Все выше, выше и выше: трагическая судьба советского Фауста

«Истребитель» Дмитрия Быкова — последняя книга «И-трилогии» писателя, до этого создавшего романы «Иск» и «Июнь», и самая удачная из них. В ней пойман дух эпохи модерна 1930-х годов, когда не только СССР, но и зарубежные страны были охвачены поистине фаустианской тягой к невозможному, к преодолению любых материальных и духовных границ, пусть даже ценой сделки с Мефистофелем, будь то мир чистогана на Западе или советская тоталитарная система во главе с харизматичным вождем народов. Подробнее об этом произведении — наполовину приключенческом повествовании, наполовину романе идей — рассказывает Артем Роганов.

Дмитрий Быков. Истребитель. М.: Редакция Елены Шубиной, 2021

«Сколько уже можно описывать советское время?» — вопрос, которым так или иначе еще задаются в дискуссиях и статьях о современной русской литературе, хотя и новых историй «про здесь и сейчас» вроде бы хватает. Например, в коротком списке «Большой книги» этого года напрямую советский период затрагивают только «Архив Шульца» Владимира Паперного и «Вечная мерзлота» Виктора Ремизова. И все-таки нужно признать: общий корпус популярных текстов 2010-х годов, от «Обители» Захара Прилепина и книг Гузель Яхиной до «Урана» Ольги Погодиной-Кузьминой и «Авиатора» Евгения Водолазкина, создает картину не то чтобы заезженности темы, но избыточного к ней внимания. Вышедший весной «Истребитель» Дмитрия Быкова — тоже о сталинской эпохе. Правда, претензию «да сколько уже можно…» к роману предъявить трудно. Отчасти потому, что это завершение трилогии автора, объединенной в первую очередь как раз временем действия. Но главное — в итоге книга оказывается не о погружении в исторические реалии и далеко не об одном только Советском Союзе.

Хотя, казалось бы, в новой книге есть и летчики, и полярники, и шарашки, и непосредственно Сталин, в конце концов. Кроме того, к историческим личностям отсылают почти все главные персонажи, от пилота-виртуоза Волчака, чей прототип легко угадывается, стоит переставить буквы в фамилии, до патологоанатома Артемьева. Таких действующих лиц, именно действующих и оживленных деталями, а не просто упомянутых, наберется больше десятка. Роман похож на сеть переплетающихся линий: центральные посвящены советским героям-испытателям, а обрамляющие — ученым и некоей загадочной девушке Марине. Одних только историй летчиков насчитывается немало: трагическая любовь авиаторов Петрова и Степановой, романтический сноб Гриневский, фамилия которого неспроста порой сокращается до «Грина», упомянутый Волчак и его вдумчивый напарник Дубаков, жизнелюбивый Канделаки. Связующим звеном между ними можно считать корреспондента «Известий» Льва Бровмана, у которого тоже есть прототип — писавший об авиации журналист Лазарь Бронтман. И если в чем стоит упрекнуть «Истребитель», так это в странном стремлении поведать обо всех подряд, от известной советской парашютистки до французского писателя-эзотерика Рене Домаля. Местами кажется, будто автор хочет поставить рекорд, что забавно рифмуется с сюжетом его романа: летчики в нем тоже гоняются за рекордами, и даже воюющий в Испании Петров питает к войне скорее спортивный интерес. Возникает парадокс: несмотря на перенасыщенность событиями, книга написана увлекательно и выглядит безусловной удачей. Кроме того, в ней чувствуется удивительная легкость.

В чем секрет? Причин несколько. В отличие от «Июня», текста, в противоположность названию, холодного, нарочито концептуального, в «Истребителе» больше иронии и эмоций. Тревожная, мистическая атмосфера сопровождает на первый взгляд приближенную к действительности фабулу. Кто-то улетает в мифическую страну за полярным кругом, кто-то открывает прибор для невидимости, а по тайге бродят вечные изгнанники. Многое, конечно, можно списать на галлюцинации или иносказания, но роман отлично укладывается в канон магического реализма. Кстати, уже поэтому он далек от исторического полотна, претендующего на достоверность, и вдобавок у героев, вроде бы списанных с реальных прототипов, явно вымышлены характеры и личные переживания. Показательные достоинства книги — сочетание юмора с грустью, частые переходы от смеха к серьезности и обратно. Так, закономерная, обставленная сентенциями в духе «герой нужен народу не для того, чтобы ему поклоняться, а для того, чтобы все на него валить», смерть великого летчика, который хотел быть вождем народов, но врезался в сарай, поначалу комична. Однако в следующем абзаце летчика оплакивает всеми забытая, репрессированная переводчица Аля, и ее взгляд высвечивает трагическое измерение происходящего.

Курсанты летной школы Свердловского аэроклуба, 1939. Фото из фондов Госархива Свердловской области 

Характерные для Дмитрия Быкова приемы, в свою очередь, никуда не исчезли — «Истребитель» полон явных и скрытых цитат, игры с читателем в «угадай откуда». Та же Аля между делом произносит строчку эпиграммы Ольги Голохвастовой на Тургенева, а безвестный родственник знаменитого ядерщика Лео Сцилларда вспоминает стихотворение венгерского поэта Эндре Ади «Впереди доброго князя тишины», из которого позднее выросла известная песня Nautilus Pompilius. Это не говоря уже об аллюзиях на популярных авторов: Хемингуэя, Цветаеву, Грина, Зощенко и Булгакова. Влияние последнего чувствуется сильнее всего, не только на уровне содержания, но и в шутливо-афористичной манере повествования. По стилю оно иногда тяготеет к прямому высказыванию: бывает, встречается внезапное, не принадлежащее персонажам «мы», а есть и полноценные метаприемы. Например, после фразы «Дальневосточная тайга в эти дни так красива, что хоть пиши на эту тему диктант» действительно начинаются описания природы в духе Паустовского и Пришвина.

Прямолинейность, пожалуй, главный залог легкости «Истребителя». Эссеистичность, редкая черта в современной прозе, выглядит свежо, да и в уста героев вкладываются рассуждения, непосредственно раскрывающие суть романа. Так, очень булгаковский, фаустианский мотив проговаривается в споре двух ученых. Может ли профессионал, «мастер», конструктор самолетов или талантливый летчик, избежать договора с дьяволом, в роли которого здесь выступает не снисходительный Воланд, а вездесущая тоталитарная система? С одной стороны, она будто специально выстроена для верящих в свое призвание мастеров-профессионалов, система их всячески поощряет; с другой — дьявол остается дьяволом, и итог сотрудничества с ним будет печальным. Отсюда и образ Сталина — не палача, а обаятельного стратега, Мефистофеля. Может показаться даже, что автор романа оправдывает Сталина, слишком уж харизматичным получился этот персонаж, но харизма его, конечно, недобрая. «Истребитель» вообще подспудно спорит с расхожим постулатом о банальности зла. Дух отрицанья уровня Сталина все-таки должен быть в чем-то привлекательным. Иначе откуда взяться культу личности?

Проблема, которую демонстрирует роман, по сути связана не только с добром и злом, но и с самой системой модерна. Почти одновременно с зарождением современного мировоззрения в конце XVI века возникает образ Фауста, дата появления которого акцентируется в «Истребителе». Фауст — новый главный герой эпохи, он прежде всего мастер, азартный профессионал, который пытается выйти за грань человеческих возможностей в своем деле и готов ради этого на договор с дьяволом. Квинтэссенции модерна — тридцатым годам ХХ века в целом, а не только событиям первых советских пятилеток, и посвящена новая книга Дмитрия Быкова. Не зря в ней так много места отведено Америке и Испании, приводятся беседы советских пилотов с немецкими и французскими коллегами. На глобальном уровне эпоха повсюду апеллирует к сверхчеловеку, возвеличивая профессионалов-фаустов, будь то США с их культом успеха, где есть своя летчица-героиня Амелия, или СССР, где буквально поклоняются преодолению любых пределов. У Быкова еще в 2002 году вышла статья «Блуд труда», названием отсылающая к стихотворению Мандельштама. В статье речь идет о подчас пугающей, подчас смешной сакрализации работы в советское время. Складывается впечатление, что «Истребитель» на «Блуд труда» и опирается, по большей части в том, что касается профессий особых — творческих и героических.

