А жизнь летит а жить охота: Игорь Губерман — «А жизнь летит, и жить охота,…» — Книги для домашнего мастера

А жизнь летит а жить охота: Игорь Губерман — «А жизнь летит, и жить охота,…»

Содержание

А жизнь летит и жить охота — Жизненные статусы

И жизнь летит, и жить охота,
И слепо мечутся сердца
Меж оптимизмом идиота
И пессимизмом мудреца. (Губерман)
**********************************************
Я тыщу планов отложу
На завтра. Ничего не поздно.
Мой гроб еще шумит в лесу.
Он — дерево,
Он нянчит гнезда.
*******************************************
Тут стало модно быть бездушной тварью,
Красивой с виду, а в душе гнилой,
Все повторять и быть, как обезьяна.
Не модно нынче быть собой.
Добро не ценится и нет во что-то веры, обману все легко так поддаются.
Тут все кричат, что знают себе цену.
А знают, потому что продаются.
*********************************************
В цветном разноголосом хороводе,
в мелькании различий и примет
есть люди, от которых свет исходит,
и люди, поглощающие свет.

Игорь Губерман
******************************************
Он мразь, он редкая скотина,
подлец, урод и душегуб.

Самовлюблённый лжец и сволочь.
Ну как тут бабе устоять?

****************************************
Все мои затеи наповал
рубятся фортуной бессердечно,
если б я гробами торговал
жили бы на свете люди вечно
*****************************************
В грозы, в бури,
в житейскую стынь,
при тяжелых утратах
и когда тебе грустно,
казаться улыбчивым и простым —
самое высшее в мире искусство (С. Есенин)
****************************************
Мне надоел бездушный, шумный город,
Мне давит грудь тройной стеклопакет
Уехать бы с палаткой на природу,
Но только ванна чтоб была и интернет.
*************************************

Сегодня, выпив кофе поутру,
я дивный ощутил в себе покой;
забавно: я ведь знаю, что умру,
а веры в это нету никакой.

И.М. Губерман
***********************************
Давно уже две жизни я живу,
одной — внутри себя, другой — наружно;
какую я реальной назову?
Не знаю, мне порой в обеих чуждо.

Губерман
**********************************
не зная ни сна и ни отдыха
при лунном и солнечном свете
мы делаем деньги из воздуха
чтобы снова спустить их на ветер

********************************

Хлесткая поэзия Игоря Губермана

***
Смотрясь весьма солидно и серьезно
под сенью философского фасада,
мы вертим полушариями мозга,
а мыслим — полушари.
му мнению
от наблюдений долгих лет:
вся сволочь склонна к единению,
а все порядочные — нет.
***
Обманчив женский внешний вид,
поскольку в нежной плоти хрупкой
натура женская таит
единство арфы с мясорубкой.
***
Я живу, постоянно краснея
за упадок ума и морали:
раньше врали гораздо честнее
и намного изящнее крали.
***
Я женских слов люблю родник
и женских мыслей хороводы,
поскольку мы умны от книг,
а бабы — прямо от природы.
****
Когда нас учит жизни кто-то,

я весь немею;
житейский опыт идиота
я сам имею.

***
Крайне просто природа сама
разбирается в нашей типичности:
чем у личности больше ума,
тем печальней судьба этой личности.
***
Во мне то булькает кипение,
то прямо в порох брызжет искра;
пошли мне, Господи, терпение,
но только очень, очень быстро.
***
Бывают лампы в сотни ватт,
но свет их резок и увечен,
а кто слегка мудаковат,
порой на редкость человечен.
***
Не в силах жить я коллективно:
по воле тягостного рока
мне с идиотами — противно,
а среди умных — одиноко.
***
Когда мы раздражаемся и злы,
обижены, по сути, мы на то,
что внутренние личные узлы
снаружи не развяжет нам никто.
***

Источник: vk.com

ЧЕЛОВЕК КАК ИНДИВИД, СУБЪЕКТ, ГРАЖДАНИН, ЛИЧНОСТЬ В современной литературе «ипостаси» человека обозначаются группой терминов, в том числе: индивид, субъект, гражданин, личность. Эти термины приняты для обозначения различных социально значимых ролей, исполняемых человеком в обществе. Эти роли взаимосвязаны. Границы между ними условны. Тем не менее, и законы познания, и практика вынуждают при изучении сущности человека рассматривать его свойства в их качественной определенности, восходя от единичного к общему, от простого к сложному, конкретно и системно. «Индивид» — это термин, обозначающий в человеке факт его единичности, известной автономности и диалектической противопоставленности обществу как системе. Слово «индивид» отражает наличие в человеке набора сугубо персональных качеств умственного и физического потенциала, внешности, характера, темперамента, но не более того. Индивидуальность носит абсолютный характер на каждый момент времени и не зависит от сравнительных характеристик. Только подходя к каждому человеку как к индивиду, фиксируя в сознании исследователя абсолютные (на данный момент) качества индивида, мы приобретаем статичную, относительно достоверную, хотя и постоянно устаревающую базу для сравнения его с другими индивидами и отнесения к какому-либо социальному слою или классу.

ово «субъект» принято для обозначения в индивиде свойств носителя сознания. Из всех качеств индивида его сознание обладает наибольшей кинематикой, поскольку отражает внешний мир, находящийся в непрерывном движении, развитии. В каждом индивидуальном сознании движение бытия отражается своеобразно, но все это своеобразие не более чем «суб», т.е. погруженное в окружающий его мир, неотрывное от его изменений. Даже новейшее открытие в мире физических или химических явлений — это не создание ранее не существовавших объектов, а лишь обнаружение того, что раньше не улавливалось сознанием. Каждый индивид воспринимает мир по-своему, и в этом смысле каждый индивид является субъектом. Во всех остальных смыслах любой индивид столь же объективное творение природы, как и, например, Солнце. Субъективные представления колеблются в пределах от истины к заблуждению. Степень близости субъекта к истине определяется не объективным содержанием мира, ибо мир один и тот же для всех, а уровнем развития сознания индивида.

Многообразие субъективных представлений о мире объясняется, прежде всего, тем, что возможное количество заблуждений по любому поводу — бесконечно, а истина — одна и рождается всегда в муках. Заблуждения не требуют от индивида никаких умственных усилий, формируются легко (на манер веры).
этому знаток истины, тем более абсолютной, все еще — редкость, а субъектов, располагающих лишь своим мнением по каждому поводу, всегда переизбыток. «Гражданин» — это слово, принятое для обозначения индивида, свобода которого кастрирована конституцией, юридическими законами и административными правилами, независимо от того, признаны они индивидом или нет. Отношения индивидов в гражданском обществе основаны не на субъективизме, т.е. не на свободе мнений, а на правилах, принятых голосованием, результаты которого охраняются политическим насилием. И если после голосования индивид осознает свою ошибку, тем горше будет ему исполнять (под страхом наказания) юридические законы, за которые он проголосовал в силу своей политической необразованности.

Индивиды, «объединенные», а в равной степени и разъединенные конституцией и юридическими нормами ответственности, образуют еще не общество, а всего-навсего гражданское общество. Субъективность индивида, будь она хоть трижды истинной, не играет определяющей роли в гражданском обществе. Прогрессивная роль гражданского общества в истории состоит лишь в том, что гражданство, якобы, отменило частную собственность рабовладельца и феодала на плоть другого индивида. Т.е. гражданин, с юридической точки зрения, не принадлежит своему владельцу все 24 часа в сутки. Гражданское общество разрешает многим индивидам принадлежать одному индивиду строго в течение «рабочего времени», которое, впрочем, тоже может длиться 24 часа в сутки.
и благоприятном стечении обстоятельств, индивид принадлежит хозяину не всеми «потрохами», а только теми частями тела, органами и способностями, которые обозначены в контракте. Т.е. закон дает право всем индивидам нанимать других индивидов на работу, но закон абсолютно игнорирует ту реальность, что подобной возможностью обладает лишь сокрушительное меньшинство населения.

Гражданство является крупнейшим социальным изобретением класса рабовладельцев, призванным замаскировать тиранический характер отношений между владельцем частной собственности и неимущими индивидами. Гражданство создает живучую иллюзию равенства индивидов в обществе. Коротко говоря, гражданство — есть особо искусная, договорная редакция традиционного рабовладения. Бои без правил современных наемных гладиаторов, как вид бизнеса — лучшее тому подтверждение. Слово «личность» принято для обозначения степени признания обществом качеств индивида во всей системе и динамике его реальных общественных отношений. Часто между понятиями «гражданин» и «личность» ставят знак тождества. Но это все равно, как если поставить знак тождества между инструкцией к электрической батарейке и батарейкой в работающем фонарике, доказавшей наличие в ней электрического потенциала. Вне общественных отношений и категории «личность» и «гражданин» бессмысленны. На необитаемом острове индивиду некому предъявлять свои гражданские права или проявлять самобытность своей личности, хотя между представлениями индивида о своих свойствах и его действительными качествами, уже проявленными, например, при встрече с крокодилом, может лежать пропасть.

дивид, например, думал, что он ловкий, а крокодил теперь твердо знает, что индивид был вкусным. Показательно то, что даже возникновение человеческого эмбриона есть следствие общественных отношений представителей разных полов. Если зачатие происходило в Лувре, то эмбрион являлся наследником престола. Если же зачатие происходит в трущобах, то эмбрион обречен на нищенство и побои уже в утробе матери. Иными словами, индивид превращается в относительно счастливую или абсолютно несчастную личность не только тогда, когда он сам вступает в отношения, но даже тогда, когда другие люди вступают между собой в отношения, не задумываясь о последствиях этих отношений для третьего лица. Подобно тому, как разница в форме глаз, губ, скул порождает разнообразие человеческих лиц, различия в результатах общественных отношений и деятельности индивидов порождает своеобразие содержания каждой отдельной личности, свидетельствуют об их действительных достоинствах и недостатках. В зависимости от дееспособности индивида в данных конкретных исторических условиях общество признает его как личность того или иного масштаба, любит или презирает, относит к определенному социальному слою, наделяет или лишает избирательных и др.

гражданских прав, заключает под стражу или делает президентом. Т.е., анализируя внутренние свойства индивида в отрыве от деятельности и его отношений с обществом невозможно не ошибиться в выводах.
, изучив результаты деятельности индивида в конкретных и противоречивых общественных условиях, мы будем иметь дело с уже состоявшейся частью биографии личности, с реализованным потенциалом индивида и можем делать обоснованный вывод. Два клерка, внешне, могут казаться очень похожими друг на друга. Но по тому, с какой счастливой улыбкой один из них, согнувшись в три погибели, будет пропускать в дверь другого, можно будет с уверенностью судить о действительном соотношении этих индивидов и, следовательно, о том, в какой степени в их личностях присутствует склонность к раболепию. Т.е., как только индивид начинает действовать, хотя бы в виде поклонов, он тут же обнажает суть своих отношений с другими индивидами и масштаб личности. Даже будучи подпольщиком, т.е. тщательно маскируя авторство действий, индивид своими поступками дает органам власти повод искать именно ту личность, которая конкретно себя проявила, хотя до начала действий индивид не вызывал у политических противников ни малейшего интереса.

Все индивиды, живущие в эпоху частной собственности, вынуждены защищать или расширять свои рынки, кооперироваться, конкурировать, безвозвратно потреблять средства существования. Подобные действия неизбежно задевают интересы других индивидов. В результате противоборства каждый индивид занимает в общественной иерархии и сознании людей определенное место, которое и является комплексной практической характеристикой качеств данного индивида, его действительной личности.
ким образом, деятельность не только выявляет свойства личности, но и является единственным средством формирования личности. Только общественное духовное и материальное производство способно обогатить индивида знаниями, практическими навыками, т.е. поднять его умелость на предельный для индивида уровень. Ясно, чем шире круг личностей, с которыми приходится индивиду совместно действовать и противоборствовать, тем разностороннее его благоприобретенный опыт, богаче его личность. Именно поэтому для характеристики масштаба личности конкретного индивида применяются выражения: мелкая, крупная, продуктивная, оригинальная, неповторимая личность.

В свою очередь, чем выше уровень развития духовного мира и производственных навыков субъекта, тем полнее и точнее он отражает окружающую действительность, тем больше деятельность этого индивида соответствует объективным требованиям бытия. Чем больше индивид производит качественно осмысленных, результативных действий в единицу времени, тем заметнее он выделяется из круга «себе подобных», тем шире круг индивидов, вовлеченных в «водоворот» его дел, тем богаче его система отношений. В связи с этим легко понять, почему во все времена консерваторы изолировали или казнили тех субъектов, кто был богат идеями и массой реальных отношений с множеством других личностей и, тем самым, был способен придать развитию общества более прогрессивное содержание. Например, Разин, Пугачев, Радищев, Бестужев, Рылеев, Чернышевский, Ленин, Сталин.
ыми словами, личность — это качество человека, которое не менее реально, чем его атомарная конструкция. Атомарная конструкция человека легко распадается. Личность же, порой, делает человека нетленным, постоянно присутствующим в жизни последующих поколений.

Например, Ньютон, Пушкин, Маркс, Ленин, Сталин избрали такой способ деятельности и отношений с обществом, что эти отношения сохраняются в практически неизменном виде до сих пор и определяют противоречивый ход развития общества в большей степени, чем ныне здравствующие президенты. Телесная форма гениев распалась на отдельные атомы, но стало абсолютно ясно, что, пока существует человечество, богатство личности ушедших гениев и неисчерпаемо, и неуничтожимо в отличие от богатства, например, финансового, за накопление которого и сражалось большинство их забытых современников. Однако, как показала практика, бессмертны и личности «гениев» деградации: Герострат, Гитлер, Горбачев и некоторые другие «Г» помельче. Они тоже навечно остаются в истории, как персонифицированные эталоны антисозидательности. Но такова уж диалектика единства и борьбы противоположностей. Иначе говоря, личности отличаются друг от друга тем, например, что после одних богатых личностей остаются, например, романы: «Что делать?», «Война и мир», «Воскресенье», «Поднятая Целина», «Как закалялась сталь?», каждая страница которых неповторима, как личности их авторов, а после других богатых личностей остаются лишь чековые книжки, все страницы которых похожи друг на друга больше чем слепо-глухо-немые близнецы, и поэтому не возникает необходимость читать каждую страницу этих «книжек», ибо любая их страница исчерпывающим образом говорит о том, по-солдатски однообразном и убогом, о чем думали, чему посвятили свои жизни и чего достигли предприниматели.

Таким образом, если индивид — это личность в себе, так сказать, еще нереализованный потенциал самобытности, если гражданин — это личность, сознательно или под угрозой применения насилия отказывающая себе в свободе волеизъявления, действующая лишь в пределах правового поля, то личность в полном смысле слова — это индивид в динамике его реальных общественных отношений и, одновременно, это уровень признания качеств индивида, проявлений его ума и воли, поставивших индивида в определенное отношение ко всему обществу. Если личность сама ограничивает свой круг появлений или в силу, например, страха, или слепо следуя предписаниям гражданского общества, то здесь имеет смысл посочувствовать поклоннику социального самообрезания. На бытовом уровне в слово «личность» закладывается преимущественно положительный смысл, оно применяется для обозначения индивидов, отмеченных независимостью суждений и поступков, высокими умственными и волевыми качествами, добившихся в гражданском обществе успехов, стабильного положения.

Под воздействием этого предрассудка психологи и социологи уже много лет бесплодно спорят, с какого момента индивид становится личностью, так, как будто это свойство индивида способно проявить себя лишь по мере взросления. На самом деле, качества личности («плохие» или «хорошие») есть отражение и персонификация в индивиде системы общественных отношений в любой период его жизни, в рамках которой личность формировалась и осуществляла свою деятельность. Давно известно, что мир детей не менее самобытен, а порой и гораздо богаче на конструктивные отношения, чем мир взрослых. Достаточно заметное число психологов считают, что ребенок становится личностью в тот момент, когда он начинает… играть. Практика же работы со слепо-глухо-немыми детьми доказывает, что до тех пор, пока кто-то не вступит с детьми в непосредственные контакты (на уровне органов осязания) и в реальные социальные отношения на уровне, хотя бы, благотворительности, ни о какой игре никогда говорить не придется. Новорожденный ребенок, выброшенный на помойку (что очень модно в условиях рыночной демократии), будучи индивидом и субъектом, обречен на мучительную смерть, хотя все задатки для игры в нем присутствуют.

Обычно младенцев находят в мусорных баках потому, что они плачут, т.е. не играют, а вполне адекватно, как личность, реагируют на скотское к себе отношение со стороны общества. Такой младенец мог бы стать личностью и по критерию игр, но общество не сочло нужным вступать с данным индивидом в отношения, и поэтому личность не состоялась. Именно поэтому российское рыночное общество и сокращается почти на миллион личностей ежегодно. Но, если плачущий в мусорном баке младенец будет обнаружен и спасен от гипотермии, то и тогда у него остаются большие шансы попасть в «прокрустово ложе» существующих гражданских законов рыночного Содома, которые, вопреки воле младенца, обеспечат ему крайне недостаточное количество белков, жиров, углеводов и внимания «специалистов». По достижению подкидышем совершеннолетия, уже само гражданское общество выбросит подростка на демократическую «улицу», т.е. в тюрьму. Каждый индивид уникален. Постановка индивида в функциональные рамки непосредственно или опосредованно продиктованные интересами другого индивида есть «обрезание личности» в самом главном, т.

е. в свободе творчества. Каждая личность многогранна и поэтому продуктивна в умножении форм отношений в обществе, их гармонизации, тем более, если каждая из этих граней личности покоится (наряду с природной силой этих граней) на свободе от эксплуатации другой личностью. Но все, до сих пор существовавшие общественно-экономические формации насильственно удерживали индивидов в строго определенных функциональных рамках, подчиняли многих индивидов кучке тиранов. При этом, что самое парадоксальное, обрезание личности происходила не только у эксплуатируемых, но и у самих эксплуататоров. История упадка всех рабовладельческих империй доказывает, что каждый представитель класса рабовладельцев силой паразитического способа существования понемногу «опускал» свою личность не только ниже нарождающегося класса феодалов, но и ниже личности представителей класса рабов, которые зачастую превращались в хозяев своих бывших владельцев. Понимание причин такого хода событий не вызывает ни малейшего затруднения, поскольку паразитизм и развитие личности — несовместимы, и это подтверждается выводами археологии, доказавшей факт общей физиологической деградации как династий фараонов, так и монархических династий эпохи феодализма.

Сажая своего отпрыска на трон, папа-фараон обрекал его на убогий круг социальных ролей, главными из которых были: личное безделие и излишества в потреблении, вооруженная защита права на безделие и излишества от посягательств других претендентов на безделие и излишества и, наконец, расширение материальной базы бездеятельности и излишеств средствами завоевания, т.е. насилия. Аналогичным образом обстоит дело и с личностью предпринимателя. Ведь буржуазная революция была прогрессивна лишь в том смысле, что поставила на службу паразитизму бизнесменов новые средства производства и на «добровольной основе» соединила с ними пролетариев. Буржуазная революция поставила на службу стяжательству конвейер и «сдельную» форму заработной платы, т.е. более эффективные, чем при рабовладении, методы эксплуатации человека человеком. Во всем остальном капитализм аутентичен рабовладению. И собственность на землю, передаваемую в наследство по кровному признаку, и римское рабовладельческое право, и империализм, и массовая проституированность, и демократия, столетиями сожительствующая с работорговлей, и наемное профессиональное войско — все заимствовано у классического рабовладения.

Но если в эпоху рабовладения и феодализма дело кастрации личности было поставлено в основном на религиозную основу, то в демократической рыночной экономике и над вопросом дальнейшего повышения эффективности этого процесса активно работает и религия, и рыночное обществоведение. Что из себя представляет деспотическая личность предпринимателя, убедительно и красочно показал уже Шекспир, в образе Шейлока, а Мольер в комедии «Мещанин во дворянстве». Практика столетий показала, что, преуспевая как предприниматель, индивид неизбежно деградирует как творческая личность. Во-первых, отношение предпринимателя к обществу и природе ограничивается их эксплуатацией. Во-вторых, потенциал личности бизнесмена динамично истощается, поскольку, владея недрами и угодьями, заводами по производству атомных бомб и гробов, унитазов и наркотиков, пива и памперсов, самонаводящихся ракет и демократических газет, индивид, как это не парадоксально, обрекает себя на бессодержательную односторонность. Перечисленные производства, разительно отличаясь технически, как клоны единообразны в своей экономической сущности.

Все происходящее в рыночной экономике подчинено только прибыли и именно этот показатель занимает все помыслы преуспевающего бизнесмена, не оставляя простора для иных вопросов, разменивая все время его жизни на рост количества нулей в банковских счетах. Конструктор может использовать материал и так, и эдак. Предприниматель же вынужден превращать любой материал в безликую частную собственность. На этом функции современного крупного предпринимателя себя фактически исчерпывают. Как показывает практика российских экономических трагедий, Абрамовичу, например, безразлично, на каком приватизированном «сене быть собакой»: на нефти или на спортивных клубах, в России или Англии, поскольку устойчивый успех или провал дела зависит не от него, а от специалистов, ума которым, впрочем, тоже хватает ровно на столько, чтобы работать до инсульта и инфаркта на абрамовичей и прочих чубайсов. Статистические данные о масштабах мирового рынка развлечений, т.е. отдыха от рыночной реальности, доказывают, что жизнь бизнесмена и его ближайших холопов = убога.

Причем, не просто, а агрессивно и изнуряюще убога в силу сведения всех видов занятий к цели одного вида — к получению прибыли. Потому-то для подавляющего большинства предпринимателей время безделия в публичных домах, казино, скачках, на «боях без правил», в нарко-притонах — есть единственно «содержательное» и «сладкое» время жизни. Бордели и существуют лишь потому, что они соответствуют уровню развития личности предпринимателей, для которых романтические отношения с представителем противоположного пола практически недоступны в силу узкопрофессионального кретинизма, профзаболеваний (например, импотенции) и привычки пользоваться только тем, что продается или украдено. В отличие от предпринимателей, каждый психически полноценный человек испытывает душевные муки, когда ему приходится вместо развития своих способностей, создания шедевров, заниматься рутинным, монотонным производством, напряженным тиражированием товара. Бизнесмен — это носитель стойкой психопатии, компенсирующий свою неспособность к творческой деятельности, оригинальному мышлению монотонным тиражированием циклопических объемов… нулей на банковских счетах.

Иначе говоря, предприниматель — это индивид, параноидно пытающийся количеством собственности, а порой, символов собственности, заменить отсутствующее в нем качество разносторонности, т.е. личности. Практика прошедших столетий показала, что всякий раз, когда предпринимателю удается умножить капитал, не прибегая к производству, т.е. за счет спекуляции на бирже, махинаций или грандиозного воровства (пирамиды), он бежит от настоящего производства в сферу финансовых афер. Положение предпринимателя в обществе определяется не авторитетом его личности, а тем количеством материальных ценностей и фиктивных капиталов, которыми он располагает (независимо от их содержания: свиной или пушечный король, наркобарон или биржевой спекулянт). Действительное ничтожество личности предпринимателя отчетливо проявляет себя после его банкротства. Разумеется, наблюдались случаи, когда предприниматель, помимо специфического предпринимательского задатка, наделялся от природы и некоторыми другими качествами. Но тогда обязательно проявлял себя феномен Фомы Гордеева или Саввы Морозова.

Таким образом, есть прямые основания утверждать, что неуклонная деградация личности представителей господствующего класса есть объективный экономический закон общества, основанного на частной рыночной собственности. Итак, если (с точки зрения известных факторов революционной ситуации) упадок рабовладения невозможно объяснить иначе, чем опущением личности рабовладельца ниже личности раба и нарождающегося феодала (т.е. «верхи уже не могут»), если крах феодализма невозможно объяснить без признания факта опущения личности феодала ниже личности крестьянина, ремесленника и нарождающегося буржуа, то придется признать, что продолжительность существования рабовладения нельзя объяснить ничем иным, кроме как тем, что на всем протяжении его существования уровень развития личности представителей народов, населяющих окраины рабовладельческих империй и поставляющих поэтому рабов, был все-таки ниже уровня развития личности как населения метрополий, так и самих рабовладельцев. Да и внутри империй рабовладельцам удавалось господствовать достаточно долго лишь потому, что большую часть своей истории классу рабовладельцев удавалось держать уровень потребностей личности «демоса», «плебса» и «пролетариев» на уровне «хлеба и зрелищ».

Но если уделом личности предпринимателя является хроническая деградация, то возникает вопрос: как деградантам удается уже третье столетие не только сохранять рыночную демократию, но и умножать свои материальные и финансовые богатства? Затянувшееся существование капитализма можно объяснить лишь тем, что предпринимателям удается до сих пор существенно ограничивать возможности подавляющего большинства индивидов во всестороннем развитии личности. Опускаясь все ниже в вопросах развития своей личности, класс предпринимателей обеспечивает еще более динамичное опущение личности подавляющего большинства населения и, тем самым, расширяет важнейшую предпосылку продления своего паразитизма. В ход идет алкоголь, секс, наркотики, религиозный фанатизм всех этиологий, «рок» и «поп», выборы и социология, трудоголия и национализм. Особенно успешный опыт опускания личности принадлежит всеевропейскому фашизму. Народы доброго десятка стран красноречием Муссолини, Геббельса, Гитлера, Черчилля, Мозли были перевоспитаны в убийц и брошены в огонь второй мировой войны.

Т.е. сначала национальные предприниматели европейских стран опустились до положения сознательных убийц, а потом оплатили «вождей», которые довели практически все население страны до состояния сознательных палачей и грабителей. Сегодня, в 21 веке, дело и роль Муссолини, Черчилля, Де-Голля, Гитлера по доведению населения до состояния глобальных бандитов, захватчиков взял на себя Буш-младший. Трагикомичность положения американцев состоит еще и в том, что их умудряется духовно опустить личность, во всех отношениях уступающая даже Гитлеру, но они не видят и этого очевидного факта. Как тут не вспомнить скомороха Задорнова. В противовес экономическому закону деградации личности в условиях рыночной демократии, абсолютный экономический закон коммунизма состоит в неразрывной связи между динамикой общественного прогресса и полным, всесторонним развитием каждой личности. Не вызывает сомнения, что общество, в котором каждый индивид имеет возможности для всестороннего и полного развития своей многогранной личности, развивается несравненно качественнее общества, в котором, всестороннее развитие личности является уделом очень узкой группы индивидов, которых в литературе обычно называют революционерами.

Все остальные граждане стран рыночной демократии, силой частной собственности, заняты социальной самокастрацией. Процесс обрезания личности в условиях рыночной демократии начинается с того, что сам человек большую часть молодости тратит на превращение самого себя в узкого профессионала. Разумеется сегодня большинство читателей убеждены в том, что любая иная постановка вопроса абсурдна. Но все дело в том, что ментальность индивида рыночной демократии на первое место ставит вопрос… выживания. Большинству жителей стран рыночной демократии уже давно не кажется странным, что живя в условиях «цивилизации», а не джунглей, они, тем не менее обязаны вопрос выживания ставить на первое место. А поскольку вопрос о выживании решается очень контрастно и категорически, т.е. человек либо выжил, либо умер, постольку изо дня в день, на протяжении многих лет индивид тратит львиную долю сил именно на решение смертельно важной проблемы выживания, по сравнению с которой все остальные проблемы современному профессиональному кретину кажутся несерьезными.

Жители стран рыночной демократии сознательно убивают (в лучшем случае консервируют) в своей личности все то, что «мешает» немедленному и гарантированному решению проблемы выживания. На первое место ставится развитие в личности таких черт и навыков, которые обеспечивают пищу, воду, одежду и конуру. А поскольку все эти средства существования приобретаются в рыночной экономике за деньги, то ясно, что из всех профессий выбираются такие, которые гарантируют наиболее устойчивое и масштабное поступление денег уже сегодня. В противном случае завтра может и не наступить. Для существования рыночной демократии необходимо, чтобы большинство населения страны в развитии своей личности не выходило за рамки пролетария, т.е. чтобы оно не могло «зарабатывать» средств больше, чем это необходимо для поддержания своей рабочей силы, чтобы не только кузнец оставался кузнецом, но и чтобы менеджер не смог стать хозяином. На это направлена вся система государственного образования в странах рыночной демократии. Практика показала, что рыночной демократии удалось выработать методику, которая обрекает широчайшие слои населения именно на такой уровень развития своей личности.

Личность промышленного пролетария в станах рыночной демократии столь бессодержательна, что буржуазное искусство практически не находит в ней ничего такого, что могло бы стать предметом художественного отражения. Воспевая в теории рыночной экономики трудолюбие как высшую добродетель, западная плодовитая кинематография не нашла в пролетарии ни единой черточки, чтобы воспеть ее на уровне «Оскара». Таким безликим и унифицированным его делает товарная сущность его личности. Но рыночная демократия не удовлетворяется системой опущения личности пролетариев. Необходимы еще более глубокие пласты опущенных личностей, чтобы пресекать периодические просветления, наступающие в сознании пролетариев и поднимающие их на борьбу. Мог ли капитализм развиться в современное «свободное» рыночное демократическое общество без… палачей? Разве могли состояться английская, а тем более «Великая» французская буржуазная революция, если бы не массовые казни аристократов и, тем более, королей? Могли ли устоять буржуазные системы, если бы не массовые казни восставших пролетариев в 1848 и 1871 г.

г. в Европе? Разумеется нет! Но для этого нужно повести воспитательную и образовательную работу так, чтобы часть людей опустилась до профессии палача. Что значит стать палачом? Это значит — опустить свою личность до той степени, когда основной формой отношений с другими индивидами является лишение этих индивидов жизни. Только так, низводя сознание части населения до уровня сознания палача, и может демократическая буржуазия создать важнейший инструмент продления своего господства. Это правило в полной мере распространяется на всю полицейскую систему. Может ли демократическая рыночная экономика, например, США существовать без 15 атомных ударных авианесущих морских группировок, корпуса морских пехотинцев, национальной гвардии и самой мощной в мире полиции? Разумеется, не может! Но чтобы набрать наемную «профессиональную» армию нужно не только наплодить армию потенциальных безработных, но и опустить их сознание до уровня платного убийцы, готового убивать, подчиняясь командам офицеров. Но что значит стать офицером рыночной, наемной, «профессиональной» армии? Это значит — с гордостью маньяка носить звание вооруженного холопа, способного профессионально послать на гибель подчиняющихся солдат ради убийства какого угодно количества людей, указанных в приказе.

Как показывает статистика, по величине оплаты своих «услуг» офицер профессиональной армии не отличается от высокооплачиваемой проститутки, а по функциям — от палача. Кто знаком с методикой подготовки офицеров в американских академиях, тот знает, что там решаются две взаимосвязанные задачи: во-первых, научить человека квалифицированно и продуктивно уничтожать других людей и, во-вторых, опустить личность человека до уровня палача, т.е. приучить приводить приговор в исполнение не размышляя по поводу психического здоровья тех, кто отдал приказ стрелять в людей. Т.е., строго говоря, принципиальных различий между методикой подготовки палача и офицера «профессиональной» армии нет. Таким образом, какой бы профессиональный слой населения рыночной страны мы не взяли, важнейшим элементом его профессиональной пригодности является унижение его личности до уровня требований хозяина. Так обстоит дело практически со всеми профессиями в условиях рыночной демократии, и не только потому, что все население страны платит налоги, т.

е. работает на аппарат насилия, что работает под контролем аппарата насилия, а потому, что воспитано в духе самоистязующего, активного подчинения свой личности хозяину. О каком развитии личности может вестись речь в условиях рыночной демократии, если индивид каждый день должен идти в услужению хозяину средств своего существования? Наемные работники (независимо от цвета «воротничков») заслужили, чтобы в бухгалтерских книгах их рассматривали не как личность, а точно так, как и, например, мешок с удобрениями, т.е., как расходный материал, и заносили в графу: «Расходы на оборотные средства». http://www.proriv.ru/articles.shtml/podguzov?market_licnost3

Источник: ok.ru

Я душевно вполне здоров!
Но шалею, ловя удачу…
Из наломанных мною дров,
Я легко бы построил дачу!
На исходе двадцатого века,
Когда жизнь непостижна уму,
Как же надо любить человека,
Чтобы взять и приехать к нему.
Люблю людей и, по наивности,
Открыто с ними говорю,
И жду распахнутой взаимности,
А после горестно курю.
Бывает — проснешься, как птица,
крылатой пружиной на взводе,
и хочется жить и трудиться;
но к завтраку это проходит.
За радости любовных ощущений
однажды острой болью заплатив,
мы так боимся новых увлечений,
что носим на душе презерватив.
Вся наша склонность к оптимизму –
от неспособности представить,
какого рода завтра клизму
судьба решила нам поставить.
Давно уже две жизни я живу,
одной – внутри себя, другой – наружно;
какую я реальной назову?
Не знаю, мне порой в обеих чуждо.
Всего слабей усваивают люди,
взаимным обучаясь отношениям,
что слишком залезать в чужие судьбы
возможно лишь по личным приглашениям.
Поездил я по разным странам,
печаль моя, как мир, стара:
какой подлец везде над краном
повесил зеркало с утра?
Весьма порой мешает мне заснуть
Волнующая, как ни поверни,
Открывшаяся мне внезапно суть
Какой-нибудь немыслимой херни.
За то люблю я разгильдяев,
блаженных духом, как тюлень,
что нет меж ними негодяев
и делать пакости им лень.
Слой человека в нас чуть-чуть
наслоен зыбко и тревожно,
легко в скотину нас вернуть,
поднять обратно очень сложно.
Мне моя брезгливость дорога,
мной руководящая давно:
даже чтобы плюнуть во врага,
я не набираю в рот говно.
Любил я книги, выпивку и женщин.
И большего у бога не просил.
Теперь азарт мой возрастом уменьшен.
Теперь уже на книги нету сил.
Живя в загадочной отчизне
из ночи в день десятки лет,
мы пьем за русский образ жизни,
где образ есть, а жизни нет.
Смотрясь весьма солидно и серьезно
под сенью философского фасада,
мы вертим полушариями мозга,
а мыслим – полушариями зада.
Учусь терпеть, учусь терять
и при любой житейской стуже
учусь, присвистнув, повторять:
плевать, не сделалось бы хуже.
Вовлекаясь во множество дел,
Не мечись, как по джунглям ботаник,
Не горюй, что не всюду успел,
Может, ты опоздал на «Титаник»
Я женских слов люблю родник
И женских мыслей хороводы,
Поскольку мы умны от книг,
А бабы – прямо от природы.
Когда нас учит жизни кто-то,
я весь немею;
житейский опыт идиота
я сам имею.
Душа порой бывает так задета,
что можно только выть или орать;
я плюнул бы в ранимого эстета,
но зеркало придется вытирать.
Крайне просто природа сама
разбирается в нашей типичности:
чем у личности больше ума,
тем печальней судьба этой личности.
Во мне то булькает кипение,
то прямо в порох брызжет искра;
пошли мне, Господи, терпение,
но только очень, очень быстро.
Бывают лампы в сотни ватт,
но свет их резок и увечен,
а кто слегка мудаковат,
порой на редкость человечен.
Я никак не пойму, отчего
так я к женщинам пагубно слаб;
может быть, из ребра моего
было сделано несколько баб?
Ум полон гибкости и хамства,
когда он с совестью в борьбе,
мы никому не лжем так часто
и так удачно, как себе.
В жизни надо делать перерывы,
чтобы выключаться и отсутствовать,
чтобы много раз, покуда живы,
счастье это заново почувствовать.
А жизнь летит, и жить охота,
и слепо мечутся сердца
меж оптимизмом идиота
и пессимизмом мудреца.

Источник: psiholog.mirtesen.ru

* * *

Может быть, разумней воздержаться,
мысленно затрагивая небо?
Бог на нас не может обижаться,
ибо Он тогда бы Богом не был.

* * *

От бессилия и бесправия,
от изжоги душевной путаницы
со штанов моего благонравия
постепенно слетают пуговицы.

* * *

Как лютой крепости пример,
моей душою озабочен,
мне друг прислал моржовый хер,
чтоб я был тверд и столь же прочен.

* * *

Мы чужие здесь. Нас лишь терпят.
А мерзавец, подлец, дурак
и слепые, что вертят вертел, —
плоть от плоти свои. Как рак.

* * *

Нынче это глупость или ложь —
верить в просвещение, по-моему,
ибо что в помои ни вольешь —
теми же становится помоями.

* * *

Предаваясь пиршественным возгласам,
на каком-то начальном стакане
вдруг посмотришь, кем стали мы с возрастом,
и слова застревают в гортани.

* * *

Завари позабористей чай,
и давай себе душу погреем;
это годы приносят печаль
или мы от печали стареем?

* * *

Когда сорвет беда нам дверь с петель
и новое завертит нас ненастье,
то мусор мелочей сметет метель,
а целое запомнится как счастье.

* * *

Отъявленный, заядлый и отпетый,
без компаса, руля и якорей
прожил я жизнь, а памятником ей
останется дымок от сигареты.

* * *

Один я. Задернуты шторы.
А рядом, в немой укоризне,
бесплотный тот образ, который
хотел я сыграть в этой жизни.

* * *

Даже в тесных объятьях земли
буду я улыбаться, что где-то
бесконвойные шутки мои
каплют искорки вольного света.

* * *

Вечно и везде – за справедливость
длится непрерывное сражение;
в том, что ничего не изменилось, —
главное, быть может, достижение.

* * *

За периодом хмеля и пафоса,
после взрыва восторга и резвости
неминуема долгая пауза —
время скепсиса, горечи, трезвости.

* * *

Здесь – реликвии. Это святыни.
Посмотрите, почтенные гости.
Гости смотрят глазами пустыми,
видят тряпки, обломки и кости.

* * *

Огонь и случай разбазарили
все, чем надменно я владел,
зато в коротком этом зареве
я лица близких разглядел.

* * *

Спасибо организму, корпус верный
устойчив оказался на плаву,
но все-таки я стал настолько нервный,
что вряд ли свою смерть переживу.

* * *

Мы многих в нашей жизни убиваем —
незримо, мимоходом, деловито;
с родителей мы только начинаем,
казня их простодушно и открыто.

* * *

Всему ища вину вовне,
я злился так, что лез из кожи,
а что вина всегда во мне,
я догадался много позже.

* * *

Порой оглянешься в испуге,
бег суеты притормозя:
где ваши талии, подруги?
где наша пламенность, друзья?

* * *

Сегодня дышат легче всех
лишь волк да таракан,
а нам остались книги, смех,
терпенье и стакан.

* * *

Плоды тысячелетнего витийства
создали и залог, и перспективы
того, что в оправдание убийства
всегда найдутся веские мотивы.

* * *

Хоть я живу невозмутимо,
но от проглоченных обид
неясно где, но ощутимо
живот души моей болит.

* * *

Грусть подави и судьбу не гневи
глупой тоской пустяковой;
раны и шрамы от прежней любви —
лучшая почва для новой.

* * *

Целый день читаю я сегодня,
куча дел забыта и заброшена,
в нашей уцененной преисподней
райское блаженство очень дешево.

* * *

Потоком талых вод омыв могилы,
весна еще азартней потекла,
впитавши нерастраченные силы
погибших до пришествия тепла.

* * *

Когда по голым душам свищет хлыст
обмана, унижений и растления,
то жизнь сама в себе имеет смысл:
бессмысленного, но сопротивления.

* * *

Этот образ – чужой, но прокрался не зря
в заготовки моих заповедных стихов,
ибо в лагере впрямь себя чувствовал я,
как живая лиса в магазине мехов.

* * *

Я уже неоднократно замечал
(и не только под влиянием напитков),
что свою по жизни прибыль получал
как отчетливое следствие убытков.

* * *

Душа не в теле обитает,
и это скоро обнаружат;
она вокруг него витает
и с ним то ссорится, то дружит.

* * *

Листая лагерей грядущий атлас,
смотря о нас кино грядущих лет,
пришедшие вослед пускай простят нас,
поскольку, что поймут – надежды нет.

* * *

Мы сами созидаем и творим
и счастье, и нелепость, и засранство,
за что потом судьбу благодарим
и с жалобами тычемся в пространство.

* * *

Когда, отказаться не вправе,
мы тонем в друзьях и приятелях,
я горестно думаю: Авель
задушен был в братских объятиях.

* * *

За годом год я освещу
свой быт со всех сторон,
и только жаль, что пропущу
толкучку похорон.

* * *

Все говорят, что в это лето
продукты в лавках вновь появятся,
но так никто не верит в это,
что даже в лете сомневаются.

* * *

И мучит блудных сыновей
их исподлобья взгляд обратный:
трава могил, дома друзей
и общий фон, уже невнятный.

* * *

Из тупика в тупик мечась,
глядишь – и стали стариками;
светла в минувшем только часть —
дорога между тупиками.

* * *

Бог молчит совсем не из коварства,
просто у него своя забота:
имя его треплется так часто,
что его замучила икота.

* * *

Летит по жизни оголтело,
бредет по грязи не спеша
мое сентябрьское тело,
моя апрельская душа.

* * *

Чем пошлей, глупей и примитивней
фильмы о красивости страданий,
тем я плачу гуще и активней,
и безмерно счастлив от рыданий.

* * *

В чистилище – дымно, и вобла, и пена;
чистилище – вроде пивной;
душа, закурив, исцеляет степенно
похмелье от жизни земной.

* * *

Тоска и лень пришли опять
и курят мой табак уныло;
когда б я мог себя понять,
то и простить бы легче было.

* * *

Жизни плотоядное соцветие,
быта повседневная рутина,
склеив и грехи, и добродетели,
держат нас, как муху – паутина.

* * *

Земля весной сыра и сиротлива,
но вскоре, чуть закутавшись в туман,
открыто и безгрешно-похотливо
томится в ожидании семян.

* * *

Ничтожно мелкое роение
надежд, мыслишек, опасений —
меняет наше настроение
сильней вселенских потрясений.

* * *

Не знаю, кто диктует жизнь мою —
крылат он или мелкий бес хромой,
но почерк непрестанно узнаю —
корявый и беспутный, лично мой.

* * *

Сытным хлебом и зрелищем дивным
недовольна широкая масса.
Ибо живы не хлебом единым!
А хотим еще водки и мяса.

* * *

Навряд ли наука найдет это место,
и чудом останется чудо.
Откуда берутся стихи – неизвестно.
А искры из камня – откуда?

* * *

Душа лишается невинности
гораздо ранее, чем тело;
во всех оплошностях наивности —
она сама того хотела.

* * *

Прихоти, чудачества, капризы —
это честь ума не умаляет,
это для самой себя сюрпризы
грустная душа изготовляет.

* * *

Я ведал много наслаждений,
высоких столь же, сколь и низких,
и сладострастье сновидений —
не из последних в этом списке.

* * *

По капелькам, кусочкам и крупицам
весь век мы жадно ловим до кончины
осколки той блаженности, что снится,
когда во сне ликуешь без причины.

* * *

Средь шумной жизненной пустыни,
где страсть, и гонор, и борение,
во мне достаточно гордыни,
чтобы выдерживать смирение.

* * *

А жизнь летит, и жить охота,
и слепо мечутся сердца
меж оптимизмом идиота
и пессимизмом мудреца.

* * *

Раскрылась доселе закрытая дверь,
напиток познания сладок,
небесная высь – не девица теперь,
и больше в ней стало загадок.

* * *

Почти старик, я робко собираюсь
кому-нибудь печаль открыть свою,
что взрослым я всего лишь притворяюсь
и очень от притворства устаю.

* * *

Друзья мои живость утратили,
угрюмыми ходят и лысыми,
хоть климат наш так замечателен,
что мыши становятся крысами.

* * *

Серость побеждает незаметно,
ибо до поры ютится к стенкам,
а при этом гибко разноцветна
и многообразна по оттенкам.

* * *

Что ни год, без ошибок и промаха
в точный срок зацветает черемуха,
и царит оживленье в природе,
и друзья невозвратно уходят.

* * *

На свете есть таинственная власть,
ее дела кромешны и сугубы,
и в мистику никак нельзя не впасть,
когда болят искусственные зубы.

* * *

Духом прям и ликом симпатичен,
очень я властям своим не нравлюсь,
ибо от горбатого отличен
тем, что и в могиле не исправлюсь.

* * *

Нет, будни мои вовсе не унылы,
и жизнь моя, терпимая вполне,
причудлива, как сон слепой кобылы
о солнце, о траве, о табуне.

* * *

Сладок сахар, и соль солона,
пью, как пил, и живу не напрасно,
есть идеи, желанна жена,
и безумное время прекрасно.

* * *

Когда в душе царит разруха —
не огорчайся, выжди срок:
бывает время линьки духа,
его мужания залог.

* * *

Впечатывая в жизнь свои следы,
не жалуйся, что слишком это сложно;
не будь сопротивления среды —
движенье б оказалось невозможно.

* * *

За веком век уходит в никуда,
а глупости и бреду нет конца;
боюсь, что наша главная беда —
иллюзия разумности Творца.

* * *

Вчера я жизнь свою перебирал,
стихов лаская ветхие листки,
зола и стружки – мой материал,
а петь мечтал – росу и лепестки.

* * *

К приятелю, как ангел-утешитель,
иду залить огонь его тоски,
а в сумке у меня – огнетушитель
и курицы вчерашние куски.

* * *

Бездарный в акте обладания
так мучим жаждой наслаждений,
что утолят его страдания
лишь факты новых овладений.

* * *

Огонь печи, покой и тишина.
Грядущее и зыбко, и тревожно.
А жизнь, хотя надежд и лишена,
однако же совсем не безнадежна.

* * *

Я часто вижу жизнь как сцену,
где в одиночку и гуртом
всю жизнь мы складываем стену,
к которой ставят нас потом.

* * *

Блаженны, кто жизнь принимает всерьез,
надеются, верят, стремятся,
куда-то спешат и в жару, и в мороз,
и сны им свирепые снятся.

* * *

С возрастом отчетливы и странны
мысли о сложившейся судьбе:
все ловушки, ямы и капканы —
только сам устраивал себе.

* * *

Зря ты, Циля, нос повесила:
если в Хайфу нет такси,
нам опять живется весело
и вольготно на Руси.

* * *

Когда я оглохну, когда слепота
запрет меня в комнатный ящик,
на ощупь тогда бытия лепота
мне явится в пальцах дрожащих.

* * *

Ты со стихов иметь барыш,
душа корыстная, хотела?
И он явился: ты паришь,
а снег в Сибири топчет тело.

* * *

Слаб и грешен, я такой,
утешаюсь каламбуром,
нету мысли под рукой —
не гнушаюсь калом бурым.

* * *

Моим стихам придет черед,
когда зима узду ослабит,
их переписчик переврет
и декламатор испохабит.

* * *

Я тогу – на комбинезон
сменил, как некогда Овидий
(он также Публий и Назон),
что сослан был и жил в обиде,
весь день плюя за горизонт,
и умер, съев несвежих мидий.

* * *

То ли такова их душ игра,
то ли в этом видя к цели средство,
очень любят пыток мастера
с жертвой похотливое кокетство.

* * *

Приятно думать мне в Сибири,
что жребий мой совсем не нов,
что я на вечном русском пире
меж лучших – съеденных – сынов.

* * *

Мне, судя по всему, иным не стать,
меня тюрьма ничуть не изменила,
люблю свою судьбу пощекотать,
и, кажется, ей тоже это мило.

* * *

Боюсь, что жар и горечь судеб наших
покажется грядущим поколеньям
разнежившейся рыхлой простоквашей,
политой переслащенным вареньем.

* * *

И мысли, и дыхание, и тело,
и дух, в котором живости не стало, —
настолько все во мне отяжелело,
что только не хватает пьедестала.

* * *

В любви к России – стержень и основа
души, сносящей боль и унижение;
помимо притяжения земного
тюремное бывает притяжение.

* * *

За года, что ничуть я не числю утратой,
за кромешного рабства глухие года
столько русской земли накопал я лопатой,
что частицу души в ней зарыл навсегда.

* * *

Есть жуткий сон: чудовище безлико,
но всюду шарят щупальца его,
а ты не слышишь собственного крика,
и близкие не видят ничего.

* * *

Сибирь. Ночная сигарета.
О стекла снег шуршит сухой,
и нет стыда, и нет секрета
в тоске невольничьей глухой.

* * *

Я пил нектар со всех растений,
что на пути своем встречал;
гербарий их засохших теней
теперь листаю по ночам.

* * *

Как дорожная мысль о ночлеге,
как виденье пустыни – вода,
нас тревожит мечта о побеге
и тоска от незнанья – куда.

* * *

Был ребенок – пеленки мочил я, как мог;
повзрослев, подмочил репутацию;
а года протекли, и мой порох намок —
плачу, глядя на юную грацию.

* * *

Как ты поешь! Как ты колышешь стан!
Как облик мне твой нравится фартовый!
И держишь микрофон ты, как банан,
уже к употреблению готовый.

* * *

Словить иностранца мечтает невеста,
надеясь побыть в заграничном кино
посредством заветного тайного места,
которое будет в Европу окно.

* * *

Мы всю жизнь в борьбе и укоризне
мечемся, ища благую весть;
хоть и мало надо нам от жизни,
но всегда чуть более, чем есть.

* * *

Где ты нынче? Жива? Умерла?
Ты была весела и добра.
И ничуть не ленилась для ближнего
из бельишка выпархивать нижнего.

* * *

В той мутной мерзости падения,
что я недавно испытал,
был острый привкус наслаждения,
как будто падая – взлетал.

* * *

Конечно, есть тоска собачья
в угрюмой тине наших дней,
но если б жизнь текла иначе,
своя тоска была бы в ней.

* * *

С людьми вполне живыми я живу,
но все, что в них духовно и подвижно,
похоже на случайную траву,
ломящуюся к свету сквозь булыжник.

* * *

Был юн – искал кого-нибудь,
чтоб душу отвести,
и часто я ходил взгрустнуть
к знакомым травести.
Теперь часы тоски пусты,
чисты и молчаливы,
а травести – давно толсты,
моральны и сварливы.

* * *

Чтобы прожить их снова так же,
я много дней вернуть хотел бы;
и те, что память сердца скажет,
и те, что помнит память тела.

* * *

Легко мне пить вино изгнания
среди сибирской голытьбы
от сладкой горечи сознания
своей свободы и судьбы.

* * *

Смеются гости весело и дружно,
побасенки щекочут их до слез;
а мне сейчас застолье это нужно,
как птице-воробью – туберкулез.

* * *

Назад обращенными взорами,
смотря через годы и двери,
я вижу победы, которыми
обрел только стыд и потери.

* * *

Взамен слепой хмельной горячности,
взамен решительности дерзкой
приходит горечь трезвой зрячести
и рассудительности мерзкой.

* * *

Дьявол – не убогий совратитель,
стал он искушенней за века,
нынче гуманист он и мыслитель,
речь его светла и высока.

* * *

Снова жаждали забвенья
все, кому любви отраву
подносил гуляка Беня,
кличку Поц нося по праву.

* * *

К тебе, могильная трава,
приходят молча помолиться
к иным – законная вдова,
к иным – случайная вдовица.
Расти утешной.

* * *

Про все устами либерала
судя придирчиво и строго,
имел он ум, каких немало,
зато был трус, каких немного.

* * *

Чем русская история страшней,
тем шутки ее циников смешней.

* * *

Весь выходной в тени сарая
мы пьем и слушаем друг друга,
но глух дурак, с утра играя
в окне напротив бахи фуга.

* * *

Чем глубже вязнем мы в болото,
тем и готовней год за годом
для все равно куда полета
с любым заведомым исходом.

* * *

Не лейте на творог сметану,
оставьте заботы о мясе
и рыбу не жарьте Натану,
который тоскует по Хасе.

* * *

Нам свойственно наследственное свойство,
в котором – и судьбы обоснование:
накопленный веками дух изгойства
пронизывает плоть существования.

* * *

От жалоб, упреков и шума,
от вечной слезливой обиды —
нисколько не тянет Наума
уйти от хозяйственной Иды.

* * *

Живя среди рабочей братии,
ловлю себя на ощущении,
как душен климат демократии
в ее буквальном воплощении.

* * *

Червяк, по мнению улиток,
презренно суетен и прыток.

* * *

Его голове доставало ума,
чтоб мысли роились в ней роем,
но столько она извергала дерьма,
что стала болеть геморроем.

* * *

Нелепо ждать слепой удачи,
но сладко жить мечтой незрячей,
что случай – фокусник бродячий,
обид зачеркивая счет,
придет и жизнь переиначит,
и чудо в ней проистечет.

* * *

Пожизненно вкушать нам суждено
духовного питания диету,
хоть очень подозрительно оно
по запаху, по вкусу и по цвету.

* * *

Смешным, нелепым, бестолковым,
случайно, вскользь и ни к чему,
кому-то в жизнь явлюсь я словом,
и станет легче вдруг ему.

* * *

А странно, что в душе еще доныне
очерчивать никто пока не стал
подземные течения, пустыни,
болота и обвальные места.

* * *

Неправда, что смотрю на них порочно, —
без похоти смотрю и не блудливо,
меня волнует вид их так же точно,
как пахаря – невспаханная нива.

* * *

Вальяжности у сверстников моих,
солидности – в кошмарном изобилии,
меж этих генералов пожилых
живу как рядовой от инфантилии.

* * *

Всю жизнь я тайно клоунов любил,
и сам не стал шутом едва-едва,
и помню, как приятеля побил
за мерзкие о клоунах слова.
Теперь он физик.

* * *

С жаждой жить рожденные однажды,
мечемся по жизни мы усердно,
годы умаляют ярость жажды,
наш уход готовя милосердно.

* * *

Как бедняга глупо покалечен,
видно даже малому ребенку:
лучше, чтоб орлы клевали печень,
чем ослы проели селезенку.

* * *

Как поле жизни перейти,
свое мы мнение имеем:
тот змей, что Еву совратил,
он тоже был зеленым змеем.

* * *

Второпях, впопыхах, ненароком,
всюду всех заставая врасплох,
происходит у века под боком
пересменка российских эпох.

* * *

Вянут, вянут друзья и наперсницы,
и какой-нибудь бывшей вострушке
я скажу, отдышавшись от лестницы:
все, подружка, оставим ватрушки.

* * *

Я стал бы свежим, как пятак,
морщины вытеснив со лба,
когда бы в кровь не въелась так
опаска беглого раба.

* * *

Нас догола сперва раздели
и дали срок поголодать,
а после мы слегка поели
и вновь оделись. Благодать!

* * *

С годами заметней, слышней и упорней,
питаясь по древним духовным колодцам,
пускают побеги глубокие корни
корявой российской вражды к инородцам.

* * *

В зеркало смотрясь, я не грущу,
гриму лет полезен полумрак,
тот, кого я в зеркале ищу,
жив еще и выпить не дурак.

* * *

Едкий дым истории угарен
авторам крутых экспериментов:
Бог ревнив, безжалостен, коварен
и терпеть не может конкурентов.

* * *

С родителями детям невтерпеж,
им сверстники нужны незамедлительно,
а старость – обожает молодежь,
ей кажется, что свежесть заразительна.

* * *

За правило я взял себе отныне
прохладу проявлять к дарам судьбы,
однако не хватает мне гордыни
есть медленно соленые грибы.

* * *

Неважно, что живу я в полудреме;
пустое, что усну в разгаре дня;
бессонно я всю жизнь стою на стреме,
чтоб век не подменил во мне меня.

* * *

Как только уйму свои сомнения,
сразу же осмелюсь я тогда
сесть за путевые впечатления
с мест, где не бывал я никогда.

* * *

На душе – тишина и покой.
Ни желаний, ни мыслей, ни жажды.
Выйди жизнь постоянно такой,
удавился бы я уже дважды.

* * *

В классические тексты антологий
заявится стишок мой гостем частым:
по мысли и по технике убогий,
он будет назидательным контрастом.

* * *

Из бани вьющийся дымок
похож на юность – чист и светел;
смышлен, прыщав и одинок,
в любой мечтал я влиться ветер.

* * *

Наш дух питают миф и сплетни,
а правда в пищу не годится,
душевный опыт многолетний
нас учит сказкой обходиться.

* * *

Евреи, выучась селиться
среди других племен и наций,
всегда ценили дух столицы
за изобильность комбинаций.

* * *

Я сам себе хозяин в быте сельском,
так люди по пещерам жили встарь,
останками зверей во льду апрельском
застыл мой огородный инвентарь.

* * *

Да, мужики – потомки рыцарей,
мы это помним и гордимся,
хотя ни душами, ни лицами
мы им и в кони не годимся.

* * *

Мой верный друг, щенок Ясир,
дворняжий сын, шальная рожа,
так тонко нрав мой раскусил,
что на прохожих лает лежа.

* * *

Судьба моя решилась не вполне,
сомнениями нервы мне дразня:
и дом казенный плачет обо мне,
и дальняя дорога ждет меня.

* * *

В истории кровавые разгулы
текут периодически по свету
естественно, как женские регулы,
и нам не изменить природу эту.

* * *

Когда наивен, как Адам,
я ничего не знал практически,
от вида нежных юных дам
уже страдал я эстетически.

* * *

Давай, мой друг, бутыль употребим —
прекраснее забава есть едва ли,
когда-то я фортуной был любим,
и вместе мы тогда употребляли.

* * *

Куда сегодня деться – все равно,
лишь только чтобы двери затворить,
я так с собой не виделся давно,
что нам уже пора поговорить.

* * *

Светлой славой
ты свое прославил имя,
ходят девушки восторженной гурьбой,
стонут бабы над портретами твоими
сладострастней, чем когда-то под тобой.

* * *

Житейскими бурями крепко потрепан,
чинюсь в ожидании нового курса,
в бутылке души стало меньше сиропа,
но горечь добавила нового вкуса.

* * *

Увы, еще придет война,
спросив со всех до одного,
и вновь расплатятся сполна
те, кто не должен ничего.

* * *

Чем ночь темней, тем злей собаки,
рычащий хрип – регистр нотный,
и ясно слышится во мраке,
что эта злость – их страх животный.

* * *

Философов волнует тьма вопросов,
которыми Господь имел в виду
тревожить нас;
ко мне присядь, философ,
польем ростки в беспочвенном саду.

* * *

Отнюдь не свят я, но отшельник,
забыты шум и суета,
я был поэт, я был мошенник
и доскитался до скита.

* * *

Нагадай мне, цыганка, дорогу,
облегчи мне надеждами сердце,
не молюсь я ни черту, ни Богу,
но охота куда-нибудь деться.

* * *

Жена с утра кота не покормила,
и он поймал мышонка через час;
у нашего российского кормила —
похоже, так надеются на нас.

* * *

Мне верить вслух неинтересно,
не верю я открытой вере;
во что я верю, неизвестно
и самому мне в полной мере.

* * *

Неявны в тихом воздухе угрозы
грядущего, сокрытого от глаз,
но наши опасенья и прогнозы
заранее расшатывают нас.

* * *

Дрязги дряхлых мизантропов —
пенье ангелов в раю,
если б мой душевный ропот
кто слыхал, когда встаю.

* * *

Вся жизнь моя в правах поражена,
спокойно могут сжить меня со свету
стихии, власть, бактерии, жена
(поскольку я люблю стихию эту).

* * *

Разумно – жить упрямо и нелепо.
То лучшее, что ценно в нас для Бога, —
самим собой проложенная слепо
заведомо неверная дорога.

* * *

Бывает время – дух пресыщен,
он сыт и пьян, в себе уверясь,
но ищет, жаждет новой пищи
и сам себе рождает ересь.

* * *

Я признаю все игры в прятки
и все резоны уезжать:
когда душа уходит в пятки,
им жутко чешется бежать.

* * *

Пылает печь моя неистово,
висит блаженное молчание,
и сердце радует струистое
чернильной глупости журчание.

* * *

Доволен я тем, как растет понемножку
бумажная груда, где жизнь моя скоплена,
ко дню, когда вызовут мне неотложку,
в достатке здесь будет прекрасного топлива.

* * *

Плоти нашей хрупкие красоты
тихо уступают вихрю дней,
лысины восходят на высоты,
где жила отвага меж кудрей.

* * *

Труда тугая дисциплина,
узда и шпоры нашей лени,
лекарство лучшее от сплина
и от излишних размышлений —
такая мерзость!

* * *

Редки с диким словом стали встречи,
мех его повыцвел и облез,
даже в родники народной речи
влил бензин технический прогресс.

* * *

Чем темней угрюмая страна,
чем она растленней и дряхлей,
тем острей раздора семена,
всюду насаждаемые ей.

* * *

Тепло и свет опять берут свое,
все жилы и побеги вновь упруги;
не зрители весны, а часть ее,
тревожно оживляются подруги.

* * *

Толпа рабов – не сброд, а воинство
при травле редкого из них,
кто сохранил в себе достоинство,
что люто бесит остальных.

* * *

Меня в Сибирь мой жребий выселил,
а я, прильнув к ее просторам,
порой скучаю по бессмысленным
о смысле жизни разговорам.

* * *

В себя впадая, как в депрессию,
гляжу, почти не шевелясь,
как порастает мхом и плесенью
моя с людьми живая связь.

* * *

Высоких мыслей не было и нет
в корзине этой, шалой и пустой,
хотя в моей душе живет поэт,
но спился и не платит за постой.

* * *

Тот Иуда, удавившись на осине
и рассеявшись во время и пространство,
тенью ходит в нашем веке по России,
проповедуя основы христианства.

* * *

Восприняв ссылку как гастроли,
душой и телом не уныл,
такую баню я построил,
что все грехи свои отмыл.

Источник: TheLib.ru

Читать «Замкнутый лабиринт» — Малле Генри — Страница 1

А жизнь летит, и жить охота,

и слепо мечутся сердца

меж оптимизмом идиота

и пессимизмом мудреца.

Игорь Губерман

СССР. Москва – Франция. Париж. 1965 год.

Дождь лизал оконное стекло, тщательно размазывая по нему прохладную влагу, будто надеялся растворить прозрачную преграду и проникнуть в кабинет, залитый электрическим светом. Подполковник КГБ Анатолий Лазарев стоял у окна и задумчиво наблюдал за беснующейся стихией. Водяная пелена сделала вид за окном размытым, заставляющим воображение дорисовывать смутно видимый пейзаж, как на полотнах Моне.

В кабинете генерала Ершова на площади Дзержинского слышался лишь шелест дождя по оконному стеклу и стук тяжелых капель по железному карнизу. Генерал КГБ сидел, задумавшись, над стопкой документов, и казалось забыл о присутствии подполковника Лазарева в своем кабинете. А задуматься было над чем.

В результате успешно проведенной операции «Александрит», год назад родилась принцесса – внучка и прямая наследница императора Николая II. Но на девочку было совершено уже несколько покушений. К счастью прошедших не удачно. Чтобы обезопасить принцессу, ее отправили во Францию. Теперь она жила в специальной семье, работающей на советский КГБ.

Произошел еще ряд событий, указывающих на то, что в их ведомстве завелся крот. Теперь генерал Ершов добился разрешения начать специальное расследование об утечке особо секретной информации при проведении операций КГБ. А ниточки тянулись как в их ведомство, так и в Европу. А значит нужно действовать быстро и наверняка. Генерал поднял голову и повернулся в сторону окна.

– Итак, если думаешь, что во Францию нужно ехать тебе самому, то поезжай. С тобой отправится та девушка, которая должна была сопровождать в прошлый раз, когда пытались вывезти принцессу в Париж. Правда, меня удивило, что и в прошлый раз, и в этот на ее кандидатуре настоял полковник Поляков. Но, с другой стороны, она окончила Институт иностранных языков и поэтому в совершенстве знает французский. Немного говорит и на итальянском. У нее прекрасная боевая и физическая подготовка. Твой-то французский язык как, еще не забыл, сможешь на нем говорить?

– На месте разберемся, постараюсь побыстрее восстановить забытое.

– Поедете как супружеская пара, – шеф всматривался в лицо Лазарева, пытаясь понять, о чем тот так задумался.

– Ты хочешь о чем-то спросить?

– Особо вопросов нет, но, товарищ генерал, у меня такое чувство, что решение отправить меня в Европу, связано с чем-то личным и значимым для вас.

– Лазарев, вот не надо сейчас умничать и играть в медиума. Если бы я хоть в чём-то сомневался, то не послал бы тебя.

– Понимаю, но давно не видел вас таким задумчивым. Полагаю, есть нечто, о чем меня не предупредили?

– Знаешь что, всему свое время. Может быть я еще пожалею, что отправил тебя на это расследование в Европу. Поезжай в Париж, внедришься через князя Юсупова в «Русский альянс». А дальше будешь действовать по обычной схеме.

– Да, это если все пойдет как вы задумали. Но что-то мне не спокойно на душе, моя интуиция подсказывает, здесь кроется нечто большее, чем банальное расследование. Что-то связанное со мной лично. Я ведь прав?

– Лазарев, иногда ты бываешь несносным. Как говорил мой отец «нет ничего хуже, когда то, что ты считаешь отличной интуицией, оказывается банальной паранойей».

Лазарев стоял буквально на том же самом месте в зале московского аэропорта, где несколько месяцев назад так бесцеремонно в его жизнь и в судьбу маленькой принцессы вмешалась майор Силуянова из отдела внешней разведки. Именно с ней Анатолию теперь придется работать по этой теме.

К его удивлению, женщина оказалась не такой уж стервой и занудой. На совещаниях она излагала свои мысли очень лаконично, ее конструктивные предложения имели здравый смысл и довольно смелые решения. Она, прочитав отчет Лазарева о возможной утечке информации и анализе событий, происходящих в результате проведения сверхсекретной операции «Александрит» по получению ребенка царских кровей, провела довольно успешную акцию по дезинформации противника. В результате сбив с толку буквально всех и своих, и чужих, взяла ситуацию с принцессой под контроль. Вот только поехала в Париж все-таки не Зинаида, чему Анатолий был очень рад.

– Зоя, – он обратился к своей «супруге», – скоро начнут пускать в самолет, пойдем поближе к выходу на посадку.

Миловидная девушка посмотрела на него влюбленными глазами, – да, милый, пойдем, – Зоя взяла Анатолия под руку и одарила ослепительной улыбкой.

– Она восхитительна, еще, чего доброго, влюблюсь, – подполковник улыбнулся в ответ и склонил голову к ее уху, – самое главное, чтобы сейчас наша Зинаида не появилась с очередным приказом.

Девушка тихонько засмеялась, прикрыв пальчиками аккуратно подкрашенные губы, – да уж, в нашей семейной идиллии только ее не хватает.

До Парижа молодые люди добрались без приключений. В аэропорту их встретил сотрудник и передал Лазареву пакет с документами и ключи от машины, которой Анатолий должен был пользоваться следующие несколько недель работы во Франции. По плану они должны были попасть в гости к Феликсу Юсупову, а тот в свою очередь, познакомить Лазарева с членами «Русского Альянса».

Поселили их в ближнем пригороде Парижа в небольшом, отдельно стоящем домике. Для соседей и прочих любопытных Лазарев был бизнесменом из Италии, а Зоя – его жена француженка, по профессии фотограф.

В доме на втором этаже была лишь одна просторная спальня с удобной, огромной кроватью, застеленной в исконно французском стиле с кучей подушек и подушечек, сложенных у изголовья. А гардеробных и ванных комнат было по две, отдельно для каждого из супругов.

На первом этаже располагался гараж, гостиная, лишь зонально разделенная с большой кухней, которая вызвала неописуемый восторг у Зои. Большие, застекленные двери выходили в сад, что создавало эффект продолжения пространства за пределы уютной гостиной. На обеденном столе стояла бутылка вина и ваза с фруктами, а в холодильнике нашлись необходимые на первое время продукты.

Анатолий открыл вино, налил в бокалы, один подал девушке, а второй взял сам.

– Ну что ж, милая супруга, с приездом и началом новой жизни во Франции, – он приблизился к Зое и своим бокалом коснулся ее бокала.

Раздался тонкий, мелодичный звон. Девушка пригубила вино, а затем поставив его на стол, приблизилась к Анатолию и, положив руки ему на плечи, замерла в ожидании.

– Как насчет того, чтобы немного отдохнуть после перелета, ты не устала? – Лазарев в упор смотрел на Зою.

– Да, устала, но мне все равно что ты думаешь. Я не хочу оставаться сегодня одна, – она приподнялась на цыпочки и поцеловала.

Анатолий засмеялся, притянул девушку к себе. Казалось, они оба перестали дышать и слились в единое целое. Страстно срывая одежду друг с друга, двинулись в сторону диванчика, стоящего у камина. Это длилось одно бесконечное мгновение…

Безумно возбужденный, Лазарев, весь без остатка, растворился в вихре страсти, захлестнувшей его.

Немного успокоившись и завернувшись в большой плед, они возбужденно дышали, прижавшись друг к другу.

– Это все Париж, это он так на людей действует, – Анатолий улыбнулся и ткнулся носом в ушко девушки, – хочешь немного вина? Или сразу пойдем в душ, но он на втором этаже.

– Хочу вина и хочу в душ, а еще я очень голодная, – Зоя разжала объятья и томно смотрела на Анатолия.

Блуждающая, плотоядная улыбка тронула ее губы. Анатолий усмехнулся, встал с диванчика, плед потянулся за ним следом, но девушка ловко дернула за край, и плед упал на пол, обнажив тренированное, мускулистое тело. Зоя наблюдала, как он сначала попытался найти что-нибудь из своей одежды, веером разбросанной по столовой и гостиной, но потом махнул рукой.

Цитаты про оптимизм. Высказывания и афоризмы об оптимизме.

Высказывания, афоризмы и цитаты об оптимизме.

Показано 1-18 из 80

А жизнь летит, и жить охота,
и слепо мечутся сердца
меж оптимизмом идиота
и пессимизмом мудреца.

Бокал наполовину пуст, но ведь я всегда могу заказать ещё один.

Оптимизм

в наше время можно выжить только в том случае, если ты оптимистка, иначе сломаешься и пустишь свою жизнь под откос.

В наши дни, чтобы быть оптимистом, нужно быть страшным циником!

В основе оптимизма лежит обикновеннейший страх.

В пятьдесят человек может быть ослом, не будучи оптимистом, но уже не может быть оптимистом, не будучи ослом.

Вместо того, чтобы жаловаться на шипы у розы,
я радуюсь тому, что среди шипов растет роза

Всё на свете возможно, и, пока есть жизнь, есть и надежда.

Все сводится к тому, во что вы верите. Важно сказать: «Эй, чувак, мы здесь и сейчас, и это хорошо»; просто прошептать сквозь измерения: «Эй, у тебя все будет зашибись».

Глупее оптимизма может быть только пессимизм.

Говорят, что оптимист верит в сомнительное будущее и что пессимист всегда прав, но не получает от этого удовлетворения. Это моя обязанность — быть оптимистом, хотя пессимист располагает большей информацией.

Гораздо чаще люди сдаются, чем терпят поражение.

Давайте переживать трудности по мере их поступления

Дьявол — большой оптимист, если думает, что людей ещё можно ухудшить.

Если бы каждому из нас воочию показать те ужасные страдания и муки, которым во всякое время подвержена вся наша жизнь, то нас объял бы трепет, и если провести самого закоренелого оптимиста по больницам, лазаретам и камерам хирургических истязаний, по тюрьмам, застенкам, логовищам невольников, через поля битвы и места казни; если открыть перед ним все темные обители нищеты, в которых она прячется от взоров холодного любопытства, то в конце концов и он, наверное, понял бы, что это за лучший из возможных миров.

Если время от времени не совершать невозможное, непонятно, зачем вообще было рождаться на свет.

Оптимизм

Если жизнь посылает кислые лимоны, строй лимонадный завод и богатей!

Если жизнь швырнула тебя на кактусы, не хнычь от боли, вынимай из кармана перочинный нож и нарежь побольше шишек — из них получается прекрасное варенье.

Anna Kuvikova, Россия

Личная информация

Деятельность

скрыта или не указана

Можно редактировать: да

Обязательно к заполнению: нет