А я не хочу себя найти в интернете потом утром сотрешь: Рассказы региональных победителей третьего сезона

«Мы в ответе за тех, кого оттолкнули» / Православие.Ru

Представляем очередную беседу из книги «О Церкви без предубеждения», на страницах которой игумен Нектарий (Морозов) и Елена Балаян рассуждают о проблемах церковной жизни.

— Одна из самых распространенных обид, на которые жалуются люди, впервые переступив порог храма,— холодность, грубость и даже высокомерие церковных сотрудников. Каждый из них почему-то считает своим долгом сделать замечание человеку, который пришел в храм поставить свечку и сделал что-то не так. И звучит это замечание часто не в форме доброго совета, а именно в форме раздраженного упрека. Что это за странная напасть такая, откуда она взялась?

— Порою люди сами, приходя в храм, ведут себя не вполне корректно. Но, наверное, я бы сделал большую ошибку, если бы об этом стал говорить в первую очередь.

Нет, я считаю, что действительно на сегодняшний день люди в храмах сталкиваются с холодностью, невнимательностью, равнодушием. И я бы не стал это никаким образом оправдывать: это действительно беда современной церковной жизни. Это то, на что Господь указывал, как на один из признаков бедственного положения мира,— отсутствие любви, ее оскудение. В Евангелии Он говорит об этом так: По причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь[1]. Поэтому каждого верующего Господь спросит о том, в чем его вера проявлялась.

Уже апостол Павел отмечал, что есть люди, которые хотя и носят имя верных, но через них имя Божие хулится, а не прославляется

[2]. И если неверующий человек, который хочет получить представление о христианстве в его идеальных проявлениях, должен добросовестно исследовать жизнь святых, а не жизнь обычных, таких же, как он, грешных людей, которыми Церковь наполнена сегодня.

— Вы говорите «любовь охладеет», а человек, приходя в Церковь, об этом ничего не знает и ожидает, что именно в ней он эту любовь найдет, потому что — где же еще? Он ожидает, что любовь эта не будет зависеть от того, насколько он плох или хорош, от того, правильно он одет или не очень.

Там, в храме, он ждет безусловного приятия и — не находит его.

— Я скажу вещи, может быть, внешне друг другу противоречащие, но тем не менее одинаково имеющие место. Человек, придя в Церковь, вполне возможно, столкнется в ней и с холодностью, и с равнодушием, и где-то даже с грубостью. А с другой стороны, если проявит немного терпения, обязательно найдет в Церкви и участие, и любовь.

— Да, но до этого счастливого момента дело может ведь и не дойти. Человек решит, что Церковь — это закрытая организация, элитарный клуб, отделенный от всего остального мира высоченным забором…

— И, тем не менее, никому не возбраняется зайти за этот «забор» и оказаться внутри этой «организации». И никто из тех, кто сюда зашел, внутри этого «забора» не родился. Все современные христиане сюда пришли своими собственными ногами, сами сделали этот выбор. И каждый из тех, кто пришел в Церковь, тут же мог убедиться в том, что ничего закрытого здесь нет, что это именно общая жизнь.

Другое дело, что многие люди этой жизнью не готовы жить.

— Одну мою подругу очень интересует, почему на все вопросы о том, почему человека в Церкви что-то оттолкнуло или обидело, священники отвечают: «Это вас бес искушает». Не является ли это мистическое объяснение попыткой уйти от ответственности?

— Является, безусловно. Объяснять все действиями бесов, конечно, нельзя. Иначе вообще ни в чем бы не было человеческой вины.

— А еще она жаловалась, что однажды священник ответил на ее вопрос настолько грубо и формально, что она потом долго плакала и в церковь возвращаться не хотела…

— Я согласен с тем, что многие из нас, священников, иногда по немощи, иногда по совершенно неправильному пониманию сущности своего служения, людей от Церкви отталкивают. Да, это есть. И говорить, что этого нет, было бы и неправдой, и большим злом, потому что люди видят, как есть на самом деле, и если мы в каких-то благих целях будем их обманывать, то эта ложь блага не сотворит.

Но, наверно, все-таки нужно разграничивать те случаи, когда действительно священник отталкивает человека от Церкви и когда обратившийся к нему просто не готов ничего слышать. Бывает, что человек любое невинное замечание воспринимает с обидой. Поэтому, если учесть степень самолюбия современного человека, то можно сказать, что в некоторых случаях виноваты все-таки не священники, а сами люди.

Понимаете, вот кто-то приходит креститься. Священник говорит, что перед этим необходимо пройти хотя бы небольшой курс огласительных бесед, чтобы понять сущность этого таинства. А человек отвечает: «Мне этого не надо». Священник возражает: «Но без этого я не могу Вас крестить, потому что это будет профанация таинства». И слышит в ответ: «Так Вы меня что, к Богу не пускаете?». Но дело ведь не в том, что мы не хотим кого-то «пускать», и даже не в том, что этот кто-то не соблюдает «наших правил», а просто это лишено смысла. Более того, мы будем за это отвечать — за то, что совершили по формальному признаку то, что должны были совершить осмысленно.

И, наверное, соотношение здесь где-то пятьдесят на пятьдесят: в пятидесяти случаях из ста кто-то из нас, священников или церковнослужителей, возможно, человека отталкивает. А в другой половине случаев человек просто не хочет смиряться с тем, что является Церковью, с ее правилами и без чего церковная жизнь невозможна.

— А бывает и так, что человек и рад смириться, и ведет себя очень скромно, а его все равно обижают. Я была свидетелем такого случая: к свечному ящику подошла женщина и робко спросила, как бы ей принять крещение и что для этого нужно. Работница свечного ящика обдала ее таким высокомерным презрением, что я бы на ее месте точно убежала…

— Так, безусловно, тоже бывает. Но если человек, который это услышал со стороны, в той или иной степени церковный, то его долг в этой ситуации подойти к обиженному посетителю и восполнить недостаток усердия и любви работницы свечного ящика. И я считаю, что в данном случае, поскольку Вы были свидетелем этой сцены, Вы и должны были это сделать.

— Каким образом?

— Нужно было подойти к этой женщине и рассказать ей, как готовиться ко крещению, в чем заключается смысл этого таинства и объяснить, что не нужно по этой работнице церковной лавки, которая ей как-то чересчур сухо ответила, судить о всей Церкви, потому что эта работница лишь один из ее немощных членов, но не вся Церковь в ее полноте.

— Мысль о том, люди, которые приходят работать в храм, неидеальны, вполне понятна. Но они ведь пришли на эту работу не только чтобы деньги получать, но и с определенной целью — помогать людям на их пути к Богу. Между тем градус раздражения, которое люди наблюдают в храме, особенно за свечным ящиком, порой превосходит градус раздражения в общественном транспорте. Люди не понимают, почему так происходит, и это ставит крест на их только что зародившейся симпатии к вере и к Церкви…

— Что касается раздражения… Если бы Вы знали, с чем приходится сталкиваться человеку, который стоит за свечным ящиком в храме! Я сам, будучи послушником в монастыре, год или полтора стоял за свечным ящиком — нес такое послушание.

