царя».

Премьера с успехом состоялась 9 декабря 1836 года в Большом Каменном театре в Санкт-Петербурге.

В 1837 году он начал служить в качестве преподавателя хора Императорской капеллы в течение двух лет, когда он начал писать вторую оперу «Руслан и Людмила», среди других музыкальных произведений.

В отличие от его первой оперы, «Руслан и Людмила» на премьере 27 ноября 1842 года разочаровала.

Эта неудачная премьера повергла Глинку в глубокую депрессию.

В надежде преодолеть это, он отправился во Францию и был счастлив узнать, что Берлиоз, музыкой которого он восхищался, играет отрывки из его опер.

Эта встреча побудила Глинку сочинять больше музыки, когда он написал произведение для оркестра Берлиоза под названием «Питтореские фантазии».

Вскоре после пребывания во Франции он отправился в Испанию и со своей испанской увертюрой № 1 «Бриллиантовое каприччио» на Арагонской хоте.

Благодаря успеху премьеры он вышел из депрессии и снова начал сочинять.

К 1848 году, тоскуя по дому, Глинка вернулся в Россию и продолжал писать.

Поскольку популярность его музыки в Европе росла, он продолжал путешествовать туда в течение нескольких лет.

Глинка переехал в Берлин в 1856 году и через пять месяцев скоропостижно скончался 15 февраля 1857 года, наступивший в результате осложнений, вызванных простудой.

Похоронен в Берлине и перезахоронен на кладбище Александро-Невской Лавры.

7. Петр Ильич Чайковский

Петр Ильич Чайковский

Хорошо известный по увертюре «1812 год» и балету «Лебединое озеро», Петр Ильич Чайковский (7 мая 1840 г. – 6 ноября 1893 г.) родился в маленьком городке Камско-Воткинск, Вятка, Россия, как второй старший ребенок из шести выживших детей горному инспектору и управляющему Илье Петровичу Чайковскому.

Его мать, Александра Андреевна, была второй из трех жен Ильи.

В возрасте четырех лет родители Петра наняли 22-летнюю француженку по имени Фанни Дюрбах.

Несмотря на то, что родители считали его слишком маленьким для школьного обучения, Петр очень хотел учиться и убедил гувернантку учить его французскому и немецкому языкам.

Когда ему было 5 лет, он начал уроки игры на фортепиано у бывшей крепостной Марии Логовиной.

Несмотря на то, что он проявил страсть к музыке в очень раннем возрасте, его родители, надеясь, что вместо этого он сделает карьеру на государственной службе, в 1850 году отправили его в Императорское училище правоведения в Санкт-Петербурге.

Ранняя разлука от матери вызвала у молодого Чайковского эмоциональную травму, а с ее смертью от холеры в 1884 году эта травма усилилась.

Однако музыка помогла ему пережить это непростое время, а также послужила мостом между ним и его одноклассниками.

Несмотря на то, что его любовь к музыке продолжала расти, Чайковский последовал желанию своих родителей и после окончания школы в 1859 году устроился на работу клерком в бюро Министерства юстиции. решил брать уроки музыки в Русском музыкальном обществе, а позже стал одним из первых учеников Антона Рубинштейна в Санкт-Петербургской консерватории, основанной в 1862 г.

В 1865 году на концерте в Павловске состоялась премьера «Характерных танцев» Чайковского под управлением Иоганна Штрауса-младшего.

Там он познакомился с композиторами Гектором Берлиозом и Ференцем Листом во время их гастролей.

Работая с Милием Балакиревым, Чайковский создал увертюру-фантазию «Ромео и Джульетта», которую Балакирев и остальные члены «Могучей кучки» почитали.

Эта группа также приветствовала его Вторую симфонию (Малороссийская).

Среди опер и других произведений он завершил балет «Лебединое озеро» в 1876 году; однако его премьера 4 марта 1877 года в Большом театре в Москве была далеко не звездной, поскольку критики раскритиковали ее за «слишком шумную».

Из-за социальной стигматизации Чайковский попал под давление, чтобы подавить свою гомосексуальность, и в июле 1877 года женился на бывшей студентке Антонине Милюковой.

Однако брак пары был очень недолгим из-за несовместимости.

Благодаря покровительнице, вдове железнодорожного магната Надежде фон Мекк, Чайковский ушел из Московской консерватории в 1878 году, чтобы сосредоточиться исключительно на сочинении музыки и путешествиях по Европе и сельской России, приобретая популярность.

В 1884 г. царь Александр III пожаловал ему орден Святого Владимира 4-й степени с титулом потомственного дворянина.

Помимо ежемесячных стипендий, предоставляемых фон Мекком, она также стала критически настроенным другом композитора, хотя они никогда не встречались.

К сожалению, зарплата и дружба закончились в 1890 году, что оставило Чайковского опустошенным.

В 1891 году он отправился в Соединенные Штаты, чтобы дирижировать Нью-Йоркским музыкальным обществом в своей работе «Фестивальный коронационный марш» на первом концерте в Карнеги-холле.

Через девять дней после дирижирования премьеры Шестой симфонии (Патетической) Петр Ильич Чайковский скончался 6 ноября 1893 года в возрасте 53 лет от холеры.

8. Дмитрий Шостакович

Дмитрий Шостакович, Deutsche Fotothek / CC BY-SA 3.0 DE

Родившийся средним ребенком из троих детей в Санкт-Петербурге в семье инженера-химика Дмитрия Болеславовича Шостаковича и пианистки Софьи Васильевны Кокулиной, Дмитрий Дмитриевич Шостакович (25 сентября 1906 г. – 9 августа 1975 г.) имел любовь к музыке.

Несмотря на то, что он не проявлял интереса к игре, мать давала ему уроки игры на фортепиано, когда ему было девять лет.

Поняв, что у юного Шостаковича отличный музыкальный слух, она отвела его к ведущему в то время в городе преподавателю фортепиано Игнатию Глясеру.

В сентябре 1915 года он поступил в Шидловское коммерческое училище, где выросла его любовь к музыке.

Через год после русской революции 1917 года Шостакович начал учиться сочинению музыки и написал траурный марш в память о двух вождях кадетской (конституционно-демократической) партии, убитых матросами-большевиками.

В том же году школа была преобразована в 108-ю советскую школу, а в 1919 году закрылась.

К 19 годам Шостакович поступил в Петроградскую консерваторию (Санкт-Петербург), которую возглавлял Александр Глазунов.

Изучал композицию у Максимилиана Штейнберга, фугу и контрапункт у Николая Соколова, историю музыки у Александра Оссовского и фортепиано у Леонида Николаева.

Шостакович окончил консерваторию в 1926 году с дипломным сочинением Симфония № 1 фа минор.

Это произведение получило успешную премьеру 12 мая того же года в исполнении оркестра Ленинградской филармонии.

После окончания школы Шостакович начал карьеру пианиста и композитора.

Однако многие сочли его игру на фортепиано сдержанной и сухой.

В 1927 году Шостакович принял участие в Первом Международном конкурсе пианистов имени Шопена в Варшаве.

К сожалению, из-за аппендицита его показатели были ужасны.

Тем не менее, его музыка была названа Honorable Mention, и вскоре после этого выступления он решил сосредоточиться на композиции, продолжая играть на фортепиано только свои пьесы.

1927 год был важным годом в музыкальном плане для Шостаковича, поскольку он завершил свою патриотическую Вторую симфонию с подзаголовком «К Октябрю».

Это произведение, посвященное Октябрьской революции, было впервые исполнено 5 ноября Ленинградской филармонией в Ленинграде (Санкт-Петербург).

Он также познакомился с эрудитом Иваном Соллертинским, который познакомил его с творчеством Густава Малера.

Произведения Малера оказали сильное влияние на Шостаковича.

Соллертинский и Шостакович оставались близкими друзьями, пока Соллертинский не умер в 1944 году. 30-х годов Шостакович работал в Театре рабочей молодежи или ТРАМ.

В это время он работал над оперой «Леди Макбет Мценского уезда», премьера которой состоялась 22 января 1934 г.

26 января 1936 г. ушел со спектакля, никому не сказав ни слова.

Шостакович получил предупреждение от друга о переносе гастролей этого спектакля в Архангельск.

Правительственная пресса подвергла оперу резкой критике, и те, кто ранее писал положительные отзывы, были вынуждены отправить их повторно.

Он продолжал сочинять музыку, несмотря на резкую критику, и «Правда» раскритиковала его легкий балет «Светлый ручей» 6 февраля 1936 года. .

Кержейннцев советовал ему «отвергнуть формылистские ошибки и добиться в своем искусстве того, что было бы понятно широким массам».