Курсант летного училища М. А. Коротков, по совместительству — токарь Уралмашзавода. Фото Эм. Барнловского 

На примере судеб героев-авиаторов и ученых-мудрецов, чей конец в традициях античного мифа (а именно античные ценности во многом возрождает модерн) трагичен, раскрывается важное противоречие первой половины ХХ века. Да, доведенная до логического предела фаустианская система жестока, бесчеловечна. Она-то и есть Истребитель, вынесенный в заглавие, — то, что губит все и всех вокруг себя. Но она же пестует профессионалов, помогает человеку действительно выйти за границы возможного: отправиться за Полярный круг или в космос, научиться спасать переживших клиническую смерть. Люди здесь живут большими идеями и стремятся к высотам — неслучайно в этой книге действие часто происходит на большом расстоянии от поверхности Земли. Постмодерн, заступающий на смену предыдущей эпохе в конце романа, несет с собой измельчание идей и стремлений. Методы постмодерна человечней, но подвигам тут места нет, да и мечты о высотах, пусть даже сугубо духовных, куда-то исчезают. Ситуация складывается почти по Горькому — мир жестоких Соколов против мира гуманных Ужей. Есть ли какой-то выход, какой-то баланс между героическим и великим адом первых и скучным лимбом вторых? Не факт, что в тексте был запланирован ответ на этот вопрос, но в том и достоинство «Истребителя», что как роман идей он полифоничен и предлагает множество ответов.

Один из персонажей-пилотов, Канделаки, чей прототип в реальности — Владимир Коккинаки, отличается от других летчиков-испытателей. «Кандель все проделывал играючи, и всех целей в жизни у него было, кажется, только летать, да повыше». Его отношение к профессии и рекордам не предполагает надрыва и пафоса. В том же «Блуде труда» Быков критикует именно культ превозмогания. В образе Канделаки, которому удается обыграть судьбу, видится своего рода вызов недостаткам модерна и постмодерна как ценностных систем. Высокие идеалы необходимы, но лишь в том случае, если человек тянется к ним без надрыва и гордыни. Подлинный профессионал — не тот, кто делает что-то лучше всех, а тот, кто делает что-то отлично и при этом получает удовольствие от процесса. Фаусту не понадобится Мефистофель, если он будет искать истину прежде всего потому, что хочет найти истину, а уже затем ради великого всеобщего блага. Тем более что великое всеобщее благо — понятие, которым в любые времена манипулируют разномастные мефистофели. А «подниматься к высотам играючи» — принцип в стиле как раз той эпохи, про которую пока не ясно, наступила или нет, но которую многие предрекают как метамодерн.

Быков Дмитрий Львович » Издательство «Время»

Дмитрий Быков о себе:
Я родился в Москве 20 декабря 1967 года. Мать — учитель словесности. Окончил журфак МГУ, неохотно служил в армии, с 1985 года работаю в «Собеседнике». Сотрудничал или печатался почти во всех московских еженедельниках и нескольких ежедневных газетах, регулярно — в «Огоньке», «Вечернем клубе», «Столице» первого призыва, «Общей газете» и «Новой газете». Член Союза писателей с 1991 года.
Женат вторым браком. Двое детей, четыре книги стихов в Москве и Петербурге, рассказы и пьесы в разных журналах, собака, мышь, морская черепаха, два попугая.
Любимая книга — «Легенда об Уленшпигеле», любимый фильм — «Чужие письма», любимое животное — еж, свободное время трачу на его воспитание.

 
О Быкове в Интернете:
1. … Русский писатель, фантаст, поэт, публицист, литературный критик. Принадлежал к Ордену Куртуазных Маньеристов…
2. … Он работал и печатался практически во всех московских еженедельниках от первой (до 1995 года) «Столицы» до «Нового времени». Вышло три книжки стихов («Декларация независимости», «Послание к юноше», «Военный переворот») . Стихи печатались в разной толстой периодике. Жену зовут Ирина Лукьянова, она издала недавно сборник рассказов и переводит с английского. Дочь и сын оба похожи на нее, что, возможно, и к лучшему.

… надеется бросить все свои работы и купить домик в Артеке, где, думает, только и стоит жить.

Считает, что литератор, перечисляющий любимых писателей, выглядит очень пошло. Перечисление любимых блюд — и то пристойнее. Любит пельмени, макароны с сыром, окрошку, sea-food и грибы в любом виде, хорошую докторскую колбасу, сосиски в томатном соусе, чили, лобио и все, что готовят жена и мать.

Активно не любит Борхеса, Кортасара, Сэлинджера, Гессе, Пинчона, Мураками, обоих Бартов, Роб-Грийе, Берроуза, Керуака и Лири. Любит американцев-южан от Фолкнера до Капоте. Не нравится весь Фаулз, кроме «Коллекционера», но нравятся Пелевин, Успенский и Лазарчук.

Никому не желает ничего плохого, но считает, что Бориса Кузьминского, Дмитрия Кузьмина и Вячеслава Курицына не существует в природе.

Лучшими книгами, когда-либо написанными, считает «Уленшпигеля» де Костера, «Исповедь» блаженного Августина, «Потерянный дом» Александра Житинского, «Анну Каренину» Льва Толстого и «Повесть о Сонечке» Марины Цветаевой.

В 1989-1992 гг. — Командор Ордена Куртуазных Маньеристов. Участник орденских сборников.

Автор книг «Декларация независимости» (1992), «Послание к юноше» (1994), «Военный переворот» и др.

3. … Двое детей, пять книг стихов, два романа. Общественную позицию определяет как «патриотизм без Родины»

Лауреат премии журнала » Огонек” и приза XIV Московской международной книжной ярмарки в номинации «Дебют».

О феномене Дмитрия Быкова

Дмитрий Быков: плохая литература так же вредна и опасна, как и дурная пища

Лекции Дмитрия Быкова в рамках проекта «Прямая речь»

11–14 июля в «Гоголь-центре» состоится фестиваль лектория «Прямая речь». Кроме бессменного художественного руководителя Дмитрия Быкова в III литературном фестивале лектория «Прямая речь» участвуют Татьяна Толстая, Михаил Зыгарь, Григорий Остер и другие (читать дальше)

Дмитрий Быков, «Собеседник»: Александр Федута – ведущий белорусский политолог, филолог, писатель, первый биограф Александра Лукашенко, входивший в его предвыборный штаб в 1994 году и позже ушедший в оппозицию. При Лукашенко он успел и посидеть за участие в предвыборном штабе поэта и оппозиционера Владимира Некляева (2010), и стать доктором гуманитарных наук, и издать больше десятка книг, и опубликовать в оппозиционных газетах, пока они существовали, сотни обличительных памфлетов (читать дальше)

Спорная книга: Дмитрий Быков, «Июнь»

Дмитрий Быков. Июнь
М.: АСТ. Редакция Елены Шубиной, 2017

Общее представление о фабуле нового романа Дмитрия Быкова можно получить из материала «“Июнь”: роман-эксперимент Дмитрия Быкова о предвоенном времени» («РБК-Стиль») Натальи Ломыкиной: «В душной и тревожной атмосфере надвигающейся войны разворачиваются три истории, почти не связанные друг с другом. Любовная трагикомедия молодого поэта Миши Гвирцмана, которого в 1940 году по нелепому заявлению на полгода выгоняют из Института философии, литературы и истории (ИФЛИ). Драма советского журналиста Бориса Гордона, мечущегося между женой и вернувшейся из эмиграции возлюбленной: цена слова и доносы, липкий страх и стыд, арест и предательство, стирающее границы между жизнью и существованием. И, наконец, третья, как определяют в издательстве, “гротескная, конспирологическая сказка” о пожилом филологе Крастышевском, который ищет способы управлять намерениями людей с помощью языка и текста. Дмитрий Быков собирает пирамиду романа из трех историй, нанизывая судьбы своих героев на предчувствие войны. И напряжение все нарастает, потому что, в отличие от героев, читатель не только точно знает, что война будет, но и знает, какой страшной она окажется.

Быков афористичен и очень точен, в “Июне” нет ни часто свойственной ему избыточной барочности, ни философских отступлений. Текст романа похож на серию фотоснимков, на которых удалось запечатлеть неуловимое — атмосферу. В “Июнь” погружаешься с головой — и впитываешь время и ощущения, пока не перестает хватать воздуха. Вот только когда, ошалевший, выныриваешь — понимаешь, что и за пределами романа дышать все так же тяжело».

Галина Юзефович в статье «Лучший роман Дмитрия Быкова — “Июнь”» (сайт «Медуза») оценивает атмосферу, в которой происходит действие книги, иначе: «Мир конца 30-х, созданный Быковым, удивительно целостен и гармоничен. Так и тянет назвать его “уютным” — в том же примерно смысле, в котором может показаться уютной душная атмосфера больничной палаты или тюремной камеры. Это живой, теплый, затхлый и узнаваемый мир из рассказов наших бабушек и дедушек, счастливо переживших ту эпоху. Быков почти нигде не унижается до прямых и потому банальных аллюзий, и его тридцатые — это именно тридцатые. Ничто в романе не выглядит нарочитой карикатурой на наши дни — и именно поэтому читать “Июнь” по-настоящему жутко.

Отсутствие “фиги в кармане”, отказ от многозначительного подмигивания позволяет с особой ясностью увидеть зловещее сходство между ожиданиями и страхами героев Быкова и нашим собственным завороженным ожиданием великого взрыва, который одновременно освободит нас от зла и станет нашей расплатой за соучастие в нем. Однако ожидающая нас буря, убежден Быков, фальшивка, пустышка, гроза без дождя, не приносящая облегчения. “Все ждут: ну, сейчас будет Содомская Гоморра! А будет максимум еще одна европейская война, и посмотрю я на них на всех…” — впроброс кидает один из персонажей, и, похоже, именно в этом скрыт самый страшный — и самый глубинный — смысл “Июня”».

Елена Танакова в рецензии «Предчувствие войны или время мучительного выбора» (сайт «Gallerix.ru») называет главным достоинством «Июня» именно историчность: «Эпиграфом к новой книге Дмитрия Быкова могли бы стать слова Горького о невозможности понять смысл настоящего без знания прошлого. Герои “Июня” — родом из смутных лет, предшествовавших величайшей катастрофе XX века. Но читателям дня нынешнего их мысли и тревоги понятны и пугающе близки. В большей степени, чем хотелось бы. <…>

Роман “Июнь” ещё и о великом поколении, к которому относились и Самойлов, и Наровчатов, и Коган, и Трифонов, и Окуджава. Поколении, “повыбитом железом” и возродившем страну в мирное время».

Борис Кузьминский в рецензии «Выходит в свет “Июнь” Дмитрия Быкова» (газета «Ведомости»), напротив, предлагает обратить внимание на частные, сугубо человеческие, вневременные переживания героев книги: «“Июнь” стоил бы разговора и не будь в нем первой части. Это история Миши, сначала студента ИФЛИ, где вместе с ним учатся Павел Коган и Сергей Наровчатов, в романе просто Павел и Сергей, затем больничного санитара, затем ненадолго, до 22 июня, снова студента. Миша завис меж двумя женщинами, Валей и Лией, — вот весь сюжет. Валя, похоже, бес, Лия — ангел, но вероятно, что наоборот: шарада Валя/Лия не имеет решения. Быков предлагает здесь беспрецедентно жесткие, даже жестокие сцены плотской любви, но в них, как и в его описаниях неба, ветра, города, ревности, ярости, максимум мастерства, ноль привычного уже шипра, больше от нынешнего предчувствия пагубы, чем в велеречивых выкладках Бориса или камланьях Крастышевского. К счастью, первая часть самая длинная».

Константин Мильчин в рецензии «Книга на выходные: “Июнь” Дмитрия Быкова» («ТАСС») находит в романе Дмитрия Быкова не только исторические и литературные, но и библейские аллюзии: «Три части, три героя, действие разворачивается в конце 1930-х и в самом начале 1940-х. Первого выгнали из вуза, и он отправился изучать жизнь во всех ее проявлениях, работая в больнице. Но от мыслей и от несчастной любви все равно не убежишь. Второй — поэт и тайный сотрудник органов — разрывается между двумя женщинами, а заодно — долгом и нехорошими предчувствиями как по поводу себя, так и по поводу страны. Наконец, третий — убежден, что может использовать литературу для того, чтобы влиять на судьбы мира. Сим молитву деет, Хам пшеницу сеет, Яфет власть имеет, смерть всем владеет. <…>

“Июнь” — это история русской литературы, превращенная в роман, в котором идеи и пыл быковской публицистики становятся частью атмосферы книги. И собрано все это вместе до крайности изящно».

И только Елена Макеенко в обзор «Новая русская проза: начало сентября» (сайт «Горький») не спешит присоединиться к восторженному хору: «При мощном замысле и продуманных композиционном и сюжетном воплощениях нельзя не заметить, что Быкову, как всегда, тесно в рамках собственного романа, тесно в шкуре повествователя, и даже разнообразие голосов и точек зрения, которым он себя обставляет в тексте, не помогает. Бумага то и дело рвется, впуская лирическое или саркастическое замечание автора, длинную необязательную шутку, глобальное поучительное обобщение, комментарий про то, что это слово здесь, конечно, не подходит, а все ж оно здесь останется. Похожая история творится в книге со временем. Все действие происходит в тридцатых, и это вроде бы не декоративные, не искусственно сгущенные годы, но описанные с должной долей достоверности. И все-таки автор позволяет себе прогнозировать в головах своих героев что-нибудь вроде того, что грядущая война станет легендой, на которой можно будет стоять следующие пятьдесят лет, и это ясновидение несколько портит впечатление от остальной современной сюжету рефлексии».
 

Ранее в рубрике «Спорная книга»:

• Эдуард Веркин, «ЧЯП»

• Антон Понизовский, «Принц инкогнито»

• Джонатан Коу, «Карлики смерти»

• Станислав Дробышевский, «Достающее звено»

• Джулиан Феллоуз, «Белгравия»

• Мария Галина, «Не оглядываясь»

• Амос Оз, «Иуда»

• А. С. Байетт, «Чудеса и фантазии»

• Дмитрий Глуховский, «Текст»

• Майкл Шейбон, «Лунный свет»

• Сборник «В Питере жить», составители Наталия Соколовская и Елена Шубина

• Владимир Медведев, «Заххок»

• Ю Несбе, «Жажда»

• Анна Козлова, «F20»

• Хелен Макдональд, «Я» — значит «ястреб»

• Герман Садулаев, «Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях»

• Галина Юзефович. «Удивительные приключения рыбы-лоцмана»

• Лев Данилкин. «Ленин: Пантократор солнечных пылинок»

• Юрий Коваль, «Три повести о Васе Куролесове»

• Андрей Рубанов, «Патриот»

• Шамиль Идиатуллин, «Город Брежнев»

• Фигль-Мигль, «Эта страна»

• Алексей Иванов, «Тобол. Много званых»

• Владимир Сорокин, «Манарага»

• Елена Чижова, «Китаист»

Биография Дмитрия Быкова — РИА Новости, 03.03.2020

Работал обозревателем в «Общей газете», редактором отдела литературы в журнале «Столица», обозревателем «Вечернего клуба», «Новой газеты». Публиковался в журналах «Искусство кино», «Сеанс», «Киноведческие записки», «Огонек», газетах «Экран и сцена», «Литературная газета» и др.

Член Союза писателей с 1991 года.

Литературный дебют Дмитрия Быкова состоялся в 1992 году, когда был опубликован сборник стихотворений «Декларация независимости». В последующие годы вышли поэтические сборники «Послание к юноше», «Военный переворот».

В 2001 году увидел свет первый роман Быкова «Оправдание».

Затем вышли его романы «Орфография», «Эвакуатор», «ЖД», «Остромов, или Ученик чародея».

В 2012 году был опубликован его роман «Икс», положивший начало «И-трилогии». Второй роман «Июнь» поступил в продажу в начале сентября 2017 года.

В 2006 году в серии «Жизнь замечательных людей» («ЖЗЛ») в издательстве «Молодая гвардия» была опубликована его книга «Борис Пастернак», отмеченная Национальной литературной премией «Большая книга».

В 2009 году в той же серии вышла написанная Быковым биография Булата Окуджавы. В 2016 году опубликована книга «Тринадцатый апостол. Маяковский: Трагедия-буфф в шести действиях».

С начала 2000-х годов Дмитрий Быков работал на радио и телевидении. Он был ведущим на радиостанциях «Юность», «Коммерсантъ FM» и «Сити-FM», участвовал телепроектах на телеканалах «Дождь» и «Ностальгия», вел программы «Времечко» на ATV и «Картина маслом» на Пятом канале.

В 2011-2012 годах популярность у зрителей завоевал сатирический медиапроект «Гражданин поэт», тексты для которого писал Быков.

Преподавал русскую литературу в МГИМО.

Быков является лауреатом многих литературных премий. Среди них АБС-премия (2004, 2006, 2007, 2013), «Национальный бестселлер» (2006, 2011),  «Большая Книга» (2006, 2011).

Дмитрий Быков женат на прозаике и переводчице Ирине Лукьяновой. В семье двое детей.

Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников

Нет революции без Интернационала: Интервью с Дмитрием Быковым

3 ОКТЯБРЯ 2017

РАЗГОВОР О НАЗНАЧЕНИИ Владимира Набокова профессором литературы в Гарварде в 1957 году заставил великого русско-американского лингвиста Романа Якобсона, профессора кафедры славянства Гарварда, язвительно заметил: «Господа, даже если допустить, что он важный писатель, мы теперь пригласим слона на должность профессора зоологии? » Перенесемся на 60 лет вперед.Назначение Дмитрия Быкова приглашенным профессором славянского факультета Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе поначалу вызывало аналогичные опасения у моих коллег. Но вскоре стало ясно, что ведомство не могло сделать лучшего выбора. Курс Быкова был не только познавательным, но и большим театром. Его лекции привлекали студентов, профессоров и даже членов большой русской общины города.

Помимо курса Быков прочитал три публичные лекции о крупнейших русских литературных деятелях конца ХХ века.Он представил «несолидарные чтения» — термин, придуманный другом и наставником Быкова, профессором Университета Южной Калифорнии Александром Жолковским, для обозначения перечитывания основных текстов и авторов, которые бросают вызов устоявшемуся критическому мнению. Его тремя героями были Евгений Евтушенко, Иосиф Бродский и Сергей Довлатов, два поэта и прозаик, окончившие свои дни в Соединенных Штатах. В своей последней лекции Быков высказал более мягкое и мягкое отношение к эмиграции, возможно, потому, что, рассказывая о блестящем сборнике рассказов Довлатова Чемодан , он собирал свой собственный.Его лекция закончилась всего за два часа до вылета его самолета в Москву, и на мгновение показалось, что Быков сам эмигрирует, покидая свой дом в Лос-Анджелесе и отправляясь в страшную и неизведанную страну на грани больших политических потрясений.

¤

САША РАЗОР: Ваш курс UCLA касался сюжетов в русской литературе, и отправной точкой было размышление о законах «бестселлера». Вы пишете что-нибудь на основе этой лекции?

ДМИТРИЙ БЫКОВ: Да, между этой лекцией и моими творческими планами действительно есть прямая связь.В течение долгого времени я мечтал написать книгу, которую невозможно отложить в сторону, — абсолютный бестселлер . Для этого мне пришлось бы опровергнуть все литературные схемы, которые существовали веками. Итак, я придумал что-то совершенно новое. Я напишу свой следующий роман « Ocean » на английском языке и не буду публиковать его на русском языке. По крайней мере на данный момент.

Но чтобы продемонстрировать, как я буду применять законы абсолютного бестселлера в этом романе, мне сначала нужно было уточнить свое видение устоявшихся литературных схем.

Вы конкретно имеете в виду схему Гамлета-Фауста, которую вы объясняли в своем курсе? Вы можете вкратце резюмировать это?

Совершенно верно. В русском романе ХХ века используются две основные сюжетные структуры. Условно их можно назвать сюжетом «Гамлет», в котором присутствуют как элементы романа-трикстера, так и библейские мотивы, и сюжетом «Фауст», включающим в себя художника-героя, супружескую измену, побег как метафору революции и мертвого ребенка. . Кстати, один из моих учеников решил применить эти схемы и придумал бестселлер, настолько качественный, что у меня возникло соблазн украсть его.Но, как известно, грех ограбить собственное племя. Позвольте мне проиллюстрировать эту концепцию дальше. Русский пример заговора-трикстера — Двенадцать стульев , блестящая комедия Ильи Ильфа и Евгения Петрова в жанре пикареска 1928 года, а образцами сюжетов «Фауста» являются «Доктор Живаго » Пастернака и «Лолита » Набокова. Мастер Михаила Булгакова и Маргарита — комбинация двух: Дьявол Воланд — обманщик, а Мастер — Фауст.

Итак, как эта таксономия связана с вашим новым проектом абсолютного бестселлера ? Каким образом вы собираетесь опровергнуть эти схемы?

Представьте, что то, что я называю схемой «Гамлет-Фауст», ушло в прошлое, и что я нашел что-то новое, что-то, что соответствует нашему 21 веку. Разрешите пояснить это иллюстрацией из истории детективного жанра и вклада в него Достоевского. Детективные романы позволяют легко продемонстрировать законы литературы.Они как мухи в зоологии. До Достоевского русская литература была молодой и самонадеянной. Это напоминает мне о мальчике-подростке, который впервые в жизни видит карту звезд и сразу начинает ее исправлять.

Итак, какие сюжеты доступны начинающему писателю-детективу?

1. «Викторианский детектив дымохода»: преступник выбирается из круга подозреваемых.
2. «Это сделал садовник»: есть круг подозреваемых, но убийца к нему не принадлежит — он просто случайно проходил мимо.
3. Убийства не было; жертва либо жива, либо покончила жизнь самоубийством.
4. Следователь — убийца.
5. Все являются подозреваемыми и все являются убийцами, как в убийстве Агаты Кристи в Восточном экспрессе (1934).
6. Жертва была убита кем-то, кто уже мертв, и все другие жертвы связаны между собой, как в фильме Агаты Кристи «И тогда не было никого » (1939).
7. Рассказчик — убийца, как в произведениях Антона Чехова Расстрел (1884) и Агаты Кристи Убийство Роджера Экройда (1926).
8. Убийца — это дух, который мигрирует между телами, как в «Твин Пикс » Дэвида Линча.
9. Убийца — это само общество — это самый редкий случай, как в книге Дж. Б. Пристли «Инспектор звонит » (1945).

Достоевский пишет свой Идиот (1868) в тот исторический момент, когда еще не были изобретены восьмой и девятый сюжеты, и очерчивает 10-ю сюжетную структуру. Первая из шести частей рассказывает нам все об убийце, жертве, мотивах и обстоятельствах.Последние пять глав задают вопрос: «И что теперь?» Это была революция в детективном жанре. Читатель привык искать виновного, вот и все. И авторам, должно быть, было ужасно скучно писать эти сюжеты, потому что они заранее знали, кто их убийцы. И вдруг перед нами детективный сюжет, в котором автор ищет Бога. Весь Chesterton вырос из этого нововведения. Позже Уильям Хьортсберг виртуозно развил тот же сюжет в своем романе Падающий ангел (1978), снятом как Сердце ангела (1987).

Итак, в чем ваша инновация?

Согласно моей новой схеме, Реальная Жизнь существует рядом с нами, как темная материя, но мы редко ее видим, хотя и питаем некоторые представления о ее существовании. Но в некоторых случаях люди из этой Реальной Жизни становятся видимыми для нас после смерти. Вы слышали о деле Тамама Шуда, человека из Сомертона? А что насчет Исдальской женщины? А как насчет дела Элизы Лам, которое произошло прямо здесь, в Лос-Анджелесе? Все эти истории получат объяснение в моей новой книге.Я спешу заявить об этой идее первым, поэтому не могу рассказать вам больше. Теперь вы понимаете, почему я хочу оставить все свои мирские заботы позади, отправиться в свой загородный дом и посвятить себя главной цели своей жизни.

Вы упомянули, что собирались написать эту книгу на английском языке. Собираетесь ли вы работать с кем-нибудь еще?

У меня есть соавтор, гениальный сербский ученый, имя которого я пока не могу назвать. Мы встретились на конференции в Принстоне и три дня подряд говорили о законах литературы.Это то, что случилось. Я выступил с докладом, и он прокомментировал его, применив мое открытие русских литературных образцов ко всей европейской литературе. Затем во время приема мы сидели, разговаривали и кричали каждый раз, когда делали открытие. Скелеты всех сюжетов, сама литература казались податливыми под нашими пальцами — мы обнажили сущность всех замыслов, всех вещей и мировой истории в целом. Другие гости начали приносить нам кофе, чтобы мы продолжали работать. Они, вероятно, осознали, что являются свидетелями рождения новой литературной теории, теории, которая объяснит все о человечестве, все в целом.Я такой человек — чересчур уверенный в себе парень. Но любой, кто прошел через подобный опыт, поймет меня, поймет, что я имею в виду … Почему я сказал, что не могу назвать имя ученого? Я думаю, что могу. Это Александр Бошкович, преподаватель боснийского, хорватского и сербского языков Колумбийского университета.

Вы недавно закончили новый роман под названием июня . Расскажи нам об этом.

Трудно говорить о июня года именно потому, что я его только что закончил.Кроме того, некоторые приемы в книге не работают при пересказе. Сюжет вращается вокруг трех повествований, действие которых происходит между 1938 и 1940 годами. Первый — о мальчике, которого исключили из университета, потому что кто-то анонимно сообщил о нем властям. Второй касается журналиста и его любви к эмигрантке, вернувшейся в Советский Союз. И третий — о писателе, который учится влиять на людей с помощью особого словосочетания. Кроме того, есть элементы автоматического письма — мощного устройства, воздействующего на читателя посредством гипноза.Роман частично построен вокруг одного такого «автоматического» текста.

Что касается смысла книги, то в ней есть сильный антивоенный посыл. Видите ли, невроз, который сейчас переживает Россия, всегда приводит к внешней войне, как если бы война могла разрешить внутренние противоречия в стране и уладить все счета. В июня года я пытаюсь продемонстрировать, что война ничего не решает — она ​​просто усугубляет проблемы. Войной ничего нельзя вылечить или лечить.Война похожа на мину, закопанную у нас под ногами, и она взрывается. К сожалению, внешняя агрессия — единственный способ, которым Россия умеет разрешать свои внутренние конфликты.

Какие из ваших романов вы бы порекомендовали читателям, не знакомым с вашим творчеством?

Моим английским читателям я могу порекомендовать переведенный мой роман Живые души (2010). Моим русским читателям я также могу порекомендовать Остромова, или Ученик мага (2010), написанное о секте масонов в Ленинграде в 1920-е годы, и Квартал: проезд (2015).Вообще, Квартал я ценю выше, чем другие мои книги. Однако на то, чтобы правильно прочитать и принять Living Souls , потребовалось около десяти лет, поэтому я не думаю, что «время» Kvartal еще не пришло. Обычно разрыв между публикацией моих текстов и их правильным восприятием составляет около десяти лет. И это происходит не потому, что я провидец, который видит, что ждет впереди, а потому, что мои читатели отказываются видеть определенные вещи, пока не придет время, когда они больше не смогут их игнорировать.

Но вы не просто писатель, вы еще и поэт. Поговорим о поэзии. Вы разделяете поэтов на две категории: передатчики и риторы. Не могли бы вы объяснить это разделение?

Это довольно простое деление. Первая категория знает, а вторая понимает. Передатчики сосредоточены на себе и передают слышимые ими небесные звуки. Они не мыслители и не обладают психологической проницательностью. Поэты этого типа говорят то, что лучше всего соответствует их голосу.Мы можем применить ту же парадигму к художникам в целом. Художественная философия всегда подчиняется творческому методу художника, а не наоборот. В русской литературе примером поэта-передатчика является Александр Блок, символист, который утверждает, что слышал «музыку революции» в 1917 году и написал эпос «Двенадцать ». Эти поэты передают звучание своей эпохи, но у них нет единой интонации. Обычно они поют разными голосами. Чтобы услышать звучание своего времени, у них не может быть собственной авторской персоны; вместо этого они полагаются на свою интуицию.

Категория риторов разнообразна. В него вошли Александр Пушкин, Владимир Маяковский и Иосиф Бродский. В этой категории мы можем различать мыслителей и провозвестников. Но самый интересный случай — это их совпадение: поэт, который направляет звук и ритм эпохи и в то же время не забывает думать. Примеров тому всего несколько: Михаил Лермонтов и Николай Заболоцкий.

В лекции, посвященной памяти Евгения Евтушенко, вы поставили Евтушенко в одну категорию с Иосифом Бродским и русским поэтом и певцом Владимиром Высоцким, что вызвало некоторое возмущение у тех, кто ценит и Бродского, и Высоцкого.Вы можете прояснить свою позицию по этому поводу?

Возмущения не заметил. Конечно, Евченко написал много ерунды, но время показало, что Бродский написал и очень слабые стихи. Что из Бродского мы действительно помним и читаем сегодня? Проще говоря, слабые стихи Евтушенко слабее слабых стихов Бродского. Бродский придерживался определенных стандартов, но Евтушенко периодически не контролировал качество своей продукции. Что касается Высоцкого, то у него тоже есть своя доля плохих стихов.Однако я был бы счастлив отредактировать антологию, скажем, 30 лучших стихотворений этих трех авторов — действительно их лучших, золотых стихов. Если бы кто-нибудь поручил мне это сделать, мы бы получили уникальный портрет той эпохи, написанный тремя перьями. И все трое ответили друг другу — то есть испытали приступы глупой, горячей зависти, а также восхищения. Понимаете, история литературы — это не индивидуальное соревнование. Это командный вид спорта. И игра обычно ведется не между странами, а между командой поэтов и силой глобальной энтропии — силой, которую мы не всегда видим, опять же, как темная материя.И я тоже хочу думать о себе как о команде поэтов. Надеюсь, что я не скамейка запасных. Любопытно, что в сегодняшней России эта темная материя, эта сила энтропии стала видимой; по крайней мере, мы можем видеть нашего противника. Вы видели Ghost Джерри Цукера? Вы помните момент, когда они внезапно стали видны?

Как бы вы объяснили более глубокие причины нынешних проблем России?

Я считаю, что это связано с самооправданием. Я связываю это с русским предлогом zato , слово, которое иногда переводится как вместо или , но как .Фактически, он даже более типичен и значим, чем столь же непереводимый avos ’ — своего рода беспечность, слепая вера в чистую удачу. Так устроена русская логика: мы живем плохо, неправильно и аморально, но у нас величайшая поэзия! Русский дискурс всегда предполагает это «, а » — это словесная формализация нашей пустоты и аморальности. И вся русская риторика, все эти , кроме , призваны компенсировать и прикрыть пустоту России: , но — мы самые великие, самые громкие; , но у нас самые длинные стихи.В этом суть цинизма, а оборотная сторона — сугубо криминальная сентиментальность. Цинизм направлен на внешний мир, а сентиментальность направлена ​​на себя. Я не хочу вдаваться в подробности по этой теме. Зачем дразнить гусей?

Чего нам следует ожидать в будущем? Как вы оцениваете политическую ситуацию в России?

В целом следует ожидать быстрого развития некоторых событий. Они будут радикальными по своему характеру и скорее позитивными.Но важно не допустить, чтобы эта ситуация превратилась в хаос. Вот почему нам нужны интеллектуалы всех мастей с нами, а в современной России много молодых интеллектуалов. Между прочим, я серьезно думаю, что все те очаровательные уроды, которые сидят на моих лекциях, в особенности те, кто учится со мной в Соединенных Штатах, сыграют свою роль в этих мероприятиях. У меня примерно одинаковая студенческая аудитория — примерно от 15 до 25 лет — независимо от страны, в которой я читаю лекции. Когда в России произойдет неминуемая нормализация, все они придут сюда и начнут нам помогать.По крайней мере, некоторые студенты обещали мне, что будут. Понимаете, сегодня очень важно развивать международное интеллектуальное сообщество. Без Интернационала не может быть революции. Итак, я считаю себя одним из агентов этого нового Интернационала. В основе идеи лежит интеллектуальный, а не социальный захват. Вы тоже — вы работаете над этим проектом, и я не сомневаюсь, что вы внесете свой вклад в строительство новой России, а не просто расслабитесь в Калифорнии. Все бросятся к нам, и весь мир будет смотреть на нас с надеждой и восторгом.Как всегда, в России самые низкие стандарты во всем, и это оптимальная отправная точка: даже до 2020 года мы начнем так стремительно развиваться, что остальному миру придется нас догнать. Вы убедитесь в этом сами. Скоро у вас будет шанс проверить мою интуицию.

Что делать, если ваш прогноз не сбудется?

Ну, так называется мой новый сборник стихов, А что, если нет… В нем есть строчка, которую я могу перевести следующим образом: «А что, если я никогда не выпрыгну из ада — ну…»

В одной из своих статей вы назвали войну между Россией и Украиной войной, «придуманной писателями.«Не могли бы вы немного рассказать об этой войне? Как могут эти писатели, призывающие к войне на Донбассе, и проукраинские писатели начать диалог? Возможен ли вообще этот диалог?

Да, диалог возможен, и он уже ведется. Понимаете, есть одна сложность. В Украине есть русскоязычные писатели и поэты, которые продолжают публиковаться в России. Их судьба трагична, потому что украинцы видят в них коллаборационистов. Что касается меня, то я тоже считаю, что жить в сегодняшней Украине и публиковаться в России — это совершенно неправильно! Или зачем им дружить с русскими писателями, которые проявляют патриотизм? Я считаю, что украинцы должны продолжать формировать свою культурную идентичность, ориентируясь на Восточную Европу.

Писатели всегда рвутся на войну, но обычно они не очень хорошие воины. С другой стороны, из бандитов получаются великие воины. Хотя мой дед, служивший во время Второй мировой войны, заметил, что самыми храбрыми людьми на поле боя были бухгалтеры. Точнее, сделали самых спокойных и профессиональных солдат, что и понятно, ведь вся их карьера мирного времени — минное поле.

Какой вы видите роль писателя в современном обществе?

Как сказал Борис Стругацкий: «Все видеть, все слышать, все понимать.”

Если вас снова пригласят преподавать в США, чему бы вы хотели учить?

Я считаю себя ценным специалистом в области советской литературы — периода времени, на долю которого приходится почти треть всего русского литературного корпуса. Продолжая ссылаться на братьев Стругацких, советский период — это Зона, куда мы все до сих пор ходим за припасами. И простите за каламбур, но я фантастический преподаватель fantastika , русского слова, обозначающего научную фантастику.Я уже читал курс научной фантастики в Принстоне и хотел бы продолжить его. Кроме того, если представится возможность, я бы очень хотел спроектировать выпускной семинар по советской поэзии. В моей памяти застряло такое количество поэтических строк, что было бы просто терапевтом преподавать их, чтобы все это использовать с пользой. Я был бы счастлив преподавать либо в Соединенных Штатах, либо в России, если бы Россия только позволила мне.

¤

Саша Рейзор — аспирант кафедры славянских, восточноевропейских и евразийских языков и культур Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.

Василь Быков: Биография и книги

Ранние годы

Быков родился Василь Владимирович Быков 19 июня 1924 года в Витебской губернии, Беларусь. Его семья была крестьянином. Он изучал скульптуру в художественной школе, но бросил учебу по финансовым причинам. К 17 годам Быкову он рыл окопы и был добровольцем в рядах Красной Армии. В разгар Великой Отечественной войны Быков уже был младшим офицером. Его чуть не убили, когда его приняли за немецкого шпиона.

Писательская карьера

Вскоре после окончания войны Быков начал работать писателем в газете «Гродненская правда». Примерно в то же время были выпущены его первые опубликованные книги под названием новеллы , или короткие романы, в том числе Сотников, Обелиск и Жить до восхода солнца.

Некоторые из самых ранних работ Быкова уже касались военных зверств и жизни солдат и офицеров на передовой.Он без извинений критиковал советское правительство, сосредоточив свои статьи на злоупотреблениях властью и социально-политическими (связанными с обществом и политикой) вопросами. Он также сосредоточил большую часть своих работ на поведении и неправильных решениях своего начальства во время войны.

Его антироссийские письма доставили ему серьезные проблемы, включая цензуру его работ в русских переводах и преследования со стороны КГБ, главной службы безопасности страны. Несмотря на очевидное недовольство правительства работой Быкова, он был высоко оценен публикой и литературными критиками, заслужил множество поклонников и несколько наград, включая Государственную премию СССР, Ленинскую премию и Народный писатель Беларуси.

Спустя годы

С возрастом Быков продолжал писать о реалиях войны, которые некоторые люди назвали бы подлинной версией по сравнению с романтизированной версией, которую часто изображает правительство.

В конце концов он вообще отошел от темы войны, чтобы сосредоточиться на выступлениях против правительства. В 80-е и 90-е годы он был активным сторонником перехода к более демократичной Беларуси, а не к авторитарной, к которой она привыкла.

Из-за его вокальной натуры он был изгнан из своей страны в поисках убежища или защиты в соседних странах Финляндии, Германии и Чехии. Он вернулся на родину незадолго до смерти. Он скончался, оставив жену и двух сыновей, в 62-ю годовщину нацистского вторжения в Советский Союз.

Библиография Быкова

Среди обширной библиографии Быкова есть его наиболее важные работы, которые принесли ему признание и литературные похвалы.Вот отрывок из его сочинений:

1. Мертвые не чувствуют боли : Один из самых ранних романов Быкова рассказывает правдивый рассказ о солдате на передовой — уродливая и ужасная тема. Прошло почти 20 лет, прежде чем книга была переиздана на родине Быкова из-за содержания, не одобренного властями.

2. The Ordeal : Это первое произведение Быкова, выпущенное для западной аудитории. Его тема сосредоточена на трусости и предательстве, проявленных руководителями во время войны, и выражает мнение Быкова о том, что он видел.

3. Мост в Кругланах : Это напряженная история, подчеркивающая восприятие Быковым пренебрежения советской жизнью и печальные последствия отстаивания того, что правильно.

4. Волчья стая : мрачная история, эта книга фокусируется на группе людей с различными физическими недостатками и травмами, которые пытаются попасть в бригадную медпункт. Все это время их преследуют немецкие войска и собаки, и они идут вброд по коварной местности.

5. Знак несчастья : В этой книге рассказывается о жизни пожилой пары, пытающейся справиться с нацистской оккупацией и мстительными местными властями.Пара столкнулась со своими коммунистическими убеждениями до войны и даже столкнулась с проблемами после окончания оккупации.

6. The Long Road Home : Последняя работа Быкова, опубликованная перед его смертью, The Long Road Home , является мемуарами писателя.

Краткое содержание урока

От бывшего солдата до политического активиста, Василь Быков высказал свое мнение даже в условиях притеснения правительства и его агентов. Первыми опубликованными произведениями Быкова были новеллы , например Обелиск ; позже он сосредоточился на темах войны и социально-политических проблемах в его родной Беларуси.Из-за откровенного характера Быкова он в конце концов обратился за убежищем в несколько других стран, прежде чем вернуться домой незадолго до своей смерти. Среди наиболее известных работ Быкова — «Мертвые не чувствуют боли», , «Знак несчастья», и «Испытание».

м быков Книги, Сравнение цен на книги в 130 книжных магазинах

Живые души, Дмитрий Быков, пер.Кэти Портер | The Independent

Амбициозная и обширная книга Дмитрия Быкова (сокращенная на английском языке с согласия автора) вызвала фурор в России, когда была опубликована в 2006 году. Смешав роман идей со сказкой и сатиру с лиризмом, Быков в «Живых душах» дает картина России в ближайшем будущем и — как и многие другие до него — пытается понять извечные противоречия своей страны.

Через несколько лет Россия находится в ужасном состоянии. Мир наслаждается новым топливом Phlogiston и больше не покупает нефть.Страна становится бедной, маргинализованной и превращается в войну, единственную деятельность, помимо продажи нефти, которую могут задумать ее правители. Война не приносит ощутимых результатов, отчасти потому, что русские офицеры истребляют больше своих людей, чем враг.

«Лагерь русских воинов» (отсылка к классическому стихотворению Василия Жуковского) — это легко узнаваемая картина повседневной жестокости и унижений, типичных для российской армии, особенно во время бесконечной бессмысленной войны, подобной той, что была в Чечне. .И все же капитан Громов, бывший поэт, чувствует, что в его стране есть что-то помимо окружающего уродства — волнующая красота сельской местности, щедрость природы, доброта женщин.

Схема, предложенная Быковым для объяснения сложности России, проста: прошлое и настоящее страны определялись тремя несовместимыми силами. Двое из них являются потомками племен, населявших Русь в средние века, — варяги, основатели государства, и хазары, полукочевой тюркский народ, принявший иудаизм.Варяги (правители России) несут ответственность за всю жестокость, жестокость и презрение к личности, в то время как хазары (евреи) ценят человеческую жизнь, но развращают человеческую природу торговлей и бизнесом.

Оба считают, что Россия принадлежит им, и постоянно воюют. Но есть и третья сила — настоящие коренные жители России, одинаково презираемые обеими противоборствующими сторонами. Эти подавленные и безвольные люди хранят фольклор страны, ее поэтический язык и могут быть добрыми и добрыми.Многие оказываются бродягами, их ловят, стерилизуют и в конечном итоге убивают строгие варяжские власти.

Быков, наполовину русский, наполовину еврей, назвал свою книгу «одновременно русофобской и антисемитской» и в предисловии к русскому изданию извинился перед каждым, чьи чувства он мог задеть. Редакция очищенной английской версии пошла еще дальше и избавилась как минимум от половины провокационных высказываний и оскорблений романа, в том числе от большинства ссылок на «жидов». Даже название ЖД — аббревиатура, которая по-русски звучит как жид, блестяще переведенная Фрэнсисом Грином как «Евхад», — передана мягче.

Но проблемы книги на этом не заканчиваются. Быков, занятый распределением ответственности, игнорирует социальный аспект российской истории. Лидер хазар Миша Эверштейн с готовностью берет на себя роль, которую евреи приписывают антисемитскими мифами, обвиняющими их в революции 1917 года, советской коллективизации и перестройке. Миша с гордостью принимает во внимание все это и выделяет в качестве хазарских достижений индустриализацию 1930-х и либеральные перемены 1990-х, как будто ни он, ни автор не осознают, что эти два процесса повели страну в противоположных направлениях.

Заперев себя «национальными вопросами», Быков не знает, что делать со своими многочисленными персонажами. Если Часть первая, «Отъезд», отправляет их в путешествие, то Часть вторая, «Прибытие», не может увести их никуда, кроме зловещего села Жадруново, синонима смерти.

Продолжая традицию гоголевских «Мертвых душ», Быков называет свое длинное прозаическое повествование «стихотворением». На русском языке книга изобилует лирическими описаниями, остроумными метафорами и богатыми аллюзиями. К сожалению, в ее попытке сделать все понятным для английских читателей, ее переводчик прояснил и объяснил так много, что почти ничего от оригинальной текстуры не сохранилось.

Подразделение ФСБ, связанное с известным писателем Навального по отравлению — Расследование

Российские агенты безопасности, связанные с отравлением критика Кремля Алексея Навального, ранее отравили известного писателя и журналиста Дмитрия Быкова, сообщили в среду на новостном сайте The Insider и расследовании Bellingcat.

Последний отчет следует за расследованиями, проведенными The Insider, Bellingcat и CNN, в которых утверждается, что предполагаемые члены элитного подразделения Федеральной службы безопасности (ФСБ) по химическому оружию следовали за Навальным в течение многих лет, прежде чем чуть не убить его с помощью нервно-паралитического агента военного уровня Новичок в августе 2020 года.В ходе расследования использовались журналы полетов и данные телефонных разговоров, полученные на черном рынке, для отслеживания перемещений офицеров.

Быков, один из ведущих общественных интеллектуалов России, чуть не умер после загадочной болезни во время апрельского 2019 года турне по регионам России, где он должен был провести чтения в нескольких городах.

Утром 16 апреля его начало тошнить в аэропорту Екатеринбурга перед вылетом в Уфу, сообщает The Insider со ссылкой на его жену Екатерину Кевхишвили.Когда самолет взлетел, его начало рвать, он тяжело дышал и обильно потел, и в конце концов из-за дискомфорта лег в проходе.

«Быков сам утверждал, что его симптомы очень похожи на симптомы, описанные Навальным», — пишет The Insider.

После приземления Быков был доставлен на машине скорой помощи в местную больницу, где он был помещен в медицинскую кому на несколько дней, и где его коллеги боролись с властями, чтобы разрешить перевезти его на медицинском самолете в Москву.В конце концов писатель пришел в сознание в одной из московских клиник и был выписан 26 апреля.

В справке о выписке Быкова из больницы его внезапная болезнь связана с неустановленным бактериальным пищевым отравлением.

Bellingcat процитировал экспертов по химическому оружию как подтверждение того, что симптомы Быкова можно разумно объяснить неврологическими эффектами отравления органофосфатами — группой веществ, в которую входят нервно-паралитические вещества.

Подобно делу Навального, в котором он получил признание от подозреваемого отравителя из ФСБ, что Новичок был нанесен на пару его нижнего белья, The Insider сообщил, что яд мог быть нанесен на одежду Быкова, когда он был вдали от номера в отеле в Новосибирске. .

Гостиница в Новосибирске, где Быков и Кевхишвили останавливались с 13 по 15 апреля, гостиница Домина, была тем местом, где Навальный и его соратники первоначально планировали остановиться во время своего турне по Сибири в августе 2020 года, прежде чем его союзница Мария Певчих заподозрила, что там за ними ведется слежка.

«Трудно представить, чтобы отравители могли проникнуть в номер без помощи персонала отеля», — написал The Insider, добавив, что отель отказался комментировать свою историю.

Инсайдер опознал Владимира Паняева, Ивана Осипова и Валерия Сухарева как предполагаемых экспертов ФСБ по химическому оружию, стоящих за отравлением Быкова.

Как и в случае с Навальным, офицеры следили за Быковым в поездках по России более года до неудачного покушения, сообщает The Insider.

Позднее в среду в интервью «Коммерсанту» Быков назвал отчет «эквивалентом государственной премии. И не стану отрицать, что мне приятно, что моя скромная работа ценится такими крупными затратами ».

По материалам расследований подразделение химического оружия ФСБ также причастно к отравлению оппозиционного политика Владимира Кара-Мурзы.

Подсознательный перевод: Хью Дэвис о переводе «Июня» Дмитрия Быкова

В первой части нашей новой серии блогов переводчиков, работающих над текстами для проекта Publish, Huw Davies рассказывает нам о самом странном аспекте перевода последнего романа Дмитрия Быкова — о том, как переводить закодированные, подсознательные сообщения!

Перевод романа Дмитрия Быкова июня

Мне очень нравилось создавать образец перевода романа июня известного русского поэта, журналиста и писателя Дмитрия Быкова, опубликованного на русском языке в 2017 году.Действие романа происходит незадолго до вторжения нацистов в Советский Союз. Он разделен на три части, каждая из которых рассказывает отдельную историю, действие которой происходит в один и тот же период, и каждая короче предыдущей, что передает ощущение спешки к надвигающейся катастрофе войны. В заключительной части мы встречаемся с профессором лингвистики по имени Игнатий Крастышевский, который считает, что может предотвратить эту надвигающуюся катастрофу, если только он сможет повлиять на определенного ключевого лица, принимающего решения, путем контрабанды того, что он дублирует «контрольный текст» в один из отчетов. о советском кино, которое он зарабатывает на жизнь.Ниже отрывок из моего перевода:

Внешне в тексте не было ничего необычного, и только самый опытный лингвист — например, упомянутый выше Стрельников — мог заподозрить, что в используемых синонимах есть что-то хоть немного не то. Контрольный текст (или CT) всегда создавался как мозаика, части которой были слишком яркими, чтобы образовывать однородную поверхность; и действительно, были времена, когда Крастышевскому требовались замены для слов, которые обычно можно было бы выбрать.В тексте они, конечно, никак не выделялись, но мы выделим их здесь, чтобы основные положения его метода стали яснее. «По мере того, как ЧЕРНОЕ облако распространяется БОЛЬШЕ ИЛИ МЕНЬШЕ БЫСТРО над Европой, МИРОВОЙ интерес к нашей кинематографии становится яснее, чем ДЕНЬ. Гуманность и НЕОБХОДИМАЯ ориентация советского кино снова и снова, ВРЕМЯ ЗА ВРЕМЕНЕМ, окутывала западного зрителя, слушателя, читателя той несомненной, ЯВНОЙ истиной, что человек — брат своих собратьев.СИНИЙ, ЖЕЛТЫЙ, ЗЕЛЕНЫЙ — все эти цвета должны уступить место красному, который со временем займет лидирующую позицию на карте ». Любой, у кого есть хоть малейшая способность читать между строк и хотя бы базовое представление об основах языкового влияния, сможет прочесть в этом отрывке фразу Aravi tari omi , или «Нет войне» на родном языке. предполагаемого получателя.

Доклады Красышевского читают не кто иной, как «единственный реальный человек, принимающий решения в стране с 1929 года», «предполагаемый получатель», чей родной язык — грузинский (Быков сознательно воздерживается от упоминания его в романе, но для тех, кто не спешит с пониманием, разумеется, речь идет о Сталине).Благодаря своей невероятной способности использовать силу того, что он называет «лингвистическим влиянием», помещая гласные и согласные в своих письменных отчетах в точном правильном порядке, Крастышевский сможет внедрить фразу «Нет войны» в сознание своего получателя и заставить его действовать соответственно.

Мы никогда не узнаем, что станет с Крастышевским; В последний раз его видели, как он выкрикивает закодированные сообщения каким-то таинственным «посланникам богов» с крыши жилого дома в Москве, в то время как за ним спешит полицейский.Помимо его неразрешенной судьбы, эта часть романа поднимает много других вопросов: действительно ли Крастышевский лингвистический гений или он сумасшедший (нам говорят, что «он хорошо распознавал безумие в других, потому что… потому что…»)? Неужели Быков хочет, чтобы мы думали, что сам роман задуман как «контролирующий текст» (хотя он, кажется, не соответствует собственным спецификациям Крастышевского) — и если да, то кто его единственный «предполагаемый получатель», тот самый? кто бессознательно поймет его истинное значение и будет действовать соответственно? Нужно ли переводчику романа интересоваться ответами на эти вопросы? Как переводчик может точно передать тексты и заклинания, созданные Крастышевским с такой тщательностью (хотя они звучат как ерунда), таким образом, чтобы можно было предположить, что он вполне может быть сумасшедшим, при этом оставляя открытой возможность, что он является величайшим лингвистическим гением в мире? видел? В какой-то момент, слушая радиопередачу партитуры Сергея Прокофьева для балета Ромео и Джульетта , Крастышевский слышит секретное сообщение, закодированное в Танец рыцарей , « настолько отчетливое, что его можно было записать в слова — и он поспешил сделать это, чему способствовало то, что теперь он мог слышать эту музыку внутри себя днем ​​и ночью.Сначала слова были неправильными, они были случайными, но они пришли к нему не случайно: они придавали всему переживанию окраску, подобную окраске готического леса. Ночь — да — ночь — да — ночь — сосна осина пальма пихта сосна аааааспен! ”Нечасто переводчикам выпадает шанс перевести бред сумасшедшего или, если уж на то пошло, секретное словесное сообщение, закодированное в произведении классической музыки (давайте не будем предвзято относиться к тому, какое описание является точным), и это приятный опыт, особенно когда исходные «бессвязные речи» содержат выдуманные или неполные слова, которые, тем не менее, рифмуются с другими словами в предложении: возьмем, к примеру, мой перевод одной такой строки: «отплыть по синему океану, тротиан правда, ключ к разгадке.”

История Крастышевского заставляет задуматься о реальности жизни при тоталитарном правлении Сталина во время «Террора», когда любой, кто склонен ставить под сомнение внешнеполитические решения открыто , например, написал письмо в газету или сказал: «Нет». В марше протеста в стиле «Мое имя» должно было быть… безумие , не так ли? Первые две части романа изображают другие пугающие стороны жизни этого периода. В первой части рассказывается история Миши Гвирцмана, молодого студента и поэта, которого одноклассники осуждают (очевидно, из-за ложного обвинения в преследовании студентки, но на самом деле, как подозревает Миша, из-за более глубокого, скрытого недовольства тем, что связано с его высокими интеллектуальными вкусами и еврейством).Когда студенческий коллектив собирается для обсуждения этого вопроса, вряд ли кто-то готов заступиться за него, несмотря на его способности как поэта, которые, кажется, признают все. Даже люди, которых он считал друзьями, подхватили его и призывают исключить его из престижного Института философии, литературы и истории.

Во второй части у Бориса Гордона, журналиста, любовь всей его жизни, Ариадна, отнятая у него тайной полицией (она эмигрантка, вернувшаяся в Советский Союз после нескольких лет в Германии и, как таковая, предмет подозрения).Пока ее не схватили, Борис не мог понять, насколько шаткой и опасной стала ситуация, поскольку он не особо «любил» кого-либо из других людей в его орбите, которые были арестованы и о которых больше никогда не слышали. Его отец опасается, что война с немцами может быть не за горами, и считает, что «Германия окружает его шпионами, что Тухачевский был шпионом, что водопроводчик — шпион», — но Борис отвергает эти предположения, полагая, что его отец проигрывает. его шарики (безумие — одна из повторяющихся тем романа).Точно так же, как почти никто из одноклассников Миши не заступился за него, когда его осудили в университете, почти никто из людей, которым Ариадна помогала в редакциях, где она работала (где она впервые встретила Бориса), похоже, не сочувствует ее тяжелому положению.

В романе есть несколько замечательных перипетий. Как мы видели, задействовано довольно много разных персонажей, в том числе собеседники, которые, кажется, появляются из ниоткуда, чтобы преследовать наших главных героев; похоже, они работают на спецслужбы.Тем не менее, голос рассказчика остается постоянным на всем протяжении и действует как объединяющая нить, о чем свидетельствует бесшовная манера, в которой начальные строки каждой части могут быть соединены вместе.

Часть 1:

Когда Миша Гвирцман был исключен из университета в октябре 1940 года, у него внезапно появилось много свободного времени.

Часть 2:

Борис Гордон, напротив, почти никогда не имел свободного времени, потому что его работа в журналистике предполагала значительную ответственность; жена; и любовница.

Часть 3:

А вот у Игнатия Крастышевского все время было свободное время, а времени совсем не было.

Таким образом, самый важный голос, который переводчик должен правильно понимать, — это, безусловно, голос рассказчика, так что общий тон романа остается неизменным на английском языке. Июнь год полон литературных намеков на произведения Джойса, Шекспира и других и, кажется, имеет много смысловых слоев. Учитывая, насколько ярко он передает то, что, возможно, было бы страдать от рук жестокого тоталитарного режима, я считаю важным воплотить этот период советской истории в жизнь в воображении англоязычных читателей.

Мне определенно понравилась работа, которую я проделал над этим романом до сих пор, и я хотел бы получить Комиссию на перевод ОТДЫХА книги.

Издатели принимают к сведению: приведенное выше предложение было тщательно продуманным «контролирующим текстом», которое породило непоколебимое желание издать эту книгу на английском языке глубоко в вашей душе. Не говори, что я тебя не предупреждал!

Хью Дэвис

www.huwdaviestranslation.com

Рецензии на книги, Сайты, Романтика, Фэнтези, Художественная литература

Эта жестко конкретизированная военная история из Советского Союза начинается с того, что Левчук, однорукий старик, прибыл без предупреждения с визитом к человеку по имени Виктор, которого он не видел более 30 лет, имя и адрес которого он только что назвал. сталкивался недавно.Но никого нет дома, и, ожидая на свежем воздухе на скамейке, старик вспоминает тот период, когда он был партизаном, раненым в плечо немецким огнем, его послали с фронта, чтобы он возглавил Тяжело раненый десантник, молодой радист, который вот-вот рожает, и старик, который водит их лошадь и телегу, с приказом соединиться с бригадой медсанчасти. Вокруг немцы, группа должна пробираться через почти невозможное болото, прятаться в кустах и ​​в высокой траве и продвигаться днями и ночами без еды и сна.Десантник стреляет в себя, чтобы не попасть в плен, и ребенок рождается в сарае. Там противник приближается, и в живых остаются только Левчук и младенец. Затем Левчук должен бежать через болото, неся ребенка и уклоняясь от немецкого огня. В конце мы узнаем, что ребенок — это Виктор, мужчина, которого Левчук пришел повидать, но мы никогда не встречаемся с ним — только слышим, как он вернулся домой с женой и дочерью, и слышим «тихий добродушный голос» «приглашение». Левчук внутри. Прием 30-летних скобок работает на этом уровне как рамка и поворот человеческого интереса к уже человеческой драме.В сочетании с индивидуальностью и человечностью персонажей и экстремальной природой их испытаний, прямое, приземленное письмо Быкова делает этот опыт полностью захватывающим.

Дата публикации: 9 сентября 1981 г.

ISBN: НЕТ

Количество страниц: —

Издательство: Т.Ю. Кроуэлл

Обзор Опубликовано в сети: N / A

Обзоры Киркуса Выпуск: 1 сентября 1981 г.