Иногда мне нужно чтобы ночь длилась чтобы мое время остановилось: Ночь (Prod. by Drug Dilla) слова песни
Нарушения восприятия времени
Нарушения восприятия времени — хронопсические иллюзии, явления дисхронизма, хронотараксия (греч. chronos — время, tharaxis — расстройство) достаточно разнообразны.
1. Тахихрония — непосредственное ощущение ускоренного течения актуального времени: «Время идет очень быстро, оно просто летит. Кажется, только что было утро, и вот уже вечер… Кажется, я только что, минуту назад прилег отдохнуть, как наступило утро… Недавно, вроде, была весна, а уже осень… Часы будто стоят на месте, а время будто сорвалось с цепи… Прошло, кажется, много времени, а часы показывают всего несколько минут». Пациент К.Ясперса рассказывает о переживании времени в состоянии мескалинового опьянения следующее: «Поначалу испытываешь особенное чувство, будто ты потерял контроль над временем, будто оно ускользает у тебя между пальцами, будто ты больше не можешь удержаться в настоящем, чтобы прожить его; ты пытаешься зацепиться за него, но оно уплывает от тебя и устремляется вдаль».
2. Брадихрония — непосредственное ощущение замедленного течения актуального времени: «Ночь, кажется, никогда не кончится, утра не дождусь, до него бесконечно далеко, целая вечность… Время идет медленно, едва двигается, а часы торопятся, спешат… Прошло, кажется, всего несколько минут, а по часам — много больше». Ощущение замедления течения времени может относиться к прошлому, когда небольшой отрезок времени вспоминается как длившийся очень долго.
3. Утрата осознания течения времени — ощущение, будто бы время остановилось на одном месте, вперед оно не движется и даже исчезает: «Время как застыло, замерзло, все оказалось вне времени, оно будто шкура змеи, змея вылезла из нее, а шкура осталась на месте». К.Ясперс объясняет этот феномен утратой осознанной активности, состоянием, когда пациенты захвачены потоком непроизвольных переживаний. Его пациент сообщает об этом так: «Особенно когда наступает наплыв галлюцинаций, вы испытываете ощущение, будто плывете в безбрежном потоке времени, неизвестно куда и неизвестно как. .. стоит вам расслабиться, как безграничное время возвращается вновь».
Другая его больная говорит: «Я внезапно ощутила нечто странное: мои руки и ноги словно разбухли. Голову пронзила страшная боль, и время остановилось. Тогда же на меня с невероятной силой навалилось ощущение жизненной важности этого момента. Потом время вновь потекло как обычно, но остановившееся время продолжало стоять, как ворота». Вот что сообщает еще один пациент: «Мысль остановилась, все остановилось, словно времени не стало. Я показался себе вневременным творением, чистым и прозрачным, словно я мог проникать взглядом внутрь себя, до самого дна… В то же время я слышал тихую музыку, доносившуюся откуда-то издали, и видел скульптуры, освещенные мягким светом». «Представление о времени, — указывает К.Ясперс, — верное значение времени сохранилось, но действительного переживания времени больше нет».
4. Утрата осознания реальности времени — ощущение того, что настоящего времени не стало, время осознается как мираж, как нечто, существующее только в воображении: «Время превратилось в призрак, будто ты оказался на том свете, но еще воспринимаешь, что происходит в этом мире. .. Все видится, как в кино. Там тоже есть время, но оно фиктивное, не настоящее. Там проходят годы, но ты знаешь, что это не настоящие годы, это факт моего сознания и не более того. Стоит уйти из кино, не будет и этого времени».
5. Восприятие времени как новой реальности — ощущение того, что текущее время совсем не такое, как прежнее, оно обладает какими-то новыми, необычными свойствами. Больной К.Ясперса поясняет это так: «Это новое время было бесконечно многообразно и запутанно, и вряд ли его можно сравнить с тем, что мы обычно называем временем. Внезапно меня осенила мысль, что время лежит не передо мной и не за мной, но со всех сторон. Я могу видеть его, разглядывая игру цветов».
6. Восприятие прошлого времени как сжатого, сократившегося — ощущение того, что прошедшее время оказалось спрессованным в какой-то короткий его отрезок. Так, пациенту кажется, что прошедшие 29 лет длились не более 4 лет. Другой пациент вспоминает минувшие 10 лет как длившиеся один-два дня. Иногда пациенты говорят так: «Вся моя прошлая жизнь длилась как одно мгновение».
7. Восприятие прошлого времени как растянутого, длившегося непомерно долго. Ф.М.Достоевский, описывая восприятие времени за несколько минут до своей смертной казни, писал, что эти драгоценные минуты казались ему целой жизнью, а вся жизнь представлялась бесценным даром бесконечного времени. Он же, рассказывая об экстатической эпилептической ауре, отметил, что это переживание кажется длящимся целую вечность, за что не жаль отдать и всю свою жизнь. О том же сообщает пациент, оценивая пережитые им минуты экстатического состояния как «вечность», как прожитую долгую жизнь. Пациенту в состоянии мескалинового отравления «время казалось растянувшимся до бесконечности» и одновременно с тем «переживания последнего времени казались относящимися к далекому прошлому». После перенесенного острого психоза, насыщенного множеством переживаний, пациент сообщает: «В моей памяти это время, по обычному счету не превышающее трех-четырех месяцев, запечатлелось как огромный промежуток, словно каждая ночь длилась столетия». «Здесь речь должна идти скорее о согласованном акте интенсивного мгновенного представления, — указывает К.Ясперс, — при котором в единое целое собирается все то, что наша память затем интерпретирует как растянутый во времени ряд».
8. Утрата осознавания настоящего и будущего времени — ощущение того, что осталось только прошлое время, оно как бы окутывает пациентов, не выпускает их из себя. Больная говорит: «Меня оттащило назад, но куда? Туда, откуда это приходит, где это было прежде». Другой пациент сообщает: «Я как бы увяз в прошлом, словно в трясине, у меня нет ощущения того, что я нахожусь в настоящем, и нет ощущения, что будет когда-нибудь и будущее». «Настоящего больше нет, есть только ссылки на прошлое. Будущее уменьшается в размерах, сморщивается; прошлое так назойливо, оно окутывает меня, оно тянет меня назад. Я подобна машине, которая стоит на месте и работает. Она работает на полную мощность, но все равно стоит на месте… Вчера я посмотрел на часы. Мне показалось, что меня отбросили назад, что на меня словно надвинулось что-то из прошлого».
9. Утрата осознавания прошлого времени — ощущение того, что прошлого не было вовсе, оно как бы исчезло, стерлось из памяти: «Прошедшего как бы и не было вовсе, а настоящее появилось вдруг и неизвестно откуда… Я оказался отрезан от собственного прошлого, словно оно никогда не было таким полным теней, словно жизнь только началась».
10. Утрата осознавания будущего времени — ощущение того, что есть только прошлое и настоящее, а будущее исчезает или уже исчезло. Депрессивная больная, переживающая «страшную опустошенность», то есть болезненное бесчувствие, говорит: «Я не могу видеть будущее, словно его и нет вовсе. Мне кажется, что все вот-вот остановится и завтра уже не будет ничего». Другой пациент сообщает: «Я видел однажды картину, кажется, это было полотно И.Глазунова «Тупик». На ней изображен человек. Он шел долго-долго, смертельно устал, верно, до конца надеялся, что достигнет-таки своей заветной цели. Но вдруг перед ним выросла высокая стена, преградившая путь. Он стоит перед ней и понимает, что впереди его ничего уже не ждет, будущего у него нет, дверь в будущее оказалась запертой. Вот так чувствую себя и я. Впереди мрак, ничего не видно, и нет ничего, все, что было, осталось в прошлом, да и была всего только надежда на будущее».
11. Утрата осознавания прошлого и будущего — ощущение того, что существует только настоящее, а позади и впереди ничего не было и не будет: «Позади меня и впереди абсолютная пустота, ничто, я повис между тем, чего не было, и тем, чего никогда не будет… Я чувствую себя человеком, который трепещет между прошлым и будущим, он балансирует на узенькой доске над пропастью. С одной стороны зияет пустота, с другой — то же, а настоящее — это только возможность не упасть вниз».
12. Инверсия чувства времени — ощущение обратного течения времени. Больные сообщают: «Время изменило направление, пошло назад… Время течет не вперед, а вспять, в другую сторону». «Сегодня пятница, — знает пациент, — а завтра будет четверг, а за ним среда, потом — вторник. ..» — утверждает он. Он отсчитывает в обратном порядке не только дни недели, но также месяцы года. Похоже на то, что пациенты осознают психические акты, представляющие время, в обратной последовательности.
13. Утрата осознавания плавного течения времени — ощущение того, что время движется какими-то рывками, толчками. В памяти сохраняются воспоминания лишь об отдельных впечатлениях, отмечающих будто пунктирной линией движение времени, обычно кажущееся пациентам несколько ускоренным: «Время идет прерывисто, какими-то скачками… Время как порвалось, словно оно составлено из отдельных кусочков… Время распалось на какие-то точки, между которыми ничего нет».
14. Утрата осознавания границ времени — ощущение того, что грани, отделяющие прошлое, настоящее и будущее время, как бы исчезли, эти времена перетекают одно в другое, смешались или существуют одновременно: «Затем прошлое повернулось кругом, все перемешалось не доступным пониманию образом… Прошлое, настоящее и будущее находятся в одной плоскости, они расположены рядом, и я могу их переставлять, словно карточки, с одного места на другое. Будущее время пойдет тогда за прошлым, настоящее — за будущим, но может быть и так, что и прошлое, и будущее время окажутся в настоящем. Я не удивлюсь, если сейчас увижу на улице рыцаря или гладиатора — они для меня не в прошлом, а в сегодня. Мне покажется естественным, если появятся люди будущего, погаснут звезды, превратится в пустыню Земля. Вот я разговариваю сейчас с вами, доктор, и этот разговор останется во мне так, будто это происходит теперь, в настоящем. Я легко могу представить его так, что он происходил где-то в будущем. Для вас же эта беседа навсегда уйдет в прошлое. Будущее тоже происходит сейчас, для меня это не то, что когда-то случится, оно существует уже в данный момент». Последний пациент рассуждает так, будто сказанное является для него самоочевидным фактом, не подлежащим сомнению.
Это показывает, что нарушения восприятия времени, как и пространства, вполне могут служить основанием для появления соответствующих бредовых суждений.
К содержанию
Аркадий Ровнер «ВЕЛИКИЙ ПОТОК»
1
Великий Поток! Никто не знает, где его начало и где ? конец. В ясные дни бескрайняя водная гладь расстилается во все стороны горизонта. Ночью Поток ворочается, шуршит и вздыхает, как огромный невидимый зверь. В другие дни прохладный молочный туман съедает всю видимость, и, выглянув в круглое оконце над нашей постелью, Элеонора удивленно шепчет: «Ничего нет».
Обычно за окном иллюминатора мы видим великое множество лодок: гребных, парусных, моторных, рыболовецких, прогулочных, торговых, ремонтных, храмовых, сторожевых… И не одних только лодок, но и судов побольше и просто огромных. Тут и катера, и шхуны, и яхты всевозможных очертаний, суда на подводных крыльях, суда на воздушных подушках и огромные океанские лайнеры – целые плавучие города! Тут и промысловые суда, сейнеры, траулеры, буксиры, баржи, беляны, и военные корабли: крейсеры, эсминцы, авианосцы, ныряющие и выныривающие субмарины – все это находится в вечном движении, заполняя собой поверхность и глубины Великого Потока, так что среди их непрерывного тока о Потоке и вовсе забываешь.
Мы живем в городах, составленных из плавучих платформ, каналов, по которым ходят суда, и площадей, где каналы встречаются. Я читал, что в Старом Мире были города, стоявшие на воде, и люди там также передвигались на катерах и гондолах. Наш город почти такой же с той разницей, что дома стоят на плавучих платформах, а многие из нас вообще обитают в катерах, на шхунах, буксирах и других судах, выстроившихся в виде проспектов и улиц со своими названиями и номерами, так что мы можем легко находить тех, кто нам нужен. У нас даже есть карты наших городов и селений, мы образуем огромный мир, простирающийся в разные стороны, а за границами населенного мира Великий Поток продолжается в бесконечность, во всяком случае, никто еще не добирался до его пределов.
У нас есть и земля, и трава, и деревья – на островах, которые мы осваиваем, строим на них дома и разводим скот и пшеницу, и другие полезные вещи. Некоторые из этих островов естественные и довольно большие, другие искусственные, созданные людьми, но и те и другие – это плавучие острова, которые дрейфуют вместе со всем нашим миром и уносятся вместе с ним в неизвестность.
Иногда мимо нас проплывает «настоящий берег». Люди рассказывают, будто видели бухты и пристани, горы и равнины, города и села. Им не верят, потому что эти видения непредсказуемы. Когда на место, где кто-то увидел «берег», прибывают журналисты или спасатели, они не обнаруживают ничего, кроме водной поверхности до горизонта. Зато увидевший «берег» и поплывший в направлении миража, подвергает себя серьезной опасности – такие люди чаще всего не возвращаются, и их нигде больше не находят. Власти предостерегают людей от обольщения обманными миражами, но любопытные плывут к этим призракам и гибнут.
Другой особенностью Великого Потока является отсутствие у него дна. Если бы мы могли обнаружить твердое дно, тогда можно было бы зацепиться за него якорем или вбить в него сваю, но никто никогда не находил дна. Поток существует сам по себе, он несется в космическом пространстве неизвестно откуда и куда. Это Поток то тихий, то бурный, куда-то несущийся, и мы – его обитатели ? едва ли осознаем его необычность. Многие верят, как верили тысячи лет назад, что живут на плоской Земле, на огромном диске, плавающем в Мировом Океане. Другие убеждены, что ходят по поверхности шара, летящего в космической пустоте. Образ Великого Потока не удивительней этих древних представлений. Ну да, мы живем в Великом Потоке без берегов и без дна, в этом нет ничего особенного. Но у некоторых от этой мысли мурашки пробегают по коже!
***
Чем бы ни занимались населяющие Великий Поток люди, все мы движимы единодушным стремлением – держаться на плаву. Существовать, жить – это и есть держаться на плаву. Однако есть нечто, делающее наше существование в Великом Потоке зыбким и ненадежным. Дело в том, что Поток уносит и уничтожает все, что в нем и на нем живет: рыб, птиц, людей, корабли, плавучие платформы и целые города. Что-то быстрей, что-то медленней – все неудержимо гибнет, невозможно ни за что зацепиться, задержаться. Всех куда-то уносит, все уходит в небытие, и с этим нельзя ничего поделать.
Иногда это происходит внезапно: перед глазами всплескивает вода и возникает Водоворот, в него проваливаются люди на своих лодках, суда, плавучие острова и платформы, и никто не успевает прийти на помощь – мы можем лишь с ужасом наблюдать чужую гибель и ждать своей. Люди строят по этому поводу гипотезы, однако тайна подстерегающих нас Омутов остается неразгаданной и едва ли будет когда-нибудь раскрыта.
Но и это еще не все. Все мы, обитающие в Потоке люди, постоянно слышим нарастающий Рокот и знаем, что это Рокот ожидающего нас впереди Великого Водопада. Особенно громко и отчетливо этот Рокот слышен по ночам, когда затихает шум, создаваемый людьми и моторами, ? тогда мы слышим этот ни на что не похожий и все перекрывающий шум и понимаем, что это голос надвигающегося Рока. Мы знаем, что где-то недалеко Великий Поток обрывается в Пропасть, которую древние люди называли Тартаром, и от этой ужасной участи нет спасения. Слишком страшно это знать и обо всем этом помнить, и потому большинство живет своими маленькими радостями и печалями, перекладывая тревогу на других. Меньшинство несет на себе тяжелое бремя общей заботы, обостренно чувствуя свою ответственность за остальных. Никогда еще в прошлом у людей не было такого острого ощущения нашей общности и зависимости друг от друга
Мы с Элеонорой живем на катере, пришвартованном к большой плавучей платформе. Я –практикующий психотерапевт и у меня всегда достаточно пациентов с их страхами и тревогами, а Элеонора работает в отделе продаж большой международной компании. Мой гонорар и ее зарплата дают нам возможность держаться на плаву. Лодки наших друзей также пришвартованы к плавучим платформам, а некоторые живут в домах или квартирах на самих платформах. Платформы также сносит Потоком, и они сползают по течению, как и все другие плавучие объекты.
***
Мы сидим в гостиной вокруг очага: Элеонора, я, Михаил, Константин и Ирина.
Константин старше меня, он высокий с аккуратной серой бородкой. Когда Константин говорит, то задирает подбородок, так что клинышек его бородки упирается в собеседника. Не пробуйте уклониться, он все равно вас настигнет своей беспокойной мыслью. Он говорит:
? Есть два Потока – внешний и внутренний. Нас сносит снаружи и внутри. Внешний Поток несет нас к гибели в Великом Водопаде. Внутренний поток губит нас в нас самих. Мы должны что-то делать, иначе мы погибнем.
Ему возражает Михаил, юноша с веснушчатым носом и растопыренными ушами:
? Космос – это Поток. Жизнь – это Поток. И сознание – это тоже Поток. Когда-то Земля была диском, плавающим в Великом Океане. Потом люди открыли, что Земля ? это шар, сплюснутый с полюсов. Позже обнаружилось, что наш мир – это Поток. Никто не знает, откуда и куда он течет, но ведь никто не знал, в каких морях плавал земной диск и куда летел шар.
Эти разговоры расстраивают большеглазую Ирину, и она начинает беззвучно плакать. Ей страшно – она боится страшных картин, которые рисует Константин, боится воронок, боится смерти. Ее отец недавно утонул в одном из таких Водоворотов. Мы с Элеонорой пробуем ее успокоить, но Ирина не хочет успокаиваться. Незаметно она и нас заражает своим беспокойством.
Константин продолжает:
? Наш Поток – это, прежде всего, Поток Времени. Механическое Время течет в Преисподнюю. Но поскольку Время обручено с Пространством, оно затягивает в Ад и Пространство, и всех, кто в нем расположился. Однако противостояние Потоку ведет туда же. – Оглянувшись на меня как бы за поддержкой, он говорит: ? Когда-то боги управляли людьми. Потом боги ушли, и люди пытались сами управлять собою. Сегодня никто не пытается управлять никем, все плывут по течению. Надо плыть против течения. Это наша единственная надежда.
Я пытаюсь увести разговор в другое русло:
? Древние люди провидели наш Поток. Гераклит говорил о том, что все вещи изменяются и превращаются в другие. А до Гераклита был Всемирный Потоп, который смыл человечество с лица Земли. Боги спасли только Утнапишти и его жену и поселили в разливе рек вдали от людей. Бог обещал не устраивать нового Потопа, но он обманул людей. А может быть, он просто не мог сдержать свое слово, потому что умер. Теперь мы живем на разливе рек и ждем знака.
Но и Михаил не сдается, он возражает:
? И диск, и шар, и Поток ? это все иллюзии. Нельзя доверять тому, что мы видим. Реальность, какая она есть, нам никогда не откроется. Но глупо отчаиваться. Все равно мы не можем ничего изменить. Масштабы Великого Потока слишком велики.
Мы расходимся поздно. На небе ярко светит луна, зыбко отсверкивая в водной ряби. Михаил уплывает на своей весельной лодке, Константин и Ирина ? на моторном такси. Мы остаемся с Элеонорой на нашем катере. Мы стоим с ней на палубе, опершись о перила, и смотрим на проплывающие по каналу суда.
Мы одни. Нас несет Великий Поток. С обгоняющей нас плавучей платформы доносится меланхолическая музыка. Эта музыка говорит: прекрасно иметь друзей, но еще прекраснее, проводив их, стоять на палубе с любимой женой и смотреть на воду. А может быть, это я говорю сам себе. Мне не хочется ни о чем думать: есть только вода, луна и Элеонора.
***
Я проснулся под утро и вышел из каюты, чтобы послушать Рокот Великого Водопада. По ночам он хорошо слышен, особенно на спокойных улицах, где нет суеты и шума. Было уже довольно светло, звезд и луны не было видно. По утрам на воде зябко даже в теплую погоду. Рядом с нами, готовясь к утреннему рейду, работали рыболовы, лязгали и скрипели бобинами и тросами, шумно переговаривались, а когда они, наконец, угомонились, жизнь на нашей улице уже била ключом. Дворники на моторках собирали с поверхности всякий мусор, проплывали почтальоны, ремонтники, разносчики, проносились фирменные катера, буксиры пыхтели и толкали баржи. Досадуя на соседей-рыболовов, я вернулся в каюту.
Элеонора уже проснулась и готовит завтрак. Мы пьем кофе на нашей крохотной кухоньке. Кроме кухни у нас еще есть гостиная, она же по ночам спальня. В гостиной я принимаю своих пациентов, тогда наша кровать превращается в удобный диван. Но на кухне помещается только столик и два стула под иллюминатором.
Элеонора знает, что по утрам я выхожу послушать Великий Рокот. Сегодня она серьезнее, чем обычно, и я догадываюсь, что это от затаенной мысли. Мне нужно заставить ее заговорить, иначе ее мысль уйдет в глубину, и я ее никогда не услышу. Я чувствую, что она хочет вернуться ко вчерашнему разговору, и осторожно продвигаю ее по этой тропке. Я рассказываю ей о шумных рыболовах.
Наконец, она начинает говорить. Как у многих женщин, ее мысль полна еле сдерживаемой страстью. Она говорит горячо и резко, как будто делает прыжок в воду, – иначе она не умеет.
? Я слушала вас вчера… Вы все как будто сговорились. Вы придумываете ужасы, которых вовсе нет. Кто сказал, что нас ждет гибель в Великом Водопаде?! Ничего подобного! Никто не видел Водопада! Кто сказал, что нас сносит Поток? Никто этого не видел. Это нельзя увидеть. Наш город и все другие города находятся там, где они всегда находились. Я не хочу больше слушать ваши разговоры. Ирина заболела от них. И я скоро стану истеричкой, как она.
Глаза ее наполняются слезами. Я знаю, если Элеонору не отвлечь, она будет плакать, и это ее совсем расстроит. Кроме того, ей нужно уже выезжать – фирменный автобус заедет за ней через пять минут. Я торопливо спрашиваю ее о запланированной нами завтрашней прогулке на остров Нечаянной Радости. Этот плавучий остров славился своими уютными бухтами и апельсиновыми рощами, и мы с Элеонорой давно собирались туда поехать. Да, мы не совсем подготовились, кое-что мы не учли. Мы начинаем обсуждать, кого мы пригласим и что возьмем с собой. Легкий звонок сообщает нам, что подъехал водный автобус. Элеонора надевает шляпку, и мы с ней выходим на палубу. Я смотрю на водную дорожку, которую оставляет уплывающий автобус. Вот ее уже и нет. Жизнь – это дорожка на воде, — думаю я и захожу в дом.
***
В те времена, когда человечество, жившее на Шаре, почувствовало приближение общей гибели, возникло два сценария конца: ядерная катастрофа или всемирное потепление. Развитие событий пошло по второму сценарию, но никто не думал, что дело зайдет так далеко. Когда растаяли ледники на двух полюсах, весь Шар покрылся водами океана и только высокие горы оставались на поверхности.
Второй Потоп был таким же страшным, как и первый, описанный в Библии. Вода падала сверху и била из-под земли, а океанские волны слизывали бегущие толпы. Погибло 9/10 населения, и жизнь сосредоточилась в горах. Там появились новые города, напоминавшие мегаполисы погибшего мира. Жизнь начала восстанавливаться, но скоро обнаружилось, что затопление продолжается, съедая метры и километры суши. На этот раз не вода наступала на сушу, а суша сползала в воду. И вода не схлынула. Напротив, случилось то, чему никто не может найти объяснение: вся суша ушла под воду, и пропало дно.
Некоторые ученые утверждают, что по какой-то непонятной причине, возможно, внезапного толчка от столкновения Шара с другим небесным телом, воды Океана, покрывавшие поверхность нашего Шара, выбросило в открытое пространство Космоса, и они создали Поток, который, подчиняясь силе инерции, несется по неизвестной орбите, так же как несутся в пространстве потоки газа, пыли и метеоров. Так возникла наша «плавучая цивилизация» ? Великий Поток с людьми, уносимыми им в неизвестность. Мы не знаем, живем ли мы на прежней планете Земля, покрытой Океаном или же Океан, превратившийся в Великий Поток, стал нашим новым обиталищем. Между прочим, все попытки обнаружить Исток и Устье, начало и конец Великого Потока, не дали нам никаких результатов – разведочные экспедиции, снаряжаемые время от времени вверх и вниз по течению, никогда ничего не обнаруживали, кроме бескрайней водной глади во все стороны горизонта.
Новое значительно сокращенное человечество не разделяло себя больше на языки и страны, у него нет единого правительства и чиновничества. Нет стран, нет этносов, люди селятся вместе по профессиям, по диалектам, по темпераментам, по возрасту. Есть поселения музыкантов, ассириологов, аквологов, любителей древней философии, цветоводов. Люди живут городами и поселками на воде, не создавая громоздкую индустрию, как в прошлые времена. Жизнь стала проще, но люди не избавились от страхов и болезней. Ведь именно страх вынудил нас завести военные флотилии. Но над всеми нашими страхами довлеет Страх Потока и всеобщей гибели, и я как психиатр знаю об этих страхах лучше многих.
***
Сегодня у меня три пациента. У каждого свой псевдоним и две истории – та, которую рассказывает мне пациент, и другая, которую придумываю для него я. Совместными усилиями мы пробуем согласовать эти две непохожие истории – в этом и заключается моя работа. Я подразниваю своих пациентов, им нравится спорить со мной, им хочется убедить меня в своей правоте, и таким образом они привязываются ко мне. Не было случая, чтобы пациент добровольно меня покинул – обычно, когда приходит время, я сам расстаюсь с пациентом.
Все мои пациенты, так или иначе, принадлежат к категории людей, которые известны в психиатрии как «обеспокоенные Потоком». Есть три разновидности «поточных» заболеваний. Больные первой группы состоят из тех, кто остро переживает неумолимость Потока и неотвратимость всеобщей и личной гибели. Вторая группа состоит из тех, кто все это знает, но находят недостаточно оснований для того, чтобы тревожиться. Страх разъедает таких людей изнутри. К последней наиболее серьезной группе принадлежат люди, отрицающие самую идею Потока как недоказанную.
***
Мою первую пациентку, густо раскрашенную даму средних лет зовут Изидой. История Изиды трогательна и банальна. Ее брата и мужа Озириса разрывает на части злобный Тифон – Изида находит и склеивает эти части (аспекты), но Тифон его опять разрывает. Разорванные аспекты Озириса уносит Поток. «Представляете, все утекает, у него уже погибло множество прекрасных «я», ? рассказывает мне Изида, ? очень редко мне удается найти и оживить их. Может быть, один раз в году, может быть ? реже. Тогда я вижу прекрасного Озириса. Однако большей частью я одна. Его просто нет. Есть другие люди. Но мне не нужны другие люди. Я пробую ему объяснить, но как он может меня услышать – ведь он отсутствует!»
Изида развивает свою версию семейной истории, но при этом пользуется именами, которые я даю героям ее драмы – это непременное условие наших сеансов. Она в ужасе от того, что ее брак распадается: «Мы с ним на грани разрыва!» ? и ей нужна моя поддержка. «Он мне больше, чем муж. Я о нем забочусь как о брате. Но он ни во что меня не ставит. Он никого ни во что не ставит и живет одной минутой, не думая о будущем. Мне приходится думать за двоих».
«Представляете, он мне говорит: Изида, мы гибнем. Все прошлые цивилизации погибли, и наша на исходе. Это будет больше, чем гибель одной цивилизации ? это будет окончательный Апокалипсис, полный Конец! Я не могу слышать такие разговоры. Я начинаю на него кричать. От моих криков он теряет голову, он становится совершенно сумасшедшим. Тогда я начинаю его жалеть. Я чувствую, какая я гадкая. Я его успокаиваю, глажу, целую. Все наши споры заканчиваются сексом».
«Озирис говорит, что люди хотят отвлечься от неизбежной гибели, однако помимо своей воли постоянно фиксируются на ней и из-за этого погибают. Он говорит, что большая часть его внутренних «я» уже погибла. Он говорит, что Тифон – это внешние «я», человеческое общество. Я его не понимаю, как общество может быть братом?
Я заверяю Изиду, что общество может быть и братом, и сестрой, и всем на свете. Оно живет внутри каждого из нас. У большей части людей нет ничего внутри кроме толпы с ее разрушительными инстинктами. Общество убивает в нас наши живые аспекты, а Изида должна собирать и воскрешать их – в этом ее миссия.
Изида смотрит на меня с доверием и благодарностью. Я даю ей смысл ее существования. Я делаю ее египетской богиней.
***
Нервического молодого человека зовут Алкивиадом по аналогии с греческим юношей, которым восхищался Сократ. Греческий Алкивиад был красавцем и героем. Мой Алкивиад маленького роста, у него нечистое лицо в оспинах и с жидкими пучками растительности возле ушей. Однако он говорит, что у него нет отбоя от женщин – они вешаются ему на шею. И мужчины также волочатся за ним и делают ему прозрачные намеки. Алкивиад уверен в своей неотразимости, в том, что он излучает притягивающие флюиды. Еще бы – ведь он в избытке обладает двумя главными мужскими достоинствами: он силен и умен, и все это чувствуют.
Я сажаю Алкивиада в мягкое кресло перед большим зеркалом. Его головка на тощей шее выглядывает из подушек. Я внушаю ему, что я Сократ и принадлежу к числу его поклонников. Я во всем поощряю моего Алкивиада, но даю ему понять, что кое-чего ему не хватает. Я говорю ему, что ему не хватает уверенности в себе. Алкивиад признается: ему, действительно, недостает настоящей уверенности. В глубине себя – мы с ним выяснили это после десятого сеанса – он сомневается во многом. Ему кажется, что он теряет свою неотразимость. Девушки теперь редко на него оглядываются. Мужчины обрывают его на полуслове. Он бодрится, но у него уже началась паника.
Получается, что, хотя на поверхности у Алкивиада все стабильно, он теряет устойчивость и его несет подводное течение. Оно швыряет его в разные стороны с ужасной силой. Он чувствует, что приближается к омуту, и у него по коже бегут мурашки. Недавно Поток поглотил его младшего брата. Тот сидел в лодке и ловил рыбу. Внезапно вода всплеснулась. От страха он подался назад, упал в воду и пошел ко дну. Никто не сумел ему помочь. Алкивиад истолковал это как предупреждение.
Медленно и осторожно я подготавливаю Алкивиада к принятию жизни и смерти. Жизнь, говорю я ему, это Поток, она не может остановиться. Смерть это трансформация, а не уничтожение. От нас зависит направление этой трансформации. Мы должны выбрать для себя образ и позаботиться о новом рождении. Алкивиад должен возродиться в образе героя.
Моему Алкивиаду мысль эта кажется заманчивой. Он озадачен, он задает вопросы. Да, действительно, в смерти нет той фатальности, которой все так страшатся. Это слово может означать совершенно разные вещи. Алкивиад уходит от меня обнадеженный, он не догадывается, сколько ему еще предстоит работы.
***
Куда уходит вода? Куда летят звезды и планеты? Куда несется наш мир? Куда нас несет? Каков смысл Потока? Когда-то морская раковина на вершине горы говорила нашим предкам, что в прошлом мире море было везде и все было Великим Потоком без берегов. Я думаю о греческом философе, сказавшем, что все произошло из воды и что все полно богов. Может быть, под водой он подразумевал Хаос, который создал богов. И – о другом философе, определившем жизнь как поток событий и как игру Зевса. У человеческой истории никогда не было никакой цели и никакого смысла. Во всяком случае, их не было до сих пор. Я устал от ненавистных вопросов, на которые нет ответа. Одного я никогда не пойму – как могут люди спокойно жить с завязанными глазами! Впрочем, иногда в самых неожиданных случаях появляется щель и мелькают смутные образы. Но что они значат?
***
Проводив Алкивиада, я устраиваю себе небольшой отдых: сажусь в весельную лодку и отправляюсь на ближайшую плавучую платформу. Мне нужно попасть в банк и продуктовый супермаркет. Я направляю мою лодку в направлении Бездны и плыву по течению. Дорога занимает 14 минут.
Возле банка я сталкиваюсь с Михаилом. Михаил как всегда благодушен и весел. Он делится со мной своими мыслями. Нужно следовать Дао так, как будто вы плывете по реке со своими друзьями. Ваша жизнь – это Дао развертывания событий. У вас могут быть свои представления о том, куда вы направляетесь, но Поток несет вас непостижимым путем. В этом по видимости неконтролируемом движении вниз по течению есть скрытый паттерн, лежащий в основе повседневного опыта, паттерн сновидений. Он проявляет себя в отношениях с друзьями, в телесных ощущениях, в потоке образов, слов и переживаний, в ночных снах и дневных фантазиях. Хотя поток сновидений содержит в себе общую схему событий, то, что лежит в основе его, в высшей степени загадочно. Итак, есть Поток наших жизней, есть наше представление о том, куда мы должны двигаться и есть загадочная суммирующая нашего реального движения. Чтобы видеть реальную траекторию движения, нам нужна проницательность ученого, тщательно следящая за сигналами в самом себе и окружающем мире, и спонтанность даоса, который может входить в процесс сновидения и выходить из него, не обязательно зная направление движения.
Я говорю Михаилу о том, что меня привлекает Дао, которое не ищет словесного выражения, но несет в себе личный миф и возможности его развертывания. Истинное Дао состоит в способности постоянно соотноситься с потоком событий, осознанно вплетая его в наш поток сновидений.
Мы с Михаилом прощаемся, и я иду в супермаркет. Мне нужно купить продукты, и я стараюсь это делать, внимательно следя за Потоком и за своими снами.
Набирая в корзину водоросли и кальмаров, я думаю о том, как питались люди первого и второго миров, жившие на Земле, когда суша простиралась на целую треть поверхности планеты. Тогда столы людей ломились от разнообразия овощей и фруктов, мяса и вина. Сегодня мы тоже выращиваем плоды и разводим крупный и мелкий скот на наших плавучих платформах и островах, но прежняя культура земледелия и скотоводства большей частью утеряна. Зато у нас изобилие рыб, моллюсков и водорослей, которые мы добываем из нашего Потока.
Я отношу пакеты с едой в лодку и сажусь за весла. Я правлю лодку в направлении Истока и плыву против течения. Обратная дорога занимает 32 минуты.
Кстати, Солнце у нас традиционно восходит на Востоке и заходит на Западе, но то, что прежде было Севером, зовется у нас Истоком, а Юг, куда стремится Поток, стал у нас Бездной.
***
Ремесло терапевта заключается в том, чтобы определить сдвиг в потоке внутренней жизни пациента и дать ему стимул для возвращения в русло, обозначаемое нами как норма. На самом деле никто не может определить параметры этой нормы. Человек несет в себе много пластов реальности, но обычно ассоциирует себя с одним из них. Чаще всего это его социальный пласт и его отношения с другими людьми. Эти отношения – источник всевозможных слепых беспокойств и тревог. Если помочь пациенту взглянуть на свои установки, тогда чаще всего наступает облегчение. Тогда он перестает их мифологизировать и от них страдать. Но тогда проступают фоновые беспокойства… Поводов для таких беспокойств предостаточно, но главный – это неумолимый Поток, смывающий все на своем пути и грозящий загасить хрупкий огонек жизни. Особенно трудны случаи с людьми, отличающимися необычными способностями.
Некоторые люди обладают редкой способностью узнавать тот момент в нашем движении по Потоку, когда глубинное течение выходит на поверхность и производит мощной всплеск. Всплеск – это предзнаменование несчастья, он оборачивается огромной Воронкой на поверхности воды. Такая Воронка, закручиваясь спиралью, затягивает все, что оказывалось рядом.
Такой способностью обладает Европа, последняя сегодняшняя пациентка. Европе 15 лет, и она бесконечно несчастна. Это худенькая девочка с мелкими прыщиками на висках и на лбу. Ее родители умерли, когда она была совсем маленькой, и потому она их не помнит. Она живет одна на плавучем острове, избегая общения с людьми. Европе хочется быть привлекательной и желанной, целоваться с мужчинами, как это делают героини в кино. Еще ей хочется покончить с собой, но она боится кармических последствий этого шага. Несмотря на свой юный возраст, она уже многое понимает и еще больше чувствует.
Иногда на Европу накатывает страх, она кричит о том, что слышит всплеск, видит Воронку и картину несчастья: тонут люди, лодки, корабли и целые селения. Предупредить несчастье ей ни разу не удалось – гибнут те, кто не слышал о ее предсказаниях или не прислушался к ним. Предсказав несколько роковых всплесков Потока, унесших много жизней, Европа стала знаменитой. Ее осаждают журналисты, о ней пишут газеты, и это делает ее еще более безутешной. Слушая бедную девочку, я думал о том, что никогда провидцы не умели предотвращать несчастий – об их предсказаниях вспоминали тогда, когда помочь уже было невозможно.
Но как освободить Европу от разрывающих ее на части желаний и страхов, как дать ей почувствовать радость существования и хоть какой-то смысл? Сможет ли она найти равновесие и независимость? Как правило, удовлетворенность связана с делом, с призванием и с ремеслом. Я знаю, как несчастны люди, не нашедшие себя и уже отчаявшиеся найти. У Европы еще не все потеряно. Ее нужно терпеливо направлять и поддерживать, это дело ее родителей и друзей, а вовсе не терапевта. Кроме того, она постоянно уходит от прямого разговора, прячет от меня свои глаза и мысли.
На этот раз Европа пришла на сеанс с выражением решимости на лице, и я подумал, что сегодня смогу ее разговорить и, возможно, помочь ей. С места в карьер я навел разговор на Великий Потоп для того, чтобы уточнить ее симптомы и был поражен тем, что услышал от 15-летнего ребенка.
– Это вовсе не Великий Поток, а Великий Водоворот с множеством малых Водоворотов. Все разговоры об Истоке и Водопаде уводят нас в сторону. Поток не сносит наш Мир к Водопаду, он описывает огромные внешние круги Великого Водоворота. Потоки движутся большими и маленькими кругами, и потому не всегда можно определить направление движения. По мере приближения к Центру – к Воронке – движение воды становится быстрее, а в саму Воронку страшно смотреть: там вода стоит стеной, а на самом деле движется с ужасающей скоростью, и все уходит вниз, в Другую Вселенную.
– Ты говоришь так, как будто ты видела эту Воронку, – заметил я.
– Ну конечно, я видела ее. Я и сейчас ее отчетливо вижу и слышу. Но кроме того существуют подводные течения, их воды трутся о те, которые движутся на поверхности. От этого трения возникают малые Водовороты или Омуты. Я их тоже вижу и рассказываю тем, кто меня слушает. Но большей частью меня не слушают и мне не верят.
– А ты уверена в том, что ты отчетливо видишь Воронку? Может быть, она источник не центробежного, а центростремительного движения, может быть, Поток не вливается, а выливается из этой Воронки?
– Я уверена в этом, – говорит Европа, но в ее голосе нет уверенности.
– А как ты это видишь? Расскажи, – настаиваю я.
– Я это вижу с закрытыми глазами – так, как я вижу сны. Это только часть огромной картины. А весь Мир – это одно бесконечно большое существо.
– Какое оно? Опиши его.
– Желеобразное – как медуза. Ужасное.
И когда я задал следующий вопрос то, уже знал, какой ответ я от нее услышу. Я не знаю, откуда ко мне приходит это узнавание, но оно случается слишком часто для того, чтобы быть случайным. За секунду до ответа на мой вопрос, я знаю, что я услышу, и именно это я услышал от Европы.
Я спросил ее:
– А теперь закрой глаза, посмотри и ответь: где и когда ты видишь следующий Всплеск и Воронку?
Европа закрыла глаза, помолчала и ответила:
– Здесь. Прямо на том месте, где мы сейчас находимся. Завтра в полдень.
Европа указала мне на конкретное место в Вечном Потоке. Что она имела в виду? Ведь Поток сносит любое место со скоростью одного километра в час. До полдня следующего дня должно пройти 24 часа, это значит что катер, на котором мы с Элеонорой живем, снесет за оставшееся время на 24 километра. Если даже я и поверю Европе, а я, кажется, был готов это сделать, где произойдет Всплеск, предсказанный ею, – там, где мы находимся сейчас, или позади нас на расстоянии 24 километров? Это как раз то место, куда мы собирались завтра на прогулку – остров Нечаянной Радости – и куда мы пригласили наших друзей Константина с Ириной, Михаила и еще одну девушку – нашу старую приятельницу Ольгу.
Конечно, услыхав ответ Европы, я немедленно задал ей уточняющий вопрос. Я спросил ее, учла ли она в своем ответе скорость Потока? Я повторил этот вопрос и задал его еще раз иначе: где она видит Всплеск – здесь или в 24 километрах позади нашего катера? Однако Европа не смогла ответить на этот вопрос – она просто не знала. Она смешалась и прикусила верхнюю губу. От напряжения на ее покрытом прыщиками лбу выступила легкая испарина. Действительно, много ли можно требовать от 15-летнего подростка. И когда, завершив сеанс, я отпустил ее домой, и она поспешно уплыла на проходившем мимо водном моторе, на душе у меня было не совсем спокойно. Я не знал, отменять ли мне нашу завтрашнюю прогулку или наоборот – поехать туда с друзьями и провести там целый день до позднего вечера, купаясь в уютных бухтах и гуляя под апельсиновыми деревьями.
***
Я решил ни с кем не советоваться по той простой причине, что друзья подняли бы меня на смех за мою доверчивость, а Элеонора совсем потеряла бы голову. И никто бы не поверил тому, что всю эту бурю вызвали во мне предсказания 15-летней девчонки, моей пациентки. Решать нужно было мне одному, опираясь не на мой разум и не на мое сердце – ни разум, ни чувства не могли бы мне дать необходимую подсказку. Мне предстояло обратиться с вопросом к той своей глубине, на которую я редко заглядывал и мало о ней знал.
Разумеется, я доверял Европе. Доверие шло именно из этой моей глубины. Конечно, девочка могла ошибиться. Но то, что она черпала свои знания из того же источника, я не сомневался. И никому я не мог это ни объяснить, ни тем более доказать. Вскоре я окончательно отбросил мысли о «месте», так как для меня стало абсолютно ясно, что настоящим местом были не наш с Элеонорой катер и не плавучий остров Нечаянная Радость. Этим роковым «местом» был я, где бы я ни находился. И потому сразу же увяли мои трусливые мысли об изменении маршрута, о выборе нового «места», куда я мог бы сбежать от себя и от ожидающей меня участи.
Между тем вернулась с работы оживленная Элеонора, рассказывала о служебных происшествиях, смеялась. Мы с ней приготовили ужин, а после ужина Элеонора начала читала мне вслух моего любимого Гесиода. Дверь на палубу была полуоткрыта, и мы слушали, как за кормой мягко плещется Поток. Голос Элеоноры наполнял собой нашу квартиру, бархатно насыщая мой слух, делал меня счастливым и благодарным. Никогда еще наш катер не казался мне таким уютным, а моя жизнь – такой завершенной и наполненной. В предчувствии рокового дня я позволил себе ненадолго забыться. Я спал всю ночь, не просыпаясь и без снов – я ни о чем не хотел думать, ничего решать.