Признав свою вину, Шостакович потребовал встречи с Иосифом Сталиным, но чиновники не дали этой встречи.

Завершив свою Симфонию № 4, Шостакович запланировал ее премьеру на 11 декабря 1936 года.

Однако после нескольких репетиций Коммунистическая партия вынудила его отозвать ее.

Официальная премьера Четвертой симфонии состоялась 30 декабря 1961 года в исполнении Оркестра Московской филармонии под управлением Кирилла Кондрашина.

По первому доносу, полученному в 1936 г., Шостакович написал консервативную Симфонию № 5 ре минор, премьера которой состоялась в Ленинграде 21 ноября 1937 г. с успехом.

В том же году он начал преподавать композицию в Ленинградская консерватория.

Преподавая в консерватории, он начал писать камерную музыку, чтобы удовлетворить свою тягу к экспериментам.

Когда началась Вторая мировая война, Шостакович продолжал сочинять такие произведения, как Седьмая и Восьмая симфонии.

Он также служил волонтером в пожарной команде Ленинградской консерватории и вел радиопередачу для русского народа.

В 1948 г. Шостакович вторично донес, потерял работу в Ленинградской и Московской консерваториях, под угрозой арестов продолжал писать, но держал это в тайне.

Чтобы заработать на жизнь, он начал писать музыку к фильмам.

Премьера Симфонии № 10 ми минор состоялась вскоре после смерти Сталина в марте 1953 года.

В 1960 году Шостакович, шантажируемый Коммунистической партией, вступил в нее, и именно в это время он написал свой Струнный квартет № 8.

Официально трактуемый как посвящение жертвам фашизма и войны, другие считали его жертвам тоталитаризма.

Шостакович продолжал писать и другие значимые произведения при жизни, в том числе Симфонию № 12 ре минор с подзаголовком «1917 год» как посвящение памяти Владимира Ленина.

Еще одно значимое произведение на стихи Евгения Евтушенко — Симфония № 13 си-бемоль минор, посвященная расправе над украинскими евреями в Бабьем Яру.

В общей сложности 15 симфоний, 15 струнных квартетов, множество фильмов и наград Дмитрий Дмитриевич Шостакович скончался 9 августа 1975 года от сердечной недостаточности.

Подведение итогов среди лучших русских композиторов

На этом наша статья подходит к концу, и мы надеемся, что вам понравился этот список лучших русских композиторов.

Как видите, все эти композиторы внесли свой вклад не только в эволюцию русской музыки, но и в классическую музыку в целом, и их стоит включить в свой плейлист.

Дайте нам знать, если вы думаете, что мы пропустили кого-то из этого списка!

10 основных произведений великого композитора |

Откройте для себя нашу подборку лучших произведений Чайковского, включая «Увертюру 1812 года», «Щелкунчик» и «Лебединое озеро».

Иллюстрация: uDiscoverMusic

Петр Ильич Чайковский (7 мая 1840 — 6 ноября 1893) считается самым популярным русским композитором всех времен. Он написал много очень популярных классических произведений, в том числе 1812 Увертюра и три балета — Лебединое озеро , Спящая красавица и Щелкунчик . Его произведения включают симфонии, концерты, оперы, балет и камерную музыку. Чайковского Концерт для фортепиано с оркестром № 1 — один из самых популярных когда-либо написанных концертов, а его Симфония № 6 , «Патетическая» , — один из величайших симфонических шедевров всех времен. Он обратился к литературным и драматическим источникам, в том числе к Шекспиру, для ряда оркестровых композиций. Музыка Чайковского сочетает в себе красивые мелодии, впечатляющие гармонии и красочные оркестровки.

Слушайте лучшие произведения Чайковского в Apple Music и Spotify и прокрутите вниз, чтобы открыть нашу подборку лучших произведений Чайковского.

Лучшие произведения Чайковского: 10 основных произведений

1812 Увертюра

1812 Увертюра (1880), самое известное произведение Чайковского, рассказывает историю поражения Наполеона от рук русской армии. ‘ и «Российский императорский гимн», кульминацией которого является величественное торжество артиллерийского огня. Это один из лучших примеров того, как Чайковский был мастером оркестровки, и одно из лучших произведений Чайковского.

Чайковский: Увертюра 1812 года, соч. 49, ТХ. 49

Посмотреть это видео на YouTube