Одна из вероятных интерпретаций состоит в том, что он просто признавал свою ошибочность и отсутствие всеведения. Ведь даже самый мудрый человек не может знать всего.

Другой способ взглянуть на это утверждение — увидеть в нем признание внутренних ограничений человеческого знания. Мы никогда не можем знать ничего наверняка, и даже наши самые твердые убеждения могут быть ошибочными. Конечно, это не означает, что мы должны отказаться от попыток узнать и понять мир вокруг нас, но это напоминает нам, что мы всегда должны быть открыты для новой информации и перспектив.

В конце концов, нет окончательного ответа на то, что Сократ имел в виду под своим знаменитым утверждением. Но независимо от того, интерпретируете ли вы его как скромное признание ошибочности или глубокомысленное заявление о неотъемлемых границах человеческого знания, нет сомнений, что в нем содержится большая доля мудрости.

Суд над Сократом

Суд и казнь Сократа в Афинах в 399 г. до н.э. озадачивает историков. Почему в обществе, где больше свободы и демократии, чем когда-либо видел мир, 70-летний философ должен быть предан смерти за то, чему он учил? Загадка тем более велика, что Сократ учил — без приставаний — всю свою взрослую жизнь. Что мог сказать или сделать Сократ, что побудило суд присяжных из 500 афинян отправить его на смерть всего за несколько лет до того, как он умер бы естественной смертью?

Поиск ответа на тайну суда над Сократом усложняется тем фактом, что два сохранившихся рассказа о защите (или извинениях) Сократа исходят от его учеников, Платона и Ксенофонта. Историки подозревают, что Платон и Ксенофонт, стремясь выставить своего учителя в выгодном свете, не представили в своих отчетах наиболее разоблачающих доказательств против Сократа.

Почти наверняка можно сказать, что решения о судебном преследовании и, в конечном счете, осуждении Сократа во многом были связаны с бурной историей Афин в течение нескольких лет, предшествовавших его суду. Изучение этой истории может и не дать окончательных ответов, но дает важные подсказки.

ПРЕДЫСТОРИЯ

Сократ, сын скульптора (или резчика по камню) и акушерки, был маленьким мальчиком, когда приход к власти Перикла положил начало «Золотому веку Греции». В молодости Сократ стал свидетелем фундаментальной смены власти, поскольку Перикл — возможно, первый либеральный политик в истории — действовал, исходя из своей веры в то, что массы, а не только аристократы, владеющие собственностью, заслуживают свободы. Перикл создал народные суды и использовал государственную казну для развития искусства. Он продвинул вперед беспрецедентную программу строительства, призванную не только продемонстрировать славу Греции, но и обеспечить полную занятость и предоставить возможности для создания богатства среди неимущих классов. Восстановление Акрополя и строительство Парфенона были двумя самыми известными из многих амбициозных строительных проектов Перикла.

Достигнув совершеннолетия в этом бастионе либерализма и демократии, Сократ каким-то образом выработал ряд ценностей и убеждений, из-за которых он расходился с большинством своих собратьев-афинян. Сократ не был демократом или сторонником эгалитаризма. Для него люди не должны быть самоуправляемыми; они были подобны стаду овец, которые нуждались в руководстве мудрого пастыря. Он отрицал, что граждане обладают основной добродетелью, необходимой для создания хорошего общества, вместо этого приравнивая добродетель к знаниям, недоступным для обычных людей. Нанося удар в самое сердце афинской демократии, он презрительно критиковал право каждого гражданина выступать в афинском собрании.

Сократ (потирает подбородок) и Платон (под деревом) с мозаики из Помпеи

В третьем веке н. мастерские и рынок». Нередко его непопулярные взгляды, высказанные пренебрежительно и с видом снисходительности, вызывали гнев слушателей. Лаэрций писал, что «люди набрасывались на него с кулаками или рвали на себе волосы», но что Сократ «терпеливо переносил все эти жестокие обращения».

