Андре Моруа. Биографическая справка — РИА Новости, 23.07.2010

26 июля исполняется 125 лет со дня рождения писателя Андре Моруа.

Французский писатель, классик жанра биографического романа Андре Моруа (Andre Maurois; настоящее имя – Эмиль Эрзог (Emil Herzog) родился 26 июля 1885 г.  в местечке Эльбеф (Elbeuf) около Руана. Моруа происходил из состоятельной еврейской семьи из Эльзаса, принявшей католицизм. После 1871 г., получив французское подданство, семья переселилась в Нормандию. Отец Андре Моруа владел текстильной фабрикой. Андре посещал гимназию Эльбефа и Руана. Немалую роль в формировании взглядов Моруа на мир, общество, искусство сыграл его школьный учитель Эмиль Шартье, французский философ, моралист и писатель известный под именем Ален.

В 1897 г. Моруа поступил в лицей Корнеля в Руане, после окончания  которого поступил в Каннский университет. Одновременно начал работать на отцовской фабрике, где с 1903 по 1911 гг. служил администратором.

Во время первой мировой войны Андре Моруа был офицером связи при командовании английских сил во Франции и служил военным переводчиком в Британском экспедиционном корпусе. Военные впечатления послужили материалом для первых романов Моруа «Молчаливый полковник Брэмбл» (Les silences du colonel Bramble, 1918 и «Разговорчивый доктор О’Грэди» (Les discours du docteur O’Grady, 1922). После смерти отца в 1925 г. Моруа продал фабрику и целиком посвятил себя литературному творчеству. В 1920-1930-е гг. Андре Моруа создал трилогию из жизни английских романтиков: «Ариэль, или Жизнь Шелли» (Ariel ou la Vie de Shelley, 1923), «Жизнь Дизраэли» (La Vie de Disraeli, 1927) и «Байрон» (Byron, 1930), которая позднее была издана под общим названием «Романтическая Англия», и выпустил несколько романов: «Бернар Кене» (Bernard Quesnay, 1926), «Превратности любви» (Climats, 1928), «Семейный круг» (Le Cercle de famille, 1932) и др.

В 1938 г. Андре Моруа был избран членом Французской Академии.

Когда началась вторая мировая война, писатель записался добровольцем в действующую армию, а после оккупации Франции немецкими войсками, эмигрировал в США. Преподавал в Канзасском университете. В 1943 г. служил в составе союзнических войск в Северной Африке. В 1946 г. Моруа вернулся во Францию.

Тесные узы дружбы связывали Моруа с летчиком и писателем Антуаном Сент-Экзюпери. Осенью 1939 г. оба ушли из министерства информации, чтобы служить в армии. Судьба свела их вновь в эмиграции в США, затем – в освобожденном от немцев Алжире.

После возвращения на родину Моруа издал сборники новелл, книгу «В поисках Марселя Пруста» (A la recherche de Marcel Proust, 1949).

Творческое наследие Моруа поистине огромно – 200 книг, более тысячи статей. Среди его произведений – психологические романы и рассказы, фантастические новеллы и путевые очерки, биографии великих людей и литературные портреты, исторические труды и философские эссе – «Чувства и обычаи» (Sentiments et coutumes, 1934), » Поль Верлен. Калибан, который был Ариэлем» (Paul Verlaine: un caliban qui fut un Ariel), научно-популярные работы – «История Англии» (Histoire d’Angleterre, 1937) и «История Франции» (Histoire de la France, 1947).

В начале 50-х гг. ХХ в. вышло издание собрания сочинений Андре Моруа в 16 томах.

Французским писателям посвящены литературные портреты, составившие четыре книги Андре Моруа: «От Лабрюйера до Пруста» (1964), «От Пруста до Камю» (1963), «От Жида до Сартра» (1965), «От Арагона до Монтерлана» (1967).

В 1956 г. в Париже издательством «Ля Жен Парк» были опубликованы «Письма незнакомке». На русском языке появились в 1974 г. в сокращенном виде в журнале «Иностранная литература».

Но, прежде всего, Моруа – мастер биографического жанра, где на основе точной документации он рисует живые образы великих людей. Всемирную известность он завоевал биографическими произведениями «Байрон» (1930), «Тургенев» (1931), «Лелия, или Жизнь Жорж Санд» (Lelia ou la Vie de George Sand, 1952), «Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго» (Olympic ou la Vie de Victor Hugo, 1955), «Три Дюма» (Les Trois Dumas, 1957), «Жизнь Александра Флеминга» (1959).

В год 80-летия Моруа написал последний биографический труд «Прометей, или Жизнь Бальзака» (Promethee ou la Vie de Balzac, 1965).

Одна из последних его работ, написанная в соавторстве с Луи Арагоном, опубликована в 1962 г. («Параллельная история США и СССР»). Арагон писал историю Советского Союза, Моруа принадлежит часть, посвященная Америке.

В 1970 г. во Франции была издана книга Андре Моруа «Мемуары» (Memoires. Paris, Flammarion, 1970), в которой писатель рассказал о своей жизни, о встречах с такими великими современниками, как Рузвельт и Черчилль, де Голль и Клемансо, Киплинг и Сент-Экзюпери.

Многие произведения писателя переведены на русский язык, в их числе «Превратности любви», «Семейный круг», «Жизнь Александра Флеминга», «Карьера Дизраели», «Байрон», «Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго», «Три Дюма», «Прометей, или Жизнь Бальзака» и др.

В шестидесятые годы Моруа охотно выступал на страницах советской печати. Им были установлены дружеские связи с советскими литераторами.

Моруа был членом ряда общественных организаций, сотрудничал в демократических изданиях. Подписывал протесты деятелей культуры против арестов мексиканского художника Давида Сикейроса, греческого поэта Янниса Рицоса.

Андре Моруа был дважды женат. После смерти первой жены Янины де Сзимкиевик он  сочетался браком с Симоной де Кайве, племянницей Марселя Пруста.

Скончался Андре Моруа в своем доме в пригороде Парижа 9 октября 1967 г.

Материал подготовлен на основе информации открытых источников

Биография знаменитого биографа — Вопросы литературы

Ф. Наркирьер, Андре Моруа, «Художественная литература». М. 1974. 224 стр.

Литературоведческая книга, посвященная творчеству романиста или поэта, появляется обычно на гребне широкого увлечения этим прозаиком или поэтом. Так случилось и с книгой Ф. Наркирьера «Андре Моруа». Первое знакомство с переводами А. Моруа в СССР датируется 1925 годом. За десять лет были изданы художественные биографии «Ариэль. Роман из жизни Шелли и Байрона», «Байрон», «Карьера Дизраэли», романы «Превращения любви», «Путешествие в страну эстетов», книга новелл. Затем наступило затишье. Новый пик интереса к А. Моруа падает на 60-е годы: переизданы романы, впервые переведены книги «Жорж Санд», «Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго», «Три Дюма», «Прометей, или Жизнь Бальзака», подготовлен сборник новелл и литературных портретов; многочисленные переводы появились в периодике, отдельные издания вышли на грузинском, армянском, украинском, азербайджанском, латышском, литовском языках… Не решаясь заниматься социологическим исследованием этой эволюции читательских вкусов, можно все-таки заметить, что рост интереса к творчеству А. Моруа совпал с интересом к жанру психологического романа и повести в самой советской литературе. Открытие этого писателя свершилось как следствие углубленного внимания читателя к духовной жизни героя. А. Моруа – его семейный цикл, новеллы и художественные биографии, рассказывающие о мятущихся душах, – привлек к себе именно как психолог, чуткий к человеческому горю, тонко разбирающийся в нюансах настроений и переживаний. Таким он и предстает в книге Ф. Наркирьера.

Предлагая нашему вниманию эту «биографию знаменитого биографа», Ф. Наркирьер ставит в центр его творчества прежде всего созданные им художественные биографии – Бальзака, Гюго, Байрона, Шелли, Жорж Санд, Дюма. «На перекрестке двух дорог, двух линий творчества Моруа – исторического исследования и психологического романа – и складывается жанр художественной биографии», – пишет он.

Этот жанр принес А. Моруа всемирную славу. В эпоху, когда быстро рос авторитет документа, документальной литературы, занимательные биографии А. Моруа, приближающие к современникам титанов мысли прошлого столетия, не могли остаться незамеченными. К тому же документ здесь служил основой увлекательно нарисованной судьбы – и это, бесспорно, повышало читательский интерес. Конечно, историческая достоверность создаваемого писателем психологического портрета относительна (жанр художественной биографии допускает подобные варианты), а интерпретация отдельных фактов порой излишне субъективна; но характерно, что художник часто корректировал историческую неточность психологической правдивостью. «…Можно спорить с автором, – замечает Ф. Наркирьер, – но пока не перевернута последняя страница, – трудно не сопереживать герою». Отмечая некоторое равнодушие А. Моруа к бунтарским, тираноборческим интонациям творчества, например, Байрона или Шелли, Ф. Наркирьер тонко фиксирует моменты, когда психологическая проницательность писателя направляла судьбы его героев в более верное русло. Так, не пытаясь вникнуть в смысл общественных дерзаний Байрона, А. Моруа создает образ темпераментный, самоотверженный, который убеждает читателя: «…только в Греции Байрон был по-настоящему счастлив».

Знаменитый биограф и не скрывал того предпочтения, которое он отдавал рассказу о писательских судьбах перед изложением проблематики самих произведений. «…Не столько анализировать творчество, сколько показывать борение человеческих страстей», – читаем мы в его «Мемуарах», опубликованных посмертно.

А. Моруа был культурнейшим, образованнейшим человеком; он читал курс английской литературы, писал историю Англии и Франции, а в соавторстве с Л. Арагоном – «Параллельную историю США и СССР (1917 – 1961)», отлично разбирался в проблемах фармакологии и медицины (вспомним его биографию Александра Флеминга). Он получил отличное образование в юности и стоически грудился до восьмидесяти двух лет, называя «каникулами время года, когда лучше работалось». Но именно оттого, что культура эта была не внешней, писателю никогда не приходило в голову «оглушить» своими знаниями читателя. Он старался писать не столько о поэте Гюго или микробиологе Флеминге, сколько о человеке Гюго и человеке Флеминге. Он хотел писать о людях и для людей. Снобистское пренебрежение к «массовому» читателю абсолютно чуждо А. Моруа. Ф. Наркирьер приводит его прекрасные слова, свидетельствующие о доверии к тем, кто будет читать его книги, и о высоком чувстве ответственности, неистребимом в душе художника: «…Катастрофы, которые угрожают человечеству, были бы делом рук самого человечества, и что упорная воля всех людей может их предотвратить… Не в моих силах помешать войне, но тем, что я говорю и пишу, я оказываю определенное воздействие; приумноженное миллионами других, оно сделает угрозу войны менее вероятной».

Доверием к читателю проникнута и психологическая проза А. Моруа. Его романы, новеллы построены на ситуациях локальных и одновременно вечных: ревность, любовь, грусть прощания с молодостью… Ограничена среда, изображенная новеллистом, поскольку он в основном посвящает себя изучению нравов буржуазного «света». А. Моруа понимал пределы своей социальной палитры: «Что я знал хорошо? Среду нормандских промышленников, где провел десять лет, позднее – литературные круги Парижа и немного, совсем немного крестьян Перигора. Все это – слишком узкие пласты моей эпохи. По сравнению с Бальзаком… или с Чеховым… мой опыт более чем скромен», Поэтому его новеллы и романы не претендуют на эпический размах, они камерны и увлекают нас именно тончайшей нюансировкой человеческих настроений, тем умением «разлагать классические чувства», которое писатель с восторгом отмечал в таланте М. Пруста. Одну из ранних книг А. Моруа его учитель и друг Ален оценил достаточно точно: «Вы не говорите здесь всю правду, но вы и не лжете; это уже много».

В книге Ф. Наркирьера Андре Моруа, автору романов и новелл, отведена только одна глава. Это, пожалуй, слишком скупо: Моруа-биограф все-таки вырастал из Моруа-психолога; психологическое мастерство писателя, обнаруживающееся в композиции повествования, строении фразы, самой лексике, наверное, заслуживало бы большего внимания, Но ведь жанр рецензируемой книги – особый, биографический. Ее автор остерегается оставаться надолго с героями, созданными фантазией А. Моруа, чтобы не потерять из виду фигуру их создателя. Действительно, на каждой странице ощутимо присутствие самого писателя – человека удивительной мудрости и доброты, исключительного трудолюбия и светлой веры в победу света над мраком.

Не так-то легко добиться этого человеческого присутствия. Но Ф. Наркирьер знал А. Моруа лично, бывал у него в Париже, поддерживал с ним постоянную переписку. Эти документы и свидетельства незаменимы, а благодаря им пронизана личным глубоким чувством и вся книга. Она как бы состоит из сцен-эпизодов, проявляющих характер знаменитого биографа. Так подана и встреча писателя с философом Аленом, которого он будет боготворить до конца дней; и его беседы в изгнании в США с Антуаном Сент-Экзюпери, и его участие в послевоенных литературных спорах и дискуссиях. Вместе с автором читатель входит в просторный – с окном во всю стену – кабинет А. Моруа, где огромное множество книг и широченный письменный стол – удобное, рассчитанное на длинный трудовой день рабочее место; молча бродит меж столетних дубов в усадьбе Эсандиера, где художник проводил обычно летний сезон; со щемящей грустью читает последнее письмо Моруа, отправленное в Советский Союз: «К моему глубокому сожалению, не могу ответить в настоящее время на Ваши вопросы. Через час я ложусь в больницу, где мне предстоит тяжелая хирургическая операция. Как только мне станет лучше, я Вам напишу» (22 сентября 1967 года).

Когда мне в 1964 году тоже довелось переступить порог современного особняка А. Моруа близ Булонского леса, помню, что поражали не столько роскошь и швейцар в белых перчатках, раздвигающиеся стеклянные двери, сколько приветливость, с какой здесь встречали совсем незнакомого человека. Достаточно было позвонить из любого уличного автомата, сказать, что ты читатель и приехал из Советского Союза, к тому же совсем ненадолго, чтобы в плотном расписании рабочего дня было «вырублено» для тебя окно, а к часу визита приготовлены в подарок книги…

А. Моруа, увлекавшийся все новыми и новыми творческими замыслами, так и не успел ни разу побывать в СССР, хотя многим говорил о давней этой мечте. Тем сильнее дорожил он завязавшейся перепиской: «Мои переводчики приезжали ко мне в Париж; я получал письма от своих читателей из Москвы, даже из Сибири. Я радовался этим связям, установившимся со страной Толстого и Чехова, Пушкина и Горького», О Толстом, Тургеневе, Чехове им написаны книги и циклы статей; мощь русского реализма была для него эталоном, по которому измерялась глубина и эпичность романтического жанра вообще.

Таким увлекающимся, неутомимым, страстным в симпатиях и очень сдержанным в антипатиях предстает А. Моруа на страницах книги, ему посвященной. Но она не замкнута одной человеческой судьбой. Рядом с Моруа появляются фигуры Сент-Экзюпери, Мориака, Жан-Ришара Блока, Мальро, а рядом с его книгами – книги Роллана, Барбюса, Мартен дю Гара и Пруста, Г. Манна и Л. Фейхтвангера, а также А. Толстого, Ю. Тынянова, М. Булгакова, О. Форш – тех, кто вместе с М. Горьким начинал в советской литературе эту популярнейшую серию – «Жизнь замечательных людей», и утверждал права особого жанра – «художественной биографии».

В определенном смысле книга «Андре Моруа» – это и биография эпохи, биография литературных направлений, – во всяком случае, позиция писателя по отношению к борьбе гуманистической культуры против декаданса обозначилась здесь с откровенностью, которой сам писатель гордился. «…Мы и в самом деле видели отвратительных чудовищ, – отвечал А. Моруа тем, кто готов был предать анафеме «добрую литературу». – Однако рядом с ними сколько героев, одновременно мужественных и добрых; какая самоотверженная преданность самым человечным идеалам; сколько уже сделано для того, чтобы человек стал более счастливым и равноправным. И если вы не скажете об этом, если на вашей палитре не будет наряду с мрачными красками живых и веселых цветов, вы дадите искаженную картину жизни и причините много зла».

Возрождая «ясность и чистоту французской классической прозы», писатель был терпим ко многим новациям, внимателен к разным открытиям. Но пустопорожнее экспериментаторство, убийственное для литературы, он отказывался считать открытием и уж тут становился неумолимым.

Советского читателя, полюбившего умные и добрые сочинения Андре Моруа, обязательно увлечет и книга Ф. Наркирьера. Спасибо скажет читатель и художнику Г. Клодту, – изящество оформления наверняка порадовало бы страстного книголюба Моруа, если бы он дожил до выхода книги, о замысле которой знал.

Сплав на байдарках по экосистеме эстуария Моруа в Пуэрто-Пеньяско (Роки-Пойнт), Сонора, Мексика

Встречи на уровне глаз с семью видами куликов, которые охотятся вместе

Из более чем 10 000 известных видов птиц в мире известна Мексика и оценивается как хозяин более 10% от этого общего количества. В этой прекрасной стране есть несколько мест, где можно понаблюдать за птицами, насчитывающими сотни видов. Но может быть, нет более доступных или более богатых видов, чем в устье Моруа, всего в нескольких часах езды от Аризоны, Невады, Южной Калифорнии и Нью-Мексико.

Эта небольшая (всего около 2700 акров), но очень важная экосистема расположена примерно в 15 минутах к юго-востоку от тихого городка на пляже Пуэрто-Пеньяско (также известного как Роки-Пойнт) на берегу моря Кортеса в Соноре. Здесь обитает более 140 видов эндемичных и перелетных птиц. которые либо гнездятся, живут, мигрируют на зиму или останавливаются по пути к местам назначения южнее.

Популяция птиц настолько плотна, что для этой статьи нам пришлось выбрать всего семь видов береговых птиц из семейства куликов. Если наши читатели проявят интерес, мы продолжим серию статей о птицах устья Моруа.

В устье Моруа легко плавать на байдарках любителям птиц всех возрастов. Это связано с тем, что гиперфлуктуирующий прилив поднимается и заполняет мелководные водные пути, превращая их в виртуальную изумрудную лентообразную сеть, мягко толкая байдарки через солончаки и вокруг них на многие мили назад в важную экосистему водно-болотных угодий. Он также нравится как опытным, так и начинающим орнитологам, поскольку естественная география позволяет орнитологам плавать на байдарках на уровне глаз среди сотен эндемичных и перелетных птиц.

Природа благосклонно избавила огромное семейство куликов от зимовки на мелководных берегах эстуарных экосистем, питающих большое разнообразие морских обитателей в северной части Моря Кортеса. Она дала этим стадным видам клювы различной формы и длины, что позволяет им не только интерактивно жить вместе, но даже добывать корм и кормиться на одних и тех же болотах и ​​береговых линиях без конкуренции.

Вот только семь видов куликов, сфотографированных во время короткого двухчасового путешествия на байдарке по травянистым болотам и похожим на прерии островкам этого очень важного с экологической точки зрения лимана. Конечно же, мы завершили поездку обедом из свежих устриц, выращенных прямо на пляже, где мы спускали каяк. И если вы являетесь поклонником устриц, будь то каякинг или нет, поездка в устричный ресторан «El Barco» в Моруа должна быть в вашем списке обязательных дел при посещении Пуэрто-Пеньяско. Их выращивает единственный женский кооператив по выращиванию устриц в Мексике — сама по себе великая история, увы, для другого раза!

 

Виллет: После чаек и пеликанов эти длинноногие кулики с крепкими клювами кажутся самыми вездесущими прибрежными птицами на пляжах Пуэрто-Пеньяско в зимние месяцы. Их серое зимнее оперение станет коричневым весной, прежде чем они мигрируют на свои любимые влажные луга или илистые берега вокруг северных штатов прерий, канадских провинций и на восток к побережью Атлантического океана и Персидского залива. Являясь членом большого семейства куликов (Scolopacidae), вы можете спутать его с его меньшим двоюродным братом, малым желтоногим. Однако Willet безошибочно узнается, когда он взлетает и демонстрирует свои поразительные черно-белые узоры на крыльях.

 

Мраморный веретенник:  Это второй по величине представитель семейства куликов. С осени по весну они питаются насекомыми, ракообразными и некоторыми водными растениями на пляжах Пуэрто-Пеньяско и его лиманах. Их длинный двухцветный (от розового до черного кончика) клюв с небольшим изгибом вверх и коричневатым камуфляжным рисунком перьев делает их узнаваемыми, если вы сможете заметить их в траве. Для летнего гнездования веретенники отправляются на свои любимые луга в Монтане, Дакоте и западной Канаде. В полете ищите галантный размах крыльев с подкладкой цвета корицы. Они висят, летают и добывают корм на илистых болотах вместе со своими двоюродными братьями-куликами в устьях рек.

 

Длинноклювый кроншнеп:  Самый крупный из 47 представителей семейства куликов (Scolopacidae) (вырастает до 26 дюймов). Вы узнаете этот вид кроншнепа по его причудливо длинному клюву, который изгибается вниз на конце. Его длина используется с большим умением для глубокого проникновения в мягкую грязь в поисках мелких крабов и других беспозвоночных. Как проворные летуны с хорошо замаскированной корично-коричневой окраской и темными пятнами, кроншнепы предпочитают открытые травянистые участки поиску укрытия от хищников. На них охотились почти до исчезновения до середины девятнадцатого века из-за их вкусного мяса, и теперь они являются охраняемым видом.

 

Кроншнеп:  Хотя он немного меньше длинноклювого кроншнепа, в травянистом поле он выглядит очень похоже, за исключением гораздо более короткого изогнутого клюва. Уимбрел — широко распространенный мигрирующий вид, который размножается в арктической тундре, летом мигрирует на Аляску и в северную Канаду, зимует вдоль тихоокеанского побережья США на юг, к пляжам и устьям моря Кортеса, и даже в Южную Америку.

 

Американский кулик-сорока:  Эта группа куликов уникально идентифицируется по их заметным цветовым контрастам ярко-оранжевых или красных клювов с соответствующей подводкой для глаз, черной и/или коричневой сверху и белой снизу, с почти флуоресцентными розовыми/телесными ногами . Ловить куликов-сорок можно на морских берегах по всему миру, за исключением полярных и некоторых тропических районов Африки и Юго-Восточной Азии. Их массивные длинные клювы достаточно сильны, чтобы вскрывать моллюсков. Другими любимыми блюдами куликов-сорок являются иглокожие, рыба и крабы.

Снежная белая цапля:  Белые белые цапли составляют более мелкие длинноногие кулики семейства цапель ( Ardeidae ), на 10–20 дюймов меньше своего двоюродного брата, большой белой цапли, и отличаются белоснежным оперением, длинная шея, черный клюв, темные ноги и желтые ступни. Очень подвижная птица, Сноуи обладает несколькими эффективными приемами рыбалки, включая бег в воде, чтобы разбудить мелкую рыбу и креветок, которых он проткнет копьем или схватит. Snowies также работают в командах с другими Snowies, а также с другими видами. Или же эти хитрые существа могут просто стоять очень тихо и терпеливо ждать, когда проплывающий мимо кусок съест их…

 

Большая белая цапля: Больших белых цапель можно узнать по их белоснежному оперению, желтому клюву, черным ногам и ступням и, конечно же, их размеру, который может превышать три фута в основном на шее и ногах. Их оперение настолько прекрасно, что большая белая цапля была почти уничтожена в конце 19 ^го века из-за спроса на их перья, чтобы… чтобы… украшать женские шляпки? Какая грустная причуда, а? Слава богу, эти прекрасные существа теперь защищены от такой легкомысленной смерти. На земле их необычайно длинные шеи создают величественный профиль балерины. В полете семь футов размаха крыльев Большой цапли — это грациозность в плавных движениях. Настолько, что он был выбран в качестве символа Национального общества Одюбона, одной из целей которого было предотвращение дальнейшего убийства птиц из-за их перьев. Успех Общества в этом начинании общеизвестен.

Узнайте больше об этих и всех других птицах на сайте www.audobon.org. Чтобы узнать больше об аренде каяков или присоединиться к туру на каяках по устью Моруа, посетите сайт www.kayakrockypoint.com или http://www.cedointercultural.org/content/view/6/8/1/1/lang,en/

. Этот блог подготовлен для вас группой продаж Sonoran Resorts, Джимом Рингквистом, директором по продажам

 

Континуум Моруа: искупление Америки | Латиноамериканский континуум и Америка девятнадцатого века: литература, перевод и историография

Фильтр поиска панели навигации Oxford Academic Латиноамериканский континуум и Америка девятнадцатого века: литература, перевод и историография Мобильный телефон Введите поисковый запрос

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford Academic Латиноамериканский континуум и Америка девятнадцатого века: литература, перевод и историография Введите поисковый запрос

Расширенный поиск

• Иконка Цитировать Цитировать

• Разрешения

• Делиться
  • Фейсбук
  • Твиттер
  • LinkedIn
  • Электронная почта

Укажите

Ламас, Кармен Э. , «Континуум Моруа: искупление Америки», Латиноамериканский континуум и Америка девятнадцатого века: литература, перевод и историография (

Oxford , 2021; онлайн-издание, Oxford Academic, 18 марта 2021 г. ), https://doi.org/10.1093/oso/9780198871484.003.0006, по состоянию на 1 июня 2023 г.

Выберите формат Выберите format.ris (Mendeley, Papers, Zotero).enw (EndNote).bibtex (BibTex).txt (Medlars, RefWorks)

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford Academic Латиноамериканский континуум и Америка девятнадцатого века: литература, перевод и историография Мобильный телефон Введите поисковый запрос

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Oxford Academic Латиноамериканский континуум и Америка девятнадцатого века: литература, перевод и историография Введите поисковый запрос

Advanced Search

Abstract

Видение Мартина Моруа Дельгадо будущего Кубы и его забота об афро-кубинцах по обе стороны Флоридского пролива простирается за пределы острова в Америку и обнаруживается не только в его литературных произведениях, но и в его переводческой практике.

. Завершенный в начале 1880-х годов в Нью-Йорке, как раз тогда, когда Моруа начал разочаровываться в политике кубинцев в изгнании, его перевод исполнения Джеймсом Редпатом (1863 г.) романа Джона Р. Берда «Жизнь Туссена Л’Увертюра: негр-патриот Хайти » (1853 г.) отражает убеждение Моруа в том, что письменное слово может оказывать влияние на полушарие и может служить для поддержки политических преобразований на Кубе и, соответственно, в Америке. Туссен-Л’Увертюр и этот перевод были в центре этого видения, поскольку Моруа ссылался на гаитянского освободителя на протяжении всей своей литературной и журналистской карьеры, тем самым выражая свою веру в то, что лидер, созданный по образцу Л’Увертюра, принесет Кубе истинную политическую независимость, открыв социальные изменения во всем полушарии. Именно благодаря этой фигуре и переводу Моруа придумал альтернативное видение Кубы и Америки, которое не включало руководство скомпрометированных США американизированных кубинцев и латиноамериканцев, которых он так боялся. Противостоя таким политическим мыслителям, как Уэнделл Филлипс, Рафаэль Серра и Хуан Гуальберто Гомес, его видение поместило афро-латиноамериканцев, афро-латиноамериканцев и афроамериканцев в качестве новой основы действительно политически и социально свободного полушария, избавившегося от своих расовых предрассудков. и предубеждения.

Ключевые слова: Мартин Моруа Дельгадо, Тусен Л’Увертюр, афро-латиноамериканцы/о, перевод, влияние полушария, гаитянин, Венделл Филлипс, Рафаэль Серра, Хуан Гуальберто Гомес, афро-латиноамериканцы

Субъект

Литературоведение (начиная с 20 века) Литературоведение (американское)

Коллекция: Оксфордская стипендия онлайн

В настоящее время у вас нет доступа к этой главе.

Войти

Получить помощь с доступом

Помощь с доступом

Доступ в учреждения

Доступ к контенту в Oxford Academic часто предоставляется посредством институциональных подписок и покупок. Если вы являетесь членом учреждения с активной учетной записью, вы можете получить доступ к контенту одним из следующих способов:

Доступ на основе IP

Как правило, доступ предоставляется через институциональную сеть к диапазону IP-адресов. Эта аутентификация происходит автоматически, и невозможно выйти из учетной записи с IP-аутентификацией.

Войдите через свое учреждение

Выберите этот вариант, чтобы получить удаленный доступ за пределами вашего учреждения. Технология Shibboleth/Open Athens используется для обеспечения единого входа между веб-сайтом вашего учебного заведения и Oxford Academic.

1. Щелкните Войти через свое учреждение.
2. Выберите свое учреждение из предоставленного списка, после чего вы перейдете на веб-сайт вашего учреждения для входа.
3. Находясь на сайте учреждения, используйте учетные данные, предоставленные вашим учреждением. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
4. После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если вашего учреждения нет в списке или вы не можете войти на веб-сайт своего учреждения, обратитесь к своему библиотекарю или администратору.

Войти с помощью читательского билета

Введите номер своего читательского билета, чтобы войти в систему. Если вы не можете войти в систему, обратитесь к своему библиотекарю.

Члены общества

Доступ члена общества к журналу достигается одним из следующих способов:

Войти через сайт сообщества

Многие общества предлагают единый вход между веб-сайтом общества и Oxford Academic. Если вы видите «Войти через сайт сообщества» на панели входа в журнале:

1. Щелкните Войти через сайт сообщества.
2. При посещении сайта общества используйте учетные данные, предоставленные этим обществом. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
3. После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если у вас нет учетной записи сообщества или вы забыли свое имя пользователя или пароль, обратитесь в свое общество.

Вход через личный кабинет

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам. См. ниже.

Личный кабинет

Личную учетную запись можно использовать для получения оповещений по электронной почте, сохранения результатов поиска, покупки контента и активации подписок.

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам.

Просмотр учетных записей, вошедших в систему

Щелкните значок учетной записи в правом верхнем углу, чтобы:

• Просмотр вашей личной учетной записи и доступ к функциям управления учетной записью.