Это очень сложная вещь, намного сложнее, чем торговать в магазине, потому что степень абсурдности вопросов, просьб, требований людей порою превосходит всякую возможную вероятность. И необходимость отвечать на это каждый раз не просто корректно, а со вниманием, теплом и уважением очень сильно человека выматывает.

Вот представьте себе ситуацию. Это было лет четырнадцать тому назад… Я стою за свечным ящиком, приходит в храм посетитель с изломанными ушами, с якорной цепью на шее, с глазами человека, который неоднократно видел чужую смерть и сам кого-то убивал. Он подает мне записки для поминовения, и я вижу там имена: Заур, Магомед и дальше в том же духе. А сам человек — русский. Надо сказать, что он у меня сразу вызвал чувство, с одной стороны, расположения и симпатии, а с другой — чувство сострадания, потому что я прекрасно понимал, кто передо мной стоит, и понимал, что если этот человек пришел в храм при всем том, что в его жизни есть и было, наверное, в нем есть что-то доброе.

Я пытаюсь ему объяснить, что на Литургии поминовение людей некрещеных невозможно. А он мне отвечает, что его не интересует никакая «летаргия»: «Я так всегда делал и делать буду». И я понимаю, что наш разговор меньше чем за минуту принимает такой характер, что мне надо отступить назад, чтобы не произошел эксцесс, потому что еще немного, и он мне сделает что-то такое, из-за чего потом тоже будет меня поминать в одной из таких записок либо как тяжело болящего, либо об упокоении.

Тем не менее я потом вышел из-за свечного ящика, пошел с ним говорить. Я не принял у него тех записок, но отнесся к нему с полным пониманием, и все закончилось благополучно. Однако есть одно «но»: он был один в этот момент. А если бы в очереди стояло еще 10–15 человек?

— Да, случай забавный. Но Вы намеренно берете такой крайний пример, чтобы создать яркое впечатление. Можно подумать, персонажи с изломанными ушами и якорными цепями заходят к Вам регулярно…

— Что Вы, «крайний пример»… Вы знаете, что в храм приходят отпевать попугаев? Не верите? Смеетесь? А Вы понимаете, что нельзя смеяться в тот момент, когда Вас об этом просят? Ведь человек, который об этом просит, на самом деле скорбит. Он же не просто так пришел, у него, кроме этого попугая или кошечки, в жизни больше никого не было. Это, как правило, бабушка какая-нибудь. А еще порой приходят люди, которые спрашивают, нельзя ли искупаться в купели для крещения за деньги. И люди нездоровые приходят постоянно. Чего только нет… Многие идут в храм, совершенно не понимая, куда они идут,— с ведром, лопаткой, с детским велосипедом, с банкой пива… стоя в храме, пьют воду «из горла». Им даже дела нет ни до благочестия, ни до благоговения. И человек, который стоит за свечным ящиком, принимает на себя первый удар. Люди изнашиваются от этого.

— Да, все это, видимо, действительно нелегко. Но, наверное, люди, которые идут служить в храм, знают, на что идут. Разве их не предупреждают о возможных трудностях, не настраивают относиться к этому со смирением, как к неизбежному испытанию, данному для духовного укрепления?

— Вы знаете, когда юноша идет служить в ряды Вооруженных Сил, его предупреждают, что на войне стреляют. А когда начинают стрелять, он почему-то падает и накрывает голову руками. И не хочет вставать и куда-то идти.

— Психика — вещь тонкая, с этим не поспоришь. Но иногда сотрудницы храмов очень некрасиво ведут себя даже в тех случаях, когда вокруг ничего к этому не располагает. Я хочу рассказать о случае, который произошел со мной, когда я только начала интересоваться Церковью. Я поехала в Оптину пустынь, чтобы пожить там несколько дней. И там мне захотелось написать записки о здравии, а как это сделать правильно — не знала, боялась ошибиться. И обратилась к пожилой монахине, будучи полностью уверенной, что она мне с радостью поможет: она ведь монахиня, почему бы ей не помочь? Каково же было мое удивление, когда вместо подсказки я услышала гневную тираду, обличающую мою неграмотность. Она говорила с таким раздражением, с такой злобой, что я на секунду забыла, где нахожусь. По счастью, я сумела это пережить, но вот причины такого поступка до сих пор не понимаю. Он выглядит абсурдным и алогичным. Как человек может так разговаривать с людьми, живя в монастыре?

— Дело в том, что пребывание человека в Церкви или в монастыре, даже в течение очень долгого времени, не является свидетельством того, что в его душе все благополучно. Очевидно, что в душе этой монахини благополучия духовного не было. И трудно сказать, было ли ей так плохо в тот момент, когда Вы к ней обратились, или ей вообще в жизни плохо и поэтому она находится в таком состоянии, но факт остается фактом.

Впрочем, интереснее другое. Почему разные люди в одном и том же храме или монастыре находят для себя столь разные вещи: одни — утешение, обретение веры и укрепление в ней, а другие — то, что, наоборот, от веры и Церкви отталкивает? Почему так бывает, что одному Господь дает одно, а другому — другое? Недавно на сайте нашего храма началась некая дискуссия между людьми, которые ходят в один и тот же храм. И вот одна женщина говорила о том, что ей в храме очень тесно, мешает то, что рядом стоят люди, что она, когда хочет поклониться, на кого-то натыкается, а стоящие за ее спиной натыкаются на нее. А другая говорила о том, что ей в этом же самом храме бывает очень хорошо: чувство, что рядом с тобой люди, создает ощущение удивительного единства. Два разных человека говорят об одном и том же, только для одного это плюс, а для другого — минус.

— Видимо, все дело в нашем внутреннем состоянии. Каждый находит в окружающем мире и в Церкви то, что в какой-то мере уже есть в нем самом. Но как объяснить это моей подруге, которая в Троице-Сергиевой Лавре, средоточии российской духовности, стала свидетелем того, как монах выгнал девушку из храма только за то, что она была без платка. Подругу это шокировало. Она не понимает, почему какой-то внешний атрибут может привести к такому радикальному повороту событий. Недавно она призналась, что до сих пор боится Церкви и что ей легче молиться дома у икон, чем ходить в храм, где она натолкнется на грубость и непонимание. До какого состояния, спрашивается, надо довести людей, чтоб они начали бояться Церкви? Наверное, прав был английский писатель Честертон[3], сказав, что самым сильным доводом против христианства являются сами христиане…

— Нет никакого оправдания тому, что сделал монах, выгнав эту девушку из храма, потому что фактически он выгнал человека, который пришел не к нему, а к Богу. Бывают ситуации, когда человека необходимо вывести из храма, потому что он просто нехорошо себя ведет или пришел в храм в купальном костюме. Но случай, Вами рассказанный, не из этого разряда.

