Зеркала (Алексей Александрович Зайцев) / Стихи.ру: vipsicilia — LiveJournal

1

Здесь время одинаково тоскливо,
Давление невозможности бежать,
Встаём, шагая метрами лениво —
За годы можно многое познать.

Похожи временные промежутки,
Минуты, дни и даже месяца,
Одни и те же наступают сутки,
В них нету ни начала, ни конца.

Смотрю в окно — одно и тоже небо,
И ветер тот же дует за окном,
Нам часто не хватает в жизни света,
Зажмурил бы он солнечным лучом.

Всё те же мысли, те же рассуждения,
Ту же тарелку греем с кипятком,
Читаем книги, пишем сочинения,
Высоких мыслей дарит этот дом.

Прощаемся со слабыми и злыми,
Забудут те, что были под крылом,
От безисходности красивые шумели,
Ругая сущность собственным лицом.

Нацелив взгляд мы это всё ругаем,
Одно и тоже в комнате слепой,
Как тут держаться временем познаем,
Свободы мир теперь нам золотой.

Жаль начали ценить всё очень поздно,
Немое счастье, брошенная жизнь,
Теперь относимся к желаниям серьезно,
В ответ прощальное и слабое — крепись.

Кидаю кости, совесть познавая,
Проснулись чтобы снова спать легли,
Наверно всё, что было потеряли —
Однообразность с болью обрели.

2

Старое зеркало. И что же я там вижу?
Лицо всё тоже, грустные глаза,
За этот облик скудный ненавижу,
Капля с лица стекает, как слеза.

Здесь время разное и разные желания,
Страдания касаются рукой,
Направо седина и расставания,
Налево юность светит тишиной.

Взрослеем мы, наш мир стоит на месте,
Развитие души там, за стеной,
А отражение, словно чьи-то дверцы,
Будто друзьями с лютой темнотой.

Кому-то он даёт лица морщины,
Стареют лица в зеркале немом,
Стараемся писать рукой картины,
Одно и тоже видим, сон за сном.

Я начал собирать в себе осколки,
Осколками являлись зеркала,
А зеркалами — совести обломки,
Когда-то их свобода отняла.

Я клеил мир уже по новой схеме,
Я заново надежду собирал,
И уделял внимание проблеме —
Всю горечь прошлую душою отражал.

Росли душевные, количеством и мощью,
Все странным взглядом пялили глаза,
Учил теорию, крепил всё это кровью,
Чернело облако, сверкала там гроза.

Ведь колдовство загадками владеет
И любопытством большее познать,
Надеждой той, что наконец изменит,
Пороги, неудачи разорвав.

Я два поставил чёрных, как дороги,
Как души тех, кто рядом окружал,
Теперь осталось подвести итоги —
Чтобы судьбу свою там отражал.

Пустая комната, таившая желания,
Пустые стены и бетонный мокрый пол,
Напротив вижу жизни отражения,
Свеча по середине словно кол.

Залита тишиной, как шар огромный,
Играла темень светом,
Кто из нас сильней?!
Теперь пустой, а раньше был я добрый,
Да,
Кто с годами становиться добрей?

Портреты чёткие, они как близнецы,
Блестят красивые и тайные желания,
Родные мне душою беглецы,
Не знавшие не жизни, не признания.

3

Носочками тихонько подкрадусь,
По середине встав между зеркал,
Тряслась земля, меняя отражения,
Улыбки отражая и оскал.

Я видел сотни лиц себе подобных,
Закрыты они чёрной чернотой,
И нету тут прощённых и свободных,
Проткнуты руки все одной стрелой.

Боялся сделать шаг, но всё же сделал,
Прошёл тропою бешеной судьбы,
Мне каждый предсказания свои ведал,
Они на сердце книгою легли.

Увидел прошлое, как я шагал, как думал,
Мечтами я менял всё невзначай,
Страх бешеный мгновением укутал —
Не нужно верить, всем не доверяй.

И этими я, тихими шагаю,
Одно и тоже, что же изменить?
Привык уже и мелочь замечаю,
Где мог отдать, а где мог утаить.

Проснулся лёжа, зеркала лежали,
Осколки их царапали лицо,
Рассветом слабым слухи провожали,
Размыто было чем-то всё кино.

Нашу судьбу построят зеркала,
Смотрите в них, они тебя меняют,
Летят минуты, острая стрела
Сердца мгновенно болью поражает.

Всё тот же дом и новый день ступил,
Всё так же я лежу, так же мечтаю,
И от зеркал в дальнейшем не остыл,
Той же дорогой время провожаю,

  Я исчезаю, прошлое теряю,
  Свою реальность на мосты меняю,
  Пока мой мир, я словно отпускаю
  И зеркалами душу отражаю.

© Copyright: Алексей Александрович Зайцев, 2019
Свидетельство о публикации №119110106197 

Алексей Гусаков ЛОЖЬ. — ТУЛЬСКОЕ РЕГИОНАЛЬНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ

В период всеобщего устойчивого вранья неожиданные слова правды не окажут никакого лечебного воздействия на умы, ибо также будут сочтены ложью, только поданной с другого бока.
В литературе нет знатока такой величины, чтобы его мнение считалось окончательным, и его вынужденно принимали бы как абсолютно справедливое деятели всех жанров. Такого быть не может не потому, что не  рождаются подобные, а потому, что слишком многие хотели бы иметь удовольствие побыть на его месте, оттого мешают друг другу и зловредничают в ущерб здоровью и, во многих случаях, собственному недоразвитому дарованию.
Сейчас слишком много белинских и очень мало писателей. Феномен великого критика повторить или хотя бы осмыслить пока не удалось никому. Белинский не создал своё, но цепко рассматривал чужое, и находил в нём то, о чём авторы не смели даже подозревать, облекая свои замечания в такие литературные изыски, которым может позавидовать отъявленный  романист.
Перед В.Белинским у меня есть существенное преимущество, ибо он только попытался что-либо сотворить, и притом — неудачно, а мне доводится быть внутри действия созидания, даже в некотором роде — его центром, усвоив многие тонкости словесных построений, которые снаружи неразличимы, но при этом  слог мой должен уступать слогу «неистового Виссариона», так как я не имел подобной практики и тяготения к данному разделу литературы.
Именно это преимущество не даёт мне устыдиться и бежать прочь при одном сравнении с сегодняшними литературными образованцами. Кстати, само слово «образование», коим заменили великолепное слово «просвещение», не вызывает у словесников никаких отторжений. По словарю Ушакова — образовать, значит придать какую-то форму, создать. Какую форму придают детям вместо того, чтобы вносить в них свет?   Есть страшное слово в медицине  — «новообразование». Такая прямая связь, странно, что никто не видит этого.
Первая задача поэта — просвещать, просвещать своих сотрудников по перу, ибо велика в них зараза образования, тяжелы в них камни избранности, потому и  задача практически невыполнимая, но даже при ничтожном шансе на успех почитаемая за благородную. Каким примером и кому может быть поэт непросвещённый?  Именно ничтожность образования доверительно сообщает поэту о его исключительном месте в среде обитания человечества, о талантах и способностях, дающих повод сочувствовать лишённым этого и пренебрежительно сострадать их злополучию.
Просвещение — это то, чего боится религия поэзии и без чего сиротлива поэзия веры.
Религия поэзии не существует без священников, а те совершенно безпомощны  без идолов, что уже весьма показательно, поскольку налицо попытки построить туши языческих истуканов по ранжиру прямо у алтаря.
Не удивительно количество случайных персон в поэзии, но удивительно стыдливое молчаливое соглашение читателей или тех, кто себя к ним причисляет, с их удивительными выводами о величии тех или иных поэтов.
У нормального человека исполинские фигуры  пастернаков и мандельштамов обязаны вызывать трепет уважения, у ненормального — слёзы обожания, у  поэта  —  завистливый сплин. Но оказывается, что нормальный человек до поэзии не так охоч, как хотелось бы поэтам; ненормальный — ничего в ней не  умеет разглядеть через мглу экзальтации, а поэт как раз блуждает в той мгле, сквозь которую таращится некто. Вопрос не в том, как относиться к таким великанам, а в том, как читатель согласился считать поэтов среднего творческого роста великанами.
То, что Бродский совершенный мучитель слова, оттого парадоксально  предстаёт мучеником поэзии лично в моём понимании, показать вполне возможно, но доказать нельзя. Один оппонент условно  понимает в поэзии, но не понимает поэта, другой — понимает поэта, но условно не смыслит в поэзии.
Я обратился к частности, ибо частное  преобладает в поэзии, группируясь и вытесняя всё большое.
Прежде чем цитировать многозначительную расхожую глупость любого известного писателя, стоит придумать свою, и тогда, даже при обоюдном слабоумии высказанных соображений, может появиться фантастический росток тщеславия, пестовать который отныне будет самой насущной  работой. Тщеславие сдвигает людей с положенных им мест и направляет в области наибольшей публичности, хотя бы даже и непристойной, прикрывая их ничтожность дурно пахнущими отрепьями сомнительной известности.
Ничто на свете не способно поднять существо из  глубин ада на самые высокие вершины, а потом низвергнуть обратно на коротком отрезке одной  жизни. Ничто, кроме лжи.
Если бы религия стояла  бы не на лжи, то никогда бы не смогла так укрепиться на людском материале. Люди хотят, чтобы им врали, они готовы платить за каждое слово лжи и также готовы жестоко и мстительно обидеться на любое слово правды.
Религия поэзии воспитывает наиболее тяжёлую зависимость от неправды всех сообразованных последователей и ревнителей такого течения мыслей, такого построения фраз, которые обычным священникам не по зубам, даже при всех их успехах в циничной казуистике.
Религия поэзии не отрицает верховенство Слова во всём мироздании, но при этом подсовывает обществу  духовных пастырей, имеющих способности словесных упырей или, на худой конец, малокровных графоманов. Религия призвана расплескать веру на многие капли недоверия.
Ложь предстаёт как единственный   способ существования, достойный землян. Фейки заполонили пространство, а фрики всё старательнее вживаются в роли человеков. Обозревать действительность становится всё больше небезопасно для психики и нервов.  Искажения достигли стадии полной подмены картины мира.
Так получилось, что для меня сайт «Стихи.ру» остался единственным ресурсом в информационном пространстве, излишне не напрягающим тонкие душевные нити и дающим иллюзию свободы творческого выражения. Другие его собратья или скучны, или неудобны, или набиты откровенной дрянью. При том, что дряни избыточно и на этом сайте, адекватные писатели, похоже, преобладают.
Ложь не могла, конечно, обойти стороной этот поэтический террариум, мечтавший на заре своего появления, наверняка, быть если не заповедником вдохновенных поэтических движений, то проповедником тех свойств и чувств человеческой натуры, которые возвышают дух и будоражат ум, и которых вправе ожидать ценители и любители русского Слова, сегодня совсем уже немногочисленные.
Ложь начинается с главной страницы сайта: колонка редактора, рекомендуемые авторы и рейтинг произведений — мейнстрим, сбивающий с ног случайного читателя и отбивающий надолго охоту зайти сюда вновь.
Можно простить редактору унылую  колонку, ибо один человек (судя по заголовку) не в силах прочитать всё, что в ней появляется, и этим опрадывается исключительно невысокое качество очень многих выбранных стихотворений. А с другой стороны, редактор сегодняшнего дня не обязан быть достаточно знающим и умелым, да ещё в отрыве от компетентности. Выставляемые неумелые, часто сырые, безпомощные во многих своих сопредельных точках творения безо всякой оговорки или ремарки, дескать, не обессудьте — чем богаты, и есть та самая ложь, способная разъедать и душу, и государство.
Критическое мышление трудно обмануть, но в нашем случае, нужен критический ум, имеющий самое непосредственное отношение к поэзии, знающий тайные тропы к таинственным дверям мрачных замков на призрачных скалах, а не абстрактное общечеловеческое мнение всех обо всём. Таким умом обладают очень немногие.
Мнение редактора, будь он трижды распрекрасным гражданином и семьянином, на публике приобретает очертания вранья, и наносит значительный вред неустойчивым организмам, решившим прикоснуться к прекрасному. Разбираться в побуждениях редактора в связи с рекомендуемыми произведениями после выноса их в свет нет необходимости.  Неважно, по незнанию или по умыслу  — итог один.
Колонки рекомендуемых авторов и рейтинга произведений — две другие головы Цербера, меньше замечательные, чем показательные.  Если с предлагаемыми авторами более или менее понятно, ибо в дело вступает уже группа редакторов, отчего разброс мнений становится до неприличия широк, то  рейтинг стихотворений не подвластен никакому уму, будь он критическим или безгранично аналитическим.
Кто-то сказал, что сон разума рождает чудовищ и, развивая этот тезис, можно утверждать, что поэзия, заставшая сон разума, рождает фриков. Я не жалую слова подобного рода, но другого, исконно русского слова,  жалко. Фрики ходят друг к другу в гости, пишут друг другу отзывы, сменяют друг друга в рейтинге. У каждого фрика есть фанаты.  Бузовы и басковы не канут в Лету, покуда будут особи глупее и неухоженнее их.
Ложь служит для оправдания пороков, а правда не служит никому.   Религия прощает грехи, а вера их убивает. Религия поэзии плодит фриков, а поэзии веры растит человеков.
В словах моих больше сожаления, чем укоризны. Люди приучены лгать. Критика, методично перепахивающего очередного безплодного поэта, не посещают сомнения в собственном праве на такие действия, как не посещают сомнения и в собственном профессионализме. Впрочем, этому балагану я посвятил целую статью «Дознание призвания», так что повторяться не буду.
Трудно понять, отчего поэты, разные не только по уровню творчества, но и по мировоззрению,  и по мере потасканности, и по гендерной идентичности, решаются вступать в словесные баталии друг с другом. О полезности подобных потешных боёв слышу нередко, но пользы для поэтического мира это не очень-то прибавляет.
Применив свою обычную практику по постановке себя на место героя, я старательно выискал и просеял позывы и аргументы, наделённые достаточной силой убеждения и способные обойти душевные препятствия на пути к словесному состязанию  с непринципиальным соперником. Главный позыв — тщеславие, главный аргумент — самоуверенность. Если я проиграю — значит, судьи не те, если выиграю — так и было предначертано.
В любом случае стихи мои лучше, поэт я лучше, а то, что против меня — происки и интриги.
Конкурсанты при всех обстоятельствах обязательно вещают о своём равнодушии к  занятому месту, о том, что соревнование даёт новые творческие силы и открывает ранее неизвестные горизонты и о том, что участники получают опыт общения и публичности, да ещё гору подобного бреда.
Когда-то я одной ногой стоял на этой скользкой тропе, потому вижу чаяния и надежды бедных авторов, решивших пройти до турнирного тупика. Все разговоры о чуткой поэтической душе в этой оправе ничтожны. Они лгут себе, а, значит, лгут и читателю.
Самоуверенный бездарь выйдет на ринг к дарованию, ибо его толкает бездарность, униженная жаждой славы.
Дарование выйдет на ринг к бездарю, посколько не уверено в своём даре, но хочет известности. Бездарность победит и утвердит вкруг себя первых фанатичных недоумков, дарование выпрыгнет из окна, религия поэзии получит очередного мученика.
Бездарь выйдет к бездарю, победа любого не важна, так как оба приобретают аналогичные круги и и радостно творят дальше.
Дарование нападёт на дарование, одно из них по итогам прыгнет в окно, второе через некоторое время выйдет на ринг к бездарности. Такой вот круг Сансары.
Соревнования без подсчёта очков и секунд, голов и метров, соревнования по градусу одухотворенности и калориям вдохновения  не могут быть соревнованиями, а являются блестящей погремушкой на шею очередного несчастного, должного, может быть, стать поэтом, но уже не в этой жизни.
Если твоё произведение хвалит читатель, как тебе узнать: врёт он или нет? Льстит или, подлец, ёрничает?
А вдруг он говорит правду, но правду свою, которая не держится ничем, кроме недалёкого ума?
Нет ничего легче такого распознавания, но только в том случае, когда ты не врёшь себе, не врёшь читателю. В других случаях распознать замаскированных льстецов , подлецов и придурков нельзя, да и не требуется, ибо они все ягоды с тобой одного поля.
Так или иначе, сайт «Стихи.ру» служит многим богам и всяческим человеческим чувствам. В большинстве своём отсюда я могу почерпнуть примеры  на страницы своего повествования, противные некоторым убеждениям и успокаивающие некоторые предубеждения.
Думается мне, что не найдётся желающих добровольно предоставить личные произведения  для показательного избиения  сомнительному со всех точек зрения критику, коим определённо являюсь я. Утешением мне может стать отсутствие репутации, а несомненным плюсом  — отсутствие привязанностей.
Лишь изредка могу позволить себе отвлечься на определённого автора, да и то не из интереса к его писанине, а для подтверждения общего  положения частным образом.
Гораздо интереснее встречать на ровном месте невесть как сформировавшиеся скопления стихотворцев, этакие общины вранья, частенько даже основательные приходы под сенью религии поэзии.
Не скажу, что с удивлением, но с некоторой долей недоумения не так давно обнаружил факт существования на сайте»Стихи. ру» некоего экспертного совета в недрах  некоего экспертного клуба, а если добавить сюда и творческий совет, могущий, оказывается, выдвигать авторов на турниры, то доля недоумения получается не такой уж некоторой.  Постороннему человеку, не знающему толкования слова «эксперт», недоумение моё  не совсем понятно , но  хочется надеяться, подобных ему людей не много.
Эксперт — эксперт м. Специалист в какой-либо области знания, привлекаемый для того, чтобы высказать свое мнение, дать заключение по какому-либо делу или вопросу, произвести экспертизу
Эксперт — (от лат. expertus — опытный) квалифицированный специалист в определенной области, привлекаемый для исследования, консультирования, выработки суждений, заключений, предложений, проведения экспертизы.
Выдержки из разных словарей дают безусловное определение, где ключевым словом читается «специалист» в любой области знаний.
Любопытство заводит порой не туда, но в этот раз пройти мимо, не заглянув в клубы и советы не вышло бы всё равно.
Что за люди? Кто их назначил? Знают ли о своём статусе? Если знают, то почему не возмущаются? Специалистами в чём являются? В поэзии есть только поэты, да ещё посягают на неё некоторым образом критики, не принятые поэзией люди, потому и мстящие ей.
Слово «эксперт» втянуто за хобот в тонкую сферу духовного, чтобы «турнирам» не было там одиноко. Для поэта называться эспертом —  оскорбительно, если, конечно, он чувствует Слово. В противном случае и не поэт он вовсе.
Авторитета такое слово не добавит, да и кому, и какого рода может дать консультацию такой специалист?
Графоман болтается в своём воздушном пузыре, куда не доходят звуки внешнего мира, а пишущие более или менее сносно всегда найдут, куда послать консультанта, да и неизвестно ещё, кто кому советы может раздавать, ежели провести экспертизу стихов экспертов.
Не оскорбительным словом для поэзии выступает «знаток», согласитесь, смысл которого куда как далёк от пресловутого «эксперта». Если не видите разницы, то вас даже и пожалеть не стоит.
Как я говорил в своём вступлении, вера в Слово определяет мир. В какое Слово верите, таким и будет мир вокруг.
Религия поэзии принуждает верить слову, будь оно сказано даже лысым лядом, а поэзия веры — это Слово, сказанное с чистой душой.
Просто не врите себе.

Автор Алексей Гусаков

«Для художника «творчество» и «жизнь» часто являются синонимами друг друга»

— Какие события привели вас к Эзре Паунду?
— Четыре года назад я написал оперу о Владимире Маяковском. Работая над ним, я погрузился в творчество писателей-модернистов и в общее культурно-гражданское состояние 20   века. Естественно, я наткнулся на Паунда. Эзра Паунд был одной из знаковых фигур того периода; поэт, художник, критик, издатель. Это был человек, которому в жизни выпала трудная рука, исполненный обожания сложного эпоса. Было бы невозможно говорить о 20 ^-й век без упоминания о нем.

Идея оперы, посвященной Паунду, возникла после того, как Теодор Курентзис поручил нам с Сергеем Невским написать концерт для скрипки. Его директива с самого начала заключалась в том, что это должно быть что-то удивительное и непохожее ни на что другое. В ходе наших коллективных обсуждений мы пришли к мысли, что это может быть концерт для скрипки — только не с оркестром, а с хором. Но в начале я не совсем понимал, как мы собираемся это сделать. Только прочитав Паунда, я понял, что эта форма была создана специально для него.

Томас Стернс Элиот: «Паунд не делал из людей поэтов, но он создал среду, из которой родился модернизм, членами которой были как американские, так и английские поэты, они познакомились с творчеством друг друга и оказали влияние на друг друга.» [1]

— «Песни» написаны на основе фактов из биографии Паунда и его творчества. Какие именно события из его жизни послужили главными ориентирами в создании музыки?
— Паунд был совершенно замечательным человеком. Его почитали, осуждали и ему поклонялись. Хемингуэй сказал, что он был самым святым человеком из ныне живущих, если он был так введен в заблуждение своими собственными идеями. Он даже был готов отказаться от Нобелевской премии в пользу Эзры Паунда.

На протяжении всей своей жизни Паунд совершал множество ошибок, в том числе поддерживал национал-социалистические идеи, от которых, впрочем, впоследствии дистанцировался. Он был сложной и противоречивой фигурой. Всю жизнь он создавал фантастические былины, все проникнутые его своеобразным языком, с его характерной структурой и семантикой. Им двигала идея, что люди мира снова объединятся и вернутся к историческому периоду, предшествующему строительству Вавилонской башни. Я был совершенно очарован этим нетрадиционным сплавом личностных черт.

 Конечно, я не мог не привести несколько фактов из его биографии. В частности, обет молчания, который он дал при выходе из больницы, где его посадили на электрический стул после признания его сумасшедшим. Его молчание легло в основу скрипичного соло в опере.

— Период добровольного молчания Паунда начался в начале 1960-х годов, и он был одним из первых писателей, предпринявших такой радикальный шаг. Несколько лет спустя, в 1965 году, Джером Дэвид Сэлинджер, автор «Над пропастью во ржи», тоже дал обет молчания. Однако его клятва не была столь категоричной по своему характеру. Он не делал публичных заявлений, но поддерживал связь с родственниками. Фунт, кажется, в прямом смысле этого слова ни с кем не разговаривал. Вы верите в искренность его молчания?

— Я считаю, что Паунд был искренен в своем молчании. Доказательством этого служат его биографы; они подтверждают, что к концу его жизни его произношение было неразборчивым. Это может быть результатом длительного отсутствия вербального взаимодействия.

В моей опере скрипка символизирует Паунда, а хор — его мысли и строфы его стихов — метафора поэзии, всегда окружавшей его, несмотря на внешнюю тишину.

Любопытное совпадение: последняя спутница Паунда, оставшаяся с ним до конца жизни, — Ольга Рудж — была скрипачкой.

Тем не менее, мне не удалось сразу убедить Теодора сделать Эзру Паунда героем оперы. Теодор был непреклонен в том, что речь должна идти о людях, которые живут среди нас здесь и сейчас.

Он сам является большим поклонником творчества Паунда. Он очень хорошо знает свои стихи и может цитировать многие из них наизусть. В конце концов мне удалось его переубедить.

Эзра Паунд: «Не я ищу тишины, а оно ищет меня».

— Вы всегда имели в виду Теодора Курентзиса, чтобы вести премьеру? Оставил ли дирижер свой безошибочный след в ваших песнях Cantos?
— Теодор принимал активное участие в написании оперы. Он предложил использовать стихи из поэм; в частности, одна из его рекомендаций — M’amour, m’amour — появляется в партитуре. Мало того, он настаивал на том, чтобы в этом была какая-то таинственность. В первой строфе M’amour, m’amour хор играет поэта, а затем музыканты подхватывают медленную мелодию паваны. Как известно, павана – это европейский народный танец, который связан как с событиями жизни, так и со смертью.

— В какой момент работы над оперой у вас возникла идея пригласить для участия Семена Александровского и Ксению Перетрухину?
— Выбор режиссера-постановщика был долгим и мучительным процессом. Пока Алексей Трифонов не предложил посмотреть спектакли в доковском стиле Александровского. Теодору он сразу понравился. Мне показалось, что Семен полностью воплотил настроение и концептуализацию Cantos. Для нас он идеально подходил. Я надеюсь, что это будет первая из многих коллабораций с ним.

Что касается Ксении, то с ней мы тоже познакомились только в ходе работы над этой премьерой. При нашей первой встрече она засыпала меня вопросами. Ей было важно знать, как я воспринимаю Эзру Паунда, что для него политика — убеждение или просто игра? Я провел два часа, отвечая на ее вопросы, и, похоже, то, что я хотел сказать, нашло отклик в ней.

— А что, по-твоему, для него значила политика? Была ли это просто игра или действительно убеждение?
— Я думаю, он видел в политике игру, в том смысле, что хотел поиграть с политической эстетикой.

Сейчас и всегда политика остается игрой. Но особенно это было в тот период, когда дадаизм[2] был одним из главных эстетических принципов мировой культуры. Ко всему относились менее серьезно. Когда к власти пришел Муссолини, Паунд его не поддержал. Действительно, только когда он начал терять позиции, Паунд начал сочувствовать его политическим идеалам.

Эзра Паунд всегда склонялся на сторону оппозиции, пытаясь при этом уравновесить добро и зло. Он был готов почти пожертвовать собой, встав на сторону зла, исключительно для того, чтобы отличаться от других. Был ли он искренен в сожалении о своих проступках? Я думаю, что он был.

А как же иначе? Чтобы пройти через такие переживания (ему угрожали электрическим стулом и спасли от смертной казни только после того, как поставили диагноз клинической невменяемости) и сохранить душевное спокойствие? Находясь в Пизе, его бросили в яму без крыши, где он стал жертвой тяжелых приступов солнечного удара. Он был вынужден обходиться тряпками вместо постели и ведром вместо туалета. Действительно, в его биографии много темных глав. Можно ли все это отпустить и двигаться дальше, или это продолжает досаждать вам? Это большой вопрос.

— А учитывая, что поставлено на карту…
— Жизнь. И творчество. Для художника «творчество» и «жизнь» очень часто являются синонимами друг друга. В некоторых случаях творчество может даже заменить жизнь.

Арчибальд Маклиш — Хемингуэю: «Бедный старый Эзра! Обвинение в государственной измене было бы чересчур суровым наказанием для человека, зарекомендовавшего себя не чем иным, как полнейшим кретином, так мало добившись в конце концов».

Эрнест Хемингуэй — Маклишу: «Он явно сумасшедший. Невозможно поверить, чтобы кто-нибудь в здравом уме мог говорить вслух такую ​​гнусную, полнейшую идиотскую чушь, какую он транслирует».[3]  

— За либретто оперы «Песни» стоят несколько авторов. Какую роль сыграл каждый из них?  
— Все они помогли создать первую часть оперы, самую разговорную часть: в ней через различные средства фигурирует более пятидесяти языков мира. И все эти люди помогали их писать.

Изначально я уклонялся от работы над этим материалом, чтобы он был как можно более разнообразным, и поэтому приглашал разных авторов для самостоятельной работы над текстами.

Я поручил Насте Нутрихиной написать диалоги, относящиеся к разным периодам времени — от древности до далекого будущего, скажем, 22 ^-го -го века. Я думаю, что она отлично справилась с этим. Например, она провела один диалог между Нильсом Бором[4] и Альбертом Эйнштейном[5] на тему квантовой механики. Идет разговор каких-то странных людей, скорее всего из будущего, говорящих по-английски с русским акцентом.

Кристине Иоффе тоже дали конкретное задание: я попросил ее написать начало диалогов, возникающих между людьми в барах, ресторанах и других подобных местах отдыха. Кристина — полиглот, и я обратился к ней, зная, что она сможет уловить лексическую сценографию различных сред.

Затем работа Ольги Власовой, получив все тексты, заключалась в том, чтобы смешать их в единый формат. Я хотел, чтобы результат приобрел внешний вид паба, неподвластного времени. К концу первой части этот лексический плавильный котел трансформируется в поэзию Паунда.

Так построена первая часть партитуры, но это также отражение структуры всей оперы. Начало сосредоточено на «освоении» языка — примерно на полпути появляются точность и ясность: этот момент переходит в каденцию скрипичного соло. Это кульминация, после которой все отпадает. Потеряна способность произносить звуки; они растворяются в простых электронных вибрациях. А затем следует полное молчание; все, что осталось от музыки, это память.

— Эзра Паунд пытался объединить Восток и Запад. Следуя по стопам Данте, Гёте, Гёльдерлина и цитируя слова переводчика Владимира Микушевича, он «стремился к неделимому небу Европы», к точке, в которой пересекутся время, история, культура и душа. Исследователь творчества Паунда, переводчик Ян Пробштейн, отмечает, что это явление было вызвано ощущением потери гармонии, с которым многие 20 ^й  века страдали поэты — Уильям Батлер Йейтс, Томас Элиот, Готфрид Бенн, Осип Мандельштам… Однако, стремясь сплотить народ, Паунд прибегнул к сложному приему — его поэзию было не так-то просто интерпретировать, его стихи и изображения требовали подробного комментария. В достижении того, чего он хотел достичь, не кажется ли, что он должен был быть наоборот, с менее эзотерическим, более ясным языком?
— Как я объяснял ранее, фунт очень уклонялся от трендов. В начале 20 9В 0006-м -м веке в поэзии произошел процесс, в котором люди пытались искать новые формы и новый язык. И Паунд отступил от этого движения. Он не искал новый язык; он пытался создать его на основе того, что уже существовало. То есть выработать метаязык, который стал бы клеем, скрепляющим людей.

Что касается создаваемой им образности, то Паунд выбрал эпос как основной жанр, лежащий в основе его творчества — как нечто неделимое и охватывающее все виды искусства. Как это было в Древней Греции: например, Софокл был и актером, и композитором музыки и текстов.

— Эпос — жанр, основанный на устной традиции. В какой степени стихи Паунда обладают музыкальностью?
— Они очень музыкальные. Вы часто можете видеть, что рядом со строками стихов Паунд нацарапал нотный стан рядом с ними. При этом он, по сути, предназначал эти строки для хора — для исполнения таких эпических фраз. В его работах часто можно было увидеть подобные музыкальные аннотации. И это помимо пары его собственных опер. Паунд поставил перед собой задачу создать гиперарт, в котором есть и пение, и стих — с новым содержанием и идеями, созданными для нового человека.

— Что для вас как композитора было необходимым критерием, который вы искали в хоре, с которым выбрали работать? Какие особенности оперы сделали ее более подходящей для хора, а не для солистов?
— Поскольку идея изначально была связана с концертом, то была опасность, что она убежит сама собой. Но особенно я старался придать песнопениям оперное качество. Именно поэтому я решил разбить внутреннее содержание постановки на отдельные полотна и свести их вместе в виде речитативов. В результате получилось что-то вроде оперы в стиле барокко.

Что касается работы с хором, то у меня уже был предыдущий опыт, например, при исполнении Реквиема. В целом я знал о возможностях хора musicAeterna, но сознательно стремился бросить им вызов, чтобы они не служили просто аккомпанементом. В Cantos хор выполняет множество различных функций. Они соревнуются друг с другом в первой части и бросают тень на музыку во второй части. Иногда они символизируют строфы из поэзии Паунда, а иногда не символизируют ничего, кроме абстрактного.

— Последний вопрос: вы сами верите в объединение человечества?
— Я не могу ответить на этот вопрос. Я тот, кто спрашивает это. На уровне композиционных возможностей. Могу только сказать, что в моей опере то, что когда-то было человеком, становится тенью, а там, где когда-то была поэзия, — тишина.

Интервью: Наталья Овчинникова
Опрошенные в 2016 г.
 
_{[1] Элиот Т.С. Введение в литературные очерки Эзры Паунда // Литературные очерки Эзры Паунда. Л., 1985. Ч. XI.
[2] «Дадаизм, по мысли его основателя, поэта-иммигранта Тристана Цара, был ответом на абсурдность мировой войны. Дадаисты считали, что «разум» и «логика» буржуазного капиталистического общества привели людей к войне. Они выразили свое неприятие этой идеологии в художественном выражении, которое, казалось, отвергало логику и принимало хаос и иррациональность. Термин дада был заимствован Тристаном Цара из детской речи и означал лошадку-качалку. Хотя Алдингтон предупреждал Паунда, что «дискредитируя литературу, дадаисты уничтожают ее». (Иэн Пробштейн, Эзра Паунд: Вечный бунтарь).
[3] Муди Дэвид. Эзра Паунд: поэт. Том. III. Трагические годы 1939—1972. стр. 129.
[4] Нильс Бор (1885—1962) — датский физик, внесший фундаментальный вклад в понимание строения атома и квантовой теории, за что получил Нобелевскую премию по физике. Бор был также философом и популяризатором научных исследований.
[5] Альберт Эйнштейн (1879–1955) был немецким физиком-теоретиком. Он разработал общую теорию относительности, одну из двух основ современной физики (наряду с квантовой механикой). Он получил Нобелевскую премию по физике за «заслуги перед теоретической физикой», в частности, за открытие закона фотоэлектрического эффекта, ключевого шага в развитии квантовой теории.}

Джон Купер Кларк о текстах Алекса Тернера и написании песни «I Wanna Be Yours»

Поиск

2 августа 2013 г.

Панк-поэт Джон Купер Кларк возвращается с Arctic Monkeys, и их взаимная любовь завершается на последнем альбоме «AM».

На заключительном треке «I Wanna Be Yours» группа положила на музыку одноименное стихотворение Джона. Вы можете узнать это, так как это было основным продуктом GCSE по английскому языку в течение многих лет (и это правильно). Как ранее объяснял Алекс Тернер, это было огромным вдохновением для него как для автора текстов:

«Я был типичным подростком, пытающимся быть крутым и незаинтересованным, а учитель продолжил читать «Я хочу быть твоим», изображая Джонни. Это заставило меня навострить уши в классе, потому что это не было похоже ни на что, что я слышал, особенно по этой программе. Если бы я не видел, как он делает свое дело, я бы не стал так писать».

Реклама

Оба мужчины, кажется, разделяют это сюрреалистическое, драматическое чувство британцев, когда дело доходит до их произведений, поэтому, конечно, мне пришлось поговорить с Джоном об их общих интересах. Ниже я разместил полную расшифровку нашей беседы, спрашивая его об оригинальном стихотворении, о том, что он думает об Алексе как авторе текстов, и о его почетной степени Солфордского университета («Наконец-то мой бизнес по хирургии глаз может стать реальностью», — сказал он. сказал мне, язык твердо в щеку!»).

Но сначала слова Алекса к треку:

Arctic Monkeys – ‘I Wanna Be Yours’

Я хочу быть твоим пылесосом
дышать твоей пылью
Я хочу быть твоим Ford Cortina
Я буду никогда не ржавей
Если ты любишь горячий кофе
позволь мне быть твоим кофейником
Ты командуешь, детка
Я просто хочу быть твоим

Секреты, которые я храню в своем сердце
скрыть труднее, чем я думал
Может быть, я просто хочу быть твоей
Я хочу быть твоим
Я хочу быть твоим

Позволь мне быть твоим счетчиком leccy
И я никогда не иссякну
Позволь мне быть переносным обогревателем
Без которого ты замерзнешь
Я хочу быть твоим лосьоном для фиксации
Держи твои волосы в глубокой преданности
По крайней мере так же глубоко, как Тихий океан
Я хочу быть твоим

Реклама

Секреты, которые я храню в своем сердце
скрыть труднее, чем я думал
Может быть, я просто хочу быть твоим
Я хочу быть твой
я хочу быть твоим

Они немного отличаются от песен Джона, которые вы можете прочитать здесь или послушать его выступление здесь:

Вот полный ответ на вопросы с Джоном:

NME: Можете ли вы вспомнить, когда вы написали «I Wanna»? Будь собой’?

Джон Купер Кларк: В то время я написал ее вместе с кучей других, я склонен так писать. Я помню, когда это было — где-то 83-й или 84-й год или что-то в этом роде. До меня дошло, что это свадебный фаворит. Количество людей, которые сказали: «Я читал это на своей свадьбе» или «Мой муж сделал мне предложение, используя этот номер»… Это было очень полезно в мире современной романтики! Для современных свадебных церемоний это то же самое, что «Всегда смотри на светлую сторону жизни» Эрика Айдла для гуманистических похорон. Я, наверное, хожу на намного больше похорон, чем ты, так что поверь мне.

Тогда люди делают ей предложение – так как это сравнить с закрытием альбома Arctic Monkeys?

Я думаю, это здорово, что группа использовала его, потому что я думаю, что это всегда была своего рода песня. Это стихотворение во многом обязано популярной музыке. Я еще не слышал их версию, но знаю, что она будет отличной.

Это баллада, она не похожа на The Fall или что-то, что люди могут ожидать от вас.

Ну, это действительно так. Что это такое, это классическое желание сделать себя полезным для объекта вашего желания, доведенное до патологической степени до такой степени, что вы фактически низводите себя до товара.

Как вы узнали, что группа будет его использовать?

Я только позавчера услышал! Честно говоря, некоторое время назад я получил ошибочное электронное письмо, в котором говорилось, что они собираются сделать версию другого моего номера, «Очевидно, Chickentown». Так что я ожидал, что они сделают кавер на один из моих, но позавчера я услышал, что это будет «I Wanna Be Yours» — отлично!

Алекс очень эмоционально поет. Если бы вы не были в курсе, вы могли бы и не понять, что это не его слова.

Я уверен, что он отлично поработал. Он отличный автор текстов и, ну, он настоящий певец. Он эмоционален. В его голосе много чувства, и он заставляет этот северный акцент звучать очень сексуально.

Что сложно, правда?!

Думаю, да! У него много багажа Джорджа Формби, но не то чтобы с Джорджем что-то не так. Но только в последние годы северный акцент стал рассматриваться как язык лурва.

Алекс меняет лишний бит в треке, добавляя одну из своих строк — « Секреты, которые я хранил в своем сердце / скрыть труднее, чем я думал ». Ты спокоен с этим?

Да, я этого и ожидал. Я думаю, это здорово, вот что люди делают с песнями. С этим связана традиция. Особенно такой номер, потому что он требует обновления, потому что использует торговые марки. Можно было бы ожидать, что он будет немного обновлен, во многом так же, как Синатра может использовать разные сравнения для такой песни, как «You’re The Top» Коула Портера.

Вы оцениваете его как поэта?

Я думаю, что он фантастический автор текстов. Он всегда меняется, и как группа они не будут привязаны друг к другу. Мне нравится тот альбом, который они записали, когда впервые побывали в Штатах, они были настолько явно американизированы. Я думаю, что такие вещи — это сильная сторона, когда вы можете сделать каждый новый опыт уникальным для себя. Это часть секрета долголетия.

«AM» в каком-то смысле даже более американский.

Популярная музыка сама по себе является американским изобретением, как мы ее знаем, так что в этом нет ничего постыдного, я не думаю.

Вы прошли долгий путь с группой, вы познакомились с ними довольно рано, не так ли?

Да, я встретил их примерно за две недели до того, как они стали мега. Я выступал на променаде в Шеффилде с The Fall. Я уже собирался уходить, идти домой, но Крис, парень, который когда-то владел покойным оплакиваемым клубом Boardwalk в Шеффилде, сказал, что здесь есть ребята, которые хотели бы поздороваться, их зовут Arctic Monkeys. И я подумал, вот такое имя я могу представить в хит-параде! А через две недели они стали вирусными. Это было их «внутри», не так ли? Они действительно пришли полностью сформированными, с фан-базой и всем остальным. Но я знал, что они хорошие.

А восемь лет спустя они прикрыли одного из вас.

Отлично, мне нравится! Я думаю, что Алекс великолепен, и я думаю, что они отличная группа. Они действительно могут играть, и они становятся все лучше и лучше, лучше и лучше. Меняющееся настроение Алекса всегда вызывает восхищение на игровой площадке моего воображения!

Сделали бы вы что-нибудь с ними вживую, если бы они попросили?

Да, если бы меня попросили, я бы вмешался — конечно бы! Я люблю то, что они делают. Конечно! Я не работаю с теми, кто мне не нравится, только ради внимания. Я полагаю, это не очень удивительно, но все люди, которые в последнее время привязались к нам, все люди, которые мне действительно нравятся. Я включаю Plan B и Alabama 3, людям нравится это.