principal

АЗАПИ от имени «София Медиа»

Other Entities:

• Principal

Notice Type:

DMCA

1. Copyright claim 1

   Kind of Work: Unspecified

   Description Джин Ханер Китайское искусство физиогномики

   Original URLs:

   1. www.litres.ru — 1 URL

   Allegedly Infringing URLs:

   1. s1.sliwbl.com — 1 URL

   Click here to request access and see full URLs.

2. Copyright claim 2

   Kind of Work: Unspecified

   Description Карлос Кастанеда Отдельная реальность

   Original URLs:

   1. www. litres.ru — 1 URL

   Allegedly Infringing URLs:

   1. osp.kgsu.ru — 1 URL

   Click here to request access and see full URLs.

3. Copyright claim 3

   Kind of Work: Unspecified

   Description Ким Честни Радикальная Интуиция. Руководство по развитию скрытых способностей

   Original URLs:

   1. www.litres.ru — 1 URL

   Allegedly Infringing URLs:

   1. sklad-kursov.cc — 1 URL

   Click here to request access and see full URLs.

4. Copyright claim 4

   Kind of Work: Unspecified

   Description Ли Кэрролл Притчи Крайона

   Original URLs:

   1. www.litres.ru — 1 URL

   Allegedly Infringing URLs:

   1. libking. ru — 1 URL

   Click here to request access and see full URLs.

5. Copyright claim 5

   Kind of Work: Unspecified

   Description Маркус Кац, Тали Гудвин Секреты Таро Уэйта-Смит. Все, что надо знать о самой популярной колоде Таро

   Original URLs:
   1. www.litres.ru — 1 URL

   Allegedly Infringing URLs:

   1. sliwach.net — 1 URL
   2. hi.1lib.limited — 1 URL

   Click here to request access and see full URLs.

6. Copyright claim 6

   Kind of Work: Unspecified

   Description Вианна Стайбл Тета-исцеление. Уникальный метод активации жизненной энергии

   Original URLs:

   1. www.litres.ru — 1 URL

   Allegedly Infringing URLs:

   1. images. ntile.app — 1 URL

   Click here to request access and see full URLs.

Jurisdictions

RU

Topics

Tags

Франкенштейн: Глава 19 | SparkNotes

Лондон был нашим нынешним местом отдыха; мы решили остаться на несколько месяцев в этом чудесном и знаменитом городе. Клерваль желал общения с гениальными и талантливыми людьми, которые процветали в то время, но это было для меня второстепенной целью; Я был главным образом занят средствами получения информации, необходимой для выполнения моего обещания, и быстро воспользовался привезенными с собой рекомендательными письмами, адресованными наиболее выдающимся естествоиспытателям.

Если бы это путешествие пришлось на дни моей учебы и счастья, оно доставило бы мне невыразимое удовольствие. Но мое существование постигло упадок, и я посещал этих людей только ради информации, которую они могли дать мне по предмету, к которому мой интерес был так ужасно глубок. Компания была утомительна для меня; в одиночестве я мог наполнить свой разум видами неба и земли; голос Генри успокаивал меня, и таким образом я мог обмануть себя и обрести временное умиротворение. Но занятые, неинтересные, радостные лица возвращали отчаяние в мое сердце. Я увидел непреодолимую преграду между мной и моими ближними; эта преграда была запечатана кровью Вильгельма и Жюстины, и мысль о событиях, связанных с этими именами, наполняла мою душу тоской.

Но в Клервале я увидел образ прежнего себя; он был любознательным и стремился получить опыт и наставления. Различие в манерах, которое он наблюдал, было для него неиссякаемым источником наставления и развлечения. Он также преследовал цель, которую давно имел в виду. Его план состоял в том, чтобы посетить Индию, полагая, что в его знании ее различных языков и в взглядах, которые он принял на ее общество, есть средства для материальной помощи прогрессу европейской колонизации и торговли. Только в Британии он мог способствовать осуществлению своего плана. Он был вечно занят, и единственным препятствием для его наслаждений был мой печальный и подавленный ум. Я старался, насколько возможно, скрыть это, чтобы не лишать его удовольствия, естественного для того, кто вступает на новую сцену жизни, не потревоженный ни заботой, ни горьким воспоминанием. Я часто отказывался сопровождать его, ссылаясь на другую помолвку, чтобы остаться один. Я теперь тоже начал собирать материалы, необходимые для моего нового творения, и это было для меня подобно пытке одиночными каплями воды, беспрестанно падающими на голову. Каждая мысль, посвященная ему, была крайней мукой, и каждое слово, которое я говорил, намекая на это, заставляло мои губы дрожать, а сердце трепетать.

