Нецензурные стихи Есенина с матом. Матерные стихи, запрещенные

В разделе собраны стихи с нецензурной лексикой и матом, которые отражают не самую прекрасную сторону жизни поэта, но и эту грань мы считаем нужным охватить.

Большую часть этих стихов можно только условно отнести к перу поэта. Ряд стихов или рифмованных словосочетаний сознательно включен из-за внешней «похожести», общего «духа» стихотворной канвы. Матерные стихи, в которых не указан источник, формально, с большой долей уверенности, нельзя относить к авторству Есенина, так как, в открытом доступе, отсутствуют оригиналы, или достоверные копии, иные документы с пометками автора, или они записаны со слов современников.

Споры про авторство этих, и еще ряда стихотворений, не будут утихать еще долго, пока людей будет волновать творчество Есенина. Но может в том и притягательность его личности, его поэзии, что он в своей жизни и стихах «сочетал», перемешивал, связывал воедино, прекрасное и ужасное, светлое и темное, возвышенное и низменное, духовное и звериное, то что так характерно большинству из нас.

… баб на свежем сене!..

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав.: 04-01-2017 67798

4

Я иду по росе…

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав.: 01-06-2017 69305

2

Шибче, шибче, ветер, дуй…

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав.: 26-05-2017 31065

2

Осень гнилая давно уж настала…

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав.

: 23-04-2017 71838

5

Нате, возьмите, лопайте…

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав.: 04-01-2017 24733

0

Мне бы женщину — белую, белую…

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав.: 07-04-2017 45334

1

Анекдот про Маяковского и Есенина

Автор: Народные Произведения Опубликовано в категориях: Анекдоты Добав. : 07-04-2017 19234

0

Жизнь, как коня, держи за узду…

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав.: 26-05-2017 27968

4

Мой милой, что с образов…

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав.: 07-04-2017 19590

0

Не смотри, что рассеян в россыпь…

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав. : 23-03-2017 12777

1

Сыпь, гармоника. Скука… Скука…

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав.: 04-01-2017 13146

0

Моя пища – скупой провиант…

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав.: 04-01-2017 11853

0

Пой же, пой. На проклятой гитаре…

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав.

: 06-06-2017 13194

1

Ветер веет с юга…

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав.: 04-01-2017 14133

1

Пугачев

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав.: 07-04-2017 9479

0

Сорокоуст

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав. : 07-04-2017 7537

0

Песнь о великом походе

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав.: 07-04-2017 7727

0

Вот они, толстые ляжки…

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Стихи с матом Добав.: 30-05-2017 17881

0

Письмо С. А. Есенина – А. Б. Кусикову, 7 февраля 1923 года

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Письма Добав. : 07-04-2017 5189

0

Письмо С. А. Есенина – А. М. Сахарову, 1 июля 1922 года

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Письма Добав.: 07-04-2017 3738

0

Письмо С. А. Есенина – А. М. Сахарову, июль 1920 года

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Письма Добав.: 07-04-2017 3780

0

Письмо С. А. Есенина – Р. Ивневу, конец 1920 – 1925 годов

Автор: Сергей Есенин Опубликовано в категориях: Письма Добав.

: 15-04-2017 3875

0

Запрещённый Есенин. — А ТЫ СОВЕСТЛИВ? Соломон Хайкин. — LiveJournal

Все мы знаем, что Есенина замучил в ГУЛАГах кровавый сталин. И только благодаря перестройке и благославленным девяностым русский народ открыл для себя имя великого русского поэта, который в советское время был под строжайшим запретом. Лично для меня Есенин впервые прозвучал с уст жаворонка России — Саши Малинина, когд тот пел на стихи Есенина «Мне осталась одна забава» где обличал зверства кровавого режима тоталитарного совка.
Только благодаря торжеству демократии и свободному рынку мы теперь без боязни можем читать русского соловья словесности не опасаясь расстрела и Колымы.