— Но почему не все монахи и не все церковные сотрудники, живя в самом сердце Церкви, это понимают?

— По той причине, что все мы люди, испорченные грехопадением и находящиеся в состоянии грехопадения. И выход из него, исцеление человека — это процесс очень долгий и очень мучительный. И, с одной стороны, когда кто-то из нас встает на пути человека, который идет к Богу, и отталкивает этого человека,— это преступление, которое не имеет оправдания. А с другой стороны, и на пути каждого из нас — каждого священника, каждого мирянина — в свое время тоже кто-то вставал, кто-то гнал нас, поступал с нами жестко, невежливо. Но что-то подсказывало и моему сердцу, и сердцу многих других людей, которые пришли в Церковь и служат в ней, что настоящее в Церкви — это то, что есть в ней хорошего, доброго, святого, а ненастоящее, чуждое ей является просто чьей-то бедой, а то и трагедией. Естественное чувство, естественное желание человека, который понимает суть этой проблемы,— это прийти в Церковь и вести себя богоугодно — благоговейно, благочестиво, быть любящим, милующим, помогать другим. И это опять-таки единственный способ помочь исправить что-то в Церкви. И поверьте, если человек будет искать в Церкви правильное, нужное, духовное, он это найдет.

— В вашей епархиальной газете «Православная вера» как-то появилась статья под названием «Мы в ответе за тех, кого оттолкнули»[4], где был приведен вопиющий, но уже не удивительный в контексте нашего разговора эпизод: пожилая «всезнающая» свечница безо всякой деликатности требует от молодой женщины, плачущей перед образом Богоматери, встать с колен, потому что «от Пасхи до Троицы не положено». Так кто все-таки эти «мы», которые ответственны за подобные вещи? Прихожане? Сотрудники храма? Настоятель?

— Тут, с одной стороны, безусловно, первостепенна ответственность настоятеля. И наверное, никто из нас не сможет оправдаться занятостью или другими уважительными причинами, если у нас за свечным ящиком стоят работники, которые людей от Церкви отпугивают. При этом могу сказать, что любой настоятель, как бы занят он ни был, рано или поздно об этом все равно узнаёт и исправляет это положение: сначала напомнит сотруднику, что он был ознакомлен со своими обязанностями, трудностями и особенностями деятельности за свечным ящиком и согласился нести это послушание, которое в Церкви на самом деле является очень ответственным, со вниманием и участием ко всем посетителям, считая делом чести умиротворить каждого, невзирая на его настроение. Если же взаимопонимания добиться не удается и все остается по-прежнему, то с человеком надо без колебаний расставаться и заменять другим.

— А Вам самому приходилось увольнять людей по упомянутым причинам?

— Могу привести совсем свежий пример. У нас рядом со строящимся Петропавловским храмом действует сейчас временный храм, и там, естественно, кто-то постоянно стоит за свечным ящиком. И вот однажды я беседую с директором находящейся по соседству школы, и она рассказывает о том, что и она, и некоторые ее коллеги раньше этот храм посещали, но потом перестали туда ходить, потому что как-то раз она зашла в храм после работы, у нее была с собой папка с какими-то финансовыми документами, и, как это порой бывает с человеком во время молитвы, она настолько обо всем забыла, что оставила там папку и ушла без нее. А потом, вспомнив, отправила за ней своего секретаря. Та пришла, попыталась эту папку забрать и столкнулась примерно с такой реакцией продавца за свечным ящиком: «Зачем ты сюда пришла, с такими ногтями и с такой прической? А вот эта, которая перед тобой приходила, это директор вашей школы? А чего она с такими ногтями и с такой головой сюда ходит? Вам что, делать больше нечего?». И тотчас, выяснив, кто это был, я эту сотрудницу увольняю, причем увольняю показательно, объяснив всем остальным, за что она уволена.

— А как сама женщина объяснила свое поведение?

— Абсолютно неважно, как она будет это объяснять: просто таким людям не место в числе сотрудников церковных структур. Я нашел трех человек, которых она, что называется, отвадила от посещения храма, а о скольких еще мы не знаем? Мы просто не имеем права таких людей оставлять на подобной работе, потому что они будут приносить вред Церкви, людям и, конечно, себе. И сострадание к этому человеку здесь должно проявляться в том, чтобы лишить его возможности губить и свою душу таким образом. К чему я это говорю — к тому, что в Церкви нас всех терпит Господь, и мы должны терпеть друг друга, но непосредственно на ниве церковного служения должны оставаться те люди, которые, по крайней мере, не причиняют вреда приходящим в Церковь.

— А Вас самого, когда Вы входили в церковную жизнь, сильно задевали проявления грубости и холодности или Вы спокойно к этому относились?

— Как ни странно, да — относился к этому вполне спокойно. И не по причине того, что я человек изначально несамолюбивый и неранимый — отнюдь. Просто главное заставляло забывать обо всем второстепенном. Кроме того, мое глубокое убеждение, что обращению человека к Богу должно обязательно сопутствовать чувство покаяния пред Богом: именно с него начинается наша вера и с призыва к нему — евангельская проповедь[5]. Если покаяние в начале церковной жизни у человека отсутствует,— значит, по большому счету его христианская жизнь еще не началась или началась, но совершенно неправильно. А чувство покаяния, чувство того, что ты сам никуда не годишься, заставляет забывать о недостатках других и видеть человека как бы «сквозь» них.

«Ощущение, что шагаешь с обрыва вниз». Кто защищает жертв домашнего насилия

«Это — предел»

Таня сидит в большом мягком кресле напротив меня. Кресло располагает провалиться в него, устроиться поудобнее, но она держит спину ровно, как по струнке. Она напоминает осторожную испуганную птичку. Миниатюрная, хрупкая, руки лежат на коленях, как у гимназистки. Таня очень красивая: у нее тонкие черты, темные длинные волосы, выразительные, ясные глаза.

Она грустно смотрит на меня и говорит:

— Когда я ехала сюда, ощущение было, будто шагаешь с обрыва вниз. Но я понимала, что это начало моего выхода на свободу.  

Таня — одна из подопечных московского дома-убежища для женщин, пострадавших от домашнего насилия. Она приехала сюда с младшей дочкой прошлым летом, убежав от мужа, с которым прожила почти 20 лет.

— Я так любила его. Не могла без него. Сейчас понимаю, что это своего рода наркомания — когда ты полностью зависима от другого человека, когда в нем растворяешься.

Они познакомились, когда ей было 19. Говорит, никакой красивой истории любви не было. «Скорее некрасивая»: Таня забеременела, но возлюбленный не захотел ребенка. Расстались, она родила дочь и два года растила ее одна. Потом он вернулся, Таня простила и приняла, стали жить вместе.

— Уже тогда были эти звоночки абьюза, хотя я не понимала этого , я вообще не знала такого слова. Главный — это необоснованная ревность. Не так оделась, не так посмотрела на кого-то. Хотя я не давала никаких поводов, глазки никому не строила. Думала — наверное, любит сильно, боится потерять.

Другой проблемой было пристрастие мужа к алкоголю. Не запойный пьяница, «побухал пару дней и потом неделю работал. Рассуждал: «Есть деньги — почему бы пивка не попить?»

По словам Тани, Михаил (имя изменено по просьбе героини) при этом не был лентяем: трудолюбивый, не жадный, «голова, руки на месте, старался заработать для семьи». Отлично ладил с дочерью.

Но алкоголь будто превращал его в другого человека: после даже небольшой порции спиртного у мужа нарастала агрессия.

— Я сама выросла в таких отношениях, мой отец пил, он не бил маму, но изводил морально, — вспоминает Таня. — Сейчас понимаю, что у меня было искаженное представление о семье. Папа отсидел, мама его ждала — такая любовь была огромная. Я маму осуждала, говорила, что со мной никогда такого не будет. Мне так хотелось свою семью, создать такое свое государство, где все доброе, все хорошее. Уйти от того, что было дома, уйти от темы алкоголя. И в мою жизнь пришло то же самое.

Первые пять лет отношений муж не поднимал руку на Таню, но допускал моральное насилие: мог грубо разговаривать, обругать, оскорбить.

Ударил, когда она при его друзьях сделала ему замечание.

— Высказала свои эмоции, сказала: «Сколько можно пить!», нервно кинула свою сумку в сторону. Когда остались одни, сказал: «Как ты могла при всех! Ну все, держись, дорогая». Очень сильно ударил, таскал за волосы. Мне казалось, что я умру тогда. Думала: «Боже, мне бы только выжить!» Если бы к нам снова не пришли его друзья тогда, может, он бы убил меня.

© Алексей Дурасов/ТАСС

В тот же вечер муж подрался с одним из гостей — ударил молодого парня так, что тот попал в реанимацию. Михаилу дали четыре года колонии. Я спрашиваю Таню, думала ли она уйти после того первого избиения, а она отвечает:

— Нет. По поводу меня вопрос как-то ушел в сторону, потому что мужа арестовали, был суд. Миша сказал потом: «Я такой дурак, можешь меня бросить, не ждать, я даже не обижусь», но я тогда так испугалась за него, вся обида улетучилась на фоне той ситуации. Помогать-то надо, как же я его брошу в беде?

От Михаила тогда отвернулись все, кроме Тани. Она ездила к нему с передачами каждое воскресенье, решала все его вопросы и проблемы.

— По сути, я отсидела эти четыре года вместе с ним, — грустно улыбается Таня.

После возвращения Михаила из тюрьмы она забеременела — незапланированно, но очень обрадовалась новости. Муж поддержал. Родилась вторая дочка.

Но новый этап жизни не был счастливым — вскоре Таня поняла, что из заключения Михаил вернулся с новой зависимостью — стал принимать наркотики.

— К счастью, он боится уколов, такого там не было. Но когда он мешал эту свою химию с алкоголем, получался гремучий коктейль, он становился неуправляемым.

После тюрьмы муж стал ревновать еще больше. Устраивал допросы беременной Тане: «А где ты была, пока я сидел? А куда ты ездила, куда ходила?»

Она стала бояться любого его звонка. Муж устраивал допрос, если она долго стояла в очереди в магазине или задерживалась с работы на полчаса.  

— За продуктами бегала быстро-быстро, скорее, он звонит: «Ты где, что ты там делала так долго, с кем ты там?» Едешь домой в автобусе, попадаешь в пробку — и начинается мандраж, потому что он уже звонит и кричит: «Какие пробки, ты должна быть уже дома!» А потом, когда я вбегала злая в квартиру, переводил все в шутку: «Да я просто пошутил. Ты чего, я же забочусь о тебе! Я переживал!» У меня был только вопрос: «Почему? Я вкладываюсь в человека, а становится только хуже и хуже».

Таня не выдержала, подала на развод и уехала с детьми из их городка в Москву, к маме.

Полтора года они не общались.

— А потом начали переписываться, снова чувства ожили… сейчас я не могу понять, что мною руководило, — говорит Татьяна.

Михаил приехал в Москву, они снова сошлись. Она поставила ему условие — не пить. Продержался почти год, а потом все началось с новой силой.

За полгода до того, как Таня попала в дом-убежище, она пыталась уйти от Михаила пять раз. Уходила к маме, отсиживалась, но каждый раз он приходил с повинной, признавался в любви, обещал прекратить, возвращал.

© Алексей Дурасов/ТАСС

Таня и Михаил работали в одной компании, и никто на работе не догадывался о том, что творится у них дома.

— На работе научилась надевать маску веселой девочки: нарядная, накрашенная, смешливая. Когда нас видели вместе коллеги, все было идеально. Он и все для меня сделает, принесет конфетки мне, шоколадку, весь такой заботливый-заботливый.

Когда позже она рассказала коллегам правду, ей не поверили.

— Самое удивительное, что я ведь знала, что существуют такие убежища, даже как-то советовала туда обратиться знакомой девочке, которую дома гнобили родители. Но никогда не примеряла ситуацию на себя, мне в голову не приходило, что я сама нахожусь в абьюзивных отношениях. Я как будто жила в своем коконе, реальность будто была закрыта от меня.

Но однажды Таня увидела в интернете социальную рекламу про домашнее насилие и поняла, что в ней все — про ее жизнь. Ужаснулась. Стала «копать» материалы эту тему, читать статьи психологов.

Самым сложным было впервые написать сообщение директору дома-убежища Наталье Краснослободцевой.

— Я месяц собиралась с духом. Напишу — и сотру. Напишу — и сотру. Боялась рассказать об этом, боялась что-то менять — всю мою жизнь, ведь я строила ее столько лет, вкладывала в нее силы, и вот сейчас надо все начинать заново. Помню, как отправила это сообщение, меня так трясло. А как она ответит? А вдруг она ответит, когда он будет дома, он возьмет телефон и прочитает? Потому что он мог взять мой телефон, почитать мои сообщения, спросить: «А что это за крендель к тебе «ВКонтакте» добавился?»

Таня говорит, что за годы жизни с мужем она придумала сотни вариантов, как себя обезопасить, научилась считывать малейшие колебания его настроения.

— Утром встала — ага, он в таком-то настроении, значит, надо так-то себя вести. А если в другом — то вот так. И ты продумываешь весь свой день. Если с утра он вот в тревожном состоянии, значит, вечером он выпьет. И я напрягаюсь. Значит, послезавтра нам с дочкой придется бежать.

Она встретилась с Натальей, и та, выслушав Танину историю, сразу сказала, что готова принять ее.

— Наташа сказала фразу, которая очень сильно запала мне в душу: «Что еще должно произойти, чтобы ты ушла из этих отношений?»

Спустя несколько дней Михаил снова сильно ударил Таню.

— Он ударил со всей дури, крови не было, но опухла вот такая шишка на пол-лица. Голова кружилась, тошнило. Я не обращалась к врачу, возможно, было сотрясение.

© Алексей Дурасов/ТАСС

Таня признается, что ее спасла младшая дочка — кинулась к отцу, закричала: «Папа, прекрати!» Взяла его под руку, увела на кухню.

— Я сидела в комнате и вдруг поняла, что это предел, что следующий раз может быть последним, я могу не выжить.

После того раза Михаил снова пообещал не пить и несколько месяцев держал слово. Таня тайком вывезла вещи к маме, устроила в шкафу маскировку, чтобы муж ничего не заметил, но на главный, последний шаг не решалась.

Однажды ей на работу позвонила дочка в слезах и сказала, что папа ее ударил. До этого он никогда не поднимал руку на детей.

— Были каникулы, дочка пригласила домой подружку, хотела пойти с ней на улицу, а он не выпускал. Меня затрясло — я знаю, как он бьет. И понимала, что он не выпустит ее, потому что она — гарантия того, что я вернусь.

Кинулась домой — дочь позвонила и сказала, что им с подругой удалось уйти из квартиры — подруга пригрозила, что иначе ее мама позвонит в полицию. Таня забрала дочь от подруги и поехала в убежище — большой загородный дом в Подмосковье.  

— Я вдруг осознала, что он мог ее убить. Если бы ударил в висок, чуть в сторону. Подумала: что я творю? Всплыли слова Наташи: «Что еще должно произойти?» Мой ребенок в девять лет уже столько пережил из-за меня.

Таня закрывает лицо руками и прячет слезы. Она говорит, что самое тяжелое — вина перед детьми. Старшая дочь уже студентка и несколько лет живет с бабушкой — не хочет ничего слышать об отце. Младшая любит его и надеется, что папа когда-то исправится.

Научиться дышать

Рекомендация дома-убежища для женщин, в который попала Таня, — уволиться с работы. Там обеспечивают всем необходимым — едой, питанием для ребенка, лекарствами, одеждой, обувью. Директор дома Наталья Краснослободцева говорит, это необходимо, во-первых, для безопасности женщины и ее детей: «Тиран может подкараулить ее у работы, выследить, и будет под угрозой и ее безопасность, и других женщин, которые у нас живут». 

Кроме этого, по словам Натальи, очень важно «выйти из гонки, просто остановиться, посмотреть на свою жизнь со стороны, подумать, осознать, что женщина вообще хочет, любит. Выспаться, успокоиться, научиться жить без страха. Научиться свободно дышать».

Таня выполнила условие и уволилась. Первые недели муж обрывал телефон, просил прощения, требовал общения с ребенком, спрашивал, почему Тани нет на работе. Когда она сказала, что живет в кризисном центре, и попросила ее не искать, не поверил, называл сумасшедшей. Но чем дольше Таня жила в убежище, тем меньше слова бывшего мужа имели над ней власть.

— В первое утро здесь было так непривычно. Я все время все в своей жизни контролировала. И вдруг поняла, что мне не надо никуда бежать. Не надо думать, в каком настроении он проснется, нервничать, бояться. Дочка первые месяцы повторяла: «Мамочка, как хорошо, что мы с тобой никуда не бежим».

День женщин, живущих в доме-убежище, строится так, чтобы у каждой было много личного времени. Есть дежурство на кухне и по дому — женщины сами готовят и убирают, присматривают за детьми, которые не ходят в детский сад и в школу. Но каждый день отводится несколько часов на семинары психологов, чтение, прогулки, сон.

— Я впервые в жизни задумалась, чего я вообще хочу, — говорит Татьяна. — Раньше меня спрашивали: «Что ты любишь, что тебе нравится?» А я даже не знала, что мне ответить. «Да все равно, как вы, так и я».

Таня все еще не может привыкнуть к своей свободе. Другими кажутся запахи, вкусы, воздух, природа.

— Я поймала себя на мысли, что вот я иду по улице — и воздух чистый. Он свободный, им дышится по-другому. Я хочу — за полчаса до магазина дойду. А хочу — за час. Хочу — быстренько сбегаю, а хочу — пойду гулять. И никто мне ничего не скажет. Сейчас я не могу объяснить, почему я так долго жила в этих отношениях. Может быть, это отверженность в детстве повлияла, потому что маме не было до меня дела, она была вся в папе — а я так хотела любви. Мне только предстоит познать себя. Мне кажется, будто тогда это была не я.

Убежище

Дом-убежище для женщин и детей, пострадавших от домашнего насилия, работает в Москве с 2016 года. Инициаторами создания этого благотворительного проекта стали Ольга Пересветова и Наталья Краснослободцева. Обе когда-то столкнулись с абьюзерами. Ольга пережила сексуальное насилие в подростковом возрасте, Наталья ушла от первого мужа после того, как он впервые поднял на нее руку.

— Для меня это была большая личная трагедия, и я пережила ее, — говорит Наталья. — После этого поняла, что хочу помогать женщинам, которые попали в подобную ситуацию.

Большинство женщин, которые попадают в убежище, как и Таня, ушли от обидчика не сразу, прожили в абьюзивных отношениях много лет.

Причины того, что женщины годами терпят побои, разные.

— Насилие как вирус, может коснуться каждого. Но тот, у кого иммунитет сильнее, не заболеет, а чей-то организм становится легкой мишенью для него, — объясняет Наталья.

Она рассказывает, что за шесть лет существования проекта в доме-убежище побывали почти двести женщин самого разного положения.

— Это и девушки из деструктивных семей, которые росли и видели насилие со стороны родителей, и очень состоятельные женщины, жены влиятельных людей, которые, к примеру, своим друзьям могли подарить квартиру.

Директор московского кризисного центра «Китеж» Алена Ельцова объясняет, что дело не в достатке, а в опыте, который женщина несет с детства. Если у женщины в детстве были принимающие родители, которые ее любили, не обесценивали, то во взрослом возрасте у нее больше ресурсов, чтобы справиться с кризисной ситуацией, уйти от абьюзера.

— Нужно, чтобы родители принимали ребенка таким, какой он есть, — говорит Алена Ельцова. — Если в детстве ребенка били, критиковали, оскорбляли или кричали на него, говоря при этом «Мы же тебя любим, мы хотим тебе добра, но мы имеем право тебя наказывать», то для него это привычный паттерн, он воспринимает такое отношение как язык любви. И для таких случаев нужна длительная психотерапия. К сожалению, есть еще такая советская парадигма — нельзя хвалить, обнимать ребенка, говорить о любви, проявлять нежность, а то избалуешь, испортишь. Получила «пять» — так чем ты хвалишься, ты и должна хорошо учиться! А четверка — это не оценка. Мы даже не замечаем, как такое отношение разрушает и влияет на ребенка в будущем.

Женщины, переживающие домашнее насилие, боятся о нем рассказать, избегая осуждения. Иногда им просто некуда уйти, а близкие редко предлагают конкретную помощь — например, приютить у себя или снять квартиру в другом районе или городе. Часто абьюзер живет в квартире жены или в их общей квартире и отказывается уходить, а женщина не решается выгонять его с полицией, не идет на сложный размен из страха перед мужем. Поэтому шелтеры — убежища — для некоторых становятся единственным спасением.

© Алексей Дурасов/ТАСС

Алена Ельцова говорит, что в России, в отличие от Запада, пока не разработан общий стандарт убежищ.

— У нас все работают по-разному. Где-то живет несколько женщин, мы стараемся предоставить отдельное жилье. С начала 90-х начали появляться единичные кризисные квартиры, но чтобы шелтеры работали, нужны длинные деньги, разовые пожертвования не могут обеспечить их работу. Деньги кончились, и что дальше? А нужны сотрудники, нужно арендовать помещение. Пока это очень зависит от инициатив организаторов, а не системная работа. Так, летом у нас кончились деньги на один из проектов, и нам пришлось его закрыть. Это очень уязвимая сфера. Команда работает за копейки, она нестабильная, люди часто уходят, потому что все время работать без денег невозможно, да еще поступают угрозы от мужей, которые приходят выяснять отношения. Но радует, что все же инициативные группы создаются в регионах. Они обращаются к нам для обмена опытом — группы из Нижневартовска, Калининграда, чтобы открыть в своем городе кризисный центр. Сейчас мы запускаем второй кризисный центр в Москве. И уже есть убежище на 12 мест на территории одного из столичных монастырей. В нем в период начала пандемии у нас жило до 47 человек.

Центр «Китеж» частично финансируется благотворителями, частично — президентским грантом. Алена говорит, что, согласно международной статистике, на 10 тыс. населения необходимо одно место в шелтере. В многомиллионной Москве сейчас, по словам Алены, около 130 мест.

— Во многих регионах России нет ни одного убежища или они находятся друг от друга на расстоянии тысяч километров, — добавляет она.

Но проблему домашнего насилия не решить только строительством шелтеров.

Читайте также

«Тревожный чемоданчик», план побега и поиск убежища: что делать жертвам домашнего насилия

— Нам нужен закон о домашнем насилии, который бы запрещал абьюзеру приближаться к женщине. Такая система очень эффективно работает в США, — объясняет Алена Ельцова.

Самое трудное, по ее мнению, это поменять отношение общества к проблеме.

— В России к насилию высокая толерантность. У нас не считается преступлением дать ремня или подзатыльник ребенку, мы считаем, не стоит лезть в чужую семью, если узнаем, что муж бьет жену и детей.

Алена считает, что необходимо говорить о гендерной природе насилия, о том, что мужчины часто применяют насилие, если видели его в своей семье.

— Необходимо просвещение в школе, когда мальчиков-подростков учат справляться с эмоциями, решать конфликты ненасильственным путем. Нужно рассказывать детям, что такое абьюзивные отношения, к чему они приводят. Профилактика домашнего насилия начинается с детства.

Карина Салтыкова 

6 способов удалить себя из Интернета

Фотография: Кэрол Йепес/Getty Images — но вы можете значительно сократить свой цифровой след.

В зависимости от того, когда вы родились, есть большая вероятность, что вы провели несколько десятилетий в сети или никогда не знали офлайн-мира. Как бы то ни было, интернет и его рекламные гиганты знают о вашей жизни огромное количество информации.

У Amazon, Facebook и Google есть множество данных о вас, включая ваши симпатии и антипатии, информацию о здоровье и социальных связях, но они не единственные. Бесчисленные сомнительные брокеры данных, о которых вы никогда не слышали, собирают огромное количество информации о вас и продают ее. Эти данные затем используются другими компаниями, о которых вы, вероятно, никогда не слышали, чтобы подтолкнуть вас к покупке большего количества вещей. Вдобавок ко всему, все ваши старые комментарии на веб-форумах и опрометчивые сообщения в социальных сетях все еще там, ожидая, когда вы превратитесь в утку из молочного коктейля.

На этом этапе будет очень сложно полностью удалить себя из Интернета, но есть несколько шагов, которые вы можете предпринять, чтобы удалить большую часть этого. Удаление личной информации и удаление учетных записей — сложный процесс, поэтому лучше разбить его на несколько более мелких шагов и решать их постепенно.

Отказаться от брокеров данных

Сбор и продажа ваших данных — это большой бизнес. В 2019 году американский штат Вермонт принял закон, требующий от всех компаний, покупающих и продающих личную информацию третьих лиц, регистрироваться: в ответ более 120 фирм зарегистрировали свои данные. Среди них были компании, создающие поисковые инструменты для поиска людей, фирмы, занимающиеся данными о местоположении, и те, которые специализируются на данных о вашем здоровье. Эти компании собирают все, от вашего имени, адреса и даты рождения до вашего номера социального страхования, покупательских привычек, а также того, где вы ходили в школу и как долго.

Крупнейшими брокерами данных являются Acxiom, Equifax (да, тот самый), Experian, Oracle и Epsilon. Некоторые, но не все, брокеры данных позволяют людям отказаться от обработки их личной информации — это также зависит от того, где вы находитесь в мире, — но этот процесс не прост. Вам часто придется связываться с ними по электронной почте, заполнять онлайн-формы и предоставлять дополнительную идентификационную информацию.

Базирующаяся в США некоммерческая организация Privacy Rights Clearinghouse создала базу данных брокеров данных, которая содержит их адреса электронной почты, ссылки на их политики конфиденциальности и информацию о том, позволяют ли они вам отказаться. В списке 231 американская компания, что дает вам представление о том, насколько велика отрасль брокерских услуг данных.

Если на вас распространяется действие GDPR в Европе или Закона о конфиденциальности потребителей в Калифорнии, вы также можете отправлять запросы на удаление ваших данных. Группа, ориентированная на конфиденциальность, YourDigitalRights создала формы отказа для 10 крупнейших брокеров данных, чтобы ускорить процесс удаления вашей информации. Вероятно, лучше всего сначала отказаться от крупнейших компаний.

Обновить результаты поиска Google

Вы не можете изменить способ отображения результатов поиска Google, но есть некоторые ограниченные шаги, которые вы можете предпринять, чтобы убедиться, что отображаемые данные актуальны, и удалить опасные детали, такие как попытки доксинга. Если веб-страница была обновлена ​​ее владельцем, но она не отображается в результатах поиска Google, вы можете использовать его инструмент для удаления устаревшего контента. Google обновит результаты поиска для страниц, которые больше не существуют или значительно отличаются от версий, проиндексированных ранее.

Google также рассмотрит запросы на удаление вредоносного контента. Если есть явные изображения без согласия; поддельная порнография; финансовые, медицинские или национальные идентификационные данные; доксирование; или изображения детей на веб-сайтах, вы можете попросить их удалить. Для этого вам нужно будет отправить форму и предоставить доказательства содержания.

Самый популярный

Существует также право на забвение, принцип, который был установлен в европейских судах в 2014 году и был включен в GDPR в 20 конкретной информации18. удаляются из результатов поиска, в том числе Google, при соблюдении соответствующих критериев. Как правило, если информация о вас представляет общественный интерес, удалить ее из результатов поиска будет очень сложно.

Удалить старые онлайн-аккаунты

Нет простого способа найти и удалить учетные записи, которые вы больше не используете. Но если вы действительно хотите свести к минимуму свое присутствие в Интернете, вам нужно отследить эти старые учетные записи Myspace и Tumblr и удалить все их следы. Для этого вам понадобится веб-браузер — желательно на ноутбуке или настольном компьютере — и хороший кусок времени.

Начните с составления списка всех старых учетных записей, которыми вы помните, — адреса электронной почты и имена пользователей, которые вы использовали, могут оказаться полезными, — а затем просмотрите их одну за другой. Для каждого вам нужно будет войти в систему или восстановить учетную запись и пройти через процесс удаления. В качестве удобной отправной точки на Justdelete.me есть список ссылок, которые указывают на страницы удаления всего, от Gumtree до Vimeo.

Если ваш список учетных записей для удаления заканчивается, то стоит проверить сохраненные логины в вашем менеджере паролей или браузере, чтобы освежить память. Кроме того, вы можете найти в папке «Входящие» старые подписки и онлайн-аккаунты. Ввод вашего адреса электронной почты или номера телефона в службу уведомления об утечке данных Меня взломали? будет просматривать более 500 пляжей данных в поисках ваших данных, а также, вероятно, напомнит вам о некоторых малоизвестных старых учетных записях, о которых вы забыли. Однако вам все равно придется проделать тяжелую работу по закрытию учетных записей.

Вам также следует поискать свое имя в Интернете и скомбинировать его с некоторыми другими личными данными — например, адресом электронной почты или местом вашего проживания — чтобы посмотреть, что получится. Если вы глубоко погружаетесь в свою онлайн-историю и пытаетесь удалить старые сообщения на форумах или в аналогичных службах, вам, возможно, придется отправить электронное письмо веб-администраторам. Если контактные данные неясны, как это может быть в случае с действительно старыми страницами, одной из отправных точек является проверка данных веб-регистрации с помощью поиска в WHOIS. В качестве альтернативы, если Wayback Machine заархивировала страницу, которую вы ищете, она могла сохранить старые контактные данные.

Некоторые специальные службы пытаются найти и удалить ваши старые учетные записи, сканируя вашу электронную почту. Но часто неясно, как они используют ваши данные — в 2017 году было обнаружено, что материнская компания службы отказа от подписки на электронную почту Unroll.Me продает пользовательские данные, поэтому лучше избегать их, если можете.

Очистите свою цифровую историю

Даже если вы не удаляете свои онлайн-аккаунты, вы все равно можете очистить данные, хранящиеся в Интернете. Скорее всего, ваша учетная запись электронной почты содержит тысячи старых сообщений (и вложений), датируемых годами; в ваших учетных записях Facebook и Twitter все еще могут быть сообщения, которые вы не хотели бы публиковать в открытом доступе.

Здесь мы рассмотрели некоторые из лучших способов очистить свое цифровое здоровье. Но если вы используете Gmail, вы можете массово удалять старые сообщения, используя команду поиска «older_than:» и добавляя период времени (например, 1 год или 6 месяцев), а затем выбирая все сообщения и удаляя их.

Самые популярные

Общедоступные данные — будь то фотографии или текст — очевидно, гораздо чаще будут найдены другими. Если вы думаете о том, чтобы сделать решающий шаг и удалить свои текущие профили или существующие сообщения, рассмотрите возможность загрузки и резервного копирования ваших сообщений в первую очередь. Почти все основные платформы социальных сетей имеют параметры резервного копирования в своих настройках.

В Твиттере нет инструментов для простого массового удаления всех ваших старых твитов, но у сторонних сервисов они есть. И Tweet Deleter, и TweetDelete избавятся от ваших старых твитов. Если вы удаляете массово, обе службы могут немного глючить при обработке данных за годы. Отказ от ежемесячной стоимости TweetDeleter в размере 5,99 долларов США — вы можете отменить через один месяц — может стоить того, чтобы удалить неограниченное количество твитов одновременно. Имейте в виду, что, разрешив любой сторонней службе доступ к вашим онлайн-аккаунтам, они могут получить доступ к информации, хранящейся в них, например к вашим личным сообщениям. В политиках конфиденциальности обеих компаний подробно описано, что они делают с вашими данными. В качестве альтернативы, если вы просто хотите полностью удалить свою учетную запись Twitter, вам необходимо выполнить следующие действия.

Google не индексирует ваши отдельные сообщения в Facebook, поэтому они не будут отображаться в результатах поиска. Но если вы пытаетесь удалить как можно больше своей истории из Интернета, вам также следует удалить свои старые сообщения или, по крайней мере, не дать людям их увидеть. В Facebook перейдите на Настройки и конфиденциальность , Журнал активности и выберите тип активности, которую вы хотите удалить — от постов до фотографий, на которых вы отмечены. Инструмент не самый удобный, если вы хотите удалить лет использования Facebook, но, как и в случае со всеми попытками стереть себя из Интернета, вы получите лучшие результаты, если потратите на это больше времени. Кроме того, вы можете просто полностью удалить свою учетную запись Facebook.

Go Nuclear

Многие способы удалить себя из Интернета отнимают много времени и требуют большого количества документов. Могут быть некоторые случаи, когда вы можете попытаться немного ускорить процесс или использовать юридические мускулы. Возможно, имеет смысл обратиться за юридической консультацией и помочь удалить ваши данные из Интернета, если они содержат клеветнические заявления, непристойные фотографии и другой вредоносный контент.

Хотя вам следует с осторожностью относиться к любым сторонним службам удаления данных — убедитесь, что вы прочитали их политику конфиденциальности, прежде чем использовать их — есть несколько платных вариантов, которые помогут вам удалить себя из Интернета. Например, DeleteMe попытается удалить ваши данные у брокеров данных, продающих вашу информацию. А Jumbo может предупредить вас об утечке данных и автоматически удалить новые сообщения в социальных сетях через определенное количество дней.

Будущая защита

Практически невозможно полностью убрать ваши данные из Интернета, но есть некоторые шаги, которые вы можете предпринять в будущем. Во-первых, подумайте, сколько информации вы хотите заранее разместить в Интернете. Когда вы подписываетесь на новые учетные записи в Интернете, подумайте, нужно ли вам вводить свои личные данные или было бы лучше использовать учетную запись для записи, чтобы скрыть свою личность.

По возможности избегайте использования Big Tech во всех своих онлайн-действиях. Выберите веб-браузер и поисковую систему, которые не собирают ваши данные; используйте приложения со сквозным шифрованием и исчезающие сообщения, когда это уместно; и понять, какие данные о вас собирают WhatsApp, Instagram, Google, Amazon, Spotify и другие.

Наконец-то дело не только в тебе. Если вы хотите быть невидимым в Интернете, вам также следует обсудить свое положение с друзьями и семьей. Большинство людей, вероятно, будут внимательны к просьбам не публиковать вашу фотографию или местоположение в социальных сетях. В конце концов, глава отдела умных динамиков Google сказал, что люди должны сообщать, есть ли у них устройства, когда гости приходят к ним домой.


Еще больше замечательных историй WIRED

  • 📩 Последние новости о технологиях, науке и многом другом: получайте наши информационные бюллетени!
  • Темный секрет Amazon: он не смог защитить ваши данные
  • Нужно проверить скафандр? Отправляйтесь в Исландию
  • Этот цифровой банк создан для сообщества ЛГБТК+
  • Идеальные «коробочки для выпаса» захватывают Facebook
  • Лексикон хакеров: что такое атака водопоя?
  • 👁️ Исследуйте ИИ, как никогда раньше, с нашей новой базой данных
  • 📱 Разрываетесь между новейшими телефонами? Не бойтесь — ознакомьтесь с нашим руководством по покупке iPhone и любимыми телефонами Android

Мэтт Берджесс — старший писатель WIRED, специализирующийся на информационной безопасности, конфиденциальности и регулировании данных в Европе. Он окончил Шеффилдский университет по специальности журналистика и сейчас живет в Лондоне. Присылайте советы на [email protected].

TopicsprivacydataPasswordsSearchhow-to

Больше от WIRED

Как удалить себя из результатов поиска в Интернете и скрыть свою личность в Интернете

Режим инкогнито Google Chrome.

Изображение: Мария Диаз/ZDNET

Между нашей физической и цифровой идентичностью очень тонкая грань.

Когда вы подаете заявление о приеме на работу, многие работодатели оценивают ваше присутствие в социальных сетях, чтобы определить, являетесь ли вы подходящим кандидатом. Рекламодатели будут собирать общедоступную информацию о вас, ваших общедоступных профилях и вашей истории поиска для целевого маркетинга.

Также: Лучшие VPN-сервисы на данный момент

Неверно оцененный твит многолетней давности или неуместная фотография в Facebook могут разрушить будущие перспективы трудоустройства или разрушить карьеру.

Существует идея, что когда что-то находится в сети, оно бессмертно, неизменно и его почти невозможно сдержать. Золотое правило простое: вы не должны размещать в сети то, что вы не хотите, чтобы увидела ваша бабушка, хотя иногда вы не контролируете то, что публикуется.

Также: Как узнать, отслеживает ли вас AirTag

Злоупотребление, преследование и запугивание также могут служить причинами для стирания наших цифровых следов и захвата контроля над нашими устройствами. Если вы хотите взять под контроль свою конфиденциальность и онлайн-данные, вот шаги для начала.

Как удалить себя из результатов поиска в Интернете

Изображение: Мария Диаз/ZDNET ZDNET | Чарли Осборн ZDNET | Чарли Осборн Скриншот через ZDNET

Часто задаваемые вопросы

Могут ли VPN защитить мою конфиденциальность?

Виртуальная частная сеть (VPN) может маскировать ваш IP-адрес и создавать частный туннель между вами и онлайн-сервисами. Данные и коммуникационные пакеты, отправляемые между браузером и серверами, зашифрованы, что может помешать злоумышленникам собирать вашу информацию или отслеживать вашу онлайн-активность.

Также:   Что такое раздельное туннелирование VPN и следует ли его использовать?

Существуют услуги как по подписке, так и бесплатно. Как правило, лучше подписаться на платную услугу VPN, если вы можете — ни одна услуга VPN не является действительно «бесплатной», учитывая стоимость создания и обслуживания инфраструктуры, необходимой для маршрутизации трафика. Поэтому ваши данные могут быть использованы или проданы третьим лицам в обмен на услуги VPN.

Если вы хотите анонимизировать свой след, рассмотрите возможность использования сети лукового маршрутизатора Tor или нового браузера Mullvad.

Также:   Как использовать браузер Tor (и почему вам следует)

трафика, что очень затрудняет отслеживание вашего исходного IP-адреса.

Tor блокирует трекеры и скрипты, которые могут следовать за вами, будь то рекламодатели, ваш интернет-провайдер или шпионящие за вами люди. Сеть популярна среди активистов, журналистов, юристов и правозащитных организаций.

Как ограничить то, что маркетологи отправляют и видят?

Еще один способ очистить свой цифровой след от мусора — разделить онлайн-сервисы между учетными записями электронной почты. Например, если вам нужно указать адрес электронной почты для разовой покупки, рассмотрите возможность использования нежелательного адреса электронной почты, который быстро будет заполнен до краев рекламными материалами, но предотвратит добавление вашего основного адреса электронной почты в дополнительные маркетинговые материалы. базы данных.

Также:   Как отправлять большие файлы (до 10 ГБ!) в Gmail

Например, вы можете настроить две учетные записи Gmail, одну в качестве основной, а другую – в качестве делегата для спама и потенциально нежелательной почты.

Что мне делать, если я хочу удалить смущающий или откровенный контент из Интернета?

Возможно, вы столкнулись с неприятными постами или сообщениями на форуме, для удаления которых у вас нет необходимых прав, или обнаружили, что конфиденциальные личные изображения или видео с вами были опубликованы без вашего разрешения.

Первый шаг, который вы должны сделать, это напрямую связаться с организациями и веб-мастерами.

Когда вы связываетесь с ними, включите ссылку на контент, который вас беспокоит, объясните свои причины и надейтесь, что они согласятся удалить его. Однако не ждите немедленного ответа.

Также: Объяснение блокировки TikTok: все, что вам нужно знать в их быстром удалении, особенно из социальных сетей.

Очень важно постараться удалить изображения или видео как можно быстрее не только для того, чтобы сократить количество просмотров, но и для вашего собственного психического здоровья. Если у вас есть возможность, обратитесь к друзьям и родственникам и попросите их также сообщать о недопустимых публикациях или писать письма веб-мастерам от вашего имени. Однако, если ваши изображения и видео были анонимно загружены на порнографические сервисы, вам предстоит более серьезная битва — и, возможно, пришло время привлечь к этому правоохранительные органы.

Также: Как технологии являются оружием в современном домашнем насилии — и как защитить себя

Если вы являетесь жертвой онлайн-насилия с интимными изображениями в США, вы также можете обратиться в CCRI.

Вам необходимо изучить местные законы и выяснить, может ли лицо, размещающее ваш контент, быть привлечено к ответственности. Например, порноместь в Соединенном Королевстве является незаконным, и в 2023 году мужчина был заключен в тюрьму на 21 месяц после совершения преступления порноместь.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *