Дюма стихи: Стихи о Александре Дюма — Стихи, картинки и любовь…
Стихотворение «ГРАФ МОНТЕ-КРИСТО», конкурс Путь обмана дает величие.
__________________Предисловие________________
…Моя почтенная публика, данное стихотворение попало ко мне совершенно случайно
когда я, впечатлённый романом автора решил посетить описываемые места и обнаружил
его в музее, в маленькой книженции, вместе с переводом.
Оно было написано Александром Дюма(отцом, родившимся 1802г.) на закате жизни…
В ходе событий революционного восстания 1832г. в Париже, Дюма, принимавший в нём
участие, был схвачен и расстрелян(якобы)…
…Когда умер один из генералов Наполеона и друг, Тома-Александр Дюма,
его сыну Александру было около четырех лет. С тех пор французский свет
забыл об известной фамилии. И вдруг в 1822 году в Париже появился двадцатилетний
юноша, представившийся сыном легендарного генерала и стал искать протекции у
бывших сподвижников отца. В Париже никто не усомнился в подлинности его
происхождения, все знали об африканских корнях генерала Дюма.
..
… Поразительное внешнее сходство с русским поэтом, бунтарский дух характеров
обеих и другие не случайные сходства не оставляют сомнений… Представляю на ваш суд…
Пишу к потомкам поневоле,
уставший тело истязать,
своей невинной, смертной доли,
событий правду рассказать.
Моя к вам исповедь, как пьеса,
витая облаком во мгле,
живёт, под именем Дантеса,
в высокой башне на скале.
Или саксонским мушкетёром,
бесстрашно скачущим вперёд,
с воинственным души напором,
отважно просится в народ.
Я, грешный, умер для России,
пойдя на праведный обман,
во Франции возник «мессией»,
как приключенческий роман.
В опале проклятой цензуры —
запрет, не видящий краёв.
Живьём сдирающих все шкуры,
погрязший, в омуте долгов.
С Дантесом поругавшись, с другом,
смерть на душу решил принять
и став французским драматургом
сподоблен прозу сочинять.
Могли вы быть к тому готовы(?):
в дуэли я застрелян был —
как Гений Пушскинского слова;
как Эдмон — сброшенный, уплыл.
Тайком меня похоронили
и не отпет, как христьянин,
родню ко гробу не пустили,
я в нём лежал ли? дворянин..
Горя желанием отмщенья
нацелен на врага мушкет.
Вся жизнь — сплошное приключенье,
интриг романовский сюжет.
Гонимый властию наживы
я неожиданно богат —
сокровищниц златые нивы
мне завещал в тюрьме собрат.
Путём Синдбада-морехода
семь путешествий наверстал,
познал раскованность свободы,
преобразованнее стал.
Прожжённым быв авантюристом
и состояние собрав,
воздвигнул замок Монте-Кристо,
зажил в нём — располневший граф.
С надеждой встречи, совершая
вояж по пушкинским местам,
меня, ни кто не узнавая,
все принимали за Дюма.
Чего ещё желать мне боле?
Мечты желаний воплотил,
стихи с романами мусоля
и до седых волос дожил.
Сей стих я сотворил в Париже
взирая в окна из мансард,
судьбой своею не обижен.
Ваш досточтимый Александр!
«Женщина священна; женщина, которую любишь, — священна вдвойне» А. Дюма (По лирике А. А. Блока)
1. Биографические сведения.
2. Первые литературные опыты.
3. Любовь в жизни и творчестве Блока.
4. Последние годы жизни.
А. А. Блок родился в 1880 году в семье профессора Варшавского университета. Он воспитывался и рос в доме деда — известного русского ботаника А. Н. Бекетова. В большом благоустроенном петербургском доме царили стародавние культурные традиции.
Дед Блока не только любил русскую классическую литературу, но и имел личные знакомства со многими литераторами своего времени. У него в гостях бывал, например Н. В. Гоголь, а с А. П. Чеховым Бекетов активно вел дружескую переписку. Безусловно, подобные условия благоприятно сказывались на всех представителях большой семьи: многие из них являлись замечательными переводчиками, сами неплохо писали в стихах и прозе.
Поэтому нет ничего удивительного, что будущий поэт довольно рано стал делать свои первые шаги на поэтическом поприще. В шестнадцать лет Блок заявил о себе, как о вполне серьезном поэте.
Первые произведения поэта появились в печати в 1903 году. Через год вышел и его первый сборник «Стихи о Прекрасной Даме». Но заговорили в литературных кругах об Александре Александровиче только после выхода в свет его второго сборника стихов «Нечаянная радость», куда вошли его стихотворения 1904—1906 годов. Если вначале Блок склоняется скорее к религиозно-мистическому восприятию действительности, то постепенно он приходит к выводу, что эта концепция сильно ограничивает его возможности. Переоценка ценностей сразу же отразилась и на стихах — появились такие циклы, как «Страшный мир», «Итальянские стихи»», «Пляски смерти», «Ямбы». В произведениях Блока зазвучали нотки одиночества и отверженности от окружающего мира:
Как тяжело ходить среди людей
И притворяться непогибшим,
И об игре трагической страстей
Повествовать еще не жившим.
Тем не менее многие стихи поэта содержали в себе веру в торжество жизни, оптимистическое начало, а главное воспевание любви и женщин, которые во всех своих ипостасях все равно оставались для поэта прекрасными.
Свою первую и, возможно, самую сильную влюбленность Блок пережил в 1897 году, когда был с матерью на отдыхе в немецком курортном городке Бад Наугайме. Это всепоглощающее чувство не могло не отразиться на всем его дальнейшем творчестве. Даже много лет спустя, приехав в Бад Наугайме, Блок по-новому пережил старую любовь и посвятил своему первому любовному опыту цикл стихов «Через двенадцать лет».
Все, что память сберечь мне старается,
Пропадает в безумных годах,
Но горящим зигзагом взвивается
Эта повесть в ночных небесах.
Поэт с трепетным волнением вспоминал свое юношеское увлечение:
Когда мучительно восстали
Передо мной дела и дни,
И сном глубоким от печали
Забылся я в лесной тени.
Всю жизнь Блок с благодарностью относился к девушке, сумевшей пробудить в нем это волшебное первое чувство. Возлюбленная девушка навсегда осталась в воспоминаниях поэта чем-то неуловимо прекрасным и притягательным. Именно она приходила к нему в редкие моменты в воспоминаниях, озаряя их неясным, но теплым светом:
Синеокая, бог тебя создал такой.
Гений первой любви надо мной.
Даже через много лет поэт осознавал ценность тех далеких драгоценных воспоминаний:
Жизнь давно сожжена и рассказана,
Только первая снится любовь,
Как бесценный ларец перевязана
Накрест лентою алой, как кровь.
Несколько позднее Блок серьезно увлекается Л. Д. Менделеевой. Его любовь нашла отзвук в сердце красавицы, и она стала его женой. Новое глубокое чувство вдохновило поэта на создание еще более прекрасных стихов о любви. Известно, что большое влияние на творчество Блока оказали сочинения В. С. Соловьева, в частности его статьи о «Вечной женственности».
Поэту удалось воссоединить размышления философа со своими вполне реальными переживаниями. Именно поэтому, образ Прекрасной Дамы оказался наделен некоей двойственностью. С одной стороны, он включает в себя определенный божественный смысл, а с другой — этот мифологический образ обладает вполне «земными» чертами его возлюбленной:
Сердца — невестой быть мне могла.
Когда я, смеясь, предложил ей руку,
Она засмеялась и ушла…
Возлюбленную Блок воспринимает прежде всего как таинственную незнакомку:
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
она садиться у окна.
Для поэта женщина всегда остается неразгаданной тайной. Только она может неожиданно появиться из неоткуда и также внезапно исчезнуть, оставляя после себя еле уловимый аромат духов. Прекрасная незнакомка всегда вызывает у Блока неясное томление по другой, более насыщенной, интересной жизни.
Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слезы лил, но ты не снизошла.
Непременными атрибутами любви для поэта становятся печаль и даже страдания: Я помню длительные муки:
Ночь догорала за окном;
Ее заломленные руки
Чуть брезжили в луче дневном.
Часто он мучается от неразделенной любви, он невозможности быть рядов со своей возлюбленной. Те не менее поэт уверен в том, что это замечательное возрождающее человека чувство всегда должно жить в человеке, побуждая его на безумные, но красивые поступки:
Так как — только влюбленный
Имеет право на звание человека.
Блок с большой долей снисхождения относится к своей возлюбленной. Для него все, что бы женщина ни сделала, божественно. Даже досада моментально проходит, стоит Прекрасной Даме обратить на него внимание:
Я рассердился больше всего на то,
Что целовались не мы, а голуби.
Блок не способен серьезно обижаться или сердиться на ту, которая «наполнила комнату ароматом воздуха и духов», и которая предпочитает следить за большим пестрым котом, подстерегающим целующихся голубей, а не читать «Макбета». Ведь даже обычная болтовня возлюбленной вызывает у любящего сердца только умиление. В любом своем проявлении она прекрасна и неповторима. Александр Александрович, являясь галантным и обходительным кавалером, возносит свою Прекрасную Даму на неведомые высоты. Она представляется ему одновременно и недосягаемой богиней с «надменным взором», и заманивающей в свои сети колдуньей:
И вновь, сверкнув из чаши винной,
Ты поселила в сердце страх
Своей улыбкою невинной
В тяжелозмейных волосах.
В своих стихах Блок часто воспевает красоту женщины, достойную обожания, и немого восхищения, не требуя за это ответного чувства или какой-нибудь награды. Он как истинный ценитель женской красоты согласен довольствоваться и малым:
Счастья не требую.
Ласки не надо…
Лишь, как художник, смотрю за ограду,
Где ты срываешь цветы, — люблю!
В 1921 году состоялись последние публичные выступления поэта со своими стихами и лекциями о А. С. Пушкине. Однако никто еще не догадывался, что поэта скоро не станет. В мае Блок впервые почувствовал недомогание, а в августе его уже ни стало. Внезапная смерть поразила друзей и знакомых поэта. Вместе с тем она в какой-то мере была предопределена. К. А. Федин писал: «Блок умер молодым, но странно- ощутилось, что с Блоком отошла прежняя, старая эпоха, та, которая, дожив до революции, сделала шаг в ее владения, как бы
«Не сможет скрывать восхищения тот, кто видел хоть раз „МонтеКристо“». Покупатели пишут стихи о жилом комплексе. ТЕКСТЫ. ФОТО
- Главная
- Акции
- «Не сможет скрывать восхищения тот, кто видел хоть раз „МонтеКристо“». Покупатели пишут стихи о жилом комплексе. ТЕКСТЫ. ФОТО
На строительной площадке жилого комплекса «МонтеКристо», который будет сдан в декабре 2015 года, активно ведется работа по установке фасадной плитки.
Покупатели квартир, внимательно следящие за ходом работ и радующие нас — застройщика объекта — своими комментариями и вопросами, неожиданно превратились в поэтов и фотохудожников.
Предлагаем всем вдохновиться их замечательными строками и потрясающими фотографиями, которым позавидуют именитые мастера этого дела.
Стихотворение одного из форумчан ЖК «МонтеКристо»:
В вечернем свете фонарей
Замок во сне и ждет рассвета.
С утра работа закипит
И в окнах больше будет света.
И с каждым днем он будет ждать
Грозно за всеми наблюдая.
Чтоб дивный образ свой принять,
Чтоб жизнь вдохнуть и не терять,
Чтоб всех жильцов своих обнять,
Об этом он мечтает.
Стихотворение участника конкурса «Домофест»:
За шик и величие стен крепостных
Его вы полюбите быстро,
Не сможет скрывать восхищения тот,
Кто видел хоть раз «МонтеКристо».
И если бы жил Александр Дюма
В нашем блистательном веке,
Он гражданином России бы стал,
И здесь поселился навеки!
Наши дорогие клиенты! Администрация ЖК «МонтеКристо» от всей души благодарит вас за теплые отзывы о нашей работе. Продолжайте радовать нас своим творчеством! Мы ежедневно делаем все для того, чтобы в нашем комплексе вам жилось комфортно, уютно и безопасно, а с вашей поддержкой заботиться о вашем благополучии вдвойне приятнее!
Фотоработы одного из форумчан ЖК «МонтеКристо»:
Стихи про трех мушкетеров. А.Дюма
Песенка мушкетеров. Верлухин
Неважно когда, при каком короле
Живешь ты. Лишь жил бы по чести.
Неважно какое вино на столе,
Коль пьешь ты его с другом вместе.
