Нигде нет так мало единства и так много разногласий как среди рабов: Нигде нет так мало единства и так много разногласий, как среди рабов. : jamagdanya — LiveJournal
Аристотель. Сокровища античной мудрости
Аристотель
384–322 до н. э.
Великий древнегреческий философ, мыслитель. Воспитатель Александра Македонского.
Даже известное известно лишь немногим.
* * *
Наслаждение общением — главный признак дружбы.
* * *
Толпа о многих вещах судит лучше, нежели один человек, кто бы он ни был.
* * *
Чтобы делать добро, надо прежде всего им обладать.
* * *
Привычка — вторая натура.
* * *
Мы есть то, что часто делаем. Совершенство, следовательно, есть не действие, но привычка.
* * *
У всякого человека в отдельности и у всех вместе есть, известная цель, стремясь к которой они одно избирают, другого избегают.
* * *
Нигде столько свары, раздражения, зависти, взаимных попреков и ненависти, нигде так мало единства, как среди рабов.
* * *
Стыдно не уметь защищать себя рукою, но еще более стыдно не уметь защищать себя словом.
* * *
Привычка находить во всем только смешную сторону есть самый верный признак мелкой души, ибо смешное лежит всегда на поверхности.
* * *
Друг всем — ничей друг.
* * *
Надежда — это сон наяву.
* * *
Остроумие — это дерзость, получившая образование.
* * *
Тирания любит злых именно потому, что любит лесть, а свободный человек не может унижаться. Честный человек умеет любить, но он не льстит. Свойство тирана — отталкивать всех, сердце которых гордо и свободно.
* * *
Эгоизм заключается не в любви к самому себе, а в большой степени такой любви.
* * *
О военных упражнениях граждан надо заботиться не ради того, чтобы они поработили тех, кто этого не заслуживает, но для того, чтобы прежде всего они сами не попали в рабство к другим.
* * *
Среди неизвестного в окружающей нас природе самым неизвестным является время.
* * *
У кого есть друзья, у того нет друга.
* * *
Преступление нуждается лишь в предлоге.
* * *
Когда хорошее портится, оно становится особенно плохим.
* * *
Каждый может разозлиться — это легко; но разозлиться на того, на кого нужно, и настолько, насколько нужно, и по той причине, по которой нужно, и так, как нужно, — это дано не каждому.
* * *
Большая часть тиранов вышла, собственно говоря, из демагогов, которые приобрели доверие народа тем, что клеветали на знатных.
* * *
Ничто так прочно не запоминают ученики, как ошибки своих учителей.
* * *
Уничтожение одного есть рождение другого.
* * *
Целью войны является мир.
* * *
Честь — это награда, присуждаемая за добродетель…
* * *
Чтобы делать добро, надо прежде всего им обладать.
* * *
Шутить надо для того, чтобы совершать серьезные дела.
* * *
Ясность — главное достоинство речи.
Аристотель
Аристотель
Аристотель Биография Аристотеля известна нам из сочинений Диогена Лаэрция, Дионисия Галикарнасского и некоторых других писателей.Аристотель родился в 384 г. в Сагире, греческой колонии, недалеко от Афона. Отец его, Никомах, был лейб-медиком и другом македонского царя
Аристотель
Аристотель Последняя великая философская система этого периода избежала односторонности и крайностей материалистических и сенсуалистических, идеалистических и рационалистаческих доктрин. Картина мира в этой системе была сложной, поскольку включала в себя не только
АРИСТОТЕЛЬ
АРИСТОТЕЛЬ Философия Аристотеля является не только определенным обобщением, но, можно сказать, логической переработкой и завершением всей предшествующей греческой философии.
4. Аристотель
4. Аристотель а) Он облегчил для нас исследование термина arch?. Именно, в V книге его»Метафизики»мы находим перечисление целых шести значений данного термина. Эти шесть значений А. В. Кубицкий перечисляет в таком виде (в изложении главы I указанной книги»Метафизики»): 1)
2. Аристотель
2. Аристотель Совсем другую картину представляет собою античная классика в лице Аристотеля. Как мы и доказывали выше в томе об Аристотеле (ИАЭ IV 28 – 29), основное отличие Аристотеля от Платона заключается отнюдь не в полном опровержении общекатегориального идеализма
2. Аристотель
2. Аристотель Как мы хорошо знаем, основное отличие Аристотеля от Платона заключается в чрезвычайно внимательном и зорком отношении Аристотеля к частностям и ко всему единичному в сравнении с общими категориями и особенно с предельно–общими. Это мы называли
1. Аристотель
3. Аристотель
3. Аристотель а) Аристотель, во многом используя Платона, тоже рассуждает о мимесисе весьма разносторонне и не без противоречий, но тем не менее делает огромнейший шаг вперед. Тексты из Аристотеля о мимесисе тоже приведены и проанализированы нами в своем месте (ИАЭ IV 402 –
3. Аристотель
3. Аристотель Прежде всего, Аристотель отличает»элемент»и от»природы», и от»усмотрения», и от»сущности», и от»цели». Поскольку все причины Аристотеля являются»началами», то в этом смысле между ними нет никакого различия. Тем не менее различие это, несомненно, имеется, поскольку
2. Аристотель
2. Аристотель а) Специального учения о космической софии в поздней классике у Аристотеля не имеется. Но все учение об уме–перводвигателе, включая тождество мышления и бытия или идеи и материи, а также включая всю энергийную заряженность, обеспечивающую уму все его
§4. Аристотель
§4. Аристотель В проблеме человека как в проблеме синтеза природы и искусства Аристотель является таким же сторонником и таким же противником Платона, как и во всех других проблемах своей философии (ИАЭ IV 28 – 90, 581 – 598, 642 – 646). В этой сравнительной характеристике Платона и
6. Аристотель
6.
Аристотель
Аристотель Важное место занимают коммуникативные проблемы искусства и в произведениях Аристотеля. Поскольку, следуя традиции, он все искусства рассматривает как подражательные, в его эстетике получает дальнейшее развитие теория изобразительной репрезентации.
13. Аристотель
АРИСТОТЕЛЬ
АРИСТОТЕЛЬ …аккуратист, который стремился навести порядок в человеческих представлениях… Когда мама легла отдохнуть после обеда, София пошла в Тайник. Она заранее положила в розовый конверт кусочек сахара, а сверху надписала: «Альберто Ноксу».Нового письма еще не
Нигде нет так много разногласий, как среди рабов- Наталья Королевская — Александр Турчинов — Арсений Яценюк — Виталий Кличко — Владимир Литвин — Виктор Балога — Сергей Тигипко
Фейсбук: Гриценко пропагандировал украинский в Египте, а депутатов поместили в коллекцию животных
Видео дня
Эта неделя ознаменовала возвращение на круги своя. И вот, собравшись после бесконечных и разнообразных праздников, политики логично обмениваются положительными и жизнеутверждающими впечатлениями: кто румянил бока на Канарах или в патриотическом порыве на ЮБК, а кто в заботах о процветании страны засеял картошкой целый гектар собственных угодий…
Как отдыхаем?
Владимир Литвин традиционно наведался в Умань, в Софиевку, покатался на лодочке по водоемам, полюбовался картинками местных живописцев, пообщался с черными лебедями, а Пасху провел с семьей на родине.
Анатолий Гриценко улетел на выходные дни в Египет, откуда сделал две зарисовки. Разговор с девочкой, ровесницей своей дочери:
— Ти вже школярка, до якого класу ходиш?
— Я вас не понимаю?!
— В каком классе учишься?
— Во втором.
— А откуда приехала?
— Из Запорожья, это Украина…
Второй сюжет – столкновение с женщиной 50-55 лет:
— Вы не подскажете, как пройти на ресепшин?
— Подскажем и проведем, нам по пути.
Услышав, что жена и дети говорят по-украински, женщина восклицает:
— Я така щаслива, що своїх зустріла! Я теж з України!
— Звідки?
— З Донецька!..
Вот вам единство и борьба противоположностей (это уже от меня).
Арсений Яценюк отдохнул на Святой земле – Иерусалим, Мертвое море. По его пляжной фотографии не прошелся лишь ленивый. Да и сотня прямых комментариев полна желчных аллюзий: мол, балдеешь, хвастаешься накаченной фигурой, а Юля тем временем в тюрьме сохнет. Но я обращу внимание на подпись самого Арсения, которую он предпочел сделать на языке межнационального общения: Live people at the Dead Sea. My generation P! В грамматику первой фразы углубляться не стану, а вот от шуток насчет поколения Пепси предостерегу: не пожелаю дочери Арсения Петровича участи ровесников автора – пусть он перечитает Пелевина и поймет, что дал маху…
Алексей Плотников смотался в Берлин, Париж, а на обратном пути заскочил в Будапешт. Сколько-нибудь внятных разъяснений регионал не оставил – можно лишь разобрать, что в Берлине он останавливался в отеле «Мариотт», в Париже посещал гимнастический салон «Данфер Рошро», а в Будапеште заглянул на 6-й форум «Европа – Украина».
Регионал Олег Царев с женой и тремя детьми отправился в Крым гулять по горам: Боткинская тропа, подъем на Ай-Петри, переход к Балаклаве… Николай Княжицкий заглянул в родной Львов, покайфовал в уютных кафе, полюбовался пасочками в корзинках, повешенными на велосипедные рули. А Владимир Арьев сам покатался на велосипеде по окрестностям дворца Тарновских в Качановке. Виталий Балога съездил в Долину нарциссов, неподалеку от Хуста…
Я, честно говоря, поначалу приготовился дотошно живописать майский отдых наших политиков – пальмы, пляжи, ночные клубы, — но оказалось, что разгон был неуместен. Выше перечислены все украинские общественные деятели на ФБ, которые позволили себе на майские праздники расслабиться и перевести дух. Остальные, видать, работали – кто над страной, кто над собой.
С кем боремся?
Всякая пауза подразумевает последующую активизацию, за чем дело и не стало. Оппозиция принялась готовиться к запланированному пиковому шествию «Вперед, Украина!» в столице, а провластные слои, как оказалось, тут же ответили ей антифашистской процессией – на том же месте, в тот же час. Слава Богу, у законодателей хватило ума слегка развести во времени и пространстве эти два знаковых мероприятия.
Но митинговый настрой был задан еще в начале недели, когда три сотни неравнодушных граждан прошлись с Грушецкого к Киевраде, выражая свой принципиальной взгляд на представителей сексуальных меньшинств: гомосексуализм не пройдет! украинскому казаку педераст не товарищ! Это была предупредительная акция с целью убедить «голубых» граждан отказаться от намерений проводить планируемый на 25 мая гей-парад.
Сие событие не прошло мимо чуткой души Анатолия Гриценко. Он даже предложил обсудить тему на своей странице, чтобы выяснить, как люди относятся к проведению гей-парадов – позитивно, негативно или нейтрально. Пять часов обсуждения, подаривших 583 комментария, к взаимопониманию не привели. Тон дискуссии оставался враждебным, доминировали крайние позиции, сближением и не пахло.
Гриценко выразил свои взгляды на проблему: в Украине, по меньшей мере, два миллиона людей нетрадиционной ориентации, но она не должна служить определяющей в оценке способностей и возможностей человека; сам политик против любой дискриминации, однако сексуальная ориентация не может превращаться из личного дела в способ агрессивной демонстрации предпочтений, а тем более навязывания другим своего способа существования. Потому гей-парадам и прочим публичным акциям – нет!..
Но геи геями, а главным событием недели, естественно, стали субботние парады. Виталий Кличко в полуминутном ролике, снятом на фоне елок и голубой стены, похоже Минздрава, так и рубит с плеча: не сиди на кухне и не жалуйся! Только имиджмейкеры снова подложили знаменитому боксеру свинью средней жирности: кто ему ставил жестикуляцию?! Взмахи рук будто передраны с рекламы огнедышащих чипсов или стрингов.
Леся Оробец поставила на Фейсбуке видео на фоне карты Европы с призывом «Лучше один раз придите, чем сто раз лайкните».
Со своей стороны, тоже видеороликом (с бездарно поставленным светом – на высветленном белом фоне лицо смотрится темным пятном) Вадим Колесниченко призвал выходить бороться с фашизмом. Конечно, легче получать свою жирную похлебку с бесплатным хлебом, но ее могут подавать и в концлагере… Понятно, что и сексуальным меньшинствам от депутата досталось. По утверждению Колесниченко, в Партии регионов уже образовалась группа депутатов, которая объявила лозунг: «Мы в Европу, но только не… через это место».
Истерические предмитинговые ветры гуляли по Фейсбуку со свистом и завихрениями. «Свободовцы» оповещали, что Украина не одна, в ее поддержку встает и диаспора в Чикаго – сбор у кафедрального собора Святого Николая. Коммунисты предупреждали, что оппозиция способна лишь орать за Родину.
Александр Турчинов ставил вопрос ребром: на хрена нужно переться куда-то субботним утром? И отвечал тоже вопросом, по-одесски: а вам не набрыдло? Не набрыдло жить в стране, где никто ни за что не отвечает, зато с вас пытаются содрать последнюю шкуру? Потому надо идти на Европейскую площадь и почувствовать, что вы не одни такие – таких обманутых и обездоленных целая страна. Вместе мы победим!
Пройдясь по киевским улицам, Владимир Бондаренко обнаружил, что Европой на них и не пахнет – сплошные выбоины, грязь, неухоженные газоны. Потому он и советует мэру Попову на Дни Европы обнести Крещатик флажками с указателями для иностранных делегаций, поскольку территория европейского Киева ограничивается тротуаром перед горадминистрацией, Банковой и куском перед Кабмином. Все остальное – пространство для украинцев. В частности и поэтому надо идти на Европейскую площадь 18 мая.
А Виктор Балога ни с того, ни с сего припомнил Аристотеля (IV в. до н. э.), который говаривал: нигде нет так мало единства и так много разногласий, как среди рабов.
После шествий регионал Андрей Пинчук принялся хвастаться, что регионалы собрали 50 тысяч демонстрантов, а оппозиция и до десяти не дотянула, а Петр Порошенко сообщил об избиении молодчиками-провокаторами журналистов Влада Соделя и Ольги Сницарчук…
Чем живем?
Трех основополагающих праздников политикам показалось мало, ведь гулять, так гулять. Наталья Королевская в числе многих других отметила Международный день семьи, которая переживает в Украине не лучшие часы: уровень разводов – 61%, показатель рождаемости – 1,29 (меньше, чем в России, Белоруссии и Франции), число детей, лишенных родительской опеки, увеличилось на 14 тыс., зато и фактов семейного насилия зарегистрировано аж 110 тыс.! Но Королевская не унывает, она готова защищать и популяризировать традиционные семейные ценности, тем более, что в к празднику была принята государственная программа поддержки семьи до 2016 года.
Этот праздник пожаловал вниманием и Сергей Тигипко. Он знает, что семья – это самое важное, что есть в жизни, и призывает беречь своих близких и ценить каждую минуту, проведенную вместе… Пожелание сопровождает фотография, на которой Сергей Леонидович тянет если не на Брюса Уиллиса, то на Пирса Броснана, как пить дать!..
Потирает руки, радуясь возрождению настоящего TVi, Николай Княжицкий. А кремлевским пропагандистам и провокаторам, типа Павла Шеремета, — стыд и срам! Оказывается, тот пытался уничтожить TVi, а разом и затащить Украину в Таможенный союз. Лучше пусть бы светился в своем поганом «Огоньке»…
А вот депутат Владимир Сальдо из Херсона впервые в жизни прокатался на киевском метро. Последний раз он спускался под землю 15 лет назад, да и то в Москве. Нынче же метро его просто потрясло – как будто на тот свет попал: указатели, дежурные, постоянные объявления. Подземный мир напомнил Владимиру муравейник: каждый движется в своем направлении, но при этом все соблюдают правила. Особенно ему понравилась станция «Театральная». Почему, Сальдо не поясняет. Но естественно возникает версия, что его поразил своим необъятным лбом Ленин или он зачитался цитатами классика на медных знаменах… Теперь Владимир взялся реализовать свою вторую многолетнюю мечту — сходить в кино. Надо только, чтобы он не попал на 3D фильм, а то кондрашка может хватить…
Виктора Януковича-младшего настырно и неотвратимо тянет к прекрасному. Он сообщает всем неравнодушным, шатающимся в это время по Лазурному берегу, в районе Канн, что на фестивале открылся украинский павильон – своеобразное кинопосольство. К этому доброму делу приложились фонд «Развитие Украины» Рината Ахметова и авиакомпания МАУ – надо же было как-то доставить на средиземноморское побережье Андрея Халпахчи и других уважаемых деятелей, которые без страха и упрека поддерживают новое украинское кино, находящееся уже несколько лет на сносях.
Андрей Пинчук объясняется в любви Михаилу Булгакову – познакомившись с ним однажды, не можешь расстаться. Привычно горсть интеллектуальных ориентиров подкидывает Виталий Журавский – он советует поглядеть «Великий Гэтсби» Лурмана (поучительно), непременно прочитать «Прощание с иллюзиями» Познера, ознакомиться с книгой Старикова «Сталин. Вспоминаем вместе» и не тратить свое время на «Смерть малоросса» Мухарского – сплошной мат, а толку никакого.
Появление на свет еще одной замечательной, так сказать, книжки отметили многие депутаты. Она называется «Верховная Рада Украины VII созыва в лицах», этакий сборник. Открываешь книжку… и вместо депутатов попадаешь на рекламу украшений Boucheron и подпись «Коллекция животных». Это по-нашему! Точно – нарочно не придумаешь. И нечего удивляться, что дельфинарий у нас выступает против фашизма.
На сладкое – анекдот от Рабиновича, в струе, близко одной из тем:
Звонок в семье Мандельштейнов.
— Алло, мама, здравствуй. У меня хорошие новости.
— Да, дорогой?..
— Вы с папой всегда беспокоились по поводу моей склонности к гомосексуализму. Так вот, у меня теперь очаровательная девушка…
— Да, как славно! Но… Наверное, какая-нибудь шикса?
— Нет, она из хорошей еврейской семьи.
— Ну наверное бедная, как церковная мышь?
— Нет, семья с Беверли-Хиллс, очень обеспеченная. Ее зовут Моника Левински.
Мать (после паузы):
— Сынок, а с тем симпатичным негром ты окончательно расстался?
(Заглавное фото Стаса Речинского)
Наша работа не сделана
Нет учебных вопросов
Нет связанных ресурсов
Дамы и господа:
Признаюсь, с самого начала я почувствовал очень сильное желание сказать слово в какой-то момент во время настоящей встречи. Как уже неоднократно здесь говорилось, это была встреча воспоминаний. Я не буду пытаться угостить вас чем-то своим в том, что я должен сейчас сказать, хотя у меня есть кое-что в связи с работой этого Общества и в связи с моим опытом в качестве американского раба, чтобы я не мог неуместно привести перед вами по этому поводу. Я хочу, чтобы меня помнили среди тех, кто хочет сказать слово на этом собрании, потому что я начал свое существование как свободный человек в этой стране с этой ассоциации, и потому что у меня есть некоторые надежды или опасения, как бы вы их ни назвали, что мы никогда, как Общество, не будет проводить еще одно десятилетие.
Я хорошо помню, как впервые услышал голос уважаемого президента этой ассоциации, и я помню чувство надежды, вызванное его высказываниями в то время. Вдохновленный этими надеждами, я с нетерпением ждал отмены рабства как определенного события в течение нескольких лет. Так ясны были его высказывания, так просты и правдивы и так приспособлены, как я понял, к человеческому сердцу принципы и учения, которые он проповедовал, что я думал, что по крайней мере пять лет будет все, что потребуется для Отмена рабства. Я думал, что рабам или их друзьям необходимо лишь открыть люк адской хватки рабства, раскрыть кровавые сцены американского рабства и дать нации возможность заглянуть в ее ужасы, ее деяния глубокого проклятия, вызвать у них почти безумное сопротивление этому гнусному проклятию. Но я ошибся. Не прошло и пяти лет, как меня забрасывала толпа, оскорбляла толпа, избегала Церковь, осуждала министерство, осмеяла пресса, на меня плевали бездельники, как я убедился, что, может быть, я могу жить, бороться и умрут и сойдут в мою могилу, а рабы Юга останутся в своих цепях.
Мы живем, чтобы сегодня увидеть лучшую надежду. Я присоединяюсь к выраженной всеми глубокой благодарности за то, что мы дожили до этого лучшего дня. Я один из тех, кто считает, что миссия этой войны — освободить каждого раба в Соединенных Штатах. Я один из тех, кто считает, что мы не должны соглашаться ни на какой мир, который не будет миром отмены. Кроме того, я один из тех, кто считает, что работа Американского общества борьбы с рабством не будет завершена до тех пор, пока черные люди Юга и чернокожие люди Севера не будут допущены полностью и полностью. в политическую жизнь Америки. Я смотрю на рабство как на путь всей земли. Задача войны — подавить его. Но теперь перед аболиционистами встает более могущественная работа, чем отмена рабства. Это Общество было организовано, если я правильно помню, для двух различных целей; одним было освобождение раба, а другим возвышение цветных людей. Когда мы снимем цепи с раба, что, я думаю, мы и сделаем, мы столкнемся с более сильным сопротивлением второй цели этого великого союза, чем даже с самим рабством.
Я надеюсь; но пока я надеюсь, я в то же время задумчив. Если я склоняюсь к той или иной стороне спора, который мы сегодня слушали, я склоняюсь к той стороне, которая подразумевает осторожность, которая подразумевает опасение, что подразумевает сознание того, что наша работа еще не сделана. Как бы мы ни протестовали, утверждали, надеялись, прославляли, нельзя отрицать, что аболиционизм по-прежнему непопулярен в Соединенных Штатах. Нельзя отрицать, что эта война в настоящее время осуждается ее противниками как война за отмену смертной казни; и столь же ясно, что это не было бы объявлено аболиционистской войной, если бы аболиционизм не был одиозным. Столь же ясно, что наши друзья, республиканцы, юнионисты, лоялисты, не стали бы выдумывать подробные объяснения и отрицания того, что таков характер войны, если бы аболиционизм был популярен. Мужчины принимают термин «аболиционист» с оговорками. Они не выходят прямо и открыто, и утверждают, что они аболиционисты. Как правило, мы пытаемся объяснить обвинение в том, что это война за отмену смертной казни. Я считаю, что это война за отмену рабства, потому что рабство оказалось сильнее конституции; он оказался сильнее Союза; и навязал нам необходимость отказаться от рабства, чтобы спасти Союз и спасти Конституцию. [Аплодисменты.]
Я смотрю на это как на войну за отмену, а не как на войну Союза, потому что я вижу, что меньшее включено в большее, и что вы не можете иметь меньшее, пока не получите большее. У вас не может быть Союза, Конституции и республиканских институтов до тех пор, пока вы не снимете это проклятье и не поставите его за пределы республики. Ибо, пока он находится в этой стране, он сделает ваш союз невозможным; это сделает вашу Конституцию невозможной. Поэтому я называю это именно тем, в чем его обвиняют демократы, войной за отмену смертной казни. Давайте изобразим его на наших знаменах и объявим всему миру, что это война за отмену смертной казни, [аплодисменты], что она будет процветать ровно в той мере, в какой она примет на себя этот характер. [Возобновленные аплодисменты.]
Мой уважаемый друг, мистер Первис, обратил внимание на существование предрассудков в отношении цвета кожи в этой стране. Это дает мне большой повод для опасений, если не для тревоги. Я боюсь этого мощного элемента предубеждения против цвета. Пока он существует, я хочу, чтобы голос Американского общества борьбы с рабством постоянно протестовал, постоянно разоблачал его. Пока можно сказать, что в этом самом антирабовладельческом городе северных штатов нашего Союза, в городе Филадельфии, городе Братской Любви, городе церквей, городе благочестия, самая благородная и респектабельная цветная дама или джентльмен могут быть выгнаны из вашего самого обыкновенного трамвая, нам грозит компромисс. Хотя можно сказать, что чернокожих, храбро сражающихся за эту страну, просят брать семь долларов в месяц, в то время как правительство устанавливает в качестве правила или критерия оплаты цвет лица, мы находимся в опасности компромисса. Хотя быть радикальным означает быть непопулярным, нам грозит компромисс. В то время как у нас есть большое меньшинство, называемое демократическим, в каждом штате Севера у нас есть мощное ядро самой адской реакции в пользу рабства. Я знаю, что в последнее время мы добились огромных политических побед. Я рад этому. Однако я ценю эти победы больше за то, что они предотвратили, чем за то, что они на самом деле осуществили. Я был бы вдвойне опечален, увидев, как любой из этих штатов встал на сторону Мирной Демократии. Но, как бы ни обстояло дело в штате Пенсильвания, я знаю, что вы можете поискать в вероучениях любой партии Нью-Йорка отмену рабства под микроскопом, и вы не найдете там ни строчки против рабства. Победы были победами Союза, победами, призванными спасти Союз такими способами, какие страна может придумать для его спасения. Но каково бы ни было значение этих большинства по отношению к Союзу, мы знаем одно, что меньшинства, по крайней мере, означают рабство. Они означают подчинение. Они означают деградацию цветного человека.
Они означают все, кроме открытого восстания против Федерального правительства на Севере. Но толпа, бунтовщики в городе Нью-Йорке, превращают этот город в ад, а его низшие слои — в демонов и разносят мозги маленьких детей о бордюрные камни; и они означают все и вся, что Дьявол требует от них. В то время как у нас в этом штате было всего лишь 15 000 голосов против этой прорабовладельческой Демократической партии, у них есть могучее меньшинство, опасное меньшинство. Имейте в виду, когда эти меньшинства были получены. Какими бы могущественными они ни были, они были получены, когда рабство кровавыми руками пронзало самое сердце самой нации. Со всем этим недостатком они накопили эти могущественные меньшинства.
У нас есть работа, друзья и сограждане, чтобы заботиться об этих меньшинствах. День, когда мы увидим Джеффа. Дэвис, отбросивший свою Конституцию Монтгомери и пригласивший домой своих генералов, станет самым тяжелым днем для добродетели этого народа, который когда-либо видела эта страна. Когда рабовладельцы откажутся от борьбы и потребуют реадмиссии в Союз, тогда, как сказал нам г-н Уилсон, мы увидим тяжелые времена в этой стране. Ваша Демократия будет требовать мира и восстановления старого порядка вещей, потому что этот старый порядок вещей был жизнью Демократической партии. «Вы забираете мой дом, когда вы забираете опору, которая поддерживает мой дом», и поддержку Демократической партии, которую мы все знаем, что это рабство. Демократическая партия за войну за рабство; это за мир для рабства; это для habeas corpus для рабства; это против habeas corpus для рабства; это была война Флориды за рабство; это была мексиканская война за рабство; это для суда присяжных за предателей, за рабство; он против суда присяжных над мужчинами, объявленными беглыми рабами за рабство. У него только один принцип, один хозяин; и он направляется, управляется и направляется им. Я говорю, что с этой партией среди нас, щеголяющей своими знаменами перед нашими лицами, с «Нью-Йорк Уорлд», разбросанными по всему Северу, с «Нью-Йорк Экспресс», с матерью, отцом и чертом их всех, «Нью-Йорк Геральд», [аплодисменты] с этими газетами, наводнившими нашу землю и связывающими термин «аболиционист» со всевозможными, конечно, эпитетами, во всех наших отелях, на всех наших перекрестках, наших шоссе, проселочных дорогах и железных дорогах по всей стране, есть работа, которую нужно проделать. — предстоит проделать большую работу.
Я сказал, что наша Работа не будет завершена до тех пор, пока цветной мужчина не будет принят в качестве полноправного члена с хорошим и постоянным положением в американской политической организации. Люди имеют очень хорошие представления о политике, в которой я путешествовал; и им не нравится идея иметь негра в политике. Он может остаться в этой стране, потому что он будет полезен как рабочий — ценен, может быть, в трудную минуту, как помощник; но сделать его полноценным гражданином, законным избирателем, значит загрязнить политический организм. Несколько лет назад мне было немного любопытно узнать, что это за политическая организация; и мне очень хотелось узнать, в особенности, какое количество низости, жестокости, грубости, невежества и зоофилии может проникнуть в политический организм; и я не заставил себя долго ждать. Я встал возле маленькой дырочки, через которую политическое тело пропускало свои голоса. [Смех]. И первым среди толпы я увидел Невежество, не способное прочитать свой голос, который, между прочим, просил меня прочитать его, [громкий смех] отдавая свой голос в политическое тело. Затем я увидел человека, подступающего к политическому телу, отдающего свой голос, с синяком под глазом, и еще одного, готового быть черным, потому что он был вовлечен в уличную драку. Я снова увидел Пэта, только что прибывшего с Изумрудного острова, с присущим ему восхитительным акцентом, шагающим вперед — не идущим, а опирающимся на руки двух своих друзей, не в силах стоять, входящим в политическое тело! Я пришел к заключению, что это политическое тело было, в конце концов, не таким уж чистым телом, как нас могут заставить поверить представления его друзей.
Я знаю, что скажут, что я прошу вас сделать чернокожего избирателем на Юге. А вы за то, чтобы в урну для голосования были внесены жестокость и невежество. Говорят, что цветной человек невежествен, и поэтому он не должен голосовать. Говоря это, вы устанавливаете правило для чернокожего человека, которое вы не применяете ни к какому другому классу ваших граждан. Я не услышу ничего о деградации или невежестве в отношении черного человека. Если он знает достаточно, чтобы его повесили, то он знает достаточно, чтобы голосовать. Если он и отличает честного человека от вора, то знает гораздо больше, чем некоторые наши белые избиратели. Если он в трезвом состоянии знает столько же, сколько ирландец в пьяном виде, он знает достаточно, чтобы голосовать. Если он знает достаточно, чтобы взяться за оружие в защиту этого правительства и обнажить свою грудь под огнем мятежной артиллерии, он знает достаточно, чтобы голосовать. [Большие аплодисменты.]
Прочь эти разговоры о недостатке знаний у негра! Я самый крупный негр, каких только можно найти в городе; и любой человек, который не верит, что я знаю достаточно, чтобы голосовать, пусть попытается. Думаю, я смогу убедить его, что да. Пусть он баллотируется в мой округ и требует моего голоса, и я покажу ему.
Все, что я прошу, однако, в отношении черных, это то, что какое бы правило вы ни выбрали, будь то интеллект или богатство, в качестве условия голосования, вы должны применять его в равной степени к черному человеку. Сделай это, и я буду доволен, и вечная справедливость будет удовлетворена; свобода, братство, равенство удовлетворены; и страна будет двигаться дальше гармонично.
Господин Президент, у меня есть патриотический аргумент в пользу того, чтобы настаивать на немедленном предоставлении избирательных прав рабам Юга; и это это. Когда этот мятеж будет подавлен, когда оружие выпадет из рук виновных предателей, вам понадобится дружба рабов Юга, этих миллионов там. Четыре или пять миллионов человек не имеют незначительного значения в любое время; но они будут вдвойне важны, когда вы приступите к реорганизации и восстановлению республиканских институтов на Юге. Будете ли вы издеваться над этими рабами, разрывая их цепи одной рукой, а другой предоставляя их мятежным хозяевам выборное право голоса и лишая их права голоса? Говорю тебе, негр твой друг. Вы сделаете его своим другом, освободив его. Но вы сделаете его не только своим другом в чувствах и сердце, предоставив ему избирательные права, но вы сделаете его своим лучшим защитником, вашим лучшим защитником от предателей и потомков тех предателей, которые унаследуют ненависть, горькую месть, которые будут кристаллизуются по всему Югу и пытаются обойти правительство, которое они не могли сбросить. Вам понадобится там негр, как сторож и дозор; и он может понадобиться вам как солдат. Вам может понадобиться, чтобы он поддерживал в мире, как сейчас он поддерживает на войне усыпанное звездами знамя. [Аплодисменты.] Я хотел бы, чтобы наш превосходный друг, сенатор Вильсон, направил свои усилия на этот пункт, а также на другой — дать неграм право голоса. Это будет помогать ему из пасти волка. Мы окружены теми, которые, как волк, будут использовать свои челюсти, если вы дадите избирательное право потомкам предателей и сохраните его от черного человека. Мы должны быть там избирателями. Мы должны быть членами Конгресса. [Аплодисменты.] С таким же успехом вы можете решить, что должны увидеть что-то темное внизу на этом пути. Избавиться от него невозможно. Я уже кандидат! [Смех и аплодисменты.]
В течение двадцати пяти лет, господин президент, вы знаете, что, когда я добрался до Филадельфии на юге, я чувствовал, что терся о стену своей тюрьмы, и не мог идти дальше. Я не осмелился отправиться туда, в Делавэр. Двадцать лет назад, когда я присутствовал на первом десятилетнем собрании этого Общества, когда я шел по долинам и холмам Геттисберга, мои хорошие друзья, люди, выступавшие против рабства, предупредили меня, чтобы я оставался в доме в дневное время, и путешествовал ночью, чтобы меня не похитили и не увезли в Мэриленд. Мой хороший друг, доктор Фассел, был одним из тех, кто не считал безопасным для меня участие в митинге против рабства на границах этого штата. Я могу спуститься туда прямо сейчас. Я был там, чтобы увидеть президента; и поскольку вас там не было, возможно, вам будет интересно узнать, как президент Соединенных Штатов принял чернокожего человека в Белом доме. Я расскажу вам, как он принял меня — так же, как вы видели, как один джентльмен принимал другого [бурные аплодисменты]; с рукой и голосом, хорошо сбалансированным между доброй сердечностью и почтительной сдержанностью. Говорю вам, я чувствовал себя там большим! [Смех]. Позвольте мне рассказать вам, как я добрался до него; потому что все не могут добраться до него. Ему приходится быть немного осторожнее, допуская зрителей. Способ добраться до него навел меня на мысль, что дело закручивается. На лестнице было полно желающих. Некоторые из них выглядели нетерпеливыми; и я не сомневаюсь, что у некоторых из них была цель быть там, и они хотели видеть президента на благо страны! Они были белыми; и так как я был единственным темным пятном среди них, то я ожидал, что придется ждать по крайней мере полдня; Я слышал о мужчинах, которые ждали неделю; но через две минуты после того, как я отправил свою карточку, вышел посыльный и почтительно пригласил «мистера. Дугласа». Я слышал в нетерпеливой толпе снаружи, когда они видели, как я протискиваюсь и пробиваясь сквозь нее, замечание: «Да, черт возьми, я знал, что они пропустят н-р», в каком-то смысле отчаянный голос — я полагаю, демократ мира. [Смех.] Когда я вошел, Президент сидел в своей обычной позе, как мне сказали, раскинув ноги по разным частям комнаты, успокаиваясь. [Смех.] Не откладывайте это, мистер Репортер, умоляю вас; ибо я иду туда снова завтра! [Смех]. Когда я вошел и подошел к нему, Президент начал подниматься [смех] и продолжал подниматься, пока не встал надо мной [смех]; и, протягивая руку, сказал: Дуглас, я тебя знаю; Я читал о вас, и мистер Сьюард рассказал мне о вас»; сразу меня успокоил.
Теперь вам захочется узнать, какое впечатление он произвел на меня. Я вам тоже это скажу. Он произвел на меня впечатление как раз тем, кем каждый из вас имел обыкновение называть его, — честным человеком. [Аплодисменты]. Я никогда не встречал человека, который с первого взгляда производил на меня более сильное впечатление своей искренностью, своей преданностью своей стране и своей решимостью спасти ее во что бы то ни стало. [Аплодисменты.] Он сказал мне (я думаю, он оказал мне больше чести, чем я того заслуживаю), что я произнес небольшую речь где-то в Нью-Йорке, и она попала в газеты, и среди того, что я сказал, было следующее: Что если бы меня попросили изложить то, что я считал самой печальной и самой обескураживающей особенностью нашего нынешнего политического и военного положения, то это были бы не различные бедствия, пережитые нашими армиями и флотами во время наводнений и полей, а быть запоздалой, нерешительной, нерешительной политикой президента Соединенных Штатов; и Президент сказал мне: «Г-н. Дуглас, меня обвинили в опозданиях и тому подобном»; и он продолжил, отчасти признав, что может показаться медлительным; но он сказал: «Меня обвиняют в нерешительности; но, мистер Дуглас, я не думаю, что это обвинение может быть подтверждено; Я думаю, что нельзя показать, что, когда я однажды занял позицию, я когда-либо отступал от нее». [Аплодисменты.] Это я считал наиболее важным моментом в том, что он сказал во время нашего интервью. Я сказал ему, что он несколько медлит с провозглашением равной защиты нашим цветным солдатам и пленным; и он сказал, что стране нужно поговорить до этого момента. Он колебался по этому поводу, когда чувствовал, что страна к этому не готова. Он знал, что цветной человек во всей этой стране был человеком презираемым, ненавидимым человеком, и что если он сначала выступит с таким заявлением, вся ненависть, которая изливается на голову негритянской расы, обрушится на его администрацию. . Он сказал, что необходима подготовительная работа, и что эта подготовительная работа уже проделана. И он сказал: «Запомните это, мистер Дуглас; помните, что Милликенс-Бенд, Порт-Гудзон и Форт-Вагнер — недавние события; и что они были необходимы, чтобы подготовить почву для моего самого провозглашения». Я думал, что это разумно, но пришел к выводу, что пока Авраам Линкольн не перейдет к потомству как Авраам Великий, или как Авраам Мудрый, или как Авраам Красноречивый, хотя он и есть все три, мудрый, великий и красноречивый, он перейдет к потомству, если страна будет спасена, как Честный Авраам [аплодисменты]; и, спускаясь таким образом, его имя может быть написано где угодно в нашем огромном мире рядом с именем Вашингтона, не умаляя последнего. [Возобновленные аплодисменты.]
Но в данный момент нас должен спасти не капитан, а экипаж. Нас должен спасти не Авраам Линкольн, а сила, стоящая за троном, более могущественная, чем сам трон. Вы и я, и все мы держим это дело в своих руках. Мужчины говорят о спасении Союза и восстановлении Союза таким, какой он был. Они обольщают себя жалкой идеей, что тот старый Союз может быть снова оживлен. Тот старый Союз, чьи канонизированные кости мы так тихо хранили под разрушенными стенами Самтера, никогда больше не сможет возродиться. Он мертв, и вы не можете вложить в него жизнь. Первый мяч, выпущенный в Самтера, заставил его упасть так же мертво, как тело Юлия Цезаря, когда его ударил Брут. Мы этого не хотим. Мы пережили старый Союз. Мы пережили его задолго до того, как восстание пришло, чтобы сказать нам об этом — я имею в виду Союз, в его старой рабовладельческой интерпретации, — и нам стало стыдно за него. Юг ненавидел его за нашу интерпретацию против рабства, а Север ненавидел за южную интерпретацию его требований. Мы уже с ужасом думали о том, что нас здесь, в наших церквях и литературных обществах, призывают взяться за оружие, отправиться на юг и влить свинцовую смерть в грудь рабам, на случай, если они восстанут. за свободу; и лучшая часть народа не собиралась этого делать. Они содрогнулись при мысли о столь кощунственном преступлении. Им уже совершенно опротивела мысль играть роль ищейки для рабовладельцев, сторожевого пса для плантаций. Они возненавидели принцип, согласно которому рабовладельческие штаты имели большее представительство в Конгрессе, чем свободные штаты. Они уже пришли к выводу, что мизинец дорогого старого Джона Брауна стоит для мира больше, чем все рабовладельцы Вирджинии вместе взятые. [Аплодисменты.] Какое же нам дело до борьбы за старый Союз? Мы не боремся за это. Мы боремся за нечто несравненно лучшее, чем старый Союз. Мы боремся за единство; единство идеи, единство чувства, единство цели, единство институтов, в котором не будет ни севера, ни юга, ни востока, ни запада, ни черного, ни белого, а будет солидарность нации, делающая каждого раба свободным. , и каждый свободный человек является избирателем. [Большие аплодисменты.]
Что вычеркнутая строка из Декларации независимости говорит нам о Томасе Джефферсоне
Историки/История
теги:
рабство, Томас Джефферсон, Декларация независимости
М. Эндрю Холовчак, доктор философии, философ и историк, редактор журнала «Жизнь и времена Томаса Джефферсона», а также автор/редактор 16 и 100 опубликованных эссе по Томас Джеферсон. С ним можно связаться через www.mholowchak.com.
В своем первом проекте Декларации независимости Джефферсон перечислил «длинную череду злоупотреблений и узурпаций» со стороны короля Георга III. Он добавил, что они «начаты в выдающийся период и неизменно преследуют одну и ту же цель». Эти злоупотребления свидетельствуют о «самоуправстве власти», и право и даже обязанность тех, кто подвергается злоупотреблениям, состоит в том, чтобы отказаться от такого произвольного злоупотребления властью и установить такое правительство с согласия народа, в соответствии с волей народа.
Один абзац — безусловно, самый длинный и намеренно помещенный для эффекта после всех других жалоб — содержал жалобы на роль Георга III в североамериканской работорговле, и он был исключен членами Конгресса, поскольку проблема Вопрос о рабстве вызывал разногласия, и время для его обсуждения было неподходящим. Тем не менее, это по-прежнему важно для исследователей Джефферсона, потому что многое говорит нам о его размышлениях о рабстве во время составления Декларации. Он также содержит неявный до сих пор нераскрытый аргумент о лицемерии Георга III по поводу рабства, и этот аргумент имеет значение для лицемерия колонистов.
Злоупотреблений, упомянутых Джефферсоном в его черновике Декларации, много, по крайней мере 25 — некоторые жалобы, которые он перечисляет, являются сложными претензиями — и он перечисляет последние и посвящает больше всего чернил введению рабства в колониях.
он вел жестокую войну против самой человеческой природы, нарушая ее священнейшие права на жизнь и свободу в лицах далеких людей, никогда не обижавших его, пленяя и унося их в рабство в другое полушарие, или навлекая на себя несчастья смерть при их транспортировке туда. эта пиратская война, позор неверный силы, это война христианского короля Великобритании, преисполненного решимости сохранить открытым рынок, на котором должны покупаться и продаваться МУЖЧИНЫ, он проституировал свой негатив за подавление каждой законодательной попытки запретить или ограничить эту отвратительную торговлю : и чтобы это собрание ужасов не нуждалось в достойной смерти, он теперь побуждает тех самых людей подняться с оружием среди нас и купить ту свободу, которую он их лишил, и убить людей, которым он также навязывал их; тем самым расплачиваясь за прежние преступления, совершенные против свободы одного народа, с преступлениями, которые он призывает их совершить против жизней другого.
Во-первых, Джефферсон использует заглавные буквы для слова «люди». Больше нигде в своем черновике он не использует заглавные буквы. Это философски и недвусмысленно показывает, что Джефферсон считал чернокожих мужчинами, а не движимым имуществом, и решительно опровергает наивное мнение, сформулированное многими во вторичной литературе, согласно которому Декларация не предназначалась для включения чернокожих. Негры как мужчины заслуживают таких же осевых прав, как и все остальные мужчины.
Во-вторых, Джефферсон обвинил короля в Тартюффере или религиозном лицемерии. Георг III — «христианский король», но он виновен в «пиратской войне»: берет людей, которые ничем его не обидели, и увозит их, как скот, в Америку. Король, конечно, не вводил рабство в Америке, и Джефферсон не обвиняет в этом Джорджа. Это произошло в 1619 году, когда голландские купцы привезли 20 африканцев, возможно, наемных слуг, в Джеймстаун, штат Вирджиния. Те, кто поселился в Америке, в конечном итоге обнаружили, что африканцы являются более дешевым и более распространенным источником рабочей силы, чем другие наемные слуги, в основном бедные европейцы, и поэтому эта практика продолжалась. Тем не менее, как утверждает Джефферсон, король «проститутировал свой негатив», то есть он не воспользовался ни одной из предположительно многочисленных законодательных возможностей для аннулирования или даже минимизации работорговли. Георг III мог положить конец переселению африканцев, но не сделал этого.
В-третьих, и это наиболее важно для этого эссе, в проекте Декларации независимости Джефферсона есть многослойный аргумент, который до сих пор оставался незамеченным учеными. Георг III косвенно санкционировал постыдный институт, который лишает людей данных им Богом прав и извлекает из них коммерческую выгоду без их санкции воли, отказываясь остановить работорговлю с помощью своего негатива. В то время как колонисты превращают в рабов чернокожих, привезенных в колонии, король Георг посредством злоупотреблений и узурпаций превращает в рабов своих колониальных подданных. Таким образом, существует два уровня рабов: колонисты, которые не заслуживают таких же прав и обращения с другими британскими гражданами, возможно, из-за их трансплантации, и переселенные негры, которые являются собственностью колонистов или рабами колониальных «рабов». ».
Имеет ли это значение само по себе?
Трудно сказать. Джефферсон мог иметь в виду два понятия. Во-первых, введение рабства — это способ заставить колонистов заниматься рабством, чтобы они не увидели, что Джордж делает из них рабов. Во-вторых, приучение колонистов к институту рабства — к тому, что люди одного вида обращаются с людьми другого вида как с низшими, — сделает их менее неудобными при обращении с ними как с рабами — , а именно 9.0063 ., как люди без прав. Однако такие представления являются всего лишь предположениями.
Тем не менее, Георг III затем поощряет африканских рабов, чернокожих, которые были лишены своей человечности, будучи лишенными своих прав, поднять восстание против своих белых хозяев, присоединившись к британцам в Войне за независимость. Его побуждение — это свобода от их невыносимо гнетущего состояния — состояния, за которое он, своим отказом действовать, в значительной степени несет ответственность. Тем не менее, согласно тому же аргументу, колонисты, лишенные своей человечности, лишенные своих прав, имеют право восстать против короля, поскольку Георг III имплицитно санкционирует общий аргумент, согласно которому любой народ, лишенный своих прав, имеет право на бунт. Таким образом, сам король тем самым санкционирует имплицитно колониальную революцию.
Порождая многослойный аргумент в пассаже и подчеркивая королевский Тартюффер, Джефферсон, должно быть, часто размышлял о лицемерии колонистов, принявших перевезенных негров и принявших их как рабов. То, что король мог нести ответственность за переселение рабов на континент, не оправдывает колонистов за продолжающееся порабощение. Лицо, заведомо знающее, что определенные вещи украдены, и принявшее их в дар, столь же виновно и заслуживает обвинения, как и похититель.
Наконец, чрезмерная длина и расположение отрывка в первом наброске Джефферсона являются откровением. В отрывке 168 слов. Ни одна другая жалоба не сравнится с ней по длине. Это свидетельствует о силе убеждения Джефферсона в том, что рабство оскорбительно. Более того, то, что Джефферсон ставит продолжительную жалобу на последнее место, свидетельствует о том, что он считает эту жалобу своим coup de grace .
Замечено, что в проходе что-то натянуто. Карл Беккер в своем В Декларации независимости написано: «Отрывок ясен, точен, тщательно сбалансирован. В нем используются самые ужасные слова — «убийство», «пиратская война», «проституция» и «жалкая смерть». Но, несмотря на все усилия, отрывок каким-то образом оставляет нас равнодушными». Он «спокойный и тихий», ему не хватает тепла, и он не трогает нас. У читателей возникает ощущение «трудного усилия», то есть «умышленного стремления к эффекту, который не приходит».
Беккер прав, но не может понять причину: лицемерие колонистов, включая Джефферсона. Он обвиняет короля в санкционировании рабства, не остановив вывоз рабов в Америку, но он никоим образом не решает проблему колонистов, освободил негров среди них, заставив переселившихся негров работать в качестве рабов. Вина здесь должна быть разделена.
Фраза Джефферсона о борьбе с рабством, как мы знаем, была исключена Конгрессом, поэтому ее не было в Декларации независимости. Причина, безусловно, заключалась в том, что рабство, широко распространенное на Юге, вызывало разногласия, а Декларация независимости должна была стать заявлением, с которым согласились бы все штаты. Джефферсон должен был видеть, что включение продолжительной жалобы стало бы причиной больших разногласий среди членов Конгресса, что привело бы к ненужным спорам. Момент был кайротический, и разногласий нужно было избежать любой ценой.
Джефферсон выразил неудовольствие тем, что вырезанный отрывок не был включен в окончательный вариант. В примечаниях к Континентальному конгрессу он сказал: «Статья…, осуждающая порабощение жителей Африки, была вычеркнута в угоду Южной Каролине и Джорджии, которые никогда не пытались ограничить ввоз рабов и которые, напротив, все еще хотел его продолжить. наши северные братья, я полагаю, тоже чувствовали себя немного нежнее при этих порицаниях; ибо, хотя у их народа очень мало рабов, они были довольно значительными перевозчиками их другим».