Проведя несколько месяцев в Лондоне, мы получили письмо от человека из Шотландии, который раньше был нашим гостем в Женеве. Он упомянул о красотах своей родной страны и спросил нас, недостаточно ли этих соблазнов, чтобы побудить нас продолжить наше путешествие на север до Перта, где он проживал. Клерваль охотно принял это приглашение, а я, хотя и ненавидел общество, хотел снова увидеть горы и реки и все чудеса, которыми природа украшает избранные ею жилища.

Мы прибыли в Англию в начале октября, сейчас был февраль. Поэтому мы решили начать наше путешествие на север по истечении еще одного месяца. В этой экспедиции мы не собирались следовать большой дорогой в Эдинбург, а намеревались посетить Виндзор, Оксфорд, Мэтлок и Камберлендские озера, решив завершить это путешествие к концу июля. Я упаковал свои химические инструменты и собранные материалы, решив закончить свои труды в каком-нибудь глухом уголке на северном нагорье Шотландии.

Мы покинули Лондон 27 марта и задержались на несколько дней в Виндзоре, бродя по его прекрасному лесу. Это была новая сцена для нас, альпинистов; величественные дубы, количество дичи и стада величественных оленей были для нас в новинку.

Оттуда мы отправились в Оксфорд. Когда мы вошли в этот город, наши мысли наполнились воспоминаниями о событиях, произошедших здесь более полутора столетий назад. Именно здесь Карл I собрал свои силы. Этот город остался ему верен после того, как вся нация отказалась от его дела и присоединилась к знамени парламента и свободы. Память об этом несчастном короле и его спутниках, любезном Фолкленде, дерзком Геринге, его королеве и сыне придавала особый интерес каждой части города, которую они, как можно было предположить, населяли. Дух прежних дней нашел здесь пристанище, и мы с удовольствием проследовали по его следам. Если бы эти чувства не находили себе воображаемого удовлетворения, то внешний вид города сам по себе обладал достаточной красотой, чтобы вызывать наше восхищение. Колледжи древние и живописные; улицы почти великолепны; и прекрасная Изида, которая течет рядом с ним через луга изысканной зелени, раскинулась в безмятежной водной глади, которая отражает его величественное собрание башен, шпилей и куполов, заключенных среди вековых деревьев.

Я наслаждался этой сценой, но это удовольствие было омрачено воспоминанием о прошлом и ожиданием будущего. Я был создан для мирного счастья. В дни моей юности недовольство никогда не посещало мой ум, и если меня когда-нибудь охватывала скука , то созерцание прекрасного в природе или изучение прекрасного и возвышенного в творениях человека всегда могло занять мое сердце и сообщить эластичность к моему настроению. Но я проклятое дерево; болт вошел в мою душу; и я чувствовал тогда, что должен выжить, чтобы показать то, чем я скоро перестану быть, — жалкое зрелище погибшего человечества, жалкое для других и невыносимое для меня самого.

Мы провели в Оксфорде немало времени, бродя по его окрестностям и пытаясь определить каждое место, которое могло бы иметь отношение к самой оживленной эпохе английской истории. Наши маленькие путешествия, связанные с открытиями, часто удлинялись из-за того, что объекты появлялись один за другим. Мы посетили могилу прославленного Хэмпдена и поле, на котором пал этот патриот. На мгновение моя душа возвысилась от своих унизительных и жалких страхов, чтобы созерцать божественные идеи свободы и самопожертвования, памятниками и воспоминаниями которых были эти зрелища. На мгновение я осмелился стряхнуть с себя цепи и оглядеться вокруг себя свободным и возвышенным духом, но железо въелось в мою плоть, и я снова погрузился, дрожа и безнадежно, в свою жалкую сущность.