Неважен покрой и рисунок плаща,
Когда перед схваткой он сброшен.
И если мы выход нашли сообща —
Неважно кем был он предложен.
Неважно, что женщин непросто любить.
Люби — и любим будешь вечно.
Неважно, что трудно без денег прожить.
Потрать их легко и беспечно.
Неважно, что чаще ночуешь в стогу,
Чем дома на мягкой перине.
Дремать на скаку и жевать на бегу
К лицу молодому мужчине.
Неважно, что враг превосходит числом —
Ведь друг твой сражается рядом.
Неважно, что шрамы своим ремеслом
Нам проще добыть, чем награды.
Неважно, что вечно мундир твой в пыли —
Лишь не заржавела бы шпага.
Неважно, что славу пожнут короли —
С тобой остается отвага.
А важно другое, поверьте, месье,
Поверьте, мадам, бросьте споры.
Назло кардиналам всегда и везде
На свете живут мушкетеры.
—
Александру дюма. Владимир Пипченко
Я в отрочестве залпом пожирал тома
Отца всемушкетёрного Дюма.
С четвёркой пил бордо и фехтовал,
Был ранен, никогда не умирал,
Гвардейцев ненавидел, Ришелье
И удирал через окно в белье.
Скакал, стрелял, порою даже дрался,
С француженками часто целовался,
В Бастилии царапал на стене
Стихи о милой и своём коне,
Едва любимой гибель пережил,
В конце концов Миледи утопил.
О юность, как далёк блаженный свет!
Весь выветрился авантюрный бред.
Гляжу на телик, лёжа на боку
И говорю Дюма: — Мерси боку!
—
Капитан Де Тревиль. Григорий Берлин
Эй, мушкетёры! С нами капитан!
Сразимся против Тьмы во имя Света!
Отваги безрассудной ураган
Всесилен разумом его совета!
Один за всех! И все за одного!
Пусть вокруг нас врагов без счета!
Но им в бою не светит ничего,
В том верность командирского расчета.
Гасконцы! Нипочем нам Люцифер
И вся его гвардейская пехота!
Покуда мудрой храбрости пример
Граф Де Тревиль, командующий ротой
С ним уважителен сам даже кардинал.
Он неподкупен, добр и ценит справедливость.
От бурь житейских несколько устал.
Но у владык не станет клянчить милость
Он никогда не бросит, не предаст.
Научит, разрулит, собой закроет,
И по заслугам каждому воздаст.
Ругнёт наедине, похвалит перед строем.
Разумный, честный и не интриган,
Пускай иные вылезли в майоры,
Для нас он –маршал, хоть и капитан
И с ним непобедимы мушкетёры
Автор приносит извинение за то , что упомянул лишь гасконцев, тогда как в роте мушкетёров служили дворяне и из иных областей Франции
—
Мушкетёры. Димитрий Кузнецов
Мы в этом мире жили, но
Вновь оживаем в синема,
Мы стали символом давно,
Нас дерзко выдумал Дюма!
1. Атос
Пусть жадная смерть упрямой осой
Летит по моим следам…
Я выпью за вас, старуха с косой,
Я выпью за вас, мадам!
Снимите парик, и – ближе, смелей!
Ну, что там – клинки, ножи?
Уродливый лик мне всё же милей,
Чем маска холодной лжи.
Порой и в шелках скрывается зло,
А в рубище – бриллиант,
Не сразу поймешь… Но мне повезло,
Удача – мой секундант.
В глазницах у вас безумье и злость,
И вот что я вам скажу:
Для драки сейчас сгодится и трость,
Я шпаги не обнажу.
2. Портос
За всю роту сказать не берусь,
Там у каждого собственный бой, –
Я дерусь, потому что дерусь,
И доволен такою судьбой.
От Парижа на тысячу миль
Наша слава подобна звезде,
А прикажет месье де Тревиль,
Мушкетёров узнают везде.
Вот пойдём, по дорогам пыля,
Сквозь границы к чужим городам
Мы, голодные псы короля
И любимцы восторженных дам,
Враз проникнутся сутью вещей
Все, кому недостаточно слов,
Пред шеренгами синих плащей
И рядами мушкетных стволов.
3. Арамис
Ни разу – Господи, спаси! –
Не изменяли тон и стиль
Графиня де Буа–Траси
И герцогиня де Лонгвиль.
У важных дам причуда есть,
Знакомая не нам одним:
Они готовы и на месть,
Коль дело будет не по ним.
Я тоже действую хитро,
Но если сердце позовёт,
То мушкетёрское нутро
И под сутаной оживёт.
Давно уж всем наперерез
Иду по лезвию клинка…
Не госпожа ли де Шеврез
Кивнула мне издалека?
4.
д’Артаньян
Я не был знатен, но однако
Спас королевское колье.
Я помню шпагу де Жюссака,
Я помню ярость Ришелье…
Сам удивляюсь, – неужели,
Я выжил, крови не пролив,
У стен горящей Ла–Рошели
И на дороге к замку Иф?!
Я лез из кожи ради службы,
Смеялся под картечный свист,
Но не предал ни разу дружбы,
И в этом я пред Богом чист.
Теперь – последняя атака,
Я старой песней глотку рву,
И хоть не знатен, но однако
Всех королей переживу!
—
Миледи. Елена Севрюгина
Как много упрёков, презреньем изогнутых ртов!
Я — дева пороков, а после меня — хоть потоп!
Вы хлещете словом, как плетью, в несчастьях кляня,
Прошу Вас, ответьте: а вы-то чем лучше меня?
Скажите, не Вы ли, кровей благородных мужи,
Меня заклеймили и отняли право на жизнь?
Ни слова участья, ни тени сомненья, хоть плачь!
Надежду на счастье мне выжег проклятый палач!
Болотною выпью обида взывает: «Отмсти!»,
Сердца ваши выпью, и Бог меня снова простит.
Пускай я не каюсь, пускай не молюсь на кресте,
Но ненависть — аверс глубоких, безумных страстей!
Растоптана, смята, любви не спасает оплот!
На теле заплата, душа словно сток нечистот!
Была как богиня, как ангел — светла и чиста,
А ныне, а ныне…бушует во мне чернота!
А ныне я — жрица в обители вечного зла,
Мой демон томится и ждёт, потирая крыла,
Когда же при деле — пощады не знает, увы!
Чего ж вы хотели? Такой меня сделали вы!
О, Вы, благородства и чести образчик живой!
Из праведной ль мести своей поплачусь головой?
Пусть к вам из могилы проклятья мои полетят —
Я тоже любила и тоже имела дитя!
Вы ж — грешники тоже, у каждого в сердце изъян!
Любовное ложе делила с тобой, Д Артаньян!
Атос, ты же помнишь — когда-то нам пел соловей!
К чему звать на помощь? Убей меня первым! Живей!
Позор Арамису — он Господу клятву давал!
Иль подлый как крыса, иль в памяти вышел провал!
С Портосом всё просто — ему бы поспать да поесть!
Но в сердце норд-остом бушует проклятая месть!
Не надо молитвы — пусть кончится эта война!
Проиграна битва: вас четверо — я же одна!
Так правильней даже — иначе придётся самой,
Но смерть моя ляжет на ваши сердца, как клеймо…
Злой город исчезнет: окутает улицы тьма,
В парижскую бездну с небес смотрит мудрый Дюма —
Уснули актёры, наш мир от героев устал,
Ушли мушкетёры — по-прежнему пуст пьедестал!
—
Шляпа д Артаньяна.
Людмила Вяткина
Полегче, сударь! Тысяча чертей!
Подальше от меня держите лапы!
Поля трещат от нынешних детей,
Не учат этикету мама с папой.
Ведь я, увы, уже немолода,
И побывала в разных переделках.
Старинный раритет, и — да-да-да! —
Дыру я получила в перестрелке.
У них у всех одна и та же блажь —
Перед девчонками во мне покрасоваться…
Каналья! Не ощипывай плюмаж! —
Насилие… кощунство…святотатство!
Мой жребий — восседать на голове
Героя авантюрного романа,
Надвинувшись до угольных бровей
Отважного гасконца Д’Артаньяна.
Он безрассудно ввязывался в бой,
Не плёл интриги подло, «тихой сапой»,
За друга мог пожертвовать собой,
И никогда по жизни не был «шляпой» —
Так зубы всех поверженных врагов
Выстукивали в ужасе стаккато…
Но он теперь — в далёком далеко,
А я — в музее школьном экспонатом.
—
Подвески. Марина Вечер
Вместе с сердцем ветрено подвески
Герцогу вручила тайно Анна.
Чуть не поплатилась своей честью,
Если бы не шпага Д’Артаньяна.
«Боже! Нет на свете Бекингема!
Муж ревнив и холоден, как прежде.
Отплатить добром герою мне бы,
И разжечь в душе его надежду.
Подарю кольцо я мушкетёру.
Заслужил он это!» Довод веский…
Так начнётся множество историй
Новых: о кольце, не о подвесках.
—
Мушкетеры. Мария Тернова
Роскошные усы, изящная бородка,
Ботфорты, шляпа с перьями и шпага на боку…
Ну разве сможет устоять надменная красотка,
Когда шепнет ей мушкетер в ушко «Мерси боку»?
Хорошее вино, хорошенькие дамы,
Игра на деньги и на жизнь, да служба королю.
Всем сердцем ненавидят нас гвардейцы кардинала,
Но если честно, я гвардейцев тоже не люблю.
Потертое седло да звонкие подковы,
Гасконь, Шампань, Нормандия, Бургундия, Прованс…
Подвески королевы и четыре мушкетера:
На все века история написана про нас!
—
Мушкетеры. Роза Нарышкина
словами Олега Митяева
Ночь растает без остатка,
И останется загадкой,
кто во Франции победу одержал.
И не утихают споры —
это были мушкетеры
или хитрый и надменный Кардинал.
Все погони, сражения
и приключения:
королеве — спасение,
мушкетерам — успех.
Будет и продолжение,
снова к свершениям.
Д’Артаньян без сомнения
как всегда, лучше всех!
—
Двести лет спустя. Сергей Ивволгин
Не впрок Дюма предупрежденье.
Хоть мудро вскрыт людской порок,
Но извращённым наважденьем
К нам фарсом вновь идёт урок.
Спешат Рошфоры в д`Артаньяны,
Сменив всего плаща лишь цвет.
Топча всё так же нагло, рьяно
Предупреждающий сонет.
Опять миледи интригуют,
Для них всегда святого нет.
Не проторить стезю иную
Сквозь все века и интернет.
И снова за море подвески
Несут. А дома не сберечь?
К тому же повод очень веский
Сюда нести чужую речь.
И будто нет стихов и песен,
А иностранство — вносит шарм,
И мир пребудет очень тесен,
Вот тут, поверь, придёт жандарм.
Ведь должен кто-то быть в дозоре,
За всем со знаньем наблюдать:
Кому дарить, носить в фаворе,
И что кому куда таскать.
И горе скроется обманом…
Поверьте, вовсе не пустяк,
И обернётся всё романом
С названьем «Двести лет спустя».
Где нет про серых кадиналов
На весь роман — ну ни строки:
Ещё про этих не хватало…
И ни к чему, и не с руки.
—
Мушкетёр. Таня Зачёсова
В любой сезон на подвиги зовёт,
Пусть дождь и ветер на расправу скор,
С пути отваги тот лишь не свернёт,
Кто в сердце настоящий мушкетёр!
Моря как лужи, лужи как моря,
Всё по плечу, не важен вес и рост,
Когда в душе ты бравый д`Артаньян,
За слабого вступиться — не вопрос!
И шпагой все повержены враги;
Честь, доблесть и отвага правят бал,
Ведь мушкетёр не может быть другим,
Пред ним трепещет даже кардинал!
«Один за всех и все за одного» –
Девиз не устареет никогда!
Нет страха, не удержит ничего,
Когда твоим друзьям грозит беда.
Да, у героев жизнь совсем не мёд
И мушкетёр, ведь он почти, как рыцарь!
Но ночью к нему тоже сон придёт,
Констанция в награду пусть приснится.
—
Д, Артаньяну. Delmi
В крови — огонь, богатство — честь дворянская,
А до Парижа только тридцать лье.
Кто не рискует, тот не пьёт шампанское,
Вперёд, навстречу Славе, шевалье!
«Мне чуждо воспитанье пуританское
И мне плевать, что трое вас, мсье.
Кто не рискует, тот не пьёт шампанское,
Тот недостоин страсти Бонасье»!
Кто не рискует, тот не пьёт шампанское
И хоть войны забавнее дуэль —
Свистят призывно пули протестанские,
А потому вперёд, на Ла Рошель!
Интриги, битвы, дружба, смерть Констанции,
Победы над великим Ришелье…
Кто не рискует, тот не пьёт шампанское!
Вперёд, вперёд в Бессмертье, шевалье!
—
Гвардейцы кардинала. Александр Ляйс
— Эй вы, собаки короля,
Не стоящие шпор !
О чём тут, жалобно скуля,
Вы свой ведёте спор ?
Меня порою злость берёт,
Люблю подраться сам.
Вы арестованы ! Ну вот,
Отдайте шпаги нам.
Сопротивляетесь ? Ну что ж,
И я болтать устал.
И мне за дело невтерпёж.
Другого я не ждал.
Уж извините, господа,
Коль мы кого из вас
Шутя, легонько-как всегда-
Заденем пару раз.
Нас вдвое больше, как-никак,
А с вами — мальчуган.
Я мастер шпаги де Жюссак,
А ты кто ?
— д,Артаньян !
—
Миледи. Александр Ляйс
— Есть в графском парке чёрный пруд…
Песня Атоса
Твой приговор произнесён
Устами палача.
Над головою занесён
Клинок его меча.
Жестокий рок непримирим.
Ты проиграла бой.
И всё же, этим четверым
Не справиться с тобой.
Смотри, как все до одного
Не поднимают век.
Ведь им позора своего
Уже не смыть вовек.
Не смоет чёрная вода
Ни крови с палача,
Ни с сердца жалкого стыда,
Ни лилии — с плеча.
Прости их всех, прости судьбу,
Открой глаза, вглядись —
Твоё клеймо у них на лбу…
Настал твой час … молись.
Вой ветра , ночь, короткий суд,
Холодная луна …
Есть в графском парке старый пруд,
Его вода — черна.
—
Мушкетеры. Александр Суслов
Честь королевы на карте
Времени только в обрез.
Кони гарцуют на старте
Словно вселился в них бес.
Здесь, пол камзолом, записка,
Шпага на левом боку.
Шляпы надвинуты низко,
Кони летят на скаку.
Кони летят как каменья,
Выпущенные из пращи.
Час — как одно мгновенье.
Ветер полощет плащи.
Но устают и кони,
Время коням остыть.
Кажется, нет погони.
Можно умерить прыть.
Вот и трактир у дороги,
Здесь нам дадут еды.
Этот трактир убогий
Не предвещал беды.
-Эй, трактирщик, вина!
Больше некогда ждать.
Да жирней каплуна,
Прикажи-ка подать!
Проклятье! Какая досада!
Надежда на отдых пропала.
Нас здесь ожидает засада
Гвардейцев и слуг кардинала.
И снова мы мчимся стрелою,
Проносятся мили и лье.
Но только осталось нас трое,
Один на счету Ришелье.
Кто там застыл у тропы?
Шпага смеясь заиграла,
И полегли как снопы
Верные псы кардинала.
После короткого боя
Снова прыжок в седло.
Но нас осталось двое,
Третьему не повезло.
Снова пришпорены кони,
Снова в крови кураж.
Надо уйти от погони
И переплыть Ла-Манш.
Чёрт побери! Засада!
Но мы сорвем их план.
И от всего отряда
Остался в седле д,Артаньян.
Осталось покрыть до цели
Всего лишь с полсотни лье.
Силы уже на пределе.
Удачи вам, шевалье!
Молодость, дерзость, отвага
Не знают преград в пути.
Верная быстрая шпага
Поможет везде пройти.
Ветра порывы резки,
Бьётся волна о борт.
-Просьба вернуть подвески
Как можно быстрей, милорд.
И пусть я не спал две ночи,
И не слезал с коня,
Путь к дому всегда короче,
И ждёт там награда меня.
Честь спасена королевы,
Да здравствует милая Франция!
Где бы вы не были, где вы,
Сегодня я ваш, Констанция!
—
Песенка Д Артаньяна. Верлухин
Когда утром слуга принесет вам пакет,
И прочтете, почувствовав дрожь,
Что убит я в бою, что меня больше нет,
Вы не верьте, мадам! Это ложь!
Если некто, у Вас уплетая обед,
Вам нашепчет, что, клятву презрев,
Я кого-нибудь продал за тридцать монет,
Вы не верьте, мадам! Это блеф!
Может быть слух до Вас долетит и такой:
Утомившись от драк и побед,
Шпагу спрятал я в шкаф и ушел на покой,
Вы не верьте, мадам! Это бред!
Если ночью в кошмарном привидится сне,
Что застал меня с Вами Ваш муж,
Что он выгнал Вас вон и ушли Вы ко мне,
Вы не верьте, мадам! Это чушь!
Ну, а если узнаете как-то весной,
Когда в рощах поют соловьи,
Что я ветренно Вам изменяю с другой,
Вы не плачьте, мадам! Се ля ви!
—
Песенка Констанции.
Верлухин
Мне матушка на ночь шептала:»Констанция,
Для девушки главное — чувство дистанции.
Умей за себя постоять.»
Но строг был отец и не ведал он жалости,
И, грубо прервав мои детские шалости,
Решил меня замуж отдать.
До свадьбы ни разу не видела мужа я,
Хоть счастье молва предвещала досужая —
Солиден жених и богат.
А я по ночам все на чудо надеялась,
Молилась, но против идти не осмелилась.
И вот на лицо результат.
Мой муж оказался тираном и извергом,
И слезы досады из глаз моих брызнули —
Семейное счастье, где ты?
Где душ двух парящих слияние нежное,
Где страсти бушующей море безбрежное,
Где платья, брильянты, цветы?
Мы, жены, взаимной любви не познавшие,
Похожи на розы от жажды увявшие.
И тот, кто даст влаги глоток,
Заменит в душе моей злого садовника
И в роли блестящей героя-любовника
Сорвет моего сердца цветок!
—
Песенка Миледи. Верлухин
Что женщину ведет по жизненной тропе?
Движенья звезд и роковые страсти.
И всех сильней из них, я знаю по себе,
Пьянящая, хмельная жажда власти.
И я сгораю в ней буквально как свеча,
Нисколько не щадя души и тела.
Я холодна как лед, как пламень горяча,
И для меня всего важнее дело.
Я хороша собой, я женщина мечты,
Вам рай земной сулят мои объятья.
Но замыслов моих коварные ходы
Гораздо глубже декольте на платьи.
В глазах моих — обман, в устах — смертельный яд,
Подложный свиток спрятан за корсажем,
Вот веер — здесь кинжал. А где мой автомат
Вам, господа, не догадаться даже.
Интригу я плету, как кружевной узор,
Здесь в мастерстве со мной сравниться сложно.
Пронзает всех насквозь мой сатанинский взор,
И от меня укрыться невозможно.
Нет для меня преград, когда взяла я след,
Я как клинок, разящий в сердце прямо.
Но вот повержен враг, тускнеет жизни свет,
И по ночам все чаще снится мама…
Все стихи Александра Грина
Военный узор
Выступление
Волнуя синие штыки,
Выходят стройные полки.
Повозки движутся за ними,
Гремя ободьями стальными.
В чехлах орудий длинный ряд,
Лафеты, конницы отряд,
Значки автомобильной роты,
И трубачи, и пулемёты,
Фургоны Красного Креста –
Походной жизни пестрота.
Дорога
За перелеском лес угрюмый.
За лесом поле. Средь ракит
Река осенняя блестит,
И, полон боевою думой,
С солдатом шепчется солдат:
«Назавтра битва, говорят…»
Привал
Дымится луч; бросают тени
Уступы облачные гор;
Стрелок, в траву став на колени,
Разжечь торопится костёр.
А там – стреноженные кони,
Походный залучив уют,
Траву росистую жуют.
У котелка гуторят:
«Ноне чайку попил, поел – да спать…
Заутра немца донимать».
Палатка
Офицера, услав секреты,
Сидят в палатке при огне,
И двигаются силуэты
На освещённом полотне.
«Вперёд продвинулись отлично,
А флангом влево подались,
Австрийцы живо убрались».
«Ложитесь, юноша, ложитесь!
Кто знает – завтра…»
«Не дразнитесь,
Обстрелян, ко всему готов…
Позвольте спичку, Иванов…»
Ночь
В ночной дозор идут пикеты.
Всё спит. Загадочна луна.
Во сне всё тот же сон: война.
Ночные тени… Полусветы.
Печальный крик лесной совы
Да храп усталой головы…
Бой
Орудие, в ударе грома,
Дымясь, отпрянуло назад.
Визжа, уносится снаряд
И брызгами стального лома
Крушит сверкающий окоп.
Пылает бой… Воздушных троп,
Гранат чужих не замечая,
Спеша, огонь огнём встречая,
Артиллеристы у орудий,
В пылу поймать успев едва
Команды резкие слова,
Как черти… Тяжко дышат груди,
Лафета скрип и стали звон,
Шипенье пуль, сражённых стон,
Земля и кровь, штыки и гривы,
Шрапнели яростные взрывы –
Слились в одно… И стал слабей
Огонь германских батарей.
Снопы
Последний раз сверкнул над хлебом серп.
Последний сноп подобран у коряги.
Жнецы ушли. У серебристых верб
Блестит луна. Тревожно спят овраги.
Как павшими, усеяны поля
Снопами грязными, их колосом лучистым.
Тяжёлый труд. Тяжёлая земля.
Тяжёлый вздох под горизонтом мглистым.
Оборванный, без шапки, босиком
Бродил помешанный, шепча свои заклятья,
И на меже, невидимый, тайком
К снопам простёр безумные объятья.
Не взял он у деревни ни зерна.
Зачем ему? Задумчивая гостья –
Луна – во власти голубого сна, –
Взял васильки и разбросал колосья.
Истоптан хлеб, поруган тяжкий труд,
А васильки завязаны снопами.
Усталые, к заре теперь придут,
Твердя: «Нечистый подшутил над нами».
О поле, поле! Или никогда
Ты не возьмёшь на рамена иные
В одной руке – весёлый вздох труда
И хлеб земной, и васильки земные?
Юферев Анатолий Михайлович — поэт Комсомольска-на-Амуре.
Биография, стихи Юферева А. М.Юферев Анатолий Михайлович — поэт.
Родился в1947 г., в дер. Шенники Шарагского района Горьковской области. Член городского литературного объединения. В г. Комсомольске-на-Амуре с 1971 года.
Детство прошло под присмотром бабушки. Беспробудно читал, обложившись со всех сторон книгами: Пушкин, Флобер, Гейне Гофман, Парфенов. Стивенсон, Горький, Дюма и многие другие.
В 1965 году закончил семь классов и отправился поступать в художественное училище. Но, когда после сдачи экзаменов понял, что в училище отсутствует курс станковой живописи, забрал документы и рванул в Москву. Пасмурная утренняя столица показалась унылой и скучной. Зайцем добрался до Краснодара, где поступил в училище на плотника. Два года пролетели незаметно, по распределению попадает в Новороссийск. Работает на стройке.Осенью 1966 года призывали в Армию. Учился в Севастополе на водолаза, украдкой на занятиях писал стихи. После «учебки» направили в Таллинн на спасательное судно.
После службы, в 1970 году возвращается в родную деревню, устраивается рабочим совхоза. В августе, провалив экзамен в медучилище, по приглашению сестры приезжает в Магадан. Здесь знакомится с будущей женой. В 1971 году приезжает в Комсомольск-на-Амуре, устраивается работать на судостроительный завод. Более 30 лет проработал художником-оформителем в КнААПО. Печатался в газетах города и края, в журналах, в коллективных сборниках. Увлекается философией и религией.Один из активных организаторов литературного объединения г. Комсомольска-на-Амуре. Первым публикует свои стихи в местной газете » Демократическая Россия».
***
Травы засохшей незачем жалеть.
Когда меня не станет, не жалей.
Здесь так же будет жаворонок петь,
Заворожённый заревом полей.
И будет так же колоситься рожь,
И счастье песней выльется в груди,
И ты однажды встанешь и поймёшь
Он никуда с земли не уходил…
***
За летом, за светом, за лаской
От целого света тайком
За старою-старою сказкой
Сбегу на заре босиком.
По полю, по лугу, по лесу,
По краю полынной межи,
Тропинкой далёкого детства,
Лукаво плутающей в ржи.
И песней кузнечика звонко
Всклубится преддверие дня,
Где мать тонконогой девчонкой,
Мелькнув, не признает меня.
И дождиком небо встряхнётся,
Смиряя полуденный зной.