Оригинал взят у prilepin в Задушат Есенина в объятиях

Сил нет никаких.
Валерий Дударев в «Независимой газете» пишет статью к юбилею Есенина, и опять всё по кругу: про Мариенгофа, который обокрал Есенина, про убийство Есенина — ну а как же, естественно; собирает какие-то сплетни, Боже мой: да зачем, когда это кончится, наконец? Неистовые патриоты когда-нибудь задушат Есенина в объятиях.
Дударев хвалит книгу Марченко про Есенина — на самом деле: плохую. Плохая эта книжка, ну, ничего с этим не поделаешь. Хуже книги Марченко про Есенина только книга Марченко про Лермонтова — вообще невозможная.
И в статье Дударева это, уже классическое: «За переписывание стихов Сергея Александровича в период усиления классовой борьбы давали реальные сроки».
Ага.
Короче, Есенина убили, запретили, и за переписывание его стихов — на Колыму.
Ну и заодно в СССР издали следующие книжки, в самый разгар тирании.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН. Избранные стихи. М.: Издательство «ОГОНЕК», 1926. (Библиотека «Огонек», № 40) — Тираж 50 000 экз.
ИЗБРАННЫЙ ЕСЕНИН. Стихи и поэмы. Обложка работы Бориса Титова.
Москва-Ленинград, Государственное издательство, 1927. — Мягкая обл., суперобл., 152 с. — Тираж 10 000 экз.
ЕСЕНИН С. Стихотворения./ Вступительная статья А. Ефремина.
М.: Московское товарищество писателей, 1933. — Твердый переплет, 400 с. — Тираж 10 200 экз.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН. Стихотворения./ Под редакцией Казина В. Вступительная статья Горбова Д. Переплет художника Дехтярева Б.
М.: Художественная литература, 1934. — Твердый переплет, 374 с. — Формат: 13,5х19,5 см — Тираж: 15 000 экз.
ЕСЕНИН С. Стихотворения./ Вступительная статья и редакция А. Дымшица. Л.: Советский писатель. Ленинградское отделение, 1940. — Твердый переплет, 420 с., портр. — (Библиотека поэта. Малая серия. № 58) — Тираж 10 000 экз. В книгу вошли избранные стихотворения Сергея Есенина 1910-1925 гг., цикл любовной лирики «Персидские мотивы» 1924-1925 гг. и поэмы: «Пугачев», «Анна Снегина», «Черный человек».
(«Чёрный человек», подчёркиваю. 1940-й год.)
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН. Сборник стихов/ Сост. В. Казин и В. Перцов.
М.: ОГИЗ, Государственное издательство художественной литературы, 1943. — Твердый переплет, 576 с. — Тираж 25 000 экз.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН. Избранные стихотворения./ Под редакцией и со вступительной статьей В. Казанского. Рига: Издательство «Культура», 1944 г. — Мягкая обл. , 208 с., портр. — Тираж 5 000 экз.
ЕСЕНИН С. А. ИЗБРАННОЕ./ Сборник составлен С. А. Толстой-Есениной. Тексты и датировки произведений сверены составителем с рукописями поэта. М.: ОГИЗ, Государственное издательство художественной литературы, 1946. — Твердый переплет, 480 с., портр. — Тираж 57 000 экз.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН. Избранное./ Составление и примечания П. И. Чагина. Портр. работы художника А. Яр-Кравченко. Переплет и титул художника Н. Ильина. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1952. — Твердый переплет, 272 с. — Формат 84х108/32 — Тираж 75 000 экз.
ЕСЕНИН С. Стихотворения./ Вступительная статья К. Зелинского. Подготовка текста и примечания П. И. Чагина.
Л.: Советский писатель. Ленинградское отделение, 1953 г. — Твердый переплет, 392 с., портр. — (Библиотека поэта. Малая серия. Второе издание) — Формат 70х108/64 — Тираж 20 000 экз.
Причём я далеко не все издания перечислил, и антологии тем более не перечислял.
Всё понятно, что Есенина классиком «назначили» несколько позже Маяковского — но зачем эту пургу про «реальные сроки» гнать, и гнать, и гнать, и гнать? Зачем?
Или, может я запамятовал, и сроки давали за переписывание стихов Есенина из советских его сборников? Выходивших тиражом, к примеру, 75 тысяч экземпляров?
Успокойте этих людей каким-нибудь мирным способом.

персидских мотивов

персидских мотивов

Есенин Сергей Александрович

Персидские мотивы
* * *

Моя бывшая рана затихла… Перевод Любы Коффи Моя бывшая рана затихла — Пьяный бред не ест мое сердце. Синими цветами Тегерана Лечу их в чайхане. Сам чайханщик с круглыми плечами, Чтобы прославить свою чайхану для россиян, Угощает меня красным чаем Вместо крепкой водки и вина. Угости меня, хозяин, но не сильно. В вашем саду растет много роз. Не напрасно подмигнули мне глаза, Наполовину приподняв черную пелену. Мы в России не держим Зеленых девиц на цепи, как собак, Даром дарим поцелуи, Без кинжальных фокусов и дуэлей. Ну к этому за движения тела, За ее лицо как заря, Я подарю ей шаль из Хоросана И ковер из Шираза. Налейте мне, барин, крепкого чая, Я не буду вам врать вечно. Теперь я отвечаю за себя, Не могу отвечать за тебя. Ты не смотри слишком много на дверь, В саду есть еще калитка… Не напрасно подмигнули мне глаза, Половина приподняла черную завесу. 1924

Я сегодня спросила у менялы… Перевод Любы Коффи Я сегодня спросила у менялы, Кто дает полтумана за рубль, Как сказать прекрасной Лале нежное персидское «я люблю тебя»? Спросил сегодня у менялы Как легче ветра, тише радостного ручья, Сказать ли прекрасной Лале Нежные слова «поцелуй меня»? И еще я спросил у менялы, Застенчивость глубже в моем сердце, Как мне сказать прекрасной Лале, Как мне сказать, что она «моя»? И меняла ответила мне кратко: О любви не говорят словами, Лишь втайне любовь вздыхает, И глаза, как сапфиры, горят. Поцелуй безымянный, Поцелуй не то что надпись на гробах. Поцелуи веют, как алая роза, Таят, как лепестки на губах. От любви уверенности не надо, С ней познаешь и радость, и печаль. ‘Ты моя’ могут сказать лишь те руки, Которые отдернули черную пелену. 1924

Шаганэ, ты мой Шаганэ! Перевод Любы Коффи Шаганэ, ты моя Шаганэ! Может потому что я с севера, Я готова рассказать тебе все, О колышущейся под луной ржи, Моя Шаганэ, Шаганэ. Может, потому что я с Севера, Что луна там во сто крат больше, Как бы она ни была прекрасна, Не лучше рязанской свободы, Может, потому, что я с Севера. Я готов рассказать тебе обо всем, Этот волос Я взял из ржи, Хочешь, можешь намотать на палец — Я не чувствую боли. Я готов рассказать тебе все. О колышущейся под луной ржи. Угадай по моим кудрям. Милый мой, шути, улыбайся, Только не просыпайся в моем присутствии Память о колеблющейся ржи под луной. Шаганэ, ты мой Шаганэ! Там, на Севере, тоже девушка, Она ужасно похожа на тебя, Может быть, она думает обо мне…

