судьба, кроме своей собственной, вас более не инте

судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Родные вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к ученым врачам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье – совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И все это кончается трагически: тот, кто еще недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг лежащим неподвижно в деревянном ящике, и окружающие, понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в печи. А бывает и еще хуже: только что человек соберется съездить в Кисловодск, – тут иностранец прищурился на Берлиоза, – пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, потому что неизвестно почему вдруг возьмет – поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собою управил так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой? – и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком.

👍Сочинение – «Замысел романа М А Булгакова «Мастер и Маргарита»» Мастер и Маргарита

На уроках литературы мы познакомилась с некоторыми произведениями Михаила Афанасьевича Булгакова. Он (Михаил Булгаков) — человек с удивительной судьбой. Но не менее удивительна судьба и его произведений. Его роман «Мастер и Маргарита» писался в течение долгих двенадцать лет и принес огромную популярность своему создателю.   В нашей стране он издавался с купюрами, но несмотря на это полюбился читателям. Это произведение можно перечитывать не один и не два раза и находить там каждый раз что-то новое, что раньше не замечалось. К роману можно относиться двояко: можно принять его безоговорочно, а можно и не принять совсем. Все зависит от читателя. Но как бы там ни было, чтобы понять роман, нужно отказаться от всех стереотипных мыслей, иначе он будет восприниматься как простая фантастика, пересыпанная изрядной долей юмора. Замысел «Мастера и Маргариты», книги на тему взаимоотношений таланта и современности, родился у Булгакова в 1928 г. Писатель создал несколько вариантов романа. Последний, канонический, был написан в 1937—1940 гг. Работа остановилась примерно за месяц до смерти писателя. Полное издание этого произведения появилось в СССР в 1973 г. В книге каждая деталь насыщена содержанием, связанным с концепцией романа в целом, но постигаемым лишь после упорных размышлений над её значением. Эпиграф к роману взят из трагедии И.   Гете «Фауст»:
...Так кто ж ты, наконец? — Я— часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.
Да и само название невольно возвращает нас к Фаусту и его возлюбпенной Маргарите.

Структура произведения сама по себе необычна. Внутрь самого романа вплетен другой роман, роман Мастера о Понтии Пилате. Но дело не только в этом, с главным героем, Мастером, мы знакомимся только в тринадцатой главе произведения. А с Маргаритой — во второй части романа.

Мастер— автор романа о Понтии Пилате, и это вновь проводит параллель с «Фаустом». Многое в романе Булгакова связано со знаменитым произведением Гете. Даже извечные вопросы, который Булгаков пытается по-своему решить в романе, восходят к «Фаусту». А спор Мефистофеля и Фауста о вечном разве не находит отражения в споре между Берлиозом и Воландом о существовании Иисуса и том, что ничего не происходит случайно?

«Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.
   
«Какая-то нелепая постановка вопроса...» — помыслил Берлиоз и возразил:
—		Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собой разумеется/что, если на Бронной мне свалится на голову кирпич...


 



—		Кирпич ни с того ни с сего, — внушительно перебил неизвестный, — никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в коем случае не угрожает. Вы умрете другой смертью».
Или: .
«Имейте в виду, что Иисус существовал.
—		Видите ли, профессор, — принужденно улыбнувшись, отозвался Берлиоз, — мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.
—		А не надо никаких точек зрения! ответил странный профессор, — просто он существовал, и больше ничего».

Особого внимания требуют главы о Пилате и Иешуа. То, о чём в них рассказывается, обсуждается уже с первых страниц повествования — в том самом месте, где Берлиоз «повёл речь» об Иисусе Христе, ссылаясь при этом на несколько древних источников, включая Иосифа Флавия — иудейского историка.    Евангельское повествование об осуждении и казни бродячего философа Иешуа Га-Ноцри — это исторический архетип, многовековая эволюция которого привела к образу Мастера, доведённого до безумия, но воспринимающего своё пребывание в психиатрической клинике почти с такой же покорностью, что и Иешуа, говорящий, что никого «не винит за то, что у него отняли жизнь». Персонажи романа о Понтии Пилате решают судьбу своего автора, который, создав литературное произведение, не способен бороться за то, чтобы опубликовать его, донести до людей. В Мастере правит стихия абсурда, карнавала. 

Булгаков создаёт гротескный фантастический мир, продолжая тему .«московской трилогии» и развивая свой миф о Москве. Едва ли не самой загадочной фигурой романа является Воланд.Этот образ прежде всего ассоциируется с сатаной. Но это было бы слишком просто, чтобы понять замысел писателя. Булгаков, создавая свой роман, опирался на многие мировые литературные нации, историю, Библию и даже мистическую литературу о злых духах.   Возможно, что в тех источников, которые он исследовал, ему удалось найти что-то такое в образе сатаны, что приводит нас в замешательство в романе. Ведь Воланд является исполнителем воли Иешуа. А это по меньшей мере странно, чтобы не делать поспешных выводов, обратимся к Ветхому Завету, кстати, наиболее точному источнику, чем Евангелия и Новый Завет. В Ветхом Завете сатана представлен не как противоборствующая сила, а как вершитель небесного правосудия. Именно такой функцией и наделил Булгаков своей Воланда. Тем не менее, содержание образа Воланда довольно сложно. Олицетворяет ли он дух зла, как сказал о нём Левий Матвей? А может, он повелитель того ведомства, которое стоит на страже правосудия? И причиняет зло только в качестве возмездия? Вплоть до смертной казни, к которой он при говорил Берпиоза за всё, творившееся в МАССОЛИТЕ, за всё, что привело Мастера в «дом скорби»! Итак, Воланду в романе отведена роль вершителя правосудия, и он вершит судьбы москвичей, наказывая и разоблачая их.
    В главах, посвященных разоблачению, а это значительная часть романа, Бум гаков отразил свое видение ситуации, сложившейся в 20-е гг. в стране. В романе «Мастер и МаргарЦ та» воплотился глубокий духовный путь, проделанный его автором в течение двух с лишним тяжелейший в истории его страны десятилетий.
		
Это великолепное произведение заключает в себе сложные ассоциативные ходы, разгадываний которых помогает глубже понять идейно-эстетические и этические взгляды писателя.









 

Человек смертен, но это было бы ещё полбеды.Плохо то,что он иногда внезапно

Похожие:

Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»

И вот она сперва долго плакала, а потом стала злая. М. А. Булгаков, «Мастер и Маргарита»

– Пошел вон, – сказал ему Воланд – Я еще кофе не пил, – ответил кот, – как же это я уйду? М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

– Пошел вон, – сказал ему Воланд – Я еще кофе не пил, – ответил кот, – как же это я уйду? М.Булгаков «Мастер и Маргарита»

– Пошел вон, – сказал ему Воланд. – Я еще кофе не пил, – ответил кот, – как же это я уйду? М.Булгаков «Мастер и Маргарита»

– Пошел вон, – сказал ему Воланд – Я еще кофе не пил, – ответил кот, – как же это я уйду? М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

ㅤㅤㅤㅤㅤㅤ* * * – Пошел вон, – сказал ему Воланд – Я еще кофе не пил, – ответил кот, – как же это я уйду? М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

И вот она сперва долго плакала, а потом стала злая. М. Булгаков «Мастер и Маргарита».

И вообще не бывает так, чтобы все стало, как было. М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

И вообще не бывает так, чтобы все стало, как было. М.Булгаков «Мастер и Маргарита»

И вообще не бывает так, чтобы все стало, как было. Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»

Грусть перед дорогой естественна, даже тогда, когда человек знает, что в конце его ждёт счастье. Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»

Быть в пасти льва — это еще полбеды. Разделять его вкусы — вот что ужасно. Станислав Ежи Лец

Быть в пасти льва — это еще полбеды. Разделять его вкусы — вот что ужасно. Станислав Ежи Лец

Зачем же гнаться по следам того, что уже окончено? М.А.Булгаков «Мастер и Маргарита»

Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»

Зачем же гнаться по следам того, что уже окончено. М.Булгаков «Мастер и Маргарита»

…зачем же гнаться по следам того, что уже окончено? Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»

Поймите, что язык может скрыть истину, а глаза — никогда! М.Булгаков «Мастер и Маргарита»

Поймите, что язык может скрыть истину, а глаза — никогда! М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»

Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»

Будьте осторожны со своими желаниями — они имеют свойство сбываться. Булгаков, «Мастер и Маргарита»

Злых людей нет на свете, есть только люди несчастливые. М. Булгаков. Мастер и Маргарита

Что-то случится непременно, потому что не бывает так, чтобы что-нибудь тянулось вечно. М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Что-то случится непременно, потому что не бывает так, чтобы что-нибудь тянулось вечно. М.Булгаков «Мастер и Маргарита»

И меня поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах! М. А. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»

Трусость — самый тяжкий порок. М. А. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Мастер и Маргарита цитаты, афоризмы, фразы

Мастер и Маргарита цитаты, афоризмы, фразы

…Вздор! Лет через триста это пройдет.

…никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут!

…но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле? — Сам человек и управляет

…он не был многословен на этот раз. Единственное, что он сказал, это, что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость. 

…что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени?

В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.  

В нашей стране атеизм никого не удивляет

Ведь вы мыслите, как же вы можете быть мертвы.

Вино какой страны Вы предпочитаете в это время дня?

Всё будет правильно — на этом построен мир

Все смешалось в доме Облонских, как справедливо выразился знаменитый писатель Лев Толстой.

Всякая власть есть насилие над людьми. 

Вторая свежесть — вот что вздор! Свежесть бывает только одна — первая, она же и последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая!

Вы судите по костюму? Никогда не делайте этого. Вы можете ошибиться, и притом, весьма крупно.

Глаза значительная вещь. Вроде барометра. Все видно у кого великая сушь в душе, кто ни за что, ни про что может ткнуть носком сапога в ребра, а кто сам всякого боится.

Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!

Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!

Домработницы всё знают — это ошибка думать, что они слепые. 

Зачем же гнаться по следам того, что уже окончено?

Злых людей нет на свете, есть только люди несчастливые.

Интереснее всего в этом вранье то, что оно — вранье от первого до последнего слова.

История рассудит нас. 

Каждому воздастся по его вере.

Кирпич ни с того ни с сего никому и никогда на голову не свалится. 

Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! так поражает молния, так поражает финский нож!

Люди, как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или золота. Ну, легкомысленны… ну, что ж… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их…

Маэстро! Урежьте марш!

Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда, но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются…

Не постигаю! Сидели мирно, совершенно тихо, закусывали…

Не шалю, никого не трогаю, починяю примус, и еще считаю долгом предупредить, что кот древнее и неприкосновенное животное. 

Нет документа, нет и человека.

Нет, погодите… Я знаю, на что иду. Но иду на все из-за него, потому что ни на что в мире больше надежды у меня нет. Но я хочу вам сказать, что, если вы меня погубите, вам будет стыдно! Да, стыдно! Я погибаю из-за любви!

Никогда и ничего не бойтесь. Это неразумно

Никогда и ничего не просите Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут!

Ну что ж, тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит.

Он не заслужил света, он заслужил покой

Она несла желтые цветы! Нехороший цвет.

Поздравляю вас, гражданин, соврамши!

Помилуйте… разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!

Пошёл вон. Я ещё кофе не пил, как же это я уйду? 

Правду говорить легко и приятно. 

Праздничную полночь иногда приятно и задержать.

Приятно слышать, что вы так вежливо обращаетесь с котом. Котам обычно почему-то говорят «ты», хотя ни один кот никогда ни с кем не пил брудершафта. 

Рукописи не горят.  

Самый страшный гнев — гнев бессилия

Свежесть бывает только одна — первая, она же и последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая!

Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит

Упросите их, чтобы меня ведьмой оставили!.. Ни за инженера, ни за техника не пойду! 

Факт — самая упрямая в мире вещь.

Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла?

Это был ни с чем по прелести не сравнимый запах только что отпечатанных денег.

Я — историк. Сегодня вечером на Патриарших будет интересная история!

Я буду молчаливой галлюцинацией.

Я ещё кофе не пил, как же это я уйду? 

Я люблю сидеть низко — с низкого не так опасно падать

Я чувствую, как кто-то отпускает меня на свободу

Язык может скрывать истину, а глаза никогда. Встревоженная вопросом истина со дна души на мгновение прыгает в глаза, и она замечена, а вы пойманы

Булгаков — XIX-XX века — Великие мысли

Михаил Афанасьевич Булгаков (1891—1940) — русский писатель. В своем «последнем закатном» романе «Мастер и Маргарита» через блистательную фантастику дал поучительную картину сложнейшей механики текущей жизни, вечной борьбы в ней сил созидания и разложения.

Рукописи не горят.

Писатель всегда будет в оппозиции к политике, пока сама политика будет в оппозиции к культуре.

Успевает всюду тот, кто никуда не торопится.

Наука еще не знает способов обращать зверей в людей.

Человек смертен, и это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!

Умные люди на то и умны, чтобы разбираться в запутанных вещах.

Если я, вместо того, чтобы оперировать каждый день,начну танцевать и петь хором, у меня настанет разруха. Если я, входя в уборную,начну, извините за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать другие, в уборной начнется разруха. Разруха в головах. И когда эти баритоны кричат ‘бей разруху’-я смеюсь. Это означает,что каждый из них должен лупить себя по затылку.И вот,когда он вылупит из себя всякие галлюцинации и займется чисткой сараев-прямым своим делом,-разруха исчезнет само собой. Двум богам служить нельзя. Невозможно в одно время подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то оборванцев. Это никому не удается,тем более-людям,которые, вообще отстав в развитии от европейцев лет на 200, до сих пор еще не совсем уверенно застегивают свои собственные штаны.

Вторая свежесть — вот что вздор! Свежесть бывает только одна — первая, она же и последняя.

Что–то недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжело больны, или втайне ненавидят окружающих. Правда, возможны исключения.

Котам обычно почему–то говорят «ты», хотя ни один кот никогда ни с кем не пил брудершафта.

Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит.

Сказал как отрезал:

• Не в своей тарелке

  Быть не таким, как всегда, чувствовать себя неловко и, вообще, быть не в своей тарелке. Фраза эта явилась из французского языка, где она выглядит следующим образом: “Ne pas etre dans son assiette” и дословно переводится на русский язык как: “Быть в неустойчивом состоянии”. Смысловой перевод: “Быть не в духе, не в настроении”. Одно беда, французское…

Михаил Булгаков. 80 лет со дня смерти: galchi — LiveJournal

.
Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут!
.
Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит.
.
Счастье как здоровье: когда оно налицо, его не замечаешь.
.
Вторая свежесть — вот что вздор! Свежесть бывает только одна — первая, она же и последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая!
.
Успевает всюду тот, кто никуда не торопится.
.
Только через страдание приходит истина… Это верно, будьте покойны! Но за знание истины ни денег не платят, ни пайка не дают. Печально, но факт.
.
На свете существует только две силы: доллары и литература.
.
Злых людей нет на свете, есть только люди несчастливые.
.
Писатель всегда будет в оппозиции к политике, пока сама политика будет в оппозиции к культуре.
.
Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!
.
Рукописи не горят.
.
Вы судите по костюму? Никогда не делайте этого. Вы можете ошибиться и притом весьма крупно.
— Достоевский умер.
— Протестую, Достоевский бессмертен!
.
Сами знаете, человеку без документов строго воспрещается существовать.
.
Звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле.
.
На преступление не идите никогда, против кого бы оно ни было направлено. Доживите до старости с чистыми руками.
.
Факт — самая упрямая в мире вещь.
.
Революционная езда: час едешь — два стоишь.
.
На Руси возможно только одно: вера православная, власть самодержавная!
.
Поймите, что язык может скрыть истину, а глаза — никогда!
.
Достаточно погнать человека под выстрелами, и он превращается в мудрого волка; на смену очень слабому и в действительно трудных случаях ненужному уму вырастает мудрый звериный инстинкт.
.
Может быть, деньги мешают быть симпатичным. Вот здесь, например, ни у кого нет денег и все симпатичные.
.
Недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих.

Михаил  Булгаков

Да, человек смертен, плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!

Меня тут весьма давно не было. Желания писать иногда появлялось, но оно было мимолетно, хотя были некоторые темы, на которые я желала писать. К примеру сериал «Сверхъестественное». Я его посмотрела достаточно давно уже весь, еще в начале лета, он поразил меня до глубины души, очень интересный сериал, безумно.
Или же вот, недавно прочитала прекрасное произведение Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита». Это тоже нечто невероятное. Давно тоже хотела прочитать эту книгу, но на второй главе о Понтии Пилате запиналась и переставала читать, ибо было скучно читать про те времена. Но вот недавно пересилила себя и прочитала. Было безумно интересно. Булгаков мастер слова. Этот роман меня очень воодушевил, очень интересный. И ведь не каждый писатель в эпоху писателей и поэтов безбожников, станет писать о Иисусе Христе. Очень многое он показала в своем романе. Но самое интересное это конечно все что связано с Воландом. Невероятно интересный персонаж, ну и его свита ему не уступает. После прочтения я конечно же посмотрела сериал, который в свое время, как только он вышел, смотрели все. И расхваливали. На самом деле есть за что хватить, конечно есть свои недочеты, но для российского сериала он очень даже не плох. Но так как произведение тяжелое в понимании, перечитываю сейчас его второй раз. Ну и думаю прочитать «Фауста», до которого никак не дойду, ибо не люблю в стихах читать, но ведь многое для «Мастера и Маргариты» Булгаков брал именно из «Фауста». В общем невероятное произведение. Давно еще я читала «Собачье сердце», тоже очень интересное произведение. Так что думаю почитать потом еще некоторые произведения Булгакова. А так же стоит съездить в Нехорошую квартиру № 50.
Но, то о чем я хочу размышлять сегодня, не связано ни с сериалами, ни с книгами. Я хочу поговорить о смерти. Несомненно все бояться смерти. Почему? Да потому что никто не знает что там. Кто то боится судного дня, кто то боится ада, кто то боится после смерти так и остаться на земле призраком, кто то считает что там, после жизни, просто небытие, как Берлиоз, получивший по своей вере. Я, как и все, не могу знать что там, но все же не думаю что там есть ад и рай в представлении людей. То есть ад это не огненное жерло под землей, а рай не облачка. Слишком это для меня примитивно. По моему мнению перед жизнью человек ставит себе определенные задачи которые он должен по жизни выполнить. И условия жизни даются ему такие, на которые он «заработал» в прошлой жизни. Но с момента рождения он естественно уже не помнит свои предназначения по жизни. И смотря на свою жизнь, на то что его не устраивает он должен делать выводы. Должен меняться, если он это не делает, а сетует на судьбу, Бога, случай или еще что то, по попадая обратно, после смерти, он осознает что делал все не так как надо было, и попадает в условия еще более плохие чем были. Но, если же человек какие либо задачи по жизни решает, то он попадает в более лучшие условия и получает уже задачу посерьезнее. И так постепенно душа поднимается или опускается в своем развитии пока не дойдет до того что ему уже не нужно приходить на Землю для развития души. Так же я считаю что есть жизнь не только на нашей планете, просто на других планетах мы жизни не видим, и может уже туда попадает человек одухотворенный, в наиболее лучшую жизнь. В общем это сложно пока даже для моего понимания, но моя логика в этом вопросе примерно такая. Да даже если это все не так, если у человека в жизни все плохо, не стоит сетовать на судьбу, надо над собой работать. Что бы улучшить свою жизнь. Что бы не было столь тягостно жизнь на Земле. Нужно учиться любить себя( многие конечно и так скажут, ох да я себя обожаю, но не в этом смысл, смысл в то, что надо любить себя в любой ситуации, и не только за красоту внешнюю, но и за все аспекты самого себя, включающие и духовный уровень, и умственный), научиться прощать, что весьма сложно, научиться любить другого человека, научиться принимать себя каким бы ты не был( ведь может в этом твоя основная задача в этой жизни) и многое другое. У всех конечно свои задачи по жизни, но вот насчет любить себя практически у всех. Некоторые любят себя эгоистично, а это не любовь в моем понимании. Нужно быть в гармонии с собой. Не делать акцент на недостатках, а наоборот выделять достоинства, и любят себя за то, какой ты неповторимый человек, ведь такого второго больше нет.
А теперь хочу поговорить на другую тему, опять же связанную со смертью. Умирает человек, где его душа мы не знаем, но все грустят, плачут, и сетуют » за что, такой хороший, добрый человек погиб?». В этом опять таки проявляется эгоизм. Мало кто думает о том, что человеку скорее всего хорошо в ином мире, даже если и не хорошо, что вряд ли, то он был бы не рад тому что его знакомые льют слезы, портят нервы и прочее. А ведь в этом проявляется не печаль за умершего человека, а то, что эти люди больше не смогут с ним общаться. То есть они грустят из-за себя, что у них больше нет друга, любимого, подруги или неважно кого еще. Они жалеют себя, потому что им больше не дано общаться с их близким человеком. То что ему скорее всего сейчас хорошо никого не волнует. Их волнует их жизнь, без этого человека. Им плохо, тоскливо, не за него, а за себя, что они остались без кого то родного. Даже в этом проявляется невероятный эгоизм. Ведь больше они этого человека не увидят, не пообщаются. Люди по своей сути эгоисты, и я не говорю сейчас, что при смерти кого нибудь из моих родных*тьфу, тьфу, тьфу* я буду пускать фейерверки и радоваться. Я буду вести себя точно так же, горевать, но по сути это не правильно. Не помню точно в какой стране, по моему в Индии устраивают праздники на похоронах, и пепел развевают на берегу реки, по моему отличная идея. В том плане, что они этим отпускают человека в лучший мир. И кто знает, может в скором времени он к ним вернется в новом обличье.
И никогда, никогда, по моему мнению человек не умирает из-за несчастных случаев. Всегда это происходит по причине. даже самые нелепые смерти, это все не просто так. Тут два варианта, либо человек сам желал умереть, ибо ему было тошно жить на Земле, либо пришло его время, он выполнил все что мог, или наоборот деградировал до такого,то пришло время умирать.
Сложно понять что такое смерть, сложно понять что после нее, но если это случилось, значит так должно было быть. И сколько ее не изучай и не думай что там да как, точно ты это поймешь, только когда старуха с косой придет к тебе самому.

Почсле прочтения «Матрера и Маргариты», я задумалась о существовнии Дьявола. Уж не знаю есть ли он, но определенно он живет в каждом из нас, как и Бог. А кто на чью сторону перейдет, только человеку решать. Точнее даже не Дьявол, а просто тьма, и не Бог, а свет. Это есть в  нас, и нужно просто уметь расставить приоритеты.

Михаил Булгаков: Мастер и Маргарита, перевод Финна Сиверта Нильсена

НИКОГДА НЕ ГОВОРИТЕ С незнакомцами

Однажды знойным весенним вечером на Патриарших прудах в Москве появились двое джентльменов. На первом был серый летний костюм, он был невысокого роста, упитанный, лысый, а в руке он держал свою респектабельную шляпу-федору. На его чисто выбритом лице он нашел место для пары огромных черных очков в роговой оправе. У второго — мускулистого молодого человека — были рыжие волосы и клетчатая кепка, сдвинутая со лба, на нем была ковбойская рубашка, мятые белые брюки и черные туфли.

Первым был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, председатель правления одного из крупнейших московских литературных объединений — сокращенно МАССОЛИТ — и редактор обширного литературного журнала. Его юным другом был поэт Иван Николаевич Понырев, известный под псевдонимом Бездомный — «Бездомный».

Достигнув тенистого места под молодыми листьями группы лип, оба писателя направились прямо к яркой маленькой будке с надписью: «Пиво и безалкогольные напитки».

Но здесь нельзя не отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не было видно ни одной живой души — ни у самой будки, ни на обсаженной деревьями аллее по Малой Бронной улице. Весь день солнце опалило город, пока наконец он не ушел, чтобы дуться где-то в сухой дымке за Садовым кольцом. Можно было подумать, что людям захочется подышать свежим воздухом, но никто не приходил гулять в тени под липами или сидеть на скамейках. Парк был пуст.

— Я возьму нарзан, — сказал Берлиоз.

— У нас закончился Нарзан, — ответила женщина в будке, которую как-то обидела его просьба.

— Как насчет пива? — хрипло осведомился поэт.

— Сегодня вечером привозят пиво, — ответила женщина.

— Так что у тебя? — спросил Берлиоз.

— Абрикосовый сок. Но это тепло, — сказала женщина.

— Давай, давай! …

Абрикосовый сок выделял густую желтоватую пену и создавал в воздухе запах парикмахерской.Два покровителя литературы проглотили жидкость, тут же икнули, заплатили продавщице и ушли, чтобы сесть на скамейку лицом к пруду, спиной к Бронной.

И тут произошла вторая странность, коснувшаяся только Берлиоза. Его икота прекратилась, его сердце внезапно подпрыгнуло, на мгновение выпало вне досягаемости, а затем вернулось с пульсирующей в нем тупой иглой. Берлиоза парализовал страх. Бояться было нечего, но все, чего он хотел, — это встать и броситься прочь от Патриарших прудов так быстро, как могли его нести ноги. Берлиоз мучительно огляделся, но не понимал, что с ним происходит. Его лицо побледнело. Он вытер лоб платком и подумал про себя: «Что происходит? Это никогда … мое сердце не шутит со мной … Я слишком много работал. Может, мне стоит позволить дьяволу забрать все это. и сесть на первый поезд до Кисловодска … »

В этот момент пылающий воздух сгустился перед ним, и из него вылез прозрачное существо с удивительной внешностью.Крошечная голова в жокейской фуражке, короткошерстная, клетчатая воздушная куртка … Человек был около семи футов ростом, узкогрудый, неестественно худой и, поверьте мне, выглядел совершенно бессовестным мошенником.

Жизнь оставила Берлиоза совершенно неподготовленным к необычным событиям подобного рода. Он побледнел еще больше, широко открыл глаза и услышал отчаянную болтовню своего разума: «Это нереально! …»

Но, увы, это было именно то, что было, и высокий прозрачный человек продолжал мягко покачиваться перед ним не только в одну, но и в другую сторону, даже не имея обычной приличия, чтобы держаться на ногах. земля.

Берлиоз к этому времени достиг такого пика ужаса, что закрыл глаза. Когда он снова их открыл, все было кончено, мираж испарился, человека в шашках не было, и в тот же момент он почувствовал, как тупая игла выскользнула из его сердца.

— Дьявол! — воскликнул редактор, — вы знаете, Иван, у меня сейчас чуть не случился инфаркт от этой жары! У меня даже была какая-то галлюцинация, — он попытался улыбнуться, но глаза его все еще были полны тревоги, а руки дрожали.

Но, успокоившись, обмахиваясь платком, он довольно храбро продолжил: «Ну, как я сказал» — и продолжил речь, прерванную абрикосовым напитком.

Позже выяснилось, что он говорил об Иисусе Христе. Дело в том, что редактор заказал поэту длинное антирелигиозное стихотворение для следующего номера его журнала. Иван Николаевич закончил стихотворение вовремя, но, к сожалению, редактору оно не понравилось. Бездомный изобразил своего главного героя — Иисуса — в самых темных тонах, тем не менее, редактор настаивал на том, что стихотворение придется переделывать с нуля. Теперь редактор читал своего рода лекцию об Иисусе, чтобы объяснить фундаментальную ошибку поэта. Трудно сказать, что именно сбило Ивана Николаевича с неверного пути — явная живучесть его описательного таланта или его полное незнание предмета, который он предлагал описать, — но каким-то образом его Иисус ожил, хотя его личность, это правда, вряд ли был привлекательным. Теперь Берлиоз пытался продемонстрировать, что важно было не то, каким человеком был Иисус, хорошим, плохим или безразличным, а то, что Иисус как личность вообще никогда не существовал в этом мире, и что все рассказы о это были чистые фантазии — не более чем миф.

Мы должны напомнить читателю, что редактор был начитанным человеком и хорошо знал древних историков, о которых он говорил с воодушевлением и непринужденностью, — например, знаменитого Филона Александрийского или блестяще образованного Иосифа Флавия, ни одного из них. Который когда-либо писал хоть слово о существовании Иисуса. С убедительной эрудицией Михаил Александрович сообщил поэту, среди прочего, что отрывок в книге 15, главе 44 знаменитых «Летописей» Тацита, повествующий о казни Иисуса, на самом деле не что иное, как последнее. день подделки.

Поэт, не ведавший всего, что ему рассказывал Михаил Андреевич, сосредоточил свои настороженные зеленые глаза на редакторе и внимательно слушал, лишь изредка икал, а затем шепотом ругался абрикосовый сок.

— Так во всех восточных религиях, — сказал Берлиоз, — есть девственная мать, которая рожает Бога — это совершенно нормально. Христиане не могли придумать ничего лучшего, поэтому они представляли своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было.Видите ли, это то, что вы должны донести до читателя …

По мере того, как его легкий тенор распространился по парку, а Михаил Александрович все глубже проникал в пустыню, куда могут войти только самые образованные люди, не рискуя своей шеей, поэт узнавал все больше интересных и полезных фактов о египетском Осирисе — боге. благословения и сын Неба и Земли, Фаммуз — бог финикийцев, Мардук, и даже менее известный ужасный бог Вицлипутсли, который когда-то высоко ценился мексиканскими ацтеками.

Как раз тогда, когда Михаил Александрович рассказывал поэту, как ацтеки склеивали фигурки из теста с изображением бога Вицлипутсли, в парке появился первый человек.

Впоследствии, когда, откровенно говоря, было слишком поздно, различные учреждения сравнили свои отчеты с описанием этого человека. Различия между ними не могут не удивлять. Так, первая утверждает, что мужчина был невысокого роста, имел золотые зубы и хромал на правую ногу. По второму он был гигантом с платиновыми пломбами и хромал на левую ногу.Третий лаконично подтверждает, что у мужчины вообще не было отличительных черт.

Следует признать, что все эти отчеты бесполезны.

Во-первых, субъект не хромал ни на одну ногу, не был ни гигантским, ни низким, а просто высоким. Что касается его зубов, то они были золотыми с левой стороны, платиновыми с правой. Он был одет в дорогой серый костюм и туфли иностранного производства в тон, серую кепку, озорно надвинутую на ухо, и держал в руке трость с головой черного пуделя.Судя по его внешности, ему могло быть чуть больше сорока. Рот слегка искривлен. Чистое бритье. Волосы темные. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Черные брови, одна выше другой. Короче — иностранец.

Миновав скамейку с редактором и поэтом, иностранец наклонился к ним, остановился и резко сел на соседнюю скамейку, в двух шагах от них.

«Немец», — подумал Берлиоз.

«Англичанин, — подумал Бездомный, — ему, должно быть, жарко в этих перчатках».

Иностранец медленно обвел взглядом площадь, образованную высокими зданиями, окружающими пруд. Было очевидно, что он впервые увидел это место, и это его очаровало.

Его глаза остановились на уровне окон верхнего этажа, из которых разбитое солнце отражалось в них в последний раз, прежде чем навсегда уйти от Михаила Александровича. Затем он посмотрел дальше вниз, где стекла уже темнели с наступлением вечера.Что-то вызвало отчужденную улыбку. Он зажмурился, скрестил руки на головке трости и уперся в них подбородком.

— Видишь ли, Иван, — сказал Берлиоз, — ты сделал отличную сатиру, скажем так, на рождение Иисуса, Сына Божьего, но дело в том, что до Иисуса был целый список Сынов Божьих. как фригийский Аттис, никто из которых никогда не родился и не жил, и с Иисусом это та же история, так что вы просто не должны продолжать описывать его рождение, трех царей и так далее.Вместо этого вы должны описать абсурдные слухи о его рождении … Иначе ваша история создаст впечатление, что он действительно родился! …

Бездомный попытался остановить мучившую его икоту, задержав дыхание, но в результате икота стала еще громче и болезненнее. На этом Берлиоз прервал свое выступление, потому что иностранец вдруг встал и подошел к двум авторам.

Они посмотрели на него с удивлением.

— Простите, пожалуйста, — сказал мужчина с иностранным акцентом, но вполне понятно, — что я, не будучи знакомым, позволяю себе… но тема вашего ученого разговора была настолько интригующей, что …

Он вежливо снял кепку, и друзьям ничего не оставалось, как встать со своих мест и поприветствовать его.

«Нет, наверное, он француз …» — подумал Берлиоз.

«Польский? ..» — подумал Бездомный.

Надо добавить, что первые слова иностранца произвели на поэта совсем неприятное впечатление, а Берлиозу он скорее понравился, или не совсем понравился … ну, как бы это сказать… нашел его интересным или что-то в этом роде.

— Вы позволите мне сесть с вами? — вежливо спросил иностранец, и как-то машинально спутники разошлись; иностранец быстро сел между ними и прямо вступил в их разговор.

— Вы были, если не ошибаюсь, просто говорили, что Иисуса никогда не существовало? — спросил иностранец, сосредоточив свой левый, зеленый глаз на Берлиозе.

— Совершенно верно, — приятно ответил Берлиоз, — я именно это и имел в виду.

— Ой, как интересно! — воскликнул иностранец.

«Какого дьявола он хочет?» — подумал Бездомный и нахмурил брови.

— А с собеседником вы согласились? — осведомился незнакомец, повернувшись направо к Бездомному.

— До упора! — подтвердил поэт, любивший вычурные обороты речи.

— Удивительный! — воскликнул их незваный партнер, украдкой оглядываясь по сторонам и по какой-то причине понизив голос: — Простите за вторжение, но правильно ли я предполагаю, что вы, помимо всего прочего, не верите в Бога? — Он широко раскрыл глаза от страха и добавил: — Обещаю никому не рассказывать.

— Совершенно верно, мы не верим в Бога, — ответил Берлиоз, слабо улыбаясь страху туриста, — но об этом можно говорить совершенно открыто.

Иностранец откинулся на скамейке и спросил голосом, настолько полным любопытства, что чуть не пискнул:

— Вы атеисты ?!

— Да, мы атеисты, — с улыбкой ответил Берлиоз, а Бездомный сердито подумал про себя: «Теперь мы застряли с иностранным гусем!»

— Ах, как прекрасно! — воскликнул необыкновенный иностранец и покачал головой, переводя взгляд с одного автора на другого.

— В нашей стране атеизм никого не удивляет, — дипломатично объяснил Берлиоз, — подавляющее большинство населения давно сознательно перестало верить сказкам о Боге.

При этом иностранец проделал настоящий трюк: он поднялся на ноги, схватил изумленного редактора за руку и провозгласил:

— Разрешите выразить сердечную благодарность!

— За что вы его благодарите? — осведомился Бездомный, глаза его удивленно дернулись.

— За очень важную информацию, которая для меня, как путешественника, имеет наибольшую ценность, — объяснил эксцентричный иностранец, неоднозначно махнув пальцем.

Честно говоря, эта важная информация произвела на иностранца глубокое впечатление, потому что он снова со страхом оглядел дома, как будто ожидал, что атеист выскочит из каждого окна.

«Нет, он не англичанин …» — подумал Берлиоз, и Бездомный подумал: «Где он научился так говорить по-русски — вот интересный вопрос!» — и снова нахмурил брови.

— Но позвольте мне спросить, — возобновил их иностранный гость после беспокойной паузы, — а как же доказательства существования Бога, которых, как вы знаете, не менее пяти.

— Мне жаль! — с сожалением ответил Берлиоз, — все доказательства ничего не стоят, и человечество давно выбросило их на помойку. Ведь вы согласны, не так ли, что в рациональном мире не может быть достоверных доказательств существования Бога.

— Браво! — воскликнул иностранец, — браво! Вы полностью поддерживаете взгляды беспокойного старого Эммануила по этому поводу.Но вот любопытный факт: отшлифуя все пять доказательств, он продолжал, как бы насмехаясь над собственными усилиями, строить свое собственное доказательство в качестве шестого.

— Доказательство Канта, — снисходительно улыбаясь, возразил ученый редактор, — тоже вряд ли убедительно. Шиллер был совершенно прав в том, что размышления Канта не могут удовлетворить никого, кроме раба, и Штраус просто посмеялся над его доказательством.

Говоря это, Берлиоз все думал про себя: «Все это красиво и модно, но кто он вообще такой? И почему он так хорошо говорит по-русски?»

— Кто-то должен послать этого Канта на Соловк охладиться несколько лет за такое доказательство! — неожиданно выпалил Иван Николаевич.

— Иван! — прошептал Берлиоз, краснея.

Но иностранца не только поразило предложение отправить Канта на Соловк, он был полон энтузиазма.

— Да, да, — крикнул он, и его левый зеленый глаз блеснул на Берлиоза, — это ему место! Вот что я сказал ему тогда за завтраком: «Профессор, делайте, как хотите, но то, что вы придумали, — беспорядок! Это может быть умно, но это чертовски сложно. Люди будут смеяться над ты».

Берлиоз широко открыл глаза. «За завтраком … Канту? … Что он лепечет?» — он подумал.

— Но, — продолжал иностранец, не смущенный удивлением Берлиоза и обратив внимание на поэта, — отправить его на Соловк сейчас совершенно невозможно, так как его уже более ста лет не доставили в пункты гораздо дальше Соловка. И забрать его оттуда, уверяю вас, не может быть и речи.

— Какая досада! — ответил провокационный поэт.

— Да не правда ли! — согласился незнакомец, сверкнув глазами, и продолжил: — Но меня беспокоит другой вопрос: если нет Бога, мы должны спросить себя, кто руководит жизнью человечества и всем порядком существования на земле.

— Человек сам руководит им, — поспешно огрызнулся Бездомный на этот, надо признать, довольно расплывчатый вопрос.

— Простите меня, — мягко ответил незнакомец, — но для того, чтобы руководить, нужно так или иначе иметь точный план на более или менее приличный промежуток времени.Скажите, пожалуйста, как человек вообще может что-либо направлять, если он не только не может составить план на совершенно незначительный период, скажем, в тысячу лет, но и не может даже уследить за тем, что будет с ним завтра? Хорошо, — обратился незнакомец к Берлиозу, — допустим, ты, например, начинаешь режиссировать, организуешь себя и других, в общем, чувствуешь это, потом вдруг … хе … хе … легкий случай саркомы … — иностранец сладко улыбнулся, как будто идея легкой саркомы заставила его подумать о чем-то хорошем, действительно, о саркоме, — он повторял резонирующие слоги с закрытыми глазами, как кошка , — твое руководство окончено! Единственная судьба, которая вас сейчас интересует, — это ваша собственная. Ваша семья начинает вам лгать; чувствуя, что что-то не так, ты тащишься сначала к ученым докторам, потом к шарлатанам, может быть, даже к старым женам в конце концов. Вы все время прекрасно знаете, что первое так же бессмысленно, как второе или третье. История заканчивается трагически: совсем недавно вы подумали, что что-то режиссируете, а теперь вдруг лежите неподвижно в деревянной шкатулке, а окружающая публика быстро понимает, что из этого ничего толкового нет. лежащий там человек поджигает его в духовке.Но случаются и похуже: кто-то решает ехать в Кисловодск, — иностранец еле подмигнул Берлиозу, — это не проблема, можно сказать, но и это ему не по силам, потому что вдруг, без видимой причины, троллейбус заносит и сбивает его! Только не говорите мне, что он сам руководил этим? Не было бы разумнее подозревать, что им руководил кто-то другой? — странно засмеялся незнакомец.

Берлиоз внимательно следил за неприятной историей о саркоме и тележке, и тревожные мысли начали его беспокоить. «Он не иностранец! Он не иностранец! — сказал он себе, — он очень необычный персонаж … но кто он вообще?

— Вы хотите сигарету, понятно? — вдруг заметил незнакомец Бездомному, — какой бренд вы предпочитаете?

— Вы имеете в виду, что у вас их несколько? — мрачно спросил поэт. Он сбежал.

— Какой ты предпочитаешь? — повторил незнакомец.

— Ну что ж, Наша Марка, — сердито выпалил Бездомный.

Незнакомец вытащил из кармана портсигар и протянул Бездомному:

— Наша Марка.

Редактора и поэта удивило не столько то, что в футляре была «Наша Марка», сколько сам портсигар. Он был очень громоздким, сделан из чистого золота, и когда вы открываете крышку, он вспыхивал бело-голубым огнем треугольника из бриллиантов.

Два господина литератора отреагировали на это по-разному. Берлиоз: «Нет, он не иностранец, Бездомный:« Черт возьми, а?

Поэт и владелец портсигара засветились, а Берлиоз, который не был курильщиком, отказался.

«Придется ему вот так ответить, — подумал про себя Берлиоз, — правда, человек смертен, этого никто не отрицает. Однако факт в том, что …

Но прежде чем он успел произнести эти слова, незнакомец продолжил:

— Да, человек смертен, но это уже половина зла. Беда в том, что человек иногда внезапно оказывается смертельным, вот и вся сложность! По сути, он никогда не может сказать, что с ним будет сегодня вечером.

«Какой идиотский способ выразить это… подумал Берлиоз и возразил:

— Конечно, это преувеличение. Я более или менее точно знаю, что будет сегодня вечером. Конечно, если на Бронную мне на голову упадет кирпич …

— О кирпичах не может быть и речи, — резко оборвал его незнакомец, — ни один кирпич никому на голову не упадет. Уверяю вас, ни при каких обстоятельствах это не представляет угрозы. Ты умрешь другой смертью.

— А может быть, знаете какой? — с самой естественной иронией осведомился Берлиоз, явно втянутый в какой-то абсурдный разговор, — а можете мне сказать?

— Конечно, — ответил незнакомец. Он мерил Берлиоза взглядом, как будто шил ему костюм, и пробормотал сквозь зубы что-то вроде: «Раз, два … Меркурий во втором доме … зашла луна … шесть — несчастье. … вечер — семь … — потом он громко и радостно провозгласил: — Тебе голову отрубят!

Бездомный уставился на незнакомца, который явно развлекался, безумно озлобленный и сердитый, а Берлиоз с кривой ухмылкой спросил:

— Кем именно? Враги? Иностранные агрессоры?

— Нет, — ответил его спутник, — русская комсомолка.

— Гм … — пробормотал Берлиоз, чужая шутка его рассердила, — извини, но это маловероятно.

— Мне тоже жаль, — ответил иностранец, — но так оно и есть. Ах да, хотел спросить, чем вы занимаетесь сегодня вечером, если не секрет?

— Почему это должно быть секретом? Через некоторое время поеду домой к себе на Садовую, потом, в десять часов вечера, в МАССОЛИТЕ собрание, которое я буду председательствовать.

— Это совершенно исключено, — твердо возразил иностранец.

— Могу я спросить, почему?

— Потому что, — ответил иностранец, глядя сквозь полузакрытые глаза на небо, на фоне которого молча вырисовывались силуэты черных птиц, предвкушающих вечернюю прохладу, — потому что Аннушка уже купила подсолнечное масло, а не только заплатила за него, она уже вылила. Так что встречи не будет.

При этом, как и следовало ожидать, под липами воцарилась тишина.

— Извините, — сказал после паузы Берлиоз, взглянув на бессмысленно болтающего иностранца, — а зачем подсолнечное масло… а кто такая аннушка?

— Я вам скажу, почему подсолнечное масло, — вдруг сказал Бездомный, явно решившийся объявить войну их неизвестному товарищу, — вы случайно, сэр, не сидели в психушке?

— Иван! … — тихо воскликнул Михаил Александрович.

Но иностранец нисколько не обиделся и весело засмеялся.

— Да, конечно, много раз! — воскликнул он, смеясь, но не сводя немигающих глаз с поэта, — я бывал в самых странных местах! Просто жаль, что я не нашел времени спросить профессора, что такое шизофрения. Так что спросите вы его сами, Иван Николаевич!

— Откуда ты знаешь мое имя?

— Но, Иван Николаевич, вас разве все не знают? — иностранец достал из кармана вчерашнюю «Литературную газету», и тут же на первой полосе Иван Николаевич увидел свой портрет со своими стихами под ним. Поэт, еще вчера восхищенный этим доказательством своей славы и популярности, теперь не обрадовался ни капли.

— Прошу прощения, — сказал он, его лицо потемнело, — не могли бы вы нас на минутку извинить? Я хочу сказать несколько слов своему другу.

— Ну конечно! — воскликнул иностранец, — здесь под липами очень приятно, и, если подумать, я никуда не тороплюсь.

— Послушай, Миша, — прошептал поэт, оттолкнувший Берлиоза в сторону, — он не иностранный турист, а шпион. Это русский эмигрант, который вернулся к нам домой. Требуйте документы, или он ускользнет …

— Ты так думаешь? — нервно спросил Берлиоз и подумал про себя: «Держу пари, он прав!

— Поверьте, — прошептал поэт ему на ухо, — он просто ведет себя глупо, чтобы обмануть нас и ответить на его вопросы. Заметьте, как хорошо у него русский язык, — сказал поэт, искоса глядя на незнакомца, чтобы тот не убежал, — пойдем, задержим его, а то он ускользнет …

Поэт потащил Берлиоза за руку к скамейке.

Незнакомец, уже не сидевший на скамейке, стоял рядом с ней, держа в руках какой-то буклет в темно-сером переплете, толстый конверт из хорошей бумаги и визитку.

— Простите, но в пылу нашего разговора я совершенно забыл представиться.Вот моя карточка, мой паспорт и мое приглашение приехать в Москву на консультации, — торжественно сказал незнакомец, пристально глядя на двух меценатов.

Они были очень ошеломлены. «Черт, он все слышал … — подумал Берлиоз, вежливым жестом дав понять, что просматривать документы нет необходимости. Пока иностранец протягивал их редактору, поэт успел прочесть слово «профессор, напечатанное на карточке иностранными буквами» и первую букву фамилии — «В.

— Очень приятно с вами познакомиться, — растерянно пробормотал редактор, иностранец вернул свои бумаги в карман.

Таким образом восстановились нормальные отношения, все трое вернулись на свои места на скамейке запасных.

— Значит, вас пригласили сюда в качестве консультанта, профессор? — спросил Берлиоз.

— Да, как консультант.

— Ты немец? — осведомился Бездомный.

— Я? … — переспросил профессор, внезапно задумавшись. — Да, наверное, я немец… — он сказал.

— Вы отлично говорите по-русски, — заметил Бездомный.

— Ах да, действительно, я скорее полиглот и знаю очень много языков, — ответил профессор.

— А по какой специальности? — осведомился Берлиоз.

— Я специализируюсь на черной магии.

«Будь я проклят! .. — эхом отозвался в голове у Михаила Александровича.

— И … вас пригласили сюда по специальности? — пробормотал он.

— Вот почему они и пригласили меня, — повторил профессор и объяснил: — Здесь, в государственной библиотеке, они обнаружили подлинные рукописи X века некроманта Герберта из Орийака. Теперь они хотят, чтобы я их расшифровал. Я единственный специалист в мире.

— А! Вы историк? — с большим облегчением и уважением спросил Берлиоз.

— Я историк, — подтвердил ученый и продолжил без всякого смысла и повода: — Сегодня вечером на Патриарших прудах будет интересная история!

И редактор, и поэт снова опешили, но профессор подозвал их к себе, и когда они наклонились ближе, он прошептал:

— Помните, что Иисус действительно существовал.

— Видите ли, профессор, — с натянутой улыбкой ответил Берлиоз, — при всем уважении к вашим великим познаниям, мы позволяем себе в данном случае придерживаться иной точки зрения.

— Точки зрения ничего не меняют! — ответил странный профессор, — он просто существовал, вот и все.

— Но ведь надо требовать каких-то доказательств … — начал Берлиоз.

— Доказательства тоже ничего не изменят, — ответил профессор, заговоривший негромко, и при этом почему-то пропал его акцент: — Все очень просто: в белом плаще. ..

ПОНТИУС ПИЛАТ

В белом плаще с кроваво-красной подкладкой, шаркающей походкой кавалериста, рано утром четырнадцатого дня весеннего месяца нисан, в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вошел Прокуратор Иудеи Понтий Пилат.

Больше всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и теперь все признаки предвещали, что это будет плохой день, так как этот запах преследовал прокуратора с раннего утра.Прокуратору показалось, что запах роз веет от кипарисов и пальм в саду, что запах кожи и стражи смешан с этим проклятым розовым ручьем. Дворец, от крыльев до тыла, где находилась первая когорта Двенадцатого Легиона Молниеносной Стрельбы, прибывшая в Ершалаим с прокуратором, был залит туманом до колоннады через самую верхнюю террасу сада и до Горький дым, возвещающий о том, что вековые повара начали готовить полуденную еду, добавлялся тому же маслянистому, розовому запаху. О, боги мои, боги мои, за что вы меня наказываете?

«Да, сомнений быть не может! Это она, снова она, непобедимая, страшная болезнь гемикрания, когда только половина головы находится в агонии. Нет средств против этого, нет спасения. Я должен стараться не двигать головой.

На мозаичном полу у фонтана было приготовлено кресло, и прокуратор, ни на кого не глядя, сел на него и протянул руку в сторону.

Секретарь почтительно вложил в эту руку лист пергамента.Не в силах сдержать гримасу боли, прокуратор взглянул на написанное, вернул пергамент секретарю и с трудом произнес:

— Обвиняемый из Галилеи? Дело было отправлено Тетрарху?

— Да, прокурор, — ответила секретарша.

— И?

— Он отказался выносить приговор по этому делу и отправил вам смертный приговор синедриона для подтверждения, — пояснил секретарь.

Щека прокурора дернулась, и он тихо сказал:

— Ввести обвиняемого.

В этот момент два легионера прошли с садовой террасы через колоннаду на балкон, ведя мужчину лет двадцати семи к креслу прокурора. Мужчина был одет в старую и рваную тунику. На голову ему была намотана белая повязка, перевязанная ремешком на лбу, руки были связаны за спиной. Под левым глазом был большой синяк, а в углу рта — царапина засохшей крови. Пришедший с тревогой и любопытством взглянул на прокуратора.

Последний на мгновение помолчал, затем очень тихо спросил по-арамейски:

— Значит, это вы подстрекали людей разрушить Храм Ершалаима?

Прокуратор сидел неподвижно, как статуя, его губы еле шевелились, когда он произносил слова. Прокуратор был подобен камню, потому что боялся потревожить свою пылающую, адски болезненную голову.

Мужчина со связанными руками чуть наклонился вперед и заговорил:

— Мой добрый человек! Поверь мне…

Но прокурор, не шевелясь и не повысив ни строчки голоса, тут же оборвал его:

— Вы называете меня хорошим человеком? Ты неправ. Все в Ершалаиме шепчут, что я ужасное чудовище, и они абсолютно правы, — и он так же монотонно добавил: — Мне центурион Крысобой.

Всем показалось, что балкон потемнел, когда перед прокуратором предстал центурион, командующий особым веком, Марк, известный как Крысобой — Крысобой.

Крысобой был на голову выше самого высокого солдата легиона, а его плечи были такими широкими, что он полностью заслонял солнце, все еще низко в небе.

Прокуратор обратился к сотнику по-латыни:

— Преступник называет меня «хорошим человеком». Выведите его на минутку и объясните, как ему обращаться ко мне. Не калечите его.

И все глаза, кроме неподвижного прокурора, сопровождали Марка Крысобоя, который жестикулировал рукой на арестанта, показывая, что тот должен следовать за ним.

Куда бы он ни шел, люди следили за Крысобой глазами из-за его большого роста, но также, когда они впервые видели его, потому что он был изуродован: его нос однажды был раздавлен ударом немецкой булавы.

Потом послышался топот тяжелых сапог Марка по мозаике, связанный мужчина бесшумно вышел с ним, в колоннаде царила полная тишина, и было слышно воркование голубей на садовой террасе у балкона и пение воды в фонтане. это замысловато приятная песня.

Прокуратору хотелось только встать, положить храм под падающую воду и остаться там замерзшим. Но он знал, что это ему тоже не поможет.

Выведя узника из колоннады в сад, Крысобой взял хлыст из рук легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, и, осторожно отбросив его назад, уронил пленнику на плечи. Движение центуриона было небрежным и легким, но связанный человек рухнул прямо на землю, как будто его ноги были отрезаны под ним, он задохнулся, румянец исчез с его лица, а его глаза потемнели.Лишь левой рукой Марк поднял упавшего человека, как пустой мешок, обратно в воздух, поставил его на ноги и заговорил гнусавым голосом, плохо произнося арамейские слова:

— Считайте римского прокуратора гегемоном. Никаких других слов. Стой прямо. Вы меня поняли или ударить вас?

Заключенный закачивался, но он справился с собой, цвет его вернулся, он затаил дыхание и хрипло ответил:

— Я понял тебя. Не бей меня.

Через мгновение он снова предстал перед прокурором.

Прозвучал слабый больной голос:

— Имя?

— Моя? — оперативно ответил заключенный, всем своим существом выразив готовность ответить разумно и ясно, и не вызывать дальнейшего гнева.

Прокурор тихо сказал:

— Я знаю. Не глупее себя. Ваш.

— Иешуа, — поспешно ответил осужденный.

— А есть еще какое имя?

— Ха-Ноцри.

— Где вы родились?

— В городе Гамала, — ответил осужденный, движением головы показывая, что где-то далеко, справа от себя, на севере, лежит город Гамала.

— Кто ты по родине?

— Точно не знаю, — охотно ответил заключенный, — родителей не помню. Мне сказали, что мой отец был сирийцем…

— Где твое ПМЖ?

— Постоянного жилья у меня нет, — смущенно ответил осужденный, — я езжу из города в город.

— Это можно сказать короче, одним словом — бродяга, — сказал прокурор и спросил: — У тебя есть семья?

— Нет, никто. Я один в мире.

— Ты умеешь читать и писать?

— Да.

— Вы знаете какой-либо другой язык, кроме арамейского?

— Да.Греческий.

Одна припухшая бровь приподнялась, затуманенный болью взгляд сосредоточился на заключенном. Другой глаз оставался закрытым.

Пилат сказал по-гречески:

— То есть вы планировали разрушить здание Храма и подгоняли к этому людей?

При этом осужденный снова оживился, страх улетучился из его глаз, и он заговорил по-гречески:

— Я, милочка … — глаза осужденного загорелись ужасом, он почти оговорился, — Я, игемон, никогда в жизни не планировал разрушить Храмовое здание и никогда не пытался убедить кого-либо совершить такой бессмысленный поступок.

Выражение удивления появилось на лице секретаря, который склонился над низким столом, чтобы записать показания. Он поднял голову, но тут же снова склонился над пергаментом.

— Перед праздниками в этом городе собираются самые разные люди. Среди них есть маги, астрологи, гадалки и убийцы, — монотонно сказал прокуратор, — а еще встречаются лжецы. Вы, например, лжец. Здесь четко написано: подстрекают к разрушению Храма.Так говорят свидетели.

— Эти хорошие люди, — сказал осужденный, поспешно добавив: — игемон, — продолжил: — совсем не имеют образования и совершенно неправильно поняли то, что я сказал. Я даже забеспокоился, что эта неразбериха может продолжаться очень долго. А все потому, что он неправильно пишет мои слова.

Наступила тишина. Теперь оба больных глаза упирались в осужденного.

— Я говорю тебе еще раз, и в последний раз: перестань вести себя как сумасшедший, бандит, — тихо монотонно сказал Пилат, — о тебе мало написано, но написано достаточно, чтобы тебя повесить.

— Нет-нет, игемон, — сказал пленник, вся его капля напрягалась в желании убедить, — он следует за мной и следует за мной, человеком с пергаментом из козьей шкуры, постоянно пишет. Но однажды, когда я посмотрел на этот пергамент, я пришел в ужас. По правде говоря, там ничего не написано из того, что я сказал. Я умолял его: ради бога, сожги пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал.

— Кто он? — с отвращением спросил Пилат и коснулся рукой своего виска.

— Леви Мэтью, — охотно объяснил осужденный, — он был сборщиком налогов, и я впервые встретил его по дороге в Виффагию, прямо там, где она изгибается за угол фигового сада, и поговорил с ним. Сначала он был враждебно настроен и даже обидел меня, то есть подумал, что обидел меня, назвав собачкой, — тут осужденный улыбнулся, — лично я не вижу зла в этом животном, поэтому меня это слово не оскорбляет. ..

Секретарь перестал писать и бросил удивленный взгляд не на арестанта, а на прокурора.

— … однако, когда он меня послушал, он смягчился, — продолжал Иешуа, — наконец он бросил свои деньги в дорогу и заявил, что будет сопровождать меня в моих путешествиях …

Пилат иронично усмехнулся в щеку, обнажив желтые зубы, и повернулся всем телом к ​​секретарше, чтобы сказать:

— О, город Ершалаим! Нет предела тому, что можно услышать в этом месте. Сборщик налогов, вы слышали, бросил деньги на дорогу!

Секретарь, не зная, как на это отреагировать, почувствовал себя обязанным ответить Пилату ухмылкой.

— Он сказал, что отныне деньги стали ему ненавистны, — объяснил Иешуа странное поведение Леви Мэтью и добавил: — И с тех пор он мой товарищ.

По-прежнему гримасничая, прокуратор взглянул на арестанта, затем на солнце, которое неумолимо поднималось над конными статуями ипподрома далеко внизу справа, и внезапно на волне тошнотворной боли он вообразил, что самое простое преследовать этого странного преступника с балкона двумя простыми словами: «Повесьте его.Отослать стражу, покинуть колоннаду во внутренние пределы дворца, приказать затемнить комнату, опуститься на кровать, потребовать холодной воды, жалобным голосом позвать собаку и пожаловаться ей на гемикрания. И вдруг мысль об яде соблазнительно промелькнула в больной голове прокуратора.

Он смотрел на арестанта затуманенными глазами и какое-то время молчал, мучительно пытаясь вспомнить, почему этот каторжанин стоит перед ним на безжалостном утреннем солнце Ершалаима, его лицо изуродовано синяками, и какие другие, совершенно ненужные вопросы он будет задавать. еще надо у него спросить.

— Леви Мэтью? — хрипло спросил больной и закрыл глаза.

— Да, Леви Мэтью, — издалека донесся до него высокий, мучивший его голос.

— Так что вы сказали о Храме толпе на базаре?

Ответный голос словно пронзил Пилату висок, боль была невыносима, и голос сказал:

— Я говорил, игемон, о том, что Храм старой веры падет, и на его месте воздвигнется новый Храм истины.Я так сказал, чтобы люди меня лучше понимали.

— Зачем, бродяга, ты будоражил народ на базаре рассказами непонятной правды? Что правда?

При этом прокуратор подумал: «О, боги! Я задаю ему вопросы, не относящиеся к делу … Мой разум мне больше не служит …» И снова он увидел перед собой чашу с темной жидкостью. «Яд, принеси мне яд!»

И снова он услышал голос:

— Правда в том, что, во-первых, у вас болит голова, причем настолько сильно, что вы слабо думаете о смерти.Вам не только не под силу говорить со мной, на меня трудно даже смотреть. Итак, теперь я ваш невольный мучитель, и это меня огорчает. Вы вообще ни о чем не можете думать и можете только мечтать о том, что ваша собака придет к вам, как кажется, единственное существо, к которому вы привязаны. Но скоро ваши страдания пройдут, ваша голова восстановится.

Секретарь широко раскрытыми глазами смотрела на осужденного и перестала писать на середине слова.

Пилат поднял страдающие глаза на осужденного и увидел, что солнце уже стояло довольно высоко над ипподромом, что луч пробился в колоннаду и полз к изношенным сандалиям Иешуа, и что он пытается уйти с пути солнце.

Теперь прокуратор поднялся со стула, схватился за голову руками, и на его пожелтевшем, чисто выбритом лице появилось выражение ужаса. Но он тут же подавил это своей волей и снова опустился на стул.

Осужденный тем временем продолжал свою речь, но секретарь прекратил запись; высовывая шею, как гусь, он старался не пропустить ни единого слова.

— Понимаете, все кончено, — сказал узник, дружелюбно взглянув на Пилата, — и я очень рад это видеть. Советую тебе, игемон, покинуть дворец на время и прогуляться где-нибудь поблизости, может быть, в садах Масличной горы. Будет гроза, — осужденный повернулся и зажмурился на солнце, — потом, ближе к вечеру. Прогулка пойдет вам на пользу, и я буду очень рад сопровождать вас. Мне пришли в голову некоторые новые мысли, которые, я подозреваю, могут вас заинтересовать, и я был бы рад поделиться ими с вами, тем более что вы, кажется, человек значительного интеллекта.

Секретарь смертельно побледнел и уронил свиток на пол.

— Беда в том, — продолжал невозмутимый связанный человек, — что вы слишком замкнуты и окончательно утратили веру в людей. В конце концов, согласитесь, что не стоит вкладывать всю свою привязанность в собаку. Вы ведете жалкую жизнь, игемон, — и оратор позволил себе улыбнуться.

К этому моменту у секретаря была только одна мысль, верит он своим ушам или нет.Он должен им поверить. Он попытался представить себе, в каком именно причудливом виде выразится гнев вспыльчивого прокуратора на неслыханную дерзость этого узника. Но секретарь не мог себе этого представить, хотя хорошо знал прокурора.

Затем послышался сухой, надломленный голос прокурора, говорящего по-латыни:

— Развяжи ему руки.

Один из легионеров стражи ударил копьем, передал его другому, подошел и снял веревку с осужденного.Секретарь поднял свиток, решив, что пока ничего не будет записывать и ничему не удивляться.

— Сознайся, — мягко сказал Пилат по-гречески, — ты великий врач.

— Нет, прокурор, я не врач, — ответил осужденный, радостно потирая сморщенное и опухшее лиловое запястье.

Резко нахмурившись, Пилат смотрел на осужденного проницательными глазами, глазами, которые уже не были затуманены, в них снова загорелись знакомые искры.

— Я вас не спрашивал, — сказал Пилат, — может быть, вы тоже знаете латынь?

— Да, — ответил осужденный.

Пожелтевшие щеки Пилата снова приобрели цвет, и он спросил по-латыни:

— Как вы узнали, что я хочу позвонить своей собаке?

— Это очень просто, — ответил осужденный по-латыни, — вы двигали рукой по воздуху, — осужденный повторил жест Пилата, — как будто вы хотели погладить, а губы . ..

— Да, — сказал Пилат.

Они замолчали, тогда Пилат спросил по-гречески:

— Итак, вы врач?

— Нет, нет, — оживленно ответил осужденный, — поверьте, я не врач.

— Отлично. Если вы хотите сохранить это в секрете, сделайте это. Это не имеет прямого отношения к рассматриваемому вопросу. Таким образом, вы утверждаете, что не требовали, чтобы Храм был снесен … или подожжен, или уничтожен каким-либо другим способом?

— Повторяю, игемон, я не призывал к подобным действиям.Я похож на полоумного?

— О нет, ты не выглядишь полоумным, — тихо ответил прокуратор с какой-то жуткой улыбкой, — а теперь поклянешься, что не делал этого.

— Чем ты хочешь, чтобы я клялся? — спросил развязанный мужчина, значительно оживившись.

— Ну что ж, своей жизнью, — ответил прокурор, — пора ей поклясться, потому что она висит на тонкой ниточке, поверьте!

— Может быть, вы думаете, что это вы повесили, игемон? — спросил осужденный, — если да, то вы серьезно ошибаетесь.

Пилат вздрогнул и сквозь зубы ответил:

— Я могу отрезать эту нить.

— В этом вы тоже ошибаетесь, — возразил осужденный, весело улыбаясь и прикрывая глаза рукой от солнца, — ведь вы согласитесь, что только он может перерезать нить, которая ее повесила?

— Ну-ну, — улыбаясь, сказал Пилат, — теперь я уже не удивляюсь, что все праздные отсталые Ершалаимские пошли за вами по пятам. Не знаю, кто тебе язык повесил, но он хорошо висит.Кстати, скажите мне: правда ли, что вы прибыли в Ершалаим через Сузские ворота верхом на осле и в сопровождении толпы сволочи, выкрикивавшей вам привет, как будто вы какой-то пророк? — прокуратор указал на пергаментный свиток.

Осужденный с удивлением взглянул на прокурора.

— У меня даже осла нет, игемон, — сказал он. — Это правда, что я пришел в Ершалаим через Сузские ворота, но пешком, в сопровождении только Левия Матфея, и мне никто ничего не кричал, так как в Ершалаиме меня тогда никто не знал.

— А разве вы не знаете этих людей, — продолжал Пилат, не сводя глаз с осужденного, — одного Дисма, другого геста и третьего, Бар-раввана!

— Этих хороших людей я не знаю, — ответил осужденный.

— Это что правда?

— Это правда.

— А теперь скажите, почему вы постоянно употребляете слова «хорошие люди»? Как это, вы так ко всех относитесь?

— Все, — ответил осужденный, — злых людей на свете нет.

— Я об этом раньше не слышал, — усмехаясь, сказал Пилат, — но, может быть, я плохо знаю жизнь! Вам не нужно записывать следующее, — он обратился к секретарю, которая уже остановила запись, и продолжил осужденному: — Вы читали это в одной из греческих книг?

— Нет, я сам придумал.

— А вы этому учите?

— Да.

— Ну, возьмем, к примеру, центуриона Марка по кличке Крысобой, — он хороший?

— Да, — ответил осужденный, — это правда, что он несчастный человек.Поскольку хорошие люди изуродовали его, он стал жестоким и бессердечным. Интересно, кто нанес ему эту травму?

— Я с радостью вам это скажу, — ответил Пилат, — раз уж я был свидетелем этого. Добрые люди бросились на него, как собаки на медведя. Немцы вцепились ему в шею, руки, ноги. Пехотный манипул был окружен, и если бы кавалерийский тур не прорвался с фланга, а командовал им я, — вам бы, философ, не довелось разговаривать с Крысобой.Это было во время битвы при Идиставизо в Долине Дев.

— Если бы я только мог с ним поговорить, — сразу задумался осужденный, — уверен, он бы сильно изменился.

— Я полагаю, — ответил Пилат, — что легат легиона будет менее чем обрадован, если вы подумаете о разговоре с кем-нибудь из его офицеров или солдат. Однако, к счастью для всех нас, этого никогда не произойдет, и я буду первым, кто убедится, что этого не произойдет.

В этот момент ласточка стремительно влетела в колоннаду, облетела под золотым потолком, устремилась вниз, ее острое крыло почти задело лицо бронзовой статуи в нише, и спряталась за капитель колонны. Возможно, он думал, что сможет построить там гнездо.

Во время полета в уме прокуратора сложилась формула, теперь уже легкая и ясная. Дело в том, что гегемон пересмотрел дело против бродячего философа Иешуа по имени Ха-Ноцри и не нашел оснований для обвинения. В частности, он не нашел ни малейшей связи между действиями Иешуа и беспорядками, которые недавно произошли в Ершалаиме. Бродячий философ, кажется, психически болен.В результате смертная казнь, которую Малый синедрион вынес Иешуа, не подтверждена прокурором. Но ввиду того, что безумные, утопические слова Га-Ноцри могут вызвать смятение в Ершалаиме, прокуратор удаляет Иешуа из Ершалаима и помещает его в тюрьму в Стратонской Кесарии на Средиземном море, то есть именно там, где находится резиденция прокуратора. .

Оставалось только продиктовать это секретарю.

Крылья ласточки порхали вплотную к голове игемона, птица метнулась к бассейну фонтана и вылетела на свободу.Прокурор поднял глаза на осужденного и увидел, что рядом с ним вспыхнул столб пыли.

— Это все на нем? — спросил у секретаря прокурор.

— К сожалению, нет, — неожиданно ответила секретарша и протянула Пилату еще один лист пергамента.

— Что еще там? — спросил Пилат и нахмурился.

Когда он прочитал то, что ему вручили, его лицо изменилось еще больше. Возможно, это была темная кровь, текущая к его шее и лицу, или это могло быть что-то еще, но когда его кожа потеряла желтый оттенок, она стала серовато-коричневой, и его взгляд, казалось, упал внутрь.

Опять же, кажется вероятным, что кровь была виновата в том, что она бросилась к его вискам и ударила по ним, но что-то случилось с видением Прокуратора. Ему показалось, что голова осужденного куда-то уплыла, а ее место заняла другая. На этой лысой голове была установлена ​​золотая корона с несколькими шипами; на лбу круглый фурункул, въедающийся в кожу и смазанный мазью; беззубый рот впал, нижняя губа капризно опущена.Пилату казалось, что розовые колонны балкона, а внизу, за садом, далекие крыши Ершалаима все исчезли, и что все вокруг него поглотила пышная зелень капринских садов. Что-то еще более странное случилось с его слухом — словно издалека звучали трубы, приглушенные и угрожающие, и он очень отчетливо слышал гнусавый голос, высокомерно растягивающий слова: «Закон о проклятии величия …»

В голове проносились мысли, короткие, несвязные и необычные: «Заблудились!», Затем: «Мы заблудились!»… «И среди них был совершенно безумный, о каком-то неизбежном — но для кого ?! — бессмертии, и действительно почему-то это бессмертие вызвало в нем нестерпимую тоску.

Пилат выпрямился, прогнал видение из головы, снова устремил взгляд на балкон и посмотрел в глаза осужденному.

— Послушайте, Га-Ноцри, — сказал прокуратор, довольно странно взглянув на Иешуа: лицо прокуратора было угрожающим, но глаза его были полны смятения, — вы когда-нибудь говорили что-нибудь о великом Цезаре? Ответ! Ты сказал?… Или ты … не … сказал? — Пилат вытянул слово «не» чуть больше, чем допустимо на суде, как будто своим взглядом он послал Иешуа мысль, которую хотел, чтобы он заметил.

— Правду говорить легко и приятно, — заметил осужденный.

— Мне не нужно знать, — яростно ответил Пилат себе под нос, — приятно вам или нет говорить правду. Но тебе придется это сказать. Но пока говоришь, взвешивай каждое свое слово, если не хочешь, не просто неизбежной, а мучительной смерти.

Никто не знает, что случилось с прокуратором Иудеи, но он позволил себе поднять руку, как бы защищаясь от солнца, и под прикрытием этой руки он послал осужденному странно многозначительный взгляд.

— Итак, — сказал он, — ответьте, знаете ли вы некоего Иуда Кериотского и что именно вы ему сказали, если что-нибудь, о Цезаре?

— Вот как это было, — охотно начал свой рассказ осужденный, — позавчера вечером перед Храмом я познакомился с молодым человеком, который называл себя Иудом Кериотским.Он пригласил меня к себе домой в Нижнем городе и оказал мне гостеприимство …

— Хороший человек? — спросил Пилат, и из его глаз вспыхнул дьявольский огонь.

— Очень хороший человек и хочет учиться, — подтвердил осужденный, — он очень интересовался моими мыслями и очень любезно меня принял …

— Он зажег свечи … — сказал Пилат осужденным тоном, но сквозь зубы, глаза его мерцали.

— Да, — продолжил Иешуа, немного удивленный объемом знаний прокурора, — он попросил меня высказать свое мнение о полномочиях правительства.Его очень интересовал этот вопрос.

— А что ты сказал? — спросил Пилат, — или ответишь, что забыл, что сказал? — но в голосе Пилата уже прозвучала безысходность.

— Я сказал, между прочим, — рассказывал осужденный, — что всякая власть предполагает насилие над людьми и что наступит время, когда не будет ни власти кесаря, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где совсем не будет нужды в силе.

— А потом!

— А потом ничего не было, — сказал осужденный, — потом прибежали люди, связали меня и увели в СИЗО.

Секретарь, которая старалась не пропустить ни единого слова, записала эти заявления на пергаменте.

— Никогда в мире не было, нет и никогда не будет силы, которая была бы больше и прекраснее в глазах народа, чем сила Императора Тиберия! — раздался вокруг него сорванный и болезненный голос Пилата.

Прокурор почему-то с ненавистью посмотрел на секретаря и охранника.

— И не тебе, сумасшедший преступник, судить! — Тогда Пилат закричал: — Уведите стражу с балкона! — И, обращаясь к секретарю, добавил: — Оставьте меня наедине с преступником, это государственное дело.

Стражник поднял свои копья и, под ритмичный удар металлических сандалий, вышел с балкона в сад, а вслед за ним последовал за секретаршей.

Некоторое время тишину на балконе нарушал только певучий звук воды в фонтане. Пилат видел, как над водостоком образовалась тарелка с водой, как обломились ее края, как они рухнули ручьями.

Осужденный первым заговорил:

— Я вижу, что из-за того, что я сказал этому молодому человеку из Кериот, произошло какое-то несчастье. Я чувствую, игемон, что с ним случится что-то ужасное, и мне его очень жаль.

— Я думаю, — ответил прокуратор со странной улыбкой, — что есть на свете еще один человек, которого тебе следовало бы пожалеть больше, чем Иуда Кериотского, и который пострадает гораздо хуже Иуда! Итак, Марк Крысобой, холодный, убежденный палач, люди, которые, как я вижу, — прокуратор указал на изуродованное лицо Иешуа, — избили вас за ваши проповеди, бандиты Дисмас и Гестас, которые со своими приспешниками убили четырех солдат и, наконец, грязный предатель Джуд — все они хорошие люди?

— Да, — ответил осужденный.

— А царство истины наступит?

— Придет, игемон, — твердо ответил Иешуа.

— Этого никогда не будет! — воскликнул вдруг Пилат таким странным голосом, что Иешуа отступил. Много лет назад именно так Пилат в Долине Девственников воззвал к своим рыцарям: «Рубите их! Срубите их! Гигант Крысобой упал! А потом он повысил голос, прерываемый бесчисленными командами, и выкрикнул слова, чтобы их можно было услышать в саду: — Преступник! Уголовное! Уголовное!

Потом, понизив голос, спросил:

— Иешуа Га-Ноцри, вы верите в каких-то богов?

— Бог один, — ответил Иешуа, — я верю в него.

— Тогда молись ему! Горячо молитесь! Если подумать, — тут голос Пилата сузился, — это тебе не поможет. У тебя нет жены? — спросил Пилат со странной тоской, не понимая, что с ним происходит.

— Нет я одна.

— Ненавистный город, — вдруг по неизвестной причине пробормотал прокуратор, ссутулившись в плечах, как будто замерзая, и потер руки, как будто мыл их, — если бы вы были зарезаны до встречи с Иудой Кериотской, Говорю вам, так было бы лучше.

— Но ты должен меня отпустить, игемон, — неожиданно сказал осужденный беспокойным голосом, — я вижу, они хотят меня убить.

Судорога исказила лицо Пилата, он положил воспаленные белки своих глаз с красными прожилками на Иешуа и сказал:

— Как ты думаешь, несчастный, что римский прокурор когда-нибудь отпустит человека, сказавшего то, что ты сказал? О мои боги, мои боги! Или ты думаешь, что я готов занять твое место? Я не разделяю твоих идей! И послушайте меня: если вы с этой минуты скажете кому-нибудь хоть одно слово, берегитесь меня! Я снова говорю вам: берегитесь.

— Игемон …

— Тишина! — закричал Пилат, и его яростный взор проследил за ласточкой, которая снова пролетела над балконом, — ко мне! — проревел Пилат.

И когда секретарь и стража вернулись на свои места, Пилат объявил, что он подтверждает смертный приговор, вынесенный собранием Малого синедриона преступнику Иешуа Га-Ноцри, и секретарь записал то, что сказал Пилат.

Через мгновение перед прокурором предстал Марк Крысобой.Прокурор приказал ему доставить преступника к начальнику секретной службы, при этом прокурор распорядился, чтобы Иешуа Га-Ноцри содержался отдельно от других заключенных, а также, что это было запрещено под страхом сурового наказания для секретной службы. подразделения, чтобы вступить в любой разговор с Иешуа или ответить на любые его вопросы.

По знаку Марка охранник окружил Иешуа и вывел его с балкона.

Затем перед прокуратором предстал элегантный светобородый мужчина, с сияющими львиными головами на груди, с орлиными перьями на гребне шлема, с золотыми блестками на рукояти меча, в обуви с тройной подошвой, зашнурованной на шею колени, через левое плечо перекинут пурпурный плащ. Это был легат, командовавший легионом. Прокурор спросил его, где сейчас размещена когорта себастовцев. Легат сообщил ему, что себастийцы сформировали кордон, окружающий площадь перед ипподромом, где приговоры преступникам будут оглашены перед народом.

Тогда прокуратор приказал легату отделить два столетия от римской когорты. Один из них, под командованием Крысобоя, сопровождал преступников, повозки с орудиями правосудия и палачей во время их перехода к Лысой горе, а по их прибытии присоединялся к верхнему кордону.Другой сразу же направится к Лысой Горе и немедленно приступит к установлению кордона. С этой же целью, то есть для защиты Горы, прокуратор также просил легата прислать вспомогательный кавалерийский полк — сирийский ала.

Когда легат покинул балкон, прокуратор приказал секретарю пригласить во дворец председателя синедриона, двух его членов и начальника Храмовой стражи в Ершалаиме, но добавил, что хочет, чтобы все было устроено так, чтобы он перед этим встретившись со всеми этими людьми, можно было поговорить с президентом первым и в одиночку.

Приказы прокурора были выполнены быстро и точно, и солнце, которое в эти дни палило Ершалаим с небывалой яростью, даже не приблизилось к своей высшей точке, когда прокуратор на самой верхней террасе сада рядом с двумя белыми мраморные львы, охраняющие лестницу, встретились с человеком, исполнявшим обязанности президента синедриона, верховным жрецом евреев Иосифом Каифой.

В саду было тихо. Но когда он вышел из-под колоннады на самую верхнюю залитую солнцем террасу сада с ладонями на чудовищных слоновьих ногах, ту террасу, с которой открывался вид на прокуратора на весь ненавистный город Ершалаим, с его висячими мостами, укреплений и — прежде всего — этого неуместного блока мрамора с золотой драконьей чешуей, заменяющей крышу, Храма Ершалаима, — острый слух прокурора заметил далеко внизу, где каменная стена отделяла нижние террасы дворцового сада от городская площадь, приглушенный гул, над которым через нерегулярные промежутки времени поднимались слабые жалобные стоны или крики.

Уже, отметил прокурор, на площади собралась огромная толпа жителей Ершалаима, обеспокоенных последними беспорядками, толпа с нетерпением ждала оглашения приговора, а среди народа неугомонные продавцы воды разносили свой товар.

Прокуратор начал с того, что из-за беспощадной жары пригласил первосвященника на балкон, но Кайфа вежливо отказался и объяснил, что в связи с большим праздником завтра он не может.Пилат накинул капюшон на свою едва лысеющую голову и начал разговор. Разговор был на греческом.

Пилат сказал, что он рассмотрел дело Иешуа Га-Ноцри и подтвердил смертный приговор.

Итак, было три бандита, которые были приговорены к смертной казни и будут казнены сегодня: Дисмас, Гестас, Бар-Раббан и, кроме того, этот Иешуа Га-Ноцри. Первые двое, которые пытались поднять народ на восстание против Цезаря, который был схвачен в жестоких столкновениях с римскими властями, находились в ведении прокуратора, и о них не могло быть и речи.Но другие, Бар-Раббан и Га-Ноцри, были задержаны местными властями и осуждены синедрионом. Согласно закону и обычаю, один из этих двух преступников будет освобожден сегодня в честь приближающегося великого праздника Пасхи.

И поэтому прокуратор умолял узнать, кого из двух преступников синедрион намеревается освободить: Бар-раввана или Га-Ноцри? Каифа склонил голову, давая понять, что понял вопрос, и ответил:

— Синедрион просит вас освободить Бар-Раббана.

Прокуратор точно знал, что ответит первосвященник, но его задача заключалась в том, чтобы показать, что ответ его удивил.

Пилат сделал это с большой хитростью. Брови его высокомерного лица приподнялись, прокуратор с удивлением посмотрел прямо в глаза первосвященнику.

— Должен признать, что ваш ответ меня удивляет, — мягко сказал прокурор, — я боюсь, что может быть какое-то недоразумение.

Пилат объяснил сам. Римские власти, как хорошо известно первосвященнику, не желают посягать на прерогативы местных духовных властей, но в данном случае мы явно имеем дело с ошибкой. И римские власти, конечно, озабочены исправлением этой ошибки.

На самом деле преступления Бар-Раббана и Га-Ноцри имеют несравнимую тяжесть. В то время как второй является явно безумным человеком, осужденным за произнесение абсурдных слов, которые взбудоражили жителей Ершалаима и некоторых других мест, первый обременен гораздо более тяжелой репутацией. Он не только рискнул прямо призвать к восстанию, но и убил охранника, когда его пытались арестовать.Бар-Раббан намного опаснее Га-Ноцри.

На основании этих соображений прокуратор убеждает первосвященника пересмотреть свое решение и освободить из двух осужденных, менее вредных, и этим, вне всякого сомнения, является Иешуа. Это не?

Каифа посмотрела прямо в глаза Пилату и сказала низким, но твердым голосом, что синедрион полностью ознакомился с делом и еще раз подтвердил, что он освободит Бар-раввана.

— Так? Даже после моего заступничества? Ходатайство того, кто говорит с властью Рима? Первосвященник, повторите это в третий раз.

— В третий раз также подтверждаем, что освободим Бар-Раббана, — тихо сказала Каифа.

На этом, конечно, был конец, и больше не о чем было говорить: Га-Ноцри ушел навсегда, и не было никого, кто мог бы облегчить ужасающие, злые боли прокуратора; от них нет лекарства, кроме смерти. Но теперь Пилата поразила не эта мысль. Та же непонятная боль, которая впервые охватила его на балконе, проникла во все его существо.Он немедленно стал искать объяснение, но объяснение, к которому он пришел, показалось ему странным: прокуратор смутно представил, что есть что-то, что он не закончил говорить осужденному, или, возможно, что-то, чего он не расслышал.

Пилат прогнал эту мысль, и в мгновение ока она исчезла, как и появилась. Он рассеялся, но мучительная боль осталась необъяснимой, поскольку ее, конечно, нельзя было объяснить другой короткой мыслью, вспыхнувшей, как молния, и сразу же исчезнувшей: «Бессмертие… пришло бессмертие … Чье бессмертие пришло? Прокуратор этого не понимал, но идея загадочного бессмертия заставила его замерзнуть на солнышке.

— Хорошо, — сказал Пилат, — да будет так.

Теперь он огляделся, позволил своему взгляду блуждать по миру, который он мог видеть, и был поражен произошедшей переменой. Исчез куст, увешанный розами, исчезли кипарисы, граничащие с самой верхней террасой, и гранатовое дерево, и белая статуя в зелени, и сама зелень.Вместо этого вокруг него хлынула какая-то пурпурная волна, в которой водоросли колыхались и куда-то уносились, а вместе с ними плыл и сам Пилат. И теперь он был унесен, задушен и обожжен ужаснейшей яростью, яростью бессильных.

— Воздух, — сказал Пилат, — дай мне воздуха!

Холодной влажной рукой он сорвал пряжку с воротника плаща, и та упала на песок.

— Сегодня душно, рядом гроза, — ответил Кайфа, не сводя глаз с покрасневшего лица прокуратора и предвидя всю боль, которая еще впереди.«О, как ужасен месяц нисан в этом году!»

— Нет, — сказал Пилат, — это не душная погода, ты душишь меня, Каифа, — и, опустив глаза, Пилат улыбнулся и добавил: — Будь осторожен, первосвященник.

Темные глаза первосвященника сверкнули, а лицо его, не менее искусно, чем лицо прокуратора перед ним, выразило изумление.

— Что я слышу, прокурор? — гордо и ровно ответила Каифа, — вы угрожаете мне после того, как вы сами подтвердили вынесенный приговор? Как это может быть? Мы привыкли, что римский прокуратор выбирает слова, прежде чем говорить.Ты уверен, что нас никто не слышал, игемон?

Пилат мертвыми глазами взглянул на первосвященника и, стиснув зубы, растянул губы в улыбке.

— Мой дорогой первосвященник! Кто мог нас сейчас подслушать? Вы думаете, что я похож на того молодого лунатика, которого сегодня казнят? Я маленький мальчик, Кайфа? Я знаю, что говорю и где говорю. Сад окружен, дворец окружен, даже мышь не может проникнуть через малейшую щель! Ведь не только мышь не может войти, но и он, как его зовут… из города Кериот. О да, ты его знаешь, первосвященник? Да … если тот же самый человек когда-нибудь покажется здесь, он будет жить, чтобы горько сожалеть об этом, вы, конечно, верите мне, когда я так говорю? Знай же, первосвященник, что отныне у тебя не будет мира! Ни вы, ни ваш народ, — и Пилат указал вдаль, направо, высоко, там, где пылал Храм, — это я вам говорю — Понтий Пилат, рыцарь Золотого Копья!

— Знаю, знаю! — бесстрашно ответила Черная Борода Кайфа, и глаза его вспыхнули. Он поднял руку к небу и продолжил: — Люди Иудеи знают, что вы ненавидите их жестокой ненавистью и заставляете их сильно страдать, но вы не уничтожите их полностью! Бог их спасет! Он услышит нас, всемогущий Цезарь услышит, он защитит нас от Пилата, разрушителя!

— Не так! — воскликнул Пилат, и с каждым словом он чувствовал себя все более и более непринужденно: уже не нужно было играть в игры, не нужно было выбирать слова. — Ты слишком часто жаловался на меня Цезарю, Каифа, теперь мое время пришло! Мое сообщение уже ускоряется, не к наместнику в Антиохии и не в Рим, а прямо на Капри, к самому Императору, мое сообщение о том, что вы скрываете от смерти самопровозглашенных мятежников.Тогда я не дам тебе пить воду из пруда Соломона, Ершалаим, как я когда-то намеревался! Не вода, нет! Вспомните, как я был вынужден из-за вас снять щиты с гербом Императора со стен, двинуть свои войска, я был вынужден, как видите, прийти сам и посмотреть, что здесь происходит! Запомните мои слова, первосвященник. Вы не увидите в Ершалаиме ни одной одинокой когорты, о нет! Когда к городским стенам подойдет весь легион Fulminatus и въезжает арабская кавалерия, вы услышите горькие вздохи и плач! Тогда вы вспомните, что спасли Бар-раввана, и пожалеете, что послали на смерть философа с его мирными учениями!

Лицо первосвященника покрылось пятнами, глаза горели.Он, как и прокуратор, улыбнулся, стиснув зубы, и ответил:

— Вы сами, прокурор, верите своим словам? Нет, ты не! Не мир, не мир он принес Ершалаиму, этому искусителю народа, и ты, всадник, прекрасно это понимаешь. Вы хотели освободить его, чтобы он волновал людей, высмеивал веру и вел людей под римскими мечами! Но я, первосвященник Иудеи, пока я жив, не позволю осмеивать веру, я буду защищать людей! Слышишь, Пилат? — И тут Каифа грозно поднял руку: — Слушай, прокуратура!

Кайфа замолчал, и снова прокуратору показалось, что он слышит шум океана, разбивающегося о стены сада Ирода Великого.Звук поднялся снизу к ногам, затем к лицу прокуратора. А за спиной, за флигелями дворца, он услышал резкие звуки рогов, хруст сотен футов, лязг стали, — прокуратор понял, что римская пехота, подчиняясь его команде, уже идет, мчась. тот же парад смерти, который пугает мятежников и разбойников.

— Слышишь, прокурор? — тихо повторил первосвященник, — уж точно не скажешь мне, что все это, — тут первосвященник поднял обе руки и темный капюшон упал с головы Кайфы, — это дело рук жалкого разбойника Бар-Раввана?

Прокуратор вытер холодный влажный лоб тыльной стороной ладони, взглянул на землю, затем, полузакрытыми глазами, на небо, увидел, что ярко светящаяся сфера теперь стоит почти прямо над его головой, а тень Кайфы осталась прежней. обвились вокруг львиного хвоста и тихо и равнодушно сказали:

— Близок полдень.Мы отвлеклись на наш разговор, но надо продолжать.

Извинившись перед первосвященником самым изысканным языком, он пригласил его подождать на скамейке в тени магнолии, а он призвал остальных, которые были необходимы для этого заключительного, краткого совета, и отдал последний приказ о казни.

Каифа вежливо поклонился, приложив руку к сердцу, и остался в саду, а Пилат вернулся на балкон. Там он приказал своему секретарю пригласить в сад легата легиона, трибуна когорты, а также двух членов синедриона и начальника стражи Храма, которые ждали его вызова на следующей, нижней террасе. сад, в круглом павильоне с фонтаном.Добавив, что он сам вскоре появится снова, Пилат отправился во внутренние помещения дворца.

Пока секретарь собирал совет, прокуратор в затененной от солнца комнате за темными занавесками встретился с неким мужчиной, в капюшоне, наполовину закрывавшем лицо, хотя солнечные лучи вряд ли могли его побеспокоить. номер. Встреча была короткой. Прокуратор сказал человеку несколько тихих слов, после чего он ушел, а Пилат прошел через колоннаду в сад.

Там в присутствии всех, кого он хотел видеть, прокурор торжественно и сухо заявил, что он подтверждает смертный приговор Иешуа Га-Ноцри, и официально осведомился у членов синедриона, кого из преступников им угодно оставить в живых. . Получив ответ — Бар-Раббан, прокурор сказал:

— Хорошо, — и приказал секретарю немедленно записать это в протокол, его рука сжала застежку, которую секретарь подняла с песка, и торжественно сказал: — Пора!

При этом все присутствующие спустились по широкой мраморной лестнице, обнесенной розами, источающими дурманящий аромат, спускались все дальше и дальше, вниз к стенам дворца, к воротам, выходящим на большую, гладко вымощенную площадь, в конце из них можно увидеть колонны и статуи стадиона «Ершалаим».

Как только группа, выйдя из сада на площадь, поднялась на широкую каменную площадку, возвышавшуюся над площадью, Пилат, оглядываясь из-под опущенных бровей, оценил обстановку. Пространство, которое он только что перешел, то есть пространство от стен дворца до помоста, было пусто, но перед ним Пилат вовсе не видел площади — толпа ее поглотила. Если бы тройной ряд себастийских солдат слева от Пилата и солдат вспомогательной итурейской когорты справа от него не удержал бы его, он бы стекал прямо к самой платформе и покрыл очищенное пространство.

Итак, Пилат поднялся на помост, машинально сжимая бесполезную застежку и прищурившись. Прокуратор прищурился не потому, что солнце обожгло ему глаза, о нет! По какой-то причине он не хотел видеть группу приговоренных, которых теперь, как он хорошо знал, вели на платформу вслед за ним.

Как только белый плащ с кроваво-красной подкладкой появился на вершине каменной скалы на краю человеческого моря, незрячий Пилат почувствовал волну звука, прижимающуюся к его ушам: «Ха-а-а… «Началось мягко, зародившись где-то вдалеке у ипподрома, затем поднялось до громадных высот и через несколько секунд начало убывать.« Они меня заметили », — подумал прокурор. Волны не было. спустился до самой нижней точки, прежде чем он неожиданно начал снова набухать и, казалось, поднялся до еще больших высот, чем раньше, и со второй волны, как пена, поднимающаяся с буруна в море, поднялись свистки и периодические женские крики, различимые через рев.«Теперь их вывели на помост … — подумал Пилат, — и крики раздавили женщины, которые были раздавлены, когда толпа хлынула вперед».

Он подождал некоторое время, зная, что никакая сила на земле не может заставить толпу замолчать, пока она не выпустит все, что было скоплено внутри, и умолкнет сама по себе.

Когда наступил этот момент, прокуратор поднял правую руку, и из толпы раздался последний шум.

Тогда Пилат наполнил грудь горячим воздухом, который мог вдохнуть, и заплакал, его сломленный голос разнесся над тысячами голов:

— Во имя императора Цезаря!

При этом его уши поразила вереница резких, как железо, резких криков — в когортах, высоко подняв свои копья и знамена, солдаты устрашающе кричали:

— Слава Цезарю!

Пилат запрокинул голову и бросил ее прямо на солнце.Сквозь его веки вспыхнул зеленый огонь, воспламеняющий мозг, и над толпой полетели хриплые арамейские слова:

— Четверо преступников, арестованных в Ершалаиме за убийства, подстрекательство к беспорядкам и издевательство над законами и верой, приговорены к позорной смерти — через повешение на столбах! Казнь будет произведена немедленно на Лысой горе! Имена преступников: Дисмас, Гестас, Бар-Раббан и Га-Ноцри. Они стоят перед тобой!

Пилат махнул правой рукой, не видя преступников, но зная, что они были там, на назначенном им месте.

Толпа ответила долгим рокотом, словно от удивления или облегчения. Когда оно стихло, Пилат продолжил:

— Но только трое будут казнены, так как один из них, в соответствии с законом и обычаем и в честь праздника Пасхи, был выбран Малым синедрионом и утвержден римскими властями и будет по милости Император Цезарь, вернись к его презренной жизни!

Пилат прокричал слова и заметил, как рев сменился великой тишиной.Ни вздоха, ни шороха теперь не доходило до его ушей, был даже момент, когда Пилату казалось, что все вокруг него просто исчезло. Город, который он ненавидел, был мертв, и только он стоял один, обожженный перпендикулярными лучами, его лицо было обращено к небу. Пилат на мгновение замолчал, затем снова закричал:

— Имя того, кто теперь будет освобожден, …

Он снова сделал паузу, удерживая имя, чтобы убедиться, что он все сказал, поскольку он знал, что мертвый город воскреснет после того, как будет произнесено имя счастливца, и никто не сможет услышать больше слов.

«Все? — беззвучно прошептал себе Пилат, — все. Имя!»

И, перекатив букву «р» над безмолвным городом, он воскликнул:

— Бар-равбан!

Здесь ему показалось, что солнце с грохотом взорвалось над ним, проливая огонь ему в уши. Огонь бушевал ревом, криками, вздохами, смехом и свистом.

Пилат повернулся и зашагал через платформу обратно к лестнице, не глядя ни на что, кроме разноцветных квадратов на полу под его ногами, чтобы не споткнуться.Он знал, что позади него, как град, на платформу сыпались бронзовые монеты и финики, и в воющей толпе люди толкались друг в друга, забирались друг другу на плечи, чтобы увидеть чудо своими глазами — как человек, который был в объятиях смерти, вырвался из этих рук! Как легионеры сняли с него путы, нечаянно причинив ужасную боль его рукам, вывихнутым во время допроса, как он, вздрагивая и стоная, все еще улыбался бессмысленной безумной улыбкой.

Он знал, что охранник уже ведет троих мужчин со связанными руками к боковой лестнице, по которой они будут выведены на дорогу, ведущую на восток, за город, к Лысой горе. Только когда он сошел с помоста, позади него, Пилат открыл глаза, зная, что он вне опасности — он больше не мог видеть осужденных.

Теперь к вздохам затихающей толпы добавились возгласы герольдов, повторяющих, одни на арамейском, другие на греческом, все, что прокуратор кричал с трибуны.Кроме того, его уши улавливали стук приближающихся лошадиных копыт и звук трубы, издавшей короткий и счастливый сигнал. На эти звуки отвечали пронзительные свистки мальчиков на крышах домов, выстроившихся вдоль улиц, ведущих от базара к площади ипподрома, и крики «Уступите!».

Солдат, одиноко стоявший на пустом пространстве площади со знаменем в руке, подал им тревожный знак, и прокуратор, легат легиона, секретарь и стража остановились.

Кавалерийская ала на удлиняющейся рыси вылетела на площадь, чтобы пересечь ее с одной стороны и избежать скопления людей, и проехала по проходу под каменной стеной, поросшей виноградными лозами, по кратчайшей дороге к Лысой горе.

Летящей рысью командир ала, маленький, как мальчик, смуглый, как мулат, — сириец, приблизился к Пилату и совершенным шагом что-то вскрикнул и вынул из ножен свой меч. Его вспыльчивый черный конь, залитый потом, шарахнулся и встал на дыбы.Вернув меч в ножны, командир ударил коня хлыстом по шее, сбил его и поскакал в проход, пустившись галопом. Втроем всадники светились за ним в облаке пыли, кончики их света, покачиваясь бамбуковыми копьями, проносились мимо прокуратора, весело обнажая сверкающие зубы лица, казавшиеся необычно темными под белыми тюрбанами.

Поднимая пыль в небо, ала ворвалась в проход, и, наконец, мимо Пилата проехал воин с перекинутым на спину рогом, пылающий на солнце.

Прикрывшись рукой и недовольно скривив лицо, Пилат двинулся к воротам дворцового сада, а за ним последовали легат, секретарь и стража.

Было около десяти часов утра.

СЕДЬМОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО

Диалектика замыкания в «Мастере и Маргарите Булгакова» на JSTOR

Русское обозрение — многопрофильный научный журнал, посвященный истории, литературе, культуре, изобразительному искусству, кино, обществу и политике народов бывшей Российской империи и бывшего Советского Союза. Каждый выпуск содержит оригинальные исследовательские статьи авторитетных и начинающих ученых, а также а также обзоры широкого круга новых публикаций. «Русское обозрение», основанное в 1941 году, — летопись. продолжающейся эволюции области русских / советских исследований на Севере Америка. Его статьи демонстрируют меняющееся понимание России через взлет и закат холодной войны и окончательный крах Советского Союза Союз. Русское обозрение — независимый журнал, не связанный с любой национальной, политической или профессиональной ассоциацией.JSTOR предоставляет цифровой архив печатной версии The Russian Обзор. Электронная версия Русского обозрения доступно на http://www.interscience.wiley.com. Авторизованные пользователи могут иметь доступ к полному тексту статей на этом сайте.

Wiley — глобальный поставщик решений для рабочих процессов и управления контентом в областях научных, технических, медицинских и научных исследований; профессиональное развитие; и образование. Наши основные предприятия выпускают научные, технические, медицинские и научные журналы, справочники, книги, услуги баз данных и рекламу; профессиональные книги, продукты по подписке, услуги по сертификации и обучению и онлайн-приложения; и образовательный контент и услуги, включая интегрированные онлайн-ресурсы для преподавания и обучения для студентов и аспирантов, а также для учащихся на протяжении всей жизни.Основанная в 1807 году компания John Wiley & Sons, Inc. уже более 200 лет является ценным источником информации и понимания, помогая людям во всем мире удовлетворять их потребности и реализовывать их чаяния. Wiley опубликовал работы более 450 лауреатов Нобелевской премии во всех категориях: литература, экономика, физиология и медицина, физика, химия и мир. Wiley поддерживает партнерские отношения со многими ведущими мировыми обществами и ежегодно издает более 1500 рецензируемых журналов и более 1500 новых книг в печатном виде и в Интернете, а также базы данных, основные справочные материалы и лабораторные протоколы по предметам STMS. Благодаря расширению предложения открытого доступа, Wiley стремится к максимально широкому распространению и доступу к публикуемому контенту и поддерживает все устойчивые модели доступа. Наша онлайн-платформа, Wiley Online Library (wileyonlinelibrary.com), является одной из самых обширных в мире междисциплинарных коллекций онлайн-ресурсов, охватывающих жизнь, здоровье, социальные и физические науки и гуманитарные науки.

вдохновляющих цитат Михаила Булгакова (русский писатель, драматург)

Михаил Афанасьевич Булгаков (1891–1940) — русский драматург, романист и новеллист, наиболее известный своим юмором и острой сатирой.Его талант изображать гротеск, комизм и эксцентричность сделал его одним из самых любимых авторов в бывшем Советском Союзе.

Булгаков родился в Киеве, Украина, в интеллигентной семье среднего класса, окончил медицинский факультет Киевского университета, но оставил медицинскую карьеру ради журналистики. Первыми его литературными произведениями были короткие рассказы, такие как «Роковые яйца» и «Чертовщина», в которых он смешал реальный мир и научную фантазию, чтобы облегчить социальную и моральную сатиру.

Сотрудничая с МХАТ, Булгаков адаптировал для сцены в 1926 году отрывок из романа Белая Гвардия (1925; Белая гвардия , 1971).Его политическая точка зрения в этой пьесе, а также в других пьесах, таких как Beg (1928, «Бегство»), вызвала сильное осуждение.

Булгаков добился успеха с пьесой Кабала лицемеров (1929) о Мольере, по которой он также написал творческую биографию. Булгаков описал свои невзгоды в театре в Театральный Роман (1965; Черный снег, Театральный роман , 1967). Его главным опусом является фантастический роман Мастер и Маргарита (1966; Мастер и Маргарита ) , 1967.)

Булгаков написал более 20 пьес, но некоторые до сих пор отсутствуют. Такие произведения, как Адам и Ева ( Адам и Ева , написано в 1931 году) и Блаженство, («Блаженство», написано в 1934 году), остаются неопубликованными. Его последняя пьеса, основанная на пьесе Мигеля де Сервантеса «Дон Кихот », была поставлена ​​посмертно в 1941 году.

Булгаков умер в безвестности, но его ретроспективная репутация процветала. Его работы рассматриваются как отражение абсурдности общества при сталинизме.

Подробнее: Википедия • ЧИТАТЬ : Произведения Михаила Булгакова

Язык может скрыть правду, но глаза — никогда! Вам задают неожиданный вопрос, вы даже не вздрагиваете, требуется всего секунда, чтобы взять себя под контроль, вы знаете, что именно вам нужно сказать, чтобы скрыть правду, и вы говорите очень убедительно, и ничего в вашем лице дергается, чтобы выдать вас. Но правда, увы, встревожена вопросом, и она поднимается из глубины вашей души, чтобы мерцать в ваших глазах, и все потеряно.
—Михаил Булгаков

На все можно найти время, если никуда не торопиться.
—Михаил Булгаков

Никогда ни о чем не просите. Никогда — и особенно от тех, кто сильнее вас.
—Михаил Булгаков

Полагаю, что ни в одном учебном заведении нельзя стать образованным человеком.
—Михаил Булгаков

Да, человек смертен, но это будет лишь полбеды. Хуже всего то, что он иногда неожиданно смертен — вот в чем хитрость!
—Михаил Булгаков

Что бы сделало ваше добро, если бы зла не существовало, и как бы выглядела земля, если бы все тени исчезли?
—Михаил Булгаков

Тебя не интересует ничья судьба, кроме твоей собственной.
—Михаил Булгаков

Все будет хорошо, на этом построен мир.
—Михаил Булгаков

Трусость — самый ужасный из пороков.
—Михаил Булгаков

Доброта. Единственно возможный метод при общении с живым существом. Вы ничего не добьетесь с животным, если воспользуетесь ужасом, независимо от того, каков уровень его развития. То, что я поддерживал, поддерживаю и всегда буду поддерживать. Люди, которые думают, что вы можете использовать террор, совершенно неправы.Нет-нет, террор бесполезен, какого бы цвета он ни был — белого, красного или даже коричневого! Террор полностью парализует нервную систему.
—Михаил Булгаков

Нет на свете большего несчастья, чем потеря разума.
—Михаил Булгаков

Хотите знать, кого читать дальше?

Мастер и Маргарита Михаил Булгаков

Источник книги: Я владею этим.

Я прочитал эту книгу, потому что она была выбрана книжным клубом, в который входят несколько друзей, и я хотел вступить в него, прежде чем судьба сговорилась против меня.Я прилежно прочитал книгу и был готов к работе при условии, что смогу закончить свои дневные дела. И у меня был целый день, чтобы просто установить амортизаторы и стойки на свой минивэн — эй, на 110 000 миль все изнашивается. Прошло много времени с тех пор, как я занимался стойками, но мне не приходилось осваивать совершенно новый навык.

По крайней мере, до тех пор, пока моя рука не соскользнет, ​​и я позволю ступице достаточно опуститься, чтобы снять пыльник ШРУС с оси. А потом обнаружил, что зажим, которым его держали, был одноразовым, и я не мог снова его надеть. Вот только мне потребовалось время, чтобы понять это. А потом, как только я это сделал, я прошел тест-драйв, и у меня появился погремушка с другой стороны. Не хорошо. Поскольку я не мог найти очевидную проблему, например, ослабленную гайку, ничего не оставалось, кроме как разобрать ее и собрать заново. Что сработало по причинам, которых я до сих пор не понимаю. Но к тому времени я опоздал уже на час и выглядел так, будто купался в тормозной пыли. Вздох.

Так что я пропустил обсуждение. Но по крайней мере я могу написать об этом в блоге, верно?

Мастер и Маргарита был написан между 1928 и 1940 годами в Советском Союзе.К тому времени, когда я узнал об СССР, все значительно окостенело, и немногие живые в то время помнили жизнь до Ленина. Но когда это было написано, революция была недавним прошлым. Всего десять лет назад такие художники, как Михаил Булгаков, родившийся в 1891 году, не только помнили жизнь «раньше», но и сделали карьеру и успехи до этого времени.

Булгаков работал врачом во время Первой мировой войны (получил несколько серьезных травм), прежде чем после войны переключился на писательскую деятельность. Большая часть его семьи эмигрировала во Францию ​​после революции — они были лояльными белыми.Булгакову помешали сделать это, потому что он болел тифом, и его нельзя было переместить.

Хотя первоначально он имел некоторый успех в своих пьесах и романах, он сумел ошибиться со Сталиным, и его произведения были запрещены в 1929 году. Булгаков был опустошен и озадачен, поскольку Сталин до этого неоднократно отстаивал свое творчество. Но очевидно, что сатира на советскую систему, хотя и пользовалась популярностью у публики, привела в ярость нескольких влиятельных критиков, которые слышали Сталина. Именно в это тяжелое время Булгаков начал писать «Мастера и Маргариту».Он сжег первый черновик, а затем переписал его со значительными изменениями, не в последнюю очередь — персонаж Маргариты, вдохновленный его третьей женой, на которой он женился в 1932 году.

Произведения Булгакова оставались под запретом до его смерти в 1940 году. Он намеревался отправить эту последнюю работу в издательство, но ему все еще оставалось связать несколько свободных предложений. Скорее всего, его друзья в любом случае воспрепятствовали бы ему сделать это, поскольку политические последствия для Булгакова были бы разрушительными.Его вдова ждала 26 лет, прежде чем опубликовать его в 1966 году. Даже тогда он был опубликован в цензурированной версии. Как было принято в то время, пропущенные части распространялись «неофициально» в виде рукописных приложений.

Роман начинается с того, что Воланд (имя Гете от Дьявола) появляется в Москве и вступает в спор с агрессивно атеистическим писателем Берлиозом. (Да, это отсылка к композитору, который … подождите … сочинил эпическое произведение о Фаусте.) Берлиоз не только не верит в существование дьявола, но и отрицает, что Иисус Христос был исторической личностью.Это была популярная в то время в СССР теория, агрессивно навязывающая населению атеизм. Вот где понимание времени написания книги является ключевым моментом. Деды Булгакова были православными священниками, а после революции прошло всего десять лет. По всей видимости, отчасти толчком к написанию этого романа послужил опыт Булгакова с комитетом по пропаганде атеизма. Очевидно, что существование Дьявола немного помешало обществу.

Воланд предсказывает Берлиозу, что он не только не будет присутствовать на заседании комитета в ту ночь, но ему отрубит голову женщина.Беседа начинается с того, что Берлиоз утверждает, что человек сам управляет своей судьбой, а Воланд возражает, что человек даже не может предвидеть, будет ли он жив завтра.

«А бывает еще хуже: человек только что решил поехать в Кисловодск, — тут иностранец покосился на Берлиоза, — вроде бы пустяк, но и этого не может, потому что вдруг, никто не знает почему, он поскользнулся. и попадает под трамвай! Вы хотите сказать, что это он так правил? Разве не правильнее было бы думать, что им руководил кто-то совсем другой? »

«Я должен ему вот так противостоять, — решил Берлиоз, — да, человек смертен, с этим никто не спорит, но дело в том …»

Однако, прежде чем он успел произнести эти слова, иностранец сказал:

«Да, человек смертен, но это будет лишь полбеды.Хуже всего то, что он иногда неожиданно смертен — вот в чем хитрость. И обычно он не может сказать, что собирается делать в тот же вечер ».

Я просто обожаю фразу «неожиданно смертный», даже если идея, стоящая за ней, далеко не утешительна.

Однако Воланд действительно прав, и Берлиоз действительно становится «неожиданно смертным» вскоре после этого, а его товарищ, молодой поэт Иван Бездомный, обнаруживает, что его вновь обретенная вера в Дьявола помещает его в психиатрическую лечебницу.

Воланд также начинает рассказ внутри рассказа: пересказ истории Христа и Понтия Пилата. Эту историю начал Воланд, но в конце концов подхватил Мастер — сокамерник по заведению. Эта история — навязчивая идея Мастера, который попытался опубликовать произведение, но критики взбесили его, и в итоге он сжег его. (Эй, звучит немного самонадеянно.) История не совсем соответствует рассказам Евангелия. Иисус — простой идеалистический человек, есть только один ученик, Иуда — оппортунистический киллер, убитый после предательства, чтобы предотвратить раскрытие тайны, и ряд других деталей изменен.Но в этом есть смысл. Во-первых, сам человек Иешуа Га-Ноцри представляет для советской власти даже большую угрозу, чем божественный мистик — отчасти потому, что он выступает за радикальную любовь и упразднение власти. Все это играет роль сатиры в романе. Но кроме того, это разговор между Пилатом и Иешуа, который преследует Пилата всю вечность. (И разве это не преследует тех, кто читал Евангелия?) Пилат вовлечен в нечто гораздо большее, чем он думает, — пока не станет слишком поздно. Он просто хочет сохранить мир — и свою работу, и, следовательно, свою жизнь. Но, увы, его имя теперь знают во всем мире по совершенно неправильным причинам.

Когда история возвращается в Москву, Воланд собирается сеять хаос в городе. Он и его приспешники, высокий и манипулирующий иллюзионист Коровьев, невысокий головорез Азазелло, суккуб Хелла и гигантский саркастичный кот Бегемот, занимают квартиру и устраивают сеанс в местном театре. Во время шоу огромные груды валюты (см. Ниже) падают со стропил, а женщинам из зала предоставляется возможность обменять свою одежду на дорогую дизайнерскую одежду.После спектакля, естественно, деньги превращаются либо в иностранную валюту (обладание серьезным преступлением), либо в бесполезную бумагу, и женщины оказываются обнаженными. Все больше людей попадают в санаторий, одного волшебным образом переносят в Ялту, и начинается хаос.

Примерно в этот момент мы наконец встречаемся с Мастером и Маргаритой и слышим их истории. Это треть пути по книге, что довольно странно, учитывая, что книга названа в их честь.После того, как нас представят, мы узнаем, что Учитель написал свою magnum opus, книгу о Понтии Пилате, которую он только что сжег. Его любовница Маргарита пыталась убедить его не сдаваться, но она исчезает, и его сначала арестовывают, а затем помещают в психиатрическую лечебницу. Она считает, что он мертв, и идет искать Воланда, чтобы вернуть его. В конце концов она становится ведьмой и устраивает бал Вальпургиевой ночи, прежде чем воссоединиться с Мастером.

В одной из знаковых сцен воскресают сгоревшие рукописи.

«Позволь мне увидеть это.» Воланд протянул руку ладонью вверх.

«К сожалению, я не могу этого сделать, — ответил мастер, — потому что я сжег это в печи».

«Простите, но я вам не верю, — ответил Воланд, — этого не может быть: рукописи не горят».

«Рукописи не горят» стала самой известной строкой из романа: я слышал ее еще до того, как узнал о существовании книги. Это стало аксиомой в Советском Союзе и выражало дух протеста.Как говорит Мастер, не имеет значения, есть ли у него рукопись, потому что все это в его голове. Идеи не умирают, их нельзя истребить даже огнем.

Я не собираюсь углубляться в сюжет. Все впечатление от романа представляет собой причудливую смесь фарса, сатиры, сюрреализма и черт знает чего еще. Это безумие и сведет с ума, как бедного Ивана. А может, мир просто сумасшедший, а он единственный вменяемый. Или оба.

Я хочу упомянуть еще несколько вещей.Помимо валютных войн, политика получения дефицитной квартиры — это тема, на которую Булгаков требует времени, чтобы ее тщательно изучить. Автор доводит реальность до уровня фарса, начиная с нескольких семей, проживающих в одной квартире, но у каждой из которых есть своя небольшая территория: личная печь Primus, до безудержного взяточничества.

В этой книге много упоминаний об исторических персонажах, некоторые из которых, например Берлиоз и Шиллер, действительно не нуждаются в представлении. Но других, более второстепенных лиц, особенно современных советских знаменитостей в тонко замаскированных портретах, распознать труднее.К счастью, они есть в имеющемся у меня издании. Мне лично понравилось видеть некоторых других, например, концертмейстера Вальпургиева бала Анри Вьекстемпса. Возможно, только музыкальные ботаники узнают в нем одного из самых влиятельных скрипачей всех времен, фактически изобретшего многие из техник, которые мы все используем сегодня. Брауни указывает на то, что Булгаков отказался от более очевидного Паганини (который, по слухам, продал свою душу дьяволу), вместо более неясной, но более влиятельной фигуры.

Еще одна фраза действительно заставила меня улыбнуться, и она происходит в сцене, где Коровьев и Бегемот в последний раз закидываются — буквально сжигают город — перед тем, как навсегда уехать из Москвы. Они появляются в ресторане, который обслуживает писателей и критиков, где требуется их идентификация. (Не каждый может здесь есть…) Коровьев настаивает, что они писатели, и полагает, что Достоевскому никогда не приходилось предъявлять документы, чтобы доказать, что он умеет писать.

«Вы не Достоевский», — сказала гражданка, которую Коровьев сбивал с толку.

«Ну, кто знает, кто знает», — ответил он.

«Достоевский мертв», — сказала гражданка, но как-то не очень уверенно.

«Я протестую!» — горячо воскликнул Бегемот. «Достоевский бессмертен!»

Этому юмору контрастирует последняя сцена. Маргарита, голос сострадания в романе, имеет шанс в конце умолять о пощаде Пилата, обреченного на вечность неудовлетворенного желания.

«Что он говорит?» — спросила Маргарита, и ее совершенно спокойное лицо затуманилось состраданием.

«Он говорит одно и то же, — ответил Воланд. «Он говорит, что даже луна не дает ему покоя, и что это плохая работа. Так он всегда говорит, когда не спит, а когда спит, ему снится одно и то же: есть тропа лунного света, и он хочет пройти по ней и поговорить с узником Га-Ноцри, потому что: как он настаивает, он так и не закончил то, что говорил тогда, давным-давно, в четырнадцатый день весеннего месяца нисан. Но, увы, ему почему-то так и не удается выйти на этот путь, и к нему никто не приходит.”

И это самый прекрасный момент в романе, когда Учитель может освободить персонажа, о котором он написал свою книгу, а Пилат может идти по этой лунной дороге со Христом, как он стремился сделать эти 2000 лет.

Без сомнения, это была необычная книга, ее нелегко понять, особенно в середине. Но в нем можно увидеть отголоски других книг. Совершенно очевидно, что Фауст. Но также и в знаменитой сцене Великого инквизитора в «Братьях Карамазовых», в сочинениях Толстого.И слышны голоса советских художников ХХ века, стремящихся делать то, что они должны: писать, сочинять, выражать, говорить правду. Как всегда знали все тоталитарные системы со всех сторон политического спектра, величайшую опасность представляют именно художники, потому что их правда глубже, чем цензура, глубже, чем просто слова и заметки, и затрагивает самую душу. Искусство по-своему похоже на стремление идти по пути лунного света, превзойти его. В конце концов, эта необходимость бросила вызов многочисленным попыткам деспотов подавить ее.Из сталинских чисток и насильственного атеизма вышел этот роман, в котором говорилось о чем-то большем, о чем-то, выходящем за рамки ограниченного видения материального успеха и идеологической чистоты. И Цезарь и Сталин разоблачаются как ничем не отличные от инквизитора из книги Достоевского, преклоняющегося перед властью и осуществляющих контроль, создавая искусственную версию реальности. Как и Гете, Булгаков рассматривает Воланда и Мефистофеля как силы, которые в конечном итоге выгодны, потому что они бросают вызов миражу человеческой силы и террора.Я закончу цитатой из «Фауста» Гете, которую Булгаков использует в качестве предисловия к роману:

«…кто ты тогда?»

«Я часть той силы, которая вечно желает зла ​​и вечно творит добро».

Заметки о медицине и Булгакове — Стивен Р. Краайевельд

Мимо проходит женщина, положив руку на выпуклый живот, и на ее лице распространяется довольная улыбка. Кажется, она не обращает внимания на все, что находится вне ее. Вот еще одна радость, которую можно найти в больнице — потенциал, грядущее.Это не компенсирует печали о том, что было. Он ничего не заменяет и не возвращает. Исчисление не применимо в рамках больницы, в жизни людей, находящихся здесь прямо сейчас. Но, отступив на мгновение назад, это один из локусов, через которые человечество приходит и уходит.

Моя рука болит, но я принимаю это; Я предложил это охотно, не зря. Я доверял медсестре. Ошибки случаются везде, но в этой больнице я чувствую себя в безопасности. Сидя здесь и глядя на массивный потолок, кажется странным думать, что больница — это относительно недавно созданное учреждение.Такое ощущение, что оно всегда было — или должно было быть.

Мне вспоминается рассказ Михаила Булгакова « Метель » в том блестящем сборнике под названием A Country Doctor’s Notebook . Основываясь на его опыте молодого врача в сельской России, например (что наиболее запомнилось) с пристрастием к морфию, которое он развил в то время, эти рассказы представляют медицину иную динамику.

(Это слишком кратко: существует тесная связь между медициной и актом письма — или, по крайней мере, некоторые из величайших писателей вышли из медицины.Помимо Булгакова, есть Антон Чехов, величайший писатель из когда-либо существовавших, единственная беда которого — насколько известно народному воображению — в том, что он не написал романа. Другие примеры включают Артура Шницлера, Франсуа Рабле, У. Сомерсета Моэма и Фридриха Шиллера.)

В фильме Снежная буря переутомленный врач получает отсрочку от своих обременительных обязанностей из-за метели — по крайней мере, так кажется. Вместо того, чтобы наслаждаться небольшой свободой от бесконечного потока пациентов, которых он путешествует по сельской местности, чтобы увидеть, он получает просьбу о помощи от коллеги-врача, которую он не может игнорировать.Его долгое путешествие оказалось тщетным — пациентка, будущая невеста, упавшая с саней, практически мертва. Вместо того, чтобы провести ночь у товарища-врача, он решает вернуться домой; по возвращении он попадает в ужасную метель, и его сани теряются в метели. С большим усилием сани наконец-то освобождены, и только после того, как его преследуют волки, ему наконец удается вернуться в свой дом в больнице.

Его больница, конечно, не была похожа на ту, в которой я сижу сейчас.Это было больше похоже на врачебную практику с кладовой для припасов. И задача врача сегодня уже не звонить на дом. Вместо этого мы, пациенты, посещаем врачей. Нам даже не нужно возвращаться намного дальше, чтобы достичь времен, когда не было врачей как таковых или организованной медицинской практики.

Я смотрю на указатель вдалеке с множеством рядов пронумерованных мест, сгруппированных по отделам и специализациям. Для пациента эта больница может напоминать по своей громоздкости российскую деревню.Возможно, многие испытывают ностальгию по дружелюбному семейному врачу, который объезжает деревню. Для меня, несмотря ни на что, я рад, что здесь есть эта больница.

Некоторые люди кладут свои души на хранение в церковь. В конце концов, я готов разместить свое тело здесь с той же целью, даже если нет уверенности. Возможно, как и в случае с религией, нам нужно принять в медицину то, что Кьеркегор назвал прыжком веры. Повсюду метели.

топ 138 известных цитат Михаила Булгакова

Наслаждайтесь 138 самыми известными цитатами, высказываниями и цитатами Михаила Булгакова.

Но не могли бы вы поразмышлять над этим вопросом: что бы сделало ваше добро, если бы
зла не существовало, и как бы выглядела земля, если бы все тени
исчезли? Ведь тени отбрасывают вещи и люди. Вот
тень моего меча. Но тени также исходят от деревьев и живых существ.
Вы хотите лишить землю всех деревьев и живых существ только из-за
вашей фантазии о наслаждении обнаженным светом? Ты глупый.

— Михаил Булгаков

Рукописи не горят.

— Михаил Булгаков

Как печально, боги, как печален мир вечером, как таинственны туманы над болотами! Вы узнаете это, когда заблудились в этих туманах, когда вы сильно страдали перед смертью, когда вы шли по миру, неся невыносимое бремя. Вы тоже это знаете, когда устали и готовы без сожаления покинуть эту землю; его туманы; его болота и его реки; готов отдать себя в объятия смерти с легким сердцем, зная, что только смерть может утешить вас.

— Михаил Булгаков

Надежда, что там ей удастся вернуть себе счастье, сделала ее бесстрашной

— Михаил Булгаков

Надо добавить, что иностранец с первых слов произвел на поэта отталкивающее впечатление, но Берлиозу он скорее понравился — то есть не любил, а … как бы сказать … интересовался, что ли.

— Михаил Булгаков

«Жаль!» — ответил дерзкий поэт.
‘Да уж плохо!’ незнакомец согласился, сверкнув глазами, и продолжил: «Но вот вопрос, который меня беспокоит: если нет Бога, то, можно спросить, кто управляет человеческой жизнью и вообще всем порядком на земле? ‘
«Человек сам управляет этим» Бездомный в гневе поспешил ответить на этот, по общему признанию, не слишком ясный вопрос.
— Простите меня, — мягко ответил незнакомец, — но для того, чтобы управлять, в конце концов, нужен точный план на определенный, хотя бы несколько приличный период времени. Тогда позвольте мне спросить вас, как может человек управлять, если он не только лишен возможности составить план хотя бы на какой-то смехотворно короткий период — ну, скажем, тысячу лет — но не может даже поручиться за свое собственное завтра ? »

— Михаил Булгаков

Все слова, которые он использовал вначале, были пустыми словами.Он слышал их и хранил в своем мозгу. Теперь, гуляя по улице, я смотрю на собак с тайным ужасом. Кто знает, что скрыто в их головах?

— Михаил Булгаков

Что это все? Убери его отсюда, черт меня возьми! »А тот, представьте, улыбается и говорит:« Черт возьми? Это, собственно, и можно сделать! «И бах!

— Михаил Булгаков

Я, несчастный доктор Поляков, который пристрастился к морфию в феврале этого года, предупреждаю всех, кого постигнет та же участь, не пытаться заменить морфин кокаином.Кокаин — самый грязный и коварный яд. Вчера Анне с трудом удалось меня оживить уколами камфоры, а сегодня я полужива.

— Михаил Булгаков

Мой скромный . .. Я не пью … ‘
‘ Жалко! А как насчет игры в кости? Или есть какая-нибудь другая любимая игра? Домино? Открытки?
«Я не играю в игры», — ответил уже утомленный бармен.
«Совсем плохо», — заключил хозяин. — Как хотите, но в мужчинах, избегающих вина, игр, общества очаровательных женщин, застольных разговоров, есть что-то приятное.Такие люди либо тяжело больны, либо втайне ненавидят всех вокруг. Правда, могут быть исключения. Среди людей, сидевших со мной за банкетным столом, были иногда и необыкновенные негодяи! Глава 18

— Михаил Булгаков

Вся эта речь, крайне глупая, бестактная и, вероятно, политически опасная, заставила Павла Иосифовича содрогнуться от ярости, но, как это ни странно, по глазам собравшейся толпы покупателей было видно, что она вызвала сочувствие в очень много людей!

— Михаил Булгаков

«Я даже не догадывался, что одеться, что было непросто: брюки и рубашка, валенки, поверх рубашки кожаная куртка, затем пальто с овчиной, меховая шапка и моя сумка с кофеином, камфарой, морфин, адреналин, зажимы, стерильные повязки, подкожные, зонд, автомат Браунинга, сигареты, спички, часы, стетоскоп. ”

— Михаил Булгаков

Жабы жалобно рычали, и сумерки покрывали профессора. Вот и была … ночь. Москва … где-то на улице зажигаются белые фонари … Заблудший и несчастный Панкрат стоял в страхе по стойке смирно, скрестив руки по бокам …

— Михаил Булгаков

«Мы, как всегда, говорим на разных языках, — ответил Воланд, — но это не меняет того, о чем мы говорим. Ну? …»

— Михаил Булгаков

Не бойся, Королева… не бойся, королева, кровь давно ушла в землю. А там, где его пролили, уже растут виноградные лозы.

— Михаил Булгаков

Говорить правду легко и приятно.

— Михаил Булгаков

Вторая свежесть — это ерунда! Есть только одна свежесть — первая — и она же последняя. А если осетрина второй свежести, значит, она просто тухлая.

— Михаил Булгаков

Михаил Булгаков цитирует картинки

Хотите увидеть еще фотографии цитат Михаила Булгакова? Нажмите на изображение цитаты Михаила Булгакова, чтобы просмотреть его в полном размере.

«Мастер и Маргарита» — Сбор книг

Не думал, что собираюсь рецензировать «Мастера и Маргариту» Михаила Булгакова. Я не думал, что у меня есть квалификация, но я провел много времени, читая и наслаждаясь «Мастером и Маргаритой», и я хочу поговорить об этом. Мне не нужно и я не способен исследовать «Мастера и Маргариту» через призму критической теории, и я не хочу углубляться в аллюзии и символы Булгакова. Вместо этого давайте поговорим о том, почему кому-то может понравиться «Мастер и Маргарита», независимо от того, насколько серьезно они относятся к чтению.

Сначала немного о книге. Книга «Мастер и Маргарита» сложна для резюмирования, потому что в ней происходит так много всего. Это конгломерат сюжетов, слабо связанных между собой Иваном Бездомным, поэтом, которого поместили в приют после того, как Воланд (Сатана) точно предсказал обезглавливание коллеги Бездомного.

Мастер и Маргарита имеют мало общего с первой половиной книги. Вместо этого первая половина сосредотачивается на Воланде и вреде, который он и его банда демонов совершают. Мы даже не встречаемся с Маргаритой до второй книги и обнаруживаем, что она в ловушке брака без любви, но мечтает быть со своим любовником, писателем, которого мы знаем только как Мастер. Она заключает сделку с Воландом, и во второй книге рассказывается о ее приключениях, когда она превращается в королеву Марго, хозяйку Бала Сатаны.

Все это плюс роман внутри романа, разбросанный по всей книге, который рассказывает историю распятия Иисуса с точки зрения Понтия Пилата. Звучит как много, и это так, но каким-то образом «Мастер и Маргарита» в конце концов сливаются.Сначала я сказал, что люблю эту книгу. Поразмыслив, я понял, что мне понравилось, что я закончил эту книгу и, по крайней мере, понял ее. Это сложное произведение капитальной литературы, и я его закончил. Конечно, мое эго хотело бы, чтобы я объявил миру, что мне это нравится. Даже если я пришел в себя и понял, что «Мастер и Маргарита» — не мое самое любимое литературное произведение, были отрывки, которые мне нравились. Вот два примера:

Лучшие части «Мастера и Маргариты»

1) Сатира

Я любитель сатиры, и Булгаков особенно изобретательно критикует Советский Союз.Например, в «Мастере и Маргарите» Воланд приезжает в Москву артистом. Он дает концерт в Театре Варьете, и его демоны исполняют сеанс черной магии, в котором деньги обрушиваются на публику, а женщин приглашают на сцену, чтобы они обменяли свою одежду на более дорогую. Публика берет деньги, но когда они пытаются потратить их после сеанса, они превращаются в клочки бумаги. Женщины, торгующие своей одеждой, покидают театр и оказываются обнаженными на улицах Москвы.Эта сцена забавная и, скорее всего, из-за публичной наготы, напоминает мне «Новую одежду императора», хотя Булгаков критикует советскую жадность.

Я тоже любитель острых цитат. Вначале Воланд спорит: «Да, человек смертен, но это будет лишь полбеды. Хуже всего то, что он иногда неожиданно смертен — вот в чем хитрость! »

Эта цитата так красноречиво описывает состояние человека. Однако конкретный аргумент Воланда здесь заключается в том, что если нет Бога, кто правит человеком? Бездомный утверждает, что мужчина управляет собой.Затем Воланд спрашивает, как человек может управлять собой, если он «не может поручиться за свое завтра». Это часть критики Булгаковым советского атеизма, которая является темой всей книги, и абсурдность попытки опровергнуть существование Бога в глазах сатаны меня щекочет.

2) Фантастический сюжет

«Мастер и Маргарита» — это тоже весело и удивительно. Во второй книге Азазелло член отряда Воланда дает Маргарите крем, чтобы натереть себя. Сначала она наносит его на лицо и сразу же выглядит моложе.В припадке ликования она растирает крем по всему телу и, прежде чем осознает это, летит голой на метле.

Служанка Маргариты, видя, как Маргарита преображается, натирает себя кремом. Она тоже левитирует. Однако вместо того, чтобы летать на метле, она натирает лосьоном развратного мужского персонажа, который превращается в кабана. Служанка, тоже обнаженная, улетает на своей кабине в маниакальном блаженстве.

Вся эта глава нелепа и занимательна и почему-то неуместна и уместна.«Мастер и Маргарита» удивляет тем, как смешивает библейское с фантастическим и банальное с абсурдом. Иногда бывает трудно уследить, но это территория сложной книги.

Рецензия на «Мастера и Маргариту»

Поскольку «Мастер и Маргарита» — сложная книга, особенно полезна книга Пингвина «Мастер и Маргарита: 50-летие Deluxe Edition» в переводе Ричарда Пивера и Ларисы Волохонски. Если вы прочитаете мой обзор «Когда меня звали Кеоко», то можете догадаться, что я ничего не знал о Советском Союзе и Сталине до того, как прочитал «Мастер и Маргарита.«Мои знания Библии также в лучшем случае являются базовыми, поэтому мне понадобились подробные заметки, разбросанные по книге. Нападающий Бориса Фишмана и вступительное слово Пивера также помогли мне понять исторический контекст «Мастера и Маргариты». Хотя «Мастер и Маргарита» временами медленный и запутанный, его все же стоит прочитать, особенно если вы уже являетесь поклонником русской литературы.