Мы получили один современный взгляд на Сократа от драматурга Аристофана. В своей пьесе « Облака », впервые поставленной в 423 г. до н. э., Аристофан представляет Сократа эксцентричным и комичным главой «мышления» (или «мышления»). Его изображают «бродящим по улицам» Афин босиком, «закатывающим глаза» в ответ на замечания, которые он находил неразумными, и «смотрящим вверх» на облака. Сократ во времена Облаков , должно быть, воспринимался скорее как безобидный городской персонаж, чем как серьезная угроза афинским ценностям и демократии. Сам Сократ, по-видимому, не обиделся на его изображение в Облака . Плутарх в своей « Моралии » процитировал слова Сократа: «Когда надо мной шутят в театре, я чувствую себя так, как будто я на большой вечеринке хороших друзей». Платон в своем « Symposium » описывает Сократа и Аристофана, занятых дружеской беседой.

Бюст Аристофана

Другие пьесы того времени дают дополнительные сведения о репутации Сократа в Афинах. У комического поэта Евполиса один из его персонажей сказал: «Да, и я ненавижу этого нищего болтуна Сократа, который созерцает все в мире, но не знает, откуда берется его следующая еда». Птицы, пьеса Аристофана, написанная через шесть лет после его Облаков , содержит показательную отсылку. Аристофан называет банду проспартанских аристократических юношей «сократизированной». Спарта — модель закрытого общества — и Афины были врагами: замечание предполагает, что учение Сократа, возможно, начало восприниматься как подрывное к 417 г. до н. э.

Положение Сократа среди его сограждан сильно пострадало в течение двух периодов, когда афинская демократия была временно свергнута: один четырехмесячный период в 411–410 годах и другой, несколько более длительный период в 404–403 годах. Инициаторами обоих антидемократических движений были бывшие ученики Сократа, Алкивиада и Крития. Афиняне, несомненно, считали учение Сократа — особенно его выражение презрения к установленной конституции — частично ответственными за последовавшие смерть и страдания. Алкивиад, возможно, любимый афинский политик Сократа, руководил первым свержением. (У Алкивиада были и другие удары по нему: четырьмя годами ранее Алкивиад бежал в Спарту, чтобы избежать суда за изуродование религиозных столпов — статуй Гермеса — и, находясь в Спарте, предложил лидерам этого государства помочь им победить Афины. .) Критий, первый среди олигархии, известной как «Тридцать тиранов», возглавил второе кровавое восстание против восстановленной афинской демократии в 404 г. Восстание отправило многих видных демократических граждан Афин (в том числе Анита, впоследствии ставшего движущей силой судебного преследования Сократа) в изгнание, где они организовали движение сопротивления.

Критий, без сомнения, был самым страшным из двух бывших учеников Сократа. ЕСЛИ. Стоун в своей книге «Процесс над Сократом » описывает Крития (двоюродного брата Платона) как «первого Робеспьера», жестокого и бесчеловечного человека, «решившего переделать город по своему собственному антидемократическому образцу любой человеческой ценой». Олигархия конфисковала имения афинских аристократов, изгнала 5000 женщин, детей и рабов и казнила около 1500 виднейших демократов Афин.

Один инцидент, связанный с Сократом и Тридцатью тиранами, позже стал предметом рассмотрения на суде. Хотя Тридцать обычно использовали свою собственную банду головорезов для таких обязанностей, олигархия попросила Сократа арестовать Леона Саламинского, чтобы он мог быть казнен, а его активы присвоены. Сократ отказался это сделать. Сократ указывал на свое сопротивление ордену как на доказательство своего хорошего поведения. С другой стороны, Сократ не опротестовал это решение и не предпринял шагов, чтобы предупредить Леона Саламинского о приказе о его аресте — он просто пошел домой. В то время как хороших граждан Афин уничтожали направо и налево, Сократ, насколько нам известно, ничего не сделал и не сказал, чтобы остановить насилие.

Ужасы, принесенные Тридцатью тиранами, заставили афинян по-новому взглянуть на Сократа. Его учения уже не казались такими безобидными. Он больше не был милым городским чудаком. Сократ — и его ледяная логика — стал рассматриваться как опасное и развращающее влияние, создатель тиранов и враг простого человека.

