Булгаков человек смертен внезапно смертен булгаков: Да, человек смертен, но это… (Цитата из книги «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова)

Содержание

Mikhail Bulgakov цитата: Yes, man is mortal, but that would be only half …

Add translation

— Mikhail Bulgakov, книга Мастер и Маргарита

Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чём фокус!
Book One in ‘Never Talk with Strangers’, P/V
Источник: The Master and Margarita (1967)

Добавить примечание

Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чём фокус!

Взято из Wikiquote. Последнее обновление 3 июня 2021 г.

Михаил Афанасьевич Булгаков

30русский писатель, автор романа «Мастер и Маргарита» 1891–1940

„Sometimes, mortals did indeed forget. Sometimes, mortals needed … reminding. “

Help us translate this quote

— Steven Erikson, книга Toll the Hounds

Toll the Hounds (2008)
Контексте: Sometimes, mortals did indeed forget. Sometimes, mortals needed… reminding.

„You’re a Demigod Percy, half god and half mortal!“

Help us translate this quote

— Rick Riordan, книга The Lightning Thief

Источник: The Lightning Thief

„Snatch him, ye Gods, from mortal eyes!“

Help us translate this quote

— John Conington British classical scholar 1825–1869

Источник: Translations, The Aeneid of Virgil (1866), Book III, p. 101

„He was the average mortal. It troubled him to get used to the world one way and then suddenly have it turn different.“

Help us translate this quote

— Zora Neale Hurston, книга Their Eyes Were Watching God

Источник: Their Eyes Were Watching God

„The example of a syllogism that he had studied in Kiesewetter’s logic: Caius is a man, men are mortal, therefore Caius is mortal, had throughout his whole life seemed to him right only in relation to Caius, but not to him at all. “

Help us translate this quote

— Leo Tolstoy Russian writer 1828–1910

Источник: The Death of Ivan Ilych

„Play on, mortal. Every god falls at a mortal’s hands. Such is the only end to immortality.“

Help us translate this quote

— Steven Erikson, книга Gardens of the Moon

Источник: Gardens of the Moon (1999), Chapter 7 (p. 208)

„Sometimes mortals can be more horrible than monsters.“

Help us translate this quote

— Rick Riordan American writer 1964

„The works of the righteous would be mortal sins if they would not be feared as mortal sins by the righteous themselves out of pious fear of God.“

Help us translate this quote

— Martin Luther seminal figure in Protestant Reformation 1483–1546

«Heidelberg Disputation: Thesis 7» (1518), http://bookofconcord.org/heidelberg.php#7

„All men are mortal, he tells us, but some are more mortal than others.“

Help us translate this quote

— Robert Sheckley, книга Mindswap

Источник: Mindswap (1966), Chapter 32 (p. 153)

„To be mortal is the most basic human experience, and yet man has never been able to accept it, grasp it, and behave accordingly. Man doesn’t know how to be mortal. And when he dies, he doesn’t even know how to be dead.“

Help us translate this quote

— Milan Kundera, книга Immortality

Источник: Immortality

„God only knows
God makes his plan
The information’s unavailable
To the mortal man.“

Help us translate this quote

— Paul Simon American musician, songwriter and producer 1941

Slip Slidin’ Away
Song lyrics
Контексте: God only knows
God makes his plan
The information’s unavailable
To the mortal man.
We work our jobs
Collect our pay
Believe we’re gliding down the highway
When in fact we’re slip slidin’ away.

„O poor mortals, how ye make this earth bitter for each other.“

Help us translate this quote

— Thomas Carlyle Scottish philosopher, satirical writer, essayist, historian and teacher 1795–1881

Pt. I, Bk. V, ch. 5.
1830s, The French Revolution. A History (1837)

„Oh, where is man—
That mortal god, that hath no mortal kin
Or like on earth? Shall Nature’s orator—
The interpreter of all her mystic strains —
Shall he be mute in Nature’s jubilee?“

Help us translate this quote

— Hartley Coleridge British poet, biographer, essayist, and teacher 1796–1849

Sylphs
Poems (1851), Prometheus

„The man forget not, though in rags he lies,
And know the mortal through a crown’s disguise.“

Help us translate this quote

— Mark Akenside English poet and physician 1721–1770

Источник: Epistle to Curio (1744), Lines 197–198

„Creatures of a day! What is a man?
What is he not? A dream of a shadow
Is our mortal being.“

Help us translate this quote

— Pindar Ancient Greek poet -517–-437 до н.э.

Pythian 8, line 95-8; pages 162-3. (446 BC)
Контексте: Creatures of a day! What is a man?
What is he not? A dream of a shadow
Is our mortal being. But when there comes to men
A gleam of splendour given of Heaven,
Then rests on them a light of glory
And blesséd are their days.

„If men and mortal arms ye slight,
Know there are gods who watch o’er right.“

Help us translate this quote

— John Conington British classical scholar 1825–1869

Источник: Translations, The Aeneid of Virgil (1866), Book I, p. 27

„All the Good of mortals is mortal.“

Help us translate this quote

— Seneca the Younger, книга Epistulae morales ad Lucilium

Epistulae Morales ad Lucilium (Moral Letters to Lucilius), Letter XCVIII: On the Fickleness of Fortune

„the only mortal sin is giving up.“

Help us translate this quote

— Stephen King American author 1947

„How strange is the lot of us mortals! Each of us is here for a brief sojourn; for what purpose he knows not, though he sometimes thinks he senses it.“

Help us translate this quote

— Albert Einstein German-born physicist and founder of the theory of relativity 1879–1955

1930s, Mein Weltbild (My World-view) (1931)
Контексте: How strange is the lot of us mortals! Each of us is here for a brief sojourn; for what purpose he knows not, though he sometimes thinks he senses it. But without deeper reflection one knows from daily life that one exists for other people — first of all for those upon whose smiles and well-being our own happiness is wholly dependent, and then for the many, unknown to us, to whose destinies we are bound by the ties of sympathy. A hundred times every day I remind myself that my inner and outer life are based on the labors of other men, living and dead, and that I must exert myself in order to give in the same measure as I have received and am still receiving….

„A mighty lesson we inherit:
Thou art a symbol and a sign
To Mortals of their fate and force;
Like thee, Man is in part divine,
A troubled stream from a pure source“

Help us translate this quote

— George Gordon Byron English poet and a leading figure in the Romantic movement 1788–1824

III.
Prometheus (1816)
Контексте: Thy Godlike crime was to be kind,
To render with thy precepts less
The sum of human wretchedness,
And strengthen Man with his own mind;
But baffled as thou wert from high,
Still in thy patient energy,
In the endurance, and repulse
Of thine impenetrable Spirit,
Which Earth and Heaven could not convulse,
A mighty lesson we inherit:
Thou art a symbol and a sign
To Mortals of their fate and force;
Like thee, Man is in part divine,
A troubled stream from a pure source;
And Man in portions can foresee
His own funereal destiny;
His wretchedness, and his resistance,
And his sad unallied existence:
To which his Spirit may oppose
Itself — and equal to all woes,
And a firm will, and a deep sense,
Which even in torture can decry
Its own concenter’d recompense,
Triumphant where it dares defy,
And making Death a Victory.

Михаил Булгаков

В библиотеке КАТК проводится книжная выставка по творчеству великого русского писателя Михаила Булгакова.

15 мая 1891 г. родился великий русский писатель Михаил Булгаков

М.А. Булгаков (1891—1940)

В 1930-е Булгаков был отлучен от литературы как антисоветский писатель. Свой главный роман он писал «в стол», без надежды на публикацию. В 1950-е Булгаков был уже прочно забыт и никому не известен. Но вдова писателя сохранила рукописи мастера, и в 1960-е по Москве поползли слухи о великом романе. Сейчас «Мастер и Маргарита» признан русским «романом века», а Булгаков — безусловный классик.

Представлены следующие произведения и фрагменты:

БЕЛАЯ ГВАРДИЯ

И тотчас синяя гайдамацкая дивизия тронулась с моста и побежала в Город, через Город и навеки вон.

Следом за синей дивизией, волчьей побежкой прошел на померзших лошадях курень Козыря-Лешко, проплясала какая-то кухня… потом исчезло все, как будто никогда и не было.

И только труп и свидетельствовал, что Петлюра не миф, что он действительно был…

<…>

А зачем оно было? Никто не скажет. Заплатит ли кто-нибудь за кровь?

Нет. Никто.

Кадры из фильма «Белая гвардия» (2012)

СОБАЧЬЕ СЕРДЦЕ

Да-с. Если вы заботитесь о своём пищеварении, мой добрый совет — не говорите за обедом о большевизме и о медицине. И — боже вас сохрани — не читайте до обеда советских газет.

— Гм… Да ведь других нет.

— Вот никаких и не читайте. Вы знаете, я произвёл 30 наблюдений у себя в клинике. И что же вы думаете? Пациенты, не читающие газет, чувствуют себя превосходно. Те же, которых я специально заставлял читать «Правду», — теряли в весе. <…> Мало этого. Пониженные коленные рефлексы, скверный аппетит, угнетённое состояние духа.

— Вот чёрт…

Кадры из фильма «Собачье сердце» (1988)

МАСТЕР И МАРГАРИТА

— Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.

«Какая-то нелепая постановка вопроса…» — помыслил Берлиоз и возразил:

— Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собой разумеется, что, если на Бронной мне свалится на голову кирпич…

— Кирпич ни с того ни с сего, — внушительно перебил неизвестный, — никому и никогда на голову не свалится. Вы умрете другой смертью.

— Может быть, вы знаете, какой именно? — с совершенно естественной иронией осведомился Берлиоз, — и скажете мне?

— Охотно, — отозвался незнакомец. Он смерил Берлиоза взглядом, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть — несчастье… вечер — семь…» — и громко и радостно объявил: — Вам отрежут голову!

Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Берлиоз спросил, криво усмехнувшись:

— А кто именно? Враги? Интервенты?

— Нет, – ответил собеседник, – русская женщина, комсомолка.

Кадры из фильма «Мастер и Маргарита» (1994)

ТЕАТРАЛЬНЫЙ РОМАН

(Записки покойника)

Он зародился однажды ночью, когда я проснулся после грустного сна. Мне снился родной город, снег, зима, гражданская война… Во сне прошла передо мною беззвучная вьюга, а затем появился старенький рояль и возле него люди, которых нет уже на свете. Во сне меня поразило мое одиночество, мне стало жаль себя. И проснулся я в слезах. Я зажег свет, пыльную лампочку, подвешенную над столом. Она осветила мою бедность — дешевенькую чернильницу, несколько книг, пачку старых газет. Бок левый болел от пружины, сердце охватывал страх. Я почувствовал, что я умру сейчас за столом, жалкий страх смерти унизил меня до того, что я простонал, оглянулся тревожно, ища помощи и защиты от смерти. <…>

Так я начал писать роман. Я описал сонную вьюгу. Постарался изобразить, как поблескивает под лампой с абажуром бок рояля. Это не вышло у меня. Но я стал упорен.

ТЕАТРАЛЬНЫЙ РОМАН

(Записки покойника)

Вьюга разбудила меня однажды. И опять, как тогда, я проснулся в слезах! Какая слабость, ах, какая слабость! И опять те же люди, и опять дальний город, и бок рояля, и выстрелы, и еще какой-то поверженный на снегу.

Родились эти люди в снах, вышли из снов и прочнейшим образом обосновались в моей келье.

Первое время я просто беседовал с ними, и все-таки книжку романа мне пришлось извлечь из ящика. Тут мне начало казаться по вечерам, что из белой страницы выступает что-то цветное. Присматриваясь, щурясь, я убедился в том, что это картинка. И более того, что картинка эта не плоская, а трехмерная. Как бы коробочка, и в ней сквозь строчки видно: горит свет и движутся в ней те самые фигурки, что описаны в романе. Ах, какая это была увлекательная игра… <…>

Ночи три я провозился, играя с первой картинкой, и к концу этой ночи я понял, что сочиняю пьесу.

Мастер и Маргарита Михаила Булгакова — Электронная книга

Электронная книга607 страниц11 часов

Рейтинг: 4 из 5 звезд

4/5

()

Сатана, Иуда, советский писатель, и говорящий черный кот по имени Бегемот населяет эту сатиру, « классика художественной литературы двадцатого века» ( The New York Times ).

В 1930-е годы в Москве сатана решает нанести визит добрым людям Советского Союза.

В старом Иерусалиме разворачиваются судьбоносная встреча Пилата и Иешуа и убийство Иуды в Гефсиманском саду.

На стыке фантастики и реализма, сатиры и непоколебимой эмоциональной правды классический роман Михаила Булгакова « Мастер и Маргарита » красноречиво высмеивает все аспекты советской жизни при сталинском режиме, от политики до искусства и религии, одновременно исследуя сложности между добром и зло, невинность и вина, свобода и угнетение. От Москвы до библейского Иерусалима яркие персонажи — «волшебник», который на самом деле является замаскированным дьяволом, гигантский кот, ведьма, клыкастый убийца — сеют хаос и безумие, куда бы они ни пошли, насмехаясь над художниками, интеллектуалами и политики одинаково. В драку вплетается и выходит человек, известный только как Мастер, писатель, деморализованный государственной цензурой, и его таинственная возлюбленная Маргарита.

Сожженный автором в 1928 году и возобновленный в 1930 году, «Мастер и Маргарита » стал последним завершенным творческим произведением Булгакова перед его смертью. Он оставался неопубликованным до 1966 года и стал одним из самых уважаемых произведений русской литературы двадцатого века, адаптированным или упоминаемым в фильмах, на телевидении, радио, в комиксах, театральных постановках, музыке и опере.

Пропустить карусель

Автор

Михаил Булгаков

Михаил Булгаков родился в 189 г.1 в Киеве, на территории современной Украины. Сначала он изучал медицину, но бросил профессию врача, чтобы заняться писательством. Он начал работать над «Мастером и Маргаритой» в 1928 году, но из-за цензуры он не был опубликован до 1966 года, более чем через двадцать пять лет после смерти Булгакова.

Пропустить карусель

Тайна и беспредел: чтение «Мастера и Маргариты» Булгакова во время свидания с атеистом в Сиэтле

В первый раз, когда я прочитал «Мастер и Маргарита » Михаила Булгакова, я был слишком увлечен его горячим безумием, чтобы понять, какого черта Булгаков задумал своим романом.

Когда я вернулся для второго чтения, мои благочестивые суждения о насилии и разврате затмили опыт. Но книга была подарком близкого друга, умом которого я восхищался, и моя третья попытка возродила для меня роман, когда я в разгар позднего лета 2007 года дочитал его в контексте того, что часто называют одновременно и как самый грамотный и самый нецерковный город Америки.

На самом деле именно на летней лекции в Ратуше многие части булгаковского шедевра окончательно застыли и стали понятными в моем конкретном контексте. Я пошел послушать Стивена Пинкера, известного психолога-эволюциониста и когнитивиста, чья работа о языке и познании направлена на развенчание мифов о разуме. Помимо многих других вещей, Пинкер считает, что все человеческое поведение, такое как мораль и свобода воли, связано с активацией нейронов и синапсов в мозгу. В 2002 году в интервью Reason Magazine , Пинкер разместил:

Нейробиология показывает, что все аспекты психической жизни — каждая эмоция, каждая мысль, каждое воспоминание — могут быть связаны с физиологической активностью или структурой мозга. Когнитивная наука показала, что действия, которые раньше считались возможными только при помощи ментального материала, могут быть воспроизведены машинами, что мотивы и цели могут быть поняты с точки зрения обратной связи и кибернетических механизмов, а мышление можно понимать как своего рода вычисление.
. . . Таким образом, разум, который раньше казался чудом — чем-то, что простая материя не могла создать или объяснить, — теперь можно понимать как своего рода вычислительный процесс.[1]

Пока Пинкер говорил, высокообразованная, в основном белая и явно состоятельная толпа жителей Сиэтла смеялась над каждой его интонацией.

Дома я пересматривал записи, которые делал во время лекции, чтобы стряхнуть с себя разочарованное чувство, что я вернулся с ведром лишь наполовину полным, — разум звенел, но совесть сидела, крутя пальцами, надоевшая его остроумие, неожиданный результат после того, как услышал от этого лингвистического героя! До меня дошло, что большая часть речи Пинкера казалась мне пустым пространством, в которое бросали маленькие кусочки гипсокартона или гипсового наполнителя. То есть, казалось, не было ничего, что я мог бы взять домой и применить прочным, осмысленным или красочным образом. Лекция была до краев наполнена содержательными лингвистическими теориями и загадками, которые были достаточно умны, чтобы слушатель чувствовал себя умным и превосходным.

Но вечный смысл? Пропал без вести.

Я подумал: неужели это то, что мы привыкли ожидать, потреблять и узнавать: гипсокартон и гипс? Пустая полуправда.[2]

Я задумался над этим. Эта просвещенная толпа и этот высокопросвещенный оратор много знают о многих предметах. Но этот тип «просветления», стремящийся описать все существующее только как эмпирически верифицируемое и объяснимое, удаляет из диалога ценное ощущение тайны, чего-то глубокого, что существует за пределами нашего разума и физического знания.

Устранение тайны из нашего культурного словаря позволяет нам говорить только о половине того, что реально — о наблюдаемой половине. Другие элементы нашей жизни, сердца, мира, духа и сообщества становятся невыразимыми и, следовательно, также неузнаваемыми, поскольку идея имеет активное значение только в той мере, в какой она может быть выражена и распространена (например, через язык, музыку, искусство).

Отсечение тайны от нашего языка и разговоров оставляет вакуум, заметную пустоту, и наши слова науки и разума, которые должны правильно использоваться в тандеме, чтобы усилить и плодотворно бросить вызов дискурсу этих таинственных и непознаваемых вещей, вместо этого пытаются заполнить пространство, которое наука не имеет ни возможности, ни цели заполнить. Использование науки для описания духовного царства похоже на «танцы под архитектуру». Такие попытки (известные как «сциентизм») заселить сферу тайны и удивления фактами и логикой приводят к пустым, лепным словам.

В этот момент моих размышлений стихотворение Уэнделла Берри ударило в мой мозг, как колокольчик, в каком-то маленьком лобном отделе, где разум не всегда прямолинеен:

… Когда сильные довели до совершенства свой триумф
над слабыми, великими симфонии по-прежнему будут играть в концертных залах и по радио
, чтобы утешить забывчивых и невозмутимых; двери
по-прежнему будут открыты в художественных музеях,
вознаграждает угнетенных за их угнетение; поэты
по-прежнему будет бегло распевать свои
песни о себе, чтобы вознаградить напуганных за их страх. О,
высокие художники звука, формы и цвета,
слова, еще с гордостью примут
свою работу в университетах, свои премии, стипендии и награды.
В тот день, когда уродство будет совершено в обломках
и крови, красота и любовь к красоте
все еще будут восхваляться теми, кому хорошо платят за ее восхваление. . .
. . .Когда власть имущие владея всеми словами
заставили их ничего не значить, пусть молчание
говорит за нас.[3]

Современные люди, такие как мы, будут продолжать говорить, выражать и описывать, даже если мы утратили половину нашей способности (или желания) говорить, выражать и описывать то, что мы переживаем. Об этом говорит Берри. В этом случае нам лучше промолчать, чтобы, надеюсь, снова обрести способность распознавать неэмпирические истины, которые затем могут спокойно открыться нам, если мы будем смиренны и внимательны.

Смиренное внимание — это как раз то, что нужно и чего так не хватает большинству персонажей романа Булгакова, который довольно благодушно начинается жарким вечером на скамейке в парке у воды, когда два видных московских писателя спорят о том, как лучше выразить образ Иисуса. небытия — принимаемого за непререкаемый факт как мужчинами, так и московской общественностью в целом. Поскольку более умный писатель снисходительно одаривает другого своим понтификацией, Дьявол является им обоим.

Дьявол! Дьявол идет в Москву!

Сатана предстает в образе захудалого, несколько непристойного и неортодоксального в общении профессора Воланда, знатока черной магии, который, что неудивительно, рад обнаружить, что город полон атеистов, отрицающих существование Бога. Но даже Дьявол, кажется, потрясен и расстроен, обнаружив, что результатом этой безбожной самонадеянности является то, что жители Москвы также не могут узнать его личность, хотя на протяжении всего романа он не делает попыток скрыть это, разбрасывая самые темные дьявольские деяния по всему миру. всю ничего не подозревающую, неверящую, неузнающую Москву.

С этого момента начинается ад. Профессор-дьявол переворачивает город с ног на голову. Его никто не узнает. Город, который жестоко критикует Булгаков, настолько окутан созданным им самим образом учености, разума, джаза и изощренных атеистических теологий (или это а-теологии?), что его граждане не могут распознать что-то, что исходит извне этих границы, даже если это сама Ярость Ада.

Действительно, единственные персонажи, которые догадываются об истинной личности Воланда, в итоге регистрируются как пациенты психиатрической клиники. В мире, который не только не верит в Иисуса и Бога, но и не верит в Дьявола, любое противоположное исповедание должно считаться безумием.

Таким образом, насилие и беспорядки распространяются по городу, и его жители все время не могут назвать то, что происходит. Что случилось с нашим приятным разумом — нашей штукатуркой и гипсокартоном? Дайте нам что-нибудь, что имеет смысл или вообще ничего.

Нигде это стремление к достоверности разума не проявляется так явно в романе, как в «Разоблачении черной магии», которое Воланд разыгрывает как эксклюзивный однодневный спектакль.

Публика ожидает, что Воланд раскроет тайные уловки рук, стоящие за его магией, только для того, чтобы обнаружить в хитрой иронии, что в конечном счете обнажается, скорее, привязанность москвичей к определенности и их упорное неумение ценить чудо. Эта хаотичная сцена, в которой Профессор несчастно дает людям то, что они просят (деньги, падающие из воздуха, обмен новой модной одеждой для всех женщин), заканчивается финансовым скандалом и неприличным разоблачением, когда эти, казалось бы, настоящие сокровища исчезают в темноте. улицы возле театра после спектакля вместе с неуловимым профессором Воландом. Эта сцена раскрывает предельную неопределенность осязаемой, материальной реальности.

Посреди возмутительного шума Воланд спрашивает, может ли человек разумно ожидать, что он будет контролировать и быть уверенным в чем-либо:

Если Бога нет, то вопрос в том, кто контролирует жизнь человека и всего порядок вещей на земле? . . . . Для того, чтобы держать ситуацию под контролем, у вас должен быть четкий план, по крайней мере, на разумный период времени. Так как же, позвольте спросить, может управлять человек, если он не может составить план даже на смехотворно короткий срок, скажем, на тысячу лет, и притом не в состоянии обеспечить свою безопасность даже на завтрашний день? . . . . Да, человек смертен, но это не так уж плохо. Плохо то, что иногда он неожиданно смертен, вот беда![4]

Ясно, что в булгаковском нарративе с ног на голову никто не контролирует меньше, чем те, кто думает, что они все предусмотрели — этих несчастных персонажей встречают обезглавливанием, трансфигурациями, необоснованными мгновенными перевозками, подлогами, аферами, исчезновениями, избиениями. , тюремные заключения и довольно популярный прием в психиатрическую лечебницу. Воланд, похоже, намерен нарушить всякое представление о порядке.

Однако странным парадоксом романа является то, что все попытки Дьявола разжечь зло и неверие каким-то образом имеют противоположный эффект, создавая вместо этого магию, красоту и искупление. Читателю, если он человек духовный, остается сомневаться в собственной уверенности в том, что в Москве явился на самом деле Дьявол, или же это какое-то озорное проявление Бога — овца в волчьей шкуре в овечьей шкуре. перо, чьи пастухи не верят в существование овец или волков, — которому нравится переворачивать все наши понятия с ног на голову. Или же Булгаков указывает на способность божественного в конечном счете формировать надежду и добро из неверия и зла? Одному Богу известно!

В романе есть один персонаж, чье полное осознание до настоящего времени позволяет ей сразу установить и распознать сатану. Героиня романа, Маргарита, — женщина, непоколебимо сосредоточенная на своем единственном стремлении воссоединиться с Мастером, своим возлюбленным, чей рассказ о Понтии Пилате мы получаем кусками на протяжении всей книги. Она, в отличие от всех в книге, непоколебимо верит в силу и чудо любви, в силу чего-то реального за пределами наблюдаемого, и когда она встречает Воланда, она знает, кто и что он такое, и принимает — без колебаний — его предложить ей воссоединиться с Мастером.

Любой другой, не признающий Дьявола, счел бы это фаустовское предложение нелепым и неприемлемым (или достойным смирительной рубашки) — надеждой дурака, — но Маргарита хватается за дар, зная, что в такой момент, когда обещается счастье, только дурак усомнится в существовании протянутых рук. Важен только этот неразумный дар и активная вера в то, что можно — как по волшебству — принять его. Именно это делает Маргариту самым сильным и зорким персонажем во всей горячечной каше, населяющей роман. Она одна принимает тайну злого (или доброго?) божества, потому что она единственный персонаж, не связанный рамками объяснимого.

И мне интересно, не было ли это какой-то дьявольской игрой Судьбы, когда, сразу после того, как я закончил читать Мастера и Маргариту , и сразу после того, как я услышал научную проповедь Пинкера, я сидел одним теплым летним вечером на скамейке с видом на вода, так как мой парень-атеист сказал мне, что наши десятидневные отношения закончились, потому что он просто не мог встречаться с кем-то, кто верит в Бога.

Удивленный и слегка сбитый с толку, поскольку мы еще не обсуждали наши богословские убеждения достаточно подробно, я посмотрел на мерцающее небо — мы, пара пятнышек на скамейке, — и на сотни танцующих отражений в воде, все двигаясь в случайном направлении, изменяясь каждое мгновение и каждое мгновение только для того, чтобы существовать в этом точном состоянии один раз за всю вечность, — и я спросил его: «Почему ты думаешь, что я верю в Бога?» (Я попытался просканировать свои воспоминания о последних двух неделях — неужели я невольно надел свое нижнее белье WWJD или напевал «Иисус любит меня», когда мыл посуду?)

Он ответил: «Я знаю, что ты веришь в Бога, потому что практикуешь благодарность».

Какого черта?!

Возможно, это было самое заметное расставание, которое у меня было, хотя бы потому, что оно произвело эффект, противоположный ожидаемому. Я нашел это заявление не только огромным — хотя и непреднамеренным — комплиментом, но и воодушевляющим, невероятным.

Он прав. Он прав! Черт меня побери, если я не благодарен за этот воздух, который наполняет мои легкие, за воду, которая питает мое тело, за эту возможность существовать пятнышком на скамейке в конце лета посреди необъятной вселенной. Черт меня побери, если я не схватлюсь за этот подарок обеими руками, все время крича: «Спасибо! Спасибо! Спасибо!» необъяснимым рукам, отдавшим его мне — Дьяволу или Божеству, смутьяну или благодетелю — зачем ссориться из-за их существования? Важно то, что они существуют, чтобы предлагать эту красоту вокруг меня, а также то, что я существую — по какой-то причине, может быть, даже без причины, которая существует в пределах разумного, и Боже, я благодарен.

Не думаю, что мой новый бывший парень ожидал такой реакции. Я улыбался и был полон жизни, готовый запрыгнуть на летающую свинью или уехать на ручной корзине бог знает куда. Я был так поражен его признанием, что благодарность и вера идут рука об руку, и что он мог одним махом отказаться от того и другого. Как он мог добровольно отказаться от принятия чего-то прекрасного только потому, что не мог понять, откуда и почему? Казалось, он не мог понять, что скрывалось за невероятной глупостью, или безумием, или божественностью, или дьявольщиной, или магией — называйте это как хотите — которая была во мне. Или, может быть, мне лучше сказать, что я был в Нем.

Я был булгаковской Маргаритой, нагой и в высшей степени благодарной и счастливой, а он был полностью одетым циником, желавшим чего-то большего, но видящим только идеи, ограничивающие себя узким мостом разума, протянувшимся, как заноза, в нашу вселенную.

Тогда мне стало жаль его и всех персонажей булгаковской книги, чьи философские мюсли состоят только из хлопьев истины, поддающихся логическому определению, без плодов и меда чуда. Я могу только надеяться, что и для циников есть нежное искупление, как, кажется, в конце концов в романе Булгакова, и что беспорядок каким-то таинственным образом в самом конце превращается в красоту. Я так невероятно благодарна за невыразимые вкусы, за воплощение жевательного чуда и переживания, которые не поддаются определению. Они заставляют меня безмолвно созерцать нашу вселенную с трепетом и благодарностью за целостность всего существующего — известного и неизвестного — и принимать и обнимать этот дар, пока он несет меня — куда? — одному Богу известно!

Примечания:

[1] Рональд Бейли и Ник Гиллеспи «Биология против чистого листа: интервью со Стивеном Пинкером». Reason Magazine , октябрь 2002 г.
[2] Я не хочу сказать, что Стивен Пинкер не гений. Он гениален, и его работа невероятна, и ему не нужно мое одобрение здесь, что он гениален. Я бы посоветовал другим прочитать его, его работу по овладению языком и мышлению, и составить собственное мнение.