***
Рано утром, проснувшись, я вышел на палубу. Было холодно и еще довольно темно, но в полной тишине уже началось едва заметное отступление ночи. Потоки тьмы редели на моих глазах, и из них проступали контуры окружающего мира: лодки, причаленные к большому судну, мерно качались на воде, потом появились дома на плавучих платформах. Подул легкий западный ветер, плеснула хвостом большая рыбина, и снова стало тихо.
И вдруг я услышал ровный глухой шум и мгновенно узнал его – это был грозный Рокот Великого Водопада. А может быть, это был Рокот Великой Воронки в центре нашего Мира? Откуда бы он ни шел, но звук был отчетливым и страшным. Казалось, что-то величественное и грозное, касающееся моей личной судьбы, рождалось где-то близко, совсем рядом. Рокот рождал образ огромных движущихся масс, огромной мельницы и трущихся друг о друга гигантских жерновов, и в то же время – картину открывшихся недр страшного Ничто – Семинедрия, как говорили древние. Перед лицом этого страшного Рокота, этой бесконечной силы мне не нужно было ничего решать, все уже было решено и должно было быть именно так, а не иначе. Перед моим мысленным взором мелькнули фигуры Изиды и Алкивиада, потом появилось лицо Европы, глаза ее смотрели на меня со страхом, не мигая. Я вернулся домой и начал собираться к прогулке.
***
Первыми в походном снаряжении цвета хаки приехали Константин и Ирина. За ними на корму из своей лодки поднялся веселый улыбающийся Михаил, на нем была голубая матросская блуза и фетровая шляпа. Последней появилась наша старая приятельница Ольга в огромном балахоне с капюшоном. Михаил непрерывно шутил и рассказывал смешные истории, Константин был настроен саркастически, Ольга казалась озабоченной предстоящей прогулкой. Мы с Элеонорой угощали гостей чаем в нашей гостиной, а на корме стояли готовые корзины с припасами для пикника.
К 10 часам, когда все напились чая и устали смеяться над анекдотами Михаила, мы решили тронуться в путь. Выйдя на корму, все обомлели: густой туман стелился над водой, закрывая всякую видимость. «Ничего нет», – растерянно объявила Элеонора. Такое явление было для нас не в новинку, однако Константин высказал опасение, что наша прогулка может быть испорчена этим туманом – даже если мы доберемся до острова Нечаянной Радости, мы там просто нечего не увидим: ни висячих садов, ни ажурных мостов, ни цветных павильонов, ни апельсиновых деревьев. Однако решили все же ехать в надежде, что туман быстро рассеется и наш пикник не будет совсем уж слепым. Тем более, что Константин и Ирина заранее заказали такси и даже приехали на нем – моторная лодка с длинным навесом ждала нас пришвартованная к нашему катеру.
Осторожно наощупь наша компания спустилась в моторку, туда же уложили корзины с припасами, Константин сел за руль, загудел мотор – мы поехали. Плыли медленно, направляя свой путь прямо против течения, внимательно прислушиваясь к сиренам с проплывающих мимо судов. Видимость была на расстоянии вытянутого весла, явно недостаточная, чтобы избежать столкновения с крупным пароходом, окажись он перед нами, но все же первую половину пути мы миновали без происшествий.
До цели нашего путешествия оставалось немногим больше десяти километров, когда Ольга заметила, что туман стал густеть. Действительно, теперь мы с трудом могли видеть друг друга, и наши голоса в тумане зазвучали гулко и отчужденно. Может быть, такими они теперь и были и не от тумана, а от охватившей нас всех тревоги. У нашей лодки не было сирены, поэтому мы разговаривали преувеличенно громко, чтобы нас могли загодя услышать на встречных судах.
Внезапно мы налетели на плывущую перед нами весельную лодку без пассажиров – никто не мог нам сказать, как она здесь очутилась. Столкновение было безобидным, и все же наши женщины взвизгнули от страха. Зацепив лодку, мы решили воспользоваться ею, пустив ее перед нашей, чтобы уменьшить риск серьезного столкновения с большим кораблем. Я перебрался в найденную лодку, сел на весла и поплыл вперед, а наша моторка поплыла следом.
Плывя впереди, больше всего я боялся потерять нашу лодку с Элеонорой и друзьями, но именно это и произошло. Вскоре я потерял их из вида. Я долго кричал, звал Константина и других, но ответа не было. Мне оставалось одно – плыть самостоятельно 10 километров против течения к острову Нечаянной Радости. Пропустить остров было нельзя из-за его внушительных размеров и колоколов, которые в подобных случаях использовались как звуковые маяки для потерявшихся путешественников.
Я подналег на весла и через пару часов выбился из сил. Обливаясь потом, я остановился и как раз вовремя, потому что передо мной была стена, в которой я признал борт большого судна. Моя лодка закачалась возле этого судна, и тогда я закричал в надежде, что кто-то на судне меня услышит и бросит мне трап. Я просил о помощи, но ответа не было. Неожиданно я увидел висящий канат и, и прежде чем течение меня отнесло в сторону, успел схватить и привязать его к носу моей лодки. Канат натянулся, и лодка поплыла против течения на буксире неизвестного мне судна.
***
Прикорнув на дне лодки, я задремал. Лежать было неудобно, потому я часто просыпался, находил более удобное положение и снова засыпал. Мне снились сны. Я запомнил только последний сон.
Мне снилось, что наступила ночь, и я приплыл к острову Нечаянной Радости. Ночь была ясная, звездная. Тумана, омрачившего нашу поездку на остров, как не бывало. На причале меня встретила Европа, худая, в синем платьице и босоножках, и мы с ней пошли по дороге, ведущей к огромному бревенчатому зданию на вершине холма. Вокруг нас были выжженные солнцем кусты и сухая трава, но дом был окружен садом с множеством плодовых деревьев. Внутри непомерно большого полутемного заваленного рухлядью здания находился огромный телескоп, его обращенное в небо металлическое тело, подобное океанскому киту, уходило в раструб разборного купола. Европа усадила меня в кресло и показала, куда мне нужно смотреть и какие колесики двигать. Я начал смотреть, перемещаясь по небу по своему желанию.
Сначала я не видел ничего, кроме темноты, потом глаза мои разглядели крупные шары ближайших планет и острые искры ярких звезд, названия некоторых из них я даже смог припомнить. Мне показалось, что я увидел хвостатую комету на фоне необычайно густой черноты. Далее я начал различать светлые спиралевидные образования, догадываясь, что это галактики, отстоящие от нас на миллионы световых лет. Вообще пространство Космоса было густо заселено не только бесчисленными галактиками и туманностями, но еще и какими-то волокнистыми образованиями с выпуклостями и провалами. Иногда там, где ничего не было видно, происходила внезапная вспышка или возникала узнаваемая фигурка человека или животного, а потом все опять гасло и умирало. У меня было чувство, что меня нет и, может быть, никогда и не было, а есть только этот необъятный немыслимый мир вне какого-либо смысла и понимания.
Не знаю, как долго я рассматривал небо. Оторвавшись от пугающего зрелища, я подумал, что же нам делать с этой огромной, необъятной, неохватной Вселенной, не согласующейся ни с понятиями, ни с масштабами людей? Что делать людям в этом безумном масштабе? Плюс ко всему мы, как мухи, запутались в социальной паутине, в своих микроскопических личных обстоятельствах. Как не впасть в отчаяние, в апатию, в полную тупость! Смешно что-то строить, что-то делать, что-то менять. Смешно мыслить и писать книги. Или не смешно? Ведь что-то делать можно только забывая о Целом, иначе дело выпадет из рук до того, как мы к нему приступим.
Вчера, разговаривая с моими пациентами, я думал, что я приношу им пользу. Мне было интересно делать свою работу. Без ощущения, что я приношу кому-то пользу и без интереса в своей работе я едва ли мог бы ее продолжать. Но кому мы, люди, приносим пользу? Кому в этом мире нужно наше существование и наша забота? Ответов нет. Остается только пустой интерес, азарт нашей жизни, с удручающими нас страданиями и сомнительными удовольствиями. Какую паутину плетет наш ум, обманывая себя и других на фоне этих нечеловеческих и даже небожеских масштабов? В какие игры мы играем с собой вот уже пять или десять тысячелетий, а может быть, миллионы лет? Откуда и для чего вся эта Вселенная и для чего мы?
Оказывается, я не просто думал, но говорил все это вслух, обращаясь к сидевшей передо мной на кушетке и смотревшей на меня большими внимательными глазами Европе. Я задавал вопросы подростку, пятнадцатилетней девочке в синеньком платье, на лбу которой звездочками краснели маленькие прыщики, и мне казалось, что она смотрит на меня заботливым взглядом сестры или матери. Мне было ясно, что у нее есть ответы на эти вопросы, но она не знает, как мне их бережно сообщить, чтобы не огорчить, не поранить меня.
Я спросил ее:
– Что я видел сейчас?
Она улыбнулась и сказала:
– Ты видел Большой Иллюзион. А Великий Поток – это Малый Иллюзион. Не тревожься, не бойся. Смысл – в тебе. Дай его мне.
2
Что же скрывается под покрывалом реальности? Этот вопрос я задавал себе каждый раз, когда смотрел на голубое небо, слышал плеск воды под ногами и видел, как Европа выходит из воды в сиреневом купальнике, и на ее плечах под солнечными лучами искрятся капельки влаги.
Прошло много времени с того дня, когда я приплыл на остров Нечаянной радости и Европа встретила меня на причале в синем платьице и босоножках, и мы пошли по тропинке, ведущей к бревенчатому зданию на вершине холма. Я поселился на острове, к которому прибило мою лодку, и Европа осталась со мной. Мы жили в огромном запущенном здании с телескопом под куполом, мы купались и гуляли по острову, а ночи проводили у телескопа, разглядывая далекие и непостижимые миры. Мы питались фруктами и ягодами из сада, а молоко и хлеб нам приносила старая женщина из соседнего хутора.
Что же скрывается под покрывалом этого и всех других близких и далеких миров, которые нас окружают? Что есть та истинная реальность, которая скрыта от людей? И кто мы сами, живущие в тревожном недоумении относительно себя и всего, что нас окружает? С тех пор, как Европа задала мне свой вопрос, с того самого дня и часа я не мог думать ни о чем другом. Вся моя жизнь как будто остановилась – не стало прошлого и будущего – все потеряло значение. Где-то в прошлом остался и Великий Поток – мы с Европой его не замечали и о нем не думали. Был только этот вопрос, и он оставался безответным.
Интуиция говорила мне, что последняя истина невыносима для человеческого ума и что тот, кто создал эту реальность, заботливо скрыл ее от людей, окружив их спасительной ложью. Я чувствовал ложь везде и во всем, мир вокруг меня был сшит белыми нитками. Ткань реальности была напряжена до предела и готова в любую минуту разорваться, а в прорехи и трещины лезли насмешливые демоны и голодные духи. Не только мир, но и сам я казался себе нарисованным и фальшивым, а моя осмотрительность и осторожность лишь прикрывали мою неуверенность, отсутствие во мне корня и основы. Все рассыпалось вокруг и внутри, и мне стоило огромного труда делать вид, что я существую.
Европа догадывалась о том, что со мной творится, и отвлекала от мрачных мыслей, водила на купания и прогулки. Рядом со мной она была самостоятельным взрослым человеком, я же постоянно спрашивал ее мнения и совета. Свой вопрос она больше не повторяла, но я знал, что она напряженно ждет на него ответа.
Наш день начинался рано, мы вставали и выходили в сад. Я находил тень под деревьями, садился и закрывал глаза, пробуя вернуть состояние еще не совсем покинувшего меня сна. Мне казалось, что во сне я нахожусь ближе к ответу, которого я мучительно ждал, потому что понимал, что мой ум не может мне помочь и что если помощь ко мне придет, то только самым неожиданным образом. Европа, напротив, сразу бежала к воде, плавала, ныряла, плескалась – блаженствовала. Потом выходила на берег, поднималась ко мне и садилась рядом, стараясь меня не тревожить. Ветерок трепал ее волосы, солнце и тень играли на ее девичьей фигурке. Время просачивалось в гальку и песок, а может быть, времени не было вовсе.
Иногда мы затевали долгие разговоры по поводу чаек, которые шумно хозяйничали в саду и на пляже, или о муравьях, шустро бегавших по нашим телам, или о крохотных пятнах на горизонте, которые росли, расширялись, принимали причудливые формы и, наконец, превращались в огромных страусов и медведей над нашими головами. И еще мы искали разноцветные камешки и создавали из них на песке мозаичные картины, а потом беспечно рассыпали их и бродили по берегу вдоль кромки воды, которая плескалась и ластилась у нас под ногами. Иллюзии забавляли нас, а их текучесть и призрачность приносили нам радость.
Когда солнце опускалось над водной гладью, мы отправлялись на прогулки вглубь острова, обходя стороной человеческие толпы, выбирая крутые тропинки и отвесные склоны, куда поленится залезть местный житель или приезжий, где им просто нечего делать. Мы бродили по острову до вечера, до темноты, в которой невозможно различить под ногами тропинку и отличить куст от олененка. Тогда мы возвращались домой, и начинались ночные часы чудодействия, когда я садился за телескоп и опускал руку на колесико управления.
И снова мим глазам открывался чудесный мир, отдаленный от меня невообразимыми расстояниями, мерцающий мириадами неразгаданных загадок. Подобно древним звездочетам, я различал среди небесных объектов неподвижные, восходящие и склоняющиеся вместе с небосводом звезды. Порядок не нарушали светила, закономерно перемещающиеся на фоне неподвижных звезд и созвездий, пугали лишь непредсказуемые внезапно вспыхивающие и гаснущие объекты: кометы и астероиды, кольца и пояса, вихри и зловещие туманности. Завораживали странные фигурки людей и фантастических существ, возникающие и затем исчезающие на звездном небе. Однако главным было другое: настораживающее чувство причастности к открывшемуся миру, к его мощи и неохватной громадности, к красоте, для которой невозможно определить канон, постичь ее смысл, ритм и гармонию.
И одновременно во мне просыпалось два противоречивых чувства: гордости и величия и, с другой стороны, ущербности и уязвленного самолюбия. Этот мир был необъятен, и все же хотелось весь его принять в себя и одновременно – убежать от него, спрятаться, скрыться. От мысли, что это величие, эта неохватность – только завеса, только расписной покров, декоративное панно, скрывающее настоящую реальность, становилось радостно и жутко, так что я вскакивал со своего места и начинал метаться по залу, пугая испуганно сидевшую рядом со мной на кушетке девочку.
Было странно подумать, что всю свою прежнюю жизнь я занимался пустяками – работал, развлекался, болтал, – и только сейчас в первый раз я проснулся для того единственного дела, для которого я был предназначен и для которого создан каждый человек. Сколько лет я был в рабстве у того, что меня окружало, и на чем было зафиксировано мое внимание. Я тратил свое время так, как будто бы у меня его было несчитанно много, как будто я был богом, свободным от бренного тела и беспощадных сроков. А может быть, я и был таким богом?
***
С какого-то времени я стал замечать, как изменилась Европа. Наши прогулки, купания и разговоры изменили ее облик – теперь она выглядела не как подросток, а как юная девушка. Она вытянулась и в ее походке и талии, в ее тонких и стройных конечностях появилась упругость и грация, заставлявшие меня невольно любоваться ею, когда во время наших прогулок она перепрыгивала с камня на камень или закрывала ладонью глаза от яркого света. В ней что-то замерцало, заструилось, хотя, возможно, она сама еще не понимала того, что с ней происходит. Вглядываясь в эту перемену, в глубине себя я уже слышал, что эта девушка могла бы плотно войти в мою жизнь, и ее судьба – слиться с моей.
Мне казалось, что она теряет терпение. Я чувствовал текущие от нее флюиды, безмолвный зов существа из иного мира. Это был еще один бездонный мир наряду с необъятным небом, еще одна головокружительная тайна. Ее мир проникал в меня, и я ловил себя на том, что смотрю на окружающие меня предметы ее глазами и стремлюсь поделиться с ней тем, что я вижу и чувствую, и она это понимала и принимала, и впитывала в себя мои ощущения и мысли. Нас влекло и отталкивало, мягкая влага обволакивала нас, побеги внутри нас тянулись друг к другу, обещая чудесную встречу, но мы чувствовали таящуюся за этим опасность и боялись открыться себе и друг другу.
Мир, который несла в себе эта вчерашняя девочка, меня пугал. Он открывался мне не через ум, а через сокровенную глубину во мне как противоположный, чужой и влекущий. Ее движения и жесты имели иную основу, ее побуждения казались мне то наивными и прозрачными, а то, наоборот, необычайно сложными, таинственными. Вдруг в ней что-то срывалось и куда-то летело, а потом останавливалось и прислушивалось к себе или отдаленному запаху или звуку. Иногда я сомневался в том, что мы с Европой принадлежим к одному и тому же человеческому семейству. Иногда я сомневался в том, что мы вообще существуем.
Параллельно я вынашивал мысль о побеге из большого сумрачного дома с телескопом под куполом. Как ни странно, обдумывание этого заведомо безнадежного плана приносило мне облегчение и тайную радость. Я представлял себе, как ускользну из дома под утро, когда утомленная Европа заснет на кушетке рядом с моим креслом. Я мечтал начать новую жизнь, поселившись в заброшенной пещере вблизи незатейливого ручья, которую заприметил во время одной из наших прогулок. Сосредоточив всю свою волю, все силы души, я мог бы стряхнуть с себя липкую паутину сна и вырваться в ту реальность, к которой стремилось все мое существо. Там в этой новой жизни ничто не отвлекло бы меня от главного дела – ни телескоп, открывающий бесконечные чудеса в своем бездонном колодце, ни напряженные отношения с Европой, которые с каждым днем становились все более затягивающими и необратимыми.
Иногда мне виделось – это был еще один вариант побега из клетки, подобный многим другим, проносившимся в моем воспаленном воображении – что я уплываю с этого острова, плыву в неизвестность, а потом попадаю в водоворот и просыпаюсь из этого кошмара. Образ Потока, который уносит меня в неизвестность, был очень ярким: светило солнце и лодка скользила по водной глади, а потом переворачивалась, и начиналось нечто невообразимое – я просыпался от собственного крика. Успокоив воображение, я отбрасывал эти картинки одну за другой.
Иногда я думал, что, покончив с собой, например, бросившись вниз с обрыва, я стану свободен. Но я знал, что смерть не даст мне облегчения, я опять буду втянут в новый Иллюзион, и его клейкая субстанция снова сделает меня слепой марионеткой, статистом чужого сценария, который я буду считать своей жизнью. Я закрывал глаза, отключал ум и чувства, но кто-то внутри меня смеялся над моими попытками освободиться. Я не успокаивался, не сдавался, я знал, что мой противник – во мне, он не может меня одолеть, рано или поздно он должен будет уступить, и тогда я вырвусь из плена.
Я был в отчаянии. Меня снова затягивал этот омут. Меня окружал новый – который по счету? – Иллюзион, и от этого наваждения нельзя было освободиться. В Европе проснулись ее старые страхи и суицидальные мысли. Я пробовал профессионально ей помочь, но прежде я должен был вылечить себя. Я знал, что должен сказать «нет» всем приманкам, всем бесчисленным обликам обмана, нитям, опутавшим меня, моим глазам, разглядывающим знакомые предметы, уму, создающему теории и ищущему причины явлений – реальности, которая принимает бесконечные обличия и неотвратимо ведет меня к гибели.
Я должен был объявить войну этой реальности, но вместо этого я упивался картинами всемирного катаклизма – я представлял себе взрыв, падение метеорита, извержение вулкана, гигантский пожар, мне казалось, что великая катастрофа обрушит подмостки, спалит декорации этого мира и откроет мне Бездну, которую я жаждал увидеть своими глазами. Я ждал какого-то внешнего драматизма, события, которое произойдет само собой и спасет меня от бесконечных кругов повторений. Я ждал помощи от неведомых сил. Запутавшись в своих ожиданиях и фантазиях, я чувствовал опустошенность и усталость и радовался присутствию рядом девочки Европы, ее вниманию и сочувствию.
***
Новый круг моей жизни замкнулся: я был затерян в бездонном ночном небе, и в унисон с моим сердцем билось измученное сердечко Европы. Время не двигалось, однообразные дни сменяли один другой. Я ни к чему не стремился, ни от чего не уходил. Ночное бездонное небо захватило меня и стало моим ближним миром, моим Иллюзионом. А недоступный мне подлинный мир сделался моим наваждением, моей болезнью. Я больше не пытался увидеть его своим воображением, понимая невозможность этого. Принимая навязанный мне ближний мир, я отрицал стоящий за ним мир реальный. Отвергая ближний мир, я ни на йоту не приближался к реальному. Я шел к гибели, и вместе со мной к гибели шла поверившая мне и доверившая мне свою судьбу Европа. Моя жизнь стала пунктирной линией, где больше пропусков, чем линий. Прочерки были нечеткими, обрывались и не возобновлялись, пустоты участились.
Как-то ночью я рассматривал в телескоп причудливое созвездие Ori, его Пояс и Щит, почти человеческую фигуру с ногами, руками, головой и даже детородными органами в нижнем квадрате. Мне показалось, что в нем появилось что-то непривычное. Сверившись с атласом, я обнаружил в верхней части созвездия бледное пятнышко с меняющимися на глазах контурами. Больше всего это пятнышко напоминало фигурку коня.
Испуганный, я попросил Европу подтвердить то, что я вижу, и она тоже отчетливо увидела маленькую лошадь. Однако ближе к рассвету фигурка пропала, а следующей ночью ее нигде больше не было. Следующей ночью на том же месте я обнаружил большую конскую голову, которая трансформировалась в фигуру бегущего человека. Вокруг этой бегущей фигурки полыхало оранжевое пламя. Человек отбивался от пламени, но оно все больше разгоралось пока, наконец, человек исчезал в этом пламени. Европа с ужасом наблюдала эту картинку.
***
Мне запомнилась последняя судорога Иллюзиона. Мы с Европой стояли в саду, окружавшем наш дом. Праздничный свет струился с неба и разливался по саду, смешиваясь со свежестью листвы и ароматом цветов. Бабочки порхали, шмели жужжали, цветы шевелили головками. Хотелось жить и безоглядно отдаваться обману! Хотелось верить раскинувшемуся перед глазами наивному миру: голубым холмам, бездонному голубому небу, искрящейся под ногами траве, извилистой тропке, ведущей к берегу. Хотелось петь, кружиться и говорить глупости. Вот он единственный мир, полный благоухания и красок, почему я стремлюсь к каким-то призракам!
Почувствовав мое состояние, Европа начала петь:
– Да – да – да – да!
Она кружилась по берегу, широко раскинув руки, и пела:
– Да – да – да – да!
И я начал кружиться вместе с ней, и губы мои повторяли:
– Да – да – да – да!
И вдруг лицо девочки передернулось гримасой боли, руки ее бессильно опустились, и пронзительно изо всех своих сил она закричала:
– Не – е – е – е – е — т!!!
На меня снова навалились отчаяние, боль, смерть, ночь. Опустошение было почти мгновенным. Мир померк. Полнота и пустота опять поменялись местами. Ближний мир оказался провалом, а дальний – реальностью. Мы вернулись в наш дом, в его безнадежный сумрак.
***
Дальнейшее произошло слишком быстро и неожиданно для того, чтобы я, уже давно находившийся в состоянии оцепенения, смог вмешаться и что-то сделать. Был вечер, мы только что закончили ужин. Я услышал едкий удушающий запах дыма. Европа нехотя ушла в глубину дома, чтобы взглянуть на источник запаха и, вернувшись, и попросила меня сходить за водой. Очевидно, она хотела залить тлеющий мусор, оставшийся от прежних жильцов этого дома. Она вручила мне пустое ведро и вытолкала наружу. Помню, я стоял в саду и оглядывался, не понимая, почему Европа отправила меня одного, а сама осталась в доме. Все же я решил быстро сходить на берег и принести воду. Я не мог даже предположить, что произойдет.
Когда я вернулся с ведром воды, дом пылал, пламя рвалось наружу. Я открыл дверь и отпрянул – в прихожей бушевал огонь. Я выплеснул в него воду, но потушить пожар одним ведром воды было немыслимо. Тогда я начал кричать и звать Европу. Я звал ее снова и снова. В ответ я слышал шум разгорающегося пламени. Пройти в здание было невозможно. Тогда я вспомнил о маленьком окне в задней части дома и побежал туда. Всегда открытое окно оказалось закрытым ставней.
Надеясь на чудо, я смотрел по сторонам, но чудо не происходило. Дом горел, густой дым валил из раструба для телескопа. Я всегда был нерасторопен и неловок в решительные минуты, здесь я тем более не мог ничего сделать. Снова я бежал к заднему окну, искал черный ход, метался. Откуда-то появилось двое молодых людей, они молча стояли на берегу и смотрели на горящее здание.
Дом горел недолго. Бревна старого дома были ветхими и сухими, и они прогорали дотла, а когда внутри здания рухнул телескоп и вверх взметнулся высокий столб пламени, я понял, что все кончено. Я понял, что Европа искала и нашла свою гибель. Только почему она это сделала без меня? Зачем оставила одного меня в этом страшном мире?
***
Я провел ночь в бреду и беспамятстве возле воды. Молодые люди поставили палатку и развели костер. Они звали меня к костру, но я не откликнулся. Я лежал на песке и смотрел вверх, в звездное небо. Ночь длилась бесконечно долго. Мириады звезд кружились надо мной в гигантском Водовороте. Наконец, звезды погасли.
На рассвете ко мне подошла Европа и погладила мои волосы. Ее лицо было светлым и спокойным. Взяв меня за руку, она подвела меня к месту, где была привязана лодка – та самая лодка, на которой я приплыл к этому острову. Она отвязала лодку, и я ступил в нее, не отводя глаз от лица Европы. Я пробовал зацепиться за ее взгляд, но не смог – она смотрела на то, к чему у меня не было касательства.
Лодка, подрагивая, выбиралась из прибрежных водорослей. Наконец, она освободилась и мерно закачалась на воде. Течение сделало остальное – лодку отнесло от берега. Фигурка девочки растворилась в утреннем полумраке.
***
И снова я был во власти Великого Потока. Вёсел у меня не было, лодка двигалась туда, куда ее направляло течение. Я плыл с закрытыми глазами – все равно я не мог управлять своей судьбой. Я решал мысленную задачу: как выйти из Потока, из которого нельзя выйти. На какое-то время можно забыть о Потоке, так делали мы с Европой, так делают мужчины и женщины, лепясь друг к другу, прячась друг за друга. Но сейчас я был один. Поток сносил меня в темноту, в неизвестность, в смерть. Я думал: можно придумать миф, сказку, поставить оперу со счастливым исходом. Но нельзя выйти в мир целесообразности и смысла, потому что такой мир не существует.
Ушло то время, когда я верил в Добро, правящее миром. Мир – это ловушка для слепых душ, которые сами стремятся к тому, чтобы попасть в нее. Мир – это страдания, болезни и смерть, а также редкие минуты самообмана, на который так падки человеческие дети. Да, мы во власти Великого Потока, но этот Поток не властен над тем высоким, что находится в нас. И у этого высокого есть соответствие и опора там – по ту сторону всех нарисованных картинок. Что бы ни случилось с моей лодкой, куда бы ее ни занесло, где бы она ни утонула, я свободен и беспечален.
Европа, где ты?
3
Мою лодку сносило Потоком. Но Потоком сносило и весь окружающий меня мир. Моя лодка, отнесенная от берега острова Нечаянной радости, была без весел, и я не мог управлять ее движением. Я сидел на корме и смотрел на берег. Я видел, как догорало здание, в котором я жил несколько месяцев моей жизни и которое стало погребальным костром и могилой девочки Европы. В воображении вновь и вновь я оббегал дом, подбегал к заднему окну, искал запасную дверь, метался, кричал – и убеждался в тщетности моих метаний. Я звал: Европа! Европа! Из языков пламени и дыма на меня смотрело ее искаженное ужасом лицо, от ее крика «Не – е – е – е – е — т!!!» у меня темнело в глазах и останавливалось сердце. Я шептал: Европа! Европа! Я выходил из бреда и опять погружался в него.
Потом лодку закружило, и слепое течение отнесло ее в сторону. Мимо проплыло на буксире несколько тяжело нагруженных барж. Созданная ими волна вынесла меня на середину канала. Грозя столкнуться с моей лодкой и опрокинуть ее, по течению и против него, самостоятельным курсом проплывали большие и маленькие суда. Меня мучила жажда и томили бездействие и неопределенность.
Вечерняя прохлада принесла мне небольшое облегчение. Бред прекратился, но пришло понимание безнадежности моего положения. Я думал: я опять во власти Великого Потока со всеми его капризами, но этот Поток не властен над моей решимостью не отвергать все его приманки и обольщения. И я знал: у этой решимости есть опора по ту сторону всех нарисованных картинок. Но что же мешает мне постичь истинную реальность и выйти из-под власти иллюзий – несовершенство мира или моя незрелость? Создаю ли я сам те миры, в которых я живу, или каждый раз я становлюсь пленником независимых от меня законов? Я заметил, что, еще не совсем освободившись от образов бреда, я уже был целиком во власти паутины моих мыслей.
Под вечер я очнулся от резкого толка – лодка ударилась о прибрежный камень. Я выпрыгнул из лодки и вытащил ее на берег. Оглядевшись, я увидел, что меня окружали грубые валуны и чахлые кусты между ними. Обстановка казалась незнакомой.
Я почувствовал сильную жажду и увидел струйку дыма, вьющуюся над пригорком. Я пошел в направлении дыма. Через какое-то время я уже подходил к двум молодым людям, разжигавшим костер на холме. Трещал хворост, в котелке бурно кипела вода, ее брызги попадали в огонь, добавляя к треску шипение.
Мое появление не вызвало у молодых людей ни удивления, ни какой-либо иной реакции. Один из них с небольшими залысинами и живыми глазами, колдовал над котелком, засыпая в него чай и помешивая напиток деревянной палочкой. Второй, высокий с небольшой бородкой, подкидывал ветки в огонь. Когда я приблизился, они, оторвавшись от своих занятий, просто смотрели на меня. В их взгляде не было ни вопроса, ни беспокойства. Приблизившись к костру, я в нерешительности остановился.
– Кажется, я вас видел утром. Мою лодку весь день несло… – проговорив эти слова, я почувствовал страшную усталость и опустился на землю.
Меня усадили в походное кресло. Глоток горячего чая вернул меня к жизни. Очевидно, к чаю они добавили крепкого алкоголя.
– Я – Ким, а бородач – Максим, – улыбнувшись, сказал человек с залысиной.
– Вы путешественники? – спросил я больше для вежливости, чем из любопытства.
– Мы строим Перпендикуляр, – ответил мне бородач Максим.
– Перпендикуляр? – переспросил я.
– Перпендикуляр к Потоку.
– К какому потоку?
– Ко всем потокам.
– Получается?
– Не всегда. Но мы не отчаиваемся. Мы решаем задачу.
– Но каким образом?
Обменявшись едва заметными улыбками, приятели ничего не ответили. Я не стал повторять вопрос – я пил чай и с каждым его глотком в меня вливались уверенность и спокойствие. И одновременно меня охватило удивление. Я удивлялся траве под ногами, небу в розовом оперении заката, водной глади, отражающей небесную красоту. За всем эти было что-то другое… Может быть, в чай был добавлен не алкоголь, а какой-нибудь наркотик, подумалось мне.
Как будто прочитав мою мысль, Ким сказал:
– Чай заварен малиной и мятой. То, что с нами происходит, это Перпендикуляр. Когда возникает Перпендикуляр, Поток теряет свою силу и перестает нас сносить.
Над водным зеркалом опускался светящийся шар. Не было больше того изматывающего напряжения и той тревоги, в которых я провел весь этот день. Не было прошлых жизней. Мне казалось, что время остановилось – мы всегда сидели вокруг костра, пили чай и провожали оранжевое светило. Мир отодвинулся, а за ним клубилась живая Бездна, полная мудрости и силы. Оттуда из этой надмирной глубины ко мне шла помощь.
– И все-таки – как вы это делаете? – с изумлением повторил я свой вопрос.
– Когда возникает нужда, нам посылается помощь. Вот и вы появились, потому что мы в вас нуждались.
***
Прошел месяц, и я привык к новой жизни и к новым спутникам. На самом деле обстановка непрерывно менялась. Мы жили то тут, то там, предпочитая острова, где мы могли разбить палатку и развести костер, или ставили палатку на широких платформах и ловили удочкой рыбу. Всю жизнь я мечтал о бродячей жизни без привязанностей и обязательной рутины, и вот моя мечта сбылась.
Ким и Максим были бесхитростными людьми. Ким был словоохотливый и расторопный, а Максим неторопливый, погруженный в созерцание. В них не было ничего от моих старых знакомых, которые вряд ли бы ими заинтересовались. Я также потерял былую искушенность и сложность. Вряд ли я был бы теперь нужен моим друзьям и пациентам. Моя старая личность постепенно отмирала, и взамен ее не возникала новая.
Мы строили Перпендикуляры везде, где можно, и оказывалось, что можно было везде. Мы создавали свой поток, свою вертикаль, и были счастливы, как дети. Как счастливые дети. Перпендикуляр возникал, когда, освободившись от галлюцинаций, мы погружались в прозрачную глубину себя – без дна, – теряя ориентиры поверхности и направления. И тогда возникала Воронка – мы узнавали о ее появлении по легкому покалыванию по всему телу, и входили в грозовое облако, чреватое разрядами. Это было прелюдией к Перпендикуляру, освобождением от притяжения реальности. Этот Водоворот грозил засосать всего тебя без остатка. Он не имел никакого отношения к Потоку и к каждому из нас. Нам давалась возможность окунуться в Бездну по ту сторону Потока. Сознание исчезало. Мое я больше мне не принадлежало. Это была смерть и одновременно освобождение.
Иногда Панин говорил: «Терпеть не могу, когда во мне проявляется прошлое столетие». Он всегда смотрел вперед, и это делало его молодым! И еще так любил говорить: «Не хочу быть мумией ходячей, не хочу быть архаичным». И он никогда не был таким. Дагке, когда пошел ему девятый десяток… Профессор Александр Борисович Гандельсман — Вы, конечно, необыкновенно одаренный физически человек. Это у вас от рождения. Так вас запрограммировали. Никто другой не смог бы сочетать в себе дарования, совершенно различные по характеру. Вы и фигурист знаменитый, и стрелок необыкновенный, и яхтсмен милостью божьей, и велосипедист, и легкоатлет. .. И везде чутье особое, везде результаты, стоит только вам чуть-чуть руку приложить. Нет, нет, и не переубеждайте! Вы человек, от природы одаренный способностью успешно заниматься любым видом спорта… Панин не раз и не два участвовал в таких спорах и был непримиримым оппонентом любителей подобных утверждений. — Что это за врожденная способность к физическим упражнениям? Почему некоторым людям приписывают;необыкновенные спортивные способности, а других таких способностей лишают вообще? Ерунда это, чушь. Каждый человек может быть спортсменом, причем спортсменом разносторонним. Именно такова наша человеческая сущность. Но мы забываем подчас о ней, мы мало двигаемся, мы лентяйничаем и предпочитаем, чтобы за нас двигались другие, хотя движение — это жизнь. Вы вот все на меня ссылаетесь — одарен от рождения! Но вы меня знаете уже взрослым, а ведь я и мальчишкой был. Слабеньким, вечно больным, отстающим в росте и аиле от очень многих своих сверстников. Так что каждый человек — спортсмен, только многие в течение всей жизни даже не знают об этом. Когда-нибудь — надеюсь, что достаточно скоро, — это станет аксиомой. А пока мне просто хотелось бы, чтобы выдающихся спортсменов не считали уникумами… Панин не произносил такого длинного монолога. Он составлен автором на основании рассказов учеников чемпиона, по фразам из его книг и писем. Но в принципиальной возможности такого монолога можно не сомневаться. И самое интересное заключается в том, что произнесен он мог быть еще в самом начале нынешнего столетия, когда почти никто всерьез над воироса-ми теории физической подготовки, родственности разных видов спорта и не задумывался. Сам Панин четко сформулировал эти мысли после одного из наиболее примечательных своих стрелковых рекордов — в конце апреля 1911 года. «Дело было не в одаренности, а в тренированности моих вестибулярных аппаратов (вестибулярный аппарат — орган равновесия и чувства положения, находящийся во внутреннем ухе), связанной с занятием фигурным катанием на коньках, с постоянными длительными вращениями тела на льду. Рекорды — это не только метры, очки, секунды. Рекорды — главный повод для размышления, для анализа. А уж если рекорд выглядит необычно, если все обстоятельства, связанные с ним, настолько нестандартны, что и сам не можешь понять, как удалось превзойти и свои собственные и чужие достижения, — тут пищи для догадок, для психологических проекций хоть отбавляй. Так было и 30 апреля 1911 года. Утро в Царском Селе выдалось солнечным, приветливым. Утро не хотело мешать беседе, которая началась еще вечером и длилась всю ночь. Маленький семейный праздник Паниных, встреча с друзьями, которых видишь не так уж часто. Было шесть часов утра, но солнце уже припекало, когда хозяева пошли проводить гостей на вокзал. Замечательное в своей весенней чистоте утро длилось бесконечно долго. Первый пригородный поезд профырчал недовольно — слишком рано заставили его проснуться и отправиться на работу. Посадка закончилась. Панин долго еще стоял на платформе и улыбался своим мыслям. Уже дома сказал жене: — Не могу я расстаться с этим утром. Все так чудесно… Дурманящая усталость после бессонной ночи, как это ни странно, несла одновременно и невиданную яркость и объемность зрения. Высвобождала тело из пут обычного самоконтроля. Панину не хотелось анализировать свое состояние, он бережно охраняй его от какого-либо вмешательства. Он скользил по солнечной дорожке вслед за утром, отдаваясь его власти и не желая хоть чем-нибудь спугнуть его очарование. Даже после прогулки Панин был почти бестелесным. Он отказался от грубой прозы завтрака — еда могла приземлить, а ему хотелось оставаться воздушным. И когда жена прилегла отдохнуть, он взял в руки футляр с револьвером и ящик с дуэльными пистолетами и снова пошел на вокзал. На стрельбище в это утро уже были спортсмены. Панин как будто их и не видел: странное состояние покоя и бодрствования, собранности и сонливости только усилилось, выстрелы так и не спугнули его. Служитель поставил простую тренировочную мишень для револьвера, и Панин не медля сделал первый выстрел. Три пули пошли в «шестерку». Рука была каменной, хотя Панин ее и не чувствовал. Видел руку, видел мушку и мишень, знал, что они не шелохнутся, но сам ка«-будто для этого почти ничего и не делал. Событиями он не управлял, но и события им тоже не управляли. Время остановилось. Солнце вдруг стало неподвижным. Такое ощущение иногда бывает во время последней вспышки предутреннего сна. Спишь, слышишь, что происходит вокруг, понимаешь, что настала неотвратимая пора пробуждения, но так сладко, так покойно. Счастливые секунды. — Пожалуйста, конкурсную мишень… Мишень бессильно повисла рядом с тренировочной, готовая к беспощадной расправе. «Глупышка, это же не расправа. Это наступает твой самый счастливый миг. Ты уже сделала первый шаг к славе. Сегодня такой день, что ты непременно прославишься, и я помогу тебе в этом. Так что вися и не дрожи. Мне нужно, чтобы и ты помогала мне. Твое счастье — это и мое счастье. Мы связаны накрепко, орудия этой связи — револьвер, пуля, траектория, по которой эта пуля полетит. Теперь тебе все ясно? Ну, тогда приступаем…» Первый выстрел — «пятерка», 3 часа. «Не слишком удачное начало», — подумал Панин,но не расстроился, не огорчился, вроде и не он сейчас стрелял. Некоторая притупленность чувств налицо. Немножко равнодушия и безразличия. Но апатии нет. Рука остается каменной, на мишени видна даже структура бумаги. «Жаль только, что черная дыра пробоины рядом с черным центром мишени испортят мне ориентир. Но это уже вне пределов моей власти. Эта серия особой удачи не принесет, и бог с ней. Потом начнем новую. 40 очков, пробоины одна в одной — но все правее, чем требовалось». Еще одна конкурсная мишень. Маленькая передышка. Проверка револьвера и патронов. Она всегда необходима, потому что патроны и пули у Панина необычные. Здесь есть один производственный секрет, а проистекает он оттого, что стрельба из револьвера намного труднее, чем из пистолета. Причины Панин здесь определил такие: 1. При сравнительно большем заряде пороха и более тяжелой пуле отдача в руку во время выстрела часто причиняет боль, отзывающуюся на плавности работы пальца, спускающего курок. 2. При переходе пули из барабана в ствол неизбежен некоторый прорыв газов, который не может быть равномерным. Отсюда постоянные колебания в высоте попаданий. 3. Стрельба патронами, в которых пуля обжата медной гильзой так, что края последней глубоко вдавлены в свинец пули, неравномерна по высоте, так как сопротивление гильзы на разжатие ее краев вылетающей пулей не может быть всегда одинаковым. 4. Огромную роль для правильногр полета пули играет точность, незабитость прямого угла между базисом пули (нижним основанием) и ее/стенками. Если этот угол где-нибудь закруглился при отливке пули, то при вылете ее из ствола прорыв газов с одной стороны пулевого дна происходит на какую-то ничтожную долю времени раньше, чем с другой. Из-за этого ось вращения пули не совпадает с ее продольной осью, и в результате правильность полета пули нарушается. Панин после участия в первых своих состязаниях по револьверной стрельбе в 1907 году сразу решил: технику надо улучшить. Конечно, револьверов изобретать не надо, но усовершенствовать некоторые детали просто необходимо, иначе стабильных попаданий не жди. И тогда приступ изобретательской лихорадки надолго прихватил его. Фирма «Смит и Вессон» выпускала так называемую «русскую модель» своего револьвера 44-го калибра. Панин приобрел отличный экземпляр этого оружия. Оружейники усовершенствовали для него мушку и прицел, который с помощью винта мог подниматься и опускаться. Но этого оказалось мало. Вскоре он сменил прицел на более совершенный, сконструировав его самолично. Этот открытый прицел, подвижный по горизонтали и по вертикали, монтировался к ручке револьвера за курком. Таким образом, он почти на 7 сантиметров удлинял линию прицеливания, что автоматически улучшало и точность боя. Но это было только полдела. Панин стал экспериментировать с порохом и пулями. Он нашел для себя самый лучший порох — «жемчужный», Охтинского завода, стал собственноручно отливать пули, безжалостно бракуя те, что не выдерживали его технических норм. Затем отобранные пули он вставлял в необжатые, строго цилиндрические гильзы. Каждая пуля была обсалена, так учто при выстреле она легко, как на полозках, соскальзывала в ствол. Если в шестизарядном барабане «Смит я Вессона» все патроны были панинской конструкции, то пули при выстреле по инерции шли чуть-чуть вперед и мешали вращению барабана. Именно поэтому Панин долгое время стрелял с одним патроном в барабане. И так длилось до тех пор, пока судьи из «Атлетического общества» не начали придираться, заставляя его на официальных состязаниях заряжать весь барабан шестью патронами. Судьи недооценили тактической сметки Панина. Он выполнил их указание, но с определенной коррекцией. Действительно, все шесть гнезд в барабане были заполнены патронами. Но пять из этих патронов были «обжатыми», стандартными, и только один — «нанин-ским». Сделав выстрел, Панин вынимал гильзу и вкладывал новый, подготовленный его руками патрон. Придраться более было не к чему. И вот Панин проверяет еще раз каждый патрон. Прикосновение к сверкающим гильзам, к отполированным и чуть скользким пулям доставляет ему удовольствие сродни эстетическому. Он чувствует, как они полетят. Траектория для него вещь осязаемая, а не только условная кривая в пространстве. Провернув барабан «Смит и Вессона» и услышав при этом как бы тихий перестук колес, Панин возвращает себе солнечное утро и зелень парка. Возвращает воздушность. «Ладно, поехали. Пора начинать, не то облачко случайное набежит, у нас это недолго». Панин увидел, как пуля вошла в «семерку». Невероятно, но он это увидел своими глазами. Ощутил рукой вслед за пулей шершавость тонкой мишени, ее податливость. «Славно-то как, Панин. Теперь еще раз попади туда же — это ведь удовольствие невероятное снова прикоснуться к мишени в уже знакомом месте!» Вторая пуля подала «в объятия» первой. И еще четыре пошли в центр мишени, почти без отклонений. Было уже 39 очков, когда в барабане остался последний патрон. Панин подумал: «А что, если испорчу все последней пулей?» И опять-таки, как уже не раз было в этот день, не ощутил ни малейшего волнения, беспокойства. Он прицелился и сразу же нажал на спусковой крючок. «Шестерка». 45 очков. Всероссийский рекорд. Конец серии. Невероятный результат, в который сразу и сам Панин поверить не мог. Успех он встречает так же спокойно, как и первую неудачу. Счастливый сон в весенний день продолжается. Мир вращается вокруг, как во время стремительного пируэта, и только Панин замер, прислушиваясь и всматриваясь. Несколько случайных свидетелей рекорда поздравили Николая Александровича. Поздравления подтолкнули его к телефонному аппарату. Он услышал сонный голос жены. Сказал тихо: — У меня — рекорд. 45 очков. Я на каком-то пике блаженства. Вое вижу, все могу, но остаюсь спокоен. Ты понимаешь меня? Ты слышишь, что я говорю! Это явь, а не сон? — Явь. Не сомневайся ни в чем. Как не сомневаюсь и я в том, что сегодня буду тебя поздравлять еще раз… Жена сказала то, что ему хотелось услышать. Телефонная трубка звякнула на своем ложе. «Третий звонок, актеры, поторопитесь занять свои места. Где там моя мишень? Скорее ее на крючок. Где «Девим»? О, ты уже готов, ты затаил дыхание в ожидании очередного броска! Тогда мы дадим тебе твой заряд энергии, вложим в ствол твоего маленького свинцового друга и недруга, которого ты поторопишься с помощью моего сигнала молниеносно отторгнуть. Отправить в мишень. Надеюсь, вы меня не подведете — не напрасно же я вас холил, не случайно так вам доверял!» Панин пошел еще на один рекорд. Завсегдатаи стрельбища торопились обзвонить своих знакомых: «Он на огневом рубеже, сейчас начнет стрелять. Да, да, вы еще можете увидеть, как это бывает!..» Зрители опоздали. Панин ии разу не примерился для выстрела дважды. Каждое его движение было красивым, пластичным и законченным. Ничего лишнего, ненужного. Пистолет заряжен. Рука медленно поднимается. Черный круг мишени торопливо застывает перед прищуренным глазом. Палец ласково нажимает спусковой крючок, и вместе с ним идет до той таинственной черты, за которой качественно новое существование. Выстрел. Звук. Усилие. Крохотный вулкан, мгновенно потерявший свою лаву. Безмолвная пустыня. И снова заряжается пистолет. Чтобы поднялась рука, чтобы была взорвана тишина и безмятежность существования, чтобы погас вулкан, оставив свой крохотный след на черном кружке в центре белого бумажного поля. После седьмого выстрела черного круга мишени практически не существовало. Лишь почти незаметные две черные дужки напоминали о том, что были шестой и седьмой пояса мишени. 46 очков. Еще один всероссийский рекорд. И это уже на сегодня, кажется, все. Тело наливается тяжестью. Глаза начинают слипаться. Пора, пора отдыхать рекордсмену, больше суток он уже на ногах. Старый знакомый паровозик пригородной линии радостно салютует ему и с места в карьер мчит домой. В течение всей своей долгой жизни Панин возвращался к этим счастливым суткам и все думал о том, что с ним было. Может, «имело место проявление твердо сформированных навыков стрельбы в условиях торможения каких-то сторон деятельности центральной нервной системы»? А может, эйфорическое состояние вызвали и затем усиливали и усиливали разговоры с близкими друзьями, весеннее утро, серебристо-голубое небо, доверчивые птицы, дружные яркие листья только что распушившихся деревьев? Как бы там ни было, но тот порыв что-то в нем на время изменил. Началась апатия. Стрелять не хотелось. Панин попробовал пересилить себя. Он повторял и повторял в уме, что тверд и уверен в новом высоком результате, что никогда он еще не был так меток. Искусственно создаваемая уверенность была похожа на карточный домик. Легкое, незаметное движение руки — и домика нет. Серии пуль, выпущенных и из пистолета и из револьвера, были сравнительно высокими, но удивительно неровными. И хотя никто из основных соперников в борьбе за главные награды чемпионата России 1911 года и близко не мог подойти к суммам очков Панина (214 — пистолет, 206 — револьвер), сам он был глубоко неудовлетворен. Но хорошая спортивная форма возвратилась. И в общей сложности двенадцать лет подряд Николай Александрович завоевывал звание чемпиона России в стрельбе из пистолета и револьвера. Закончил он свое победное шествие только в 1917 году, в двенадцатый раз завоевав свою пару золотых наград. Но и это было еще не все. Прошло еще одиннадцать трудных лет, и в 1928 году Панин, будучи уже 56-летним человеком, вновь взял в руку пистолет и вышел на огневой рубеж официальных соревнований — турнира стрелков на I Всесоюзной спартакиаде. Он уже давно не тренировался регулярно — позади были годы, когда о стрелковых тренировках и думать не приходилось, стрельба велась боевыми патронами на фронтах гражданской войны. Узнав о решении Панина участвовать в Спартакиаде, некоторые его ученики-фигуристы взволновались не на шутку. Ксения Цезар, его лучшая воспитанница, многократная чемпионка России, даже попробовала его отговорить. Не тут-то было. Панин, раз приняв решение, никогда не менял его, если не было на то серьезных причин. Он мягко, но решительно объяснил Ксении: — У меня было много наград, и я горжусь ими всеми. Но ты пойми меня, старого спортсмена, Ксана: то были награды дореволюционные. Их вручали от имени небольшой группки спортсменов. Ну, сколько нас было объединено в клубах — сто, двести человек? А сколько участвовало в соревнованиях? Десять-двадцать? И все. Я не хочу противопоставлять сегодняшние и вчерашние результаты и уж вовсе не хочу принизить заслуги наших чемпионов до 1917 года. Но они были одиночками. А сегодня на старт выходят миллионы, и я, старый русский чемпион, не могу не пойти вместе с ними. Даже если бы был не на шестом, а, скажем, на восьмом десятке, — непременно нашел бы свою мишень. Словом, хочу не тренером, а рядовым стрелком участвовать в Спартакиаде, выступать вместе с молодыми спортсменами и, если надо, учиться у них. От одной только мысли, что снова — соревнования, снова — конкурсные мишени, снова — судьи и зрители, у него даже голова кружилась. А в день стрельб, ясный и солнечный, как много лет назад, он старался восстановить в себе то счастливое и безмятежное состояние духа и тела, которое, казалось бы, беспричинно овладело им в апреле 1911-го. Молодые стрелки, немного удивленные, искоса посматривали на сухого, поджарого с сильной сединой человека, одетого несколько старомодно. Мало кто из них знал, что это — чемпион России. Дореволюционные чемпионаты были для них чем-то таким далеким, скрытым в дымке десятилетий, что и представить было невозможно одного из тех стрелков сегодня да линии огня. Панина это удивление молодых коллег даже веселило слегка. Оно добавляло огня в костер его спортивного азарта. «Маленький психологический доппинг мне всегда нужен, — думал он. — Это даже хорошо, что они сразу не поверили в мои возможности. Да и как поверишь, если уж быть откровенным. Кто, кроме меня, знает, что порох в моей пороховнице не отсырел, что многолетние навыки сохранились и на теперешний салют меня обязательно хватит! И потом: надо им в работе показать, что и ветераны стоят много. Словами им ничего не докажешь, только попаданиями!..» И пистолет его разил без промаха. После первых выстрелов зрители, знатоки стрелкового спорта, стали собираться неподалеку от Панина. Потом они начали аплодировать. А когда стало ясно, что человек, который многим другим участникам казался дедушкой, победил, что именно он — лучший стрелок из пистолета Всесоюзной спартакиады, рухнули возрастные стены и Панин растворился в массе благодарных слушателей и поклонников. — Николай Александрович, а какими были условия чемпионатов России? — Николай Александрович, а кто участвовал в соревнованиях? — Николай Александрович, товарищ Панин, а вот такой, как я, крестьянин, мог бы тогда соревноваться за золотую медаль? Спартакиада оказалась фейерверком знакомств и встреч, она свела его с новым юным поколением, которому нужны, очень нужны были его опыт, его знания, ого понимание спорта и жизни. Спартакиада оказалась тем перевалом, за которым Панин увидел совершенно новые для себя горизонты. Азарт соревнования на этот раз не сменился спадом, он дал толчок совершенно новому состоянию души. «Я им нужен! И это главное. Это даст — уже дает! —мне новые силы, новые идеи. Я с ними действительно чувствую себя замечательно. Я не уговариваю себя, мне уговоры, иллюзии и самообман ни к чему. Это замечательные молодые люди, они ясно видят будущее и верят в него. Мы должны вместе идти вперед. То, что я делал раньше, незначительно. Надо делать больше. И я тоже создам для себя собственные социалистические планы, чтобы в итоге перевыполнить их!» |
Чайковский А. М. Волшебная восьмерка. Документальная повесть о Н. А. Панине-Коломенкине. Предисл. А. Гандельсмана. М., ‘Физкультура и спорт’, 1978. 215 с. с ил. |
Девушка из песни читать онлайн бесплатно Эмма Скотт
Это художественное произведение. Любые имена или персонажи, события или инциденты, предприятия или места (такие как средняя школа «Костлайн Мидл», Центральная старшая школа Санта-Круза, Сокельские «Святые», ИноДин, «Голд Лайн Рекордс») являются вымышленными или представлены в авторском переосмыслении. Любое сходство с реальными людьми, живыми или умершими, или событиями случайно.
Плейлист
I Can’t Make You Love Me // Bon Iver (вступление)
Dissolve // Absofacto Yellow // Coldplay
Godzilla // Eminem
Dance Monkey // Tones and I
Take Me to Church // Hozier
when the party’s over // Billie Eilish
Take What You Want // Post Malone (feat. Ozzie Osbourne)
The Best // Awolnation
Finally/Beautiful Stranger // Halsey
Perfect // Ed Sheeran
The Greatest // Sia (closing credits)
Песни Миллера
Все, чего я хочу // музыка Future Ghost Brothers,
совместно с Ричем Траппом и Джошуа Лопесом,
стихи Эммы Скотт
Дождись меня // музыка Future Ghost Brothers,
совместно с Ричем Траппом и Джошуа Лопесом,
стихи Эммы Скотт
Посвящается
Робину, который верил в эту книгу, даже когда не верила я, и который поддерживал меня каждый раз, стоило мне оступиться. С любовью.
Часть I
I
Дорогой Дневник,
поскольку мы собираемся с тобой стать друзьями, то в первую очередь тебе следует знать, что меня зовут Вайолет Макнамара и мне тринадцать лет. Сегодня мой день рождения, а ты – один из моих подарков. Мне тебя подарила мама и сказала, что во мне «развивается женщина», – закатываю глаза, – и что, возможно, я захочу записывать свои чувства. Она говорит, что в этом возрасте они обязательно «драматичны», и если их перенести на бумагу, то можно обуздать слишком сильные эмоции и потом не выплескивать их на окружающих.
Это смешно. В последнее время они с папой постоянно выплескивают свои «драматические эмоции», крича друг на друга. Может, им тоже стоит завести дневник? Возможно, именно его мне и стоит подарить им в следующем месяце на годовщину свадьбы. Если они до нее доживут. Я не знаю, что случилось. Мы были так счастливы, а потом все куда-то исчезло, кусочек за кусочком.
Боже, они и сейчас орут. Дом огромный, а они все равно умудряются наполнить его своей яростью. Откуда она взялась??? Живот крутит от тревоги, и мне просто хочется, чтобы это закончилось.
С днем рождения меня.
Я отложила ручку и надела наушники. В ушах ревел «Absofacto», заглушая громкие голоса родителей. Сквозь музыку прорвался звон разбитого стекла. Я вздрогнула. Сердце подскочило в груди, а слеза размазала чернила на моей первой записи в дневнике. Я осторожно смахнула ее, сделала музыку погромче и стала ждать окончания бури.
Они уже успокоились, но, боже, один из них что-то разбил. Наверное, мама. Уже во второй раз. Дела идут все хуже. Еще две недели назад они спали в одной постели, а теперь мама занимает спальню, а папа – кабинет.
Возможно, это такой этап отношений. Если я постараюсь и заставлю их гордиться мной, то, может, они снова станут счастливыми и все вернется на круги своя. Я собираюсь стать врачом. Хирургом. Человеком, который исправляет поломанное. Может быть, я начну с них, ха-ха.
В любом случае, мне больше не хочется писать о моей семье. Лучше напишу о чем-нибудь более приятном. А именно, о Ривере Уитморе. ♡ Наверное, заполнять дневник мыслями о мальчиках – клише в миллионной степени, но я влюблена в Ривера всю жизнь. Но, Дневник, если ты его увидишь, то все поймешь. Он похож на тринадцатилетнего Генри Кавилла, разве что не англичанин. Можно сказать, что с возрастом он станет большим, мускулистым и сексуальным. (Боже мой, поверить не могу, что написала это!) НЕВАЖНО. Его отец владелец Автомастерской Уитмора, и летом Ривер ему там помогает. Когда папа отвозит туда «Ягуар», я увязываюсь за ним, хотя всегда держусь в стороне от Ривера. Еще одно клише: девочка-ботаник и популярный спортсмен, который не подозревает о ее существовании. Он звезда футбола, будет играть квотербеком всю среднюю школу, а затем продолжит в колледже или пойдет прямо в НФЛ.
Во всяком случае, его отец постоянно об этом говорит.
Что касается меня, то Калифорнийский университет Санта-Круза – место моей мечты. Санта-Круз такой красивый. Я не могу представить себе жизнь где-нибудь еще. Конечно, в конце концов мне придется уехать в медицинский колледж, что будет нелегко, поскольку на хирурга придется учиться годами. А еще меня ждет чертова куча долгов по студенческим кредитам. Но прикинь: на мой последний день рождения родители заявили, что все оплатят!!!
Я была безумно счастлива, когда услышала. Благодарна безмерно и рада, что могу остаться рядом с ними. Только теперь мне кажется, что наше счастье оказалось временным и все рушится. Я не знаю, что с ними происходит. Думаю, что-то связанное с деньгами. (Видишь? Иногда деньги – полный отстой.)
Во всяком случае, я…
Ручка царапнула бумагу, когда внезапно наступила тишина. Вдоль стены моей спальни на втором этаже тянулась шпалера с виноградными лозами, и жившая в их листьях стайка лягушек только что затихла. Иногда я представляла себе, как Ривер Уитмор взбирается по шпалере, чтобы спасти меня от родителей и их разваливающегося брака, но решетка могла послужить прекрасной лестницей и для незваного гостя. Я выключила настольную лампу и, затаив дыхание, погрузилась в темноту комнаты.
Лягушки вновь осторожно заквакали.
Я поправила очки на носу и выглянула в окно на задний двор, обрамленный темным Погонипским лесом с секвойями и дубами. Затем перегнулась через стол и посмотрела вниз.
Там был ребенок. Мальчик.
На вид примерно моего возраста, хотя трудно сказать точнее, когда его освещала лишь жирная луна в ночном небе. У него были длинные каштановые волосы, а плечи обтягивала темная куртка. Мальчик в отчаянии кружил по двору, словно мой дом для него оказался тупиком и куда теперь идти – неизвестно.
Я взглянула на часы: было почти десять.
Почему он здесь? Один?
Мальчик прислонился к стене подо мной, рядом со скрученным вокруг крана шлангом. Лягушки снова затихли, когда он сполз вниз и уселся на траву. Подтянул ноги к груди, свесил запястья с согнутых колен и опустил голову. Интересно, он так и заснет?
Я задумчиво провела языком по брекетам. Стоит ли позвать папу? Или полицию? Но это навлечет на мальчика неприятности, а судя по его виду, день у него и так выдался паршивый.
Я подняла окно, и в комнату ворвался теплый июньский воздух. На скрип деревянной рамы мальчик вскинул голову. Луна осветила его лицо, и я сделала глубокий вдох.
Он прекрасен.
Такая внезапная и глупая мысль. Мальчики не бывают прекрасными. Насколько мне известно, нет. Даже Ривер, который был необычайно хорош собой. Но не успела я обдумать этот вопрос, как мальчик вскочил на ноги, готовый сбежать.
– Подожди, не уходи! – шепотом воскликнула я, шокировав мальчика и себя заодно. Не знаю, что побудило меня остановить его. Просто сорвалось с языка, и я ничего не могла с этим поделать. Отпустить его казалось ошибкой.
Мальчик остановился на краю опушки, где тропинка терялась в лесу. Я подняла раму повыше, чтобы можно было опереться руками о подоконник.
– Что ты здесь делаешь? – громко прошептала я.
– Ничего.
– Ты пришел из леса?
– Ага. А что?
– Ну, для начала, ты нарушил границы. Это частная собственность. Ты не должен здесь находиться.
По телевизору всегда так говорят, и там это звучит разумно.
Мальчик нахмурился.
– Ты только что сказала мне не уходить.
– Потому что мне было интересно, какого черта ты тут делаешь. Уже поздно.
– Я просто… гулял.
– А где ты живешь?
– Нигде. Не знаю. Нас кто-нибудь услышит.
– Не-а. Соседи довольно далеко. – Я снова облизнула брекеты. – Но шептаться отстойно. Я сейчас спущусь.
– Зачем?
– Чтоб удобнее было разговаривать, – ответила я и подумала, не мои ли тринадцать лет волшебным образом уменьшили застенчивость.
Или, возможно, все дело в мальчике.
– Ты меня не знаешь, – возразил он. – Я могу быть опасен.
– А ты опасен?
Он на секунду задумался.
– Может быть.
Я поджала губы.
– Ты причинишь мне вред, если я спущусь?
– Нет, – раздраженно огрызнулся он. – Но ты не должна рисковать.
– Оставайся на месте.
Я была в пижамных штанах и бесформенной толстовке с логотипом Калифорнийского университета. Схватила конверсы из шкафа в моей суперопрятной комнате и надела поверх носков.
Я снова высунула голову в окно. Мальчик все еще был там.
– Сейчас спущусь.
Так сказала, словно регулярно лазила по шпалерам. Я не из тех детей, которые по ночам сбегают из дома, но этим вечером я не переставала себе удивляться. Заправив за уши черного цвета волосы, я забралась на стол, а затем выставила одну ногу на карниз.
– Не надо, – раздалось снизу. – Ты сейчас упадешь.
– Не упаду, – упрямо возразила я, осторожно схватившись руками за подоконник и поставив правую ногу на перекладину решетки.
– Откуда ты знаешь, что она выдержит? – спросил мальчик.
Я понятия не имела, выдержит ли она, но уже миновала безопасный подоконник и спускалась по тонким деревянным скрещивающимся перекладинам. Отмахнулась от веток и медленно продвигалась вниз, осторожно нащупывая каждую точку опоры. Затем спрыгнула на землю и отряхнула руки.
– Видишь? Крепче, чем кажется, – заявила я.
Мальчик нахмурился.
– Ты могла пострадать.
– А почему тебя это волнует?
– Я… я не знаю. Просто сказал.
Он откинул с глаз прядь волос и засунул руки в карманы куртки. У него были красивые глаза – голубые, как топаз. Вблизи я разглядела дырки на его джинсах, и они явно были не данью моде. Куртка на локтях потерлась, ботинки сносились, а рваные шнурки были завязаны узлами. С его плеч свисал потрепанный старый синий рюкзак.
Но мальчик выглядел даже симпатичнее, чем показалось издалека, хотя и совершенно отличался от Ривера. Черты лица казались мягче. Но все равно мужественные. Фантазия подсказывала, что он вырастет очень красивым. У него были в меру густые брови, и, казалось, от беспокойства он постоянно их хмурил. А еще у него был правильный нос и практически идеальный рот. На самом деле я понятия не имела, как должен выглядеть идеальный мужской рот, но точно знала, что у мальчика он именно такой.
Несколько мгновений мы молча разглядывали друг друга. Мальчик окинул меня взглядом, и я подумала, что он тоже оценивает меня. Обычно я стеснялась своих очков, брекетов и сисек, к быстрому росту которых я никак не могла привыкнуть. Во мне не было ничего, что можно назвать «идеальным», но почему-то казалось нормальным вот так стоять перед ним в темноте.
– Итак… я Вайолет.
– Миллер.
– Миллер – это имя?
– Да. А что?
– Похоже на фамилию.
– А Вайолет на цвет.
– Но все-таки имя.
Теперь, когда мы не шептались, я заметила, что голос Миллера уже поломался. Глубокий, но без противных срывов на писк, как у бедного Бенджи Пелчера. Временами он говорил так, словно надышался из гелиевых шариков. У Миллера приятный тембр. Низкий и немного хрипловатый.
– Ну? – спросил Миллер. – Чего ты хочешь?
Я склонила голову набок.
– Ты жуткий ворчун.
– Может быть, у меня есть на то причины.
– Какие?..
– Не твое дело. – Он оглянулся на темнеющий за спиной лес. – Мне пора возвращаться, – произнес он с некоторой грустью. Как будто смирился. Как будто предпочел бы сделать что-то другое.
«Так не отпускай его».
Я смягчила тон.
– Можешь хотя бы сказать, что ты тут делаешь?
– Я уже говорил. Гуляю.
– Ночью по темному лесу? Ты живешь поблизости? Я никогда тебя раньше не видела.
– Мы только что переехали. Я и мама.
– Круто. Значит, мы соседи.
Миллер дернул подбородком в сторону моего дома.
– Мой дом совсем не похож на твой.
В его голосе сквозила такая горечь, что я практически ощущала ее вкус.
– А твоя мама не будет волноваться, что ты здесь?
– Она на работе.
– Ох.
Среди моих соседей никто не работал по ночам, если только они не были программистами, как мой отец. Он до глубокой ночи засиживался за компьютером, но сомневаюсь, что мама Миллера допоздна работала в «ИноДине» или в какой-нибудь другой крупной организации рядом с университетом.
Большинство детей таких родителей могли позволить себе новые шнурки.
Наступила тишина, Миллер ковырял носком ботинка землю, засунув руки в карманы куртки и опустив голову, словно выжидая, что произойдет дальше. Квакали лягушки, а за его спиной раздавалось дыхание леса.
– Значит, ты здесь новенький?
Он кивнул.
– Я учусь в школе «Костлайн Мидл».
– И я тоже.
– Круто. Может, у нас даже совпадут занятия.
Мы можем стать друзьями.
– Может быть. – Он взглянул на мой дом с тоскливым выражением лица.
– Почему ты все время пялишься на мой дом?
– Совсем не пялюсь. Просто он… большой.
– Все нормально. – Я прислонилась к стене, как до этого Миллер.
Он ухмыльнулся и сел рядом со мной.
– В нем что-то не так? Не хватает дворецкого?
– Ха-ха. Дом в полном порядке. Когда-то он был идеальным.
– А теперь нет?
– Последнее время мои родители несчастны.
– У кого ж иначе? – Миллер бросил в темноту камешек.
– Да, но я хочу сказать, что они очень несчастны. Стараются друг друга перекричать, кидаются вещами… Забудь. – У меня вспыхнули щеки. Зачем я это рассказала?
Но Миллер встревоженно округлил глаза.
– Они кидались в тебя?
– Нет, это было всего один раз, – быстро произнесла я. – Ну может, два. И все. Ничего страшного. – Я прокашлялась. – Все родители ссорятся, верно?
– Откуда мне знать. Мой отец умер несколько месяцев назад, – произнес он, отвернувшись. – Остались только мы с мамой.
– О боже, мне так жаль, – тихо проговорила я. – Это должно быть тяжело.
– Много ли ты знаешь, – огрызнулся Миллер с внезапным раздражением в голосе. – По крайней мере у тебя шикарный дом. А если родители начинают кричать, то ты наверняка можешь спрятаться в большой уютной комнате, вместо того чтобы…
– Вместо чего?
– Ничего.
Снова повисло молчание. В животе у Миллера заурчало, и он поспешно шаркнул ботинком, чтобы заглушить этот звук, а потом поднялся.
– Мне нужно идти.
Но я не хотела, чтобы он уходил.
– Сегодня мой день рождения, – сообщила я.
Миллер замер, а затем снова сел.
– Да?
– Ага. Мне тринадцать. А тебе?
– В январе четырнадцать. Ты наверняка закатила шумную вечеринку.
– Нет. Мы с моей подругой Шайло посмотрели фильм, а потом родители купили мне торт. Я съела всего кусочек, и не думаю, что родители ели. Там еще много осталось. Хочешь?
Узкие плечи Миллера вздрогнули.
– Он пропадет, если мы его не съедим, – добавила я. – И нет ничего печальнее, чем именинный торт, от которого отрезали всего один кусочек.
– Я могу придумать сотню вещей печальнее, – возразил Миллер. – Но да, от торта не отказался бы.
– Отлично. – Я поднялась на ноги и стряхнула с задницы грязь. – Пойдем.
– К тебе домой? А как же твои родители?
– В моей комнате безопасно. Папа теперь спит в кабинете, а мама будет в своей спальне, но она никогда меня не проверяет. Вообще никогда.
Миллер нахмурился.
– Ты пустишь меня в свою спальню?
Я снова принялась карабкаться по шпалере.
– Да. Я никогда не делала ничего неправильного, но сегодня у меня праздник, а они кричали друг на друга в мой день рождения, поэтому поделом им. – Я посмотрела на него через плечо. – Так ты идешь или нет?
– Наверное.
– Ну давай!
Я вернулась в свою комнату, и Миллер последовал за мной. Я отодвинула лампу, чтобы ему было удобнее. Он перелез через стол и грациозно спрыгнул на пол.
– Теперь мы знаем, что решетка выдержит нас обоих, – заявила я.
Не знаю, почему мне казалось это важным, но интуиция подсказывала, что Миллер не в последний раз залезает в мою комнату.
Но теперь, когда мы стояли рядом в свете настольной лампы, у меня внутри все перемешалось. Немного страха, волнения и предвкушения. Он был выше меня на несколько дюймов, а голубые глаза казались бездонными. Серьезный, задумчивый взгляд. Я не встречала такого ни у кого из знакомых мне детей, кроме, возможно, моей лучшей подруги Шайло.
Миллер заметил, как я наблюдаю за ним, сцепив руки перед собой.
– Что? – настороженно спросил он.
– Не знаю, – ответила я, поправляя очки и теребя прядь черных волос. – Теперь, когда ты здесь, все немного… по-другому.
– Я не собираюсь ничего красть. И не причиню тебе вреда, Вайолет. Никогда. Но если хочешь, я уйду.
– Я не хочу, чтобы ты уходил.
Выражение лица Миллера на мгновение смягчилось, а плечи расслабились.
– Ладно, – хрипло произнес он. – Я останусь.
Сердце болезненно сжалось от прозвучавшей в его голосе благодарности.
Как будто он не привык, что ему рады.
Миллер отвел от меня взгляд – наверное, я буквально пялилась на него – и осмотрел мою безукоризненно чистую комнату с большой двуспальной кроватью и белым покрывалом с рюшами. Всю стену напротив окна занимали книжные полки, а остальное пространство украшали постеры с Мишель Обамой, Рут Бадер Гинзберг и футболисткой Меган Рапино.
– Разве девчонки не завешивают стены плакатами с актерами и рок-звездами?
– Да, потому что все девушки одинаковы, – усмехнулась я. – Это мои источники вдохновения. Мишель напоминает о стиле, Рут о честности, а Меган побуждает стараться изо всех сил. И в футбол я тоже играю.
– Здорово. – Миллер округлил глаза, когда увидел мою ванную. – У тебя есть собственная ванная? Вау. Прикольно. – Он недоверчиво покачал головой и выглядел при этом очень странно.
– Ну хорошо, тогда, эм, жди, – произнесла я. – Пойду принесу торт.
Оставив Миллера в комнате, я тихонько прикрыла за собой дверь и прокралась по длинному коридору мимо гостевых спален и ванных к лестнице. Снова попыталась вернуться нервозность.
«Немного глупо впускать в дом совершенно незнакомого человека. Тебе ведь это известно, верно?»
Но я была отличницей, и учителя всегда хвалили меня за ум и умение хорошо запоминать факты. А факт заключался в том, что Миллер за время нашего короткого разговора не менее трех раз проявил заботу о моей безопасности. Его угрюмость была вызвана подозрительностью, как будто он не мог понять, почему я к нему так добра.
«Потому что он не привык, чтобы люди с ним хорошо обращались. Или к спальням со смежными ванными комнатами».
В нашей огромной кухне с гранитными столешницами и техникой из нержавеющей стали я достала из холодильника коробку с именинным тортом. Никак не могла выбросить из головы урчание в животе Миллера, а потому сунула в сумку из «Трейдера Джо»[1] одноразовые тарелки, кукурузные чипсы, банку сальсы, две банки кока-колы, вилки и салфетки. Закинув сумку на плечо, я схватила коробку с тортом и так же крадучись поднялась наверх.
Я на ощупь открыла дверь своей спальни. Миллер исчез.
– Вот черт. – Я сникла. Разочарование оказалось сильнее, чем я ожидала. Но в следующее мгновение коробка с тортом чуть не выпала у меня из рук, когда Миллер появился из моей гардеробной.
– Я не был уверен, что это ты, – пояснил он.
– Я подумала, что ты меня бросил.
– Все еще здесь. – Он посмотрел на мою сумку с продуктами, и в его голосе промелькнуло беспокойство. – Это что?
– Еда. Я весь вечер занималась…
– Ты занимаешься летом?
– Да. Хожу на подготовку к старшим классам. Когда-нибудь я стану врачом. Хирургом. На это уйдут годы учебы и практики, так что стараюсь работать наперед.
– Ох. Круто.
– Ну так вот, я много занималась и, оказывается, проголодалась. Тут не так уж много. Просто чипсы, сальса и газировка. Ну и конечно торт. – Знаю, не совсем здоровый перекус…
Миллер ничего не ответил. Он слишком умен, чтобы купиться на мою тонко замаскированную благотворительность. Но голод, должно быть, победил гордость, потому что он не стал спорить и позволил мне устроить наш маленький пикник на полу за кроватью, на случай, если нагрянут родители.
Я уселась спиной к стене, а Миллер сидел напротив меня, у моей кровати, вытянув перед собой длинные ноги. Мы ели и болтали о том, с кем он познакомится в школе.
– Капитан молодежной футбольной команды – квотербек, Ривер Уитмор, – сказала я и тут же пожалела, что начала с него. Краска залила лицо. – Ты играешь в футбол?
– Нет.
– Хм, да, значит, он квотербек.
– Ты это уже говорила. – Миллер скользнул по мне проницательным взглядом и тут же отвел его. – Он тебе нравится.
– Что? – практически взвизгнула я, но тут же понизила голос. – Нет, я… почему ты так думаешь?
– Из-за того, как ты произнесла его имя. И у тебя все лицо покраснело. Он твой парень?
– Вряд ли. Посмотри на меня.
– Я прекрасно тебя вижу.
Так и есть. Его глаза цвета топаза не только смотрели на меня, но еще и видели. Возникло чувство, будто на моем лице отражались самые сокровенные тайны сердца. По коже разлился жар, и мне пришлось отвести взгляд.
– Ты же знаешь, как это бывает, – произнесла я. – Я заучка, а он бог футбола. Он даже не замечает моего существования. Но мы с детского сада вмести ходим в школу, и я… не знаю. Мне кажется, я всегда была влюблена в него. – Я прижала ладони к щекам. – Не могу поверить, что только что рассказала тебе все это. Пожалуйста, никому не говори, когда начнутся занятия. Это меня убьет.
Миллер отвернулся и потянулся за газировкой.
– Забуду, что ты вообще об этом упоминала.
– Хорошо… кстати, с Шайло ты тоже познакомишься. Она очень умная и веселая. И к тому же красивая. Удивительно похожа на Зою Кравиц. Она моя лучшая подруга. Мой единственный друг.
– А у меня нет ни одного. Так что у тебя все в порядке.
– Да, но ты только что переехал. А я здесь всю свою жизнь. – Я заправила за ухо прядь волос. Но теперь мы с тобой друзья, верно? Давай обменяемся телефонами! Тогда мы сможем переписываться. – Я схватила с кровати свой телефон. – Вот черт, будет так здорово получать сообщения и не знать наверняка, что они от Шайло.
– У меня нет сотового, – ответил Миллер, вытирая руки о рваные джинсы и не глядя на меня.
– Ох. Погоди, серьезно? – Я уронила телефон на колени. – Как вообще ты без него выживаешь?
– Если тебе приходится без чего-то обходиться, ты просто берешь и обходишься.
– Даже представить себе не могу.
Он нахмурился.
– Держу пари, что так.
– Эй…
– А что? Ты же сама только что сказала, что не можешь представить?
– Да, но это несправедливо…
– Справедливость? – Миллер усмехнулся. – Ты ни черта не знаешь о справедливости.
– Почему ты на меня злишься?
Он открыл было рот, но тут же захлопнул его.
– Ничего подобного.
Я подождала несколько секунд, потом взглянула на него.
– Все в порядке. Ты можешь мне рассказать. Если хочешь.
– Что рассказать?
– Что угодно.
«Например, где ты живешь».
– Мы только что познакомились, – возразил Миллер. – И ты девчонка.
– И что?
– И то. Парни не болтают с девчонками о всякой ерунде. Они общаются с другими парнями.
– Но друзья разговаривают, помнишь? И к тому же… – Я демонстративно огляделась и заглянула под кровать. – Здесь нет парней.
Он издал смешок.
– Боже, ну ты и зануда. Хотя и храбрая.
– Считаешь меня храброй?
Он кивнул.
Мои щеки вспыхнули.
– Меня еще никто не называл храброй.
Наши взгляды встретились, и на губах Миллера промелькнула слабая улыбка. Атмосфера между нами, казалось, потеплела и смягчилась. Просто замечательно в свой день рождения сидеть с этим парнем.
Но затем мама с грохотом распахнула дверь своей спальни, и вниз по лестнице загрохотали ее шаги.
Я вздрогнула, и мы с Миллером замерли. Через несколько минут она заговорила на повышенных тонах, отец ей ответил, они оба спорили все громче и громче, пока не перешли на настоящий крик. Под внимательным взглядом Миллера мое лицо опалило жаром. Желудок сжался в тугой узел, и меня затошнило от только что съеденного.
– Поверить в это не могу, – кричала мама снизу. – Еще один, Винс? Сколько еще?
– Господи Иисусе, уже больше десяти вечера. Отвали от меня, Линн!
Их слова стали приглушеннее – мама, вероятно, бегала за папой по дому, размахивая перед ним какими-то бумагами, как она уже делала до этого. Меня насквозь прожигал стыд. Я подтянула колени и закрыла уши, желая, чтобы родители провалились сквозь землю. Меня окутал хвойный аромат сосновых иголок с привкусом сальсы. Я приоткрыла один глаз. Миллер подвинулся и сел рядом со мной. Он не обнял меня, но сел так близко, что мы соприкасались. Плечом к плечу. Установил контакт. Дал мне знать, что он со мной.
Я прислонилась к нему, и мы прислушивались, пока ссора родителей не затихла. Наверху снова послышались мамины шаги. Дверь захлопнулась. Внизу тоже хлопнула дверь кабинета, и воцарилась тишина.
– Они часто ссорятся? – тихо спросил Миллер.
Я кивнула, уткнувшись носом в его потертую куртку.
– Раньше они любили друг друга, а теперь ненавидят. Мне порой кажется, будто я попала в симуляцию идеальной семьи, но программа дала сбой.
– Почему бы им просто не развестись?
– Думаю, тут замешаны деньги. Они мне ничего не говорят, но я знаю, что они не могут расстаться, пока все не уладится. – У меня защипало глаза. – Но я все еще надеюсь, что вместе с денежным вопросом наладятся и их отношения.
Миллер ничего не сказал, лишь сильнее прижался ко мне плечом.
– Мы друзья, Вайолет, – наконец произнес он, глядя прямо перед собой.
– Что?
– Ты спрашивала… И да. Мы друзья.
Я уставилась на него, а он сверху смотрел на меня, и счастье изгоняло из моего сердца холод, порожденный ненавистью родителей друг к другу.
Я нашла в себе силы улыбнуться.
– Готов есть торт?
Я нарезала клубничный торт в ванильной глазури, и мы с Миллером поели и еще немного пообщались. У него чуть кола не пошла из носа от смеха, когда я рассказывала случай с одним скейтером, Фрэнки Даудом. Как он пытался спрыгнуть на своем скейте с обеденного стола в кафетерии, но упал и опрокинул подносы с едой людям на колени.
– Из-за этого началась драка едой, – продолжала я. – Боже, директор был в бешенстве и пытался сразу задержать весь седьмой класс. – Миллер засмеялся еще громче. Мне нравился его хрипловатый смех. В этот момент все его лицо озарялось светом. На несколько мгновений его напряжение и тревога исчезли, и я почувствовала, что сделала нечто большее, чем просто накормила его.
Мы наелись до отвала, и Миллер тяжело вздохнул.
– Черт, как хорошо… – Но в этот момент ему в голову явно пришла какая-то мысль, и проклятое беспокойство снова к нему вернулось. – Мне пора.
– Тебе не нужно…
– Я должен. – Он поднялся и закинул рюкзак на плечо. – Спасибо за еду. И за торт.
– Спасибо, что съел его со мной, теперь я не чувствую себя такой жалкой.
– Ты не жалкая! – воскликнул Миллер и засунул руки в карманы. – Как думаешь, я могу взять еще один кусочек с собой?
– Возьми хоть весь. Я его не хочу.
– Нет, – тихо ответил он. – Я не заберу твой именинный торт. Только один кусочек. Для мамы.
– Ох. Конечно. – Я завернула кусок торта в салфетку и протянула ему. – Миллер?..
– Не надо, – прервал он меня, убирая торт в рюкзак.
– Откуда ты знаешь, что я хотела сказать?
– Я знаю, о чем ты хочешь спросить, но не стоит. Сегодня был прекрасный вечер. Я не хочу все испортить.
– Если ты скажешь мне, где живешь, это все испортит?
– Да, так и будет. Поверь мне. Это испортит нас.
– Нас?
– Нашу дружбу, – быстро поправился он. – Возможно, ты не захочешь со мной дружить.
– Сомневаюсь, но ладно. Я больше не буду к тебе с этим приставать.
Пока что.
– Спасибо. И спасибо за торт.
– Не за что, – ответила я.
Он направился к окну, и я прикусила губу.
– Увидимся завтра?
– Ты хочешь, чтобы я вернулся? – Его голубые глаза на мгновение загорелись, но затем он небрежно пожал плечами. – Ага. Может быть.
Я закатила глаза и стиснула ладони перед собой.
– Ох, может быть! Значит, я буду весь вечер ждать, тосковать по тебе, надеяться, молиться, чтобы ты вернулся.
Он тихонько рассмеялся.
– Ты такая чудная.
– А ты ворчун. Мы друг другу подходим. Не находишь?
Он кивнул. Его взгляд потемнел в полумраке.
– Увидимся завтра.
Миллер собрался вылезать в окно.
– Эй, погоди! – остановила я его.
– Забыла спросить твою фамилию. Она похожа на имя? Тэд? Джон?.. Ох! Тебя зовут Миллер Генри?
Он ухмыльнулся.
– Стрэттон.
– А моя Макнамара. Приятно познакомиться, Миллер Стрэттон.
Он быстро отвернулся, и я едва успела заметить улыбку на его губах.
– С днем рождения, Вайолет.
О господи, Дневник, это просто безумие какое-то!!! Я только что затащила парня в свою комнату! Мы болтали, ели и смеялись, и мне казалось, что мы знакомы целую вечность. Я не знаю, как еще это объяснить. С Шайло было так же. Мы познакомились и сразу подружились. Миллер не похож на мальчиков из школы, которые пошло шутят и все дни напролет играют в видеоигры. Он глубже. Нет, глупо звучит. В нем сокрыто многое.
Его ворчливость меня тоже не беспокоит, и он не слишком возражал, что я задавала миллион вопросов. Но он все равно остается для меня загадкой. Кажется, понадобятся годы, чтобы узнать его всего. Он не сказал, где живет. У меня такое чувство, что они с мамой бедствуют. Он был так голоден, и одежда в плохом состоянии. Но вокруг такие огромные дома. Он не мог добраться сюда издалека.
Я пригласила его завтра. Надеюсь, придет. Хочется еще раз накормить его, только чтобы это не выглядело как благотворительность. Но больше всего мне хочется снова с ним пообщаться. Хочу познакомиться с ним поближе, и чтобы он тоже получше меня узнал. Ведь это так редко происходит! Знакомиться с новым человеком… все равно что открыть подарок на день рождения.
Кстати, теперь у меня два друга. С днем рождения меня!
II
Миллер вернулся на следующий вечер, и еще через день, а потом приходил еще в течение двух месяцев, пока лето не подошло к концу. Моя первая подруга, Шайло, жила со своей бабушкой, но каждое лето проводила в Луизиане у родственников, так что Миллер прекрасно мне ее заменил.
Вечера мы проводили в моей комнате, что-нибудь перекусывали – Миллер всегда был голоден. Я занималась, а он писал в старой, помятой тетради. Он не показывал, что там написано, а я не совала нос не в свое дело. Но однажды я мельком заметила на странице что-то похожее на стих.
В большинстве случаев мы ходили в центр города или шли на набережную и играли на игровых автоматах, а потом прогуливались по пляжу. Иногда Миллер занимался подработкой в городе, чтобы хоть немного помочь маме. Он сказал, что она работает в закусочной, но он никогда не приводил меня туда и не знакомил нас.
Я же познакомила его с родителями, и по моей просьбе папа нанял Миллера раз в неделю работать во дворе, хотя у нас уже был садовник.
– Он заплатил мне пятьдесят баксов, – сообщил мне позже Миллер, после своего первого рабочего дня, и укоризненно посмотрел на меня. – Это слишком много.
– У нас большой двор, – невинно ответила я.
Он хотел было возразить, но, по-моему, в деньгах он нуждался больше.
Однажды поздним августовским вечером Миллер сидел с блокнотом на коленях и что-то строчил, пока я занималась.
Я закрыла тетрадь по алгебре и сняла очки, чтобы потереть глаза.
– Сделала. За один предмет в старшей школе можно теперь не переживать.
– Ты будешь, как в том старом сериале, «Дуги Хаузер», – произнес Миллер, доедая приготовленный мной бутерброд с ветчиной и сыром. – Уже в шестнадцать поступишь в колледж.
– Не-а. Я не настолько хороша.
– Ты чертовски умна, Ви, – возразил он.
Что-то новенькое. Он стал называть меня Ви. И мне это даже нравилось.
– Ты когда-нибудь расскажешь мне, что пишешь? – спросила я.
– Магистерскую работу для колледжа. – Он сунул блокнот в рюкзак. – Подумал, что тоже могу заранее об этом позаботиться.
– Ха-ха. – Я пожала плечами и вытянула перед собой ноги. – Я нервничаю.
– Почему?
– Завтра ты познакомишься с Шайло. Она вернулась из Нового Орлеана, и я подумала, что другу номер один пора встретиться с другом номер два.
– И ты переживаешь по этому поводу?
Я поиграла ручкой.
– Она может тебе понравиться больше, чем я.
– Тогда я не буду с ней знакомиться.
– Это… глупо.
– Ага, – согласился он, пристально глядя на меня, как будто запечатлевая в памяти весь мой облик ботаника. – Потому что она никогда не понравится мне больше тебя.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю. – Глаза Миллера потемнели. – Кроме того, какое тебе дело? Тебе же нравится Ривер, как его там.
– Верно, но это всего лишь несбыточная мечта. С таким же успехом я могу влюбиться в Джастина Трюдо, потому что это только фантазии. И вообще, я переживаю не из-за того, что тебе понравится Шайло. Она говорит, что никогда не будет встречаться с мальчиком, хотя и не признается почему. Я боюсь, что вы поладите и станете лучшими друзьями. – Я повела плечом. – Не хочу остаться в стороне.
– Никогда этого не допущу.
Я разозлилась на себя за свою застенчивость.
– Ох, забудь. Я первой подружилась с ней и первой подружилась с тобой, так почему же именно я боюсь оказаться в стороне?
– Потому что ты все преувеличиваешь. – Миллер одарил меня своей редкой улыбкой. – Я даже не хочу с ней знакомиться. Я ее уже ненавижу.
Я ухмыльнулась.
– Ты не имеешь права ее ненавидеть. Не обращай на меня внимание. Я веду себя глупо.
– Скорее как параноик… – поддразнил он, зевая.
В последнее время вокруг его глаз залегли темные круги, а лицо в свете настольной лампы выглядело бледнее обычного. Миллер всегда казался немного грустным, но в последние дни это впечатление усилилось. Его грусть стала как будто глубже. Я несколько раз пыталась спрашивать о его усталости и головной боли, которая, похоже, часто его беспокоила. Но он всегда отнекивался и уверял, что с ним все в порядке.
Но он не в порядке, и это очевидно.
Я прикусила губу.
– Могу быть честной с тобой?
– А когда было по-другому?
– Ты неважно выглядишь. Все в порядке? Только не увиливай. Скажи мне правду.
– Я в порядке.
– Мне кажется, ты похудел…
– Я в порядке, доктор Макнамара. Просто болит голова.
– Ты все время это говоришь, но тебе не становится лучше. Это из-за приближения учебы? Ты переживаешь?
Миллер промолчал. Я встала из-за стола и села рядом с ним, но он вскочил на ноги.
– Мне нужно воспользоваться ванной.
Он вышел и закрыл за собой дверь. Я слышала, как он пописал и смыл воду.
– И это тоже – заметила я, когда он вышел. – Ты постоянно хочешь пить и часто бегаешь в туалет.
– Господи, Ви.
– Но так и есть. И это заставляет меня задуматься. – Я с трудом сглотнула. – У вас в доме нет… водопровода? Воды?
– Прекрати.
– Ты можешь мне рассказать, Миллер. Знаешь же, что можешь.
– Нет.
– Можешь, я…
– Забудь. Иначе не сможешь относиться ко мне как раньше. – Он закинул свой потрепанный рюкзак на плечо. – Мне нужно идти.
– Прекрасно, – ответила я, притворяясь злой. – Увидимся завтра.
– Ви… не будь такой, – устало произнес он. – Ты ничего не сможешь сделать, поэтому не нужно переживать.
– Я сказала «прекрасно». Ты не хочешь об этом разговаривать, потому и я не буду. – Я демонстративно потянулась и зевнула. – Пойду спать.
Он мгновение меня разглядывал, а затем кивнул.
– Ладно. Увидимся завтра.
– Ага.
Миллер вылез в окно. Когда он пропал из поля зрения, я надела обувь, схватила толстовку и выглянула из окна. Миллер спрыгнул на землю и направился обратно в лес. Я мысленно сосчитала до десяти, затем как можно тише вылезла из окна и двинулась следом.
Миллер маячил впереди темной, неясной фигурой, в тени разлапистых деревьев, загораживающих лунный свет. Было так темно, что я едва видела, куда ступаю. Я уже практически сдалась и решила повернуть обратно. Затем Миллер включил мини-фонарик, всегда привязанный к его рюкзаку, и его свет повел меня еще глубже в лес.
Мы свернули на проселочную дорогу, которой, вероятно, когда-то пользовались лесничие. Сейчас она вся была в выбоинах и заросла травой. Миллер держался края, направляясь на северо-запад, в глубь леса. Интересно, есть ли здесь так далеко домики? С другой стороны Погонипского леса располагался гольф-клуб. Может быть, его мама работала там по ночам и сотрудникам предоставляли жилье?..
«Неправильно. Все так неправильно».
Рядом со старой проселочной дорогой стоял универсал. Старый, оливково-зеленый, с деревянными панелями. Ржавый. Помятый. В окнах вместо занавесок висели футболки. На приборной доске валялась смятая женская кофта, упаковки от фастфуда и пустые стаканчики. Машина сильно увязла в земле, будто так долго не двигалась с места, что стала частью леса. Сердце сжалось, как от удара в грудь. Эта машина не собиралась доставлять пассажиров в пункт назначения. Она и была пунктом назначения.
Я выглянула из-за дерева, когда Миллер открыл заднюю дверцу автомобиля. Вытащил на землю переносной холодильник, открыл его и схватил бутылку с водой. Опустился на крышку холодильника и выпил всю бутылку. Его плечи обреченно поникли.
Мои глаза наполнились слезами. Я вышла из-за деревьев на дорогу, где лунный свет сиял ярче всего.
– Эй.
Он испуганно вскинул голову и снова опустил ее.
– Привет, Ви, – глухо отозвался он.
– Ты не удивился, увидев меня?
– Больше удивился, что ты не проследила за мной раньше. Ведь не следила?
– Нет, – ответила я. Теперь мы стояли друг перед другом, в темноте, и у меня надломился голос.
– Миллер…
– Не делай этого, – предупредил он, тыча в меня пальцем. – Не вздумай из-за меня плакать, черт тебя дери, Ви. Не надо меня жалеть!
– Ничего не могу поделать. Я переживаю за тебя. И ты никогда не рассказывал… Никогда не говорил…
– А для чего?
– Для помощи. Ты никогда не просил помочь.
– Тут нечего помогать. Что ты можешь сделать?
Я беспомощно покачала головой.
– Не знаю. Что-нибудь. Что угодно.
– Ты меня кормишь. Этого достаточно. Даже слишком.
– Нет… – Я огляделась, пытаясь понять, как двое людей могут жить в одной машине. Как они могли втиснуться в такое маленькое пространство.
«Как там может поместиться такой большой Миллер?»
– Где?.. – Я сглотнула и попыталась еще раз. – Где ты моешься?
– В Парке дружбы, в клубном доме.
– Он только для членов клуба.
– Я тайком. Ты не захочешь этого слышать, Ви.
– Нет. Неправда, захочу.
По моим щекам текли слезы.
«Он такой храбрый».
Не знаю, что я имела в виду под этим словом, но оно казалось верным. Храбрый, потому что так жил и никогда не жаловался, не воровал. Подрабатывал, как мог, чтобы помочь маме.
– Наркотики здесь ни при чем, если ты об этом подумала, – мрачно заявил Миллер. – Отец ушел и забрал все деньги.
– Ты говорил, что он умер.
– Потому что я хочу, чтобы он умер. Но он уехал, а нас выселили из нашей квартиры в Лос-Баньосе. Мама решила, что здесь мы начнем новую жизнь. Тут много работы. Но все так дорого, и чертова машина сломалась, мы не можем уехать. Но мама устроилась работать в кафе, а по ночам…
Он покачал головой, его голубые глаза блеснули в темноте. Я ждала, затаив дыхание.
– Иногда она делает всякие штуки с мужчинами за деньги. Ну как? Достаточно наслушалась? Хочешь знать, каково это – мыть голову в туалете гипермаркета? Или слушать, как мама возвращается в эту чертову колымагу, пахнущая незнакомыми мужчинами, помада размазана, а она улыбается и говорит тебе, что все будет хорошо?
Я судорожно втянула воздух.
– Где она сейчас?
– А ты как думаешь?
– Она вернется сегодня ночью?
– Не знаю. Иногда ей разрешают остаться в мотеле, чтобы помыться и все такое. В таких случаях она спит на настоящей кровати. Я ее не виню. А утром она отправляется на работу в кафе.
Я вытерла нос.
– Оставь ей записку и забери свои вещи.
– Куда же я пойду?
– Со мной, Миллер. Ты пойдешь со мной.
Он выглядел слишком усталым, слишком разбитым, чтобы спорить. Он убрал холодильник и схватил свой потрепанный старый рюкзак.
– У тебя есть грязная одежда?
Он кивнул.
– Возьми с собой.
Я подождала на почтительном расстоянии, пока он вылез из машины с наполовину полным мешком для мусора. Мы молча двинулись обратно к моему дому. Миллер шел впереди, так как лучше знал дорогу. Вместо того чтобы обойти дом сзади и подняться по решетке, я провела Миллера через боковую дверь в гараж и прямиком в прачечную.
– А твои родители?
– Если они нас увидят, скажу, что ты измазался травой, пока работал в саду. Ты здесь, потому что твоя мама работает допоздна, и ты остался без ключей от… дома. – Горло сдавило. – Ты должен остаться на ночь.
Миллер вяло кивнул.
Я открыла огромную стиральную машинку, и он высыпал туда свою одежду и несколько маминых вещей. Потом я взяла его за руку и повела через весь дом наверх, в свою спальню, по пути остановившись у бельевого шкафа. Схватила полотенце и, войдя в свою комнату, указала ему на ванную.
– Прими душ, если хочешь. Или ванну. Мойся, сколько захочешь, но оставь у входа свою одежду, я ее тоже брошу в стирку.
– Хочешь, чтобы я отдал тебе свои трусы?
– Заверни их в джинсы. Мне все равно. Я не буду смотреть.
Миллер сделал, как ему было велено, и я отнесла сверток с его одеждой вниз. Она не так уж и плохо пахла. Лесом, кожаным салоном автомобиля и им.
Включив стиральную машинку, я направилась на кухню и схватила хозяйственную сумку. Бросила в нее две бутылки маминой любимой воды.
«Ни водопровода. Ни туалета. Ни раковины. Ни душа».
На глаза вновь навернулись слезы, но я сморгнула их и схватила еще две бутылки с водой. Я была полна решимости каким-то образом изменить жизнь Миллера, но в груди острым лезвием проворачивалось чувство вины за то, что я не последовала за ним раньше.
Должно быть, мама в тот день ездила в магазин: холодильник и кладовка были забиты. Я сделала два бутерброда с ветчиной и сыром и завернула их в фольгу, затем взяла пакетик чипсов «Доритос», упаковку шоколадного печенья и направилась наверх.
Миллер как раз выключал воду, когда я вернулась в свою комнату. Я поставила сумку и порылась в ящиках в поисках своих наименее девчачьих вещей: черно-белые клетчатые фланелевые штаны и белая толстовка с желтым банановым слизняком – символом Калифорнийского университета.
Дверь в ванную приоткрылась, и оттуда повалил пар.
– Эм, Ви?..
– Держи. – Я сунула одежду ему в руку.
Через несколько минут он вышел. Штаны были ему слишком короткие, но хорошо облегали талию. Он посмотрел на сумку с продуктами.
– Можешь поесть сейчас или взять с собой, – сказала я.
– Я устал.
– Тогда спи.
«В настоящей постели».
Я откинула одеяло и забралась в постель. Миллер замешкался и залез ко мне. Мы лежали на боку, лицом друг к другу. Он зарылся головой в подушку и вздохнул с таким облегчением, что я чуть не заплакала.
– Как долго? – спросила я.
– Одиннадцать недель, три дня, двадцать один час.
Я прикусила щеку изнутри.
– Ты больше не можешь там оставаться.
– Знаю. Когда начнется школа… Я не представляю, что делать, черт побери. Они меня заклюют.
– Им не нужно знать. Но ты должен оттуда выбраться. Хотя бы в приют для бедных.
Миллер покачал головой, уткнувшись в подушку.
– Мама отказывается. Она говорит, что тогда меня у нее заберут. Говорит, что, по крайней мере, машина по-прежнему наша. Да и не факт, что все обязательно узнают. Никто не видит, как я прячусь в лесу. У меня есть шанс.
– А если вас выгонит лесничий?
– Мама собирает деньги на депозит, а я помогаю.
– Сколько времени это займет? Вы оба должны переехать сюда. У нас комнат более чем достаточно.
– Нет, Ви.
– Почему нет? Тебе не кажется, что твоя мама хотела бы… не делать того, чем занимается?
– Да, – выдавил он сквозь стиснутые зубы. – Но она никому не доверяет. И я тоже.
– Ты можешь мне доверять, Миллер.
Жесткое выражение его лица смягчилось. Он хотел было ответить, но на моем телефоне сработал таймер.
– Стирка. Сейчас вернусь.
Я поспешила вниз, мимо кабинета, где бубнил телевизор и из-под двери лился голубоватый свет. Папа все еще был изгнан из спальни на раскладной диван, в то время как мама уютно устроилась в их огромной кровати.
Я остановилась у двери кабинета. Можно попросить помощи у отца. Совета.
Потом подумала, что он разбудит маму, потому что Миллер в моей комнате – в моей кровати. Они будут в бешенстве, начнут читать нам нотации.
Значит, утром.
В прачечной я переложила одежду в сушилку, а когда вернулась, Миллер, похоже, спал.
Я подвинула стул под дверную ручку на случай, если родители вспомнят о моем существовании, и выключила свет. Легла рядом с Миллером и натянула на нас одеяло. Уютно устроилась на подушке, но Миллер открыл глаза.
– Ви… – прошептал он.
– Я здесь.
– Что же мне теперь делать? – Его голос был хриплым, и мое сердце сжалось.
Как будто вот-вот расколется на тысячи кусочков.
– Спать, – ответила я, стараясь казаться храброй. Какой я и была, по его словам. – Мы что-нибудь придумаем.
Он покачал головой.
– Не знаю. Мы живем в автомобиле всего несколько недель, но мне кажется, что я там родился. Временами мне просто хочется, чтобы земля разверзлась и поглотила меня.
– Я этого не допущу. Ты мне нужен.
– Ты не можешь никому рассказывать. Поклянись, что не будешь.
– Миллер…
– Поклянись, или я уйду прямо сейчас и никогда не вернусь.
Он казался слишком измученным, чтобы двигаться, но я знала, что он поднимется и выползет из окна, если не пообещаю. Я зажмурилась, из глаз брызнули горячие слезы.
– Клянусь.
– Спасибо, Ви.
Я подавила рыдания, прижалась к нему и обняла. От него пахло чистотой, такой теплый, но худой. Слишком худой.
«Он похудел со времени нашего знакомства. Жизнь в машине его убивает».
Миллер на секунду напрягся, а потом притянул меня к себе, и я положила голову ему под подбородок. Мы идеально подходили друг другу, как кусочки мозаики.
Он глубоко вздохнул, и его грудь прижалась к моей щеке. Я слушала его сердцебиение, слишком быстрое, как мне показалось. Если бы я уже была врачом, то смогла бы помочь ему и не чувствовала себя такой беспомощной. Удары, казалось, отсчитывали секунды. Но до чего – я не знала. Может быть, чего-то плохого. Я погрузилась в сон, и страх последовал за мной.
III
На следующий день мы шли по обсаженным деревьями тротуарам в центре Санта-Круза, мимо симпатичных магазинчиков, ресторанов и художественных галерей. Мы направлялись в кафе «Брэвери», чтобы встретиться с Шайло. Я внимательно наблюдала за Миллером, отмечая бледность его лица. Проснувшись, я обнаружила в мусорном ведре моей спальни две бутылки из-под воды, и Миллер пожаловался на усталость, даже после того, как спал в моей постели.
– Я почти и не помню, когда спал в настоящей кровати, – сказал он в то утро. – Забыл, каково это.
У меня внутри все сжалось.
– Ты можешь спать в ней каждую ночь, – предложила я, хотя на самом деле это был приказ.
Если его мама будет ночевать в мотелях, я заставлю его спать в моей постели и пить столько воды, сколько захочется. Миллер безропотно и стоически шел рядом со мной. Мы ежедневно очень многое принимали как должное: тепло, туалет, воду от простого прикосновения к крану. Уединение, личное пространство, постель. Миллера всего этого лишили, а он не жаловался и справлялся со всем в одиночку.
Перед ломбардом Миллер остановился и заглянул внутрь. В самом центре на подставке стояла акустическая гитара. Царапины портили бледный корпус, но на грифе более глубокий коричневый цвет выглядел дорого.
– Какая красивая, – заметила я.
– Это моя, – тихо пробормотал себе под нос Миллер. Я повернулась и посмотрела на него.
– Что?
Его глаза округлились, а затем он нахмурился.
– Черт, ничего, не обращай внимания. – Он быстро зашагал дальше, я едва поспевала за ним.
– Это твое? Я не знала, что ты играешь.
– Ты многого обо мне не знаешь.
– Полагаю, что так, – ответила я, стараясь скрыть обиду. – Хорошо получается? Давно играешь?
– С десяти лет. Когда у нас был компьютер, я научился играть по видеоурокам на YouTube.
– А ты умеешь петь?
Он кивнул.
– В основном каверы, но сам тоже кое-что пишу.
Я моргнула, увидев, как он раскрывается передо мной с другой стороны.
– Почему ты мне не сказал? Так вот что ты каждый вечер пишешь в блокноте? Сочиняешь песни? Ты мог бы сыграть для меня…
Миллер остановился и резко повернулся ко мне.
– Ну, для этого уже слишком поздно, не находишь? Господи, Ви! Ты когда-нибудь перестанешь задавать вопросы, помогать и… копаться в моем дерьме?
Я отшатнулась, как от пощечины.
– Я не… Я думала…
Он яростно провел ладонью по волосам.
– Мне не следовало говорить тебе о гитаре.
– Почему?
– Потому что теперь ты просто воспользуешься своими возможностями богатенькой девочки и выкупишь ее. Ты уже достаточно помогла. Ты сделала достаточно. Большего я принять не смогу.
Я поймала его напряженный взгляд, глубокий, засасывающий. В темной глубине его глаз плескалась боль. Неосуществленные желания, ощущение потери и вкус к жизни. То, что пробудилось в нем после горячего душа, настоящей постели и еды.
– Я не стану ее выкупать, – произнесла я.
– Пообещай мне.
Я прикусила губу, переминаясь с ноги на ногу.
Миллер выпятил челюсть.
– Я должен сделать это сам. Обещай мне, Вайолет.
– Пообещаю, если ответишь на один вопрос. Ты такой грустный последнее время не из-за отсутствия гитары?
– Я не грустный…
– Это было неделю назад, верно? Когда ты ее продал?
Он неохотно кивнул.
– Но я ее не продал, а заложил. Есть разница. Если продать, то потеряешь навсегда. А если заложить, то можно вернуть.
– А что, если ее купит кто-нибудь другой?
В глазах Миллера всколыхнулся страх.
– Мы должны ее вернуть, – заявила я. – Потому что ты сам не свой. Как будто потерял частичку себя, и я просто думаю…
– Не думай, Вайолет, – оборвал он меня, внезапно запыхавшись. Его лицо покраснело, как будто он только что пробежал марафон. – Ничего не делай. Просто оставь это. Пообещай.
– Ладно, ладно, я обещаю, – тихо сдалась я, в основном потому, что этот разговор его расстроил.
– Прости, что вспылил на тебя, – произнес он. – Ты была… очень добра ко мне. Черт возьми, благодаря тебе моя жизнь стала вполне сносной. – Он поднял руку, будто хотел пригладить прядки, выбившиеся из моего хвоста, но передумал и засунул ее в карман. – Ты – лучшее, что случилось со мной за очень долгое время. Я просто не привык… к удобствам. Долгий душ. Кровать. И теперь мне еще больше не хватает того, чего у меня нет.
– Я хочу, чтобы у тебя и дальше это было, – тихо произнесла я. – В моем доме. В любое время. И у твоей мамы. Все, что вам нужно.
Я коснулась кончиками пальцев его запястья, а затем сжала ладонь. К моему удивлению, глаза Миллера наполнились слезами, когда он посмотрел на наши руки. Его грубые пальцы переплелись с моими и держали так крепко…
Но потом он быстро отпустил меня и отвернулся. Мы молча двинулись дальше по улице. Как только прошли квартал, шаги Миллера стали неуверенными. Он немного пошатывался и периодически натыкался на стены ресторана или магазина, когда проходил слишком близко.
– Эй! – Я схватила его за руку. – Что случилось?
– Не знаю. Ничего. Просто пить хочется. Мне нужна… вода.
На другой стороне улице располагался магазин «7-Eleven», и Миллер прошаркал через дорогу прямиком к нему, даже не посмотрев по сторонам. Пикап ударил по тормозам и громко просигналил, но Миллер не обратил на него внимания.
Я поспешила следом.
– Миллер, эй! Ты меня пугаешь.
Он проигнорировал меня, его взгляд был прикован к «7-Eleven». Войдя в магазин, он направился к холодильникам с напитками и схватил самый большой «Гаторейд».
– Хочешь что-нибудь? – спросил он напряженным голосом, пока выуживал пятерку из переднего кармана джинсов.
– Нет, спасибо. – На сердце немного потеплело от того, что он пытался обо мне заботиться, даже когда ему пришлось заложить свое самое ценное имущество.
Миллер расплатился за воду, и мы завернули за угол. Он сполз по стене и выпил неоново-желтую жидкость. Я наблюдала, как он несколькими глотками опустошил половину бутылки, а затем с облегчением прикрыл глаза.
– Лучше? – спросила я, присев рядом с ним. «Пожалуйста, скажи мне, что тебе лучше».
Он кивнул, но затем допил и вторую половину.
Я вытаращила глаза.
– Здесь был почти литр. Миллер…
– Я в порядке, док, – устало произнес он. – Мне пора возвращаться.
Он хотел было подняться, но я удержала его.
– Нет. Тебе нужна помощь. У тебя все лицо горит, а глаза словно стеклянные.
– Все хорошо. Клянусь. Иди к своей подружке без меня. – Он слабо улыбнулся. – Увидимся в понедельник в школе. Господи, ну разве это не круто? Первый день в школе. Не могу на хрен дождаться.
Я внимательнее присмотрелась к нему, снова жалея, что не могу прочитать его симптомы и заставить выслушать меня. Но он встал и пошел обратно, все еще держа в руке пустую бутылку из-под «Гаторейда». Хотя шел уверенно, как обычно.
«С ним все в порядке», – подумала я. Потому что так и должно быть.
Это логично, говорила я себе, направляясь к кафе. Жизнь в машине не могла не сказаться на Миллере. Стресс. Голод. Холод. Наверняка у него лихорадка из-за плохих условий. Одной ночи в моем доме явно недостаточно.
«Это должно прекратиться. Им нужна помощь».
Но я поклялась Миллеру, что не выдам его тайну. Он этого потребовал. И никогда больше со мной не заговорит, если я попытаюсь ему помочь. Хотя даже не представляю, как это сделать. Если станет известно, что он живет в машине, это его убьет. В нашем районе тоже жили бедные дети, но это не то же самое, что быть бездомным.
«Должен же быть какой-то выход, – думала я. – Я могу одолжить деньги у папы. Или быстро заработать. Может, взять из отложенных на колледж. Достаточно для первого взноса и первый месяц аренды квартиры».
Мысли натыкались на кирпичную стену.
«А если после этого они не смогут каждый месяц платить за квартиру?»
Шайло помахала мне из кафе «Брэвери», на ее запястьях сверкало множество серебряных и медных браслетов. Я сменила встревоженный взгляд на улыбку. Она тоже не могла знать о ситуации с Миллером, хотя мне до смерти хотелось ей рассказать. Она бы стала настаивать, что я должна немедленно обо всем рассказать кому-то еще. Но я пообещала Миллеру, а свои обещания всегда нужно держать.
Хотя иногда это нехорошо и неправильно.
Иногда это может стать худшим поступком в твоей жизни.
В тот вечер я оставила окно своей спальни открытым, чтобы услышать Миллера, если он появится. Все было тихо до девяти или около того, а потом послышался звук, как будто кто-то продирался через лес. Я посмотрела вниз и увидела спотыкавшегося Миллера, он что-то бормотал себе под нос. Как будто пьяный.
– Миллер?
Он поднял лицо, и у меня перехватило дыхание от того, насколько он был бледен. Как привидение. Он смутился. Как будто не узнавал меня.
«О боже, это плохо. Очень плохо».
Он что-то пробормотал и упал на колени. Я как можно скорее спустилась по шпалере и оступилась. Ладони заскользили по дереву, и я свалилась на землю как раз в тот момент, когда Миллер открыл кран нашего садового шланга. Он пил из него так, словно умирал от жажды. Как будто несколько месяцев провел в пустыне. В нос ударил запах мочи, от которой потемнели его штаны, и еще какой-то фруктовый запах, которому здесь не место.
– Миллер, подожди… Пожалуйста, остановись.
Я потянулась, чтобы забрать у него шланг. Меня ужасала его дикая жажда. Словно бешеный зверь, он направлял струю в рот, захлебываясь, заливая водой лицо и футболку. Он оттолкнул меня и продолжал жадно пить, пока не закатил глаза, показывая белки. Затем его тело обмякло, и он тяжело рухнул на землю. Не двигаясь.
Из меня вырвался сдавленный крик. Сердце бешено колотилось о ребра. Я отбросила шланг в сторону, подползла к Миллеру и прижалась ухом к его мокрой от воды груди. Он все еще дышал, сердце билось, но слабо.
– Кто-нибудь, помогите!
Темная ночь поглотила мой крик. Я в отчаянии раскачивалась взад и вперед, ища в карманах телефон, который наверняка оставила наверху.
Он оказался в заднем кармане.
– Ох, слава богу. – Дрожащими руками я набрала 9–1–1. – Держись, Миллер. Пожалуйста. Держись…
Говорят, что когда вот-вот умрешь, вся жизнь мелькает перед глазами, но никто не говорил, что то же самое происходит, когда вы теряете дорогого вам человека. Словно в ускоренной съемке, я уже видела похороны Миллера, первый день школы, который я проплачу в одиночестве в своей комнате…
Сейчас два часа ночи, а я только что вернулась из больницы.
Вчера Миллер выпил огромный «Гаторейд», как мальчишка из университетского братства пиво на спор.
Сегодня ночью он отключился у меня во дворе, высасывая воду из садового шланга, словно пытался утопиться.
Я позвонила 9-1-1, а потом мама кричала на меня из окна моей спальни, а папа бегал по заднему двору. Появились пожарные машины, «скорая помощь», и все спрашивали меня, что случилось. Все это время Миллер лежал у меня на коленях, едва дыша, не шевелясь, с бледным, как смерть, лицом.
Меня не пустили с ним в «скорую», а так как я не могла связаться с его мамой, он ехал один. Совсем один. По дороге в больницу родители допрашивали меня о том, почему Миллер оказался у нас поздно ночью, часто ли это случалось и что, черт возьми, происходит?
И поскольку мои родители всегда оставались верными себе, они принялись обвинять друг друга, что никто не обращал внимания, а теперь в мою комнату каждую ночь прокрадывается «газонокосильщик».
Хорошо. Пусть и дальше грызутся как собаки, по крайней мере они хотя бы не спрашивают меня о Миллере.
Но в больнице спрашивали копы. Врачи, социальный работник… Они все хотели о нем узнать, чтобы связаться с его родителями, пока его везли в реанимацию для неизвестно какого лечения. У него случился инсульт? Аневризма? Никто ничего мне не говорил.
Рыдая так, что едва могла видеть, я рассказала все, что знала. Что мать Миллера, Лоис Стрэттон, днем работала в круглосуточном кафе на 5-й улице. Я сказала, что по ночам она тоже работает, но Миллер не говорил мне где. По крайней мере, я почти не врала.
Где он живет? Адрес?
Я заплакала еще сильнее, когда сказала им, что у него нет дома. Я не хотела нарушать свое обещание, но какая-то часть меня испытала облегчение. Вдруг теперь кто-нибудь им поможет.
Во мне теплилась надежда, что слухи об этом не разнесутся по школе, но одним из полицейских оказался Митч Дауд, отец Фрэнки. Он расскажет Фрэнки, а Фрэнки всем разболтает, катаясь на своем скейтборде, воображая себя Полом Ревиром[2].
В приемной я мысленно попросила у Миллера прощение, сказала, что он может злиться на меня сколько угодно, лишь бы очнулся и с ним все было в порядке.
После, казалось, бесконечного страшного ожидания, нам наконец сообщили новости. Ювенильный диабет 1 типа. Уровень сахара в крови Миллера почти превысил шестьсот миллиграммов, и один из врачей употребил термин «Гиперосмолярная диабетическая кома». Я, конечно, слышала о диабете, но об остальном не имела ни малейшего представления, кроме того, что он чуть не умер.
Врачи сказали, что состояние Миллера стабильное. Полиция сказала, что найдут его маму. Ничего не оставалось делать, как идти домой.
В машине мои родители были слишком уставшими, лишь вяло огрызались друг на друга, и отправили меня спать с обещанием «поговорить обо всем утром».
Но не успела я закрыть за собой дверь, как они снова вскинулись обвинять друг друга в том, что не знают, что происходит под их собственной крышей.
Я их ненавижу. Я люблю Миллера.
Говорю это сейчас впервые, записываю черным по белому, потому что это абсолютная правда. Я никогда раньше не чувствовала ничего подобного. Как будто мое тело ожило и все чувства обострились. Но мне страшно. Я уверена, что он не чувствует того же. Да и с чего бы? Я – занудная, надоедливая девчонка, которая лезет в его дела. Он всегда так говорит. Но мы же друзья. Он мой лучший друг. Родственная душа, так называют человека, без которого не можешь жить? Человека, ради которого ты готова на все, лишь бы он был счастлив.
В этом я уверена. Я не могу потерять его снова. Но чем больше люди давят друг на друга, тем хуже все становится. Взгляните на моих родителей. Когда-то они тоже были лучшими друзьями.
Я не собираюсь все усложнять и портить между нами. Но я могу позаботиться о нем, чтобы он был в безопасности.
И буду делать это всегда.
IV
Тогда я понял, что буду любить ее вечно.
Врачи ушли. Они объяснили мой диагноз, и он придавил меня тяжелым грузом. Всю оставшуюся жизнь мне придется следить за тем, что я ем и пью, словно на диете «Весонаблюдателей», постоянно измерять и подсчитывать углеводы, отвешивать граммы сахара, чтобы показатели оставались стабильными. Физические упражнения – это прекрасно, говорили врачи, но я должен быть осторожен, иначе могу ослепнуть, потерять ногу или впасть в кому и умереть, как Джулия Робертс в любимом мамином фильме. Скованному по рукам и ногам правилами, диетами и ограничениями, мне придется нести бремя уколов и таблеток всю оставшуюся жизнь.
Затем в моей больничной палате появилась Вайолет. На ней были надеты желтая футболка и джинсовые шорты. Блестящие черные волосы наспех собраны в хвост, а темно-синие глаза за стеклами очков полны сочувствия и беспокойства. За меня.
А в руке у нее была моя гитара.
Тело словно весило тысячу фунтов, но с души в этот момент свалилась тяжелая ноша.
– Ты обещала… – прохрипел я.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – произнесла она дрожащим голосом, пытаясь улыбнуться и сдержать слезы. Она положила гитару мне на колени. – Тебе вообще нравятся гитары? Я не знала. Это подарок для выздоровления. Увидела ее в витрине и решила, что должна ее тебе подарить.
Плотина прорвалась, и ее плечи сотрясли рыдания. Я не мог поднять руки, чтобы обнять ее, когда она уткнулась лицом мне в бок.
– Мне жаль. Мне так жаль, – плакала она. – Я должна была… сделать больше. Господи, я же хочу стать врачом, но ничего не заметила. Никаких признаков.
– Ты спасла меня.
Вайолет резко выпрямилась и сняла очки, чтобы вытереть глаза.
– Нет. Я позвонила в 9-1-1. Но все не зашло бы так далеко, если бы я что-нибудь предприняла раньше.
Я покачал головой. Пальцы потянулись к гитаре, чувствуя ее гладкое дерево и вес на коленях. Папа подарил мне ее на мой десятый день рождения. Тогда еще были хорошие времена. Когда она впервые оказалась у меня в руках, я почувствовал, словно мне вернули какую-то часть меня, о которой я раньше и не подозревал.
Вайолет была права – заложить гитару было равносильно тому, чтобы оторвать конечность и отдать ее тому потному парню за прилавком. Не думал, что когда-нибудь снова возьму ее в руки.
А теперь мне ее вернули. Теперь я могу играть и петь для Вайолет все песни, которые написал в ее комнате, пока она сидела в футе от меня и не подозревала, насколько совершенна…
– Но я никогда больше не буду такой невежественной, – сообщила Вайолет, снова надевая очки и выпрямляясь. – Диабет 1-го типа требует инъекций инсулина, контроля уровня глюкозы и соблюдения диеты. Я собираюсь изучить этот вопрос. Научусь делать инъекции и прокалывать палец, считывать показатели и следить за тем, чтобы твое состояние оставалось стабильным. И собираюсь контролировать тебя, чтобы ты выполнял все указания, заботился о себе, чтобы никогда… больше никогда…
Ее снова захлестнули рыдания, и из глаз полились слезы.
– Ви, не надо…
– Я так испугалась, Миллер, – прошептала она. – Прости.
– Ты не виновата.
Это меня разрывало чувство вины за то, что она видела меня таким, но в груди расцветала надежда. Ее слезы, ее страдания… Они могут означать только одно.
Она тоже меня любит…
Потом пришла медсестра и показала, как проверять кровь на датчике, который измеряет уровень сахара. Ви внимательно наблюдала, мысленно делая заметки.
– Можно мне посмотреть? – спросила Ви, когда медсестра закончила. – Когда-нибудь я стану врачом.
– Как закончишь, выброси в мусорное ведро. – Медсестра отдала ей индикаторную пластинку и вышла из комнаты. Вайолет подождала, пока она уйдет, и проколола себе палец.
– Что ты делаешь?
Она взяла меня за руку и прижала палец с рубиново-красной каплей крови на кончике к моему.
– Обещай мне, – произнесла она. – Обещай мне, что мы всегда будем друзьями. Я не могу снова потерять тебя. Никогда…
Всегда быть друзьями.
Мне хотелось рассмеяться и сказать ей, что это невозможно. Что я пересек границу в ту ночь, когда мы познакомились. Что рядом с ней вся моя жизнь собирается воедино из осколков, пусть даже ненадолго. Мы месяцы проводили вместе, и каждую минуту я пытался найти в себе мужество сказать ей, что бедный бездомный ребенок, которому нечего предложить, готов отдать за нее жизнь.
Я с трудом сглотнул и подавил рвущиеся наружу слова, потому что мне тринадцать и я не должен любить такую девушку. Так рано. Так всепоглощающе.
– Я обещаю…
Часть II
Четыре года спустя
1
Миллер
– Я обещаю…
Я ударился лбом о стекло, когда автобус попал колесом в выбоину, выдернув меня из моих мыслей. Из воспоминаний о том утре в больнице, которое было лучшим и худшим одновременно. В тот день я не только понял, что люблю Вайолет, но и отпустил ее.
– Глупое чертово обещание.
Я оглядел почти пустой салон; было темно, и никто, казалось, не слышал меня. Или притворились. Футляр с гитарой лежал у меня на коленях, и я крепче сжал его, нервничая.
Теперь мы жили в разных концах школьного округа. Оказывается, моя госпитализация и поставленный четыре года назад диагноз имели и положительный эффект. Для подобных мне детей и их семей существовала благотворительная программа, чтобы помочь им встать на ноги, а также чтобы я ненароком не прикончил себя в машине, пытаясь ввести инсулин. Нам выделили социальное жилье на задворках на скалистом утесе с видом на пляж Лайтхаус.
Теперь для встречи с Вайолет мне приходилось ехать на автобусе, а не шататься вечерами по темному лесу, но я все равно старался видеть ее как можно чаще. Насколько позволяло ее свободное время, которого с каждым годом становилось все меньше.
«Она ускользает, потому что ты бесхребетный осел».
После того как Вайолет вернула мне гитару, она каждый вечер просила поиграть ей. Я раньше никогда ни для кого не играл. Она мой первый слушатель. Сидя вечерами в ее комнате, мы делали уроки или разговаривали, а потом она просила меня спеть. Что я и делал. Вместо того чтобы рассказать ей о своих чувствах, я пел и играл, а она так и не узнала. Даже не подозревала.
Она считала себя слишком скучной, чтобы понравиться парню, а я был слишком труслив, чтобы сказать ей, как она ошибается.
Я прятался за чужими песнями. Например, «Yellow» от Coldplay. Ее любимая. Она стала «нашей песней». Вайолет думала, что я выбрал ее, потому что она хорошо звучит на акустической гитаре. Но не подозревала, что каждое стихотворение посвящено ей. И она всегда плакала, повторяя снова и снова, какой я талантливый. Одаренный. Пророчила мне славу.
Я ей не верил, но знал, что хочу заниматься музыкой всю оставшуюся жизнь. Вайолет показала мне правильный путь, и я полюбил ее за это. Любил по тысяче причинам, но она высоко ценила нашу дружбу, поэтому я, стиснув зубы, уважал ее решение.
Я позволил ей болтать глупости о том, как ужасна любовь и как она все разрушает.
Позволял слушать, как спорят ее родители, и думать, что так происходит со всеми.
И я обещал быть ее другом. Поклялся на крови.
А чтобы вонзить нож еще глубже, она продолжала восхищаться этим ублюдком Ривером Уитмором. Я подозревал, что она лелеяла свое увлечение, потому что это было безопасно. В душе Вайолет тоже жили свои демоны, просто другие.
Но я больше не мог этого терпеть. Завтра был первый школьный день. Мне предстоял еще один год – наш выпускной год в старшей школе – и Вайолет никогда не узнает, что я чувствую. Я должен сказать ей, пока не стало слишком поздно. Убедить ее отбросить страх и увидеть, как хорошо и правильно нам будет вместе. Насколько идеально, черт побери.
Насколько мы подходим друг другу.
Должно быть, Вайолет меня ждала, потому что, как только я обошел ее дом, окно тут же открылось.
– Иди сюда, быстро!
Она помахала мне, в руках у нее шуршал белый прямоугольный конверт. Ее родителям было все равно, войду я в парадную дверь или нет. Но каждый вечер я взбирался по шпалере, как Ромео в пьесе. Только в той версии, где Ромео у Джульетты во френд-зоне. Жестоко.
Сначала я просунул в окно футляр с гитарой, и Ви осторожно отложила его в сторону, пока я, как обычно, заползал внутрь. И, как обычно, у меня перехватывало дыхание от ее вида.
Когда мы познакомились, Вайолет Макнамара была заучкой, как она сама себя назвала, но за последние четыре года превратилась из теплой, пушистой гусеницы в настоящую бабочку – глаза глубокого синего цвета, блестящие черные волосы и тело, которое благодаря футболу было в прекрасной форме, но округлое во всех правильных местах.
Для меня она само совершенство.
Мне нравилось, как она в задумчивости проводила языком по брекетам или как полировала очки о футболку, серьезная и умная, словно профессор колледжа.
Чертовски умная.
Два года назад она сняла брекеты. Вскоре после этого ей попали по лицу во время игры в футбол. Думаю, ей выписали дерьмовые контактные линзы, потому что она до сих пор не видела, насколько красива. А может, и видела, хотя никогда не говорила об этом. Но ее уверенность росла вместе с ней. Теперь она общалась не только со мной и Шайло, а еще и с подругами по учебной группе, девушками из футбольной команды, участвовала в дебатах и вступила в клуб математики и науки. Ее все любили, в том числе и популярные ученики.
Такие, как чертов Уитмор.
Я кашлянул и переключил свое внимание на конверт в ее руке.
– Ну что, получила?
– Да! – воскликнула она и смерила меня взглядом. – Какие показатели?
– Я… что? Все в порядке.
– Когда ты в последний раз ел?
Я закатил глаза, но от ее заботы по телу разлилось тепло.
– После работы. Перед тем, как сесть в автобус.
Вайолет сузила свои большие, невероятно темные синие глаза, внимательно рассматривая меня, словно своего будущего пациента.
– Могу я?..
Я усмехнулся, когда она схватила меня за запястье, чтобы посмотреть данные на умных часах, подключенных к устройству непрерывного мониторинга глюкозы. Маленький датчик CGM с вставленной под кожу иглой крепился к моему животу. Он постоянно контролировал уровень глюкозы в крови, а показатели высвечивались на часах. Если они становились слишком низкими или слишком высокими, часы издавали сигнал. Подарок от штата Калифорния, поскольку мы были слишком бедны, чтобы позволить себе такую роскошь.
– Хорошо, – протянула Вайолет, отпуская мою руку. – Показатели хорошие, но, если захочешь есть или что-нибудь еще, говори.
– Хватит тянуть время и давай, рассказывай. Тебя взяли или нет?
– Я еще не открывала. Ждала тебя. – Она начала было вскрывать конверт с логотипом Медицинского центра Калифорнийского университета, но остановилась. – А что, если я им не нужна?
– Как это ты можешь быть им не нужна?
«Вообще кому-либо?»
– В Волонтерской программе по уходу за пациентами большая конкуренция, – начала было она, но я отмахнулся от ее слов.
– У тебя результат GPA – один на миллион, и ты отлично прошла собеседование. Не говоря уже о том, что это твое призвание. Так что открывай уже конверт и получи свое направление.
– Верно. Ладно.
Вайолет открыла конверт. Улыбка, озарившая ее лицо, вошла в мою следующую песню.
– Ох, ни фига ж… – выдохнула она и прикрыла рот рукой.
Она пробежала глазами первую страницу.
– Меня взяли. Взяли!
Она бросилась мне на шею. Ее тело дрожало от возбуждения, и я обнял ее так крепко, как только осмелился. Вдохнул ее свежий цветочный аромат и позволил себе на мгновение коснуться пальцами шелка ее волос. Она грудью прижалась к моей груди, и я с трудом сдержался, чтобы не скользнуть ладонями по ее стройной талии ниже, к широким бедрам и округлой попке. Она была не просто красива, но еще и соблазнительна… о чем мне частенько напоминало мое семнадцатилетнее тело.
Я отстранился от нее прежде, чем мой член возьмет на себя смелость сообщить о пошлых мыслях. Я хотел ее, отчаянно, но сначала она должна узнать, как сильно я ее люблю.
Она вцепилась в листок обеими руками.
– Поверить не могу. Мне просто необходима эта Волонтерская программа. Вишенка на торте к моим шансам поступления в медицинский колледж.
Я ухмыльнулся.
– Ты уже упоминала об этом не раз и не два.
– Не умничай. – Она дружески ткнула меня кулаком в плечо и открыла вторую страницу. – Давай посмотрим, к кому меня прикрепили. Надеюсь, это ты.
Я небрежно прислонился к ее столу, не позволяя показать, как сильно мне этого хочется.
Мне не нужен волонтер, если им окажется не Вайолет, но мой эндокринолог рекомендовал воспользоваться этой программой. Справляться с моим видом диабета трудно, труднее, чем с остальными. Будь Вселенная ко мне благосклонна, Вайолет прочла бы мое имя и адрес. Тогда она бы приходила ко мне два раза в неделю, помогая измерять глюкозу, колоть инсулин, проверять наличие игл и шприцов, правильных продуктов в холодильнике. Вайолет и так почти все это делала, просил я ее или нет, но, если бы ее официально ко мне прикрепили, ей пришлось бы два раза в неделю бросать бесконечную учебу и новых популярных друзей. Она была бы в моем полном распоряжении.
Но Вселенная оказалась не только не благосклонна, но и откровенно жестока.
– О боже, – выдохнула Вайолет, опускаясь на кровать. Она подняла на меня свои темно-синие глаза, в которых промелькнул страх.
– Что там? Кто?
– Может, мне не стоит тебе говорить. Врачебная тайна.
– Да брось, Ви. Это же я. Ты же знаешь, что я никому не проболтаюсь.
Вайолет закусила губу.
– Поклянись, что не расскажешь. Потому что это серьезно. Серьезнее, чем я ожидала.
– Клянусь.
Она понизила голос:
– Меня прикрепили к Нэнси Уитмор. Маме Ривера.
«Ривер, мать его, Уитмор. Ну конечно».
Я прокашлялся.
– Она больна?
Вайолет кивнула.
– Здесь не указаны подробности, но буквально на днях папа отвозил свою машину в уитморскую автомастерскую. Когда он вернулся, они с мамой тихо разговаривали. Я больше одного раза услышала слово «рак». – Она опустила руку. – Господи, бедный Ривер. Наверное, поэтому он этим летом не веселился с нами.
«Нами» было относительным понятием, но я пропустил это мимо ушей. Никогда не общался с популярными друзьями Ви, но эгоистично радовался, что летом она была практически свободна от общества Ривера. И все из-за болезни его мамы.
«Вселенная та еще стерва».
Себя я ощущал не лучше.
Вайолет испуганно посмотрела на меня.
– Господи, а что, если все совсем плохо?
– А чего они от тебя ждут? – спросил я, чувствуя растущее желание защитить ее. – Не что-нибудь трудное?
– Нет-нет, простые вещи. Поменять постельное белье, принести поесть, почитать ей, заботиться, чтобы ей было удобно.
Я нахмурился.
– По мне, очень похоже на заботу об умирающем.
– Но так и есть, разве нет?
– Ты готова к этому?
Вайолет кивнула и выпрямила спину, на ее лице заиграло фирменное упрямое и решительное выражение.
– Я могу это сделать. Я хочу помочь. И если собираюсь стать врачом, то это тоже будет частью моей работы, верно? Как хорошей, так и плохой.
– Наверное. Следить за тем, чтобы семнадцатилетний диабетик ел овощи, и ухаживать за умирающей женщиной – не одно и то же.
Вайолет махнула рукой.
– Но все может оказаться не таким серьезным, как мы думаем. Вдруг ее смогут вылечить, и она выздоровеет. Мы не должны предполагать худший сценарий.
Я промолчал. По моему опыту, единственный способ к чему-то подготовиться – это предположить худшее. В тот вечер мне следовало прислушаться к собственному совету.
– Будь осторожна, – произнес я. – Если будет слишком тяжело, скажи им.
Вайолет улыбнулась.
– Хорошо.
«Ты этого не сделаешь».
Если мама Ривера была смертельно больна, Вайолет останется с ней до конца, независимо от того, сколько нервов от нее это потребует. Но самое ужасное состояло в том, что она будет ходить к Риверу дважды в неделю. Я ненавидел терзавшую меня ревность, в то время как мама бедолаги могла умереть. Но я знал, как все произойдет. Вайолет в качестве сестры милосердия еще больше очарует Ривера Уитмора, и он влюбится в ее храбрую и сострадательную душу. Да и как иначе?
Со мной именно это и произошло.
Вайолет заметила мое мрачное выражение.
– Мне очень жаль, что меня не приставили к тебе, но я рада, что тебе тоже кто-нибудь поможет. Не доставляй хлопот своему волонтеру, ладно?
– Кто, я?
– Серьезно. Я за тебя переживаю.
– Не стоит.
Вайолет закатила глаза.
– Как будто это возможно. – Она склонила голову набок и встала, шагнув ко мне поближе. Я чувствовал аромат ее духов и мыла, которым она пользовалась в душе. – Сейчас ты выглядишь немного бледным. Чувствуешь слабость? Не хочешь перекусить?
– Я не хочу есть! – практически выкрикнул я, заставив ее вздрогнуть.
На фоне серьезной болезни ее будущей подопечной песня, которую я собирался спеть для Вайолет, казалась глупой и невероятно эгоистичной. Да и как я мог рассказать о своих чувствах, когда Ривер занимал все ее мысли?
Я вцепился в край стола так, что заболели костяшки пальцев. Во мне боролись злость на Уитморов за то, что они разрушили мой план, и глубокое сочувствие из-за ворвавшейся в их жизнь трагедии.
Поэтому я поступил очень по-взрослому и выместил свою злость на Вайолет.
– Миллер?..
– Я в порядке, – выдавил я сквозь зубы. – Все такой же. А вот ты меняешься. Что, черт возьми, с тобой происходит?
– Со мной? – Вайолет опустилась на кровать. – Что ты имеешь в виду?
– Ты стала отдаляться.
Она моргнула.
– Когда?
– Последнюю неделю. Этим летом. Весь прошлый год. С тех самых пор, как начала общаться с Ри… Эвелин Гонсалес и ее друзьями. Значит, вот что случилось в этом году? Мы уже недостаточно крутые для тебя?
Господи, мое раздражение теперь неслось со скоростью поезда, который я не мог остановить.
– Ты же знаешь, что это неправда, – возмутилась Вайолет. – И кто мы? Шайло что-то сказала? Я только вчера была с ней…
– Нет.
– А ты? Мы же прямо сейчас вместе. – Она расстроилась. – Ты действительно думаешь, что в прошлом году я тебя избегала в школе? Это неправда.
– Не надо меня жалеть, черт подери, Ви! Я просто говорю то, что я – мы – заметили. Что-то изменилось, и уже давно.
– У меня появились новые друзья. Но это не значит, что я забываю о своих старых.
– Ну да. Как дела с Ривером? – процедил я сквозь зубы.
– Кроме того, что его мама, возможно, умирает? Нет никаких «дел». Я уже сотню раз тебе говорила. Он едва ли со мной разговаривает. Мы не встречаемся и ничего такого.
– Пока.
Она скрестила руки на груди.
– Ревнуем, да?
Я с трудом сглотнул. Ну вот. Сейчас или никогда. Исповедаться или навеки погрязнуть в страданиях.
Между нами повисло напряженное молчание, и Вайолет испуганно уставилась на меня, боясь, что я вот-вот разрушу нашу дружбу. Нарушу нашу клятву на крови.
Я играл желваками в борьбе с собой, как вдруг снизу, словно извержение, раздались громкие крики – один низкий, другой более высокий. Как всегда, это выбило Вайолет из колеи, омрачило ее радость. Она оторвала от меня взгляд и уставилась в пол, затем вздрогнула, так как снизу донесся звук бьющегося стекла. По лестнице загрохотали шаги. Мы оба замерли, когда голоса ее родителей стали громче.
– Нет, Линн, ты не сделаешь этого, – закричал отец. – Не поступай так с ней.
– Не указывай мне, что делать, – выплюнула мама. – Это касается нас всех.
Я инстинктивно встал перед Вайолет, когда распахнулась дверь и в проеме появились родители. При виде меня мама Вайолет резко остановилась. Она пригладила выбившуюся из-за спешки прядь темных волос и выпрямила спину. Отец Ви был крепко сбитым мужчиной, во времена колледжа он играл в футбол. В помятой рубашке с расстегнутым воротом, он и выглядел как бывший полузащитник. У них обоих был измученный вид.
– Что ты здесь делаешь так поздно? – требовательно спросила Линн Макнамара.
– Линн… – Винс закатил глаза и устало улыбнулся мне.
– Привет, Миллер.
Я кивнул.
– Здрасти.
Линн смерила дочь тяжелым взглядом.
– Уже почти одиннадцать. Тебе завтра в школу.
– Я знаю, мам…
– И вот честно, Миллер, у нас открыта входная дверь. Мне даже думать не хочется, насколько все плохо с моей шпалерой.
– Ты уже много лет ничего там не сажала, – заметила Вайолет.
– Конечно, нет, – ответила Линн. – Зачем, если каждый вечер там будут все вытаптывать? – Она повернулась ко мне. – Ведь каждый вечер, молодой человек? Что ты делаешь в спальне моей дочери?
Вайолет покраснела.
– Мама. Я тебе миллион раз говорила, Миллер – просто друг. Мой лучший друг. – Она умоляюще посмотрела на меня. – Разве не так?
Сердце дрогнуло, и я скорее почувствовал, как кивнул. Горло сдавило.
– Ага. Верно.
Взгляд Вайолет благодарно смягчился, но потом снова стал жестким, когда она повернулась к родителям.
– И вообще, что вы здесь делаете? Вы не можете вот так врываться.
– Прости, милая, – произнес Винс, хмуро глядя на жену. – Ты абсолютно права.
Линн фыркнула, но уже спокойнее.
– Обсудим это утром. – Ее взгляд метнулся ко мне. – Все обсудим.
Она вылетела из комнаты, а Винс последовал за ней, вымученно улыбнувшись.
– Не сиди долго, Ви. Спокойной ночи, Миллер.
Дверь захлопнулась, и Ви тут же сникла. Я обнял ее, прижал к себе.
– Прости, – прошептала она мне в грудь. – Боже, это так унизительно.
– Все в порядке, Ви.
– Раньше все было по-другому. Мы сидели за общим столом и смеялись. Разговаривали. Они так любили друг друга. Однажды мама сказала мне, как ей повезло, что она вышла замуж за своего лучшего друга. Мы были так… счастливы.
Я вздохнул, мне стоило попытаться. Осторожно.
– Не все пары заканчивают так, как твои родители.
«Я не позволю этому случиться с нами. Никогда».
Она крепче обняла меня и подняла залитое слезами лицо.
– Скажи мне правду, Миллер. Мы… в порядке?
Храбрый тон не мог скрыть страх в ее глазах. Мучительная истина заключалась в том, что она нуждалась во мне как в друге. Уже несколько лет ее семья разваливалась на глазах, заставляя Вайолет хвататься за любую константу в собственной жизни.
Например, нашу дружбу. Пусть это и разрывает мне сердце в клочья.
Я с трудом сглотнул. Подавил все слова, которые пришел ей высказать и спеть. Мне даже удалось слабо улыбнуться. Ради нее.
– Да, конечно, у нас все хорошо. Я уже говорил. Ничего страшного. – Я закинул рюкзак на плечо. – Мне нужно идти.
Вайолет не протестовала, и это было еще хуже.
В ее собственной улыбке сквозила неуверенность и надежда. Она вытерла слезы.
– Увидимся завтра в школе. Первый день выпускного года. Думаю, он будет самый лучший.
– Ага, – отозвался я, поднимая футляр с гитарой и направляясь к окну. – До встречи, Ви.
– Миллер?
– Что?
– Спасибо.
Ее глаза сияли и были полны благодарности. Боже, как она прекрасна в своих пижамных шортах и футболке! Спортивное тело благодаря футболу, но с соблазнительными изгибами, мудрый взгляд, а улыбка… Улыбка могла в мгновение ока пробить защиту любого парня и поставить его на колени. Обнаженного, уязвимого и изнывающего от желания…
Я улыбнулся, чувствуя в сердце нож.
– Пожалуйста.
На обратном пути в автобусе казалось темнее. Салон опустел, а пустынные улицы за окном погрузились в черноту ночи. Гитара тяжелой ношей лежала на коленях. Тысячи неслышных нот рвались наружу.
«Она не настолько тебя любит. Смирись с этим».
Я собрал осколки своей гордости и заделал трещины в сердце. Урок усвоен: любить кого-то недостаточно, чтобы удержать его. Не сработало ни с отцом. Ни с Вайолет.
Не знаю, почему я все время ждал чего-то другого.
2
Миллер
Я вышел из автобуса в нескольких кварталах от дома, возле скал, смотревших на океан, и чуть не споткнулся, спускаясь по ступенькам. Земля качнулась под ногами, а руки задрожали. Автобус зашипел и с грохотом умчался в ночь, а в этот момент засигналили мои часы. Я уставился на цифры. 69 и падает.
– Черт.
Я тяжело опустился на бордюр и порылся в рюкзаке в поисках глюкозных жевательных конфет, которые мне прописал врач. Апельсиновый сок действовал быстрее, но я не собирался терпеть два квартала до дома, а с собой взять по глупости забыл.
Я разжевал три конфеты и подождал, пока показатель не вырастет. Через несколько минут на дисплее высветилось 74, и конечности уже не казались такими слабыми и ватными. Я с трудом поднялся и побрел по темным улицам.
Меня обступали дерьмовые жилые комплексы, очень похожие на мой собственный: облупившаяся краска, бетонные лестницы и ржавые металлические перила. Все они обладали громкими названиями. «Оушен-Фронт», «Бич-Сайд», «Коувс», как будто это роскошные кондоминиумы с выходом к океану, а не ветхие дома, где ближайшим «пляжем» была суровая, скалистая, береговая линия.
Было уже больше одиннадцати, когда я поднялся по наружным цементным ступеням на второй этаж комплекса «Лайтхаус». Наш новый дом после моей выходки с садовым шлангом во дворе Вайолет. Это была маленькая квартира с двумя спальнями и одной ванной, со своенравным обогревателем, который включался только по собственному желанию, и душем с дерьмовым напором воды. При включении света по столешницам и шкафам разбегались тараканы.
Но у нас был душ. И туалет. И раковины. Комнаты. Плита. А еще из маленькой гостиной располагался выход на крошечную террасу. Я спал в собственной кровати. И мама тоже. Она плакала, когда мы переехали.
Мне тоже хотелось плакать, но я напомнил себе, что в этой жизни хорошее длится недолго и в любую секунду может исчезнуть.
Или в мгновение ока обернуться полной задницей.
Я отпер замок и обнаружил, что мама сидела на диване, хотя до полуночи должна была работать в закусочной. Вместо желтой форменной футболки на ней были спортивные штаны, а темные волосы наспех собраны хвост. Ее домашний вид. Я подозревал, что она вообще не ходила на работу. Потрепанный торшер бросал теплый уютный свет на пивные бутылки, переполненные пепельницы и упаковки от фастфуда, валявшиеся на кофейном столике.
Рядом с ней сидел мужчина средних лет, которого я раньше никогда не видел. Я осторожно прикрыл дверь и поставил футляр с гитарой.
– Привет, – сухо бросил я. – Кажется, мы не встречались.
– Господи, Миллер, – произнесла мама с усталой улыбкой. Ей был всего сорок один год – она меня рано родила, – но выглядела на десять лет старше и всегда казалась уставшей. – Это Чет Хайленд. Чет, это мой сын Миллер.
Чет уставился на меня, положил мясистую руку с банкой пива на живот, обтянутый почти белой «алкоголичкой». Я бы не стал так называть майку, но «алкоголичка» Чету явно подходила больше. Он сверлил меня своими глазками-бусинками, небритый, с сальными темными волосами, в замызганных джинсах. На этого человека у меня сработали все внутренние датчики тревоги, а волоски на затылке встали дыбом.
Затем на его лице расплылась дружелюбная улыбка.
– Приятно познакомиться, Миллер. Пива?
– Нет, спасибо.
У меня снова задрожали руки, а часы показали 70. Все еще слишком низко. Я пошел на кухню, меня бросало в холодный пот.
– Ты сегодня поздно, – крикнула мне вслед мама.
– Я зашел к Ви после работы.
– Миллер работает на набережной, – пояснила мама, и я услышал щелчок зажигалки и звук втягиваемого воздуха – наш непрошеный гость затягивался сигаретой.
– Мальчик на побегушках, да? – усмехнулся Чет.
– Он работает в одной из самых крупных галерей игровых автоматов, – ответила мама, выдавив из себя улыбку. – Только что получил повышение до помощника управляющего.
Я открыл холодильник и трясущейся рукой потянулся к апельсиновому соку. Мой план питания предполагал запас определенных продуктов и напитков, и мы должны были постоянно его поддерживать с нашим скудным бюджетом. У Ви следить за всей этой хренью получалось намного лучше, но я помню, что утром перед работой я видел пять бутылок сока, а теперь осталось только три.
Я взял с полки одну и захлопнул дверцу.
– Какого черта?
Мама нахмурилась
– Какого черта что?
Я поднял бутылку сока.
– Не хватает двух.
– Возможно, я сегодня выпил парочку, – произнес Чет, не сводя с меня глаз. – Не знал, что ты считаешь.
Я уставился на маму взглядом «какого хрена».
– Миллеру приходится все пересчитывать, – объяснила она. – У него диабет.
– Да. Думаю, она могла бы упомянуть об этом, Чет.
«Например, сразу по приходу, чтобы ты не жрал и не пил то, от чего зависит моя жизнь».
– Виноват, приятель. Больше не повторится.
Он улыбнулся маме, а она улыбнулась в ответ. Я уже давно не видел такую улыбку – почти счастливую. Это был тот тип счастья, когда ты понимаешь, что больше не одинок. И только.
Я отхлебнул сок и схватился за холодильник, чтобы не упасть.
– Как себя чувствуешь? У тебя датчик недавно срабатывал. – Мама постучала пальцами по смартфону – более старой модели, чем тот, который лежал на кофейном столике.
– Я в курсе, – огрызнулся я, безуспешно пытаясь скрыть раздражение в голосе.
До того, как у меня появилось это устройство, приходилось колоть палец каждые два часа, круглые сутки. Как настоящая мать, она должна была ставить будильник и проверять меня по ночам. Две поездки на «скорой» за три месяца, и я научился сам ставить будильник. Свои мама не слышала или отключала в полусне.
Я не мог ее винить. Она работала на двух работах, чтобы удержать нас на плаву, и ей попросту не хватало времени и сил. А диагноз их требовал немало, так как моя поджелудочная железа решила прикрыть лавочку: «Инсулин закончился. Приходите в следующей жизни».
Пришлось очень быстро усвоить, что, когда дело касается моего диабета, я сам по себе.
За исключением Вайолет. В больнице могли бы направить ее ко мне…
Но они этого не сделали, такова жизнь.
Я выпил половину бутылки сока и сунул ее в рюкзак, который затем вместе с гитарой перекинул через плечо.
– Куда это ты собрался? – крикнула мама, когда я направился к двери.
– На улицу.
– Уже поздно, а тебе завтра в школу.
– Он доставляет тебе неприятности? – тихим, угрожающим голосом спросил у мамы Чет.
– Нет, он…
– Эй, парень.
Я замер, схватившись за дверную ручку. Шея будто одеревенела, и я повернул голову, поймав темный, опасный взгляд Чета.
– Ты треплешь маме нервы, сынок?
От угрозы, прозвучавшей в небрежно брошенной фразе, по спине пробежал холодок. Я вскинул подбородок и умудрился даже глазом не моргнуть, когда произнес:
– Я тебе не сынок.
Повисла недолгая тишина, в которой я слышал лишь гулкое биение собственного сердца.
Мама ладонью разогнала дым, словно могла этим рассеять напряжение между нами.
– Брось, он хороший. Отличный ребенок.
Чет посмотрел мне прямо в глаза и произнес исключительно для меня:
– Уж лучше ему таким и оставаться.
– Черт побери, – бормотал я, засунув руки в карманы, пока спускался к пляжу по тихим, темным улицам. За последние четыре года к маме наведывались разные неудачники, кто-то в большей степени был бездельником, кто-то в меньшей. Но Чет мне казался просто Королем среди них, вечно просиживающим наш диван.
День был дерьмовый, и мне отчаянно хотелось лечь спать. Но раз чертов Чет Хайленд ночевал у нас, я решил прогуляться.
Даже после нашего переезда из машины в квартиру я не оставил привычку бродить по ночам. Просто чтобы побыть одному. Сбежать. Иногда мне хотелось просто куда-нибудь идти и не останавливаться. Но без лекарств я умру, и пока меня найдут, чайки успеют обглодать кости.
– Веселенькие мысли, – пробормотал я, а ветер унес мои слова прочь.
В ту ночь я бродил по удаленному каменистому пляжу, окруженному высокими утесами. Приходилось посильнее кутаться в куртку. Формально сейчас лето, но северное калифорнийское побережье об этом забывало.
Черные волны, увенчанные белой пеной, вгрызались в каменистый пляж, а затем отступали, снова и снова. Разноцветные огни набережной на западе отсюда казались слишком яркими и вульгарными. Даже за милю слышался грохот американских горок и радостные вопли отдыхающих, когда вагончики неслись вниз. Чуть дальше медленно и бесшумно поворачивалось колесо обозрения.
Я повернулся спиной к разноцветным огням и поплелся дальше, к каменистым пористым скалам, которые в скудном лунном свете казались черными и острыми. Из-за прилива я был вынужден держаться поближе к валунам, и вскоре уже больше карабкался по камням, нежели прогуливался. Справа высились скалы, а слева ко мне тянул лапы разъяренный океан, брызгая ледяной водой. Я еще никогда не заходил так далеко. Но когда споткнулся и в попытках удержать равновесие оцарапал ладонь о шершавый, изъеденный солью камень, я сдался. Уже при каждом шаге под ботинками хлюпала вода, и если из-за этой дурацкой вылазки я поврежу гитару, то никогда себе этого не прощу.
Я уже развернулся и начал высматривать обратный путь среди камней и влажного песка, когда услышал его. Отдаленный, но четкий звук между стенаниями океана. Скрип, а затем хлопок. Словно порывы ветра распахивали и захлопывали деревянную дверь на сломанных петлях.
Вопреки здравому смыслу, я двинулся на звук, и когда валуны немного расступились, мое любопытство было вознаграждено. Мне удалось отыскать опасную тропинку по более мелким, округлым камням. Береговая линия приподнималась, уходя от воды, и волны мне больше не угрожали. Идти стало полегче. Скрип и хлопки теперь звучали громче.
Наконец я обогнул огромную груду валунов. Впереди скалы спускались вплотную к океану и пляж обрывался.
Тупик.
И тут я снова услышал этот звук. Позади меня.
Я повернулся и увидел дверь. Она висела на расшатанных петлях, и при каждом порыве ветра за ней зиял черный прямоугольник. В темноте ночи я не сразу понял, на что смотрю, но вскоре разглядел очертания квадратной деревянной хижины, притулившейся к скале.
Надо было пройти мимо и отправиться домой: завтра первый день в школе и все такое. Но что меня ждало дома? Чужой человек в нашей маленькой квартирке. А в школе лишь очередной год издевательств за непростительное преступление – бедность. А учитывая, как эпично я облажался сегодня вечером с Ви, то мне придется наблюдать, как она все больше сближается с Ривером, пока я не потеряю ее навсегда.
Я выудил сотовый из заднего кармана джинсов и включил фонарик.
– Вот так и погибают подростки в фильмах ужасов, – пробормотал я ветру. Скрипучая дверь захлопнулась, заставив меня вздрогнуть.
Я поднял тусклый фонарь и заглянул внутрь, подперев гитарой дверь.
– Эй?
Господи, голос, как у испуганного идиота. Но если здесь кто-то жил, хоть один, хоть двое, хоть десятеро, мне не хотелось быть невежливым.
Или убитым.
Хижина оказалась пустой. И больше по размерам, чем я думал. Фонарика не хватило, чтобы сразу осветить все внутри. Сквозь прорехи в крыше и лишенное стекла окно просачивался лунный свет, выхватывая на полу целые кучи песка.
Я прикинул, что хижина была около двухсот квадратных футов. Шаткие и неровные деревянные доски на полу. Беспорядочная куча удочек в углу, обмотанных леской – прямо как седые волосы ведьмы. Ведро. Скамейка. Даже маленький столик с ржавым ножом для снятия чешуи.
Я нашел рыбацкую хижину, обветшалую и продубевшую от соли. Затерянную между скал, забытую и пустующую многие месяцы, если не годы. У нее был свой собственный небольшой участок пляжа, а океан бушевал в сотнях ярдов отсюда и не представлял опасности.
Моя.
Я опустился на треснувшую, но все еще крепкую деревянную скамью. Внезапно накатила дикая усталость. Я положил руку на стол и опустил на нее голову, вдыхая запах дерева и соли. Глаза тут же закрылись.
Когда засигналили часы, в единственное окно хижины струились первые рассветные лучи, золотыми брызгами просочившиеся сквозь щели в досках. Я сразу понял, где нахожусь, как будто приходил сюда многие годы.
Сокровище. Я нашел спрятанное сокровище.
Как и четыре года назад, когда я, спотыкаясь, выбрался из леса и увидел лицо Вайолет Макнамары в окне ее спальни.
Я разжевал несколько конфет и допил бутылку апельсинового сока. Когда почувствовал себя увереннее, размял затекшее от неудобной позы тело и схватил гитарный футляр.
Снаружи солнце только-только показалось из-за горизонта. Глаза защипало от слез – конечно, просто от холодного ветра, а не от захватывающего вида, как утренний свет разливается по океану. Уже не яростному, но спокойному. Безмятежному.
Перед своей хижиной я нашел плоский камень и сел лицом к воде. Вынул гитару из футляра и перекинул через плечо ремень. Пальцы правой руки тут же нашли свое место на ладах, а левая потянулась к струнам.
Солнце взошло, и я заиграл песню Вайолет. Мой голос – охрипший и надсадный, как старое дерево, – запел слова, годами запертые в моем сердце. Я запел громче, с большим чувством ударяя по струнам гитары. Питаемые тщетной, безнадежной тоской, слова взлетали все выше и выше…
Пока их не подхватывал ветер и не разрывал в клочья.
Все, чего я хочу
- Притворюсь, что прекрасно справляюсь и сам,
- Потерянная душа, не верящая в чудеса.
- Я стер ноги в кровь по твоим следам.
- Нет, не будет лучше, не надо обещать.
- Скитальцу тоже нужен дом, нужна семья,
- Так, может, сегодня ночью полюбишь меня?
- Ты рядом со мной, но так далека,
- Сотни слов норовят соскочить с языка.
- Но ничего сказать не могу,
- Прячу чувства в песне, у всех на виду.
- Не заставляй меня повторять это снова,
- Думаю, мне придется сыграть ее снова,
- И сегодня ночью ты полюбишь меня.
- Чувствую себя счастливым, но настолько слабым,
- Любовь жестока, на сердце сплошные раны.
- Не прикасайся, детка, к моим шрамам,
- Пока не захочешь узнать, в каких виновна сама.
- Все, чего я хочу,
- Все, чего я хочу,
- Это ты и я, большего не прошу.
- Что сбился с пути, я и не знал,
- Пока впереди не увидел тебя.
- Дорогу не видно во время дождя,
- Так позови скорее меня.
- На голос приду, в постель отнесу
- Притворюсь, что услышал, дыхание затая:
- «Сегодня ночью я влюбилась в тебя».
- Чувствую себя счастливым, но настолько слабым,
- Любовь жестока, на сердце сплошные раны.
- Не прикасайся, детка, к моим шрамам,
- Пока не захочешь узнать, в каких виновна сама.
- Все, чего я хочу,
- Все, чего я хочу,
- Чтобы ты влюбилась в меня, большего не прошу.
3
Вайолет
Первый день выпускного года. У меня впереди еще много таких первых дней: годы учебы в университете, затем в медицинской школе, но для старшей школы этот год последний. Шайло не переставала меня подкалывать, как глупо радоваться началу учебы, когда все оплакивали конец лета.
– Как обряд посвящения, – пробормотала я, надевая узкие джинсы и кофту с открытыми плечами.
Я оглядела себя в зеркале. Джинсы оказались чуть более облегающими, чем я привыкла, но в целом вполне приличными. Эвелин предупредила, чтобы я не одевалась так, будто слишком стараюсь.
– Ты сногсшибательна от природы, – усмехалась она, когда мы неделю назад ходили за покупками в торговый центр Кингз-Виллидж. – Тебе достаточно вильнуть задницей и всем будет плевать, что вообще на тебе надето.
В то утро я вертелась перед зеркалом в своей спальне и поджимала губы. Два года назад Эвелин Гонсалес и ее популярная компания даже не взглянули бы на меня. Но в прошлом году знакомая из футбольной команды потащила меня на пляжную вечеринку. Каким-то образом я оказалась в усеянном песком туалете, утешая плачущую Эвелин, которая только что рассталась с Ченсом Блейлоком. Они встречались полгода.
– Ты такая милая, – произнесла она, вытирая слезы. – Большинство девушек в школе пришли бы в восторг, увидев меня слабой и жалкой.
– Ты вовсе не такая, – мягко возразила я. – Ты же человек.
Что-то в этих словах, должно быть, тронуло школьную королеву, потому что она внезапно взяла меня под руку и представила своим друзьям. В том числе и Риверу Уитмору. У меня все еще не хватало духу пообщаться с ним, но тем летом при встрече мы каждый раз обменивались улыбками, а однажды он даже купил мне коктейль в «Бургер Барн». Правда, в тот день он угощал всех, но было приятно оказаться в числе его друзей. Такой ботаник, как я, и представить себе не могла подобное.
Но потом Ривер перестал с нами тусоваться, и теперь я знала почему. Я схватила конверт с моим волонтерским назначением, сунула его в рюкзак и спустилась на первый этаж.
Родители завтракали в просторной, залитой солнцем кухне, сидя как можно дальше друг от друга. Папа читал газету и потягивал кофе за серой мраморной стойкой. А мама за столом намазывала мармеладом пшеничный тост.
Никаких ссор. Никакого напряжения. Пока что. Я чувствовала себя героем фильмов, в которых шпиону требовалось пересечь комнату и не задеть лазерные лучи, пересекавшие все вокруг. Приходилось действовать медленно, осторожно, чтобы не спугнуть их.
– Доброе утро, – бодро произнесла я.
Мама даже не подняла взгляд от тоста.
– Доброе утро, дорогая.
– Доброе утро, тыковка, – устало отозвался папа.
Шайло часто говорила, что Вселенная подарила мне самые лучшие черты моих родителей. У меня мамины густые, почти черные волосы и папины темно-синие глаза. Но на этом сходство заканчивалось. Мама была высокая, стройная, с бледно-голубыми глазами, а папа – рыжеволосый и коренастый.
– Волнуешься перед первым днем выпускного класса? – поинтересовался папа.
– Определенно. Я и так буду очень занята, совмещая футбол, дебаты, теперь еще и это. – Я села рядом с мамой и вытащила свое письмо из Медицинского центра.
– Тебя взяли? – просияла мама и сжала мою руку. – Я знала, что так и будет.
Прихватив кофе, папа подошел и чмокнул меня в макушку.
– Горжусь тобой, тыковка. – Он сел по другую сторону от меня, подальше от мамы. – И ты уже знаешь, кого тебе назначили?
– Этого Миллера? – предположила мама, не отвлекаясь от тоста и стараясь говорить небрежным тоном.
Уже четыре года как мой лучший друг все еще оставался для нее «этим Миллером»: мальчишкой, который жил в машине и чуть не умер на ее заднем дворе.
– Нет, не Миллер, – натянуто произнесла я, насильно удерживая улыбку. – Нэнси Уитмор.
Мои родители обменялись взглядами.
Папа заерзал на стуле.
– Я на прошлой неделе ездил в автосервис Уитморов.
– Я знаю. У нее рак, да?
– Боюсь, что так. Рак печени. И все не очень хорошо.
– Она смертельно больна, – вмешалась мама напряженным голосом. – Давай будем честны с Вайолет, для разнообразия.
Папа сжал губы в тонкую линию, но обратился ко мне:
– Ты с этим справишься, дорогая?
– Я собираюсь стать врачом. Как уже говорила Миллеру, у моей профессии есть и неприятная сторона.
Мама отложила тост.
– Так значит ты сначала сообщила Миллеру? Когда? Вчера вечером?
– Линн…
– Да, – ответила я. – Вчера вечером.
«Пока вы не ворвались в мою комнату, как парочка сумасшедших».
– Я понять не могу, почему он продолжает лазать по моим шпалерам, – мама закипала от злости. – Раз уж ты не пытаешься его прятать, Вайолет, он может входить через парадную дверь, как все остальные.
– Линн, мы это уже обсуждали, – вмешался папа. – Они друзья. Так уж они привыкли. Верно, тыковка?
– Да, – ответила я, не добавляя, что в те несколько раз, когда Миллер приходил через дверь, то становился либо свидетелем их ссоры, либо их мрачного настроения. Унизительно для меня и неловко для него.
– В любом случае, – продолжила я, – он так же переживает о моей работе с миссис Уитмор. Потому что он хороший человек. Лучший.
Мама пропустила это мимо ушей, но ее взгляд явно давал понять, что разговор об «этом Миллере» еще не закончился.
– Когда приступаешь? – поинтересовался папа.
– На этой неделе. По вторникам и пятницам.
– Так быстро. Что ж, я тобой горжусь, – сказал папа. – Из тебя выйдет отличный врач, а волонтерство станет прекрасным дополнением к заявлению в колледж.
– Спасибо, папочка.
– И на этой ноте… – Мама разгладила салфетку на коленях. – Учитывая начало учебного года, было бы неплохо рассмотреть несколько возможностей получения стипендии.
– Ради всего святого, Линн…
– Что? Она лучшая в своем классе. Бесспорная кандидатка на прощальную речь на выпускном. Почему бы ей и не получить награду за свои старания?
Я по очереди взглянула на них обоих.
– Мне нужно подавать заявление на стипендию?
– Нет, – твердо ответил папа, резко обрывая маму на полуслове.
Она резко захлопнула рот.
Желудок внезапно превратился в камень. Предложение родителей оплатить мое обучение в колледже, даже в медицинской школе, было самым драгоценным подарком в моей жизни. Не только из-за денег, но и потому, что они в меня верили.
– Все в порядке? – спросила я.
– Все отлично, – заверил папа, сердито глядя на маму. – Никакая стипендия тебе не нужна. Мы обещали, что все оплатим, значит, так и будет. Разве не так, Линн?
Мама твердо встретила его взгляд.
– Как скажешь, Винс.
– Так и скажу. И я опаздываю на работу. Хорошего тебе первого дня, дорогая. – Он ласково щелкнул меня по носу и ушел, не сказав больше ни слова.
Я повернулась к маме, боясь задать вопрос и одновременно страшась ответа.
– Мам?..
Она помешивала кофе.
– Не надо меня спрашивать, спрашивай у отца.
– Он мне не скажет. Вы мне никогда ничего не говорите. Просто орете друг на друга. Теперь и перед моими друзьями тоже.
Мама отхлебнула из кружки. Я сжала руки под столом.
– Мама, пожалуйста. Я хочу стать хирургом. Даже с уже заработанными за время школы кредитами[3], все равно остается минимум десять лет учебы. Если это слишком много, я пойму. Все меняется. Если с деньгами возникли проблемы, ты можешь мне рассказать.
«Скажи мне, что у вас с папой все будет хорошо».
– Обсудим все позже, – отрезала мама, поднимаясь со стула. – Ты опоздаешь в школу. – Она пробежала пальцами по моему конверту. – Ты неплохо сдружилась с Ривером Уитмором, да? Я слышу, как ты говоришь о нем все больше и больше. Даже больше, чем об этом Миллере. Я потому и удивилась, когда вчера застала его у тебя в комнате. Думала, он исчез с горизонта.
Я бестолково моргнула от резкой смены темы.
– Миллер никогда не исчезнет из моей жизни. Потому что мы лучшие друзья.
– Я думала, твоя лучшая подруга это Шайло.
– Так и есть. Они оба.
– А Ривер? Ты целую вечность была в него влюблена, а теперь тусуешься в его компании.
– Да, но…
– Я записала тебя к доктору Крэндалу на следующий четверг.
– Гинекологу.
– Да. Раз уж я не могу отслеживать, кто шастает тебе в комнату, лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.
– Хорошая идея, – ответила я, мое лицо пылало. – А то сама я могу забыться.
Мама вздохнула.
– Я просто реально смотрю на жизнь. Тебе уже семнадцать, и я знаю, как устроен мир. – Она поджала губы. – Мне следовало сделать это раньше?
Боже, мне хотелось провалиться сквозь землю.
– Э-э, нет, мам. Я даже не целовалась. Пить противозачаточные немного перебор, тебе не кажется?
– Ох, милая, – вздохнула она с раскаянием в глазах. – Ты очень много учишься, и я знаю, что мы не настолько часто проводим время вместе, как следовало бы. Не так, как раньше. – Она взяла меня за подбородок. – Я просто пытаюсь быть мамой и заботиться о тебе. Ладно?
Я нашла в себе силы улыбнуться.
– Ладно. Спасибо.
Она вымученно улыбнулась в ответ.
– Ты должна была ответить: «Не надо, дорогая мамочка, я берегу себя до замужества».
– Учитывая, что я никогда не выйду замуж, ждать придется слишком долго.
– Надеюсь, что это не так, хотя, видит бог, мы подали не самый лучший пример.
Я с трудом сглотнула.
– Раньше все было не так. Вы с папой были… такими счастливыми.
Она напряглась.
– Да, что ж. Кое-что произошло.
– Мам?..
Она моргнула и похлопала меня по руке.
– Я запишу тебя на прием. Хорошего первого дня.
До урока истории в середине дня у нас с Шайло расписание не пересекалось. Я встретилась с ней во время ланча на лужайке перед верандой, на которой располагались столики кафетерия Центральной старшей школы Санта-Круза. Моя стройная подруга надела платье в стиле бохо, а темные волосы заплела в сотни тоненьких косичек, которые свободно рассыпались по смуглым плечам. Массивные браслеты, ожерелья и кольца, большинство из которых она сделала сама, завершали ее образ Богини Земли, как я ее называла.
Мне не переставали говорить, как я «расцвела» за последние годы, но Шайло Баррера от рождения была красавицей во многом потому, что для нее это казалось естественным. Я никогда не встречала такого уверенного в себе человека, как Шайло. Она чувствовала себя комфортно такой, какая она есть.
– Здорово, – произнесла я, плюхаясь рядом с ней. Мы обнялись, и я вдохнула сладкий запах духов, которые она делала сама из цветов бабушкиного сада.
– Что с тобой? – спросила подруга, разглядывая меня. – Обычно в первый день учебы ты выглядишь по-другому.
– Мама собирается подсадить меня на противозачаточные, и я начинаю подозревать, что у нас нет денег на колледж. А как прошло твое утро?
Шайло было очень трудно удивить. Но сейчас у нее округлились глаза.
– Прости… что?
– Это скорее проблемы моих родителей. Забудь. Как там в Луизиане?
– Жарко, – ответила она. – Даже не вздумай заговаривать мне зубы после того, как огорошила темой противозачаточных и… серьезно? Нет денег на колледж? Я думала, что это дело решенное.
– Я тоже. Папа все отрицает, но мама предложила заняться вопросом стипендии. Но что, если все гораздо хуже? Что, если они разорились?
– Твой отец все еще работает, верно? А мама продолжает ездить на «Ягуаре»? – Она сжала мою руку. – Наверное, все не так плохо, как ты думаешь.
– Возможно. Но боже, как бы мне хотелось, чтобы они были со мной честными. Я все же подам заявку на поощрительную стипендию по успеваемости. Там жуткая конкуренция, но я не могу сидеть сложа руки. И если действительно что-то случилось, о чем мне не рассказывают, то я должна помочь. – Я облегченно вздохнула. Всегда чувствовала себя лучше, если строила план и следовала ему. – Сделаю то, что должна.
– Ну конечно, – согласилась Шайло. – Теперь давай вернемся к противозачаточным. Что натолкнуло твою маму на мысль о таблетках, шлюшка?
– Вчера вечером родители ворвались ко мне в комнату, а у меня был Миллер.
– И вы?..
– Нет! – возмутилась я, не обращая внимания на почти разочарованный вид Шайло. – Ты же знаешь наши с ним отношения. У мамы паранойя, потому что Миллер постоянно ко мне ходит и потому что волонтерская программа прикрепила меня к Уитморам, – я понизила голос. – Мама Ривера больна.
– Я слышала. – Шайло встряхнула руками. – Ладно, рассказывай правду. Ты и Миллер. Ты и Ривер. Что происходит… со всеми вами?
– Мы с Миллером…
– Просто друзья. Ну да. Знает ли он об этом?
Я резко повернула голову.
– Разумеется, знает. А что? Он тебе что-нибудь говорил?
Шайло долго смотрела на меня, а потом сказала:
– Нет. Не говорил.
Я тихонько облегченно вздохнула.
– Хорошо.
Шайло закатила глаза.
– Потому что ты боишься все испортить и не веришь в настоящую любовь.
– Я верю в любовь, но да, я боюсь испортить отношения с Миллером. Он слишком… особенный для простой интрижки. Если мы расстанемся, то это нас уничтожит. – Я покачала головой. – Однажды я уже чуть не потеряла его, Шай. Я больше не переживу.
– Значит, Миллер застрял во френд-зоне, а Ривер получает бесплатный пропуск?
– Ты же знаешь, что я всю жизнь влюблена в Ривера. Но он самый популярный парень школы и выпускного класса, а еще на пути к звездной карьере в НФЛ. А я с головой в учебе и подготовке к поступлению в колледж. Ни у кого из нас нет времени на что-то серьезное. Он вообще со мной почти не разговаривал, но да… мы бы могли встречаться. Было бы здорово.
– Ты хотела сказать безобидно.
– Ну да. Я не хочу поступать в колледж с нулевым опытом, но, если окажется, что денег на колледж нет, мне придется работать еще усерднее.
– Значит, ты хочешь встречаться с Ривером, чтобы получить кое-какой опыт? Такой, который потребует прием противозачаточных?
– Возможно.
Карие глаза Шайло округлились.
– Ты собралась подарить ему свою девственность?
– А что? Думаешь, если я ботаник, который все время пропадает в библиотеке, у меня отсутствует сексуальное влечение? Я заучка, Шай, а не монашка. И боже, меня еще даже не целовали. Я до смешного отстала.
– Это не гонка, – возразила Шайло. – И вообще, никакая ты уже не заучка. Ты будешь среди Свиты Осеннего бала[4] и, возможно, Королевой выпускного бала. Особенно если начнешь встречаться с будущим Королем.
– Ни за что. Ею сто процентов станет Эвелин.
– Я бы не была так уверена. – Шайло откинулась назад, опершись на локти. – А что, если, несмотря на все попытки остаться обычной шлюшкой, ты влюбишься в Ривера? Что, если он влюбится в тебя?
Я рассмеялась.
– Если с нами произойдет нечто подобное, а это довольно серьезное «если», давай реально смотреть на положение вещей. Я поступлю в Калифорнийский университет, а у них нет футбольной команды. Значит, Ривер поступит в другое место. Например, в Алабаме или Джорджии. Довольно глупо строить серьезные отношения, а потом разбежаться по разным сторонам.
– Ух ты, уже все продумала, да?
– У меня большие планы, Шай. Разбитое сердце в них не входит.
– Не всегда можно точно сказать, чего хотят наши сердца, – тихо произнесла подруга тоном, который я редко от нее слышала. – Тебе ведь это известно, верно? Разве ты не говорила мне, что любишь Миллера?
Внутри все необъяснимо затрепетало, когда она произнесла это вслух.
– Так и есть. Ты же знаешь, он мне как… брат.
От этих слов на языке ощутилась горечь, но на попятную я не пойду.
– Ты давно видела своего братца? Ты не единственная, кто повзрослела и превратилась в горячую красотку. – Она изогнула бровь. – Ты что, не заметила?
– Нет. То есть да. Но я не думаю о нем… в этом смысле.
Шайло окинула меня пристальным взглядом, а затем пожала плечами.
– Ну как скажешь.
На языке вертелось еще много слов протеста, но она была права. Я действительно заметила, что Миллер больше не тот тощий тринадцатилетний подросток, с каким я познакомилась у себя под окном. Теперь он выше, крупнее, его плечи шире, а мышцы заметнее. Красивые черты лица стали более точеными, мужественными, а челюсть и скулы – более угловатыми. Легкая щетина и длинные волосы, в сочетании с привычной фланелевой рубашкой и вязаными шапочками, придавали ему неряшливый, эдакий рокерский образ.
Было очень легко представить его на сцене какого-нибудь фестиваля, поющего своим хриплым проникновенным голосом под вопли тысяч поклонниц…
– Эй. – Шайло выдернула меня из моих фантазий, ее голос был нехарактерно мягким. – Я поняла. Ты защищаешь то, что особенно ценишь.
Я кивнула.
– Я уже видела, как выглядит умирающая любовь. Мои родители когда-то тоже были лучшими друзьями.
Она обняла меня и крепко сжала.
– Я знаю.
Наступило недолгое молчание, а затем я глубоко вздохнула.
– У нас все хорошо?
– Конечно. Почему спрашиваешь?
– Не знаю. Вчера вечером Миллер кое-что сказал. Что в последнее время я стала от вас отдаляться. Тусоваться с новыми друзьями вместо вас двоих.
– Ты продвигаешься вверх по социальной пищевой цепочке. Забей. Ты расширяешь свои возможности. Все тебя любят.
– Я в этом не уверена.
– Так и есть. Ты со всеми добра. И тебе отвечают тем же.
– Наверное. Эвелин сказала, что у Ченса Блейлока вечеринка в эту субботу…
– Не-а. Не моя компания.
– Почему нет? Ты меня знаешь, и я попрошу Миллера прийти…
– Сомневаюсь. – Она бросила на меня лукавый взгляд. – Тебе уже дали право приглашать на чужие вечеринки?
– Это огромная тусовка. Никто не будет следить, кого пригласили, а кого нет.
– Значит, вы, доктор Вайолет Макнамара, собираетесь на огромную тусовку?
– Это опыт. – Я улыбнулась и перевела взгляд на других студентов, которые прогуливались по лужайке или ели за столиками. – Эвелин сказала, что Ривер уточнял, приду ли я.
– Тогда, полагаю, твой генеральный план работает. – Она ладонью прикрыла глаза и дернула подбородком в сторону переполненного кафетерия. – Эй, взгляни. Свежая кровь.
Я проследила за ее взглядом и увидела потрясающе красивого высокого парня с вероятно светлыми волосами, но покрашенными в серебристый блонд. Он прислонился к цементной колонне террасы кафетерия и с небрежной отстраненностью наблюдал за происходящим.
– Это Холден Пэриш, – сказала я. – Эвелин рассказала мне о нем сегодня утром.
– Эвелин у нас настоящий папарацци. Ей пора заводить свой канал.
Я усмехнулась. Это чистая правда.
– Она сказала, что он переехал из Сиэтла и очень богат.
– Ты тоже очень богата.
Я внутренне содрогнулась. Уже не уверена.
– Холден – миллионер, – возразила я. – А может и миллиардер.
– Он и одевается соответственно.
Холден стоял, прислонившись к столбу, засунув руки в дорогое на вид пальто. На шее изящным узлом красовался изумрудно-зеленый шарф с золотым узором. Покрой джинсов идеально соответствовал его худощавому телосложению, а благодаря бесконечным часам, проведенным с Эвелин Гонсалес, которая вела собственный популярный модный канал на YouTube, я узнала ботинки «Баленсиага».
– Холден Пэриш, – пропела Эвелин, материализуясь рядом со мной, словно я ее вызвала. Она стояла над нами в короткой джинсовой юбке, уперев руки в бока. Черный топ обтягивал ее стройное тело, подчеркивая маленькую, идеальную грудь. Огромные серьги-кольца в лучах солнца сверкали золотом, как и ее смуглая кожа. – Он такой горячий.
Шайло ухмыльнулась.
– Я в этом не сомневаюсь. На улице семьдесят пять градусов, а он в пальто и шарфе.
Эвелин закатила глаза.
– У него безупречный стиль, и он выглядит крутым перцем. Держу пари, в постели он тоже крут. Пора познакомиться. – Она протянула мне руку. – Пойдем.
Я позволила Эвелин помочь мне подняться, затем посмотрела на Шайло.
– Идешь?
Она отмахнулась от нас.
– Иди. Увидимся на истории.
– Что с ней не так? – спросила Эвелин, когда мы шли по уличной зоне кафетерия. – Я всегда мила с ней.
– Она себе на уме.
– Что ж, но не стоит вести себя как сучка.
Я начала было защищать Шайло, но мы уже подошли к Холдену Пэришу. Он наблюдал за нашим приближением, небрежно вытаскивая из кармана своего пальто блестящую пачку сигарет с золотым тиснением «Джарум Блэк» спереди.
Эвелин одарила его своей лучшей улыбкой и перебросила через плечо волосы, собранные в хвост в стиле Арианы Гранде.
– Я Эвелин, а это Вайолет. Мы решили подойти поздороваться, раз уж ты новенький.
– Серьезно? – Холден тяжело вздохнул. – Сейчас только полдень, а мне кажется, что я тут уже целую вечность.
Он зажал сигарету между губами, рассматривая нас из-под песочных светлых бровей. Его ясные глаза были поразительного зеленого цвета, оттенка хризолита. Он щелкнул крышкой золотой зажигалки «Зиппо» и сузил красивые глаза, глубоко затянувшись. В воздухе разлился острый запах гвоздики и табака, который тут же подхватил и унес послеполуденный бриз.
Эвелин бросила на него оценивающий взгляд.
– Это Калифорния, а не Париж. В школе запрещено курить.
Холден скрестил руки на груди, изящно держа черную сигарету в тонких пальцах, испачканных чернильными пятнами.
– Уверен, что нет, – произнес он и сделал еще одну затяжку.
– Под трибунами, на северном конце футбольного поля, есть укромное местечко, – произнесла Эвелин, ее улыбка стала смущенной. – Идеальное место, чтобы покурить, или для других вещей, которые не стоит никому видеть. – Она склонила голову набок, блеск на ее губах мерцал в лучах солнца. – Хочешь экскурсию?
Холден оглядел ее с головы до ног хитрым, понимающим взглядом. Но в то же время тяжелым. Темным. Он поежился, прислонившись спиной к колонне, словно ища укрытия от холодного ветра, который чувствовал только он.
«Мерзляк, наверное», – подумала я.
– Как бы заманчиво ни звучало, я пас. Как-нибудь в другой раз, принцесса?
Эвелин Гонсалес – двукратная королева Осеннего бала и «самая горячая девушка в школе», у которой парни чуть ли не ели с рук, спокойно приняла отказ.
– Определенно. В субботу вечером в доме Ченса Блейлока устраивают вечеринку. Типа в честь начала учебы. Ожидается что-то грандиозное.
Зеленые глаза Холдена метнулись ко мне.
– А ты что думаешь, Вайолет?
– Я думаю, что курение вредно для твоего здоровья и для окружающих.
В его глазах промелькнуло приятное удивление.
– Это правда.
Эвелин ткнула меня локтем в бок.
– Не обращай на нее внимания. Вайолет собирается стать врачом, так что она очень серьезно относится к подобным вещам.
Холден подмигнул мне.
– Я тоже.
После короткого неловкого молчания улыбка Эвелин засияла ярче еще на ватт.
– В общем, если хочешь прийти на вечеринку, дай мне свой номер, и я скину тебе адрес.
Надо отдать Эвелин должное – когда ей что-то нужно, она не теряла времени даром.
Холден лениво улыбнулся.
– Ох, думаю, что смогу найти дорогу.
– Круто. Но если передумаешь насчет экскурсии, я рядом.
– Где бы еще ей быть, – раздался голос позади нас. К нам приближались Ченс, Ривер Уитмор и Фрэнки Дауд, а следом, словно тощие щенки за альфа-самцами, семенили другие футболисты.
– Отвали, Фрэнки. – Эвелин толкнула долговязого рыжеволосого парня в плечо.
Ривер бросил на меня взгляд и улыбнулся, прежде чем повернуться к Холдену. Я наблюдала, как парни оценивают друг друга. Если Холден и был напуган видом двух качков и панка, то виду не подал.
– Я как раз приглашала нашего нового друга на твою вечеринку, Ченс, – сообщила Эвелин, вновь беря себя в руки. – Мальчики, это Холден.
– Рад познакомиться, приятель, – произнес Ривер, протягивая ладонь для рукопожатия.
– Взаимно, – ответил Холден, не подавая руки.
На мгновение они встретились взглядами, а затем Ривер усмехнулся.
– Ладно, как хочешь.
– Холден из Сиэтла, – сказала Эвелин. – Я правильно?..
Ее слова затихли, когда Холден одарил нас своей странной полуулыбкой, лениво повел плечами, проскользнул на другую сторону колонны и исчез.
– Он одет, словно на улице зима, – пробормотал Фрэнки. – Что за чучело, черт подери?
– Ты когда-нибудь перестанешь вести себя как осел? – бросила я ему.
Он рассмеялся и притворился напуганным.
– О-о-у. Кто-то сегодня на взводе?
У меня покраснело лицо. Фрэнки Дауд и парочка его друзей-скейтеров издевались над Миллером всю среднюю и старшую школу. Миллер всегда говорил мне, чтобы я не вмешивалась, и я знала, что он может сам о себе позаботиться. Но меня это бесило. Ченс и Ривер никогда себя так не вели; они с трудом терпели выходки Фрэнки, но мы столько лет ходили в школу одной компанией. Как одна большая неблагополучная семья.
Ривер задумчиво посмотрел вслед Холдену, а затем навис над Фрэнки.
– Проваливай, придурок.
Фрэнки усмехнулся.
– Какие мы чувствительные, Уитмор. Увидимся позже, чуваки. – Он поднял два пальца вверх в знак мира и отправился восвояси, словно это было его собственным решением.
Ривер перевел взгляд на меня.
– Ты ведь придешь на вечеринку, Ви?
Я кивнула. Боже, какой он симпатичный! Высокий, темноволосый, голубоглазый. Телосложение квотербека, кем он и являлся, футболка плотно облегала мышцы на руках и торсе. Сердце пропустило удар, чего рядом с Миллером у меня никогда не случалось.
Точнее, это было не совсем так.
Мое сердце рядом с Миллером билось совершенно иначе, нежели рядом с другими: когда у него падали показатели и ему становилось плохо; когда я вспоминала ту ужасную ночь, в которую он чуть не умер у меня на руках; когда я обнимала его на прощание после вечера вместе и чувствовала биение наших сердец в унисон.
Вдруг пришло осознание, что Ривер ждет ответа на вопрос, пока я стою, как дурочка, и думаю о другом парне.
– Э-э, да, приду.
– Отлично. Тогда увидимся, – произнес он и зашагал прочь вместе со своим другом.
– Ага. Увидимся.
Эвелин уставилась на меня, уперев руки в бока.
– Что?
– Тебе обязательно быть такой правильной? Ты спугнула Холдена.
– Я? Вряд ли. Да и в любом случае, мне кажется, чтобы его напугать, понадобится что-то посерьезнее лекции о пассивном курении.
– Верно. Глядя на него, я думаю, он успел повидать дерьма в этой жизни. Интересно, что с ним приключилось? – Она провела языком по нижней губе. – Пожалуй, посчитаю это вызовом.
Мы снова пересекли лужайку, и я заметила Миллера, который сидел на камне возле столиков кафетерия. На нем были рваные джинсы, ботинки и выцветшая винтажная футболка Sonic Youth. На коленях лежал пакет с едой, сам же Миллер рылся в рюкзаке, вероятно, в поисках инсулина.
Эвелин проследила за моим взглядом и вздохнула.
– Ты собираешься рассказать ему о вечеринке Ченса, да?
– Конечно. А что? Думаешь, Фрэнки со своими парнями продолжат над ним издеваться?
Эвелин пожала плечами.
– Фрэнки – идиот, ему больше нечем заняться. Но Миллер, похоже, может за себя постоять. Твой маленький мальчик уже совсем взрослый, правда? Очень жаль.
– Очень жаль, что? – спросила я, вспыхивая. – Очень жаль, что он бедный? Какое это вообще имеет значение?
– Дело не в том, что он беден. А во всей картине в целом. Он жил в машине. Его мать занималась проституцией. Все это создает вокруг него определенное… облако?
– Ауру? – подсказала я, скрестив руки на груди.
– Ауру, точно! Она исходит от него, как дурной запах.
– Эвелин, ты говоришь ужасные вещи.
«Раньше от него пахло лесом, а теперь – солнцем и пляжем».
– Только не нервничай. Я знаю, что он твой друг. Или тебе просто нравится с ним нянчиться из-за этого его диабета.
– Да, он мой друг, и не смей так о нем говорить. Никогда.
– Ладно, ладно, извини. Простишь? – Она быстро обняла меня. – Иди. Пригласи его на вечеринку, если хочешь, а я позвоню тебе попозже. – Эвелин чмокнула воздух у моей щеки и убежала, покачивая волосами, собранными в высокий хвост.
Я посмотрела в сторону Миллера.
«Нет, он вовсе не моя любимая игрушка, и я с ним не нянчусь. Он замечательный».
Хотелось бы мне, чтобы все в школе видели то же, что и я. Да, я тоже видела в нем ребенка, который жил в фургоне, но от этого в моих глазах он становился только лучше, а не наоборот. Красивее, сильнее, храбрее. И он никогда не жаловался, вместо этого изливая все свои эмоции в музыке.
И настало время, чтобы все в школе узнали о его таланте.
4
Миллер
– Привет!
Я поднял взгляд и увидел приближающуюся Вайолет. Сердце глухо забилось, каждый удар походил на тычок в старый синяк. Она была так прекрасна в лучах позднего летнего солнца, поблескивавших в ее иссиня-черных волосах. Ее темно-синие глаза сегодня казались мрачнее, несмотря на лучезарную улыбку.
Что-то не так.
Она плюхнулась на траву рядом с камнем, на котором сидел я.
– Привет, – произнес я, держа ручку для инъекций инсулина. – Только собирался уколоться. Решил, что стоит дать новичкам пищу для разговоров. Все-таки первый день в школе.
Ви слабо улыбнулась. Она знала, что я выдержал череду глупых насмешек: типа я наркоман, который нагло ширяется среди бела дня. К черту этих придурков, если они думали, что я буду прятаться по туалетам, чтобы принять лекарство, которое поддерживало во мне жизнь.
Мне приходилось распределять инъекции по всему телу, чтобы не колоть много раз в одно место. Сегодня я закатал короткий рукав своей футболки.
– Погоди, дай угадаю дозу, – произнесла Вайолет. – Для практики.
Она заглянула в мой контейнер с обедом: бутерброд с ветчиной, несколько ягод клубники, пакет попкорна, бутылка воды.
– Похоже на сорок граммов углеводов, потому… четыре единицы инсулина.
– Верно, доктор Эм, – ответил я и сделал себе укол.
Ввел лекарство под кожу, и жалящая боль от иголки стала терпимее. Когда я убрал ручку в футляр, Вайолет протянула мне ланч, хотя я не стал есть сразу; нужно подождать несколько минут, пока начнет действовать инсулин.
– Как проходит первый день? – спросила Ви. Она прищурилась, разглядывая темные круги под моими глазами. – Что случилось? Ты в порядке?
– Нормально. Просто тяжелая ночка. – Я смерил ее угрюмым взглядом, просившим не давить. У меня не было настроения разговаривать о новом мамином хахале. – Я собирался спросить у тебя о том же.
– Что ты имеешь в виду?
– Да брось, Ви. Это же я.
Она грустно улыбнулась.
– Ты, наверное, экстрасенс.
– У тебя на лице все написано, – ответил я. «Мне знакома каждая черточка». – Из-за родителей?
Она кивнула.
– Прости за прошлый вечер.
– Это они должны извиняться, – мрачно ответил я. – Они сказали, из-за чего устроили этот цирк?
– Не совсем, но у меня есть подозрения. Думаю, мои сбережения на колледж тают. Или, возможно, уже иссякли.
У меня округлились глаза.
– Вот дерьмо. Ты уверена?
– Я ни в чем не уверена. – Она махнула рукой. – Все нормально. Если это правда, я справлюсь. Подам заявку на стипендию и постараюсь сделать все возможное.
– Не подавляй эмоции, Ви. Это же важный вопрос, черт подери. Рассчитывать на свободу, а получить двести тысяч долга? Даже больше, учитывая, что ты собираешься стать хирургом. Если чувствуешь злость, ты имеешь на нее полное право.
– Я не могу злиться на них за это, – ответила она. – Мне стыдно, да и к чему хорошему приведет? Я сказала, что возьму кредит…
– Да тебе придется взять все кредиты мира, чтобы покрыть расходы за медицинскую школу, но под низкий процент обычно дают только бедным детям вроде меня.
– Умеешь утешить, Миллер, – произнесла она, и в уголках ее глаз заблестели слезы. – Мне даже неизвестно, насколько все серьезно. Может, даже нет смысла на этом зацикливаться.
Я прикусил язык. Вайолет смотрела на мир с надеждой и улыбкой, а все трудности встречала лишь еще большим усердием. Я восхищался этим качеством в ней. Черт возьми, я ему завидовал. Но от этого мое желание защитить ее от любой напасти становилось только сильнее.
«Я заплачу за ее колледж. Каждый чертов пенни».
Помолчав, она жизнерадостно поинтересовалась:
– А ты не думал, чем займешься после школы?
Я пожал плечами, как будто действительно не размышлял об этом.
– Собираюсь свалить отсюда к чертовой матери и заняться музыкой.
Ее улыбка дрогнула, как и всегда, когда я упоминал об отъезде из Санта-Круза.
– Ты же понимаешь, что сначала стоит поиграть перед настоящей публикой, прежде чем станешь музыкантом?
– Так и сделаю. Когда мне захочется.
– Как насчет этой субботы? На вечеринке Ченса Блейлока?
Я отложил еду и посмотрел на Вайолет.
– Хочешь, чтобы я стал одним из тех придурков, которые без приглашения припераются с гитарой на вечеринку? Солидный план.
Она рассмеялась и толкнула меня локтем в колено.
– Заткнись. Люди начнут из штанов выпрыгивать, только чтобы тебя услышать. Ты же неограненный алмаз! Иначе тебя никогда не заметят!
Я ухмыльнулся и сделал глоток воды.
– Ну да. Потом ты предложишь мне нацепить фетровую шляпу и объявить о своем присутствии громким, претенциозным кавером на «Wonderwall»[5]. Это точно укрепит мою репутацию рок-звезды.
Ви звонко расхохоталась, но затем ласково добавила:
– Если позволишь им услышать, как ты играешь… если они услышат твой голос, они полюбят тебя. Да и как иначе?
«Я не знаю, Ви. Почему бы тебе не ответить?»
Я напрягся от внезапной горечи и отвел взгляд.
– Я им ничего не должен.
Вайолет начала было спорить, но тут прозвенел звонок, и обед закончился. Студенты высыпали из кафетерия.
Она встала и отряхнула попку от травы.
– Пойдешь со мной в класс?
– Иди сама, – ответил я. – Нужно доесть, иначе часы снова сойдут с ума.
– Ладно. И я знаю, как тебе все это не нравится, но пообещай, что хотя бы подумаешь о том, чтобы прийти на вечеринку? Даже если не будешь играть, я хочу, чтобы ты там был.
«Ни за что».
– Я подумаю.
Она просияла.
– Отлично. Увидимся позже. Или вечером? Ты придешь?
«И это тоже ни за что».
– Сегодня вечером мне надо работать.
– Ох. Ладно. – Она слабо улыбнулась. Печально. – Ну… не пропадай.
– Не буду.
Она ушла, явно неохотно. Мне хотелось последовать за ней. Хотелось каждую гребаную секунду дня проводить рядом. Но после прошлого вечера все изменилось. Отсутствие надежды на отношения…
Это уже слишком тяжело.
Следующие несколько дней нового учебного года прошли, к счастью, без происшествий. Пока что. Начиная со средней школы, я как минимум раз в месяц ввязывался в драки. После больницы сплетни и слухи просто преследовали меня.
А еще Фрэнки Дауд и его банда придурков.
Вайолет ужасно переживала из-за того, что все узнали о моей жизни в машине.
– Но разве был выбор? – спрашивала она. – Позволить тебе умереть у меня на руках?
Мне это не казалось таким уж ужасным.
Когда я в первый раз пришел домой с разбитой губой и опухшим глазом, мама лишь на мгновение оторвалась от телевизора во время короткого перерыва между работой в химчистке и сменой в круглосуточном кафе.
– Борись, Миллер. Борись, или я больше не хочу об этом слышать.
Поэтому я боролся, хотя и рисковал сломать пальцы и потерять ловкость, необходимую для игры на гитаре – мой билет из этой дерьмовой жизни.
Жизни, которая, благодаря гребаному Чету Хайленду, стала еще дерьмовее. Как я и боялся, он стал постоянным оккупантом на нашем диване и в маминой кровати; мне приходилось спать с подушкой на голове, чтобы не слышать скрип пружин.
Хуже того, мама, похоже, бросила вторую работу, чтобы больше времени проводить с Четом. Он же пробивал брешь в нашем и так скудном бюджете и ничего в него не вносил. Несмотря на обещание, он не прекратил воровать мою еду, а мама, похоже, была не в силах на него повлиять. Самым популярным продуктом в нашей квартире стало пиво. Сигареты не отставали.
– Как долго он здесь пробудет? – шепотом спросил я у мамы на утро четвертого дня в школе. Я прокрался в ее комнату, когда она готовилась к работе в химчистке, а Чет в гостиной смотрел шоу «Цена удачи».
– Столько, сколько я захочу, – ответила она. – Не доставай его, Миллер.
– Господи, мам, да он настоящий паразит. У него вообще есть работа? Он?..
Мама придвинулась ближе и впилась в меня взглядом своих карих глаз.
– Не доставай его, Миллер, – снова повторила она свистящим шепотом. От нее пахло сигаретами. – Ты слышишь? Не делай этого.
– Но, мама…
– Я устала, милый. Просто ужасно устала. – Она слабо улыбнулась и сжала мою руку. – Ты опоздаешь в школу.
Я вышел, не сказав больше ни слова. В гостиной Чет наблюдал, как я собираю еду и лекарства на день.
– Идешь в школу, сынок? – спросил он с натянутой улыбкой. Он специально так меня называл, чтобы подразнить. Забрасывал удочку, проверяя, не начну ли огрызаться.
Я вздернул подбородок.
– Ага. А потом на работу. Ты ведь знаешь, что такое работа? Место, где зарабатывают деньги, чтобы потом ими оплачивать счета и продукты.
– Умничаем, да? У тебя острый язык. – Он ухмыльнулся. – Что случилось? Папаша не научил хорошим манерам перед тем, как свалил?
Я почувствовал, как во мне затрещал и дал сбой какой-то внутренний человеческий механизм, благодаря которому мы, несмотря ни на что, продолжаем двигаться дальше. Меня захлестнули ярость и чувство унижения. Я вспомнил слова Вайолет о том, что наш выпускной год будет лучшим.
Чушь. Чушь собачья.
Чет мрачно усмехнулся.
– Теперь я понимаю, почему он ушел.
– Да пошел ты!
Из коридора донесся удивленный вздох. Мама уставилась на меня и покачала головой. Я молча взглядом умолял ее избавиться от этого мужика, пока он окончательно не вцепился в нас. Как клещ, который впивается так глубоко, что не вытащить.
Мама открыла рот, но тут же закрыла. Я направился к двери.
– Лучше следи за своим языком, сынок, – донеслось мне вслед, когда я вышел в утренний туман.
– Ага, конечно. Лучше последи за своим.
Обычно я ездил в школу на автобусе, но в это серое утро решил пройтись пешком, позволяя холодному воздуху остудить ярость. Солнце уже встало, когда я добрался до центрального входа школы Санта-Круз. Стоило мне шагнуть на первую ступеньку, как раздался звонок на урок.
Перед зданием администрации стоял заместитель директора Чаудер, засунув руки в карманы серого костюма.
– Поторопитесь, поторопитесь, мистер Стрэттон. Вы опоздаете.
Я опустил голову и пошел дальше, мимо шкафчиков и дверей классов. Первым у меня был английский, и он проходил в конце открытого кампуса на зеленом от травы холме, откуда открывался вид на оркестр и научные кабинеты.
Занятие уже началось. Мисс Сандерс смерила меня строгим взглядом, но не стала прерывать лекцию о «Великом Гэтсби», которого мы должны были прочесть летом. Единственное свободное место оказалось рядом с Фрэнки Даудом.
Ну естественно.
Долговязый парень вытянул ноги, светя стесанными коленками из-под удлиненных шорт, которые вечно сползали до середины задницы. Он взмахом головы убрал с глаз прядь рыжих волос и ухмыльнулся мне.
– Почему опоздал, Стрэттон? – прошептал он. – Машина не заводилась?
– Отвали.
Он засмеялся, высунув язык, как обезумевшая гиена. Я слегка сжал кулак – никаких драк и синяков. Но понимал, что к концу этого гребаного дерьмового дня без них не обойтись.
– Фрэнки, – окликнула мисс Сандерс. – Раз уж ты такой разговорчивый, может быть, ответишь мне? В этом романе Фицджеральд неоднократно упоминает про пепел и пыль. Мужчины с пепельно-серыми волосами, пыль, покрывающая все вокруг, – от автомобилей до самих персонажей. Как думаешь, что это символизирует?
– Э-э… наверное, это намекает на что-то старое или… ну типа того.
Несколько студентов засмеялись, а Фрэнки торжествующе стукнулся кулаками с другом.
Мисс Сандерс поджала губы.
– В следующий раз постарайся хоть немного подумать, ладно? – Она взглянула на меня. – Миллер? Не хочешь попытаться?
Несколько пар глаз с любопытством повернулись ко мне. Фрэнки явно насмехался. Я никогда не вписывался сюда. Все четыре года. Я так и остался мальчишкой, который жил в машине и чуть не умер после того, как описался на заднем дворе Макнамары.
– Он пишет, что повсюду оседает пыль, – произнес я. – Потому что так и есть. Она оседает на всем гребаном городе. На школе. Даже залетает в дом. И от нее невозможно избавиться.
Мисс Сандерс кивнула, проигнорировав бранное слово и раздавшееся следом хихиканье.
– И что, по-твоему, это значит?
– Что нет никакой надежды.
Меня подкараулили во время физкультуры, когда я шел к своему шкафчику.
Несмотря на все расчеты и предосторожности, после пробежки показатели упали. Я все еще как придурок был одет в спортивную одежду – белую футболку и желтые шорты. Мой шкафчик маячил в десяти футах, когда из-за угла появились Фрэнки и двое его приятелей.
– Черт бы все побрал, – пробормотал я. У меня дрожали руки и голос, а часы тревожно пищали.
– Ну-ка, кто это тут у нас? А тренер Мейсон знает, что ты забиваешь на физкультуру, чтобы кольнуться, Стрэттон? – поинтересовался Фрэнки, преграждая мне путь. Двое его друзей, Майки Гримальди и Тэд Бреннер, встали позади меня.
– Отвали, Дауд, – бросил я и попробовал протиснуться мимо него.
Он оттолкнул меня, и я споткнулся.
– Твоя мамаша все еще кувыркается с клиентами? – спросил Фрэнки, хихикая, и со всех сторон раздались грязные смешки.
– Не знаю, – закипал я, сердце бешено колотилось, а руки тряслись так сильно, что мне пришлось засунуть их под мышки. – Почему бы не спросить у твоего отца?
Глаза Фрэнки на мгновение вспыхнули, но потом он рассмеялся.
– Ты прав. Он должен знать, ведь это часть его работы – убирать с улиц проституток.
Перед глазами помутнело от ярости, но меня уже пошатывало.
– Ты неважно выглядишь. Вот-вот опять обоссышься?
Часы непрерывно пищали, а мышцы ног словно превратились в вату. Я снова попытался пройти мимо, зная, что это бесполезно. Обычно в драке с Фрэнки Даудом я сторицей возвращал все удары, но сейчас я едва держался на ногах.
– Убирайся к чертовой матери с дороги.
– Мне и здесь хорошо, – заявил Фрэнки, скрестив руки на груди. – Немного любопытно, что произойдет дальше.
Его друзья заерзали и огляделись.
– Эй, Фрэнки, он действительно хреново выглядит, – заметил Майки. Тэд кивнул.
– Ага, и у него эта пищалка…
– Нет, с ним все в порядке, не так ли, Стрэттон? – Фрэнки обхватил меня за шею. – Все еще ходишь с этой маленькой штуковиной в кишках? Что будет, если ее вытащить? Ну просто разглядеть поближе.
– Чувак, – снова окликнул Майки.
– Приятель, хреновые дела, – добавил Тэд, хотя ни один из них не двинулся, чтобы помочь мне.
Собрав все силы, я сжал руку в кулак и ударил Фрэнки под подбородок. Челюсть со стуком захлопнулась, и он отпрянул от меня, брызгая слюной и матерясь.
– Ах ты уфлюдок! – Он сплюнул красный сгусток. – Я на хрен прикуфил фебе яфык.
Через секунду он бросился на меня с ударом, от которого у меня не было сил увернуться. Внезапно кто-то бесцеремонно оттолкнул меня в сторону и вмазал кулаком Фрэнки прямо в нос. Раздался громкий хруст.
Повисло молчание, прерываемое отфыркиванием и руганью Фрэнки. Все уставились на появившегося из ниоткуда крупного темноволосого парня. На нем были рваные джинсы, потертые армейские ботинки, и он возвышался над всеми нами на добрых три дюйма. Выцветшая футболка открывала татуировки на бицепсах и на одном предплечье. Он был похож на беглого заключенного, а не на старшеклассника.
«Может, так оно и есть. Вернулся отомстить за то, что отец Френки посадил его за решетку».
Но под мышцами и татуировками, за холодным взглядом серых глаз, обращенных на Фрэнки, я видел юношу. Его переполняла сила, готовая выплеснуться через край…
У вице-президента Чаудера срабатывало шестое чувство на неприятности в его кампусе; он словно призрак материализовался позади нас.
– Что все это значит?
– Уфлюдок фломал мне нос, – гнусаво пропыхтел из-под ладони Фрэнки.
Чаудер презрительно поджал губы, глядя на сочившуюся сквозь пальцы Фрэнки кровь.
– Сходи к медсестре, Дауд. – Он пристально посмотрел на новенького. – Мистер Венц, в мой кабинет. Остальные возвращайтесь в класс.
Наконец его внимание привлек писк моих часов. Он окинул меня взглядом с головы до ног.
– С тобой все в порядке?
– Да, конечно. Лучше не бывает.
Я оттолкнулся от стены и сумел-таки добраться до своего шкафчика и поднять уровень сахара в крови, прежде чем впасть в гребаную диабетическую кому. Я задавался вопросом, откуда, черт возьми, взялся этот парень.
Долго гадать не пришлось. Быстро распространились слухи, что какой-то новенький ударил Фрэнки по лицу. К концу дня я узнал, что Ронан Венц переехал сюда из Висконсина две недели назад. Он прогулял первые дни в школе, и теперь его отстранили.
Я тоже забил на оставшиеся занятия, чтобы дождаться, когда он выйдет из кабинета Чаудера.
– Тебе не стоило делать это для меня, – произнес я, шагая рядом с ним, когда он шел по центральной дороге школы.
– Я сделал это не для тебя, – ответил Ронан. Его голос был низким и глубоким, а взгляд прикован к дороге под ногами.
– Тогда зачем?
Он пожал плечами в своей поношенной джинсовой куртке, с искусственной овечьей шерстью внутри. У него была такая же потрепанная одежда, как и у меня. Она не была намеренно потерта или порвана по задумке дизайнера. Я не понимал, почему богатые дети хотят одеваться как бедные и при этом издеваются над ними только за то, что они бедные. Но такова школа жизни.
Мы продолжали вместе идти по улице, он направлялся в сторону моего района, и я догадывался, что мы соседи.
Ронан мельком на меня взглянул.
– Это правда, что ты жил в машине?
Меня обдало жаром, и я отвел взгляд.
– Ты пробыл в кампусе всего десять минут и уже услышал об этом? Новый рекорд. Да. Давно. Но, кажется, никто не может об этом забыть.
– Тогда заставь их забыть.
– Как?
Он снова пожал плечами.
– У того парня, которого ты ударил, отец – коп.
Ронан скривил губы в улыбке, которая больше походила на оскал.
– Да пошли они оба.
– Что-то имеешь против копов?
Он ничего не сказал, и мы пошли дальше.
Мы оказались в моем районе ветхих цементных коробок с ржавыми железными решетками на каждом окне. Ронан остановился и уставился на угловую квартиру на втором этаже. Сквозь драную сетку на окне слышался рев телевизора.
– Это твоя?
Он кивнул.
– А моя в квартале отсюда.
Он не двинулся с места, и меня охватило странное чувство. Словно озарение свыше, которое обычно возникает, если слова песни так идеально ложатся на музыку, что кажется, будто они исходят не от меня.
«Показать ему хижину».
– Тебе нужно домой? – спросил я.
– Домой… – презрительно выплюнул он это слово. – Нет.
Я кивнул. Между нами было почти телепатическое понимание.
– Иди за мой.
– Нашел четыре дня назад, – заявил я. – С тех пор прихожу сюда каждую ночь. После работы.
– Что? – Ронан повернулся вокруг своей оси. Его крупное тело заполнило практически всю комнату. – А где работаешь?
– В Галерее игровых автоматов на Набережной.
Ронан кивнул и сел на скамейку.
– Отсюда видно океан, – почти с нежностью произнес он хриплым голосом.
– Да, это здорово. Хорошее место, чтобы просто…
– Убраться подальше от всех?
– Именно.
– До этого ты выглядел больным. – Он кивнул в сторону моего запястья. – Что это за часы? Почему они пищали?
– Это датчик. У меня упал уровень сахара в крови. – Я приподнял футболку, чтобы показать устройство. – У меня диабет.
Ронан кивнул, а затем на его губах внезапно расплылась улыбка, и он прикрыл ее ладонью.
– Что смешного? – спросил я, не обращая внимания на болезненно сжавшееся сердце.
Возможно, я ошибся в Ронане. Просто еще один придурок…
Он покачал головой.
– Я дружил с одной девочкой, когда был ребенком… лет в пять. – Его плечи начали сотрясаться от смеха, неудержимо накатившего на него, как приступ кашля. Казалось, это застигло его врасплох. Как будто прошла целая вечность с тех пор, как он смеялся в последний раз. – Ее тетя была диабетик. Девчонка называла ее диа-ба-титьки.
Я секунду пялился на него, но смех был таким заразительным, что в итоге мы оба заржали как идиоты, сложившись пополам.
– Никто… не поправил ее? – выдавил я.
Ронан покачал головой.
– А ты бы хотел?
– Черт, нет.
По хижине бурей пронесся еще один взрыв смеха, постепенно сменившийся судорожными вздохами и смешками.
– Черт, много лет об этом не вспоминал, – произнес Ронан через минуту.
– Это шедевр, – произнес я, вытирая глаза. – Диа-ба-титьки. Похоже на то, что мог бы сморозить новый мамин бойфренд. Специально.
Даже случайное упоминание о Чете убило остатки веселья.
Ронан поднял взгляд.
– Он один из таких?
– Ага. Один из таких.
Парень кивнул.
– Они больше не будут к тебе цепляться.
Я растерянно моргнул, пока не понял, что он имел в виду Фрэнки Дауда и компанию. Я изогнул бровь.
– Собираешься стать моим телохранителем? Забудь. Я сам могу за себя постоять.
О да, сегодня ты прекрасно это доказал.
Ронан молча ждал.
Господи, мне нужны руки, чтобы играть. Чтобы из моей музыки что-нибудь получилось. Чтобы заработать кучу чертовых бабок и показать миру здоровый средний палец за то, что Вселенная отвратительно жестока.
Вайолет всегда говорила мне, что я хорошо разбираюсь в людях. Так вот, то, что я увидел под гладью серых глаз Ронана Венца, меня опечалило. Боль. Опасность. Жестокость. Мир к нему тоже был безжалостен. В нем что-то сломали. Я мог бы стать его другом и позволить ему сражаться за меня, если ему это нужно.
– Хорошо, – произнес я в тишине, хотя сомневался, что он ждал моего согласия.
Но Ронана, казалось, ответ удовлетворил, и он снова уставился на воду.
Я закинул рюкзак на плечо.
– Мне пора на работу. Оставайся, сколько захочешь, – добавил я, но в этом не было необходимости. Теперь это место принадлежало и Ронану.
5
Вайолет
Пятничным утром я надела в школу легинсы с цветочным принтом, длинную белую блузку и выскользнула из опустевшего дома. Родители ушли на работу пораньше – папа в огромную технологическую корпорацию «ИноДин», а мама работала в муниципалитете менеджером по связям с общественностью. Они оба проводили там как можно больше времени, то ли избегая друг друга, то ли из-за нашего финансового положения.
Или по обеим причинам.
В школе на центральном дворе стоял стол. На нем красовалась бумажная скатерть с надписью «ГОЛОСУЕМ ЗА СВИТУ ОСЕННЕГО БАЛА!», раскрашенной золотой и голубой краской. По бокам к утяжелителям были привязаны воздушные шарики той же расцветки.
Я направилась к своему шкафчику, и меня окружили Эвелин, Кейтлин Уоллс и Джулия Ховард.
– О-о-о, – протянула я со смехом. – У меня неприятности? Сегодня тот день, когда мы должны были надеть все розовое?[6]
Кейтлин и Джулия рассмеялись, а Эвелин закатила глаза.
– Клянусь, ты вызубрила весь фильм наизусть.
– Вызубрила? Да я в нем живу, – усмехнулась я. – За исключением того, что вы милые девчонки. – Я наклонилась, чтобы рассмотреть кулон Кейтлин – маленький золотой медальон в форме сердца. – Красивый, Кейт.
Она прикоснулась к кулону.
– О, спасибо. Мне его подарила бабушка…
– У нас осталось десять минут до звонка, – вмешалась Эвелин, кивнув в сторону двора. – Пора голосовать.
Мы направились к столу. Двое студентов, сидевших между шариками, записали наши имена и вручили нам планшеты.
В бюллетене были перечислены номинанты на Короля, Королеву, Принца и Принцессу, а также указаны их достижения и заслуги перед школой. Эвелин была среди номинанток. Благодаря модному видеоблогу с более чем 25 тысячами подписчиков ее хвалили за «предпринимательский дух».
Джулию и Кейтлин тоже номинировали, как и меня, к моему шоку. Рядом красовался толстый абзац с перечислением всех моих внеклассных занятий и достижений.
– Ни фига ж себе, – пробормотала я, и меня охватил странный трепет.
– Как такое возможно?
Джулия улыбнулась мне.
– Понятия не имею.
– Я тоже, – вставила Кейтлин.
– Обязательно проголосуйте за себя на роль Принцессы, – велела Эвелин, зная, что роль Королевы бала принадлежит ей. – Хочу, чтобы хотя бы одна из вас участвовала в этом празднике вместе со мной.
Джулия и Кейтлин переглянулись и отвернулись, чтобы заполнить бюллетени, затем сложили их и сунули в ящик.
– Я не буду голосовать за себя, – произнесла я. – Это… странно. Для меня большая честь просто оказаться номинированной. – Я рассмеялась. – Разве не так говорят? Но я с радостью проголосую за вас, девочки.
Я отметила Эвелин как Королеву, а Ривера Уитмора в качестве Короля. Это легко. Другой выбор все равно пустая трата голоса. Принцессами я отметила и Кейтлин и Джулию, предоставив решение судьбе. Принцем мне хотелось записать Миллера, но я знала, что он воспримет это как шутку или насмешку.
– Вот, – сказала я и сунула листок в щель. – Я выполнила свой гражданский долг. Теперь я свободна?
– Притормози, – ответила Эвелин. – Потусуйся здесь до звонка.
– Зачем?
– Неплохая самореклама, – ответила Джулия, постучав себя пальцем по виску. – Стратегия.
Я ухмыльнулась.
– Чтобы электорат нас запомнил?
– Именно.
Я все еще ощущала небольшое волнение из-за моей номинации, но ошиваться вокруг стола мне казалось уже слишком.
– Вот черт, чуть не забыла, – воскликнула Эвелин. – Девочки, вы слышали? У нас есть еще один новичок в старшем классе. Ронан Венц.
Мне знакомо это имя. Вчера учитель по истории устраивал перекличку, но Ронан так и не появился.
– Очевидно, что он малолетний преступник. Отсидел в тюрьме…
– Серьезно?
– Я слышала, что он убил своих родителей и бежал из штата.
– Кейт, не выдумывай…
Мне нравились мои новые друзья. Каждая обладала прекрасными качествами, если познакомиться с ними поближе за пределами школы, но на сегодня мой лимит сплетен исчерпан. Я отключилась от их болтовни и блуждала взглядом вокруг, пока не заметила Миллера. Он шел по двору, глядя себе под ноги и согнувшись так, словно рюкзак весил тысячу фунтов.
– Кстати, о новом парне, – сказала Эвелин, подталкивая меня локтем. – Твой лучший друг и Фрэнки вчера подрались после физкультуры.
Меня захлестнула волна гнева, и я стиснула зубы.
– Что произошло?
– Я слышала, Фрэнки надрал Миллеру задницу, или Миллеру было плохо, ну или что-то такое, но потом появился Ронан и избил Фрэнки до полусмерти. Сломал ему нос и отрезал кусок языка.
Кейтлин и Джулия ахнули и что-то пробормотали, а я закинула сумку на плечо и поспешила к Миллеру, не обращая внимания на оклики Эвелин. Я догнала его и пошла рядом.
– Привет.
– Привет, – глухо ответил он.
Я поискала глазами следы драки с Фрэнки, но костяшки пальцев на вид были целые, а лицо такое же красивое, как и всегда.
Возможно, Эвелин ослышалась.
Я подняла взгляд и успела заметить, как Миллер внимательно разглядывал меня. Он тут же отвел глаза. Ткнул большим пальцем в сторону стола для голосования.
– Выполнила свой гражданский долг?
– Ха, я так же его обозвала. – Я попыталась улыбнуться. Он не улыбнулся в ответ. – Это, конечно, глупо, но довольно весело.
– Какое расточительство, – мрачно пробормотал Миллер.
– Почему ты так говоришь?
– Я могу придумать сотню программ, на которые школа могла бы потратить деньги. А вместо этого они арендуют кабриолеты для спортсменов и принцесс, чтобы двадцать минут покатать их после футбольных соревнований.
– Это традиция. И деньги с бала всегда идут на благотворительность. Они не пропадают впустую…
– Верно, – выплюнул Миллер. – Мистеру Ходжесу приходится каждый год устраивать распродажу выпечки, чтобы поддержать кафедру музыки и не лишиться работы. Но давайте мы все равно будем финансировать популярный конкурс, традиции ради.
Я остановилась и положила руку ему на плечо.
– Эй. Я знаю, как тебе все это не нравится, но…
– Но нравится тебе.
Я повела плечом.
– Меня номинировали, это полнейшее безумие…
– А-а. Теперь все понятно.
– Эй, так нечестно!
– Год назад тебя бы под дулом пистолета не заставили голосовать за всю эту хрень. Но, наверное, все меняется, когда ты среди них, да?
Я вздрогнула и скрестила руки на груди.
– Ты ведешь себя сейчас как настоящий придурок.
Он был раздражен и зол.
– Разве ты не сегодня начинаешь работать с Нэнси Уитмор?
– Да. И что?
– Разве это не в миллион раз важнее?
– Разумеется, так и есть. Но это… – я махнула рукой в сторону стола для голосования. – Весело же. Это старшая школа. И мне хочется получить такой опыт. Он мне нужен. Целыми днями я только и занята, что учебой и факультативами… и домашняя жизнь трещит по швам. А если Нэнси действительно смертельно больна, то я согласна на любое отвлечение от всего этого дерьма. Ладно?
– Ладно. Как хочешь.
Мы стояли, а между нами повисла ужасная, напряженная тишина, которая разбивала мне сердце. Мы такими не были. Красивое лицо Миллера отражало тяжелое напряжение, а в глазах появилось еще больше беспокойства.
– Я слышала о том, что вчера случилось с Фрэнки, – рискнула я.
– Не сомневаюсь в этом.
– Ты в порядке?
– Все хорошо. Завел нового друга.
– Этот новый парень, Ронан? У нас с ним общая история. В теории. Он не появился…
– Его отстранили, – произнес Миллер.
– Я слышала, он сломал Фрэнки нос.
– Ты все правильно слышала. Сам я в тот момент не был способен на такой подвиг.
Я сильнее сжала его руку.
– У тебя упали показатели? Снова? Может, тебе стоит поговорить со своим эндокринологом? Или дело в датчике? Может, он сломался?
– Нет.
– Что это значит?
Он мягко высвободил руку из моей хватки.
– Перестань беспокоиться обо мне, Ви. Пожалуйста. Просто… перестань.
– Не могу. И никогда не смогу. Ты мой лучший друг.
Прозвенел звонок, Миллер задумчиво посмотрел на меня и отвел взгляд.
– Мне пора в класс.
– Миллер, поговори со мной. Прошу тебя.
Он сдался и побежденно опустил плечи. Его глубокий голос еще больше охрип.
– У моей мамы появился новый любовник.
– Ох. – Мое сердце упало от скрытого в этих словах подтекста. – Он… плохой?
– Еще неизвестно насколько, но да. На днях к нам зашел Марко, полицейский. Чет повел себя как полный осел. Мне было жутко стыдно за него. Поэтому я сказал Марко больше не приходить.
– Миллер, нет. Тебе нужна помощь.
– Со мной все будет в порядке. И я не хочу об этом говорить, Ви.
Я неохотно кивнула.
– Ладно. Мне очень жаль, что тебе приходится терпеть. Его.
Он встретился со мной взглядом, и глухие стены немного опустились, как будто только для меня. Он вздохнул и провел рукой по своим длинным каштановым волосам.
– Прости, что веду себя как козел, но с кем поведешься…
Не говоря ни слова, я крепко обняла его. Он наклонился, чтобы мне было удобнее, но едва обнял меня в ответ, как будто боялся обжечься.
– Мистер Стрэттон? Мисс Макнамара? – Заместитель директора Чаудер стоял за спиной Миллера и постукивал по наручным часам.
– Вы оба опаздываете.
Миллер отстранился и закинул сумку на плечо, глядя куда угодно, только не на меня.
– Увидимся позже? – спросила я.
Мне хотелось узнать, придет ли он ко мне вечером, как делал тысячи раз за последние четыре года. Но это казалось неправильным. Теперь все между нами казалось неправильным.
– Да, увидимся, Ви, – ответил он и быстро ушел.
В тот день на уроке истории я, как обычно, сидела рядом с Шайло. Мистер Баскин начал перекличку.
– Ватсон?
– Здесь.
– Венц?
Последовало молчание, а затем Баскин, грузный мужчина с седеющей бородой, пробормотал себе под нос:
– Ох, точно. Отстранен.
Он сделал пометку в своем журнале, а затем снова запустил на доске фильм, который мы начали на прошлом уроке: документальное кино о российской революции.
Когда в классе выключили свет, Шайло наклонилась ко мне и прошептала:
– Ладно, мисс подружка папарацци. Кто этот новый парень, который все время не появляется?
– Ронан Венц, – прошептала я в ответ. – Его отстранили за то, что он ударил Фрэнки Дауда. Сломал ему нос.
– Мой герой, – пробормотала Шайло. – Этот говнюк сам напросился.
Я кивнула.
– Он доставал Миллера. Снова.
Шайло нахмурилась и откинула за плечо россыпь косичек.
– Фрэнки ненормальный. Уверена, это у него от папаши.
– Офицера полиции?
– Ага. Не ты одна слушаешь сплетни. Биби дружит с одним из детективов в полицейском участке рядом с нашим домом.
Я улыбнулась.
– Биби со всеми дружит.
Бабушке Шайло перевалило за восемьдесят, и она почти совсем ослепла, но состоит практически во всех городских и социальных клубах.
– Биби сказала, что этот детектив предупреждал ее насчет офицера Дауда. Последнее время у него возникали некоторые проблемы с дисциплиной.
| ||
Куда не ведёт дорога читать онлайн Дарья Кандалинцева
Дарья Кандалинцева
Куда не ведет дорога
Уверены ли вы, Что мы проснулись? Кажется мне, будто Мы спим и грезим.
Уильям Шекспир, «Сон в летнюю ночь» (перевод М. М. Тумповской)
Пролог
Закат всегда волшебный. Невозможно описать словами состояние души, возникающее, когда ты наблюдаешь за солнцем, медленно уплывающим за горизонт и окутывающим тебя и весь мир своим мягким теплом. Что может сравниться с разливающейся по гаснущему небу сумеречной безмятежностью?
Я стою на берегу, не в силах оторвать глаз от солнечного диска, зависшего над кромкой воды. Он тлеет, словно дремлющее пламя. Еще доля секунды — и он исчезнет, а вместе с ним все вокруг погрузится в беспросветный мрак.
Но пламя не угасает, покоясь на морской глади, и я продолжаю смотреть. Как мне посчастливилось оказаться здесь? Небо с коралловыми сполохами, подсвеченное золотыми лучами, словно истаивает в сгущающемся тумане, и небосвод становится единым целым с безграничными водными просторами. Так проявляет себя удивительная, ни с чем не сравнимая магия природы…
Неподалеку начинается лес, над его зеленым куполом уже мерцают первые звезды. Где-то в невидимой отсюда чаще журчит родник, отважно прокладывая себе путь меж камней. Время здесь словно остановилось, и только всплеск воды изредка оживляет гипнотизирующую меня тишину.
Не здесь ли то самое место, которое втайне каждый искал когда-то? Место, где можно не вспоминать о бесконечных проблемах, побыть наедине с собой, а может, даже затеряться и не пожалеть об этом…
Глубоко вдохнув, я неохотно отрываю взгляд от почти совсем скрывшегося солнца и двигаюсь в глубь леса. Я не знаю точно, куда иду, но не хочу испортить тревожными мыслями свое необычное состояние: возможно, именно такие мгновения называют моментом истины. Впрочем, это сейчас неважно. Душа, наполненная покоем, уверенно направляет меня сейчас куда-то. Иногда следует позволить ей решать. Если не доверять своей душе, то кому или чему вообще можно верить?
Идти на удивление легко. Морской берег вскоре остается позади, и меня обступают величественные деревья. Сияющая луна очерчивает их черные силуэты. Ветви сплетаются, образуя замысловатые узоры, но ночь все еще светла: в сгущающейся мгле я различаю кусты, вздымающиеся к небу янтарными колоннами сосны и даже едва заметную мшистую тропку, проложенную, наверное, лесными обитателями.
Впереди показалось озеро. Природа теперь уже окутана глубоким сном, тишину нарушает лишь мягкий шелест листьев. Мне нестерпимо хочется остаться здесь, позабыть о суете городской жизни, о бесчисленных повседневных проблемах. Забыть навсегда или хотя бы на одну ночь. Ночь, которая бы длилась…
— …вечно, — шепчу я в пустоту.
Мои размышления прерывает тень, промелькнувшая на дальнем берегу озера. Я замираю, настороженно вглядываюсь в темноту, но ничего не могу рассмотреть. Неужели кто-то еще нашел этот необитаемый уголок гармонии и спокойствия? Нет. Конечно, нет.
Это только мое убежище.
Я останавливаюсь у озера, касаюсь ладонью прохладной воды.
— Я дома.
Однако тень вновь мелькает за деревьями, теперь совсем близко. Чувствую, как по спине пробегает холодок, мгновенно сменяясь жаром. Не может быть! Всего в нескольких шагах от меня, у самой воды, стоит в тени высокий мужчина.
Неужели это он?! Но… кто? Я чувствую нарастающее волнение, не совсем привычное, почти благоговейное.
Затаив дыхание, я поспешно отступаю от озера, надеясь остаться незамеченной среди деревьев. Сердце бьется сильнее, но причиной этому вовсе не страх. Смятение? Любопытство? Волнение? Кажется, я знаю этого человека, но с такого расстояния разглядеть лица невозможно, нужно подойти ближе.
Я возвращаюсь, стараясь ступать как можно тише, но у меня получается плохо, — мешает растущее беспокойство. Ноги не слушаются, словно их сковало тяжеленной цепью, каждый шаг дается с трудом. Через несколько секунд, показавшихся целой вечностью, мне все-таки удается приблизиться к незваному гостю. Еще шаг-другой, и я смогу разглядеть его лицо…
Хрустнула ветка.
В ночной тишине неожиданный звук кажется настолько громким, что на соседних деревьях просыпаются птицы и уносятся прочь, шумно хлопая крыльями. Я вздрагиваю, проклиная свою страсть к авантюрам, но теперь уже поздно.
Он меня заметил.
Не понимаю, как это получилось, но буквально через мгновение мы оказываемся с незнакомцем лицом к лицу. На меня устремляется взгляд медно-карих глаз, такой пронзительный, словно видящий меня насквозь. Я застываю на месте, не в силах произнести ни слова.
Уголки его губ поднимаются в еле заметной улыбке, и я улыбаюсь в ответ.
— Я ждала тебя.
— Ждала ли?
— Прости, я, наверно… Нет. Мы не знакомы?..
Он моложе, чем мне показалось издали, на вид ему не больше восемнадцати. Но ведь и я молода, верно?
Он не произносит ни слова в ответ, лишь прищуривается недоверчиво, продолжая изучать меня. Он словно ищет что-то в моих глазах. Намек? Подсказку? Что ж, пускай ищет.
Выждав пару минут, он что-то спрашивает, но смысл слов ускользает от моего растерянного сознания, как последний солнечный луч от мрака ночи. Лишь голос его звучит властно и уверенно.
— Ка твам? — вновь спрашивает он, не дождавшись ответа.
— Что?
— Ка твам?
— Прости, я не понимаю тебя, — я с сожалением качаю головой. Почему я не понимаю его слов?
В его глазах мелькает сомнение.
— Этого не может быть. Что ты здесь делаешь?
— А где я?
— Не знаешь?
— Нет.
Он обеспокоен, почти напуган.
— Не может быть. Ты не можешь оказ…
Фраза обрывается на полуслове. Меня накрывает оглушительно-резкий звон. Перед глазами все мешается, плывет, и в следующую секунду мир оборачивается небытием…
Часть первая
Знакомство
Глава 1
Весь мир — театр
Аня открыла глаза.
В полуметре от нее настойчиво звонил сотовый телефон, разрушая тишину комнаты банальной мелодией. Тонкие занавески на окне развевались от прохладного предрассветного ветра, с улицы доносился аромат свежей выпечки из кондитерской неподалеку.
— Если только не начался конец света… — сонно пробурчала Аня и потянулась за телефоном, не желая выбираться из постели.
У разбуженных по утрам нет желания с кем-либо разговаривать, им хочется хотя бы на минутку продлить свое пребывание в мире грез. И кто решил, что день должен начинаться с восходом солнца? И что спать нужно именно ночью? Кто вообще придумал подобные правила?
Пока Аня, не отрывая головы от подушки, пыталась нашарить рукой мобильный, звонить перестали, а экран замигал, намекая на новое СМС-сообщение:
«Генеральная репетиция в 14.00. Не опаздывай! Vi.».
Vi. — это Виктория, режиссер театральной студии, где Аня занималась с раннего детства. Добрая, но требовательная женщина очень любила театр, свою работу, всех своих учеников и подопечных. Необычную же подпись она объясняла тем, что ее имя происходит от слова Victory — победа, что обязательно поможет успеху любого человека, которому она пишет.
Лениво потянувшись, Аня взглянула на часы — 06:53. До будильника чуть больше получаса. Она бросила телефон на постель и накрылась с головой одеялом. От неоконченного сна, как от недочитанной книги, обычно остается легкая неудовлетворенность, какая-то недосказанность.
Но что Ане снилось ночью? Вспомнились размытые образы, силуэты, невнятные цвета… Но ничего конкретного. Осталось только смутное ощущение. Страха? Волнения? Непонятно…
— Бессмыслица. — Аня сбросила одеяло на пол и, потирая заспанные глаза, поплелась в ванную.
Как бы ни хотелось вернуться в ночное забвение, реальность требовала действий. Ледяная вода сделала свое дело, мир вокруг снова стал четким и красочным. Аня взглянула в зеркало: на нее вопрошающе уставились серо-зеленые глаза. Мелькнуло странноватое ощущение, словно девушка наблюдала за собой со стороны.
Может, все еще сон?
Пришлось пару раз брызнуть в лицо холодной водой: грядущий день готовил много забот, а для них нужен ясный рассудок.
* * *
— Никк, ты уверен, что это она? — скептически спросил Ирней, заметив, куда смотрит его товарищ.
На другой стороне улицы молодая девушка раскладывала журналы в витрине книжного магазина.
— Конечно, уверен. У меня хорошая память на лица, — кивнул Никк, продолжая наблюдать за девушкой. Немного помедлив, он добавил: — Даже во сне.
— Не знаю, выглядит… как обычный человек, — пожал плечами Ирн, жмурясь от солнца. Его лучи отражались в окнах высящихся рядом зданий и слепили глаза, не позволяя разглядеть сотрудницу магазина как следует. — Как она могла оказаться в твоей проекции?
Лето выдалось знойным, в городе стояла невыносимая жара. Неподвижность раскаленного воздуха нарушали лишь проносящиеся по улицам автомобили. Собеседник Ирна вытер вспотевший лоб, но не ответил, продолжая сосредоточенно следить за девушкой.
— Думаешь, одна из них?
— Это я и собираюсь выяснить, — произнес, наконец, Никк и направился к магазину, не обращая внимания на сигналящих ему вслед водителей, на чьих лицах читалось все, что они думают о самоуверенном пешеходе.
Проблемы со сном: причины, диагностика и лечение
Обзор
Проблемы со сном — это когда у вас проблемы со сном ночью. Вам может быть трудно заснуть, или вы можете просыпаться несколько раз в течение ночи.
Проблемы со сном могут повлиять на ваше физическое и психическое здоровье. Недостаток сна также может привести к частым головным болям или проблемам с концентрацией внимания.
Большинство людей в какой-то момент жизни испытывают трудности со сном. Некоторые люди могут чувствовать себя отдохнувшими уже после шести или семи часов сна. Однако большинству взрослых необходимо около восьми часов сна каждую ночь, чтобы чувствовать себя отдохнувшими.
Признаки нарушения сна могут включать неспособность сосредоточиться в течение дня, частые головные боли, раздражительность, дневную усталость, слишком раннее пробуждение, пробуждение в течение ночи или засыпание в течение нескольких часов.
Вы также можете ощущать упадок сил в течение дня или заметные темные круги под глазами.
У взрослых
Бессонница может быть вызвана многими причинами, включая особенности сна, образ жизни и состояние здоровья. Некоторые причины незначительны и могут исчезнуть при самостоятельном уходе за собой, в то время как другие могут потребовать обращения к врачу.
Причины бессонницы могут включать старение, чрезмерную стимуляцию перед сном (например, просмотр телевизора, видеоигры или физические упражнения), употребление слишком большого количества кофеина, шумовые помехи, неудобную спальню или чувство возбуждения.
Чрезмерный дневной сон, недостаток солнечного света, частое мочеиспускание, физическая боль, нарушение биоритмов и прием некоторых рецептурных препаратов также могут привести к проблемам со сном.
У многих людей стресс, беспокойство, депрессия или рабочий график также могут повлиять на их сон. У других проблемы со сном возникают из-за нарушений сна, таких как бессонница, апноэ во сне и синдром беспокойных ног.
У младенцев
У младенцев также может наблюдаться бессонница. Для новорожденных нормально просыпаться несколько раз в течение ночи. Тем не менее, большинство младенцев начинают спать всю ночь после того, как им исполняется 6 месяцев.
Если у младенца старшего возраста проявляются признаки бессонницы, это может быть признаком того, что у него режутся зубки, он болен, голоден или его беспокоят газы или проблемы с пищеварением.
Обструктивное апноэ сна — это состояние, при котором происходит закупорка верхних дыхательных путей. Это приводит к паузам в дыхании в течение ночи, что может привести к резкому пробуждению, часто со звуком удушья. При этом расстройстве обычно возникает храп.
Синдром беспокойных ног также может вызывать проблемы со сном. Это состояние вызывает неприятные ощущения в ногах, такие как покалывание или боль. Эти ощущения вызывают у вас желание часто двигать ногами, в том числе во время отдыха, что может прервать ваш сон.
Расстройство задержки фазы сна — еще одно состояние, которое может повлиять на сон. Это состояние вызывает задержку 24-часового цикла сна и бодрствования. Вы можете не чувствовать сонливости или заснуть до середины ночи. Этот цикл сна затрудняет пробуждение ранним утром и приводит к дневной усталости.
Вам следует обратиться к врачу, если проблемы со сном продолжаются и влияют на качество вашей жизни. Они попытаются найти основную причину вашей бессонницы, проведя медицинский осмотр и задав вопросы о вашем режиме сна. Вы можете связаться с врачом в вашем районе с помощью инструмента Healthline FindCare.
Во время приема обязательно сообщите своему врачу обо всех лекарствах, отпускаемых по рецепту, безрецептурных препаратах и растительных добавках, которые вы принимаете. Некоторые лекарства и добавки вызывают чрезмерную стимуляцию и могут нарушить ваш сон, если их принять слишком близко ко сну.
Вам также следует сообщить, испытываете ли вы другие проблемы, такие как депрессия, тревога или хроническая боль. Эти факторы также могут повлиять на вашу способность спать.
Чтобы определить причину бессонницы, врач может порекомендовать вам вести дневник сна.
Вы должны записывать всю свою дневную деятельность и режим сна, например, время, когда вы ложитесь спать, время, когда вы просыпаетесь, количество еды и напитков, которые вы потребляете, ваше настроение, любые лекарства, которые вы принимали, уровень вашей активности, и качество вашего сна.
Ведение записей о сне поможет вашему врачу выявить привычки, которые могут вызывать проблемы со сном.
Если ваш врач подозревает, что у вас апноэ во сне, синдром беспокойных ног или другое нарушение сна, он может назначить исследование сна. Для этого теста вы проведете ночь в больнице или центре сна.
Специалист по сну будет наблюдать за вами всю ночь. Ваше кровяное давление, частота сердечных сокращений, дыхание, уровень кислорода и мозговые волны будут отслеживаться на предмет любых признаков нарушения сна.
Изменение образа жизни
Лечение бессонницы зависит от ее причины. В некоторых случаях домашние средства или простые изменения образа жизни могут улучшить качество сна. Вы можете отказаться от кофеина и алкоголя, по крайней мере, за несколько или более часов до сна.
Ограничьте любой дневной сон до 30 минут или вообще не спите, если это возможно. Держите вашу спальню темной и прохладной.
Избегайте стимулирующих действий перед сном и отводите на сон от семи до восьми часов каждую ночь. Также может помочь прослушивание успокаивающей музыки и принятие горячей ванны перед сном. Соблюдайте регулярный график сна.
Снотворные
Вы также можете приобрести некоторые снотворные средства без рецепта. Тем не менее, снотворные могут вызвать дневную сонливость, если вы не выспались семь или восемь часов. Кроме того, не используйте эти продукты ежедневно, так как это может привести к зависимости.
Всегда внимательно читайте инструкцию и принимайте лекарство в соответствии с указаниями.
Лечение основного заболевания
Если причиной ваших проблем является заболевание или нарушение сна, вам потребуется лечение основного заболевания.
Например, если на ваш сон влияет тревожное расстройство или депрессия, врач может прописать успокоительные или антидепрессанты, которые помогут вам справиться с беспокойством, стрессом и чувством безнадежности.
Хронические проблемы со сном, если их не лечить, могут сильно повлиять на качество вашей жизни. Время вашей реакции при вождении может уменьшиться, что увеличивает риск аварии.
Плохое качество сна также может снизить вашу работоспособность на работе или в школе. Это также может ослабить вашу иммунную систему, что приведет к большему количеству простуд и болезней.
Поговорите со своим врачом, если у вас частые проблемы со сном. Ваш врач может помочь порекомендовать различные методы лечения.
Лунатизм — NHS
Лунатизм — это когда человек ходит или выполняет сложные действия, не полностью проснувшись.
Обычно это происходит в период глубокого сна. Это достигает пика в начале ночи, поэтому лунатизм, как правило, происходит в первые несколько часов после засыпания.
Лунатизм может начаться в любом возрасте, но чаще встречается у детей. Считается, что каждый пятый ребенок хоть раз ходит во сне. Большинство из них перерастают это к тому времени, когда они достигают половой зрелости, но иногда это может сохраняться и во взрослой жизни.
Почему некоторые люди ходят во сне
Точная причина лунатизма неизвестна, но, похоже, это передается по наследству. У вас больше шансов ходить во сне, если у других членов вашей семьи есть или были лунатизм или ночные страхи.
Следующие факторы могут спровоцировать лунатизм или усугубить его:
- недостаток сна
- стресс и беспокойство
- инфекция с высокой температурой, особенно у детей
- злоупотребление алкоголем
- употребление наркотиков
- некоторые виды лекарств, например некоторые седативные средства сходить в туалет
Другие нарушения сна, которые могут привести к частым внезапным пробуждениям в течение ночи, такие как обструктивное апноэ во сне и синдром беспокойных ног, также могут спровоцировать эпизод лунатизма.
Принятие мер по предотвращению некоторых из этих триггеров, например обеспечение достаточного количества сна и работа над стратегиями борьбы со стрессом и его снижения, часто помогают.
Что происходит, когда человек ходит во сне
В некоторых случаях лунатизма человек может просто сесть в постели и оглядеться, на короткое время выглядя растерянным. Другие могут вставать с постели и ходить, открывать шкафы, одеваться или есть и могут казаться взволнованными.
В крайних случаях человек может выйти из дома и выполнять сложные действия, например, водить машину.
Глаза обычно открыты, когда кто-то ходит во сне, хотя человек будет смотреть прямо сквозь людей и не узнавать их. Они часто могут хорошо передвигаться вокруг знакомых предметов.
Если вы поговорите с человеком, страдающим лунатизмом, он может частично ответить или сказать что-то бессмысленное.
Большинство эпизодов лунатизма длятся менее 10 минут, но могут быть и дольше. В конце каждого эпизода человек может проснуться или вернуться в постель и заснуть.
Обычно они не помнят об этом утром или могут иметь фрагментарную память. Если проснуться во время лунатизма, человек может чувствовать себя сбитым с толку и не помнить, что произошло.
Что делать, если вы обнаружили, что кто-то ходит во сне
Если вы видите, что кто-то ходит во сне, лучше всего убедиться, что он в безопасности. Если их не беспокоить, они часто снова засыпают. Мягко направьте их обратно в постель, заверив их.
Не кричите и не пугайте человека, а также не пытайтесь физически сдерживать его, если он не в опасности, так как он может наброситься.
Когда обращаться за медицинской консультацией
Случайные эпизоды лунатизма обычно не требуют медицинской помощи. Лунатизм редко является признаком чего-то серьезного и со временем может пройти, особенно у детей.
Но вам следует обратиться к врачу общей практики, если лунатизм случается часто, вы обеспокоены тем, что человек может нанести вред себе или другим, или если эпизоды продолжаются или начинаются во взрослой жизни.
Врач общей практики может направить вас в специализированный центр сна, где можно более подробно обсудить вашу историю сна или историю сна вашего ребенка. При необходимости можно организовать исследования сна, чтобы исключить другие состояния, которые могут вызывать лунатизм, такие как обструктивное апноэ во сне или синдром беспокойных ног.
Лечение лунатизма
Специального лечения лунатизма не существует, но обычно помогает высыпаться и выполнять регулярные и расслабляющие процедуры перед сном.
Вам может быть полезен следующий совет :
- старайтесь ложиться спать в одно и то же время каждую ночь
- убедитесь, что в вашей спальне темно и тихо, когда вы ложитесь спать
- ограничьте потребление напитков перед сном, особенно напитков, содержащих кофеин , и ходите в туалет перед сном
- найдите способы расслабиться перед сном, например, примите теплую ванну, почитайте или сделайте глубокий вдох
- если ваш ребенок ходит во сне в одно и то же время большую часть ночи, попробуйте осторожно разбудить его для короткое время от 15 до 30 минут до того, как они обычно ходят во сне — это может остановить их лунатизм, изменив их нормальный цикл сна
Узнайте, как установить регулярный режим сна и советы по здоровому сну для детей.
Лекарства обычно не используются для лечения лунатизма. Однако иногда используются такие лекарства, как бензодиазепины или антидепрессанты , если вы часто ходите во сне или существует риск серьезного травмирования себя или других. Эти лекарства могут помочь вам уснуть и уменьшить частоту эпизодов лунатизма.
Иногда могут быть полезны такие методы лечения, как когнитивно-поведенческая терапия (КПТ) или гипнотерапия.
Предотвращение несчастных случаев
Важно, чтобы в тех местах вашего дома, где человек может ходить во сне, не было хрупких или потенциально опасных предметов, и убирайте все предметы, о которые он может споткнуться. Также рекомендуется держать окна и двери запертыми.
Если ваш ребенок ходит во сне, не позволяйте ему спать на верхней кровати двухъярусной кровати. Вы можете установить ворота безопасности наверху лестницы.
Также важно сообщить няням, родственникам или друзьям, которые присматривают за вашим ребенком в ночное время, что ваш ребенок может ходить во сне, и что им следует делать, если это произойдет.
Последняя проверка страницы: 05 октября 2021 г.
Следующая проверка должна быть завершена: 05 октября 2024 г.
Люди, которые перестают дышать во сне
Загрузка
Mosaic@Future | Сон
Люди, которые перестают дышать во сне
(Изображение предоставлено Getty Images)
Нил Стейнберг, 5 марта 2020 г.
Если у вас апноэ во сне, скорее всего, вы этого не осознаете. Но это связано с диабетом, сердечными заболеваниями и другими состояниями и может поставить под угрозу вашу жизнь
I
Я думал, что умираю. Днем я так уставал, что колени подкашивались. Ведя машину, я опускал голову, а потом брал себя в руки. Мое лицо было искажено усталостью.
Ночью я спал беспокойно, ноги тряслись, а потом резко просыпался, задыхаясь, сердце бешено колотилось.
Мой доктор был озадачен. Назначил анализы крови, мочи, электрокардиограмму — может быть, подумал он, беда в сердечной недостаточности — эти ночные сердцебиения…
Нет, с сердцем все в порядке. Моя кровь была в порядке.
Он заказал колоноскопию. Это было в конце 2008 года, и мне было 47 лет — в любом случае, почти пора завести его. Поэтому я выпил четыре литра (семь пинт) «Нулители», чтобы промыть кишечник, чтобы гастроэнтеролог мог хорошенько заглянуть внутрь.
Мой кишечник чист, сказал мне врач, когда я пришел в сознание. Нет рака. Нет даже тревожных полипов.
Однако было одно но.
«Когда вы были под водой, — сказал он, — вы в какой-то момент перестали дышать. Возможно, вы захотите это проверить. Это может быть апноэ во сне».
Никогда об этом не слышал.
Вам также может понравиться:
- Почему некоторые люди не могут вспомнить свои сны?
- Мальчик, который не спал 11 дней
- Трагическая судьба людей, которые перестают спать
Сон характеризуется динамическими изменениями во всем теле. Он состоит из разных фаз, и по мере их прохождения ваше дыхание, кровяное давление и температура тела будут то падать, то повышаться. Напряжение в мышцах в основном остается таким же, как и во время бодрствования, за исключением фаз БДГ, на которые приходится до четверти вашего сна. Во время них большинство основных групп мышц значительно расслабляются. Но если ваши мышцы горла расслабляются слишком сильно, ваши дыхательные пути сдавливаются и блокируются. Результатом является обструктивное апноэ во сне — от греческого ápnoia, или «бездыханный».
При апноэ во сне подача воздуха постоянно прерывается, что приводит к резкому падению уровня кислорода в крови. Затем вы шевелитесь, задыхаясь, пытаясь дышать. Это может происходить сотни раз за ночь, и вредные последствия многочисленны и серьезны.
Апноэ создает нагрузку на сердце, так как оно быстрее перекачивает кровь, чтобы компенсировать нехватку кислорода. Колебания уровня кислорода также вызывают образование бляшек в артериях, увеличивая риск сердечно-сосудистых заболеваний, гипертонии и инсульта. В середине 19В 90-х годах Национальная комиссия США по исследованию нарушений сна подсчитала, что 38 000 американцев ежегодно умирают от сердечных заболеваний, усугубляемых апноэ.
Также появляется все больше доказательств того, что это состояние влияет на метаболизм глюкозы и способствует резистентности к инсулину, что приводит к диабету 2 типа, и способствует увеличению веса.
Еще есть усталость от того, что ты никогда не спал всю ночь, что связано с потерей памяти, беспокойством и депрессией. Недостаток сна также вызывает невнимательность, которая может привести к дорожно-транспортным происшествиям. Исследование водителей, проведенное в Швеции в 2015 году, показало, что у тех, у кого есть апноэ во сне, в 2,5 раза больше шансов попасть в аварию, чем у тех, у кого его нет. Это также подпитывает прогулы, и людей с апноэ увольняют с работы чаще, чем тех, у кого нет.
Апноэ во сне означает, что вы никогда не высыпаетесь, что создает нагрузку на ваше тело и разум. 18-летний период, как и без.
Но, как и в случае с курением в течение первых десятилетий после того, как было обнаружено, что оно смертельно опасно, существует несоответствие между вредом, причиняемым этим заболеванием, и восприятием его общественностью как угрозы. «Они не могут связать апноэ во сне с его многочисленными серьезными сопутствующими заболеваниями», — говорится в отчете, подготовленном по заказу Американской академии медицины сна, по оценкам, им страдают 12% взрослых в США, но 80% остаются недиагностированными. Эта распространенность также наблюдается во всем мире: по данным исследования 2019 года, почти миллиард человек во всем мире страдают апноэ во сне от легкой до тяжелой степени.исследование.
Исследования пытаются наверстать упущенное. Медицинская наука работает сверхурочно, чтобы найти решение, от углубленных исследований гипоксии — реакции организма на нехватку кислорода — до новых видов операций и приспособлений для лечения этого состояния. Из миллиарда или около того людей по всему миру, борющихся с апноэ во сне — скорее всего, даже не подозревающих об этом, не говоря уже о лечении, — у меня есть глубокое психологическое понимание только одного: меня. Когда до меня дошла мысль, что я могу столкнуться с недостаточно изученной, но потенциально опасной для жизни проблемой со здоровьем, моей главной заботой было просто: как я могу это исправить?
Несмотря на то, что существуют устойчивые факторы риска апноэ во сне, такие как ожирение, большая шея или большие миндалины, маленькая челюсть или старение, оно не проявляется до тех пор, пока человек не заснет. Единственный способ диагностировать это — следить за чьим-то сном.
Итак, в начале 2009 года, движимый усталостью и советом моего врача, я записался на прием в учреждение под названием Northshore Sleep Medicine в Нортбруке, штат Иллинойс.
Меня встретила Лиза Шивз, специалист в области медицины сна. Она заглянула мне в горло, а затем предложила мне пройти полисомнограмму — исследование сна, где будут записаны мое дыхание, уровень кислорода в крови, частота сердечных сокращений, а также мозговая и мышечная активность.
Я вернулся за этим несколько недель спустя, в четверг в 9 часов вечера.
Техник провел меня в маленькую спальню с двуспальной кроватью и шкафом. Горизонтальное окно за кроватью выходило в комнату, похожую на лабораторию, набитую оборудованием. Я переоделась во фланелевые штаны для сна и снова позвала техника. Она прикрепила электроды к моей груди и голове, а затем дала мне ажурную рубашку, чтобы я надел ее, чтобы провода держались на месте.
Около 10 вечера я выключил свет и вскоре заснул.
Я проснулся в 4:30 утра и смутно вызвался попытаться снова заснуть, но техник сказал, что у них есть данные за шесть часов, и я могу идти. После того, как я оделся, она сказала мне, что мое апноэ было «тяжелым» и что Шайвс расскажет мне подробности позже. Я планировал пойти на праздничный завтрак, но вместо этого просто пошел домой. Я не был голоден – я был напуган.
Единственный способ диагностировать апноэ во сне — это наблюдать за чьим-то сном (Фото: Getty Images)
Несколько недель спустя я снова был на Северном Берегу, на этот раз днем. Шивз усадил меня перед экраном, полным разноцветных каракулей и цифр, с небольшим черно-белым видео, где я сплю в углу. Это было тревожно, как если бы я увидел себя мертвым на месте преступления.
Говоря о смерти, я перестал дышать, сказал мне Шайвс, на целых 112 секунд — почти две минуты.
Нормальный уровень насыщения крови кислородом, измеренный пульсоксиметром, составляет от 95% и 100%. У людей с хронической обструктивной болезнью легких показания могут быть выше 80. Мой временами падал до 69%.
Насколько это плохо? Всемирная организация здравоохранения в хирургическом руководстве предлагает, чтобы в случае падения оксигенации крови пациента до 94% или ниже его следует немедленно проверить, чтобы увидеть, не заблокированы ли дыхательные пути, не спалось ли легкое или нет ли проблемы с кровообращением.
Вариантов у меня было немного. Я мог бы, сказал Шайвс, сделать увулопалатофарингопластику, процедуру столь же ужасную, как и ее название: удаление тканей с моего мягкого неба и расширение дыхательных путей в задней части горла. Но это будет кроваво, и восстановление может быть долгим и хлопотным. Шивз поднял эту возможность только для того, чтобы немедленно отклонить ее, что, как я позже подозревал, должно было уменьшить остроту второго варианта: маски.
В течение первых полутора десятилетий после выявления апноэ во сне существовал только один вариант лечения. Вам может быть сделана трахеотомия — хирургическая процедура, при которой отверстие, называемое трахеостомой, вырезается низко в горле, чтобы обойти коллапс верхних дыхательных путей. Он предлагал надежное облегчение, но сам по себе имел значительные осложнения.
«Раньше врачи мало что знали», — говорит Алан Шварц, который недавно вышел на пенсию с должности профессора медицины в Университете Джона Хопкинса в Балтиморе после многих лет новаторских исследований болезней сна. «В 80-х, когда я только начинал, мы видели верхушку айсберга — пациентов с тяжелым апноэ. Они просыпались с головной болью из-за того, что ткани их тел не получали достаточно кислорода. Чувство сильной усталости, как и следовало ожидать. Они впадали в депрессию, были перепады настроения, вспыльчивость».
Исследование, проведенное в 2017 году, показало, что апноэ во сне может быть у 40% населения Германии (Фото: Getty Images)
крайняя мера» осуществляется только в случаях крайней неотложной медицинской помощи.
«Я всегда была очень громкой, агрессивной храпуньей, просыпалась посреди ночи, задыхаясь», — говорит Анджела Кэклер из Хот-Спрингс, штат Арканзас, у которой в 2008 году диагностировали апноэ во сне, хотя она считает, что это началось, когда она был «маленьким».
К 2012 году у нее отказало сердце.
«Я обратилась в отделение неотложной помощи, потому что очень устала и плохо себя чувствовала, — говорит Анджела. «Я узнал, что это сердечная недостаточность. На следующее утро сказали: «Мы будем делать трахеотомию».
И как она приспособилась к трахеостомии за семь лет?
«Это битва, — говорит она. «Уборки много. Это противно. Это работает. Вы не дышите нормально. Ваш естественный увлажнитель полностью исчез. Вы должны дополнить это. Вы подвержены инфекциям». Самым большим недостатком для нее является то, что это мешает ей плавать, что ей когда-то нравилось. Она также ненавидит взгляды людей.
Тем не менее, процедура избавила ее от апноэ. «Я не храплю, я могу дышать и лучше спать».
Сделала бы она это снова?
«Если бы мне пришлось сделать это снова, да, конечно», — говорит она. «Это спасло меня».
Хотя они работают при лечении апноэ во сне, изменяющие жизнь недостатки трахеотомии вдохновили Колина Салливана, ныне профессора медицины Сиднейского университета, на изобретение аппарата непрерывного положительного давления в дыхательных путях, или CPAP, который станет новым первым -линейное лечение.
В конце 1970-х он работал в Университете Торонто, чтобы помочь исследователю сна исследовать контроль дыхания у собак во время сна. Исследование включало доставку экспериментальных газов собакам через трахеостому. Вернувшись в Австралию, Салливан разработал маску, которая могла надеваться на собачью морду и вместо этого отводить газы.
Пациент-человек, которому назначена трахеотомия, но «стремящийся узнать, есть ли что-нибудь еще, что могло бы сработать» — слова Салливана — вдохновил его на попытку модифицировать маску собаки для использования людьми.
Салливан снял гипсовые слепки носов пациентов, создав маску из стекловолокна, к которой можно было присоединить трубки. Воздуходувка была извлечена из пылесоса, а оголовье изготовлено из внутренней части велосипедного шлема.
В статье 1981 года он и его коллеги описали, как при надевании маски на носы пяти пациентов CPAP «полностью предотвратил окклюзию верхних дыхательных путей».
Салливан запатентовал устройство, и после нескольких лет разработки у него была версия, которую можно было дать людям с апноэ для использования вне лаборатории. Сегодня миллионы используют аппараты CPAP, хотя успех часто требует настойчивости. 9Фото: Getty Images в облако для анализа – врачи сделали неприятное открытие: их первичное лечение часто не помогало.
«В конце 80-х мы садились к пациенту и спрашивали: «Как дела с маской?», — вспоминает Шварц. Пациент ложно сообщал, насколько хорошо работает маска. «Пока мы не начали ставить электронные чипы в машины в конце 99-го.0s, мы никогда не понимали, как мало они использовали свои машины».
Чипы отслеживали, как долго носили маски, и врачи выяснили, что их часто вообще не носили. «Маска похожа на что-то из плохого научно-фантастического фильма: большая, громоздкая и навязчивая», — сообщалось в статье New York Times в 2012 году. Исследования показывают, что от четверти до половины пользователей отказываются от своей машины в течение первого года.
Да, конечно.
CPAP действительно заставил меня чувствовать себя лучше в первую ночь, когда я его надел — снова под наблюдением в Northshore. Я проснулся отдохнувшим, бодрым, чувствуя себя более энергичным, чем когда-либо за последние годы.
Но положительный эффект от маски значительно уменьшился после той первой восхитительно восстанавливающей ночи. Вне лаборатории я не мог воспроизвести преимущества. Первый C в CPAP означает «непрерывный», что означает, что он нагнетает воздух, когда вы вдыхаете, но также нагнетает воздух, когда вы выдыхаете. Ты борешься с этим на выдохе, и я просыпаюсь, задыхаясь. Маска постоянно обнимала меня, прижимая к лицу. Воздух просачивался по краям и сушил глаза, даже если они были закрыты.
Большинство ночей в какой-то момент я просыпался и срывал маску. Утром я проверял статистику и видел, как мало она работает. Я вернулся на Северный Берег, где Шайвс возился с настройками давления или предлагал мне попробовать другие маски. Я возвращался несколько раз, и начал чувствовать себя завсегдатаем. Казалось, ничего не работает.
В конце концов Шайвс, раздраженный, сказал: «Знаешь, если ты сбросишь 30 фунтов, проблема может исчезнуть».
Хотя можно быть худым и страдать апноэ во сне, ожирение увеличивает вероятность этого.
Мой рост 5 футов 9 дюймов, и я весил 150 фунтов, когда закончил колледж. В 2009 году я весил 210 фунтов.
Итак, в 2010 году я решил похудеть. У меня была цель – 30-фунтовая фигура, рекомендованная Шивзом. И я сделал это, поднявшись с 208 фунтов на 1 января 2010 года до 178 фунтов на 31 декабря. Похудение сделало свое дело. Маски больше нет.
Люди с апноэ во сне подвержены повышенному риску некоторых осложнений во время операции. (Фото: Getty Images) Сброшенные килограммы каким-то образом снова нашли меня, 20 из 30 медленно возвращались обратно в течение следующего десятилетия. А вместе с ними и апноэ вернулось. Не то, чтобы я понял это до лета 2019 года, когда мне сделали операцию на позвоночнике. В анкете перед операцией в Северо-Западном мемориальном госпитале в Чикаго спрашивали, храплю ли я иногда, часто ли устаю и ставили ли мне когда-либо диагноз апноэ во сне.
Да, да и да.
«Важно обследовать людей на наличие апноэ во сне, потому что это может быть рискованно при хирургическом вмешательстве», — говорит Филлис Зи, директор Центра циркадной медицины и медицины сна в Медицинской школе Файнберга Северо-Западного университета. Это также может быть фактором риска для плохих результатов впоследствии.
Вопросы о храпе и истощении важны, потому что, несмотря на усилия медицинской науки по распространению информации, большинство людей с апноэ не осознают, что они у них есть.
Исследование, проведенное в Германии в 2017 году, показало, что, хотя обструктивное апноэ во сне может присутствовать у 40% населения Германии в целом, только у 1,8% стационарных пациентов оно было выявлено, что, по мнению авторов, возможно, связано с низким осведомленность о состоянии как пациентов, так и персонала больницы.
Согласно статье в New England Journal of Medicine, среди хирургических пациентов в США наблюдается «эпидемия» апноэ во сне. Он есть у каждого четвертого кандидата на плановую операцию, но для некоторых групп этот показатель еще выше — например, у восьми из десяти пациентов, проходящих лечение от ожирения, есть он, что приводит к ряду рисков.
«Пациенты с апноэ во сне, подвергающиеся ортопедическим или общим хирургическим вмешательствам, подвергаются повышенному риску легочных осложнений и нуждаются в интенсивной терапии, что значительно увеличивает затраты на здравоохранение», — отмечают авторы.
То, что я обнаружил в предоперационной анкете, что у меня ранее был диагностирован апноэ во сне, имело немедленные последствия. Мне сделали операцию на позвоночнике быстро — через неделю после того, как я впервые прошел МРТ у хирурга, — но в этот короткий период больница настояла, чтобы я прошел домашнее исследование сна, чтобы оценить тяжесть апноэ. Вместо того, чтобы пойти в центр сна, я принес домой набор, в котором мне объясняли, как надевать сенсорные ленты на грудь, пульсоксиметр на палец и зажим под нос, чтобы контролировать дыхание. ЭЭГ не было, и одним из недостатков этих домашних тестов является то, что устройства никогда не знают, спите ли вы на самом деле или нет, пока делаются измерения.
Тем не менее, снижение стоимости и неудобств, связанных с диагностикой, вселяет надежду на то, что больше людей обнаружат, что у них апноэ. Считается, что расходы и время, необходимые для проведения полисомнограммы в лаборатории, являются одной из причин, по которой показатели диагностики настолько низки.
Тест показал, что у меня умеренное апноэ — возможно, это связано с тем, что я не набрал последние 10 фунтов — информация, которую использовал анестезиолог, когда меня укладывали.
Стоматологический аппарат, который выдвигает нижнюю челюсть вперед, используется для лечения апноэ во сне с 19 века.90-е годы (Фото: Getty Images)
«Потеря веса лечит», — говорит Филип Смит, профессор медицины в Школе медицины Джона Хопкинса и специалист по легочным заболеваниям и апноэ во сне. «Проблема в том, что люди не могут этого сделать».
Добавьте к этому тот факт, что многие пациенты не могут использовать CPAP, и станет ясно, что существует «критическая неудовлетворенная потребность», — говорит Шварц. Поэтому за последние два десятилетия был разработан ряд других методов лечения.
В середине 1990-х зубные протезы стали использовать те, кто не переносил маску.
«Обструктивное апноэ во сне возникает в задней части рта», — говорит Дэвид Турок, стоматолог общей практики, специализирующийся на апноэ. «По сути, вашему языку не хватает места во рту, и он возвращается в дыхательные пути. CPAP вытесняет язык, нагнетая воздух вниз. Ротовой аппарат выдвигает вперед нижнюю челюсть, а вместе с ней и язык».
Думайте об этом как о корсете, использующем верхние зубы в качестве якоря для продвижения нижних зубов, а вместе с ними и нижней челюсти вперед, расширяя дыхательные пути в задней части глотки.
Как и CPAP, оральный аппарат также является несовершенным решением. Он удерживает челюсть в неестественном положении, поэтому может быть неудобно, а длительное использование может изменить ваш прикус, выставив челюсть вперед. Его давление также может немного изменить положение ваших зубов.
Тем не менее, за годы его работы над лечением апноэ большинство пациентов Турока добились успеха с помощью ротового аппарата.
«Но это случаи легкой и средней степени тяжести», — говорит он. «Для людей с тяжелым апноэ во сне предпочтительнее CPAP. Я никогда не говорю, что у тебя есть выбор. Сначала вы должны попробовать CPAP».
Он говорит, что самый надежный способ справиться с апноэ для пациентов, которые не могут приспособиться ни к СИПАП, ни к оральным приспособлениям, — это операция по выдвижению челюсти, которая лучше, чем расширение мягких тканей горла.
«Выздоровление легче, потому что это заживление костей, а не тканей», — говорит Турок. Хотя операция не лишена недостатков, включая необходимость сломать нижнюю челюсть в двух местах и закрыть рот проволокой после операции.
Еще одна стратегия, по сути, представляет собой электрическую версию ротового аппарата: стимуляция подъязычного нерва (HNS), при которой небольшой электрический заряд используется для сокращения языка и предотвращения его падения назад во время сна.
Исследователи надеются получить таблетку для лечения апноэ во сне в следующем десятилетии. (Фото: Getty Images)
Лоуренс Эпштейн, помощник медицинского директора Службы расстройств сна в больнице Brigham and Women’s Hospital в Бостоне и бывший президент Американской академии медицины сна, называет СИПАП «рекомендуемой терапией первой линии», но говорит лечение, в конечном счете, «больше связано со знанием всех вариантов и попыткой адаптировать терапию как к тому, что есть у пациента, так и к тому, что он хотел бы использовать».
Он отмечает, что, хотя обструктивное апноэ во сне рассматривается как отдельное состояние, оно вызывается множеством причин — формой лица и горла, мышечным напряжением, ожирением — и поэтому не каждое лечение работает одинаково для каждого пациента.
«У нас есть очень эффективные методы лечения, но все они имеют некоторые недостатки. Это вопрос подбора правильного лечения к правильному пациенту».
На самом деле есть только один тест: «Убедитесь, что это работает», — говорит он, отмечая, что «нам еще многое предстоит сделать», когда дело доходит до совершенствования лечения.
Большие надежды связаны с тем, что лечение когда-нибудь станет таблеткой.
«Будущее за нейрохимией, — говорит Смит из Университета Джона Хопкинса. «Мы можем лечить апноэ у мышей. Вероятно, в ближайшие десять лет, может быть, пять, вы сможете принимать лекарства от апноэ во сне, потому что это нервно-химическая проблема. Не ожирение само по себе, не жир давит на дыхательные пути, а жир, выделяющий определенные гормоны, вызывает коллапс дыхательных путей». Шварц более осмотрителен — он думает, что «это комбинация обоих», — но он также исследовал гормоны, выделяемые жировыми клетками.
Есть многообещающие испытания на людях. Филлис Зи была соавтором статьи 2017 года, в которой было обнаружено, что дронабинол, синтетическая версия молекулы, обнаруженной в каннабисе, «безопасен и хорошо переносится» и снижает тяжесть апноэ во сне по сравнению с плацебо.
«Устройство CPAP нацелено на физическую проблему, а не на причину», — сказал Зи во время публикации. «Препарат нацелен на мозг и нервы, которые регулируют мышцы верхних дыхательных путей. Он изменяет нейротрансмиттеры мозга, которые взаимодействуют с мышцами».
Есть и другие обнадеживающие признаки. Небольшое двойное слепое международное исследование двух препаратов, используемых в комбинации — атомоксетина и оксибутинина — показало, что они «значительно уменьшают» апноэ, уменьшая обструкцию дыхательных путей во время сна по крайней мере на 50 процентов у всех участников.
Но для человека вроде меня, который сейчас борется с апноэ, ожидание может затянуться.
«Они предсказывали, что через 20 лет у нас будет какое-то лекарство для решения этой проблемы», — говорит Шварц. «Единственная проблема в том, что это был скользящий 20-летний отставание. Мы доберемся, я не сомневаюсь. Есть несколько многообещающих фармакологических подходов, которые могут появиться на горизонте».
Терпение и здравоохранение часто связаны, будь то ожидание появления на рынке новых методов лечения, ожидание изменений в образе жизни, которые принесут свои плоды, или даже ожидание встречи с нужным специалистом. Для меня это было возвращение к длительной диете и встрече со специалистом по сну в Northwestern.
В качестве индикатора того, сколько людей имеют дело с этим заболеванием, я связался с Northwestern в июле, когда мне сделали операцию, и я узнал, что апноэ вернулось. Они сказали, что запишут меня на первую доступную встречу — не раньше конца октября.
Это отредактированная версия статьи, впервые опубликованной на сайте Mosaic и опубликованной здесь по лицензии Creative Commons.
—
Присоединяйтесь к миллиону поклонников Future, поставив нам лайк на Facebook или подписавшись на нас в Twitter или Instagram.
Если вам понравилась эта история, подпишитесь на еженедельный информационный бюллетень bbc.com под названием «Основной список». Подборка историй из BBC Future, Culture, Worklife и Travel, доставляемых на ваш почтовый ящик каждую пятницу.
Обструктивное апноэ во сне — взрослые: Медицинская энциклопедия MedlinePlus
Обструктивное апноэ во сне (СОАС) — это проблема, при которой ваше дыхание останавливается во время сна. Это происходит из-за суженных или заблокированных дыхательных путей.
Когда вы спите, все мышцы вашего тела становятся более расслабленными. Это включает в себя мышцы, которые помогают держать горло открытым, чтобы воздух мог поступать в легкие.
В норме ваше горло остается достаточно открытым во время сна, чтобы пропускать воздух. У некоторых людей узкое горло. Когда мышцы верхней части горла расслабляются во время сна, ткани закрываются и блокируют дыхательные пути. Эта остановка дыхания называется апноэ.
Громкий храп — явный симптом ОАС. Храп вызывается сжатием воздуха через суженные или заблокированные дыхательные пути. Однако не у всех, кто храпит, есть апноэ во сне.
Другие факторы также могут увеличить риск:
- Нижняя челюсть короткая по сравнению с верхней челюстью
- Определенные формы нёба или дыхательных путей, которые вызывают его более легкое спадение
- Большая шея или размер воротника, 17 дюймов (43 сантиметра) или более у мужчин и 16 дюймов (41 сантиметр) или более у женщин
- Большой язык, который может откидываться назад и блокировать дыхательные пути
- Ожирение
- Большие миндалины и аденоиды, которые могут блокировать дыхательные пути
Сон на спине также может привести к блокировке или сужению дыхательных путей.
Центральное апноэ во сне — еще одно расстройство сна, при котором может останавливаться дыхание. Это происходит, когда мозг временно перестает посылать сигналы мышцам, контролирующим дыхание.
Если у вас СОАС, вы обычно начинаете сильно храпеть вскоре после засыпания.
- Храп часто становится очень громким.
- Храп прерывается продолжительным молчанием, когда ваше дыхание останавливается.
- Тишина сменяется громким фырканьем и вздохами, когда вы пытаетесь вдохнуть.
- Эта схема повторяется всю ночь.
Большинство людей с ОАС не знают, что их дыхание начинается и останавливается ночью. Обычно партнер по сну или другие члены семьи слышат громкий храп, вздохи и фырканье. Храп может быть достаточно громким, чтобы его можно было услышать сквозь стены. Иногда люди с ОАС просыпаются, хватая ртом воздух.
Люди с апноэ во сне могут:
- Просыпаться утром неосвеженными
- Ощущать сонливость или сонливость в течение дня
- Вести себя угрюмо, нетерпеливо или раздражительно
- Быть забывчивым
- Засыпать, читать, читать Телевизор
- Вы чувствуете сонливость за рулем или даже засыпаете за рулем
- У вас трудно поддающиеся лечению головные боли
Другие проблемы, которые могут возникнуть, включают:
- Депрессию
- Гиперактивное поведение, особенно у детей
- Трудно поддающееся лечению высокое кровяное давление
- Головные боли, особенно по утрам
Ваш лечащий врач изучит вашу историю болезни и проведет медицинский осмотр.
- Ваш врач осмотрит ваш рот, шею и горло.
- Вас могут спросить о дневной сонливости, качестве сна и привычках перед сном.
Вам необходимо пройти исследование сна для подтверждения ОАС. Это тестирование можно провести дома или в лаборатории сна.
Другие анализы, которые могут быть выполнены, включают:
- Анализ газов артериальной крови
- Электрокардиограмму (ЭКГ)
- Эхокардиограмму
- Исследования функции щитовидной железы
Лечение не помогает поддерживать дыхательные пути открытыми во время сна.
Изменение образа жизни может помочь облегчить симптомы у людей с легким апноэ во сне, например:
- Избегайте перед сном алкоголя или лекарств, вызывающих сонливость. Они могут ухудшить симптомы.
- Не спите на спине.
- Сбросить лишний вес.
Устройства постоянного положительного давления в дыхательных путях (CPAP) лучше всего подходят для лечения обструктивного апноэ во сне у большинства людей.
- Вы носите маску на носу или на носу и рту во время сна.
- Маска соединена шлангом с небольшой машиной, которая находится сбоку от вашей кровати.
- Аппарат нагнетает воздух под давлением через шланг и маску в дыхательные пути, пока вы спите. Это помогает держать ваши дыхательные пути открытыми.
Может потребоваться некоторое время, чтобы привыкнуть ко сну при СИПАП-терапии. Хорошее последующее наблюдение и поддержка со стороны центра сна могут помочь вам преодолеть любые проблемы, связанные с использованием CPAP.
Стоматологические приспособления могут помочь некоторым людям. Вы носите их во рту, пока спите, чтобы челюсть была выдвинута вперед, а дыхательные пути открыты.
Другие методы лечения могут быть доступны, но доказательств того, что они работают, меньше. Лучше всего поговорить с врачом, который специализируется на проблемах со сном, прежде чем пытаться их решить.
Хирургия может быть вариантом для некоторых людей. Часто это крайняя мера, если другие методы лечения не помогли и у вас серьезные симптомы. Хирургия может быть использована для:
- Удаление лишней ткани в задней части глотки.
- Исправление проблем со структурами лица.
- Сделайте отверстие в трахее, чтобы обойти заблокированные дыхательные пути, если есть физические проблемы.
- Удаление миндалин и аденоидов.
- Имплантируйте кардиостимулятор, который стимулирует мышцы горла, чтобы они оставались открытыми во время сна.
Хирургия может не полностью вылечить обструктивное апноэ сна и может иметь долгосрочные побочные эффекты.
Если не лечить, апноэ во сне может вызвать:
- Беспокойство и депрессию
- Потеря интереса к сексу
- Плохая успеваемость на работе или в школе
Дневная сонливость из-за апноэ во сне может увеличить риск: Дорожно-транспортные происшествия в результате вождения в состоянии сна
В большинстве случаев лечение полностью устраняет симптомы и проблемы, связанные с апноэ во сне.
Необработанное обструктивное апноэ во сне может привести к или ухудшению болезни сердца, в том числе:
- Сердечный аритмии
- Сердечная недостаточность
- Сердечный приступ
- Высокое кровяное давление
- Инсульт
Свяжите ваш провайдер. очень усталый и сонный в течение дня
Апноэ во сне — обструктивное — взрослые; Апноэ — синдром обструктивного апноэ сна — взрослые; Нарушение дыхания во сне — взрослые; OSA – взрослые
- После операции по снижению веса – что спросить у врача
- Перед операцией по снижению веса – что спросить у врача
- Шунтирование желудка – выписка
- Лапароскопическое бандажирование желудка – выписка
- Удаление миндалин и аденоидов — выделения
- Обструктивное апноэ сна
Гринберг Х. , Шарф М.Т., Вест С., Раджан П., Шарф С.М. Обструктивное апноэ сна: клинические признаки, оценка и принципы лечения. В: Крайгер М., Рот Т., Гольдштейн К.А., Демент В.К., ред. Принципы и практика медицины сна . 7-е изд. Филадельфия, Пенсильвания: Elsevier; 2022: глава 131.
Кимофф Р.Дж., Каминска М., Памиди С. Обструктивное апноэ во сне. В: Broaddus VC, Ernst JD, King TE, Lazarus SC, Sarmiento KF, Schnapp LM, Stapleton RD. Учебник Мюррея и Наделя по респираторной медицине . 7-е изд. Филадельфия, Пенсильвания: Elsevier; 2022: глава 120.
Ng JH, Yow M. Оральные приспособления в лечении обструктивного апноэ во сне. Медицинская клиника сна . 2019;14(1):109-118. PMID: 30709525, pubmed.ncbi.nlm.nih.gov/30709525/.
Патил С.П., Аяппа И.А., Каплз С.М., Кимофф Р.Дж., Патель С.Р., Харрод К.Г. Лечение обструктивного апноэ сна у взрослых положительным давлением в дыхательных путях: руководство по клинической практике Американской академии медицины сна. J Clin Sleep Med . 2019;15(2):335-343. PMID: 30736887 pubmed.ncbi.nlm.nih.gov/30736887/.
Redline S. Нарушения дыхания во сне и сердечно-сосудистые заболевания. В: Либби П., Бонов Р.О., Манн Д.Л., Томаселли Г.Ф., Бхатт Д.Л., Соломон С.Д. Болезнь сердца Браунвальда: Учебник сердечно-сосудистой медицины . 12-е изд. Филадельфия, Пенсильвания: Elsevier; 2022: глава 89.
Обновлено: Аллен Дж. Блайвас, DO, Отделение пульмонологии, интенсивной терапии и медицины сна, Система здравоохранения штата Вирджиния, Нью-Джерси, клинический доцент, Медицинская школа Рутгерса, Нью-Джерси, Ист-Ориндж, Нью-Джерси. Обзор предоставлен VeriMed Healthcare Network. Также рассмотрены Дэвидом Зивом, доктором медицины, MHA, медицинским директором, Брендой Конауэй, редакционным директором, и A.D.A.M. Редакционная коллегия.
Бессонница — HelpGuide.org
сон
Не можете уснуть? Если вы изо всех сил пытаетесь заснуть или не спите по ночам, это может серьезно сказаться на вашем здоровье.
Вот как победить бессонницу и покончить с бессонными ночами.Что такое бессонница?
Бессонница — это неспособность заснуть или спать ночью, что приводит к неосвежающему или невосстанавливающему сну. И это очень распространенная проблема, которая сказывается на вашей энергии, настроении и способности функционировать в течение дня. Хроническая бессонница может даже способствовать серьезным проблемам со здоровьем.
Некоторым людям трудно заснуть, как бы они ни устали. Другие просыпаются посреди ночи и часами лежат без сна, с тревогой глядя на часы. Но поскольку разным людям требуется разное количество сна, бессонница определяется качеством вашего сна и тем, как вы себя чувствуете после сна, а не количеством часов, в течение которых вы спите, или тем, как быстро вы засыпаете. Даже если вы проводите в постели восемь часов в сутки, если вы чувствуете сонливость и усталость в течение дня, возможно, у вас бессонница.
Хотя бессонница является наиболее распространенной жалобой на сон, это не единственное расстройство сна. Правильнее думать об этом как о симптоме другой проблемы, будь то что-то столь же простое, как употребление слишком большого количества кофеина в течение дня, или что-то более сложное, например, чувство перегрузки из-за стресса.
Хорошей новостью является то, что большинство случаев бессонницы можно вылечить с помощью изменений, которые вы можете внести самостоятельно, не полагаясь на специалистов по сну и не прибегая к рецептурным или безрецептурным снотворным. Устранив основные причины и внеся простые изменения в свои повседневные привычки и среду сна, вы можете положить конец бессоннице и, наконец, хорошо выспаться.
Симптомы бессонницы включают:
- Проблемы с засыпанием, несмотря на усталость.
- Часто просыпается ночью.
- Проблемы с засыпанием после пробуждения.
- Неосвежающий сон.
- Полагаться на снотворное или алкоголь, чтобы заснуть.
- Просыпаться рано утром.
- Дневная сонливость, усталость или раздражительность.
- Трудности с концентрацией внимания в течение дня.
Доступная онлайн-терапия
Почти 3 миллиона человек обратились в BetterHelp за профессиональной онлайн-терапией. Пройдите тест и найдите психотерапевта, который соответствует вашим потребностям.
ПОЛУЧИТЕ СКИДКУ 20%
HelpGuide поддерживается читателем. Мы можем получить комиссию, если вы зарегистрируетесь в BetterHelp по предоставленной ссылке. Учить больше.
Причины бессонницы: выяснить, почему вы не можете уснуть
Чтобы правильно вылечить бессонницу, вам нужно стать детективом по сну. Эмоциональные проблемы, такие как стресс, беспокойство и депрессия, вызывают половину всех случаев бессонницы. Но ваши дневные привычки, режим сна и физическое здоровье также могут играть роль. Постарайтесь выявить все возможные причины вашей бессонницы. Как только вы выясните первопричину, вы сможете подобрать соответствующее лечение.
Что у вас вызывает бессонницу?
- У вас сильный стресс?
- У тебя депрессия? Вы чувствуете себя эмоционально подавленным или безнадежным?
- Вы боретесь с хроническим чувством беспокойства или беспокойства?
- Вы недавно пережили травмирующий опыт?
- Принимаете ли вы какие-либо лекарства, которые могут повлиять на ваш сон?
- Есть ли у вас проблемы со здоровьем, которые могут мешать сну?
- В вашей спальне тихо и уютно?
- Стараетесь ли вы каждый день ложиться и вставать примерно в одно и то же время?
Общие психологические и медицинские причины бессонницы
Иногда бессонница длится всего несколько дней и проходит сама по себе, особенно когда она связана с явно временной причиной, такой как стресс из-за предстоящего выступления, болезненного расставания, или отставание от часовых поясов. В других случаях бессонница упорно сохраняется. Хроническая бессонница обычно связана с основной психической или физической проблемой.
Беспокойство, стресс и депрессия являются одними из наиболее распространенных причин хронической бессонницы. Проблемы со сном также могут усугубить симптомы тревоги, стресса и депрессии. Другие распространенные эмоциональные и психологические причины включают гнев, беспокойство, горе, биполярное расстройство и травму. Лечение этих основных проблем имеет важное значение для решения вашей бессонницы.
Медицинские проблемы или болезни. Бессоннице могут способствовать многие медицинские состояния и заболевания, в том числе астма, аллергии, болезнь Паркинсона, гипертиреоз, кислотный рефлюкс, заболевания почек и рак. Хроническая боль также является частой причиной бессонницы.
Лекарства. Многие лекарства, отпускаемые по рецепту, могут нарушать сон, в том числе антидепрессанты, стимуляторы для лечения СДВГ, кортикостероиды, гормоны щитовидной железы, лекарства от высокого кровяного давления и некоторые противозачаточные средства. Распространенными безрецептурными виновниками являются лекарства от простуды и гриппа, содержащие алкоголь, болеутоляющие средства, содержащие кофеин (мидол, экседрин), диуретики и таблетки для похудения.
Нарушения сна. Бессонница сама по себе является нарушением сна, но она также может быть симптомом других нарушений сна, включая апноэ во сне, синдром беспокойных ног и нарушения циркадного ритма, связанные со сменой часовых поясов или работой в ночную смену.
Привычки, вызывающие бессонницу и нарушающие сон
Хотя лечение основных физических и психических проблем является хорошим первым шагом, этого может быть недостаточно для лечения бессонницы. Также необходимо обратить внимание на свои повседневные привычки. Некоторые действия, которые вы предпринимаете, чтобы справиться с бессонницей, на самом деле могут усугубить проблему.
Например, возможно, вы используете снотворное или алкоголь, чтобы заснуть, что еще больше нарушает сон в долгосрочной перспективе. Или, может быть, вы пьете слишком много кофе в течение дня, из-за чего потом вам будет труднее заснуть. Другие дневные привычки, которые могут негативно повлиять на вашу способность спать по ночам, включают нерегулярный график сна, дневной сон, употребление сладких продуктов или тяжелой пищи перед сном, а также недостаточное количество упражнений или занятия спортом слишком поздно в течение дня.
Мало того, что плохие дневные привычки могут способствовать бессоннице, плохой ночной сон может затруднить их исправление, создавая порочный круг неосвежающего сна:
Часто изменение привычек, усиливающих бессонницу, достаточно для преодоления бессонницы. вообще. Вашему телу может потребоваться несколько дней, чтобы привыкнуть к изменениям, но как только вы это сделаете, вы будете спать лучше.
Лечение бессонницы с помощью улучшения условий для сна и соблюдения режима дня
Два мощных оружия в борьбе с бессонницей — это тихая уютная спальня и расслабляющий ритуал перед сном. И то, и другое может иметь большое значение для улучшения качества вашего сна.
Убедитесь, что в вашей спальне тихо, темно и прохладно. Шум, свет, слишком жаркая или холодная спальня, неудобный матрас или подушка — все это может мешать сну. Попробуйте использовать звуковую машину или затычки для ушей, чтобы заглушить внешний шум, открытое окно или вентилятор, чтобы в комнате было прохладно, и плотные шторы или маску для глаз, чтобы блокировать свет. Поэкспериментируйте с различными уровнями жесткости матраса, накладками из пеноматериала и подушками, которые обеспечат поддержку, необходимую для комфортного сна.
[Читайте: как лучше спать]
Придерживайтесь регулярного графика сна. Поддерживайте свои биологические часы, ложась спать и вставая в одно и то же время каждый день, включая выходные. Вставайте утром в обычное время, даже если вы устали. Это поможет вам вернуться к обычному ритму сна.
Выключите все экраны как минимум за час до сна. Электронные экраны излучают синий свет, который нарушает выработку мелатонина в организме и борется с сонливостью. Поэтому вместо того, чтобы смотреть телевизор или проводить время за телефоном, планшетом или компьютером, выберите другое расслабляющее занятие, например, почитайте книгу или послушайте спокойную музыку.
Избегайте стимулирующей активности и стрессовых ситуаций перед сном. Это включает в себя проверку сообщений в социальных сетях, серьезные дискуссии или споры с супругом или семьей, а также наверстывание работы. Отложите эти дела до утра.
Избегайте дневного сна. Дневной сон может затруднить сон ночью. Если вы чувствуете, что вам нужно вздремнуть, ограничьте это до 30 минут до 15:00.
Бессонница и тревога
Чем больше у вас проблем со сном, тем больше он начинает вторгаться в ваши мысли. Вы можете бояться ложиться спать, потому что знаете, что будете ворочаться часами или снова проснетесь в 2 часа ночи. Или, может быть, вы беспокоитесь, потому что у вас завтра важный день, и если вы не получите целых 8 часов, вы уверены, что все испортите?
Агония и ожидание проблем со сном только усугубляют бессонницу. Беспокойство о том, как уснуть, или о том, насколько вы устанете, наполняет ваше тело адреналином, и, прежде чем вы это осознаете, вы просыпаетесь.
Избавление от беспокойства, которое мешает вам заснуть или уснуть
Если беспокойство по поводу сна мешает вам расслабиться ночью, могут помочь следующие стратегии. Цель состоит в том, чтобы приучить ваше тело ассоциировать кровать со сном и ни с чем другим, особенно с разочарованием и беспокойством.
Используйте спальню только для сна и секса. Теперь, когда многие из нас работают из дома, этого может быть трудно избежать, но, если возможно, не работайте, не пользуйтесь компьютером и не смотрите телевизор в спальне. Цель состоит в том, чтобы связать спальню только со сном, чтобы ваш мозг и тело получили сильный сигнал о том, что пора вздремнуть, когда вы ложитесь в постель.
Уберите часы в спальне из поля зрения. Тревожное наблюдение за бегущими минутами, когда вы не можете заснуть, зная, что вы будете измотаны, когда сработает будильник, — это верный рецепт бессонницы. Вы можете использовать будильник, но убедитесь, что вы не видите время, когда находитесь в постели.
Вставай с постели, когда не можешь уснуть. Не пытайтесь заставить себя уснуть. Ворочание и ворочание только усиливают ваше беспокойство. Встаньте, выйдите из спальни и займитесь чем-нибудь расслабляющим, например, почитайте, помедитируйте или примите ванну. Когда вы почувствуете сонливость, вернитесь в постель.
Борьба с беспокойствами и мыслями, которые подпитывают бессонницу
Также полезно бороться с негативным отношением ко сну и бессонницей, которое у вас развилось с течением времени. Ключ в том, чтобы распознать обреченные на провал мысли и заменить их более реалистичными.
[Читайте: как перестать беспокоиться]
Сложные саморазрушительные мысли, которые питают бессонницу | ||
Самоубийственная мысль: | Sleep-Promting. Ожидаемый: | ::: 908, 908, 908, 908, 908, 908, 908, 908, 908, 908,,, 908, 908, 908, 908,,,,,, 9080,,. Я должен иметь возможность хорошо спать каждую ночь, как нормальный человек. У меня не должно быть проблем!У многих людей время от времени возникают проблемы со сном. Я смогу спать с правильными методами. |
Преувеличение: Каждую ночь одно и то же, еще одна ночь бессонных страданий. | Не каждая ночь одинакова. В некоторые ночи я сплю лучше, чем в другие. | |
Катастрофизация: Если я не высплюсь, я провалю свою презентацию и поставлю под угрозу свою работу. | Я могу пройти презентацию, даже если я устал. Я все еще могу отдохнуть и расслабиться сегодня вечером, даже если я не могу уснуть. | |
Безнадежность: Я никогда не смогу хорошо спать. Это вне моего контроля. | Бессонницу можно вылечить. Если я перестану так сильно беспокоиться и сосредоточусь на позитивных решениях, я смогу победить. | |
Предсказание судьбы: Сегодня вечером мне понадобится как минимум час, чтобы заснуть. Я просто знаю это. | Я не знаю, что будет сегодня вечером. Возможно, я быстро засну, если воспользуюсь выученными стратегиями. |
Помните, что научиться перестать беспокоиться требует времени и практики. Возможно, вам будет полезно составить свой собственный список, отмечая возникающие негативные мысли и способы их оспаривания. Вы можете быть удивлены тем, как часто эти негативные мысли проносятся в вашей голове. Наберитесь терпения и попросите поддержки, если она вам нужна.
Что делать, если вас разбудила бессонница посреди ночи
Многие люди, страдающие бессонницей, могут заснуть перед сном, но затем проснуться посреди ночи. Затем они изо всех сил пытаются снова заснуть, часто лежа без сна в течение нескольких часов. Если это относится к вам, следующие советы могут помочь.
Держись подальше от своих мыслей. Как бы тяжело это ни было, постарайтесь не переживать из-за того, что вы не можете снова заснуть, потому что этот стресс только побуждает ваше тело бодрствовать. Чтобы не отвлекаться от мыслей, сосредоточьтесь на ощущениях в теле или выполняйте дыхательные упражнения. Сделайте вдох, затем медленно выдохните, произнося или думая слово «Аааа». Сделайте еще один вдох и повторите.
Сделайте отдых своей целью, а не сон. Если вам трудно снова заснуть, попробуйте технику релаксации, например визуализацию, прогрессивную мышечную релаксацию или медитацию, которую можно выполнять, даже не вставая с постели. Несмотря на то, что это не замена сну, расслабление все же может помочь омолодить ваш разум и тело.
[Послушайте: Прогрессивная мышечная релаксация]
Займитесь спокойной, не стимулирующей активностью. Если вы бодрствовали более 20 минут, встаньте с постели и займитесь чем-нибудь спокойным, не стимулирующим, например, почитайте книгу. Держите свет приглушенным и избегайте экранов, чтобы не сигнализировать своему телу, что пора просыпаться.
Отложите беспокойство и мозговой штурм. Если вы просыпаетесь ночью, чувствуя тревогу по поводу чего-то, кратко запишите это на бумаге и отложите беспокойство до следующего дня, когда вам будет легче решить эту проблему. Точно так же, если отличная идея не дает вам уснуть, запишите ее на бумаге и ложитесь спать, зная, что вы будете намного продуктивнее после хорошего ночного отдыха.
Снотворные добавки и лекарства от бессонницы
Когда вы ворочаетесь ночью, может возникнуть соблазн обратиться к снотворным для облегчения. Но прежде чем вы это сделаете, вот что вам нужно знать.
Пищевые добавки от бессонницы
Существует множество диетических и травяных добавок, улучшающих сон. Хотя их можно назвать «натуральными», имейте в виду, что снотворные могут иметь побочные эффекты и мешать действию других лекарств или витаминов, которые вы принимаете. Для получения дополнительной информации поговорите со своим врачом или фармацевтом.
[Читать: Снотворные и естественные снотворные средства]
Хотя научные данные об альтернативных средствах для сна все еще собираются, вы можете обнаружить, что некоторые из них прекрасно работают для вас. Двумя добавками с наибольшим количеством доказательств, подтверждающих их эффективность при бессоннице, являются мелатонин и валериана.
- Мелатонин. Мелатонин — это природный гормон, который вырабатывается в организме ночью. Мелатонин помогает регулировать цикл сна и бодрствования. Мелатонин также доступен в качестве безрецептурной добавки. Хотя мелатонин работает не для всех, он может быть эффективным средством от бессонницы для вас, особенно если вы экстремальная «сова» с естественной склонностью ложиться спать и вставать намного позже, чем другие.
- Валериан. Валериана — это трава с легким седативным эффектом, которая может помочь вам лучше спать. Однако качество добавок валерианы сильно различается.
Снотворное, отпускаемое по рецепту
Хотя снотворное, отпускаемое по рецепту, может обеспечить временное облегчение, важно понимать, что снотворное не является лекарством от бессонницы. И если их не использовать осторожно, они на самом деле усугубляют бессонницу в долгосрочной перспективе. Лучше всего использовать лекарства только в крайнем случае, и то, только в очень ограниченном количестве, по мере необходимости.
Во-первых, попробуйте изменить свои привычки сна, распорядок дня и свое отношение ко сну. Данные показывают, что изменения образа жизни и поведения имеют самое большое и продолжительное значение, когда речь идет о бессоннице.
Когда обратиться к врачу по поводу бессонницы
Если вы безуспешно пробовали различные методы самопомощи, запишитесь на прием к специалисту по сну, особенно если бессонница сильно сказывается на вашем настроении и здоровье. Предоставьте врачу как можно больше вспомогательной информации, включая информацию из вашего дневника сна.
Терапия против бессонницы по сравнению со снотворными
В целом, снотворные и снотворные средства наиболее эффективны, если их экономно использовать в краткосрочных ситуациях, таких как путешествия в разные часовые пояса или восстановление после медицинской процедуры. Ваша бессонница не будет излечена снотворным — на самом деле, в долгосрочной перспективе они могут усугубить бессонницу.
Поскольку многие люди жалуются, что разочаровывающие, негативные мысли и беспокойства мешают им спать по ночам, когнитивно-поведенческая терапия (КПТ) может быть гораздо более эффективной в борьбе с бессонницей. КПТ — это форма психотерапии, которая лечит проблемы, изменяя негативные мысли, эмоции и модели поведения. Его можно проводить индивидуально, в группе или даже онлайн. Исследование Гарвардской медицинской школы показало, что когнитивно-поведенческая терапия более эффективна при лечении хронической бессонницы, чем отпускаемые по рецепту снотворные, но без рисков и побочных эффектов.
Авторы: Лоуренс Робинсон, Мелинда Смит, Массачусетс, и Роберт Сигал, Массачусетс. (2013). В Диагностическом и статистическом руководстве по психическим расстройствам . Американская психиатрическая ассоциация. https://doi.org/10.1176/appi.books.97808
787.x12_Sleep-Wake_DisordersУ синего света есть и темная сторона — Harvard Health . (н.д.). Получено 7 апреля 2022 г. с https://www.health.harvard.edu/staying-healthy/blue-light-has-a-dark-side 9.0004
Бриттон, А., Фэт, Л. Н., и Нелиган, А. (2020). Связь между употреблением алкоголя и нарушениями сна среди пожилых людей в общей популяции. Scientific Reports , 10(1), 5275. https://doi.org/10.1038/s41598-020-62227-0
Drake, C., Roehrs, T., Shambroom, J., & Roth, T. . (2013). Влияние кофеина на сон за 0, 3 или 6 часов перед сном. Журнал клинической медицины сна , 09 (11), 1195–1200. https://doi.org/10.5664/jcsm.3170
Феррачоли-Ода, Э., Кавасми, А., и Блох, М. Х. (2013). Мета-анализ: Мелатонин для лечения первичных расстройств сна. PLoS ONE , 8(5), e63773. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0063773
Фицджеральд, Т., и Виетри, Дж. (2015). Остаточные эффекты снотворных обычно сообщаются и связаны с ухудшением результатов, о которых сообщают пациенты, среди пациентов с бессонницей в Соединенных Штатах. Нарушения сна , 2015, 1–9. https://doi.org/10.1155/2015/607148
Грин А., Коэн-Цион М., Хаим А. и Даган Ю. (2017). Воздействие вечернего света на компьютерные экраны нарушает человеческий сон, биологические ритмы и способность внимания. Chronobiology International , 34(7), 855–865. https://doi.org/10.1080/07420528.2017.1324878
Митчелл, доктор медицинских наук, Герман, П., Перлис, М., и Умшайд, К.А. (2012). Сравнительная эффективность когнитивно-поведенческой терапии бессонницы: систематический обзор. Семейная практика BMC , 13(1), 40. https://doi.org/10.1186/1471-2296-13-40
Охайон, М. М., и Рот, Т. (2001). Каковы факторы, способствующие бессоннице среди населения в целом? Журнал психосоматических исследований , 51 (6), 745–755. https://doi.org/10.1016/S0022-3999(01)00285-9
Валериана — Информационный бюллетень для медицинских работников . (н.д.). Получено 7 апреля 2022 г. с https://ods.od.nih.gov/factsheets/Valerian-HealthProfessional/
Последнее обновление: 31 августа 2022 г.
4 основные причины, по которым вы не спите всю ночь
Мир выглядит солнечным после отличного ночного отдыха. Но совсем другое дело, когда сон часто прерывается. Недостаток Z мешает думать и легче становится раздражительным и тревожным. В долгосрочной перспективе недостаточный сон увеличивает риск ожирения, высокого кровяного давления, сердечных заболеваний, диабета и даже преждевременной смерти. Поэтому важно выяснить, что мешает вашему сну.
1. Это может быть ваш возраст
«Мы чаще наблюдаем прерывистый сон у пожилых людей, хотя вы не должны автоматически обвинять частые пробуждения в своем возрасте», — говорит доктор Сюзанна Бертиш, доцент медицины Гарвардской медицинской школы. .
Иногда пожилые люди просыпаются рано утром, когда им кажется, что им пора спать. Но это часто отражает ваш график сна и бодрствования, а не нарушенный сон.
«Ваш циркадный ритм, или цикл сон-бодрствование, может резко меняться, когда вы становитесь старше, из-за чего вы засыпаете раньше. Таким образом, если 8 часов вечера — это начало вашей «биологической» ночи, то ваше естественное время пробуждения может измениться. быть около 4 утра», — говорит доктор Бертиш.
2. Это может стать вашим стилем жизни
Одной из частых причин нарушения сна является образ жизни, включая любую из следующих привычек:
- Употребление алкоголя в течение четырех часов перед сном. Колпак на ночь может помочь вам заснуть, но он также может прервать сон позже ночью, а также может стать причиной частых походов в туалет.
- Прием пищи за несколько часов до сна. Лежание с полным желудком может вызвать изжогу, что затрудняет засыпание и сон.
- Слишком много спит. Долгий сон днем или позже мешает спать ночью.
- Чрезмерное потребление кофеина. Кофеин (в кофе, чае и газированных напитках) блокирует химическое вещество мозга, называемое аденозином, которое помогает вам спать. Уменьшите потребление продуктов и напитков, содержащих кофеин, после полудня.
Доктор Бертиш говорит, что изменение этих привычек может помочь уменьшить нарушения сна, иногда быстро.
3. Это могут быть ваши лекарства
Некоторые лекарства могут вызывать ночные пробуждения. Примеры включают
- некоторые антидепрессанты
- бета-блокаторов для лечения высокого кровяного давления
- средства от простуды, содержащие спирт
- кортикостероиды для лечения воспаления или астмы
Доктор Бертиш рекомендует узнать у своего врача, не является ли причиной этого ваше лекарство и можно ли принимать его в другое время дня или другое лекарство, которое не будет мешать вашему сну.
4. Это может быть основное заболевание.
Многие хронические проблемы со здоровьем могут привести к крепкому сну. Вот некоторые из наиболее распространенных в пожилом возрасте:
- Тревога или депрессия. Беспокойство или подавленное настроение могут мешать засыпанию и длительному сну.
- Увеличенная предстательная железа (доброкачественная гиперплазия предстательной железы или ДГПЖ). Стремление опорожнить мочевой пузырь будит мужчин с ДГПЖ в течение всей ночи.
- Хроническая боль. Трудно спать, когда тебе больно. «И это улица с двусторонним движением. Лишение сна усиливает боль на следующий день», — говорит доктор Бертиш.
- Невропатия. Покалывание, онемение или боль в руках и ногах могут стать причиной частых пробуждений.
- Ночное апноэ. Громкий храп и кратковременные пробуждения ночью могут быть признаками апноэ сна, которое вызывает короткие остановки дыхания ночью и приводит к сонливости днем.
Как справиться
Нет необходимости жить с бременем нарушенного сна. Измените свой образ жизни, если вы чувствуете, что он мешает вашему сну, или поговорите со своим врачом о том, как лучше лечить или, возможно, исследовать основные заболевания.
Соблюдайте правила гигиены сна:
- Просыпайтесь в одно и то же время каждый день.
- Избегайте электронных устройств (которые излучают свет и стимулируют работу мозга) как минимум за два часа до сна.
- Спите в тихом, темном, прохладном месте.
- Делайте регулярные физические упражнения (но не в течение часа перед сном).
Если вы уже практикуете здоровый сон, но по-прежнему испытываете проблемы со сном, подумайте о когнитивно-поведенческой терапии бессонницы (КПТ-i). CBT-i — это проверенный способ лечения бессонницы с помощью методов релаксации, разговорной терапии и корректировки количества времени, которое вы проводите в постели.