СУД

Всеобщая амнистия, объявленная в 403 г., означала, что Сократа нельзя было преследовать ни за какие его действия во время или до правления Тридцати тиранов. Ему могли быть предъявлены обвинения только за его действия в течение четырех лет, предшествовавших суду в 39 г.9 г. до н. э. Похоже, что Сократ, не испугавшись антидемократических восстаний и их последствий, возобновил свои учения и снова начал привлекать аналогичную группу молодых последователей. Последней каплей вполне могло стать еще одно антидемократическое восстание — на этот раз неудачное — в 401 году. В Афинах, наконец, было достаточно «сократизированной» молодежи.

В Афинах любой гражданин может возбудить уголовное дело. В случае с Сократом разбирательство началось, когда поэт Мелет в присутствии свидетелей доставил Сократу устную повестку. Повестка требовала, чтобы Сократ предстал перед судебным судьей, или королем Архонтом, в здании с колоннадой в центре Афин, называемом Королевская Стоя, чтобы ответить на обвинения в нечестии и развращении молодежи. Архонт определил — выслушав Сократа и Мелета (и, возможно, двух других обвинителей, Анита и Ликона), — что судебный процесс допустим по афинскому законодательству, назначил дату «предварительного слушания» (анакризис) и опубликовал объявление. общественное уведомление в Royal Stoa.

Королевская Стоя (сцена предварительного слушания дела Сократа)

Предварительное слушание перед магистратом Королевской Стои началось с чтения письменного обвинения Мелета. Сократ ответил на обвинение. Судья допросил и Мелета, и Сократа, а затем дал обвинителю и подсудимому возможность допросить друг друга. Найдя обоснованным обвинение против Сократа, магистрат выдвинул формальные обвинения. Документ, содержащий обвинения против Сократа, просуществовал по крайней мере до II века н. э. Диоген Лаэртский сообщает об обвинениях, записанных в ныне утерянном документе:

Этот обвинительный акт и показания под присягой Мелет, сын Мелета Питфоса, присягает Сократу, сыну Софрониска Алопецкого: Сократ виновен в отказе признать богов, признанных государством, и введении новых божеств. Он также виновен в развращении молодежи. Требуемое наказание — смерть.

Суд над Сократом длился с девяти до десяти часов в Народном суде, расположенном на агоре, административном центре Афин. Жюри состояло из 500 граждан мужского пола старше тридцати лет, выбранных по жребию. Большинство присяжных, вероятно, были фермерами. Присяжные сидели на деревянных скамьях, отделенных от большой толпы зрителей, включая 27-летнего ученика Сократа по имени Платон, каким-то барьером или перилами.

Фаза суда над виновными

Суд начался утром с зачитывания глашатаем официальных обвинений против Сократа. Обвинение представило свою версию первой. У трех обвинителей, Мелета, Анита и Ликона, было в общей сложности три часа, измеряемые водяными часами, чтобы с возвышенной сцены представить свои доводы в пользу вины. Никаких записей аргументов обвинения против Сократа не сохранилось.

Считается, что самый известный и влиятельный из трех обвинителей, Анит, был движущей силой судебного преследования Сократа. Платон Мено предлагает возможные подсказки относительно враждебности между Анитом, политиком из семьи кожевников, и Сократом. В Meno Платон сообщает, что аргумент Сократа о том, что великим государственным деятелям афинской истории нечего предложить с точки зрения понимания добродетели, приводит Анита в ярость. Платон цитирует Анита, предупреждающего Сократа: «Сократ, я думаю, что ты слишком готов злословить людей: и, если ты примешь мой совет, я бы порекомендовал тебе быть осторожным». У Анита были дополнительные личные претензии к отношениям Сократа с его сыном. Платон цитирует слова Сократа: «У меня было короткое общение с сыном Анита, и я обнаружил, что он не лишен духа». Неизвестно, включали ли отношения секс, но Сократ, как и многие мужчины того времени в Афинах, был бисексуалом и спал с некоторыми из своих младших учеников. Анит почти наверняка не одобрял отношения своего сына с Сократом. К неудовольствию Анита, должно быть, добавился совет, который Сократ дал своему сыну. Согласно Ксенофонту, Сократ убеждал сына Анита не «продолжать рабское занятие [дубление шкур], которым его отец обеспечил его». Без «достойного советника», предсказывал Сократ, он «впадет в какую-нибудь постыдную склонность и наверняка далеко пойдет в карьере порока».

Историки спорят о том, что больше внимания уделяли обвинители предполагаемым религиозным преступлениям или предполагаемым политическим преступлениям Сократа. И. Ф. Стоун придает гораздо большее значение политическим преступлениям, в то время как другие историки, такие как Джеймс А. Колайако, автор книги «Сократ против Афин» , придают большее значение обвинению в нечестии.

И. Ф. Стоун утверждает, что «афиняне привыкли слышать неуважительное отношение к богам как в комическом, так и в трагическом театре». Он указывает, что Аристофан в своем Облака , предполагал, что дождь — это Зевс, мочащийся через сито, приняв его за ночной горшок, — и что никто никогда не удосужился обвинить Аристофана в нечестии. Стоун заключает: «В том же городе и в том же столетии можно было поклоняться Зевсу как распутному старому повесе, которого Юнона подкаблучила и рогоносила, или как обожествленному Справедливости. Это были политические, а не философские или теологические взгляды Сократа, которые в конечном итоге получили его в беду».

Важным подтверждением вывода Стоуна является самое раннее сохранившееся упоминание о суде над Сократом, который не исходит от одного из его учеников . В 345 г. до н. э. знаменитый оратор Эхин сказал присяжным: «Афиняне, вы казнили Сократа, софиста, потому что он явно отвечал за образование Крития, одного из тридцати антидемократических лидеров».

Гелиея (Суд, сцена суда над Сократом)

Вывод Джеймса Колайако о том, что нечестивость привлекает больше внимания прокуратуры, чем политические грехи, основан на Апологии Платона. Колайако считает, что знаменитый рассказ Платона о защите Сократа — хотя он и далек от дословной транскрипции слов Сократа — довольно точно отражает основные пункты его защиты. Он отмечает, что Платон написал Извинение в течение нескольких лет после суда и, должно быть, ожидал, что многие из его читателей узнают о процессе из первых рук. Почему, спрашивает Колайако, Платон исказил аргументы Сократа или скрыл ключевые элементы версии обвинения, когда его действия при этом можно было так легко разоблачить? Поскольку Апология , кажется, придает большое значение обвинению в нечестии — и относительно малое значение связи Сократа с Тридцатью тиранами — Колайако предполагает, что это должно было быть справедливым отражением судебного процесса. В то же время Колайако признает, что из-за ассоциации Сократа с Критием «обвинение могло ожидать, что любое афинское жюри будет питать враждебные чувства к городскому оводу».

Благочестие имело для афинян широкое значение. Оно включало в себя не только уважение к богам, но и к умершим и предкам. Нечестивый человек рассматривался как загрязнитель, который, если его не контролировать и не наказывать, мог навлечь на город гнев богов — Афины, Зевса или Аполлона — в форме чумы или бесплодия. Ритуальная религия Афин не включала в себя ни священных писаний, ни церкви, ни духовенства. Скорее, это требовало — помимо веры в богов — соблюдения обрядов, молитв и жертвоприношений.

Любое количество слов и действий Сократа могло способствовать его обвинению в нечестии. Занятый своими нравственными наставлениями, он, вероятно, не посещал важные религиозные праздники. Возможно, он вызвал дополнительное негодование, предложив аргументы против коллективного, ритуалистического взгляда на религию, разделяемого большинством афинян, или заявив, что боги не могут, как считали афиняне, вести себя аморально или причудливо. Ксенофонт указывает, что обвинение в нечестии проистекало в первую очередь из утверждения Сократа о том, что он получил божественные сообщения («голос» или «знак»), указывающие ему избегать политики и сосредоточиться на своей философской миссии. Расплывчатое обвинение, такое как нечестие, побудило присяжных выразить свои многочисленные и разнообразные претензии к Сократу.

В свое время существовали десятки сообщений о трехчасовой речи (апологии) Сократа в его защиту. Сохранились только рассказы Платона и Ксенофонта. Оба счета сходятся в одном ключевом моменте. Сократ произнес вызывающую — решительно извиняющуюся — речь. Казалось, он призывал к осуждению и смерти.

Апология Платона описывает, как Сократ допрашивает своего обвинителя Мелета по поводу обвинения в нечестии. Мелет обвиняет Сократа в том, что он считал солнце и луну не богами, а просто каменными массами. Сократ отвечает не отрицанием обвинения в атеизме, а нападками на Мелета за непоследовательность: обвинение против него обвиняло его в вере в других богов, а не в том, что они не верят в богов. Если отчет Платона точен, присяжные могли видеть Сократа, предлагающего дымовую завесу, а не опровержение обвинения в нечестии.

Платоновский Сократ провокационно заявляет присяжным, что он герой. Он напоминает им о своей образцовой службе гоплитом в трех битвах. Что еще более важно, утверждает он, он десятилетиями боролся за спасение душ афинян, указывая им путь к продуманной, нравственной жизни. Сообщается, что он говорит своим присяжным, что если его учение о природе добродетели «развращает молодежь, то я озорной человек». Он говорит присяжным, согласно Платону, что скорее предастся смерти, чем откажется от своего спасения души: «Мужи афиняне, я чту и люблю вас, но я буду повиноваться больше Богу, чем вам, и пока у меня есть жизнь и сила, я никогда не перестану практиковать и преподавать философию». Если отчет Платона точен, присяжные знали, что единственный способ помешать Сократу читать лекции о моральной слабости афинян — это убить его.

Если И. Ф. Стоун прав, самое разрушительное обвинение против Сократа касалось его связи с Критием, жестоким лидером Тридцати Тиранов. Сократ, по словам Платона, указывает на его отказ подчиниться приказу тиранов привести Леона Саламинского для суммарной казни. Он утверждает, что этот акт неповиновения, который мог бы привести к его собственной казни, если бы тираны не отпали от власти, демонстрирует его службу как добропорядочного гражданина Афин. Однако Стоун отмечает, что добропорядочный гражданин мог бы сделать больше, чем просто пойти домой спать — он мог бы предупредить Леона о Саламине. С критической точки зрения Стоуна центральным фактом оставалось то, что в самый темный час города Сократ «ни разу не пролил слезы об Афинах». Что касается обвинения в том, что его нравственные наставления послужили интеллектуальным прикрытием для антидемократического восстания Крития и его соратников, Сократ отрицает свою вину. Он утверждает, что никогда не претендовал на звание учителя, а был просто фигурой, которая бродила по Афинам, отвечая на заданные ему вопросы. Он указывает на своих учеников в толпе и замечает, что никто из них не обвиняет его. Более того, Сократ предполагает присяжным, если бы Критий действительно понял его слова, он никогда бы не пошел на кровавое буйство, которое он совершил в 404-403 годах. Ханна Арендт отмечает, что Критий, по-видимому, пришел к выводу из послания Сократа о том, что благочестие не может быть определено, что допустимо быть нечестивым — «в значительной степени противоположно тому, чего Сократ надеялся достичь, говоря о благочестии».

Что поразительно отсутствует в защите Сократа, если верить рассказам Платона и Ксенофонта, так это просьба о помиловании, обычно обращенная к афинским присяжным. Обычной практикой было апеллировать к симпатиям присяжных, представляя жен и детей. Однако Сократ лишь напомнил присяжным, что у него есть семья. Ни его жена Ксантиппа, ни кто-либо из трех его сыновей лично не появлялись. Напротив, Сократ — согласно Платону — утверждает, что немецкая и жалкая практика прошения о помиловании позорит систему правосудия Афин.

Диски для голосования IV века до н. э.

Когда трехчасовая защита Сократа подошла к концу, судебный глашатай попросил присяжных вынести свое решение, положив свои диски для голосования в одну из двух отмеченных урн, одну для виновных. голосов и один для голосов за оправдательный приговор. Без судьи, который мог бы дать им инструкции относительно того, как интерпретировать обвинения или закон, каждый присяжный изо всех сил пытался прийти к пониманию дела и вины или невиновности Сократа. Когда бюллетени были подсчитаны, 280 присяжных проголосовали за то, чтобы признать Сократа виновным, 220 присяжных за оправдательный приговор.

Фаза наказания в судебном процессе

После осуждения Сократа относительно равным голосованием процесс вступил в фазу наказания. Каждой стороне, обвинителям и подсудимым, была предоставлена ​​возможность предложить наказание. Выслушав аргументы, присяжные выбирали, какое из двух предложенных наказаний принять.

Обвинители Сократа предложили смертную казнь. Предлагая смертную казнь, обвинители вполне могли ожидать возражения предложением о ссылке — наказании, которое, вероятно, удовлетворило бы и их, и присяжных. Вместо этого Сократ дерзко предлагает присяжным наградить его, а не наказать. Согласно Платону, Сократ просит у присяжных бесплатную еду в Пританеуме, общественной столовой в центре Афин. Сократ, должно быть, знал, что предложенное им «наказание» приведет присяжных в ярость. И. Ф. Стоун отметил, что «Сократ действует больше как пикадор, пытающийся разозлить быка, чем подсудимый, пытающийся умилостивить присяжных». Зачем же тогда предлагать наказание, которое гарантированно будет отвергнуто? Единственный ответ, заключают Стоун и другие, заключается в том, что Сократ был готов умереть.

Чтобы удовлетворить требование о назначении реального наказания, Сократ неохотно предложил штраф в размере одной мины серебра, что, по словам Ксенофонта, составляет примерно пятую часть его скромного состояния. Платон и другие сторонники Сократа увеличили предложение до тридцати мин, согласившись придумать собственное серебро. Большинство присяжных, вероятно, считали даже более крупный штраф слишком легким наказанием для нераскаявшегося подсудимого.

При финальном голосовании большее число присяжных высказалось за смертную казнь, чем в первой инстанции за обвинительный приговор. По словам Диогена Лаэртского, 360 присяжных проголосовали за смертную казнь, 140 — за штраф. По афинским законам казнь совершалась выпивкой из чашки отравленного болиголова.

В «Апологии Платона » суд завершается тем, что Сократ произносит несколько памятных слов, когда судебные приставы завершают свою необходимую работу. Он говорит толпе, что его осуждение произошло из-за его нежелания «обращаться к вам так, как вы хотели бы, чтобы я поступил». Он предсказывает, что история сочтет его осуждение «постыдным для Афин», хотя он заявляет, что не испытывает неприязни к присяжным, которые его осуждают. Наконец, когда его ведут в тюрьму, Сократ произносит памятную строчку: «Настал час отъезда, и мы идем своей дорогой — я умираю, а ты живешь. Бог.» Вполне вероятно, что этот последний всплеск красноречия исходит от Платона, а не от Сократа. Нет никаких записей, свидетельствующих о том, что афинская практика позволяла подсудимым говорить после вынесения приговора.

Сократ пьет чашку болиголова

Сократ провел свои последние часы в камере афинской тюрьмы. Руины тюрьмы сохранились до наших дней. Болиголов, покончивший с его жизнью, сделал это не быстро и безболезненно, а, скорее, вызвав постепенный паралич центральной нервной системы.

Большинство ученых считают осуждение и казнь Сократа осознанным выбором, сделанным самим знаменитым философом. Если отчеты Платона и Ксенофонта достаточно точны, Сократ стремился не убедить присяжных, а скорее поучать и провоцировать их.

Таким образом, суд над Сократом стал самым интересным самоубийством, которое когда-либо видел мир. Если бы он захотел, Сократ мог бы добиться оправдательного приговора. Близость голосования показывает, что в его приговоре не было ничего неизбежного. Если бы он был менее снисходительным, менее агрессивным, менее высокомерным; если бы он утверждал, что просто пользуется своим основным правом на свободу слова, правом, которым афиняне справедливо гордились, присяжные, возможно, отнеслись бы к нему более восприимчиво. Но Сократ не мог заставить себя полагаться на принцип, который он так часто критиковал.