Вы сказали, что Саади… Перевод Любы Коффи Вы сказали, что Саади Целовал только в грудь. Подождите, ради бога, Когда-нибудь я научусь! Ты пел «За Ефратом Розы лучше смертных девушек». Если бы я был богат, Я бы сделал другую мелодию. Я бы срезал эти розы, Для меня одна радость — Что не может быть на свете той Лучше моей милой Шаганэ. И не мучайте меня своим наследием, У меня нет наследия. Как я родился поэтом, Целую как поэт. 19 декабря 1924 года

Я никогда не был на Босфоре… Перевод Любы Коффи Я никогда не был на Босфоре, Не спрашивайте меня об этом. В твоих глазах я увидел море, Пылающее синим огнем. В Багдад с караваном не ходил, Шелка и хны не брал. Согнись своим прекрасным телом, Дай мне отдохнуть на коленях. Или опять так, Что сколько ни спрошу тебя, Тебе будет все равно в веках, Что в далеком имени — Россия — Я известный, признанный поэт. В душе гармошка звенит, При луне слышу собачий лай. Не хочешь ли ты, перс, Увидеть далекую синюю землю? Я пришел сюда не от скуки — Ты, невидимый, позвал меня. И твои лебединые руки Сплели меня, как два крыла. Давно я ищу покой в ​​своей судьбе И хотя я не проклинаю свою прошлую жизнь, Расскажи мне что-нибудь О твоей веселой земле. Угомони грусть гармошка в душе, Подари дыхание свежей прелести, Чтоб о далекой северной женщине Я бы не вздохнул, не промахнулся бы. И хотя я не был на Босфоре, я вам его представлю. Все равно — твои глаза, как море, Летят синим огнем. 21 сентября 1924 года

Вечерний свет шафрановой земли… Перевод Любы Коффи Вечерний свет шафрановой земли, Тихо розы бегут по полям. Спой мне песню, дорогая, Ту, которую пел тебе Хайям. Тихо по полям бегут розы. С лунным светом Шираз опустился, Мухомор звезд танцует. Мне не нравится, что персы Держит женщин и девушек под чадрой. С лунным светом Шираз остановился. Замерзли ли они от тепла, Скрывая бронзу своей плоти? Иль не любить больше, Хочешь загара на лице, Скрывая бронзу плоти? Дорогой, не дружи с покрывалом, Выучи эту заповедь короче, Ведь жизнь наша коротка, Мало ли чему дивиться счастью. Кратко изучите эту заповедь. Даже некрасивое в судьбе Озаряется своей радостью. Вот почему грех прикрывать Красивых щечек миру Ведь они даны природой. 1924

Воздух прозрачный и голубой Перевод Любы Коффи Воздух прозрачный и голубой, Я выйду в цветочные заросли, Путешественник, уходящий в 000 лазурь, 9 не добраться до пустыни. Воздух прозрачный и голубой. По лугу пройдёшь, как по саду, Сад в буйном цвету, Твой взгляд не поможет, Гвоздики гнущиеся. По лугу пойдёшь, как по саду. Либо шепот, либо шорох, либо шарканье — Нежность, как песни Саади. Желтое великолепие луны Отразится во взгляде сразу, Нежность, как песни Саади. Голос будет услышан, Тихо, как флейта Гасана. В тесных объятиях тела Нет ни забот, ни потерь, Только флейта Гассана. Вот она, желанная судьба Тех, кто устал в пути. Ветер душистый Я пью пересохшими губами, Ветер душистый. 1925

Холодное золото луны… Перевод Любы Коффи Холодное золото луны, Аромат олеандра и левкоев. Приятно бродить в таком спокойствии По синей ласковой земле. Далекий Багдад, Где жила и пела Шахерезада. Но теперь ей ничего не надо, Зазвенел древний сад-перекладина. Дальние края, как призраки Заросли кладбищенской травой А ты, путник, мертвых не слушай, Не склоняйся головой к могилам. Посмотрите вокруг, как это прекрасно: Губы струятся, струятся к розам. Тогда подружись с врагом в своем сердце — И получишь благословение. Если жить — то жить, если любить — то влюбляться. Поцелуй и поброди в лунном золоте, Если хочешь уважать мертвых, Тогда не загрязняй живых своей мечтой. Об этом пела даже Шахерезада, — Повторять вновь бронзу листьев. Тех, кому ничего не надо, Можно только пожалеть в этом мире. 1925

В Хоросане есть такие двери. .. Перевод Любы Коффи В Хороссане есть такие двери, Где крыльцо увито розами. Там живет задумчивый пери. В Хороссане есть такие двери, Но я не смог открыть эти двери. У меня достаточно силы в руках, И в волосах и золота и бронзы. Голос пери нежный и красивый. У меня достаточно силы в руках Но я не смог открыть эти двери. Мне не нужна храбрость в любви. А зачем? Кому песни петь? — Шага больше не ревнует, Если я не мог открыть двери, Мне не нужна смелость в моей любви. Мне пора возвращаться на Русь. Персия! Это ты я ухожу? Разве я расстаюсь с тобой навсегда Из-за любви к родному краю? Мне пора возвращаться на Русь. Прощай, пери, прощай, Пускай мне не удалось, открыв двери, Ты подарила мне прекрасное страдание, Мне петь о тебе на родине моей. До свидания, пери, до свидания. Март 1925

Голубая родина Фирдуси. .. Перевод Любы Коффи Голубая родина Фирдуси, Нельзя, остыли в памяти, Забыть о нежном Урусе И о глазах, задумчиво простых, Голубая родина Фирдуси. Ты хороша, Персия, я знаю, Розы, как фонари, горят И снова я стар о краю дальнем Со свежей стойкостью. Ты молодец, Персия, я знаю. Сегодня я пью в последний раз Ароматы, что пьяны, как брага. И голос твой, дорогая Шага, В это тяжелое время разлуки В последний раз слушаю. Но забуду ли я тебя? В скитальческой судьбе моей Я буду говорить о тебе Ближним и дальним — Я не забуду тебя в веках. Я не боюсь твоих бед, Но в твоём сумрачном деле Я оставляю песню о Руси: Пой её, подумай обо мне, И отвечу тебе в песне… 19 марта25

Быть поэтом. .. Перевод Любы Коффи Быть поэтом — значит, как Если не дарить правды жизни, Порезаться о нежную кожу , Кровными чувствами лелеять чужую душу. Быть поэтом — это значит потерять свободу, Чтобы она была тебе более известна, Соловей поет — ему не больно, У него одна и та же песня. Канарейка из чужого голоса — Жалкая, забавная безделушка. Миру нужно слово песни Чтобы петь самому, хоть как лягушка. Магомед схитрил в Коране, Запретив спиртные напитки, Оттого не перестанет поэт Пить вино, когда мучается. И поэт идет к возлюбленной, И возлюбленная лежит в чужой постели, Наслаждаясь жизненным напитком, Он не вонзит ей нож в сердце. Но, пылая ревнивой отвагой, Он будет громко свистеть на обратном пути: «Ну и что, я умру бродягой, Это и нам на земле знакомо».

Руки моей любимой. .. Перевод Любы Коффи Ручки моей любимой — пара лебедей — Ныряют в золото моих волос. Все, люди этого мира Пойте песню любви без конца. Так и я когда-то, давно И теперь то же пою снова, Оттого мои слова пропитаны нежностью Глубоко дышат. Если душа до глубины души любима, Сердце станет золотой глыбой, Только тегеранская луна Не согреет песня. Я не знаю, как мне жить дальше: Сгореть ли мне в сладких ласках сладкой Шаги Или мне тревожно скорбеть О далекой памяти храброй песни? Все идет своим чередом: Что-то приятно для слуха, что-то — для глаза, Если портмоне запевает дурную песню, Значит, он вовсе не из Шираза. За то, что эти песни говорят обо мне Среди людей: Он пел бы нежнее и чудеснее Но его погубила пара лебедей. Август 1925

Почему так тускло светит луна. .. Перевод Любы Коффи ‘Почему так тускло светит луна над садами и стенами Хороссана? Как будто я иду по русской равнине Под шуршащим покровом тумана’, — Я просил ту милую Лалу, У молчаливого кипариса в ночи, Но мой хозяин не прошептал ни слова, А скорее подняли свои гордые головы к небу. ‘Почему луна так тускло светит?’ — Спросил я у цветов в безмолвной чаще, И ответили цветы: Ты ноешь Как грусть шелестящей розы». Роза забрызгала себя лепестками, Теми лепестками, что тайком прислала мне: «Твоя Шаганэ лелеется другим мужчиной, Твоя Шаганэ целовалась с другим мужчиной». Она сказала: «Русский мужчина не заметит… Для сердца — песня, а для песни — жизнь и тело… Вот почему так тускло светит луна, Вот почему она стала такой печально бледной. Слишком много было предательств, Слез и страданий, кто их хотел, кто не хочет. ………………………………………………………. ……. Но все же в веках Благословенны на земле фиолетовые ночи. Август 1925

Глупое сердце, не бей! Перевод Любы Коффи Глупое сердце, не бей! Мы все обмануты счастьем, Только нищий просит сочувствия… Глупое сердце, не бей. Желтые чары полумесяца На поляне льются каштаны. Склонившись к Лале на шальвари, Спрячусь под фатой. Глупое сердце, не бей. Иногда все мы, как дети, Часто смеемся и плачем: У нас в этом мире радостей и невезений. Глупое сердце, не бей. Много стран я видел, Я искал счастья везде, Только желанную судьбу Больше не буду искать. Глупое сердце, не бей Мое сердце не совсем меня обмануло. Выпьем новую силу. Сердце, тебе лучше поспать Здесь на коленях у моей любимой Глупое сердце, не бей. Быть может, судьба, которая плывет Как лавина, заметит и нас, И ответит на любовь Соловьиной песней. Глупое сердце, не бей. Август 1925

Голубой и веселый край… Перевод Любы Коффи Голубой и веселый край. Моя честь продана за бесценок. Ветер с моря, дуй тише — Слышишь, соловей зовет розу? Ты слышишь, как гнутся розы — Песня вернется в сердце. Ветер с моря, дуй тише — Слышишь, соловей зовет розу? Ты — ребенок, спору нет, А разве я не поэт? Ветер с моря, дуй тише — Слышишь, соловей зовет розу? Дорогая Гелия, прости меня. На пути может быть много роз, Много роз гнутся, Но только одна может улыбнуться сердцем. Давайте теперь вместе. Ты и я. За такие дорогие земли. Ветер с моря, дуй тише — Слышишь, соловей зовет розу? Голубая и веселая земля. Пусть всю жизнь продадут за бесценок, Но за Гелю в тени ветвей Соловей розу обнимает. 8 апреля 1925 года

Заметки о персидских мотивах Майкл Дэвид Коффи Пятнадцать стихотворений «Персидские мотивы» были написаны во время краткого пребывания Есенина в Баку во вновь образованной Советской Республике Азербайджан. Это был рассвет современной нефтяной эры. Фактически в это время здесь было создано первое в мире морское нефтяное месторождение . Но в этом цикле любовных стихов отражен еще один квест. В этой древней азиатской земле он искал божественной любви , описанной великим персидским поэтом Саади в его Голестане (розарий). Он посвятил стихотворение Фирдуси, автору «Шахнаме» («Книги царей»), первого эпического произведения персидской литературы. Он встретил красивую и чувственную Шаганэ и влюбился. Но, к сожалению, время, проведенное здесь, было слишком коротким и его беспокойная душа вскоре вернула его на «Русь», его родину. И в том же 1925 году он умер. Его последнее стихотворение, написанное его собственной кровью: пронзительное прощание, возможно, резонирующее с воспоминаниями о его персидских мотивах. 24 сентября 1999 года

электронная почта

Вернуться к биографии Есенина Возвращение к русским поэтам 12 октября 1999 г.

Избиение невинных: писатели при Сталине

Духовный настрой поэта
склонен к катастрофе.
— Осип Мандельштам

В России в течение десятилетия перед Первой мировой войной выдающаяся концентрация творческого гения совпала с последними этапами политического краха. Пять русских авторов, родившихся в 189 г.0s и так блестяще начавшиеся до революции 1917 года, в конце концов были вынуждены практиковать новый жанр тишины. Мало того, что они иногда страдали от писательского кризиса, им еще и запрещали писать. Эти авторы, преследуемые и в конце концов уничтоженные при сталинском деспотическом режиме, развили огромную способность к страданию. Между 1925 и 1941 годами повесился Сергей Есенин, застрелился Владимир Маяковский, в лагере умер Осип Мандельштам, был казнен Исаак Бабель, повесилась и Марина Цветаева.

Борис Пастернак, редкий выживший, описывал Сталина как «самого страшного человека, которого он когда-либо видел — крабообразного непропорционально широкого карлика с желтым, рябым лицом и торчащими усами». В своей биографии Сталина Саймон Себаг Монтефиоре отмечает странный парадокс: «Литература имела большое значение для Сталина. Он мог требовать «инженеров человеческой души», но сам был далек от глупого мещанина, как можно было предположить по его манерам. Он не только восхищался и ценил великую литературу, он видел разницу между хакерством и гениальностью». Монтефиоре не упоминает, что Сталин не только признавал, но и боялся силы великой литературы. Он считал, что влиятельных и опасных авторов нужно жестоко подавлять и испарять. Всякий раз, когда его мучителям на Лубянке не удавалось добиться немедленных признаний, Сталин спрашивал: «Это гостиница или тюрьма?»

Сталин уничтожил то, что осталось от современной русской литературы, заявив, что нельзя печатать ничего, что не продвигало бы линию партии. Он постановил под угрозой смерти, что писатели должны защищать общественное сознание вместо буржуазного эстетизма и декаданса. Политические писаки должны были плодить официально санкционированные клише — полный вперед, готовый пожертвовать своей жизнью, свободолюбивые народы, во имя человечества и всего прогрессивного человечества — на языке, понятном массам. Великие писатели при Сталине, хотя и не арестованные, должны были отбывать пожизненное заключение, своего рода одиночную камеру. Был огромный контраст, как замечал Есенин, между «теми, кто ниже и меньше в уме» и поэтами-жертвами, которые «стояли, бедные и нагие, под ветрами судьбы».

(Alamy)

Хотя красивая, смелая и необыкновенно талантливая Анна Ахматова (вверху) дожила до 76 лет, ее жизнь тоже была трагичной. Слишком выдающаяся, чтобы попасть в тюрьму, она была вынуждена косвенно страдать. Сына сослали в Сибирь, муж умер в тюрьме. Как она заметила, «Русская земля любит, любит / Капельки крови». Ее шедевр «Реквием» описывает Большой террор конца 1930-х годов и противопоставляет образы конвульсивной природы неподвижным железным прутьям:

Горы склоняются перед этим горем,
Могучие реки перестают течь,
Но крепки тюремные врата.

Ее элегия мужу, Николаю Гумилеву, драматизирует страх перед арестом:

Ужас, перебирая вещи в темноте,
Ведет лунные лучи к топору.
За стеной зловещий стук —
Что там, призрак, вор, крысы?

Сергей Есенин, популярный крестьянский поэт-самоучка, сначала приветствовал, но вскоре разочаровался в Октябрьской революции. В 1920 он написал «Исповедь хулигана» с восхитительным сравнением, которое вспомнило и прославило его крестьянское прошлое:

И как он встречает извозчика на площади,
Вспоминая запахи навоза родных полей,
Он хочет нести каждую лошадь хвост
Как шлейф свадебного платья.

Но вскоре его официально осудили как «отца хулиганства». Его стихи, хотя все еще тайно спрятанные и читаемые, были изъяты из всех библиотек, и он стал Неличностью.

Злополучный брак Есенина со знаменитой танцовщицей Айседорой Дункан распался через год, а его мания преследования усилилась в 1925 году. Многопьющий и частый скандалист, он страдал белой горячкой и ужасающими галлюцинациями, находясь в психиатрической клинике. Наконец он устало заявил: «Я ищу своей гибели. Я устал от всего этого». Его биограф Гордон Маквей пишет, что «решимость Есенина «уйти» была маниакальной. Он пытался разрезать вену осколком стекла, броситься из окна, заколоть себя разделочным ножом, он лежал под колесами электрички» — хотя непонятно, как он оправился от этого опасного склонность.

В декабре 1925 года Есенин окончательно ушел из жизни. Маквей объясняет, что в ленинградской гостинице он достал из чемодана веревку, дважды обмотал ею шею, «выбил из-под ног ночной столик и повис лицом к синей ночи, глядя на Исаакиевскую площадь». Полицейский сообщил более конкретные подробности: «Обнаружил повешенным на трубе центрального отопления мужчину в следующем состоянии: шея не была затянута в петлю, а только с правой стороны шеи, лицо повернуто к трубке, и запястье правой руки схватило трубку. Труп висел прямо под потолком, а ноги были примерно в полутора метрах от пола». Его запястье на трубе предполагает, что он пытался спастись в последний момент, когда он изогнулся и висел менее чем в пяти футах от земли.

(Аламы)

Владимир Маяковский, следующая жертва (на фото вверху), написал трогательную элегию Есенину, подчеркнув отсутствие поэта и утрату читателей:

Вы ушли
, как говорят,
в мир иной.
Пустота…
В горле
Ком горя…
Народ,
творец языка,
Потерял
Звонкий свой
Шалун подмастерье

Маяковский больше других поэтов ободрил публику принять авангардное искусство и культурное нонконформизм. Enfant Terrious и звездный исполнитель, он выкрикивал свои стихи на своих публичных чтениях. Он был ярым сторонником большевистского режима и со временем стал его неофициальным поэтом-лауреатом.

Тем не менее, как и у Есенина, у Маяковского было глубоко укоренившееся стремление к самоубийству, и самоубийство было доминирующей темой в его произведениях. Свою трагическую судьбу он предсказал в нескольких стихотворениях — «Хребтовая флейта»: «Чаще я думаю: / Может быть, гораздо лучше / пулею мой конец преградить»; «Распродажа»: «Через годы и годы / короче, когда меня уже не будет в живых — / умру от голода или выстрела из пистолета — / профессора будут изучать меня / как, когда, откуда я пришел». В «Человеке» даже его внутренние органы ищут освобождения в различных формах смерти: «Сердце жаждет пули / и горло галлюцинирует о бритве».

Мотивы самоубийства Маяковского были, как всегда, сложными. Когда-то прославленный поэт режима, ему было отказано в разрешении на поездку за границу, и он разочаровался в коммунизме, в то время как его работа пришла в упадок, а его личная жизнь потерпела неудачу. Его прощальное стихотворение с его знаменитыми четвертой и пятой строками было на удивление великодушно и непринужденно:

Никого не вините в моей смерти и, пожалуйста, не сплетничайте…
Как говорится —
«игра окончена»
лодка любви
разбился о риф повседневности.
Я ушел от жизни.

В апреле 1930 года, перед самым концом, Маяковский поссорился со своей возлюбленной, актрисой Норой Полонской. Его биограф Бенгт Янгфельдт пишет, что он настаивал на том, чтобы она немедленно ушла с ним. Она пыталась успокоить его, отвечая: «Надо ехать на репетицию, потом она пойдет домой и все расскажет мужу, а вечером переедет к Маяковскому навсегда». Разозлившись на то, что она отказалась ему подчиняться, и сомневаясь в ее любви, он уволил ее, заявив: «Значит, ты собираешься пойти на репетицию? И намерены встретиться с вашим мужем? Очень хорошо! В таком случае вы можете идти прямо сейчас, сразу!

После этой, казалось бы, незначительной ссоры, она вышла из комнаты, услышала выстрел, вскрикнула и бросилась обратно внутрь. Янгфельдт добавляет: «Маяковский лежал на спине на полу головой к двери, рядом с ним был пистолет Маузер. ‘Что вы наделали? Что ты сделал? — закричала она, но не получила ответа. Маяковский посмотрел на нее и попытался поднять голову, он как будто хотел что-то сказать, но, как вспоминала Нора, «его глаза были уже мертвы». Потом голова его опустилась». Он наказал ее, убив себя рядом с ней, зная, что она обнаружит его пропитанное кровью тело и почувствует себя виноватой в его смерти.

Еще среди живых Пастернак сказал, что «мертвый Маяковский живее, чем пережившие его зомби». Он сочинил элегию «Смерть поэта», подтвердившую репутацию Маяковского и сравнившую его творчество с извержением вулкана:

Стремительно ты делал неоднократно
В ряды новорожденных легенд.
Предгорным трусам обоего пола
Твой выстрел был подобен взрыву Этны.

Этот вулкан недавно извергся в ноябре 1928 года и разрушил близлежащий город.

На похоронах Маяковского было огромное количество людей. Янгфельдт пишет: «В течение трех дней, когда он лежал в покое, тысячи людей проходили мимо гроба, охраняемого почетным караулом… На улице конная полиция пыталась сдержать нахлынувшие массы. Люди свисали из окон и деревьев и с фонарных столбов, а крыши домов были черны от любопытных зевак… Около шестидесяти тысяч человек следовали за грузовиком [гроб]. Полицейские стреляли в воздух, чтобы гроб можно было внести через дверь крематория».

(Alamy)

Осип Мандельштам (вверху) лихо заявил, как бы предсказывая собственную смерть: «Только в России поэзию уважают. Это убивает людей. Где еще поэзия является столь распространенным мотивом для убийства?» Разрабатывая свой рассказ о судьбе поэта при Сталине, Мандельштам (как и Есенин) отличал талантливых жертв от благополучных посредственностей. Он сказал своей жене Надежде, что целью террора было «не что иное, как уничтожение всех оставшихся в стране, кто сохранил хоть каплю здравомыслия». Заимствуя «Тристия», заглавие стихов Овидия о изгнании его из Рима на побережье Черного моря, и вторя строчкам Маяковского «Лодка любви / разбилась о риф будней», Мандельштам в отчаянии писал: «Имеющие сердце должны услышать, Время , / Как твой корабль идет ко дну».

Прекрасно осознавая опасность для жизни, Мандельштам опрометчиво, даже с самоубийством, сочинил и зачитал вслух в кругу близких друзей то, что Алекс Де Йонге называет «единственной известной критикой Сталина, помимо граффити, нацарапанных на стенах тюремных камер в кровь осужденных». Мандельштам смело заявил, что Сталин окружен раболепствующими недочеловеками, провозглашает дикие законы и получает садистское удовольствие от казней:

Его пальцы толсты, как личинки
И слова, конечные, как свинцовые гири, падают с его губ,
Его тараканьи усы косятся
И блестят голенища. ..
И каждое убийство — удовольствие
Для широкогрудого осетина.

Мандельштам сравнивал его с выходцами из грубого и примитивного края, враждебного сталинской родной Грузии. В то время, когда слушатели, услышавшие это стихотворение, могли быть арестованы и посажены в тюрьму, если не доносили на автора, один из друзей Мандельштама предал его.

Пастернак, привилегированный автор Сталина, вмешался от имени Мандельштама, жалкой жертвы Сталина. Пастернак поговорил с Николаем Бухариным, влиятельным членом Политбюро, который ввел Сталина в дело. (Сталин лично подписывал ежедневные смертные приговоры.) Сталин поразил Пастернака, позвонив ему, испытав его лояльность и заявив (по словам Монтефиоре): «Дело Мандельштама находится на пересмотре. Все будет хорошо. Если бы я был поэтом и мой друг-поэт попал в беду, я бы сделал все, чтобы помочь ему». Но не в этом дело!» «В чем тогда смысл?» Пастернак, очарованный Сталиным, сказал, что хочет приехать поговорить. — О чем? — О жизни и смерти. — Сбитый с толку Сталин бросил трубку. У него не было ни времени, ни интереса вступать в философские дискуссии. Уклонение Пастернака было благоразумным. Сталин, широко известный как гений, не имел соперников у трона, как и турок. Действительно, быть гением было опаснее, чем халтурщиком.

Когда в 1937 году истек трехлетний срок Мандельштама, его поселили в отдаленном районе недалеко от Урала в центральной части России. Местная печать по приказу заклеймила его как троцкиста и классового врага. На грани безумия он страдал одышкой, обмороками и глубокой депрессией, а также пытался покончить жизнь самоубийством, выбросившись из окна больницы. Пронзенный муками преследования, он сокрушался, что уже переживает посмертное существование, унизительную смерть при жизни: «Хоть я и не совершил новой вины, но у меня отняли все: мое право жить, писать, получать медицинскую помощь. Я превратился в собаку, дворняжку. Я призрак, я не существую, у меня есть только право умереть». Сталин не только убивал поэтов, но и делал их жизнь такой невыносимой, что они хотели убить себя.

В мае 1937 года Мандельштам был вторично арестован и приговорен к пяти годам каторжных работ за контрреволюционную деятельность. Его отправили во Владивосток на побережье Тихого океана и заключили в обширный пересыльный лагерь, куда обреченных каторжников отправляли на добычу золота в невыносимых условиях Колымы. Запугиваемая уголовниками, интеллигенция продержалась недолго и растворилась в мраке лагерей. Оборванный и полусумасшедший, боящийся есть скудную лагерную пищу, Мандельштам мог умереть от голода, замерзнуть, умереть от истощения или, скорее всего, погиб во время эпидемии тифа. Он страдал больше, чем другие авторы, у которых, по крайней мере, была быстрая, хотя и ужасная смерть. 19 декабря38 лет он пропал и умер во Владивостоке.

В своих блестящих мемуарах Покинутая надежда его жена Надежда с горечью заключает: «Я бы все предпочла этим проклятым баракам на дальнем конце земли с их удушливым смрадом, грязью и тифом, вшами, голодом и унижением, террором , вооруженная охрана, сторожевые вышки и колючая проволока. После этого лежать в общей могильной яме с биркой на ноге означало избавление и покой». Был болезненный контраст между массой толпы на московских похоронах Маяковского и равнодушной реакцией литературных кругов на известие об аресте и смерти Мандельштама в далекой сибирской твердыне.

Исаак Бабель (на фото выше, на фотографии НКВД, сделанной после ареста), определяя собственный сложный характер, называл себя «человеком с очками на носу и осенью в сердце». Прикомандированный к казачьей кавалерии, сражавшейся на лошадях с шашками и ружьями в кампании против Польши в 1920 году, он писал боевые отчеты, допрашивал пленных и ухаживал за ранеными. Полководец Семен Буденный так и не простил Бабелю того, что он считал грубым и искаженным изображением нравов и традиций этой армии в своих великолепных рассказах 9 .0899 Красная конница .

Бабель добивается потрясающих литературных эффектов, используя сюрреалистические образы в реалистических рассказах: «Мимо меня текли голубые дороги, как потоки молока, бьющие из множества грудей», или поразительные сравнения: «луна висела над двором, как дешевая серьга»; «Вечер подлетел к небу, как стая птиц». Некоторые из его предложений в английском переводе имеют безупречный поэтический размер: «Застывшая, базальтовая Венеция стояла как завороженная». Стивен Крейн классно написал, что «красное солнце было приклеено к небу, как вафля»; Вавилон превосходит это тем, что «оранжевое солнце катилось по небу, как отрубленная голова». Его наркотическое утро, которое «просачивалось из нас, как хлороформ, просачивающийся над больничным столом», — вспоминает Т. С. Элиот, — «когда вечер расстилается на фоне неба / Как пациент под наркозом на столе».

В письме от 1925 года Бабель сокрушался: «Мы живем в отвратительной профессиональной среде, лишенной искусства и творческой свободы». Бабель, как и Мандельштам, был не только евреем, но и критиковал любимую сталинскую воинскую часть. Уже беззащитный, у него был опасный роман с женой Генриха Ягоды, безжалостного главы тайной полиции. Когда Ягода отпал от власти и стал врагом народа, Бабель стал виновным по соучастию.

Обвиненный в политических преступлениях, арестован и подвергнут пыткам. 19 января40, после двадцатиминутного суда его осудили и выстрелили в голову. Его последними тщетными словами были: «Дайте мне закончить мою работу». Но его рукописи и дневники были изъяты и уничтожены, тело сожжено, а прах брошен в «бездонную могилу номер 1». Вскоре после этого временно оставшиеся в живых писатели боролись за обладание его дачей. Существование Бабеля было полностью забыто до его официального оправдания после смерти Сталина в 1954 году.

Пятая жертва, Марина Цветаева, написала необыкновенное стихотворение, которое Рональд Хингли описал в0899 Соловьиная лихорадка . Она представляет болезненный «разговор между Есениным и Маяковским, происходящий в загробном мире. Есть ли в какой-либо другой литературе такой фантомный обмен между двумя поэтами, каждый из которых умер своей собственной рукой, как это придумал третий, который в конечном итоге должен был последовать их примеру? Ссылаясь на знаменитую предсмертную записку Маяковского, в которой он жалуется, что его «любовная лодка» потерпела кораблекрушение, Есенин спрашивает своего коллегу, действительно ли он покончил с собой «из-за юбки». коллега-алкоголик: «Водка хуже. Ты все еще пьян?»

У Цветаевой был «клювоносый профиль, высокий лоб, окутанный клубами сигаретного дыма, и рука, отягощенная серебряными перстнями и браслетами, близоруко копающаяся в хаосе бумаг». Среди этих бумаг была характерно страстная и наводящая на размышления «Бессонница» (1916):

Я люблю целовать
Руки, и я люблю
Выдавать имена.
А также, чтобы открыть
Дверей!
Настежь, посреди темной ночи!

Живя в Париже, Цветаева не смогла заинтересовать своим творчеством читателей из русской эмиграции и мучилась унизительной бедностью. В 1939 лет она вернулась в Россию в то время, когда проживание за границей обычно приводило к аресту за шпионаж. Хуже того, она воссоединилась со своим безрассудным мужем Сергеем Эфроном. Он сражался против красных в Гражданской войне, последовавшей за революцией, затем перешел на другую сторону и стал советским иностранным шпионом и убийцей. Он присоединился к лоялистам или республиканцам во время гражданской войны в Испании и вернулся в Москву незадолго до своей жены. После непродолжительного воссоединения муж и дочь Цветаевой были арестованы. Эфрона расстреляли в 19В 40 лет ее дочь приговорили к восьми годам лишения свободы, и больше она никого из них не видела.

Хингли отмечает: «Она больше не писала стихов, и она была более чем когда-либо убеждена, что потеряла свою привлекательность как женщина, она была отчаянно бедна и нашла сталинскую Россию совершенно чужой». Одержимая смертью, как Есенин и Маяковский, она двусмысленно признавалась: «Я не хочу умирать, я просто хочу не быть». В сентябре 1940 года она писала, что в течение последнего года тщетно искала крюк, чтобы повеситься.

После немецкого вторжения в Россию Цветаеву эвакуировали за 600 миль к востоку от Москвы в отдаленный город на реке Каме в Татарской Республике. Хингли рассказывает, что она прибыла в Елабугу в августе 1941 года в состоянии сильного физического упадка и психологической депрессии. Она была «согнутая, изможденная, седая, помесь бродяги и ведьмы в старом коричневом плаще и грязно-синем вязаном берете. Никто никогда не слышал о ней и ее работах. 31 августа она покончила жизнь самоубийством через повешение, и никто из скорбящих — даже ее собственный сын [подросток] — не присутствовал на ее похоронах в незарегистрированном месте на местном кладбище». Как Мандельштам и Бабель, она исчезла в полной безвестности.

В своей элегии «Памяти Марины Цветаевой» Пастернак оптимистично скорбел:

Марина, давно пора,
И не будет так много хлопот,
Привезти из Елабуги домой
Твой заброшенный прах.

Опять же, как и в случае заключенных Мандельштама и Бабеля, о ее смерти не сообщили в советских газетах. У нее не было, как у Маяковского, пышной траурной процессии по улицам Москвы, как она предсказывала в своей поэме о Пасхе 1916 года.0005

Во времена сталинского репрессивного режима трое трагических поэтов покончили жизнь самоубийством; Мандельштам и Бабель тоже были безрассудны, самоубийцы и обречены. Ни один из этих писателей на самом деле не совершал преступления: обвинения против них были ложными, даже абсурдными.