А солнце, смеясь, из болотца
Напьётся воды ключевой.
***
Я тебя разлюблю,
Разлюблю, разлюблю,
Разлюблю ли?
Ветер в окна влетит
И порывом погасит свечу.
Загалдят воробьи,
Разворкуются гуленьки — гули,
И холодное небо
Растает от солнечных чувств.
Я тебя разлюблю,
Разлюблю, разлюблю,
Разлюблю ли?
Ни в дому, ни в лесу
Мне покоя теперь не найти.
Пронесутся лета,
Отмелькают, — июль за июлем,
И слова, и мечты, и надежды
Рассеются в дым.
Я тебя разлюблю,
Разлюблю, разлюблю,
Разлюблю ли?
В этом мире огромном
Я с тобою останусь всегда.
Будут петь воробьи,
Будут ласково
гуленьки — гули
Ворковать по утрам.
Да гудеть
в тишине провода.
***
Ночь подкралась тихо-тихо,
Пробралась в трубу печную,
Завозилась под диваном,
Затаилась по углам.
Кот на стуле потянулся,
Кот мяукнул, кот проснулся,
Кот мышей ловить пошёл.
Застучал мороз по стенам.
Грозно ухнула собака
На кого-то во дворе.
Дома печку затопили,
И повсюду замелькали,
Заплясали, заискрились,
Словно спугнутые мухи,
Золотые огоньки,-
***
Никуда от себя не деться,
Никуда от себя не уйти, —
В том краю, где кончается детство,
Разминулись земные пути.
Убежало, не жди, не вернётся.
Утекло, — не воротится вспять.
И в глазах твоих вешние звёзды
Будет кто-то другой целовать.
***
Я знаю, всё пройдёт, как миг,
И в час печали
Молить мы будем о любви,
Что повстречали.
Пылая зноем, пролетим,
Как два светила,
Чтоб ярко вспыхнуть на пути
В ночи постылой.
Чтоб просто сгинуть без следа
Среди прохожих,
Где так никто и никогда
Любить не сможет.
***
Слепило солнце по утрам,
Дожди буянили по крышам
И шаловливые ветра
Качались в белых ветках вишен.
Рядилась музыкой земля
И очарованно, в молчанье
Гляделись в лужи тополя
Под голубиное ворчанье.
Мерцали стрелками стрижи
И морем радости и света
Шагало радугой во ржи
Ещё не признанное лето.
***
В те дни, когда слепые спят,
В те дни, когда глухие дремлют,
Приди, поэт, на эту землю,
В свой звёздный час,
Здесь ждут тебя!
Когда поля Отчизны древней
В угрюмой злобе топчет враг,
Тропою горя и утрат
Приди, поэт, на эту землю.
Когда в раздоре друг и брат
И небо к милости не внемлет.
Приди, поэт, на эту землю,
В свой звёздный час,
Здесь ждут тебя!
***
Посидим, погрустим, помолчим –
Вспомним всё — и любовь, и разлуку,
Только жить меня вновь не учи –
Я постиг эту злую науку.
Много рек, много лет утекло,
Много снега окрест наметало!
А на сердце тепло и светло
Перед этим последним привалом.
И не надо судьбу упрекать,
Что любили и недолюбили.
И всё так же плывут облака
В этом старом подсолнечном мире.
***
Я верю, скоро прилетят
Домой кочующие птицы.
Прости меня, моё дитя,
Что не сумел судьбою сбыться.
Прости, что в сумерки утра
Ушёл из стен родного дома
На свет далёкого костра, —
Что был лишь солнечным фантомом.
Прости меня, моё дитя,
Что, не мирясь с земною ложью,
Всю жизнь бреду по бездорожью,
Куда, — того не знаю сам
Экскурсия по Нахичевани, стихи Пушкина и лекция про пищевые добавки: куда пойти онлайн в Ростове
Ростовская область, 5 июня 2020. DON24.RU. В связи с угрозой распространения коронавируса донские учреждения культуры, кинотеатры перенесли свои мероприятия на другое время. Однако это не повод скучать. Корреспондент ИА «ДОН 24» собрал для жителей Ростова несколько вариантов интересного и полезного времяпрепровождения на дому на этой и следующей неделях.
Экскурсия о Нахичевани
Новую видеоэкскурсию разместил сегодня Ростовский областной музей краеведения. Она посвящена улицам Нахичевани.
«Уникальностью города является тот факт, что в Нахичевани, имевшей уже в 1811 году план и герб, отсутствовало название улиц, площадей и городские строения не имели нумерации. Часто в качестве адреса просто указывали фамилию владельца того или иного строения. Только в 1875 году в связи с развитием экономики города городская управа принимает решение наименовать улицы, площади и присвоить порядковую нумерацию домам», – отмечают интересный факт сотрудники учреждения культуры.
Напомним, Нахичевань-на-Дону – город армян-переселенцев из Крыма, с 1929 года является частью Пролетарского района современного Ростова.
Завершающий концерт
В это воскресенье, 7 июня, в 18:00 состоится концерт «На бис» (6+). Он закроет театральный сезон Ростовского государственного музыкального театра.
«В связи с временными ограничениями по проведению массовых мероприятий мы все это время оставались со своими зрителями благодаря каналу YouTube: показывали спектакли и делали музыкальные подарки.
Совсем скоро, в сентябре, мы ждем встречи с вами в обновленном зале театра!» – говорится в сообщении.
Кстати, 6 июня в 18:00 прозвучат арии из опер и романсы на стихи Пушкина.
Пушкиниада
Онлайн-проект «Пушкиниада» (12+) запустили на Дону. Слушателей ждут стихи и проза великого русского писателя и поэта. Актеры театра драмы им. Горького будут читать их каждый день до 30 июня.
«Идея проекта заключается в том, чтобы попробовать смягчить штампы вокруг имени Пушкина и «прочитать» его как азартного, солнечного художника, любящего жизнь и с легкостью выражающего в стихах все ее законы, даже самые противоречивые», – рассказали авторы проекта.
Напомним, 6 июня – день рождения Александра Сергеевича, в честь этого в режиме «онлайн» проводятся самые разные мероприятия.
Скифы и греки на Дону
А еще можно насладиться видеоэкскурсиями «Боспорский эпос. Скифы и греки на Нижнем Дону», автор которых – Азовский музей-заповедник. Так, в первой части можно узнать историю Елизаветовского городища, услышать имена ученых, которые занимались изучением этого археологического памятника, познакомиться с особенностями жизни скифов на Нижнем Дону.
Экскурсии посвящены 2500-летию Боспорского царства.
Пищевые добавки
Напоминаем, что на Дону реализуется научно-просветительский проект «НаукаPRO». Лекции на самые разные темы ведут не только региональные эксперты, но и специалисты со всей России.
Так, в группе сети «ВКонтакте» была выложена полезная лекция про пищевые добавки: какие они бывают, какие проверки проходят химические вещества, прежде чем попасть в продукты питания, насколько опасно частое употребление пищевых добавок, а также чем опасно отсутствие пищевых добавок в еде.
Все это расскажет химик, флейворист, научный журналист, член Британского сообщества флейвористов Сергей Белков.
О Генри Дюма | Академия американских поэтов
20 июля 1934 года Генри Дюма родился в Сладком доме, штат Арканзас. В возрасте десяти лет он переехал в Гарлем. Дюма учился в Городском колледже в Нью-Йорке, прежде чем присоединиться к ВВС США в 1953 году. Он находился на базе ВВС Лэкленд в Сан-Антонио, штат Техас; он также провел год на Аравийском полуострове.
Во время службы в ВВС Дюма получил награды за писательское мастерство за вклад в периодические издания ВВС. В 1955 году он женился на Лоретте Понтон.У пары было двое детей, Дэвид и Майкл. Вернувшись из своего турне с ВВС в 1957 году, Дюма поступил в Университет Рутгерса.
В начале 1960-х Дюма перевозил еду и одежду протестующим в Теннесси и Миссисипи. Дюма оставался активным в движениях за гражданские права и Black Power до конца своей жизни. В 1967 году он преподавал в Хирам-колледже в Огайо, а позже в том же году стал директором языковых семинаров в программе «Эксперимент в области высшего образования» Университета Южного Иллинойса.Живя в Ист-Сент-Луисе, он подружился с Юджином Редмондом, другим учителем. Дюма также был редактором и издателем ряда «маленьких» журналов, таких как Anthologist, Untitled, Camel, Hiram Poetry Review, и Collection . В апреле 1968 года, в возрасте тридцати трех лет, Дюма был застрелен полицейским транзитного управления Нью-Йорка на станции 125-й улицы в случае «ошибочной идентификации».
На момент смерти он уже закончил несколько рукописей стихов и рассказов.
Поэзия, рассказы и романы Дюма были опубликованы посмертно во многом благодаря усилиям Юджина Редмонда, Тони Моррисон и Труппы Куинси. Поэзия для моего народа впервые появилась в 1970 году и позже была опубликована как Play Ebony, Play Ivory . Когда в 1974 году появился Play Ebony, Play Ivory , Джулиус Лестер в New York Times Book Review назвал Дюма «самым оригинальным афроамериканским поэтом шестидесятых». Первый сборник короткометражных художественных произведений Дюма, «Ковчеги костей» и другие рассказы, , был впервые опубликован в 1974 году.Редмонд также помог выпустить незаконченный роман Иона и Зеленый камень (1976), а также коллекции Rope of Wind and Other Stories (1979), Goodbye, Sweetwater (1988) и . Колени естественного человека: Избранная поэзия Генри Дюма (1989). Авторы, включая Джеймса Болдуина, Гвендолин Брукс и Майю Анжелу, отметили его сочинение за смесь природных и сверхъестественных явлений, музыки, красоты и революционной политики.
Избранная библиография
Поэзия
Прощай, Свитуотер (1988)
Колени естественного человека: Избранные стихи Генри Дюма (1989)
Играть в черное дерево, играть в слоновую кость (1974)
Художественная литература
«Ковчег из костей» и другие истории (1974)
Иона и зеленый камень (1976)
Веревка ветра и другие истории (1979)
Генри Дюма написал о черных людях, убитых полицейскими.Потом его убил полицейский: Смена кода: NPR
Генри Дюма, сфотографированный в Нью-Йорке в середине 1960-х годов. Предоставлено Юджином Б. Редмондом скрыть подпись
переключить подпись Предоставлено Юджином Б.
РедмондГенри Дюма, сфотографирован в Нью-Йорке в середине 1960-х годов.
Предоставлено Юджином Б. Редмондом«Молодой темнокожий мужчина Генри Дюма прошел через турникет на станции метро Нью-Йорка», — гласит приглашение Тони Моррисон на посмертную вечеринку по случаю презентации книги, которую она устроила для Дюма в 1974 году, через шесть лет после его смерти. «Транспортный полицейский» — который был белым — «выстрелил ему в грудь и убил.Обстоятельства его смерти остаются неясными. Однако до того, как это случилось, он написал одни из самых красивых, трогательных и глубоких стихов и художественных произведений, которые я когда-либо читал в своей жизни ».
За почти 50 лет, прошедшие с момента убийства Генри Дюма, мало что изменилось. Свет о том, что произошло в ночь его смерти. Свидетели не явились для дачи показаний. Полицейские записи были потеряны в результате бюрократической перетасовки.
В Гарлеме, куда Дюма переехал в молодости, когда он вырос в сельской местности Арканзаса, вспыхнули масштабные протесты несколько раз за убийства полицией черных и коричневых мужчин до того, как был убит писатель.Но смерть Дюма почти не попала в новости. При таком небольшом количестве информации создается впечатление, что последние страницы его жизни вырваны.
Финальная сцена Дюма перекликалась с темой, к которой он снова и снова обращался в своих произведениях: жестокие столкновения между белыми и черными. Произведение, которое он оставил позади — рассказы, которые варьируются от жесткого реализма до научной фантастики, почти законченный роман, сборники стихов и даже несколько аккомпанементов к произведениям легенды мистического джаза Сунь Ра — содержат остро резкие изображения расовой напряженности в Америка, которая невероятно жутким образом говорит со своей судьбой.
Это, конечно, судьба, которую постигли многие чернокожие мужчины и женщины при сомнительных обстоятельствах — от Роберта Бэнди в 1935 году, Джеймса Пауэлла в 1964 году, 10-летнего Клиффорда Гловера в 1973 году и Латании Хаггерти в 1999 году до недавние смерти Майкла Брауна, Яниши Фонвилл, Эрика Гарнера, Таниши Андерсон и Фредди Грея, и это лишь некоторые из них.
«Его работа и, по сути, его смерть, исследовали и проиллюстрировали способы, которыми чернокожие жизни были в лучшем случае второстепенными для большинства белых людей — особенно тех, кто управляет страной и контролирует ее», — говорит Джеймс Сметерст из Массачусетского университета, Амхерст профессор, который много писал о чернокожих писателях 1960-х и 1970-х годов.
Большая часть произведений Дюма считается частью движения черных искусств — художественного воплощения борьбы за власть черных в 1960-х годах — усилия, которое, по мнению Сметхерста, имеет большой резонанс с движением черных жизней материи. Хотя в последние годы интерес к Дюма несколько увеличился, он говорит: «Нам еще предстоит пройти долгий путь, прежде чем он получит то внимание, которого заслуживает».
«Люди устали умирать»
Один из немногих известных рассказов о ночи, когда был убит Дюма, взят из некролога в The Amsterdam News, , газете, принадлежащей чернокожим, в Нью-Йорке, которая была основана в Нью-Йорке.
1909 г.«Полиция сообщила, что Дюма и неизвестный мужчина дрались в метро, когда к ним подошел офицер и попытался остановить скандал», — говорится в некрологе. «Полиция сообщила, что Дюма, возмущенный вмешательством, зарезал офицера, который застрелил его».
Без фотографических доказательств или непосредственных свидетелей, сопровождающих официальный отчет полиции, невозможно узнать полную историю того, что произошло той ночью. Также невозможно понять историю Дюма без признания того, что послужной список правдоподобия, когда дело доходит до официальных отчетов о смерти чернокожих от рук правоохранительных органов, не является чистым.
Дюма писал рассказы, которые перекликаются со случаями, подобными истории Тамира Райса, 12-летнего мальчика из Кливленда, который был убит через несколько секунд после того, как полицейская машина подъехала к тому месту, где он играл. «Когда полицейские застреливают мальчика-негра, который не проверяет ситуацию, прежде чем достать оружие, люди злятся.
Это простой закон природы … Люди устают умирать, — говорит один из Дюма. ‘персонажи рассказа «Бунт или восстание».
Опубликованная в последний раз в сборнике работ Дюма под названием «Дерево Эха» в 2003 году, эта история рассказывает о молодом чернокожем по имени Гарольд, переживающем последствия жестокого общественного протеста в Гарлеме:
«Полицейские баррикады стояли на корточках на тротуарах вокруг каждого места. куда ударили мобы.
«Гарольд стоял на рампе посреди Седьмой авеню и 125-й улицы и осматривал местность, которая накануне ночью кишела полицией и разъяренными гарлемитами. В Бруклине полицией был убит юноша».
Вид на национальный мемориальный африканский книжный магазин в Гарлеме около 1970 года. Джек Гарофало / Парижский матч через Getty Images скрыть подпись
переключить подпись Джек Гарофало / Парижский матч через Getty Images Те, кто изучал жизнь и деятельность Дюма, считают, что вымышленный книжный магазин братьев Лемур в этой истории был смоделирован по образцу настоящего Национального мемориального африканского книжного магазина, который находился в нескольких минутах ходьбы от станции метро 135-й улицы, где был убит Дюма.
Магазин принадлежал Льюису Мишо, книготорговцу и чернокожему лидеру гражданских прав, который побуждал своих соседей читать книги по истории, культуре и философии Африки, которые он запасал, даже если они не могли позволить себе их купить. и Мухаммед Али.
В отличие от Лемура Дюма, Мишо много говорил о борьбе чернокожих американцев за власть. «Мы пренебрегаем триста лет, — сказал он репортеру New Yorker в 1966 году. — Как бы мне ни не хотелось видеть, что произойдет, я верю, что когда негр стучит на этот раз и никто не откроет дверь. , он просто собирается сбить его с ног.«
В« Бунте или восстании »городские власти останавливаются, чтобы поговорить с владельцами книжного магазина братьев Лемур, который остался нетронутым мародерами, разорившими почти все остальные магазины на улице. Офицеры хотят знать, что заставило его магазин такой исключительный, но его владелец, Мишеваль Лемур, не согласен с тем фактом, что городские власти, казалось, посещали Гарлем только тогда, когда его разочарованные жители достигли предела:
«Вы хотите приехать сюда и получить представление о вещах.
становится лучше, а прямо сейчас какой-то неуважительный опекун горожан бьет чернокожего головой.Неважно, виновен он или нет. Ваша честь, перед вами полный гнев человека, который годами подвергался нападкам. Если вы не отзовете нападающих, будь то торговцы, неуважительные полицейские или большинство американцев, тогда черное меньшинство снесет ваш дом ». не реальные события, другие истории Дюма — это вымышленные набеги на аллегорические басни и потусторонние миры.Широкий кругозор Дюма пленил многих его коллег-писателей до и после его смерти. Поэт и активист за гражданские права Хаки Р. Мадхубати назвал его «поэтом сложных мелодий», а Амири Барака назвал его «афро-сюрреалистическим экспрессионистом», который принес «новую черноту».
Три опубликованных произведения Дюма. Предоставлено Юджином Б. Редмондом скрыть подпись
переключить подпись Предоставлено Юджином Б.«Меня впечатлила его смелость в языке и его смелость и широта взглядов», — сказала Майя Анжелу в интервью 1988 года, опубликованном в выпуске журнала « Black American Literature Forum », полностью посвященном работе Дюма. «Дюма продолжал настраивать нас на одиночество, уединение и отчаяние, иногда даже в отчаяние. Но он никогда не оставляет нас там. С ним в качестве нашего проводника мы всегда попадаем в лучшее место».
«Частичное приглашение, частично утешение»
К моменту смерти Дюма лишь несколько его стихов и рассказов были опубликованы в небольших литературных журналах, рассчитанных на чернокожую аудиторию.Писатели и критики, которые знали его, говорят, что он пошел бы по восходящей траектории своих друзей, включая Роберта Пинского и Бараку, если бы он был жив.
«Я думаю, что он был бы намного более известен в некоторых отношениях, если бы мог жить и писать еще 50 лет», — говорит Сметерст, профессор Массачусетского университета.
Фактически, Моррисон сыграл роль в создании того, что Сметерст называет «культом» Дюма.Впервые она встретила Дюма в виде небольшого сборника, опубликованного посмертно Университетом Южного Иллинойса, где он преподавал экспериментальную программу в течение последнего года своей жизни. Затем редактор Random House и автор книг The Bluest Eye и Sula, Моррисон был поражен обстоятельствами смерти Дюма и хотел опубликовать больше его сочинений.
Рэндом Хаус недавно взял на себя обязательство публиковать больше писателей из числа меньшинств. Благодаря своему положению там Моррисон руководила работой нескольких самых известных чернокожих писателей и активистов той эпохи, от Тони Кейд Бамбара и Гейл Джонс до Анджелы Дэвис и Хьюи П.Ньютон.
Дюма, когда он учился в средней школе в Нью-Йорке.
переключить подпись Предоставлено Юджином Б. РедмондомНо она знала, что привлечь внимание к Дюма, писателю, который был не только практически неизвестен, но и умер, будет непросто.Чтобы создать шумиху вокруг сборников, которые она хотела выпустить — сборника стихов под названием « Play Ebony Play Ivory » и сборника рассказов под названием « Ark of Bones » — Моррисон организовал мероприятие по выпуску с гламурным списком гостей, в который вошли самые известные чернокожие писатели. времени.
«Ему было тридцать три года, когда его убили», — написал Моррисон в объявлении для вечеринки, записке, которая была описана как «частично приглашение, частично утешение» в недавнем профиле Моррисона New York Times .
«Раб, пишущий творчески»
В 1934 году Дюма родился в семье Апплиэнс Портер, 19-летней домработницы в Сладком доме, штат Арканзас, небольшом городке недалеко от Литл-Рока. Его отец, Генри Дюма-старший, или «Большой Генри», как его называли, в основном отсутствовал в жизни его сына, а его мать работала много часов. Поскольку его родители часто отсутствовали, Дюма проводил большую часть своего времени на полях, где его тети и дяди собирали хлопок, доили коров и делились историями.
Пока его двоюродные братья были заняты спортом, семья Дюма напомнила его биографу Джеффри Б. Лику, что он предпочитал тратить свое время на изучение насекомых или разработку сценок, в которых он играл все роли. Когда Дюма было 10 лет, он и его семья пошли по пути, взятому тысячами других черных семей в первой половине 20 века, и двинулись на север.
Дюма и его жена Лоретта Дюма (Понтон) в день свадьбы. Предоставлено Юджином Б. Редмондом скрыть подпись
переключить подпись Предоставлено Юджином Б. РедмондомВозможно, именно там индивидуальная борьба Дюма стала частью более сложной борьбы: той, в которой чернокожие люди искали свою принадлежность в местах, где их ни тепло приветствовали, ни явно не запрещали.Неясно, когда он начал серьезно заниматься писательством, но его переезд в более разнообразную в расовом отношении среду, возможно, как-то с этим связан.
После недолгого пребывания в Городском университете Нью-Йорка, которое закончилось тем, что, по мнению Leak, могло быть «кризисом доверия», Дюма присоединился к ВВС США в течение года после окончания средней школы.Поездки по Саудовской Аравии и Мексике углубили его интерес к зарисовкам миров, которые размывали черно-белые интерпретации расы.
В возрасте 21 года Дюма вернулся в США в 1955 году и женился на Лоретте Понтон, красивой молодой секретарше, которую он случайно встретил снежным вечером на улице в Нью-Йорке незадолго до призыва. Дочь баптистского дьякона, Лоретта придерживалась сильных христианских ценностей и традиционного чувства семейной ответственности. Хотя Дюма разделял ее убеждения в первые годы их брака, в ближайшие годы он отклонится от них.
Один из немногих чернокожих студентов Университета Рутгерса, где Дюма учился с 1958 по 1965 год и где родились двое сыновей пары, приверженность Дюма своим писательским работам, любопытство о Нации Ислама, участие в движении за гражданские права, плюс алкоголь и наркотики стали вбивать клин между ним и Лореттой.
У него также было несколько романов с белыми женщинами. Лоис Райт (урожденная Зильбер), с которой у него был роман, который длился три года, вспоминала в письме другу Дюма и коллеге-поэту Джею Райту (за которого она позже выйдет замуж), что эти двое могли рискнуть только выбрать места в Нью-Йорке. Йорк; Джаз-клубы, которые часто посещал Дюма, не приветствовали Райта, и она возмущалась, что друзья Дюма называли ее «белой цыпочкой».«
» Для Дюма пересечение расовых различий представляло возможность и возможность как для него самого как черного человека, так и для его творческой точки зрения », — сказал Лик, чья биография Дюма, видимого человека, вышла в прошлом году. «Я думаю, он думал, что если вы можете пересечь границы в социальной сфере, то вы сможете пересечь и другие границы в литературной сфере. В обоих случаях он обнаружил, что это даже сложнее, чем он ожидал ».
Дюма исследует эти сложности в рассказе« Будет ли круг неразрывным? », В котором три белых музыканта и критики хотят войти в черный джаз.
Генри Дюма (слева направо), Уильям Дж. Дэвис и Юджин Б. Редмонд в 1967 году во время их пребывания в должности учителей-консультантов в Эксперименте в области высшего образования в Университете Южного Иллинойса. Предоставлено Юджином Б. Редмондом скрыть подпись
переключить подпись Предоставлено Юджином Б.Для многих эта история предлагает взглянуть на некоторые из центральных вопросов движения за гражданские права: что значит быть черным? Как черная идентичность могла адаптироваться к интегрированному миру? Какие расовые границы должны оставаться неразрывными?
В эссе об истории для выпуска журнала « Black American Literary Forum » 1988 года, посвященном творчеству Дюма, знакомый Дюма выразился так: «У чернокожих людей было ощущение, что они всегда находятся на сцене вместе с белыми. .В рассказе Дюма о джаз-клубе говорилось, что работы черных артистов следует охранять и защищать, и эта идея все еще находит отклик в мире, где много раз говорилось, что чернокожие культурные продукты ценятся, а чернокожие жизни — нет.
Джаз и мед
Ни на кого, пожалуй, Дюма не произвел большего впечатления, чем Юджин Редмонд. Сам по себе опытный поэт, Редмонд последние четыре десятилетия редактировал и продвигал произведения Дюма, хотя эти двое мужчин знали друг друга меньше года.
77-летний мужчина на протяжении десятилетий служил литературным исполнителем поместья Дюма и останавливался с Лореттой на ежегодном поминовении жизни и работы Дюма, которое он помогает организовывать каждый год в годовщину расстрела.Собрав вместе друзей и семью Дюма за поэтическими чтениями и джазовыми выступлениями, Редмонд, лауреат премии Pushcart и автор 25 сборников стихов, пронес факел для Дюма наряду с его собственной педагогической и писательской карьерой.
«Каждый раз, когда я входил в класс после знакомства с ним, у меня был проигрыватель винила», — сказал Редмонд, который сказал, что уловил традицию Дюма играть музыку за 15 минут до начала каждого из своих занятий.
В своей повседневной жизни Дюма настаивал на том, чтобы освободить место для себя — и принуждать других к признать его право на существование «. Он даже ходил по Ист-Стрит.Луи и других местах, и спросите: «Ты меня видишь? Почувствуй мою руку. Я здесь, не так ли? »- сказал Лик, который провел много интервью с близкими Дюма для своей книги.« Его точка зрения была такова: мы не невидимы. Эта идея является прямым следствием идеи Black Lives Matter, идеи о том, что плоть и кровь имеют значение, и мы будем настаивать на том, чтобы нас видели и слышали ».
Редмонд надеется, что движение Black Lives Matter поможет представить Дюма совершенно новой аудитории и помочь укрепить фундамент, на котором зиждется движение.«Вам нужно откуда-то прийти, прежде чем вы узнаете, куда собираетесь», — говорит он.
Биниш Ахмед освещает международные отношения для ThinkProgress. Она также является основателем THE ALIGNIST, , нового медиа-предприятия, направленного на то, чтобы литература могла говорить о текущих событиях. Следуйте за ней в Twitter .
ГЕНРИ ДУМА Призраки
Flood Editions недавно переиздал книгу Генри Дюма « Колени естественного человека: Избранные стихотворения », составленную и отредактированную Юджином Б.Редмонд. Генри Дюма родился в Арканзасе в 1934 году и переехал в Гарлем в возрасте десяти лет. Учитель и ветеран ВВС США, Дюма был активным участником Движения за гражданские права и Движения черных искусств, прежде чем его застрелил в метро нью-йоркский транзитный полицейский в 1968 году.
Призраки
Я всегда жду, когда упадут деревья.
просят милостыню,
их протянутые молитвы,
падают ниц на моем пути,
и тогда я уверен, что сплю.В прошлую ночь мы заставили две тени раздеться,
и мы сели у огня
, где луна наблюдала за нами
ночей раньше,
и мы — ты и я — наполнили друг друга плотью.Мне надоели эти плачущие полудни
, которые вышли из прошлого —
перьев, потерянных в бешеном ветру,
и забивающие разум мыслями об утре.
Flesh помнит, когда это — это .Всегда тени раздевают нас глазами —
пусть луна мечтает о солнце —
и мы танцуем, как мы танцуем сейчас.. .
Я всегда вспоминаю эту сонливость, упавшую на меня
, когда я занимаю свое место.из Колени естественного человека: Избранные стихи Генри Дюма . Авторские права © 1989 Литературное поместье Генри Дюма. Перепечатано с разрешения Flood Editions.
Сунь Ра и Генри Дюма, записано в разговоре ‹Literary Hub
Поэт и писатель Генри Дюма, поэт, пианист и ученый-мифолог Сунь Ра были союзниками и друзьями, своего рода родственниками.Дюма почитал Сунь Ра, верил в его потоки потусторонних свидетельств как пророческие, знал, что он не извергает риторику, когда раскрыл убеждения, что человек не имеют никакого отношения к болезни; у людей нет дела умирать. Не фетишируя прошлое и не превращая его в несбыточную мечту, мы должны признать, что близость избирательных связей внутри Черных освободительных движений 1960-х годов была более глубокой, более актуальной и более укорененной в физическом мире, чем сегодня в аналогичных усилиях.
Дюма и Сунь Ра встречались регулярно. Амири Барака разговаривал с Sun Ra почти каждый день. Бад Пауэлл встал между полицией и Телониусом Монком во время типичной ночи в The 5 Spot, и сознание Бада никогда не было прежним после того, как полицейская дубинка ударила его по голове в качестве наказания за его вмешательство между Монахом и насилием со стороны государства.Когда Сан Ра хотел пообщаться с Малкольмом Икс, он дал ему несколько книг о природе вселенной и оккультизма.
Обмены были физическими, рукопашными, тактильными, интуитивными, а любовь и борьба процветали на уровне, непостижимом для нашего века, независимо от того, насколько хорошо мы проявляем солидарность или страстное желание. Наши черные Бернини без камня и статуи, удерживающей их на земле, бегут в нас как беглец, забывая о призраке или фантазиях, но также и о реальной встрече.
Дюма входит через парадную дверь этого Ковчега и приводит с собой Сун Ра. Он взял на себя инициативу записать интервью с Сун Ра во время обычной репетиции в легендарном нью-йоркском джазовом зале Slug’s Saloon, примерно в 1966 году. Имеющаяся у нас запись, 24 бодрых жутких минуты, играемых под космическую музыку Ра, звучит как допрос похищение стало еще более ярким из-за щедрого отказа Сунь Ра умиротворить нормативные идеи, предоставив свои собственные интерпретации человеческого состояния, которое, по его мнению, находится в полном запустении.Генри Дюма расспрашивает Ра, как зачарованный послушник, и Сунь Ра отвечает прямо, подробно, с наклоном в своем тональном подходе к повседневной речи и спокойной чеширской улыбкой, соблазняя своей уверенностью в источниках нашей коллективной лжи самим себе: наши беглые черные мифы.
Слушать Сунь Ра в разговоре с одним из лучших писателей, которых знали США, очень похоже на то, как он импровизирует с Джоном Гилмором.Негр означает «воронье по колено» для Ра, мы сразу узнаем, когда Дюма спрашивает о Черной Америке, ее проблемах и трубадурах, чтобы начать разговор. Многие идеи Сунь Ра начинаются с его лично изобретенных и глубоко исследованных этимологий. Для него слова — это карты, которые помогают устанавливать уравнения, а неправильное использование языка или искажение его происхождения приводит к такому запутанному дисбалансу, что при таких обстоятельствах возможна только тональная коммуникация.
Чернота в невозможном полете, беженцы-нуар, на которых возложена обязанность бесконечного возвращения, — вот идея. Это и его гибель, то, как призрак смерти или разрушения нависает над теми, кто принимает и усваивает, что они так называемые «негры», становясь, таким образом, вороной, певцом, который объявляет о несчастных случаях, птицей, которая никому не нужна у окна. .Ра продолжает объяснять отношения между неграми и некрополем, заявляя, что Черная Америка — это город мертвых, в котором им на самом деле ничего не нужно, потому что они завершены в царстве мертвых. Он отклоняет постоянные вопросы Хэнка о нехватке или о том, что чернокожим людям нужно и чего нет, с помощью подобных сдвигов в перспективе, но Ра не заблуждается, не обращая внимания на эту бинарную систему завершения / незавершенности, которая заставила бы его раскрыть свои взгляды на вечность и творение.
Хэнк спрашивает, почему Африка находится в таком смятении, если это великая цивилизация, и Сунь Ра быстро напоминает ему, что люди на континенте приложили руку к продаже черных в рабство, что карма на них по эту сторону времени, что были некоторые очень важные души, которые были проданы в рабство как собственность, и этот баланс не вернется на планету до тех пор, пока эти духи не вернутся на свое законное место в космосе и не покинут запад и не заберут то, что принадлежит им. Дюма ищет утешения, какого-то заверения в том, что все мы можем быть искуплены.Sun Ra не обещает таких перспектив, если только мы не начнем уделять больше внимания тому, что мы называем собой, и тому, как мы обрабатываем полученные титулы и роли, а также полученное географическое положение. Он предупреждает Дюма и нас, не будучи чрезмерно буквальными, что мы должны говорить на новом языке, найти новую частоту, заново получить доступ к себе из этой альтернативной судьбы.
Сунь Ра тратит 24 загадочных минуты этой записи, рассказывая Генри Дюма, почему мы — судьба, люди, которым суждено было стать, которые неизбежно должны будут вернуться в нашу родную страну в отношении нашего родного языка, выражая, что эти возвращения являются одним и тот же горизонт событий. Возьми слова, мой народ, и вернись ко мне, Сун Ра цитирует позже в лекции, но намекает здесь на Дюма. Слава Сунь Ра как импровизатора и ученого заключается в том, что он может использовать практически любую систему знаний и заново изобретать ее для целей своего видения. То, что он делает в своей музыке со сверхъестественной виртуозностью и своей фирменной способностью к тому, что он называет Spontaneous Simplicity , переходя от блюза к космическому джазу, от авангардизма к ду-уопу и обратно без какого-либо ощущения вихря, — он совершает это стремительное движение через территорию с равной ловкостью в устной беседе.
Примерно через два года после того, как была сделана эта запись, Дюма убит полиции Нью-Йорка по делу о «ошибочной идентификации».Так называемая джазовая музыка — это искусство разговора, переведенное и возведенное в чистые тона. Вот почему многие джазовые мужчины и женщины говорят и пишут так же мощно, как их песня. Слушать Сунь Ра в разговоре с одним из лучших писателей, которых знали США, очень похоже на то, как он импровизирует с Джоном Гилмором. Ра передает стандарты, которые они импровизируют, на неузнаваемых, новых, своих собственных, и Дюма в любом случае обязан расшифровать их, а затем вернуться и уничтожить их самостоятельно, как доказательство того, что его мастерство заключается в его способности распознавать Солнца Ра в первое место.
Как вы думаете, в чем проблема с темнокожим человеком? Дюма продолжает, не успокаиваясь. Ну, первая проблема в том, что он меня еще не видит, — утверждает Ра. Первую проблему Дюма решил в себе. Он видит Солнца Ра и искренне верит в него. Этот разговор закрутил пластинку по спирали в темпе тихого прозрения Дюма по поводу этого факта. То, что Дюма видит, даже в компании с этим, даже когда его сопровождает Сунь Ра как сила воли и духа, это преследует его; ясно, что в цепочке допросов Дюма есть какое-то унылое чувство изоляции, пение желания товарищеский его испытательный тон.
В чем Сунь Ра уверен, знает до мозга костей и крови, Дюма верит ему на слово в своего рода самовнушении, и в некогда отстраненной позиции ученика уверенности другого человека возникает неизбежная тоска, это проще и легче. безопаснее быть тем, кто знает, чем тем, кто верит тому, кто знает.Дюма уязвим, теперь он питает страстные желания, для которых у него нет естественного имени, теперь ему нужно новое имя, которое соответствовало бы его частоте сгибания, он вне себя.
Последний вопрос, который Дюма задает Сун Ра перед тем, как запись обрывается, — это , как зовут высшее существо? Лента обрывается, как будто она упала с зазубренной скалы. Примерно через два года после того, как была сделана эта запись, Дюма убит полицейским Нью-Йорка в случае «Ошибочная личность».
Этот рекорд свидетельствует об уровнях любви к себе и своекорыстии, которые мы редко причастны к социальному взаимодействию чернокожих.Это наполовину распятие любимой сущности с пометкой Дюма, убитой в 33 года, как если бы это был обещанный результат его расследования известных неизвестных словечек Ра.
*
Днем
Сунь Ра хотел, чтобы мы признали, что смерти нет, что жизнь бесконечна .
Он объясняет, что смерть — это западная концепция, которую мы должны перерасти, если мы действительно ожидаем оказаться среди тех, кто видит, слышит и умеет слушать Сун Ра. Он знает, что Египетская Книга Мертвых, как ее неправильно переводят на западе, на самом деле называется Книгой , выходящей на день, — лодкой, несущей Солнце , на ее родном языке. Это книга бесконечного возрождения, она не признает двойственность жизни и смерти, которой одержим Запад, но вместо этого устанавливает, что есть либо солнце, либо прозрачное проклятое бессолнечное сияние, просветление для животворящей силы или лес ужасов, и мы должны искать солнце, Ра, Ре, эту хищную стрелу на пути в сатурнинское царство, которым управляет Солнце Ра.
Этот разговор, который нам посчастливилось подслушать, эти два черных поэта учатся преодолевать ворона, оседлав его, — вопиющий обряд посвящения.Я рисую картины, Ра говорит Дюма, надеясь воплотить в жизнь невозможное, которое он воплощает в жизнь днем, воскресая с кладбища запада как наше бесконечное Черное будущее. Этот разговор, который нам посчастливилось подслушать, эти два черных поэта учатся преодолевать ворона, оседлав его, — это вопиющий обряд посвящения, напоминание о том, что нужно, чтобы выйти на свет миров, часть этого является записью земного дня, объявленного вечности, как напоминание о том, что в частном порядке, в бесконечном подземном мире черной социальной жизни, мы организованы, мы не дисфункциональны, мы — ворон, перекликающийся друг с другом в самым повседневным образом, ритуальные создания, доставляющие самые проязычные, гиперграмотные, непереводимые призывы с таким глубоким резонансом, что даже случайные случаи могут быть изучены как динамические композиции и никогда не умирают.
Даже когда личинки поедают плоть гриота, мы продолжаем говорить, демонстративно отдавая себя, собираясь украдкой и без извинений, говоря «да» вчерашнему дню, под аккомпанемент, к отрицанию ложных проклятий, к тому, что нас пожирают наши собственные песни, превосходя их. наши прибежища с нашими ужасами, пока мы не станем героями, которых ищем в изображениях. Мы, здесь, в диаспоре, ожидая, когда нас каннибализируют и обманут, мы ведем разговоры на новых языках и переводим их в тон, а затем в песню, а затем поедаем плоть нашей музыки в виде этой записи.
Генри Дюма и Сунь Ра Анк и Ковчег — это запись ритуального жертвоприношения, когда два чернокожих мужчины согласились отказаться от своей смерти друг за друга, чтобы зафиксировать момент в их общей повседневной жизни. В данном случае за архивом последовало исчезновение еще одного черного героического субъекта, за ковчег был нанесен анх, символ должен был стать функциональным и импровизировать лодку как человеческое судно, которое днём доставляет к Солнцу.
Этот рекорд свидетельствует об уровнях себялюбия и эгоизма, которые мы редко причастны к социальному взаимодействию чернокожих. Слушать это — значит помнить, почему мы ведем записи, даже когда кажется, что нас завалили данными. Есть моменты, которые нельзя пропустить на орбите, взаимодействия, которые должны вибрировать за пределами нашей способности постигать их интеллектуально, ритмы, которые нам нужны во Вселенной, чтобы помочь нам сплочиться как культура, моменты, которые мы должны увековечить, не зная почему, и Сун Ра повторение Эдгара Аллена По, в то время как Генри Дюма ждет своего нового бесконечного черного сосуда, — это многие из тех моментов, он находит нас в сказочной эхолокации Черного Ковчега, и мы используем его, чтобы выйти за рамки чисто символического и вспомнить важность ритуалов, небольших повседневных действия, постановки правильных вопросов, реального разговора.
Д. Скот Миллер: Афросюрреалистическое Поколение: Генри Дюма: Поэт, Провидец …
УДАР И УМЕНЬШЕНИЕОн молчал. Охладить его. Мы на улице, смотрим. Я и большая кожа. Смотрим копов. Они смотрят на нас. Люди идут и приходят. Пожарная машина все еще разваливалась на краю здания. В газетах говорится, что мы бунтуем, но мы не бунтовали.Нам нравится ВК, Вьетконг. Мы ударяем и исчезаем. Я и Биг Скин на следующий день прогуляемся по улице, чтобы посмотреть, сколько мы на них потратим. Большой скин, он идет впереди меня. Он ходит легко, легко, ласково. Сейчас светло, но по улице все равно нужно спокойно гулять. Что мы будем делать каждый раз, когда Mowhites могут ударить блок по резине? Нам не хватает места, поэтому мы все глаза, все ноги и спокойны. Вы должны это сделать.
Мы добираемся до дома Кости. Кость, он единственный кровавый на блоке получил бизнес.Моухайту принадлежат уборщики, супермаркет, прачечная, таверна, аптека и все остальное. Да. Но после того, как мы сожгли половину мест, Моухайт закрыл свои магазины на неделю.
Наш блок занят копами и Национальной гвардией, но гвардия ушла вчера. Черт, теперь на улице больше полицейских, чем крыс. Мы считаем, что лучше всего сначала убить полицейских, чтобы мы могли вернуться к убийству крыс. Они смотрят на нас. Но они ничего не знали о Big Skin и мне.Нет. Мы убираем. У них есть Сэмми, Момо, Уолтер и его сестра, Дорис, Эди, и даже мистер Томкинс. Он школьный учитель. Однажды у меня был он. Он был хорошим жеребцом. Я и Биг Скин добираемся до места Кости. Внутри много парней.
Мы торчим. Слушай, говори. Я покупаю кокс. Big Skin возьмем половину. Я держу кокс. На улице проезжают полицейские машины. Они любят волков, круизин. Мы внутри. Никто с нами не связывается. Кошку зовут Дюк, он болтает.
«Вы, кошки, должны получить больше вместе с этим тхангом.Посмотрите на кошек в Бруклине, Чикаго. Бирмингем и Кливленд. Посмотри на кошек в Окленде! »
Кот по имени Мейс, говорит он. Мейс только что ушел из армии.« Не волнуйся, чувак. Это идет «.
Кость -А он за прилавком готовит гамбургеры.Когда он получает слишком много заказов, с которыми он не может справиться, одна из кошек подходит к прилавку и помогает ему. Я и Big Skin закуриваем сигареты. Большая Кожа разносит их. Я беру последний. Я так сильно сжимаю пачку, что ногти порезали руку. Мне нравится делать это плотно. Я бросаю этот пакет в мусорное ведро. Он отскакивает и приходит в норму. Но Герцог, он поймал это. Он бросает его. Не слишком сильно. Это остаться. Он говорит.
«Я имею в виду, если бы каждый черный мужчина в этой проклятой стране посвятил бы половину дня следующей недели бойкоту.Только не ходи на работу! Ни черта Чарли. Черт возьми, мы связываем это. Мы все еще костяк, чувак.
Мейс, он разговаривает.
« Подожди. Как только мы сделаем еще один шаг, белые накатятся на нас, как крысы на теплый сыр. Это будет удвоение грубого угнетения. Гестапо. Чувак, они забывают о Гитлере после того, как этот человек напал на нас.
Big Skin, он говорит.
«Говорят, что кошки в Гарлеме так сплочены, что мусульмане и Мартин Лютер Кинг сошлись вместе».
Никто ничего не говорит. Пара кошек смеется. Мы слышали это раньше. Весть о том, чтобы все чернокожие готовились к войне, была распространена. Никто в это не верит. Но все хотят. Но в Гарлеме так же, как и везде. Герцог, он разговаривает.
«Организованная революция — это то, чего человек терпеть не может.Говорят, идет? Мужик, когда это произойдет, я присоединюсь первым. Если мне нужно идти, я беру с собой немного Мела Уайти и помечаю его по всему аду ».
Мы немного послушаем. Кошки все разговаривают. Мы просто хотим узнать, что происходит.
Мы движемся вниз по кварталу. Уже вечер. Мы встречаем некоторых кошек. Мы останавливаемся и разговариваем. Мы встречаемся с ними позже на 33-й улице. Они ласкают, как мы.
Герцог разговаривает.»Вы, кошки, еще не видели Тайро?»
Мы говорим «нет». Мы слышали, что он вернулся в город, но еще не видели его. Тайро был зеленым беретом во Вьетнаме. Но он вернулся. У него не было ног и одной руки. Все кошки сделали это на его планшете. Говорят, он получил сообщение для всех кошек в квартале.
Герцог сказал, что он принес его Тайро. Мы идем дальше. Я пинаю стакан. Мы видим сгоревший магазин. За нами наблюдает полицейский. Сталкиваемся легко, все глаза, все ноги. Рядом с нами останавливается патрульная машина.Прыжок гестапо. Я вижу дробовик. Мы все замираем.
Мужчина разговаривает.
«У вас, негры, есть час, чтобы уйти с улицы». Потом он передумал. «К стене!» Их трое. По улице больше. Нас обыскивают. Мы все чистые.
Они ругают нас и говорят, чтобы мы уходили с улицы. Мы идем дальше.Вокруг квартала. Вниз по улице.
Я хромаю. Я ничего не говорю. Я не ругаюсь или ничего. Герцог и Большая Кожа, они злятся, ругаются и говорят, что собираются делать. Мне слишком больно. Я позволяю своему теплу проникнуть в мою душу. Когда он снова появится, я не буду хромать.
Мы видим, как еще несколько кошек ласкают лапы вдоль квартала. Около пятидесяти. Присоединяемся. Они направляются к 33-й. У кого-то течка, у кого-то Молотова. У одного кота есть меч.Тайро на 30-й улице.Идем наверх. С нами идут еще три кошки. Подбегаем по ступенькам. Мы проходим старика, идущего вверх. Он крякнул в нашу сторону. Мы говорим извинения. Я последний. Старик испугался. Снаружи слышим сирену. Дерьмо уже началось.
Сестра Тайро открывает дверь. Я знаю ее до того, как бросил школу. Она знает меня, но она играет. Все кошки входят. Я закрываю дверь.
В комнате уже было шесть кошек. Входят еще шесть. Кто-то обойдет задницу. Я забегаю в угол. Итак, я встречаюсь с Тайро. Он известен на блоке много лет. Раньше он был лидером старых Черных единорогов. Их разогнали копы и социальные работники.
Я смотрю на Тайро.Он черный жеребец с длинной бородой. Он сидит в инвалидном кресле. Он одет в форму, как Фидель Кастро. Когда мы копаемся в блокноте, Тайро говорит.
«… Конг — мастера засад. Узнайте это о них. Когда мы отступили под обстрелом, мы попали в щипцы. Они стреляли по нам так быстро, что мы не знали, что нас поразило. шестьдесят человек, я остался. Я думаю, они пощадили меня, чтобы я мог вернуться и рассказать вам. Кот, который нашел меня, сам был ранен, но, похоже, ему было все равно.
«Все, что я могу представить, это то, что однажды все фишки упадут. Америке придется столкнуться с желтой гонкой.Черным и желтым, возможно, придется сложить руки и вывести из себя эту штуку: вы, кошки на улице, научитесь быстро исчезать. Научитесь сильно бить, но не попадите во взрыв. Если не организовываешь, то ничего, кроме бунтовщика, мародера. Эти приспособления без колебаний пристрелят вас.
«Нет. Я не говорю вам, чтобы вы уходили с улиц. Я знаю, как вы знаете. Дядя означает, что вы никуда не годитесь, братья. Принимайте это так, как оно того стоит. Я кладу это как есть.Получил из клюва орла. Так он говорит.
Когда Тайро заканчивает говорить, некоторые кошки встают и пожимают ему руку. Другие уходят. На улице раздаются сирены. Звонит дверной звонок. Все замирают.Это еще несколько кошек. Мы все уходим.
Вниз по улице, это как поле битвы. Пожар в магазине в квартале. Нас видят копы. Мы угасаем. Я слышу выстрелы. Тогда я кое-что знаю.
Слово отсутствует. Гори детка Гори. Мы на месте. Братья. Вместе. Копы и люди идут и приходят. У кого-то хорошая добыча, у кого-то просто копыта. Полицейский кордон идет. Мы тени на стене. Свет приближается к нам. Мы угасаем. Кто-то их ударил.Свет гаснет. Я слышу выстрелы. Я упал. Стекло достало мне в руки. Улица сейчас горит. Мы кричим. 33-я улица, вот и мы! Собираемся вместе!
Мы выезжаем.
Генри Дюма, комикс о Черной пантере и Та-Нехиси Коутс
Отрывок из стихотворения Генри Дюма «Коренная песня» в книге Черная пантера № 3
Юджин Б.Редмонд пропагандировал и содействовал посмертной публикации стихов Генри Дюма уже почти 50 лет. Как наставник моего факультета, Редмонд побудил меня задуматься о поэзии Дюма в разных контекстах. Тем не менее, я не могу сказать, что мог предсказать сегодняшнее появление Дюма.Черная пантера # 3 — написана Та-Нехизи Коутс, рисунок Брайана Стелфриза и раскраска Лоры Мартин — открывается отрывком из поэмы Дюма «Коренная песня», которая частично гласит:
Однажды, когда я был деревом
, плоть пришла и поклонилась у моих корней.
Мои предки спали в моих
вытянутых конечностях и слушали
плоти, молящейся и молящейся на его коленях.
Как интересно видеть слова несколько андеграундного поэта, которого вы так долго изучали, появляются в комиксе, таком как Black Panther .
Сегодня в своем блоге Atlantic Коутс опубликовал короткую статью «Ваканда, черная эстетика», объясняющую его ранние чтения поэзии Дюма. Он также ссылается на то, как Редмонд и Тони Моррисон помогли обеспечить читателям возможность познакомиться с работами Дюма.Коутс пишет, что:Дюма был убит в возрасте 34 лет транспортным полицейским Нью-Йорка. Но его наследие сохраняется благодаря стремлениям поэта Юджина Редмонда и великой Тони Моррисон. Именно Редмонд посмертно отредактировал стихи Дюма в книгу. В конечном итоге их опубликовал Моррисон, тогда редактор Random House.Дюма и Редмонд были коллегами в 1968 году по программе высшего образования SIU в Восточном Сент-Луисе. В мае того же года Дюма был убит в Нью-Йорке сотрудником транзитной полиции, который утверждал, что Дюма незаконно прыгнул через турникет.Появление слов Дюма в открытии Black Panther # 3 показывает, что Коутс был одним из многих читателей, которые встретили слова поэта, а затем нашли способ воспроизвести их в других формах. Возможно, это появление в комиксе первое.
Связано:
• Блокнот на Black Panther
• Блокнот на комиксах
• Ta-Nehisi CoatesГенри Дюма — Коричневая девочка читает
Покойный великий писатель и поэт Генри Дюма уже много лет находится в моей TBR. Однако у меня не было ни одной из его книг до прошлого года, когда я купила этот сборник рассказов в Coffee House Press. Обратите внимание, что его работу сейчас нелегко найти. Его произведения были признаны блестящими и влиятельными.В своей работе он разработал темы черного эстетического движения, которое было выдающимся в 1960-х и начале 1970-х годов.
Поэзия для моего народа (1970) (поэзия)
Ковчег костей и другие истории (1974) (рассказы)
Play Ebony, Play Ivory (1974) (поэзия)
Иона и зеленый камень (1976) (роман)
Веревка ветра и другие рассказы (1979) (рассказы)
Прощай, Свитуотер: Новые и избранные рассказы (1988) (рассказы)
Колени естественного человека: Избранные стихи Генри Дюма (1989) (поэзия)
Echo Tree: Сборник рассказов Генри Дюма (Coffee House Press, 2003) (рассказы)
Цитата: (Темы в этой цитате = рабство, свобода, капитализм, жадность, Америка…)
«Если орел будет заключен в тюрьму
на оборотной стороне монеты,
и монета подброшена
в небо,
— монета будет вращаться,
— монета будет трепетать,
— но орел никогда не полетит.
становится лучше, а прямо сейчас какой-то неуважительный опекун горожан бьет чернокожего головой.Неважно, виновен он или нет. Ваша честь, перед вами полный гнев человека, который годами подвергался нападкам. Если вы не отзовете нападающих, будь то торговцы, неуважительные полицейские или большинство американцев, тогда черное меньшинство снесет ваш дом ». не реальные события, другие истории Дюма — это вымышленные набеги на аллегорические басни и потусторонние миры.Широкий кругозор Дюма пленил многих его коллег-писателей до и после его смерти. Поэт и активист за гражданские права Хаки Р. Мадхубати назвал его «поэтом сложных мелодий», а Амири Барака назвал его «афро-сюрреалистическим экспрессионистом», который принес «новую черноту».
Редмонд
«Что, если бы Тони Моррисон умерла после того, как написала Самый голубой глаз , и у нее было всего несколько историй?»
Предоставлено Юджином Б. Редмондом скрыть подпись 
«Но за эти тридцать три года он выполнил работу, качество и количество которой почти никогда не достигается за несколько жизней».
Дюма привез с собой в Гарлем интеллектуальное любопытство, которое впечатлило его учителей в его интегрированной средней школе на Манхэттене.
Под его старшей фотографией в ежегоднике Высшей школы коммерции за 1953 год кто-то — возможно, даже сам Дюма — решил написать такое его описание: «Творческий писатель-раб».
club, аргументируя это тем, что их нужно впустить, потому что они много знают о жанре.Черные покровители наконец соглашаются впустить их, но предупреждают, что использование древнего редкого рога может быть слишком интенсивным для их «непосвященных» ушей. Музыка «вибрировала свободу свободы» для чернокожих слушателей, но когда сет заканчивается, возникает ужас, когда трех белых людей находят мертвыми. Они были убиты музыкой, не предназначенной для них.
Редмонд познакомился с Дюма, когда старший писатель приехал преподавать английский язык в экспериментальном колледже Университета Южного Иллинойса в Ист-Сент-Луисе, родном городе Редмонда, в 1967 году. «Мы быстро соединились», — сказал мне Редмонд в телефонном интервью из дома Лоретты. , Вдова Дюма.
«Каждый класс, который я вел, я публиковал для учеников в брошюрах, скрепленных спиралью или сшитых внакидку.Я получил это от него ». Редмонд с любовью вспоминает, как ел сырой мед и слушал джаз с Дюма, которому он приписывает свою любовь к некоторым из величайших музыкантов той эпохи, от Майлза Дэвиса до Джона Колтрейна.« В то время, — сказал Редмонд, — «Казалось, он был в самой дальней точке зрения, что такое выражение черного, черная культура и черные люди».
Knees of a Natural Man был первым опубликованный в 1989 году, и во введении к книге Редмонд пишет, что Дюма «был призван свидетельствовать об ужасном взмахе, дерзости и обмороке жизни, терпеть и обнажать слова.Перемещать слово между его далекими / близкими расстояниями и его точками дистилляции по Черночеловеческому Континууму. Словом, он был послан, чтобы почтить и — осветить те древние вещи, которые остались в ушах ». Сборник в настоящее время доступен через SPD и веб-сайт Flood Editions. 
Черным поэтам, музыкантам и актерам приходилось строить свои связи только на встрече, и каждая встреча казалась частью зарождения эстетического, морального и политического восстания./.Online/Ss350792O1.jpg)
Это заставляет нас чувствовать себя преследуемыми, где призраком является отсутствие свидетельств аккомпанемента для ощутимого и неоспоримого присутствия.Мы выкапываем нашу нежить, нашу жизнь, дыхание, архивы, чтобы противостоять этим прибежищам и их безграничным вторжениям в нашу психику, которые продолжаются до тех пор, пока мы не пригласим их через входную дверь.
Вместо того, чтобы редактировать каждую деталь их разговора, я перефразирую и расшифрую по памяти успокаивающую парадигму «древнее будущее в будущее», которая возникает из дискуссии, которая больше похожа на лекцию, прочитанную Ра, больше на посыльного, который телеграммирует свой преступный идеи, прежде чем они будут украдены из его разума с помощью того же обмана, который, как они предполагают, несет ответственность за украденные жизни по всему миру.
Его музыка направлена на то, чтобы достичь кровотока раньше, чем искаженные образы мышления, распространяемые словами, которые отклонились от предполагаемого значения как по тону, так и по использованию. Это переходит в ворона. Ра продолжает, прежде чем произнести что-то от Эдгара Аллена По, великолепно, в игривом бирмингемском протяжном произношении. Произносит ворона nevermore .
миф явно, вместо этого он неоднократно возвращает его к кармическим циклам жизни, охраняет свое тайное понимание другой стороны времени , как он это называет.
Он хочет, чтобы Сунь Ра сказал что-то, что он может использовать, чтобы убедить обычных людей в более глубокой силе во вселенной, но Ра продолжает извергать мерцающие наклонные стратегии без коротких путей, воронов или невер и без убежища для ленивого филистера между ними.
В ночь, когда его убили, Сунь Ра убеждает его отказаться от пистолета, он обезоруживает его.Дюма идет к станции метро в Гарлеме, и он застрелен полицией. Секреты, которые он хотел, чтобы Ра раскрыл по доверенности, он теперь знает как еще одну украденную черную жизнь, посланную на другую сторону для бдительности и избавления. Вор, укравший дни Генри Дюма, превратил его в святого, который теперь охраняет наше скрытое наследие, и эта запись свидетельствует о том, куда его послали. В западноафриканской традиции гриот или городской глашатай, поскольку он каннибализирует историю своего народа, чтобы рассказать ее, должен ассимилировать ее, съесть заживо, не хоронят вместе с другими членами сообщества, когда он умирает, а вместо этого кладет на дерево, чтобы быть съеденным личинками.
Уговаривающий, почти прерывистый тон в голосе Сунь Ра, когда он отвечает, который не похож на живость его голоса во время бесчисленных других интервью, звучит так, как будто чтобы дать Хэнку время, чтобы убедиться, что он хочет пройти линию, по которой идет.Похоже, Сунь Ра беспокоится о том, что может означать общение, выходящее за рамки способности реципиента, и он не хочет, чтобы его друг стал жертвой его болезненного экстатического любопытства. Дюма, с другой стороны, слишком серьезен, слишком искренен, чтобы сопротивляться самому себе, он вне себя и марширует со своей тенью в эту бездну забытых заключений, которые могут потребовать покинуть планету для доказательства. Солнце Ра уже покинуло планету, согласно его личным мифам, он был похищен в молодом возрасте и доставлен на Сатурн.Его информация закодирована с учетом этого опыта, и Дюма — человек, очень близкий к земле, ищущий знания, которые принадлежат другому миру. Он должен уйти, чтобы найти его.
На концертах он умолял восхищенных зрителей, спрашивая , откажетесь ли вы от своей смерти за меня? Когда в этой записи беседы у камина с Генри Дюма он заверяет , что мы уже закончили в царстве мертвых , он в некотором смысле говорит, что вечность ждет, этот план исцеляет по сравнению с этим знанием , нам ничего не хватает, кроме понимания этого.
Если бы тело, разум, душа и дух были бы выровнены в одном плане, язык отражал бы вечные истины, которые принадлежат музыке и поэзии, и все мы появлялись бы днем в гармоничном единении. За его прозаичными ответами на наивные, но искренние вопросы Дюма кроется уловка этого мифа, его нетерпение к неверному толкованию и его неспособность понять, не испытав на себе опыта.
Увековеченное свидетельство непреходящей нежности черной мужской дружбы — настоящее сердце этой редкой, почти мифической записи.Они пытаются разжечь соперничество во всем племени, и нам нужно это фактическое доказательство нашей любви друг к другу или самоуправляемой связи, нашего лояльного и внимательного прислушивания к каждому блужданию и ропоту, чтобы вдохновить на постоянную солидарность.
Он показывает в окно.» Это грубое угнетение, детка. Посмотрите на их мф. Грубое угнетение ». Мейс, ему нравится использовать эти два слова, поэтому он повторяет их снова и снова. Он все время произносит эти слова. Это не смешно, потому что они правдивы. Мы все смотрим в окно на полицейских.
У нас все еще на спине этот белый мужчина. Какого черта мы с ним тащим? »
Один удар прикладом пистолета по моей ноге. У меня судорога в шаре.
«Мы приходим к Тайро», — говорю я. Она пережевывает еду и машет рукой. Это значит, вперед.Я смотрю, как она идет. «Ты Тина?» Она глотает пищу. «Да. Вы приходите увидеть Тайро, он там». Она повернулась, вошла в дверь и закрыла ее. Я последовал за другими кошками впереди. Мой мяч все еще болел.
Он посмотрел мне в глаза. . . длительное время. Мои ноги были сломаны гранатой. Этот ВК стоял над моей кровью. Я мог сказать, что он о чем-то думал. Он поднял винтовку. Я продолжал смотреть ему в глаза. Это был один из немногих случаев, когда на мои молитвы был дан ответ. Кот внезапно повернулся и убежал. Он уже застрелил нескольких моих приятелей, но отпустил меня.
Играйте осторожно. Ударь и исчез, а затем снова, быстро. Убирайся из нашего района. Не подпускайте женщин и детей к улицам. Не бунтуй. Мятежник. Вы, кошки, получили это сообщение. Делай то, что должен делать. Держитесь вместе и слушайте, пока не прозвучит слово. Повинуйся.
Стрикин. Все ноги. Вся душа. Мы ВК. Вы должны быть. Вы должны быть.
Убийственная жестокость полиции во всей красе. После своей смерти Редмонд работал с рядом поэтов, ученых, редакторов и вдовой Дюма Лореттой Дюма, чтобы дать читателям доступ к стихам Дюма, его рассказам и расширенным повествованиям (роман).
На него также повлияли Moms Mabley, госпел, джаз, блюз и спиричуэлы. К сожалению, Дюма был застрелен в 1968 году сотрудником транзитной полиции Нью-Йорка, когда он ждал на платформе метро. Считается, что его смерть произошла в результате ошибочной идентификации, хотя доказательств этому нет. Не могу дождаться, чтобы заняться этим! Вот его краткая и исключительная библиография: