Историк, писатель и другие эксперты выбирают главные книги о революции 1917 года

«Афиша Daily» запускает цикл материалов, посвященных русской революции — центральному событию отечественной истории XX века. Накануне столетнего юбилея февральского переворота мы попросили нескольких специалистов выбрать лучшие книги, которые помогают разобраться в революционных событиях 1917 года.

«Большевики приходят к власти: Революция 1917 года в Петрограде» Александра Рабиновича

Александр Шубин

руководитель Центра истории России, Украины и Белоруссии Института всеобщей истории РАН

Книга известного американского историка подробно анализирует процесс прихода к власти большевиков. Рабинович выясняет, что можно и что нельзя было реально сделать в той экстремальной социальной ситуации. Автор не сочувствует Ленину, но показывает, что его триумф был результатом неудачи социальной политики Временного правительства и неспособности договориться оппонентов Ленина из разных партий — включая и умеренных большевиков Льва Каменева и Григория Зиновьева. В несостоявшемся союзе умеренных большевиков и левых социалистов Рабинович видит главную альтернативу тому пути развития страны, который вел от 1917 к 1937 году.

Издательство «Прогресс», Москва, 1989, пер. Г.Бляблина, А.Габриэляна и др.

«Большевики у власти. Первый год советской эпохи в Петрограде» Александра Рабиновича

Александр Шубин: «Рабинович продолжает исследовать ход революции в Петрограде после прихода большевиков к власти. Автор подробно разбирает повороты большевистской политики, связанные с переговорами о левых коалициях, Брестским миром, продовольственным кризисом, красным террором, началом Гражданской войны. Поскольку в марте 1918 года столицу перенесли в Москву, Рабинович рассматривает политику большевиков в Петрограде уже как в провинциальном центре».

Издательство «АИРО-XXI», «Новый хронограф», Москва, 2007, пер. И.Давидян

«Военный дневник Великого князя Андрея Владимировича Романова (1914–1917)» Андрея Романова

Серафим Ореханов

старший редактор проекта «1917»

Страсть всех Романовых к ведению дневников — вещь широко известная. Большая часть из них невыносимо скучны, и читают их только специалисты или персональные фанаты. Эта книга — исключение: автор, дальний родственник Николая II, не разделивший его судьбу благодаря своевременной эмиграции, описывает Первую мировую и революцию подробно и занимательно, а его общественное положение давало ему ценные инсайды и просто хорошие сплетни из придворных кругов.

Издательство Издательство имени Сабашниковых, Москва, 2008

Скачать Литрес

«Государство и революция» Владимира Ленина

Кирилл Кобрин

историк, литератор, редактор журнала «Неприкосновенный запас», автор 20 книг и многочисленных публикаций в российской и европейской прессе

Многие люди моего возраста и старше поморщатся, увидев это название. Действительно, с помощью «Г. и Р.» пытали не одно поколение советских школьников, студентов и аспирантов. Однако этот факт — а также то, что сегодня разговор почти исключительно ведется не о Ленине, а о его трупе, который отчего-то требуют «похоронить по-христиански» (фраза, за которую Ильич распорядился бы немедленно поставить к стенке), — не умаляет очевидного. «Государство и революция» — главная книга о революции в XX веке вообще и о русской революции в частности. Там сформулированы основные позиции, на которых революция и большевики удержали власть, победили в Гражданской войне и построили свое государство. «Диктатура пролетариата», «крайняя авторитарность революции», «партия — авангард пролетариата» и прочее. Книга написана энергично, как обычно у Ленина. Увы, некоторые мысли теряются в стилистической каше, в потоке неряшливой брани в адрес политических оппонентов, но это не так уж важно. Многие хорошие книги написаны плохо. К тому же в 1917-м у Ленина было множество хлопот в связи с воплощением своих идей в жизнь.

Издательство Издательство политической литературы, Москва, 1974

Читать бесплатно Bookmate

«Двенадцать» Александра Блока

Кирилл Кобрин: «Блок пристально вслушивался в музыку революции. Его слух был настроен на цайтгайст, на психику и психологию толпы — а революцию делали толпы, пусть и предводительствуемые вождями. Ухо Блока не воспринимало бранчливый тенорок экс-студента Казанского университета, да и к мистическим завываниям своих соратников по символизму он был вполне холоден. Блок бродил по улицам и слушал толпу — не отдельных людей, а их массу. Оттого «двенадцать» — не апостолы революции, а просто случайная проба этой массы. Проба оказалась довольно ужасающей, музыка революции — неотличимой от мещанского романса: «Ах!», «Эх!». Сегодня в «Двенадцать» интересны не так называемое «политическое падение» Блока (или «политический взлет», это как посмотреть), не якобы новая для него поэтика и все такое. Если отвлечься от вышеперечисленного, становится очевидным главное: Блок понял, из чего — и особенно из кого — состоит революция. Поэт разглядел в ней морду слободского хулигана, расхристанного люмпена, готового на все. Исус Христос ведет за собой дюжину внезапно осатаневших зощенковских персонажей».

Издательство «Азбука», Санкт-Петербург, 2011

Читать бесплатно Bookmate Скачать Литрес

«Дневник. 1906–1980» Рюрика Ивнева

Серафим Ореханов: «Малоизвестный даже в России поэт (имажинист, но по состоянию на 1917 год еще футурист) Ивнев — фигура скорее трагическая: он дожил до 1981-го, отказавшись от убеждений юности в пользу соцреализма и, в общем-то, предав все, за что боролся в революцию. Тем не менее дневник Ивнева за 1917-й невероятно трогательное чтение: «Все радуются убийству Распутина, ликуют, а я спать не мог всю ночь. Не могу, не могу радоваться убийству. Может быть, он был вреден, может быть, Россия спасена, но не могу, не могу радоваться убийству».

Издательство «Эллис Лак», Москва, 2012

«Дневник. 1917–1919. Петроград. Крым. Тифлис» Веры Судейкиной

Серафим Ореханов: «Жена очень успешного художника и сама художница описывает жизнь самого буржуазного слоя петроградской богемы в революционные годы. Вечеринки в остромодных «Бродячей собаке» и «Привале комедиантов» и похмелье поутру, общение с коллекционерами и скандальное поведение футуристов и супрематистов — в общем, все как обычно. Только иногда не хватает еды».

Издательство «Русский путь», Москва, 2006

«За кулисами Антанты» Фрэнсиса Берти

Павел Пряников

основатель блога «Толкователь» и телеграм-канала «Красный Сион»

Фрэнсис Берти — английский посол в Париже во время Первой мировой; книга представляет собой его дневник с 1914-го по 1919 год. России в ней отведено не так много места: Берти цитирует донесения английской разведки из Петрограда, размышляет о природе русских, немного прогнозирует будущее страны. К примеру, уже осенью 1915 года он был уверен, что скоро в России произойдет революция, а после 10 января 1917 года, после убийства Распутина, он уже твердо пишет, что «Россия на краю революции». Но важен контекст этого дневника, все, что происходило вокруг России, когда в ней сгущался взрыв.

Первая запись об Октябрьской революции появляется в дневнике Берти только 8 декабря 1917 года: он радуется, что у России наконец-то появился диктатор, который наведет в ней порядок. А 17 декабря 1917 года Берти приветствует новость о выдвижении норвежскими социал-демократами Ленина и Троцкого на Нобелевскую премию мира.

Издательство ГПИБ, Москва, 2014, пер. Е.Берловича

«Записки о революции» Николая Суханова

Александр Шубин: «Автор был активным революционером и входил в Исполком Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Он в деталях рассказывает о событиях февраля-ноября 1917 года, свидетелем которых был сам или о которых нашел информацию, когда работал над книгой в начале 1920-х. В основном речь идет о кухне Советов, но много интересного можно прочитать и об обстановке в правительственных кругах, о ситуации в стране в целом. Хотя Суханов был левым меньшевиком, книгу прочел и полемически комментировал Владимир Ленин».

Издательство Издательство политической литературы, Москва, 1991

Скачать Литрес

«Из моей жизни и работы: Воспоминания и дневники» Александры Коллонтай

Серафим Ореханов: «В принципе, подойдет любая антология статей и писем главной советской феминистки. Это максимально похоже на фейсбук немолодой женщины, уехавшей из России, где она провела большую часть жизни, в эмиграцию на Запад. Ностальгия перемежается наблюдениями за европейской и американской жизнью, размышлениями о высоком, статусами о детях. Особенно хороша переписка с Лениным и Крупской. В середине 1917 года Коллонтай вернулась и приняла деятельное участие в революции».

Издательство «Советская Россия», Москва, 1974

«Истоки и смысл русского коммунизма» Николая Бердяева

Серафим Ореханов: «Книга не то чтобы от начала до конца объясняет 1917 год, но, во всяком случае, одной из первых играет на этом поле. Бердяев помещает революцию в контекст русской культуры, начиная с Гоголя, и пытается таким образом обнаружить ее истинный смысл, скрытый под покровом политической возни и насилия. В отличие от чисто философских трудов Бердяева эту работу может с удовольствием прочитать и абсолютно неподготовленный человек. Если хочется умной и неординарной рефлексии на тему русской революции, то, кажется, это самый легкий путь».

Издательство «Азбука», «Азбука-Аттикус», Санкт-Петербург, 2016

Скачать Литрес

«История и классовое сознание» и «Ленин. Исследовательский очерк о взаимосвязи его идей» Георга Лукача

Алексей Цветков

писатель, автор книг «Поп-марксизм», «Маркс, Маркс левой!» и «Марксизм как стиль»

Это не историческая книга, но наиболее глубокое философское осмысление целей и сил революции-1917. Пролетариат как особое сообщество, драматичное положение которого позволит ему совершить прыжок из предыстории в историю. Экзистенциальный пафос самопознания материи через нового коммунистического человека и революционная партия как историческое острие мирового духа. Мир, в котором к вещам относятся как к личностям, а к личностям как к вещам, обречен взорваться изнутри, и тогда на место прежней буржуазной рациональности придет новая диалектическая логика рабочего класса, соединившего теорию и практику в освободительном политическом акте. Решив снабдить коммунистическое движение более конкретной и прагматичной философией, Лукач параллельно пишет свою книгу о Ленине, претендующую на роль стратегической доктрины красной революции.

Издательство «Логос-Альтера», Москва, 2003, пер. С.Земляного; «Международные отношения», Москва, 1990, пер. С.Земляного

Читать «Историю и классовое сознание» Bookmate

«История русской революции» и «Моя жизнь» Льва Троцкого

Алексей Цветков: «Трехтомное исследование Троцкого дает такую же полную панораму событий 1917-го, как и знаменитая книга Карлейля для Французской революции. Подробная хроника с точными портретами, остроумными историческими аналогиями, классовым анализом действующих лиц и фиксацией всех случившихся и не случившихся поворотов. В «Моей жизни» другая оптика, это автобиография профессионального революционера, кульминацией которой и стал захват власти Советами в Петрограде. Отличный способ почувствовать себя творителем истории миллионов людей».

Издательство «Вече», Москва, 2017; «ПрозаиК», Москва, 2014

Читать «Историю русской революции» бесплатно Bookmate Скачать «Историю русской революции» Литрес Читать «Мою жизнь» бесплатно Bookmate Скачать «Мою жизнь» Литрес

«Николай Клюев» Сергея Куняева

Павел Пряников: «Добротно составленная биография «крестьянского поэта» Николая Клюева. Событиям 1917 года в ней отведено под сотню страниц. На момент Февральской революции старообрядческий провидец, гомосексуалист, певец Русского Севера, Клюев вместе с Есениным работал под крышей охранки в пропаганде «Русского мiра». Кончина монархии в одностороннем порядке разрывает этот их контракт. Клюев с восторгом принимает большевиков и лично Ленина. Он пишет свое самое знаменитое стихотворение:

Есть в Ленине кержанский дух,
Игуменский окрик в декретах,
Как будто истоки разрух
Он ищет в «Поморских ответах».

Октябрьская революция воспринимается Клюевым как появление на миру доселе скрытого Беловодья — старообрядческого рая на земле.

Книга хорошо показывает, как воспринимался Октябрь в эсхатологических и богемных кругах России, а также постепенную трансформацию их надежд в разочарование».

Издательство «Молодая гвардия», Москва, 2014

«О развитии революционных идей в России» Александра Герцена

Кирилл Кобрин: «Своего рода приквел к первой книге в моем списке. Нет-нет, не в смысле, что Герцен, разбуженный декабристами, схватился за веревку колокола и принялся шуметь, в свою очередь пробудив ото сна народников, народовольцев, эсдеков, юношу Володю Ульянова, а тот взял и сказал ту самую фразу про «мы пойдем другим путем». Нет. Просто Ленин — не господин Ульянов, а революционный теоретик Ленин, — начался там, где по большому счету поставил точку Герцен, — на идее особости будущей революции в России, ее неклассичности. Только Герцен делал ставку на врожденный коммунизм русской сельской общины, а Ленин — на то орудие, с помощью которого революция должна была делаться, на дисциплинированную, снабженную простой и эффективной идеологией партию. Ленинская партия — Архимедов рычаг, которым можно перевернуть мир, причем свойства переворачиваемого мира истинного революционера не интересуют. Любопытно также, что «О развитии революционных идей» написана на французском, впервые опубликована на немецком — и только потом, почти 10 лет спустя, в 1861-м, на русском, нелегально, конечно. Не считая отцов анархизма Бакунина и Кропоткина, Герцен был первым поставщиком русского революционного теоретического экспорта в Европу. Ленин с успехом продолжил это дело. А за ним — Троцкий».

Издательство Издательство Академии наук СССР, Москва, 1956

Читать бесплатно Bookmate

«Окаянные дни» Ивана Бунина

Кирилл Кобрин: «Ту же, что и Блок, морду увидел в событиях 1917-го и Бунин, только вот с Исусом он предпочитал поддерживать контакт более традиционным способом — посредством служителей Русской православной церкви. Ничего мистического он в революции не видел — как и не считал ее актом справедливости, апокалиптическим ответом на страдания «народа» при старом режиме. Идея справедливости вообще была чужда этому человеку. Бунин любил хорошо есть, приятно пить, сочинять красивые стихи и красивую («парчовую», как называл ее Набоков) прозу, ловеласничать, неторопливо и со вкусом путешествовать и — что важно — получать хорошие гонорары. Все это революция у него отобрала. Я не иронизирую: Бунину действительно было что терять — и он повел себя точно так, как описывал подобную ситуацию Маркс, — стал защищать свой класс и присущий тому строй и порядок вещей. Злость, переходящая в отчаяние, сделала Бунина еще более внимательным, чем обычно, придала ему окончательной точности в некоторых описаниях. Хотя бы в этом: «Рыжий, в пальто с каракулевым круглым воротником, с рыжими кудрявыми бровями, с свежевыбритым лицом в пудре и с золотыми пломбами во рту, однообразно, точно читая, говорит о несправедливостях старого режима».

Алексей Цветков: «Лучший стилист прежней России видит революцию глазами проигравшей стороны как финал цивилизации вообще, апокалиптический водевиль. Большевики и анархисты «хуже печенегов», а прежний мещанин чувствует свой город завоеванным и страшится пролетарских «уплотнений». Интеллигенты выпустили на волю «каторжных горилл» и «Азию» «с подсолнухами в кулаках». Маяковский как вульгарный хам. Сквозной мотив — восстание техники, бунт устройств. Сам по себе звонит телефон на столе, и из него сыплются искры, отвратительные грузовики и наглые мотоциклетки на улицах вместо милых лошадей. Этот дневник Бунин закопал в землю, опасаясь обыска одесских чекистов».

Издательство «Азбука», «Азбука-Аттикус», Санкт-Петербург, 2012

Читать бесплатно Bookmate Скачать Литрес

«Поколение на повороте» Лидии Гинзбург

Кирилл Кобрин: «Эссе, сочиненное в начале 1970-х «в стол», без надежды на публикацию, но — Гинзбург повезло — опубликованное таки при жизни автора, в самом конце. Подведение итогов революции представителем поколения интеллигентов, которое и совершало в прямом, политическом смысле, революцию и поддерживало ее со всем энтузиазмом. Это была действительно их революция — она на самом деле освободила подданных нелепой, навек, как казалось, подмороженной империи, дала им возможность делать то, что они хотели. И они делали — новое общество, новое государство, новую науку, новое искусство. Только вот кончилось все кошмаром, по сравнению с которым Кровавое воскресенье кажется мелкой неприятностью, а «столыпинские галстуки» — небольшой вольностью обычно гуманного и сдержанного премьера. В отличие от тех, кто революции не нюхивал, Лидия Гинзбург не отрекается ни от своего поколения, ни от того, что ее поколение делало и что оно думало».

Издательство «Искус­ство», Санкт-Петербург, 2002

«Сентиментальное путешествие» Виктора Шкловского

Кирилл Кобрин: «Заманчиво думать, что где-то существует книга о революции, сочиненная этим господином (товарищем) с пудреным лицом и золотыми пломбами (не так уж точно Бунин писал, кстати, — ну не пломбы же золотые). Увы, я такой книги не знаю. Зато есть другая книга — блестящего, полного жизни и энергии молодого человека, который революцию делал сознательно, страстно, азартно, как и все остальное, за что ему приходилось браться, пока не сломался, конечно. Булгаков в «Белой гвардии» описал — с неприязнью — некоего Шполянского, а Шполянский-то был великим теоретиком литературы и одним из лучших русских писателей прошлого века, поинтереснее литературного профессора Преображенского уж точно. Если хочешь сподвигнуть молодого человека на революционную деятельность, вложи в его руки «Сентиментальное путешествие». Революция здесь — возможность наконец зажить по полной, словить кайф, заняться настоящим делом. Шкловский комиссарит в армии Временного правительства в Галиции, он уводит полузабытую метрополией русскую армию из Персии, но помимо этих бесценных страниц «Сентиментального путешествия» в нем есть — в самом начале — и о феврале 1917 года, о том, как это выглядело изнутри: «Наступила ночь. В Таврическом дворце был полный хаос. Привозили оружие, приходили люди, пока еще одиночные, тащили провизию, реквизированную где-то; в комнате у подъезда были сложены мешки. Уже приводили арестованных. В Думе какая-то барышня утвердила меня в должности командира машины и даже дала какую-то боевую задачу. Снаряды для пушки у меня были, не знаю, где я их достал, кажется, еще в Манеже. Боевых задач я, конечно, не выполнил, да их и никто не выполнял». Читать параллельно с «Апокалипсисом нашего времени» Василия Розанова в качестве объяснения загадочной фразы последнего о том, что «Русь слиняла в два дня. Самое большое — в три».

Алексей Цветков: «Политический инстинкт выводит людей на улицы, солдаты присоединяются к восставшим рабочим, всех накрывает поэтическая невменяемость, опьянение непредсказуемостью судьбы, остранение всего прежнего, которое обречено исчезнуть, вывернувшись наизнанку. Толпа во всех ее возможных состояниях и лидеры всех оттенков. Одушевленная военная техника и люди, превратившие себя в инструменты. Мокрые окопы — горящий хлеб — жалящая сталь. Революция как экзотизация бытия, прерывание нормальности, уникальный момент, из которого потом можно будет с одинаковой свободой мысленно смотреть и в до, и в после».

Издательство «Азбука», «Азбука-Аттикус», Санкт-Петербург, 2008

«У Кремлевской стены» Алексея Абрамова

Павел Пряников: «Судя по году издания, книгу можно было бы признать пропагандистской. Однако «У Кремлевской стены» — это самое полное собрание имен людей, геройски погибших при становлении советской власти во время Октябрьской революции в Москве. На каждого захороненного у Кремлевской стены дана краткая биография. К примеру, открывает этот перечень Павлик Андреев, красногвардеец Замоскворецкого района с завода Михельсона. Этому рабочему на момент смерти было 14 лет, погиб он от попадания 42 пуль из пулемета. Первые годы советской власти его называли «советским Гаврошем», но в 1930-е память о «товарище Павлике» ушла из официоза.

Книга наглядно показывает, что сторону красных в ноябре 1917 года в Москве приняли самые разные слои общества. Среди героев, захороненных у Кремлевской стены, бывшие боевые офицеры с фронтов Первой мировой, дети, китайцы, венгры и латыши, старообрядческий начетчик, курсистки и студенты, извозчики и инженеры. Так разрушаются мифы о «шайке узколобых революционеров», устроивших революцию».

Издательство Государственное издательство политической литературы, Москва, 1984

«Утро Страны Советов» Михаила Ирошникова и Леонида Спирина

Александр Шубин: «Сборник воспоминаний видных советских деятелей (наркомов и сотрудников центральных советских учреждений) о первых месяцах советской власти, до переезда столицы в Москву. Книга вышла во время перестройки, когда были сняты табу на публикацию «неудобных», хотя и прокоммунистических воспоминаний, и здесь можно найти много интересных деталей о первых шагах нового режима. Среди авторов сборника — Александра Коллонтай, Павел Дыбенко, Георгий Ломов, Александр Шляпников, Александр Шлихтер, Федор Раскольников и другие. Книга дает возможность посмотреть на механизм выстраивания советской власти с нуля, практически из ничего, когда не было ни средств, ни кадров. Тем не менее в итоге возник аппарат, обеспечивший удержание власти большевиками и укрепление нового режима».

Издательство «Лениздат», Ленинград, 1988

«Яков Блюмкин» Евгения Матонина

Павел Пряников: «В 1918 году в ориентировке на левого эсера, убийцу немецкого посла в Москве Мирбаха Якова Блюмкина писали, что тому на вид 35–40 лет. Блюмкину тогда было 18. На оккупированной немцами Украине во время пыток ему пассатижами вырвали все зубы, и он заменил их железными. Покровитель богемы, видный чекист, он никогда не унывал и везде искал гешефт и риск — в красивых женщинах, английских костюмах, скупке антиквариата, кокаинистических салонах, двойной игре на ОГПУ и Троцкого. Блюмкин — пример человека, которому революция сначала дала все, а потом забрала — не столько жизнь, сколько честь и имя.

Книга о Блюмкине хорошо показывает изнанку первых советских спецслужб, романтизм вперемешку с кровью, и как постепенно крови становится больше, а романтизма — меньше. А под конец произведения идет подробное описание того, как революция пожирает своих детей».

Издательство «Молодая гвардия», Москва, 2016

Читайте самые интересные книги про революцию. booksonline.com.ua

Революция – это всегда перемены, перемены в жизни, сознании. Никто не может прогнозировать результат, но то, что в это время страну трясет и разделяет людей на тех кто за, и тех кто против, это обязательно. Люди должны порвать с прошлым и принять новые условия и законы жизни.

Начинается роман с рассказа о епископе Мириэле. Его в городе Дине прозвали Желанным. Он вел светский образ жизни, но в один момент после Революции, он уезжает в Италию, где становится священником. Он спасает от каторги Жана Вольжана, человека, пробывшего на каторге почти двадцать лет.

Но после чудесного избавления, Жан снова обкрадывает ребенка, после чего прозревает и заканчивает уголовную деятельность. После этого он берет имя Мадлен, живет в городке Монреаль и помогает процветанию его жителей, а через пять лет, как зарекомендовавший себя честный гражданин, становится мэром. Но судьба не дает ему шанса жить спокойно.

Захар Прилепин «Санькя»

Книга рассказывает о русских революционерах, современных молодых парнях, в частности о Сане Тишине. Он состоит в партии «Союз созидающих», которую организовал Костенко, сидящий в данное время в тюрьме за приобретение оружия. Руководит молодежью Матвей и Яна.

Собравшись на митинг, они идут против власти, их разгоняет полиция. Разбегаясь, они громят все на своем пути. Саньку задерживают, а друзей Веню и Лешу разыскивают. Санька приезжает в деревню, но его ничего не радует, все кого он помнил из мужского населения погибли от пьянства. После этого он встречается с друзьями, обсуждая создавшееся положение. Молодые люди считают свои поступки правильными, а власть – воровской и лживой…

Это произведение о жизни и деятельности знаменитого английского политического деятеля Оливера Кромвеля (1599-1658), написанное по историческим документам. Кромвель был ярым протестантом, и когда началась гражданская война, он создал и руководил отрядом из шестидесяти человек. Он был настоящим полководцем, и, благодаря его действиям, вскоре север Англии подчинялся парламенту.

Выдающийся политик способствовал созданию армии с новыми правилами, стал главнокомандующим кавалерийских войск. Победив Карла первого, он постепенно установил жесткие законы, практически диктатуру, подавив в Шотландии и Ирландии волнения, разбив их армии. Разделив Шотландию на двенадцать областей, он обложил их налогами.

Книга описывает события большевистской революции в России в 1917 году. Рид находился там в командировке, его направил социалистический журнал. В книге явно заметно, что автор отдает предпочтение большевикам и их идеям. Предисловие к этой книге написал не кто иной как сам В. Ленин.

В произведении он показал переворот, где большая роль отводится Троцкому, который стоит рядом с Лениным. Для написания книги Рид использовал статьи в газетах, декреты, объявления на столбах, он общался с людьми, причем с диаметрально противоположными мнениями по поводу разворачивающихся событий. Он старается передавать детально все происходящее, без прикрас и красочных описаний, но сказывается субъективность в связи с его левыми взглядами.

В семье Турбиных в 1918 году в безымянном Городе собрались Алексей, Николай и Елена Турбины с друзьями – поручиками Мышлаевским, Степановым и Шервинским. Они с беспокойством обсуждают события, происходящие в стране. Алексей винит во всем гетмана, его поддерживают немецкие войска, он за создание русской армии из военных, студентов, которые освободят не только Город, но и всю Россию от красной чумы.

Муж Елены, Сергей Иванович Тальберг, говорит о временной разлуке, потому что скоро придет в Город с армией Деникина. Чтобы защититься от Петлюры, формируется русское войско, куда записываются Алексей, как врач, и Мышлаевский со Степановым. Но оказывается, что гетман сбегает и бросает город, поэтому войско распускают.

Читайте онлайн без регистрации лучшие произведений русской и зарубежной литературы, посвящённые теме революции.

 

Список литературы на тему «Гражданская война в России (1918-1920)

Список литературы Генератор кроссвордов Генератор титульных листов Таблица истинности ONLINE Прочие ONLINE сервисы

Список литературы 1. «Военный коммунизм». Как это было. — М.: Знание, 1991. — 627 c. 2. Адмирал Колчак. Протоколы допроса. — М.: Питер, 2015. — 272 c. 3. Алдан-Семенов, А. И. Слово о командарме / А.И. Алдан-Семенов. — М.: Издательство политической литературы, 1981. — 110 c. 4. Безугольный, А. Ю. Генерал Бичерахов и его Кавказская армия. 1917-1919 / А.Ю. Безугольный. — М.: Центрполиграф, 2011. — 416 c. 5. Белое дело. Кубань и добровольческая армия. — М.: Голос, 1992. — 352 c. 6. Белое дело: Кн. 13: Константинополь — Галлиполи. — Москва: ИЛ, 2003. — 496 c. 7. Бизертинский морской сборник. — М.: Согласие, 2003. — 560 c. 8. Бобылев, П. Н. На защите Советской республики / П.Н. Бобылев. — М.: Наука, 1981. — 152 c. 9. Ганин, А. В. Последние дни генерала Селивачева.Неизвестные страницы Гражданской войны на Юге России / А.В. Ганин. — М.: Кучково поле, 2012. — 320 c. 10. Гессен, И. В. Архив русской революции. В 22 томах (эксклюзивный подарочный комплект из 11 книг) / И.В. Гессен. — М.: Терра, 1992. — 312 c. 11. Голубинцев, А. В. Белое дело. Избранные произведения в 16 книгах. Книга 9. Донская Вандея / А.В. Голубинцев, Г.Н. Раковский. — М.: РГГУ, 2004. — 424 c. 12. Гражданская война на севере России глазами британцев. — М.: Гамас, 2008. — 176 c. 13. Деникин, А. И. Очерки русской смуты. Том 2 / А.И. Деникин. — М.: Ленинградское издательство, 2010. — 736 c. 14. Дубинский, И. В. Трубачи трубят тревогу / И.В. Дубинский. — М.: Воениздат, 2008. — 312 c. 15. Зайцов, А. А. 1918. Очерки по истории русской Гражданской войны / А.А. Зайцов. — М.: Икс-Хистори, 2015. — 368 c. 16. Звонков, П. Балтфлот защитник Петрограда / П. Звонков. — М.: Лениздат, 2000. — 139 c. 17. Капитонов, Константин Голгофа русской эскадры. Последний поход барона Врангеля / Константин Капитонов. — М.: Зебра Е, 2009. — 352 c. 18. Каппель и каппелевцы. — М.: Посев, 2010. — 786 c. 19. Капчинский, О. И. «Окаянные дни» Ивана Бунина / О.И. Капчинский. — М.: Вече, 2014. — 384 c. 20. Командарм Уборевич. Воспоминания друзей и соратников. — М.: Воениздат, 1979. — 262 c. 21. Комиссары на линии огня. 1919-1922. На Тихом океане свой закончили поход. — М.: Издательство политической литературы, 1987. — 368 c. 22. Листовский, А. Конармия / А. Листовский. — М.: Молодая Гвардия, 1975. — 640 c. 23. Мордвинов, Р. Н. В грозные годы гражданской войны / Р.Н. Мордвинов. — М.: Просвещение, 1977. — 320 c. 24. На фронте истории Гражданской войны. Памяти В. Д. Поликарпова. — М.: Собрание, 2009. — 504 c. 25. Реввоенсовет нас в бой зовет. — М.: Воениздат, 2014. — 248 c. 26. Родионов, Вячеслав Тихий Дон атамана Каледина / Вячеслав Родионов. — М.: Алгоритм, 2007. — 288 c. 27. Скобцов, Д. Е. Три года революции и гражданской войн / Д.Е. Скобцов. — М.: Кучково поле, 2015. — 544 c. 28. Слащев-Крымский, Я. А. Гражданская война в России: Оборона Крыма / Я.А. Слащев-Крымский, П.Н. Врангель. — М.: Terra Fantastica, АСТ, 2003. — 544 c. 29. Смирнов, Александр Вожди белого казачества. Атаман Каледин / Александр Смирнов. — М.: Нева, 2003. — 320 c. 30. Трагедия казачества. Воспоминания белых генералов. — М.: Молодая Гвардия, 1994. — 608 c. Внимание: данные, отмеченные красным цветом, являются недостоверными! Книги, использованные при создании данного списка литературы:

В нашем каталоге Околостуденческое Это интересно… Наши контакты

Во власти хаоса. Современники о войнах и революциях 1914–1920Группа авторов, 2007

© Грифон, 2007

© Л. М. Аринштейн, составление, композиция, подготовка текстов, 2007

© В. С. Голубев, оформление, 2007

* * *

От составителя

В незатейливом анекдоте о Петьке, сидящем на рельсах, и Василии Ивановиче с его «Подвинься, Петька, я тоже сяду», — может быть, лучше, чем во многих исторических трудах, схвачен тот уровень бессмысленности, который охватил русское общество в первой четверти двадцатого столетия и привел к катастрофическим войнам и революциям 1914–1920 годов.

Я, признаюсь, не люблю исторических трудов. В них все слишком выстроено: факты, причины, следствия гладко подогнаны, как в регулярном французском саду. В реальной жизни нет такой правильности. А если добавить к этому характерное для большинства работ историков многословие и тяжеловесность стиля, то понятно, почему их мало кто читает.

Другое дело — мемуары. Пусть они не столь глубоки, как академические исследования, но зато насколько они свободнее, живее, насколько вернее передают вкус и запах эпохи. Понятно, и здесь есть свои огрехи. В мемуарах много неточностей: то память подведет мемуариста, то хочется ему выдать желаемое за действительное, да и самому немного покрасоваться. И все же, в лучших произведениях мемуарной литературы немало убедительного, увлекательного, исторически верного. Особенно это относится к тем из них, которые были написаны вскоре после событий, по горячим следам. Это, собственно, даже не воспоминания, а свидетельства современников. Большая часть книги как раз и состоит из такого рода материалов — свидетельств о двух войнах, Первой мировой и Гражданской, и двух революциях, Февральской и Октябрьской. Перерывая на протяжении довольно длительного времени различные исторические труды и мемуары на эту тему, я как-то скорее даже подсознательно, чем целенаправленно отбирал именно такого рода свидетельства.

Действительно, в десятках исторических трудов и воспоминаний я читал о самоубийстве Донского атамана Алексея Максимовича Каледина. Но по-настоящему я почувствовал всю глубину и неотвратимость этой трагедии, когда прочитал очерк М. Богаевского, человека, близкого Каледину, с которым тот советовался по важнейшим вопросам в последние свои предсмертные дни и который вбежал в комнату атамана через несколько минут после выстрела… Очерк был написан уже через 3 или 4 дня после рокового события, а сам М. Богаевский как бы расписался кровью за свою правду — в том же 1918 году он был расстрелян большевиками.

Или же не столь трагический, но столь же эмоционально впечатляющий «эффект присутствия» в записи драгунского офицера Аркадия Столыпина о его состоянии, когда вскоре после Февральской революции ему было приказано снять с погон вензеля Императора…

Я не хочу этим сказать, что воспоминания, написанные двадцать или тридцать лет спустя, не могут быть столь же увлекательны и исторически правдивы. Например, воспоминания графа Зубова о революционных днях в Гатчине или впервые публикуемые по рукописи воспоминания Н. Я. Галая о его восприятии двух революций не уступают свидетельствам, написанным по горячим следам.

Важным критерием при составлении книги было для меня, помимо сказанного, свежесть материала. Я стремился отобрать не только самые любопытные, но и наименее заезженные воспоминания. С этой целью я определил круг лиц и событий, которые по моему разумению, с одной стороны, должны быть всем интересны, а с другой — не очень известны. Вот, к примеру, адмирал Колчак. Сколько всего и возвеличивающего и уничижительного написано в книгах и показано в фильмах об Омском периоде его жизни и о его трагическом конце. А вот интереснейший период, когда он командовал Черноморским флотом (где его и застала революция), мало кому, кроме специалистов, известен. Или же генерал Ренненкампф. Несть числа военно-историческим трудам, посвященным не самой удачной операции русских войск в Восточной Пруссии в начале Первой мировой войны, но одно из центральных действующих лиц этих событий — генерал Ренненкампф остался где-то в тени, припечатанный к тому же военными историками серией нелестных эпитетов.

И еще одна особенность этой книги. Я убежден, что длинные, растянутые на многие десятки и сотни страниц повествования не способствуют восприятию современным читателем динамики той эпохи. Поэтому практически все тексты в этой книге даны в сокращенном виде. Некоторые из них сокращены сравнительно незначительно, не более чем на треть (очерки о Махно, Пилсудском, Колчаке). Другие более чем наполовину («Как Латвия не стала советской»). Третьи вообще представляют собой фрагменты крупных художественных произведений (А. Ремизов, Р. Гуль, А. Веселый) или же статей и записок (А. Столыпин, Е. Шелькинг, М. Свечин, Б. Пылин, А. Брагин). При этом ни в одном случае я не позволил себе замены авторских слов и выражений моими собственными. Композиционное расположение текстов подсказало мне систему соответствующих заголовков, отличных от авторских. Однако во всех случаях я привожу и авторские названия целостных произведений и их частей.

Из сказанного видно, что я не ограничился в этой книге представлением воспоминаний и свидетельств, так сказать, «в чистом виде», но включил, помимо них, и несколько отрывков из художественных произведений. Это уже упомянутые свидетельства Алексея Ремизова о «взвихренном» революцией Петрограде, претворенные им в гениальную художественную прозу («Взвихренная Русь»). Это также «Россия кровью умытая» Артема Веселого и беллетризованные биографии — Котовского, написанная Романом Гулем, и Пилсудского, написанная Марком Алдановым. Очень советую моим читателям не ограничиваться помещенными в этой книге фрагментами, а прочитать их произведения полностью.

В заключение хотел бы сказать следующее. Эта книга имеет для меня еще и личный характер. Дело в том, что рассказами о той эпохе я был наслышан с раннего детства. Я родился в Ростове-на-Дону, центре Белого движения, через несколько лет после ухода Добровольческой армии с Дона, и вся жизнь моих родителей и ближайших родственников была напрямую связана с событиями, которым посвящена эта книга. Мамин брат и ее дядя служили у Деникина и были расстреляны большевиками. Отец, тогда студент-медик, стал свидетелем захвата Екатеринослава махновцами и, согласившись на уговоры, какое-то время был лекарем в одном из махновских отрядов…

Множество предметов, связанных с той эпохой, окружали меня в детстве — от выброшенных банкнот «Банка Юга России» с портретом Деникина, которыми мы играли мальчишками, до нот «Прощание славянки» с изображением офицеров в погонах на пианино у матери, на которые почему-то ни разу не обратили внимания красноармейцы, неоднократно проводившие у нас обыски…

Всё это заставило меня уже в сознательном возрасте с особым интересом относиться ко всему, что воскрешало в памяти атмосферу тех дней.

Вот почему мне хотелось бы, чтобы эта книга смогла передать ощущение лихолетья двух войн и двух революций 1914–1920 годов и познакомить читателя с наименее освещенными сторонами жизни известных персонажей и малоизвестными деталями известных событий той эпохи.

Леонид Аринштейн

Revolution (Стэнфордская энциклопедия философии)

1. Концептуальные вопросы

Несколько терминов используются для обозначения внеконституционного отказа от существующие государственные полномочия, либо tout court , либо в определенной области: сопротивление, восстание, отделение ^[3] , г. революция. Сопротивление не обязательно должно быть полным; вместо этого он может включать неподчинение определенному закону или законам или попытки помешать политика правительства или попытки правительства выполнять определенные действия; и сопротивление может принимать различные формы, включая акты неповиновения, которые являются не только публичными, но и преднамеренными для достижения максимальной огласки (как в случае гражданского неповиновения), а также скрытые акты несоблюдения; и это также может быть мирный или ненасильственный, разрушительный или нет.Восстание, полезно отличается от сопротивления, подразумевает полное неприятие власть правительства. Но такой отказ от правительственных власть могла быть предпринята по совершенно другим причинам, будь то полностью покончить с правительством (анархистская гол) ^[4] , создать новое правительство с той же областью территориальных власти, чтобы создать новую территориальную единицу из части территории существующего правительства (отделение), или оторвать часть территория правительства и присоединить ее к другому существующему государству (ирредентистское отделение).Обычно считается, что у революции есть два компоненты: отказ от власти существующей власти и попытка заменить его другим правительством, где оба использование неконституционных средств. В этом прочтении революция и бунт преследует негативную цель, полное неприятие власть правительства, но революция включает в себя дополнительно положительная цель, создать новое правительство вместо прежнего. уничтожен.

Некоторые важные эмпирические исследования, относящиеся к морали революционную войну можно найти в исследованиях гражданской войны.Последний иногда определяется как крупномасштабный вооруженный конфликт между государствами сил и одной или нескольких негосударственных сторон. Это определение может быть слишком ограничительный, однако, поскольку это исключит крупномасштабное вооруженное конфликт между двумя или более негосударственными сторонами в условиях которое правительство распалось полностью или все еще существовало, но не был способен выставить войска. Более широкое понимание гражданского война, которая охватила бы такой случай, была бы просто войной крупномасштабный внутригосударственный вооруженный конфликт.

Предыдущие термины не всегда рассортированы таким образом в действительности. политический дискурс. Например, правительство США назвал выход южных штатов из Союза восстание, в то время как многие конфедераты называли свое предприятие Вторым Американская революция; и американские колонисты, стремившиеся отделиться из Британской Империи называли себя революционерами, а не сепаратисты или повстанцы. (Возможно, американцы избегали термин «бунтарь», потому что они думали, что он имеет отрицательный коннотации).Точно так же отделение Алжира от Франции часто именуется алжирской революцией и освободительными колониальными войнами редко называются сепаратистскими конфликтами, хотя их цель выход из политического строя, основанного на митрополите штат. ^[5] В дальнейшем термин «революция» будет сохранен. за внеконституционные попытки уничтожить существующий национальный правительство и заменить его в полном объеме его территориальных власть, с новым правительством. На этом пути сортировки различные термины, сепаратисты и революционеры обязательно повстанцы, в то время как повстанцы не должны быть ни сепаратистами, ни революционерами (они могут быть анархистами), а сепаратисты как таковые не революционеры.

Иногда термин «революция» используется в более сильных смысл, поскольку означает не просто внеконституционную попытку заменить одно правительство с другим, но и произвести фундаментальные изменения в типе правительства, как в революции, чтобы свергнуть самодержавие и создать вместо него демократию. Таким образом, некоторые ученые левые утверждали, что так называемая американская революция не была действительно революция, потому что она не создавала и даже не нацеливалась кроме новой формы буржуазного государства — контролируемого государством в интересах класса, контролирующего средства производство (Зинн 1980, Дженнингс 2000).Многие американские историки пришел к другому заключению, утверждая, что это была революция в более сильный смысл, потому что он заменил монархию республикой (Нэш 2005; Вуд 1993). При таком более сильном понимании революции как включая коренное изменение типа правительства, сепаратисты тоже были бы революционерами, если бы новое правительство они пытаются установить на части территории государства быть принципиально иного типа. Очевидно, это сильнее концепция революции не яснее и спорнее, чем попытки выделить принципиально разные типы правления (отсюда споры о том, была ли война за независимость Американские колонии из Великобритании были «действительно» революцией).В оставшейся части обсуждения я буду использовать «Революция» в более слабом смысле, с пониманием что он может также включать революции в более сильном смысле. это Стоит, однако, отметить, что мораль революции в большей чувство, во всяком случае, сложнее, чем у более слабого чувства, потому что первое касается не только внеконституционных свержение существующего правительства, но также и внеконституционные установление нового типа правительства.

Еще одно различие.Революции могут быть насильственными или ненасильственные и могут начинаться ненасильственными методами и переходить к насилию. Этот различие, хотя и очевидно важное, не так четко, как можно было бы думаю, потому что то, что считается насилием, может быть оспорено. Например, попытки свергнуть правительство подрывными методами (для пример проведения всеобщей забастовки, отключения электросетей или блокировки основные транспортные маршруты) не являются насильственными в том смысле, в котором разряжать огнестрельное оружие или детонировать взрывчатку можно, но они могут тем не менее причинить смертельный вред.Основная тема этой статьи — насильственная революция, где «насилие» понимается в наиболее надежным способом и в широком масштабе; другими словами, тема — революционная война, как обычно понимается «война» (Сингер и Смолл 1994: 5).

Однако стоит отметить, что есть позиция по революция, которая устраняет необходимость в теории справедливой революционной войны, а именно мнение, что крупномасштабное революционное насилие никогда не морально оправдано, потому что риски такого начинания настолько велики и потому что ненасильственная революция более эффективна.Некоторые эмпирические политологи утверждали, что есть веские доказательства того, что ненасильственная революция с большей вероятностью достигнет своих целей, чем революционная война (Ченовет и Стефан 2011). ^[6] Даже если это верно как обобщение, остается вопрос: есть ли исключения — случаи, когда ненасилие не может достичь целей справедливой революции или только достигнет их с неоправданными издержками с точки зрения человеческого благополучия — и их можно идентифицировать ex ante. Если есть такие случаи, нужна теория справедливой революционной войны.

2. Взгляды некоторых крупных деятелей на мораль революции

Здесь нельзя сделать попытку провести обзор взглядов на революцию. в истории западной философии, а тем более охватывает другие традиции. Вместо этого достаточно сказать, что типичное отношение к революции крупных деятелей Запада традиция, предшествующая современному периоду, заключалась в том, чтобы осуждать ее или признавать его моральную допустимость только в очень узких обстоятельствах (Моркявичюс 2014).Августин ( Город Божий ) и Фома Аквинский ( Summa theologiae ), например, оба осуждают восстание и отсюда революция, недвусмысленно призывающая к подчинению силам, которые быть. Суарес (1609) считал, что только «меньший магистраты »имели власть попытаться свергнуть существующий правительство, подразумевая, что революция тех, кто не уже занимать официальные роли никогда не было оправдано. Гоббс (1651 г.), кого некоторые считают первым по-настоящему современным политическим философом в Западная традиция открыто отрицала, что революция когда-либо могла быть оправдано, вместо этого полагая, что субъект может только справедливо сопротивляться государственная власть в порядке самообороны и только тогда, когда причинение ей смертельного вреда было неминуемо.

Взгляды, которые категорически отвергают революцию или считают ее допустимой в только самые крайние обстоятельства обычно имеют одно или оба двух обоснований. Первый — это непреодолимое отвращение к предполагаемый риск насильственной анархии из-за попыток свергнуть правительство (аргумент о чрезмерном риске). Второй — убеждение что требование законных полномочий не может в силу логическая необходимость, которая будет встречена в случае революционной войны ( Концептуальный аргумент).

Рассмотрим сначала аргумент о чрезмерном риске для вывода, что революция никогда или очень редко оправдывается. Проще говоря, идея состоит в том, что практически любое правительство лучше, чем никакое, и что, хотя это правда, что революции (в отличие от простых восстаний) стремятся не просто разрушить существующее правительство, но заменить его что-то лучшее, они могут преуспеть только в первом, разрушительном задача или не удастся выполнить вторую конструктивную задачу до тех пор, пока произошло недопустимое снижение физической безопасности.Такие взгляды часто основывались на довольно пессимистическом взгляде на человеческую природу. Хотя некоторые средневековые мыслители могли приписать риск крайней насилие, когда власть отвергается в пользу мужчин якобы иррациональный и эгоистичный характер, Гоббс (1651) в отличие может быть истолковано как отнесение этого к человеческой рациональности, без каких-либо предположение, что все или даже большинство людей кровожадны или подвержены чрезмерному желанию господства. Об этой интерпретации Гоббса, где нет правительства — нет силы, способной соблюдение правил, способствующих физической безопасности — это рационально для людей, чтобы попытаться доминировать над другими исключительно в целях защиты причин, даже если есть лишь меньшинство людей, которые ищут господство ради него самого.Это не греховная природа человека, но его рациональность в сочетании с теоретико-игровой структурой состояние анархии, которое делает отсутствие правительства столь смертоносным опасно.

По крайней мере, в классической либеральной традиции, согласно которой люди имеют права до учреждения правительства и в правительства которых рассматриваются как попечители, представители народа, отношение к революции в целом более снисходительное. Eсть право на восстание, когда правительство нарушает эти естественные права охрана которого была создана.Локк (1689), очевидно, идет далее: согласно одной интерпретации, он считает, что народ сам по себе по своему усмотрению может по праву отменить опеку, то есть распустить правительство, даже в отсутствие нарушения государством естественные права или неспособность защитить их. Они могли, например, распустить правительство, чтобы сформировать новое, которое они просто мысль была более действенной. Локк явно пытается притупить край этого довольно радикального вывода, совершенно необоснованно допуская эта революция не произойдет, если народ в целом уже сильно пострадал от рук правительства.Он может также думали, что в тех случаях, когда нынешнее правительство не было нарушение естественных прав, роспуск разрешен только в том случае, если это сделано через конституционно санкционированный процесс, а не через революция.

Локк прямо не рассматривает две возможности, которые часто реализовывались в реальных революционных обстоятельствах: во-первых, что государственное угнетение не может быть универсальным, но вместо этого может нацелены только на определенные группы в обществе, например, религиозные или этнические или национальные меньшинства или те, кто критикует правительство; во-вторых, что даже при общем угнетении не может быть достаточная спонтанная мобилизация сил для свержения правительство.Следовательно, Локк удобно обходит два вопроса. что теория морали революции должна адресовать: (1) должна ли революция положить конец особому, а не всеобщему угнетению? оправданный; и (2) какие средства могут те, кто уже привержен революция использовать, чтобы мобилизовать достаточно других для участия в революция, чтобы сделать успех возможным. Первый вопрос важен из-за возможности причинения вреда невиновным люди — включая общее снижение физического безопасность — эта революция может повлечь за собой, необходимо как-то взвесить против выгоды с точки зрения освобождения от несправедливости, которую угнетенное меньшинство получит, если революция в конце концов удастся.Даже если несправедливость, причиненная меньшинству, заслуживает большего веса в упражнении на балансировку, может наступить момент, когда революция не проходит проверку на соразмерность, если вред другим, который будет результатом исправления прав меньшинств — нарушения велики довольно. Второй вопрос возникает, потому что даже там, где угнетение в целом участие в революции для достижения успеха, либо потому, что значительная часть население, охваченное идеологией, претендующей на оправдание существующий политический порядок, не воспринимают себя всерьез угнетены, или из-за неспособности решить коллективные действия проблемы.Если выполняется одно из этих двух условий, достаточно мобилизации людям, чтобы иметь хорошие шансы на успешную революцию, может потребоваться принуждение в условиях, в которых тем, кто будет его применять, не хватает легитимности и в котором институциональные ресурсы, которые могут легитимность недоступны.

Локк занимал более благоприятную позицию по отношению к революции, чем Гоббс или его средневековые предшественники, потому что он не считал, что риски физической незащищенности, сопровождающей разрушение существующего правительство было так же высоко, как и эти мыслители.Это более оптимистично рассматривать как обоснованные, в свою очередь, в его убеждении, что разрушение политический порядок не обязательно влечет за собой разрушение общества — это из социальных практик и привычек, которые эффективно контролируют большинство серьезные формы насилия. Однако было бы ошибкой заключить либо Гоббс был прав, а Локк ошибался, либо порок наоборот о последствиях для физической безопасности разрушение правительства. В любом случае обобщение было бы бесполезный. Более разумное мнение состоит в том, что риски разрушения правительства и, следовательно, революции меняются в зависимости от обстоятельства.Если это так, и если оправданность революции зависит даже частично от серьезности рисков физического небезопасности, тогда оказывается, что содержание теории Справедливая революционная война должна определяться эмпирическими соображениями. Тем не менее будет справедливо сказать, что многие философы, которым было что сказать о справедливой революционной войне, прямо или косвенно в своей работе над межгосударственными войнами не приняли это близко к сердцу. Они либо не осознали важность эмпирических предположения о рисках революции или соответствующие эмпирические предположения, но без предоставления достаточных доказательств их действительность.Без убедительного эмпирического описания условия, при которых вероятны попытки свержения правительства вызвать насильственную анархию, и отчет об условиях, при которых насильственная анархия, вероятно, будет продолжаться в течение некоторого значительного периода время, пессимизм и оптимизм по поводу революции, и расчеты пропорциональности, по которым обосновывается Предполагается, что революция будет зависеть, будет больше вопросом веры, чем причина.

Второй или концептуальный аргумент или отрицание этой революции оправданным приписывается Канту на том, что можно было бы назвать Руссоистская интерпретация его взглядов, сформулированная, пожалуй, наиболее явно Кристин Корсгаард (2008) и Катрин Фликшу (2008).(1) быть оправданным, попытка ниспровергнуть существующие политические полномочия должны быть выражением или санкционированы общая воля; иначе это было бы наложением частной воли или частной воли и, следовательно, противоречащей праву; (2) но только существующая высшая политическая власть может выражать или быть уполномоченной агент всеобщей воли; поэтому (3) революция никогда не может быть оправдано. Этот аргумент против революции, в отличие от гоббсовского стиля аргументы неоправданного риска, не опираются на неподтвержденные эмпирические предположения о неизменно тяжелых последствиях для физических незащищенность попыток разрушить существующие правительства.это уязвим, однако, для другого возражения, а именно, что когда правительство достаточно тираническое и деструктивное, меньшее из зло может заключаться в том, что кто-то действует, не обладая властью — в Другими словами, использование принуждения, если необходимо добиться условия для элементарного правосудия и включает минимальное количество принуждение, необходимое для достижения этой цели, может быть морально оправдано, даже если им не владеет легитимный агент (Бьюкенен 2013, 2016). С точки зрения Канта, эта точка зрения случаях наложение основного порядка, необходимого для реализации права могут быть оправданы, даже если это навязывание частной воли, пока предметом этой воли является общее благо справедливости правильно задумано, пока применяемое принуждение является наименьшим необходимо для выполнения работы, и до тех пор, пока агент обязуется создавать порядок, скорее всего, сможет это сделать.

Концептуальная версия отрицания Кантом возможности революции оправданный отличается от другого кантовского аргумента, который более сродни аргументу о чрезмерном риске: (i) все люди необратимо обязаны способствовать тому, чтобы выбраться из состояние, при котором универсальное право не может быть реализовано, (ii) универсальное право может быть реализовано только там, где правительство существует и признано как авторитетный, (iii) восстать — значит пытаться уничтожить существующее правительство и отрицать его власть, и, следовательно, (iv) революция никогда не может быть оправдана.Эта вторая интерпретация По мнению Канта, участвовать в революции — это не просто создают неприемлемо высокий риск общей незащищенности, но также нарушают фундаментальное обязательство способствовать созданию условий для реализация всеобщего права. Говоря более современным языком, это аргумент против революции, основанный на сильной интерпретации Естественный долг справедливости, обязанность помогать поддерживать условия для справедливости.

Аргумент естественной обязанности уязвим для очевидного возражения: если существующее правительство настолько ужасно, что помешает даже достойному приближение реализации всеобщего права, и если революция представляет лучшую перспективу для этого, чем моральное обязательство создать условия для реализации всеобщего права, говорит в в пользу революции, а не против нее (Finlay 2015: 19–52).

В то время как либеральные политические философы, как правило, оправдание или революция с точки зрения исправления правительственных нарушение естественных прав или непризнание отзыв народом его опеки (например, отказ результаты выборов) революция в марксистской традиции понимали совсем иначе. Есть одна разновидность Маркса толкование, согласно которому он полностью отвергает разговоры о правах, либо в пользу обсуждения конфликтующих интересов, либо в пользу словаря самореализации или преодоления человечеством отчуждение от своего «видового существа» (Buchanan 1982).На В этой интерпретации Маркс считал, что само понятие прав идеологическая конструкция, которая поддерживается и, в свою очередь, усиливает эгоистическая психология буржуазного общества и однажды будет отброшена происходит переход к развитому коммунистическому обществу. Если само концепция прав, таким образом, испорчена и обречена на устаревание, тогда возникает вопрос, как еще оправдание пролетарская революция может быть подставлена ​​(Finlay 2006). Один ответ, что согласуется по крайней мере с ранними сочинениями Маркса, что пролетарская революция нужна, чтобы разрушить условия отчуждения и создать условия для полной реализации природа человека как творческого, коллективного существа, типа существа кто будет через процессы научно информированного коллектива принятия решений, полностью подчинить естественный и социальный мир преднамеренный человеческий контроль на благо всех ( Economic & Философские рукописи 1844 г. г., г. MER : 66–125).

Даже если бы Маркс думал, что успешная революция может быть правильной описывается как преодоление отчуждения или, более позитивно, как реализация человеческого «видового существа», сомнительно, что он думал, что пролетарской революции нужно , чтобы оправдать тем или иным способом. В конце концов, есть Маркс, который высмеивает «Моралисты» социалисты и кто, кажется, придерживается этого Успешная пролетарская революция — дело исторически неизбежная реализация общих интересов пролетариата, и что революция будет эффективно мотивирована этими интересами, не приверженностью каким-либо моральным принципам ( О разделении Труд в производстве в MER : 683–717).Такой интерпретация хорошо согласуется с пониманием Маркса его теории истории как научного и реалистичного. Согласно этому счету, вопрос о том, оправдана ли революция, празден; это будет происходят потому, что революция в способе производства знаменует собой переход от капитализма к коммунизму приведет к фундаментальным трансформация всех социальных отношений, которые будут нести человеческие существа за пределами государства и политики ( Critique of the Gotha Программа , часть IV, 1875 в MER : 525–541).Назовите это Аморалистическая интерпретация Маркса о революции.

Поскольку интерпретация аморалистов включает в себя описание мотивация (в отличие от оправдания) пролетарского оборот ^[7] , это просто и рационалистично: в конце концов рабочие поймут что ниспровержение капиталистического строя в их интересах и Действуй соответственно. Есть две очевидно фатальные проблемы с таким Посмотреть. Во-первых, согласно собственному мышлению Маркса, пролетариат выступит против капиталистического порядка только тогда, когда капитализм достиг такой степени отчуждения, эксплуатации и обнищания что рабочим нечего терять, кроме цепей ( Capital , Volume 1, 1894, в MER : 329–343; Манифест Коммунистической партии , 1848 г., в MER : 500).Маркс считает, что это должно произойти, потому что капиталистическая система дает каждому капиталисту главный стимул к сохранению выжать из своих рабочих как можно больше труда, даже если каждый капиталист читает Капитал и может предвидеть, что совокупный эффект такого поведения приведет к свержению система. Но это означает, что Маркс предполагал, что капиталисты как класс были поражены проблемой коллективных действий, которую они не могли решить — что даже если в их коллективных интересах избегать обнищания пролетариата, каждый сочтет это рациональным действовать таким образом, чтобы способствовать обнищанию.Наоборот, можно утверждать, что капиталисты решили свои коллективные действия проблема путем создания современного государства всеобщего благосостояния — устройство что в достаточной мере облегчает тяжелое положение рабочих, чтобы помешать мобилизация на революцию, но без уничтожения господства буржуазия. Во-вторых, хотя Маркс не дает нам оснований думать что капиталисты уступят неразрешимым коллективным действиям проблема, он не может серьезно относиться к проблеме коллективных действий столкнулся с пролетариатом (Cohen 1978, Elster 1985).Как и с революций в целом, каждый может рассуждать, что либо достаточно другие будут мобилизованы, чтобы сделать революцию успешной, или они будут нет, что ее собственное участие в революции, вероятно, приведет к значительные затраты, что она пожнет плоды революции, если он успешен, и поэтому рациональным курсом действий является воздерживаться от участия. Ключевым моментом здесь является то, что рабочие не хватает ресурсов для решения своей проблемы коллективных действий, которые капиталисты могут использовать для решения своей: контроль над государством и, следовательно, доступ к обеспечению соблюдения правил, которые могут изменить стимулы для воздержание от вклада в общественное благо.Маркс не только не серьезно относиться к проблеме коллективных действий пролетариата; его теория отчуждения предполагает, что оно будет серьезным, потому что один из Эффект капитализма состоит в том, чтобы настроить рабочих друг против друга в конкуренции за рабочие места и порождают среди них эгоистические психология, характерная для всех людей, живущих при капитализме (Бьюкенен 1979). Короче говоря, попытка аморалиста Маркса обойти вопрос о том, является ли революция нравственно и при каких условиях оправдано неудачей, потому что его основанный на интересах рассказ о революционных мотивация заставляет революцию зависеть от обнищания пролетариат, ошибочно предполагает, что класс капиталистов не будет способен действовать коллективно, чтобы избежать обнищания, и ошибочно предполагает что если пролетариат поймет, что его интересы требуют свержение системы они фактически восстанут.

Естественным марксистским ответом мог бы быть отказ от утверждения, что мотивация на основе интересов причинно достаточна для успешного пролетарская революция, считая, что пролетариат может прийти видеть, что капитализм несовместим с достоинством человека существа или с полной реализацией своего потенциала для гармоничного, творческий коллективный контроль над природным и социальным миром и отмена всех форм эксплуатации и эксплуатации. С этой точки зрения, мотивация революции — это своего рода перфекционистская этика или, скромнее — желание положить конец человеческой деградации.

Идея заключалась бы в том, что пролетарии сталкиваются только с неразрешимым проблема коллективных действий, если каждый работник (или их достаточное количество) работает в расчетном режиме, взвешивая затраты и выгоды участие, поскольку они решают, восстать ли. Можно подумать, что отличительной чертой некоторых типов моральной мотивации является то, что они могут заставить людей выйти из режима вычислений, который производит проблемы коллективных действий. Не все виды моральной мотивации подойдут уловка, конечно.Если бы рабочие были в целом максимизаторами полезности, каждый может решить воздержаться от революции, мотивируя это тем, что либо достаточно других участников, чтобы позволить революции добьются успеха или нет, независимо от того, участвует ли она и что ее участие было бы просто ненужным вычитанием из общая полезность. Другие виды моральной мотивации, в том числе являются выражением приверженности деонтологическим принципам, могут напротив, не позволяют человеку производить расчеты, которые создать проблему коллективных действий пролетариата.Такие принципы могут служить «причинами исключения» и они исключают из рассмотрения расчеты рентабельности.

Отказ от марксистской теории революции означал бы игнорируя многочисленные отрывки из «научного реалиста» в Маркса и игнорирование его презрения к моралистическим социалисты. Но останутся две проблемы, одна внутренняя для марксистский взгляд и другой независимый от него. Первая проблема что с учетом взглядов Маркса на идеологию трудно понять, как пролетарские массы могли, подчиняясь сознанию искажающие силы капитализма, сплотились вокруг перфекциониста этики или формальной приверженности любым моральным принципам, которые потребовали бы полное свержение капитализма.Маркс, видимо, думал, что занавес идеологии был бы сорван из-за обнищания пролетариат — что когда они достигли полной глубины депривации и деградации они придут к пониманию того, что капитализм идти. Но Маркс ошибался, предсказывая, что обнищание происходят: в большинстве обществ при капитализме реальная заработная плата выросла и государство всеобщего благосостояния облегчило тяжелое положение рабочих — просто довольно. Вторая проблема заключается в том, что недавние эмпирические исследования оборотов указывает на то, что во многих случаях — возможно, в большинстве — то, что определяет, будет ли человек участвовать в революции или даже поддержать его любым способом — будь то режим или революционеры контролируют территорию, в которой живет человек (Каливас 2006, Вайнштейн 2007).Если это так, то оказывается, что в во многих случаях моральная мотивация причинно не имеет значения; это интерес во избежание издержек, налагаемых теми, кто обладает силой принуждения человек, будь то агенты режима или уже привержены революции, что определяет участие или неучастие в революции. Но если это так, то тема нельзя избежать морали революции, потому что она всегда уместно спросить, должны ли те, кто обладает силой принуждения использовать его, и если да, то как они должны его использовать.

Как предполагалось ранее, во многих революционных контекстах люди попали в деструктивное стратегическое взаимодействие между режимами и тех, кто уже привержен революции, поскольку режим повышает стоимость участия, и революционеры увеличивают стоимость неучастие. Некоторые из самых сложных моральных вопросов, касающихся революции относятся к допустимости принудительных средств для решения проблема революционных коллективных действий в контексте этого стратегическое взаимодействие.

Подводя итог и в широком смысле, можно сказать, что что по крайней мере со времен Локка (1689 г.) преобладающий взгляд на революция в западной политической философии, как в либеральной, так и в Марксистские традиции, а также, возможно, популярная политическая культура, был значительно более снисходительным, чем у Гоббса (1651 г.) и Кант (1797) и их средневековые предшественники. На оставшуюся часть этого эссе, я сосредоточусь на широко либеральных подходах к революции на предположение, что в обозримом будущем развитие подлинная теория справедливой революционной войны, скорее всего, будет разработана используя ресурсы либеральной политической теории.Эта стратегия возможно, не так ограничительно, как может показаться, поскольку современные либеральная мысль вмещает не только идею прав личности, но также и коллективного права на самоопределение. То есть важная квалификация, потому что с 1950-х по 1970-е гг. революция для многих людей в незападных обществах означала освобождение от колониального господства; а в некоторых случаях освобождение было оформлено больше в с точки зрения коллективного самоопределения, чем с точки зрения защита прав личности.Один важный вопрос теории просто революционная война должна ответить, является ли реализация право на коллективное самоопределение само по себе является справедливым делом для революционной войны или только тогда, когда коллективный самоопределение — это средство от нарушений основных индивидуальных прав. Эта проблема рассматривается в следующем разделе.

3. Отличительные особенности революционных войн

Ключевой вопрос, который возникнет в ряде моментов в этом является ли основная теория справедливой войны, несмотря на ее неявный акцент на межгосударственных войнах дает адекватный отчет о мораль революционных войн.Чтобы ответить на этот вопрос, есть по адресу как минимум семь потенциально морально значимых отличий, которые нужно учитывать разум.

Во-первых, удовлетворение традиционного jus ad bellum требование «законной власти» вести войну, поскольку предложенное выше, в случае революции сложнее, особенно в начале конфликта, когда часто крошечный меньшинство ведет вооруженную борьбу против правительства и делает это якобы во имя народа, но где стандарт институциональные формы или процессы для легитимации применения насилия недоступны революционерам.Иными словами, проблема в том, что революционеры заявляют, что действуют от имени народа, но в условиях, когда трудно понять, как они могли быть уполномочен сделать это. Позже мы увидим, что попытки решить эту проблему проблема, ссылаясь на понятия согласия, одобрения или представительства неадекватны во многих обстоятельствах, в которых революции на самом деле происходят — и по иронии судьбы, особенно в этих условиях в котором справедливое дело для революции наиболее убедительно.

Даже современные теоретики признают, что проблема законного власть особенно трудна в случае ведения революционной войны, обсуждение часто бывает слишком абстрактным, потому что не может различать разные области действия, в которых легитимность может быть проблемой.Даже если, например, можно показать, что определенная группа революционеров — законное руководство в ощущение, что его можно рассматривать как представление людей в целом и правомерно действовать от их имени, вопрос о том, он обладает легитимностью, необходимой для определенных такие действия, как призыв людей на боевые действия, использование принуждения для подавления конкурирующих претендентов на лидерство или «наказания» предатели или информаторы.

Во-вторых, в межгосударственных войнах часто бывает только один претендент (на каждую сторона) на роль инициатора и направления использования

TSHA | Гражданская война

Секционные споры, разделившие Север и Юг в 1850-х годах, глубоко обеспокоили техасцев ( см. ANTEBELLUM TEXAS ).В то время как большинство техасцев имели сильную привязанность к Союзу, что они работали так трудно, чтобы присоединиться в 1845 году, они выразили большую озабоченность по поводу нападений на южных институты по северным политическим лидерам. Хотя только одна из четырех техасских семей владела рабами, большинство техасцев выступали против любого вмешательства в институт рабства , которое, по их мнению, необходимо для непрерывного экономического роста штата.

Многие техасцы считали избрание Авраама Линкольна («Черный республиканец») президентом (ноябрь 1860 г.) как угрозу рабству.Линкольн не фигурировал в избирательных бюллетенях Техаса, где губернатор Сэм Хьюстон считал баллотироваться в качестве независимого кандидата. Горожане призвали губернатора Хьюстона созвать народный съезд, чтобы определить, какие действия следует предпринять штату. Хьюстон, преданный как Техасу, так и Союзу, мало внимал этим просьбам и отказался предпринять какие-либо шаги, которые могли бы помочь отделению . Однако требования о проведении съезда возросли после отделения Южной Каролины в декабре 1860 года и объявления съездов штатов в Миссисипи, Флориде, Алабаме, Джорджии и Луизиане в начале января.Группа сецессионистских лидеров, в том числе Оран М. Робертс , Джон С. (Рип) Форд , Джордж М. Флорной и Уильям П. Роджерс , обратились к народ и призвал к выборам делегатов в государство Сецессион Конвенция в начале января. Члены « рыцарей Золотого круга » (KGC) в Техасе участвовали во всех аспектах отделения и последующей войны, при этом почти 53% делегатов съезда прибыли из графств с Рыцарскими замками.Хьюстон попытался предотвратить конвенцию, созвав специальную сессию законодательного органа и рекомендуя отказаться от признания конвенции. Вместо этого законодательный орган одобрил съезд при условии, что народ ратифицирует его результаты окончательным голосованием.

На съезде, собравшемся в Остине 28 января 1861 года, доминировали сепаратисты. 1 февраля делегаты 166 голосами против 8 приняли постановление о отделении. 23 февраля это постановление было одобрено тремя четвертями избирателей штата — 46 153 против 14 747.Собрание вновь созвано в начале марта, объявило Техас вне Союза и приняло меру, объединяющую штат с другими южными штатами в недавно образованных Конфедеративных Штатах Америки. Движение за отделение перенаправило национализм в Техасе в сторону Конфедерации. Губернатор Хьюстон, который отказался признать полномочия съезда на принятие этого решения, отказался принести присягу на верность новому правительству, после чего съезд объявил должность губернатора вакантной и повысил должность вице-губернатора Эдварда Кларка до позиция.Президент Линкольн предлагал отправить войска для оказания помощи Хьюстону, если он будет сопротивляться соглашению, но Хьюстон отклонил это предложение, а не вызвал гражданский конфликт в штате. Он удалился в свой дом в Хантсвилле, где и умер 26 июля 1863 г. над федеральной собственностью в штате ( см. КОМИТЕТ ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ ).Комитет начал переговоры с генерал-майором Дэвидом Э. Твиггсом , командующим войсками Соединенных Штатов, дислоцированными в Техасе. Твиггс, стареющий грузин со слабым здоровьем, ждал приказов военного ведомства. Утром 16 февраля Бенджамин МакКаллох , ветеран Техасский рейнджер , член KGC, герой Мексиканской войны , а теперь полковник кавалерии, привел по меньшей мере 500 добровольцев в Сан-Антонио, где они окружил Твиггса и его штабной гарнизон.Твиггс согласился сдать всю федеральную собственность в Техасе и эвакуировать 2700 солдат Союза, разбросанных в приграничных фортах по всему штату. Существующие военные объекты вдоль границы обеспечивали убежище для техасских конфедератов, включая Camp Charlotte , Camp Colorado , Camp Cooper , Camp Davis , Camp Del Rio , Camp Montel , Camp San Saba и Кэмп-Верде .

Большинство техасцев одобрили усилия губернаторов Кларка, Лаббока и Мурры по поддержке Конфедерации.Несмотря на это, профсоюз оставался сильным в некоторых частях штата; более 14000 техасцев проголосовали против отделения. Виги, Незнайки, демократы и члены оппозиции — все они питали оттенки юнионизма. Постоянный поток иммигрантов из Германии и северных штатов также способствовал появлению значительного числа юнионистов в Техасе. В конце 1860 года немецкие иммигранты вокруг Фредериксбурга и Нью-Браунфельса сформировали Лигу лояльности Союза ( см. ЛИГА СОЮЗА). Они поклялись в верности Соединенным Штатам и столкнулись с жестокими репрессиями со стороны техасских конфедератов.Это было особенно верно в некоторых немецких округах в Hill Country и в группе округов к северу от Далласа. Объявление военного положения в графствах Хилл-Кантри губернатором Лаббоком в 1862 году и Закон о призыве Конфедерации, направленный против немецких юнионистов, увеличили дезертирство и уклонение от призыва. Немецкие иммигранты из округа Остин сформировали три роты Waul’s Texas Legion , но многие из захваченных в Виксбурге, штат Миссисипи, принесли присягу на верность Соединенным Штатам.Некоторые из первых техасских юнионистов, такие как Джеймс У. Трокмортон , отдавший один из восьми голосов против отделения в Конвенции о сецессии, и Бен Х. Эпперсон , лидер восточных техасцев, выступавших против отделения, приняли Конфедерацию после Форт-Самтер и энергично поддержали южное дело. Другие, такие как Дэвид Г. Бернет , Э. М. Пиз и Сэм Хьюстон, отказались от общественной жизни и попытались избежать разногласий.

Другая группа покинула штат или попыталась это сделать.Некоторые из них, такие как С. М. Свенсон , отец шведской миграции в Техас, и Уильям Марш Райс , уроженец Массачусетса, сделавший состояние на торговом бизнесе в Техасе, незаметно ушли. Другие присоединились к армии Союза в их усилиях по разгрому Конфедерации. Около 2132 белых и 47 черных из Техаса служили в армии Союза. Наиболее известными из техасцев, которые поддержали Союз, были Эдмунд Дж. Дэвис , окружной судья, который организовал и командовал Первым техасским кавалерийским полком (Союз) , и Эндрю Дж.Гамильтон , законодатель и конгрессмен Техаса, которого Линкольн назначил военным губернатором Техаса после войны.

Техасские конфедераты жестоко расправились с теми, кто пытался помочь врагу. До войны северный методистский миссионер Энтони Бьюли и его жена Джейн Винтон Бьюли пытались сбежать из Форт-Уэрта, но были задержаны в Миссури и вернулись в Техас, где его повесили. В результате жестоких нападений около Теханош , в том числе капитан Хосе Анхель Наварро , бежали в Коауила во время конфликта.Точно так же члены KGC совершили налет на офис Сан-Антонио Аламо Экспресс редактор Джеймс П. Ньюкомб , чтобы уничтожить прессу и поджечь здание. В результате Ньюкомб бежал в Мексику и Калифорнию до конца войны. Подозрение в симпатиях к юнионистам создавало трудности в южных семьях и общинах, особенно среди немецких женщин и женщин из племени Техана. Во время войны Хосефа «Чипита» Родригес была обвинена, предана суду и казнена за жестокое убийство Джона Сэвиджа около Сан-Патрисио, хотя никакие доказательства не связывали ее с преступлением.В августе 1862 года Фриц Тегенер возглавил шестьдесят пять юнионистов, в основном немцев из Горной страны, в безуспешной попытке пересечь Рио-Гранде и бежать из Техаса. У реки Нуэсес их настигли государственные войска под командованием лейтенанта Колина Д. Макрея. Тридцать пять юнионистов были убиты, а несколько других были ранены в битве при Нуэсесе . Еще пятьдесят сторонников Союза были повешены в округе Гиллеспи несколько недель спустя. Самая крупная облавы на подозреваемых юнионистов произошла в округах Кук и Грейсон к северу от Далласа.Гражданский суд в Гейнсвилле судил 150 человек за юнионистскую деятельность. Некоторые сознались, некоторые были осуждены, и тридцать девять были казнены в ходе того, что современники назвали Великим повешением в Гейнсвилле года.

Комитет общественной безопасности санкционировал набор добровольцев в конце февраля и марте 1861 года. В дополнение к войскам, набранным Беном Маккалоком, кавалерийские полки были набраны Генри Э. Маккалоком , младшим братом Бена и Джон С.Форд , ветеран рейнджеров, капитан и исследователь. Обстрел форта Самтер в апреле 1861 года и последующий призыв добровольцев президентом Конфедерации Джефферсон Дэвис стимулировали усилия властей Техаса по мобилизации дополнительных войск. Губернатор Кларк разделил штат сначала на шесть, а затем на одиннадцать военных округов для набора и организации войск, запрошенных властями Конфедерации.

К концу 1861 года 25 000 техасцев состояли в армии Конфедерации.Две трети военнослужащих были в кавалерии — той ветви службы, которую предпочитали техасцы. Подполковник Артур Фримантл из британской гвардии Колдстрима, посетивший Техас во время войны, заметил эту любовь к кавалерийской службе: «… было очень трудно поднять пехоту в Техасе, — сказал он, — поскольку ни один техасец не ходит и ярда». если он может помочь «. Губернатор Кларк заметил, что «пристрастие техасцев к кавалерийской службе, основанное на их несравненном мастерстве верховой езды, настолько велико, что во многих случаях они не желают участвовать в службе любого другого описания, если это не требуется по реальной необходимости.»

Фрэнсис Р. Лаббок , который победил Кларка с небольшим отрывом на губернаторских выборах 1861 года, тесно сотрудничал с властями Конфедерации, чтобы удовлетворить потребности в людях по мере расширения войны. Набор кадров стал более трудным, поскольку некоторые из первых энтузиазма ослабли Принятие Конгрессом Конфедерации в апреле 1862 года общего закона о воинской повинности на мгновение дало толчок волонтерской деятельности. Согласно этому закону все белые мужчины в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти лет должны были проходить военную службу.В сентябре верхний возрастной предел был повышен до сорока пяти лет, а в феврале 1864 года возрастной предел был увеличен до семнадцати и пятидесяти лет. Однако законы Конфедерации о воинской повинности содержали много исключений, и какое-то время призывники могли нанимать замену.

От 70 000 до 90 000 техасцев прошли военную службу на войне и участвовали в каждом крупном сражении, кроме Первого Манассаса и Чанселлорсвилля. Не менее 37 техасцев служили генералами в армии Конфедерации.Губернатор Лаббок сообщил законодательному собранию в ноябре 1863 года, что армия насчитывала 90 000 жителей Техаса, но эта цифра кажется высокой для техасцев, находящихся на службе в любое время. Федеральная перепись 1860 года насчитывает 92 145 белых мужчин в возрасте от восемнадцати до сорока пяти лет, проживающих в штате. Принимая во внимание небольшой рост населения за четыре года войны и учитывая, что некоторые техасцы моложе восемнадцати и старше пятидесяти лет служили, можно сказать, что от 100 000 до 110 000 техасцев были потенциальными солдатами.

Официальные лица Конфедерации основали десятки учебных лагерей по всему Техасу, где солдаты привыкали к военной жизни, тренировали боевые порядки и практиковали артиллерию. Девятая Техасская пехота проходила обучение в Кэмп Раск в округе Дельта в Северном Техасе. По крайней мере, десять пехотных рот собрались в Camp Henry E. McCulloch недалеко от Виктории. Войска штата Техас в центральном Техасе основали Camp Clark и Camp Waul , а Camp Wood разместили техасских рейнджеров в далеком юго-западном округе Реал.Тысячи военнопленных Союза содержались в лагере Camp Groce в округе Уоллер и Camp Felder в округе Вашингтон. Лагерь Форд был построен в 1863 году и стал крупнейшим лагерем для военнопленных в Техасе, где более 6000 солдат Союза содержались в частоколе, окружавшем четыре акра.

Перед войной население Мексиканских техасцев увеличивалось за счет потока семей, спасающихся от политических беспорядков и мексиканской системы правосудия. Американцы мексиканского происхождения и Теханос столкнулись с расизмом и нативизмом со стороны англичан после революции в Техасе .В апреле 1861 года восстание сорока мексиканских техасцев во главе с Антонио Очоа предприняло попытку помешать чиновникам округа Сапата присягнуть на верность Конфедерации. Запрос окружного судьи Исидро Вела о помощи из округа Уэбб привел к ожесточенной конфронтации с солдатами Конфедерации, известной как Резня Кларено. Тем не менее, некоторые элитные семьи имели значительные экономические и политические связи с сепаратистами в Остине. Браки Петра Вела де Видал Кенеди , Саломе Балли Янг , Каролина Анджела де ла Гарса, Висента Итурри и Мария Марсела Гарсия с выдающимися англоязычными бизнесменами являются образцом размытых расовых границ в руководстве Южного Техаса.Теджанас в Центральном и Южном Техасе взял на себя новые и расширенные роли в тылу. Как и их англоязычные коллеги, Теджанас собирали деньги, собирали материалы и шили форму для солдат. Они управляли семейными фермами и ранчо, управляли малым бизнесом и присматривали за рабами.

Стратегическое значение Рио-Гранде привело к тому, что Союз и Конфедерация вербовали и призывали мексиканских техасцев. В тренировочных лагерях в Ларедо, Браунсвилле, Виктории и Корпус-Кристи участвовало около 2550 американцев мексиканского происхождения из Техаса, которые служили в основном в пределах штата, либо в армии Конфедерации, либо в ополчении штата. Хосе Агустин Кинтеро присоединился к гвардейцам Квитмана Техаса, которые воевали в Вирджинии, а затем был назначен президентом Джефферсоном Дэвисом в качестве конфиденциального агента правительства Конфедерации в Мексике. Большинство солдат были подростками и чуть старше двадцати, но среди них были и мужчины в возрасте шестидесяти лет. Примерно 960 человек вступили в армию Союза, отчасти в память о событиях Техасской революции и ее последствиях. Например, Вторая Техасская кавалерия (США) состояла в основном из техасских мексиканцев и граждан Мексики; подразделение перенесло высокий уровень дезертирства ( см. МЕКСИКАНСКИЕ ТЕХАНЦЫ В ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ ).Мексиканцы из Техаса также вступили в армию Союза из-за значительного призывного вознаграждения и возможности улучшить качество своей жизни с помощью военной службы.

Две трети техасцев, зачисленных в армию, провели войну на юго-западе, либо защищая штат от нападений индейцев и вторжения Союза, либо участвуя в экспансионистских действиях на территории Нью-Мексико. Один полк, набранный в основном в районе Хьюстона, служил под командованием красочного Рипа Форда в Южном Техасе. Форд командовал военным округом Рио-Гранде, который простирался от устья реки более чем на 1000 миль до Эль-Пасо.В ходе войны люди Форда сражались с захватчиками Союза, враждебными команчами и мексиканскими налетчиками во главе с Хуаном Н. Кортиной . Поселения на границе с Мексикой долгое время подвергались набегам со стороны бандитов и участвовали в ответных действиях, но гражданская война увеличила нестабильность, контрабанду и угрозу ожесточенных столкновений между мексиканцами, американцами мексиканского происхождения, конфедератами и юнионистами. Между тем, семьи в далеком Западном Техасе столкнулись с ослаблением военной защиты от враждебных команчей и кайова .Англоязычные поселения отступили на расстояние до 100 миль от западной границы, которая была заполнена дезертирами Конфедерации, юнионистами, уклоняющимися от призыва, и преступниками. Во время рейда на Эльм-Крик индейцы кайова и команчи убили Сьюзан Дурган и похитили Элизабет Фицпатрик с семьей Бриттона Джонсона .

Другие полки Техаса патрулировали Северный и Западный Техас. В мае 1861 г. полковник Уильям К. Y

Краткая история гражданской войны в Англии

Краткая история гражданской войны в Англии

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ АНГЛИЙСКОЙ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

Тим Ламберт

Предыстория гражданской войны

Каковы были триггеры гражданской войны в Англии? В начале 17 века напряжение между королем и парламентом нарастало.Однако в 1637 году ситуация достигла апогея. В 1634 году король начал взимать корабельные деньги. Это был традиционный налог, взимаемый в прибрежных городах, чтобы король мог строить корабли, когда требовалось больше. Однако в 1635 году Карл начал взимать корабельные деньги во внутренних районах. Сквайр из Бакингемшира по имени Джон Хэмпден отказался платить. В 1637 году он предстал перед судом и, хотя проиграл дело, стал героем. Корабельные деньги были очень непопулярны среди имущих. Хуже того, в 1637 году Чарльз и Лауд разозлили шотландцев, предложив религиозные изменения в Шотландии.Лауд и Чарльз попытались представить в Шотландии новый молитвенник. В Эдинбурге были беспорядки. В феврале 1638 года шотландские дворяне и министры подписали документ под названием Национальный пакт.

Чарльз предпринял две попытки подчинить шотландцев. Оба были унизительными неудачами. Первая епископская война 1639 года закончилась Берикским миром, но это была лишь передышка для обеих сторон. В апреле 1640 года Карл снова созвал парламент, надеясь, что они согласятся собрать деньги для его шотландской кампании.Вместо этого парламент просто обсудил свои многочисленные недовольства. Чарльз распустил парламент 5 мая, и он стал известен как Короткий парламент, потому что заседал в течение столь короткого времени.

В 1640 г. последовала Вторая епископская война. В августе 1640 г. шотландцы вторглись в Англию и захватили Ньюкасл. Чарльз был вынужден заключить мир с шотландцами. По договору они заняли Дарем и Нортумберленд. Чарльз был вынужден оплачивать расходы своей армии. Наконец, в августе 1641 года Карл был вынужден отказаться от всех попыток навязать Шотландии религиозные изменения.В ответ шотландцы ушли из северной Англии.

Между тем, отчаянно нуждавшийся в деньгах, Карл был вынужден снова созвать парламент в ноябре 1640 года. Этот парламент стал известен как Длинный парламент. Парламент принял Закон о трехлетнем периоде, в котором говорилось, что парламент должен созываться каждые три года. В Законе о роспуске говорится, что парламент не может быть распущен без его согласия. Штрафы людей, не получивших рыцарских званий, были признаны незаконными. Так штрафовали помещиков, посягнувших на королевские земли.Корабельные деньги тоже были отменены

Парламент также отомстил ненавистному советнику короля Томасу Вентворту, графу Страффорд. Они приняли специальный закон, объявив Страффорда предателем. Жители Лондона вышли на улицы, требуя его казни. Чарльз опасался за безопасность своей семьи и себя и был вынужден подписать акт. Страффорд был казнен 12 мая 1641 года. К сожалению, затем парламент разделился. Оппозицию королю возглавил Джон Пим, но многие начали опасаться, что он заходит слишком далеко.В ноябре 1641 г. был составлен список жалоб под названием «Великая демонстрация», но он был принят только 11 голосами. Затем Пим потребовал, чтобы король передал контроль над ополчением. Для многих это было слишком далеко. Они опасались, что Пим может заменить произвольное королевское правительство чем-то похуже.

Между тем раскол между парламентом и страной касается религии. Некоторые хотели вернуть англиканскую церковь к положению дел до Лауда. Другие хотели полностью упразднить епископов.Страна становилась опасно разделенной. В январе 1642 года Карл усугубил ситуацию, войдя в палату общин и попытавшись арестовать 5 депутатов парламента за измену. (Они уже сбежали). Ни один король раньше не входил в палату общин, и его действия вызвали возмущение. В очередной раз Чарльз опасался за свою безопасность и покинул Лондон.

В марте 1642 г. Парламент объявил, что его постановления являются действующими законами и не требуют королевского согласия. В апреле 1642 года король попытался захватить оружие в Халле, но ему было отказано во въезде в город.Тем временем в Лондоне парламент начал собирать армию. (Хотя большая часть Палаты лордов перешла к королю). Король также начал собирать армию и установил свой штандарт в Ноттингеме в августе.

Начало гражданской войны в Англии

Однако большинство людей не хотели принимать чью-либо сторону в гражданской войне и хотели оставаться нейтральными. Но постепенно людей засасывали.

С самого начала у парламента было несколько преимуществ. Сначала это был Лондон, и таможенные сборы из порта были важным источником денег.Во-вторых, большая часть Юго-Восточной и Восточной Англии поддерживала парламент. В 17 веке это были самые богатые и густонаселенные районы страны. Уэльс, большая часть северной Англии и большая часть юго-запада поддерживали короля, но они были бедными и малонаселенными. В-третьих, флот поддерживал парламент и мешал королю получать помощь из-за границы.

Первое столкновение гражданской войны произошло на мосту Повик недалеко от Вустера. Это была всего лишь стычка, но она закончилась победой роялистов.Первое крупное сражение произошло в Эджхилле близ Банбери. 23 октября 1642 г. парламентарии открыли артиллерийский огонь. Затем принц Руперт, племянник короля, возглавил кавалерийскую атаку. Они прогнали парламентскую конницу с поля боя. Затем сражалась пехота, но ни одна из сторон не могла взять верх. К тому времени, когда конница роялистов вернулась на поле боя, уже темнело, поэтому битва закончилась нерешительно. Король двинулся в сторону Лондона, но 13 ноября 1642 года его остановили в Тернхэм-Грин.

В 1643 году дела короля пошли лучше. Его армия одержала победу при Адвалтон-Мур в Йоркшире в июне 1643 года. Они также выиграли битвы при Ландсдаун-Хилл возле Бата и в июле 1643 года. Однако в сентябре 1643 года первая битва при Ньюбери оказалась нерешительной. Однако 11 октября 1643 года парламентарии одержали победу при Винсби в Линкольншире.

Затем, в сентябре 1643 года, парламентарии убедили шотландцев вмешаться от их имени, пообещав сделать Англию пресвитерианской (пресвитерианская церковь — это церковь, организованная без епископов).Шотландская армия вошла в Англию в январе 1644 года. 2 июля 1644 года роялисты потерпели серьезное поражение в битве при Марстоне Мур в Йоркшире. После этого сражения парламентарии захватили всю Северную Англию. (хотя роялисты действительно одержали победу при Лостуитиеле 2 сентября 1644 года. Затем парламентарии решили реформировать свою армию. В декабре 1644 года они приняли Постановление о самоотречении, в котором говорилось, что все депутаты (кроме Оливера Кромвеля и его зятя) Генри Иретон) должны отказаться от своих команд.В начале 1645 г. парламентские силы были реорганизованы и стали Армией Нового образца.

Армия Нового образца разгромила роялистов в битве при Насби в июне 1645 года и при Лангпорте, недалеко от Йовила в июле 1645 года. После этого парламентарии медленно набирали силу. Наконец, в мае 1646 года король сдался шотландцам.

Шотландцы в конце концов передали короля парламенту. Остается проблема: что делать с королем? Большинство людей не желали отмены монархии, но было трудно удержать короля, но ограничить его власть.Чарльз, как обычно, усугубил ситуацию, проявив упорство и отказавшись идти на компромисс.

Между тем после гражданской войны процветали радикальные идеи. В ноябре 1646 года человек по имени Джон Лилберн, один из группы радикалов, называемых Левеллерами, опубликовал трактат под названием Лондонская свобода в цепях . Он требовал республики и отмены Палаты лордов. Он также сказал, что все мужчины должны иметь право голоса и должна быть свобода вероисповедания. Кроме того, армия поссорилась с парламентом.К весне 1647 года солдатам сильно не хватало жалованья, и они были недовольны. В апреле 1647 года парламент проголосовал за роспуск армии и выплату им жалованья не более 6 недель. Однако армия отказалась расформировать.

Вторая гражданская война в Англии

Между тем в декабре 1647 года Карл заключил секретное соглашение с шотландцами. Они согласились вторгнуться в Англию от его имени. Однако Оливер Кромвель разгромил армию шотландцев и английских роялистов в Престоне.Восстание роялистов также произошло в Кенте. Однако роялистам не удалось захватить Лондон, и вместо этого они двинулись в Колчестер, где были осаждены и окончательно разбиты. Теперь армия почувствовала, что парламент слишком снисходителен к королю. Они заняли Лондон, и полковник Томас Прайд изгнал около 140 членов палаты общин. Эта акция получила название «Чистка гордости». В результате остался «крупный парламент» из примерно 60 членов.

В январе 1649 года Карл предстал перед судом за измену. Он был признан виновным 27 января 1649 года и обезглавлен возле Уайтхолла 30 января 1649 года.17 марта 1649 г. парламент принял закон об отмене монархии и Палаты лордов.

Оружие 17 века

В начале 17 века огнестрельное оружие было либо фитильными замками, либо колесными замками. В фитильном замке находилась медленно горящая спичка, которой касался порох при нажатии на спусковой крючок. При замке колеса металлическое колесо вращалось о железный колчедан, производя искры. В течение 17 века оба они были постепенно заменены кремневым замком, который работал, ударяя по кремню и искру от стали.Кроме того, в начале 17 века был изобретен патрон. Мушкетное ядро ​​помещалось в контейнер, в котором хранилось необходимое количество пороха для стрельбы. Солдату больше не нужно было дозировать порох из порохового рожка в ружье.

Кроме артиллерии было два рода войск. Кавалерия обычно была вооружена пистолетами с колесными замками и саблями. Их защищали спинки, нагрудники и каски. Пехота состояла из людей, вооруженных мушкетами и пиками.Для перезарядки мушкета требовалось много времени, и солдаты при этом были очень уязвимы. Поэтому их защищали люди с пиками (оружие, подобное длинному копью). Теоретически на каждого пехотинца приходилось по два мушкетера. Пикинеры обычно носили стальной шлем, а мушкетеры обычно не носили доспехов.

История оружия

Жизнь в 17 веке

История Англии

Хронология английской истории

Дом

.