Мы с сожалением покинули Оксфорд и направились в Мэтлок, который был нашим следующим пристанищем. Местность в окрестностях этой деревни больше походила на пейзажи Швейцарии; но все на более низком уровне, и зеленые холмы хотят короны далеких белых Альп, которые всегда сопровождают сосновые горы моей родины. Мы посетили чудесную пещеру и маленькие кабинеты естественной истории, где диковинки расположены так же, как в коллекциях в Серво и Шамуни. Последнее имя заставило меня вздрогнуть, когда его произнес Генри, и я поспешил покинуть Мэтлок, с которым была связана эта ужасная сцена.

Из Дерби, продолжая путь на север, мы провели два месяца в Камберленде и Вестморленде. Теперь я мог почти вообразить себя среди швейцарских гор. Маленькие клочья снега, еще сохранившиеся на северных склонах гор, озера и стремительные каменистые ручьи были мне знакомы и дороги. Здесь же мы завели несколько знакомых, которые чуть не ухитрились обмануть меня на счастье. Восторг от Клерваля был неизмеримо больше моего; его ум расширился в компании талантливых людей, и он нашел в своей собственной природе большие способности и ресурсы, чем он мог себе представить, когда он общался с нижестоящими. «Я мог бы провести свою жизнь здесь,» сказал он мне; «и среди этих гор я вряд ли пожалею о Швейцарии и Рейне «.

Но он обнаружил, что жизнь путешественника полна страданий среди удовольствий. Его чувства всегда на пределе; и когда он начинает погружаться в покой, он обнаруживает себя вынужденным оставить то, на чем он отдыхает в удовольствии, ради чего-то нового, что снова привлекает его внимание и от чего он также отказывается ради других новшеств.

Едва мы посетили различные озера Камберленда и Уэстморленда и полюбили некоторых жителей, как подошло время нашей встречи с нашим шотландским другом, и мы оставили их, чтобы путешествовать дальше. Со своей стороны я не сожалел. Я уже какое-то время пренебрегал своим обещанием и боялся последствий разочарования демона. Он может остаться в Швейцарии и отомстить моим родственникам. Эта мысль преследовала и мучила меня каждую минуту, из которой я иначе мог бы вырвать покой и покой. Я ждал своих писем с лихорадочным нетерпением; если они задерживались, я был несчастен и охвачен тысячей страхов; и когда они прибыли и я увидел надпись Елизаветы или моего отца, я едва осмелился прочитать и выяснить свою судьбу. Иногда мне казалось, что дьявол преследует меня и может ускорить мою нерадивость, убив моего товарища. Когда эти мысли овладевали мной, я ни на мгновение не покидал Генри, а следовал за ним как за его тенью, чтобы защитить его от воображаемой ярости его разрушителя. Мне казалось, что я совершил какое-то великое преступление, сознание которого преследовало меня. Я был невиновен, но я действительно навлек на свою голову ужасное проклятие, столь же смертоносное, как и проклятие преступления.

Я побывал в Эдинбурге с томными глазами и умом; и все же этот город мог бы заинтересовать самое несчастное существо. Клервалю он нравился не так сильно, как Оксфорд, ибо древность последнего города ему нравилась больше. Но красота и правильность нового города Эдинбурга, его романтического замка и его окрестностей, самых восхитительных в мире, Трона Артура, Колодца Святого Бернарда и Пентлендских холмов компенсировали ему эту перемену и наполнили его бодростью и радостью. восхищение. Но мне не терпелось прибыть к окончанию моего путешествия.

Мы выехали из Эдинбурга через неделю, проехав через Купар, Сент-Эндрюс и вдоль берегов Тэя, в Перт, где нас ожидал наш друг. Но я был не в настроении смеяться и разговаривать с незнакомцами или вникать в их чувства или планы с добродушием, ожидаемым от гостя; и поэтому я сказал Клервалю, что хочу совершить путешествие по Шотландии в одиночку. — Вы, — сказал я, — наслаждайтесь, и пусть это будет нашим свиданием. Я могу отсутствовать месяц или два, но не вмешивайтесь в мои движения, умоляю вас, оставьте меня в покое и одиночестве на короткое время. а когда я вернусь, я надеюсь, что это будет с более легким сердцем, более подходящим для вашего собственного характера.

Генри хотел отговорить меня, но, увидев, что я склоняюсь к этому плану, перестал возражать. Он умолял меня писать чаще. «Лучше я буду с вами, — сказал он, — в ваших уединенных прогулках, чем с этими шотландцами, которых я не знаю; поспешите же, мой дорогой друг, вернуться, чтобы я мог снова чувствовать себя как дома». чего я не могу сделать в ваше отсутствие».

Расставшись с другом, я решил посетить какой-нибудь отдаленный уголок Шотландии и закончить свою работу в одиночестве. Я не сомневался, что чудовище последовало за мной и откроется мне, когда я закончу, чтобы принять своего спутника.

С этим решением я пересек северное нагорье и остановился на одном из самых отдаленных Оркнейских островов в качестве места своих трудов. Это было подходящее место для такой работы, поскольку оно было не более чем скалой, высокие борта которой постоянно били волны. Земля была бесплодной, едва давала пастбище для нескольких жалких коров и овсяную кашу для ее жителей, состоявших из пяти человек, чьи изможденные и тощие конечности свидетельствовали об их жалком питании. Овощи и хлеб, когда они предавались такой роскоши, и даже пресную воду приходилось добывать на материке, который находился примерно в пяти милях от них.

На всем острове было всего три жалких хижины, и одна из них была свободна, когда я приехал. Это я нанял. В нем было всего две комнаты, и они демонстрировали всю убогость самой жалкой нищеты. Соломенная крыша обвалилась, стены не оштукатурены, а дверь сорвалась с петель. Я приказал починить его, купил мебели и вступил во владение, что, несомненно, вызвало бы некоторое удивление, если бы все чувства дачников не были притуплены нуждой и убогой бедностью. А так я жил незамеченным и невозмутимым, почти не получая благодарности за скудные продукты и одежду, которые я давал, настолько страдание притупляет даже самые грубые чувства людей.

В этом ретрите я посвятил утро работе; но вечером, когда позволяла погода, я ходил по каменистому морскому берегу, чтобы послушать, как волны ревели и бились у моих ног. Это была монотонная, но постоянно меняющаяся сцена. Я думал о Швейцарии; он сильно отличался от этого пустынного и ужасающего пейзажа. Его холмы покрыты виноградниками, а его дома густо разбросаны по равнине. В его прекрасных озерах отражается голубое и ласковое небо, и, когда его тревожат ветры, их шум не более чем игра живого младенца по сравнению с ревом гигантского океана.

Таким образом я распределил свои занятия, когда впервые приехал, но по мере того, как я продолжал свой труд, он с каждым днем ​​становился для меня все более ужасным и надоедливым. Иногда я несколько дней не мог уговорить себя войти в свою лабораторию, а иногда я трудился день и ночь, чтобы закончить свою работу. Это был действительно грязный процесс, которым я занимался. Во время моего первого эксперимента какое-то восторженное безумие ослепило меня от ужаса моей работы; мой ум был сосредоточен на завершении моего труда, и мои глаза были закрыты для ужаса моего действия. Но теперь я шел к этому хладнокровно, и сердце мое часто болело от работы рук моих.

В таком положении, занятом самым отвратительным занятием, погруженным в одиночество, где ничто не могло ни на мгновение отвлечь мое внимание от реальной сцены, в которой я был занят, мое настроение стало неуравновешенным; Я стал беспокойным и нервным. Каждую минуту я боялся встретить своего преследователя. Иногда я сидел, устремив глаза в землю, боясь поднять их, чтобы они не встретились с предметом, который я так боялся увидеть. Я боялся уходить из виду моих собратьев, чтобы, когда он один, не явился за своим спутником.

Тем временем я продолжал работать, и мой труд уже значительно продвинулся вперед. Я смотрел на его завершение с трепетной и жадной надеждой, в которой не смел довериться себе, но которая была смешана с темными предчувствиями зла, от которых у меня сжалось сердце.

Я провел 22 года в одиночной камере. Тогда я не хотел уходить

Автор: Фрэнк Де Пальма, рассказ Кристи Томпсон

Мнения тех, кто работает и живет в системе уголовного правосудия. Подпишитесь, чтобы получать по электронной почте «Life Inside» каждую неделю.

Я провел 22 года и 36 дней в одиночной камере. Меня отправили туда 3 февраля 1992 года, чтобы отделить меня от каких-то новых, молодых членов банды, прибывающих в тюрьму.

Я выходил на прогулку совершенно один. Но однажды, когда я был там, внезапно весь воздух вокруг меня стал силой давления. Мне казалось, что я нахожусь между двумя бетонными столбами, которые двигались и давили меня, как будто у меня был сердечный приступ. Я не мог дышать. Я стал стучать в дверь во двор, чтобы вернуться внутрь. Я знал, что мне нужно выбраться из этого открытого пространства. Я побежал обратно в свою камеру. И через несколько минут я снова был в порядке.

Это случилось снова, когда я пошел в душевую. Мне казалось, что так много открытого пространства, мое сердце разрывалось, мой мозг взрывался. У меня была противоположность клаустрофобии. Я понял, что если это не маленькая-маленькая камера, то это уже слишком для меня. Я был доволен там, поэтому я не ушел. Потом меня начал беспокоить свет, и я закрыл это окно. Я не включал свет без крайней необходимости. Я жил во тьме. Я был так счастлив. Меня никто не беспокоил.

В конце концов, одна только мысль о выходе из камеры по какой-либо причине приводила меня в панику. Некоторые охранники использовали это в своих целях. Они говорили: «Мы вытащим тебя из камеры», просто чтобы поиграть со мной. Наконец они дошли до того, что сказали: «Просто оставь его там».

Молли Мендоса для проекта Marshall

Иногда мне не давали зубную щетку или зубную пасту, поэтому у меня начинали гнить зубы. У некоторых образовался абсцесс, и было бы так больно, но я не могла уйти и пойти к стоматологу. Так что я просто вытаскивал нейлон из матраса — прочную нейлоновую нить — и засовывал ее в коренные зубы и очень туго завязывал. Я продолжал работать и работать, и в большинстве случаев я удалял коренной зуб с корнем. Я вырвал четыре зуба таким образом.

Мало-помалу я начала разводиться со всеми, кого знала в своей жизни до одиночества. Я бы жил в фантазиях. Я завязывал отношения с воображаемыми людьми и влюблялся в них, иногда на месяцы. Например, я был в магазине, стучал по дыням, чтобы найти спелую, и вот так я кого-то встречал. У нас было бы свидание, и я был бы обычным человеком. Я представлял, каким буду мужем, каким отцом. Даже это должно быть так больно, потому что нет ничего более несчастного, чем безответная любовь.

Мои воспоминания о реальной жизни начали меркнуть. Я стал все закрывать. я больше не чувствовала. Я просто ушел. Я буквально забыл, что у меня есть семья. Не было ни дня, ни ночи. Это ничто, пустота стали всей моей жизнью. Священник сказал мне, что придет навестить меня, а я даже не заметила, что он там.

Набросок Фрэнка Де Пальмы его одиночной камеры.

Приехали и забрали меня из тюрьмы строгого режима Эли во вторник, 11 марта 2014 года. К камере подошли надзиратель, психолог, пара ребят из группы экстренного реагирования. Они узнали, что я скоро выйду из тюрьмы, иначе, я уверен, они бы меня не вспомнили.

Когда они вошли в мою камеру, я едва мог говорить. В голове я знал слова, которые произносил, и думал, что говорю их, но они получались искаженными, потому что я так долго ни с кем не разговаривал. Мои голосовые связки были слабыми. Я буквально умоляла их, пожалуйста, не заставляйте меня выходить из моей раковины. Им потребовалось более семи часов, чтобы заставить меня выйти. Когда мне нужно было собирать вещи, я не знала, с чего начать, поэтому просто начала крутиться по кругу. Вошел один из офицеров и помог свернуть мое имущество. Он сказал: «Просто закрой глаза и держись за меня».

На меня надели поясные цепи, и я схватился за его пояс. Всю дорогу я держал глаза закрытыми, потому что знал, что если открою их, меня раздавит. Они надели на меня наручники черного ящика очень туго, и мои запястья распухли. Потом они посадили меня в фургон, только я и два охранника впереди. Мы ехали почти семь часов в исправительный центр Северной Невады, где находится психиатрическое отделение. Я все время держал глаза закрытыми. Я просто сосредоточился на боли в запястьях, чтобы не думать ни о чем другом.

Я был в психушке 10 месяцев. В первый раз, когда я встретил помощника надзирателя, я попросил ее отправить меня обратно в Эли. Я не хотел быть там. У меня развилось настоящее психическое заболевание. Сидеть в такой камере без ничего, все, что у тебя есть, это твой разум, и он уже исковеркан годами борьбы за то, чтобы остаться в живых, это неправильно. Это не по-человечески, это ненормально. Но мне пришлось научиться приспосабливаться.

Я начал с того, что выходил из камеры на две минуты, когда на ярусе никого не было. У них были стальные столы, поэтому я выходил на улицу и протирал их, чтобы занять себя. Когда я думал, что прошло около двух минут, я бежал назад. Это похоже на задержку дыхания, вы можете задерживать его ненадолго. На следующий день они откроют дверь, покинут ярус, и я понял, что должен сделать это снова. Я бы сделал это немного дольше, считая немного выше. Я постепенно стал чувствовать себя более комфортно. Я проводил все больше и больше времени среди охранников и других заключенных. Однажды они позволили мне пройтись по прогулочному двору, пока все остальные были заперты, чтобы прочувствовать ситуацию. Потом меня перевели в общую популяцию.

Но я все еще боялся людей, потому что чувствовал себя таким оторванным. Это было как масло и вода. Я был в столовой, и там было несколько сотен человек, но мне казалось, что их 20 000. Шум превратился в какофонию звуков, настолько интенсивных, что мне захотелось заткнуть уши. Терпеть не могу, когда за мной кто-то стоит. Были времена, когда мне приходилось вставать и есть, чтобы я мог постоянно поворачиваться. Офицер говорил, ты сидишь или не ешь, поэтому я убрал свой поднос и ушел.

Я вышел из тюрьмы 21 декабря 2018 года, отсидев 42 года, 9 месяцев и 15 дней. На моем лице улыбка, но внутри идет война. Кто-то дал мне толстовку с капюшоном, а той ночью я стоял у дверей приюта для престарелых и просто щупал воздух. Я увидел чью-то голову позади себя. Это было так интенсивно, что я повернулся и направил свое тело к нему. Я упал, потому что там никого не было. Это был капюшон худи, который свалился набок. Это было похоже на голову позади меня.

Молли Мендоса для проекта Marshall

В другой раз я пошел в Walmart, я вошел и там есть телевизор с большим экраном. Внезапно я оказался на нем. Я видел себя. Я сказал: «Какого черта?» Я начал ходить по проходам. Я примерял теннисные туфли, потом появился еще один телевизор, и вот я. Я смотрю по сторонам и думаю: «Что они сделали, посадили меня в компьютер?» Я подошел к проходу, и казалось, что он растянулся на много миль. Я не мог дышать. Я увидела табличку туалета и просто пошла и заперлась в кабинке на 15 минут, мысленно накричав на себя. В конце концов я взял себя в руки и ушел. Но меня беспокоило то, как я потерял контроль вот так. Я был в ситуациях жизни и смерти много раз, и это не беспокоило меня так, как это.

Иногда я иду в ванную, чтобы расслабиться. Когда вы входите туда и выключите свет, становится совершенно темно. Вы ничего не видите. А я просто… вздох . Я чувствую себя таким спокойным и умиротворенным. Разве это не грустно? Что я чувствую себя дома, в темноте? Что-то там не так. И это беспокоит меня. Я чувствую себя инопланетянином. Как будто у меня так много условностей за все те годы, когда я не думал, я просто действовал инстинктивно. Теперь я здесь, пытаясь перестроить борозды в своем мозгу.

Даже сейчас часть меня все еще хочет этой бездны. Где нет мыслей, нет чувств. Я просто хочу уйти, подальше от всех и всего. И здесь я чувствую себя в безопасности. Тюрьма была всей моей жизнью. Я слишком поврежден, чтобы когда-либо принадлежать? Я собираюсь сделать это здесь? Это страшное чувство.

Фрэнк Де Пальма отсидел более четырех десятилетий в тюрьме штата Невада за кражу в особо крупном размере, нанесение побоев, убийство второй степени и покушение на убийство.